Белль возмутилась.
   – Этот человек был самым настоящим чудовищем, – пробормотала она, с трудом веря строчкам, написанным Евгенией. – Тварью.
   В дневнике была страница о Тревисе. Казалось, изящный женский почерк пронизан гневом.
   «Сегодня Тревис покинул Новый Орлеан, но что ему оставалось делать? Томас не оставил ему выбора. Ему было выгодно устроить брак сына с Сюзанной Фортуа, но Тревис не хотел этого, пытался отказаться. Тогда Томас быстро распустил слух, что Сюзанна ждет от Тревиса ребенка. Естественно, Вернадетт сразу же порвала с Тревисом все отношения, хотя он очень ее любил, и отказалась даже выслушать. Это могло бы разбить ему сердце, если бы его не переполняла ненависть к отцу».
   Белль откинулась на спинку стула и испустила долгий вздох.
   – У Тревиса, определенно, были основания желать смерти отцу, – пробормотала она. Внимание привлекло какое-то движение рядом с освещенной лунным светом аллеей, и она выглянула в окно, но это оказалась всего лишь белка, пробежавшая по газону. Девушка снова принялась за чтение дневника, перевернув вперед несколько страниц.
   «Сегодня вечером мой младший сын распрощался со мной и уехал. Я молилась, чтобы он не уезжал, но не могла просить его остаться после того, что сделал Томас. Трейнор любил эту девушку – неужели Томас этого не видел? Разве имело значение, что ее родители не богаты? Что они итальянцы? Томас не имел права обзывать ее такими грубыми словами. И подкупать семью в обмен на обещание никогда не возвращаться в Новый Орлеан. Это само по себе жестоко. Зачем же еще расказывать Трейнору, что девушка, которую он любил, приняла деньги, чтобы покинуть его?»
   Белль не могла поверить. Как можно обращаться со своими собственными детьми таким ужасным образом? Она перелистала страницы к началу дневника.
   «Трейс безутешен от горя и чувства вины из-за смерти Майры. Я искренне верю: единственное, что заставляет его жить, – это ненависть к отцу. И простит меня Бог, я не виню его: смерть бедной Майры явилась прямым результатом безответственных действий Томаса. Это всем понятно, конечно, кроме самого Томаса. Если бы он на людях не критиковал Трейса так сурово, не пытался унизить и разрушить его политическую карьеру, ничего бы не произошло. Но он сделал это. Воспользовался своей властью и выпустил из тюрьмы того человека, чтобы доказать – Трейс ошибается, выдвинув против него обвинения. Только из-за эгоизма и ревности Томаса Майра поплатилась жизнью».
   А Трекстон? Раз Евгения написала об остальных сыновьях, значит, должно быть и про Трекстона. Белль быстро перелистала страницы дневника, пробегая глазами строчки, пока наконец не заметила его имя.
   «Я никогда не забуду, как гордилась и радовалась за Трекстона. Такой красивый, он стоял у алтаря в ожидании невесты. Но после того что Томас сделал с Трейсом, можно было предвидеть, что он никогда не допустит счастья второго сына. Насколько нужно быть жестоким, чтобы спокойно стоять в церкви рядом с сыном, друзьями и родными и знать, что невеста не придет».
   Белль почувствовала, как от жалости глаза затуманились слезами. Господи, не в этом ли причина его столь наглого и вызывающего поведения – скрыть боль, которую все еще испытывал, подвергшись такому унижению? Белль смахнула слезинки и продолжила чтение.
   «Прошло шесть месяцев, но теперь наконец мы знаем правду, горькую правду. Я не могу винить Трекстона за отъезд из Нового Орлеана. Вероятно, это наилучший выход. Особенно когда узнали, что Джульетта уехала в Лондон гораздо богаче, чем была, да к тому же еще и беременная. Трек-стон клянется, что ни разу не спал с Джульеттой, и я верю. Это не его ребенок. Томас с гордостью признался, что заплатил Джульетте Вушон, чтобы та бросила Трекстона, но когда я спросила о ребенке, просто рассмеялся! Я боюсь даже подумать, что это может быть ребенок…»
   Белль несколько раз перечитала недописанное предложение, не в силах поверить намеку. Томас Браггетт спал с невестой собственного сына?
   – Изверг! Как может человек быть таким негодяем? Таким отвратительным и подлым? Да еще с собственными сыновьями?
   От прочитанного у Белль закружилась голова. Стоило ли удивляться, что все его ненавидели? Что жена не оплакивает смерть мужа? Что дочь продолжает без умолку трещать о предстоящей свадьбе? Тело Белль покрылось мурашками. Она даже предположить не могла, что в этом мире могут существовать такие люди. Ее родители всегда были так добры, любили друг друга и своих дочерей.
   Белль закрыла дневник и невидящим взглядом уставилась в окно. Томас Браггетт был дурным человеком. Возможно, далее заслужил смерть. Белль встала и принялась расхаживать по комнате. Да, скорее всего, он заслуживал смерти, но Генри Сорбонтэ его не убивал и не должен пострадать за то, чего не делал.
   Белль снова взяла дневник, перелистала и нашла страничку, которую Евгения заполнила сразу же после убийства.
   «Сегодня в городе я встретила Эдварда. Он был таким же красивым и жизнерадостным, как в тот день много лет назад, когда попросил у отца моей руки. Если бы только отец дал согласие, как могло бы хорошо сложиться! Но папу, как и Томаса, больше интересовало финансовое состояние моего будущего мужа и его политические связи, чем любовь. Он не уступил, несмотря на все мои доводы. Эдвард так никогда и не женился, и теперь просил разрешения навестить меня. Я с радостью согласилась. Знаю, пойдут разговоры, но мне все равно. Возможно, для нас еще не все потеряно».
   Записи в дневнике Евгении подтвердили выводы Белль, сделанные по документам Браггетта и слухам, – у Эдварда Мурдеса был повод для убийства Томаса. Боже мой, сколько же подозреваемых обнаружится еще?
   Звук подъезжающего к дому экипажа заставил девушку обернуться к окну.
   Они приехали.
   Белль сунула дневник Евгении в ящик письменного стола, быстро загасила масляную лампу и поспешила к выходу, торопливо пересекла холл, вбежала в свою комнату, пригладила щеткой волосы, поправила воротник батистового пеньюара, схватила со столика стакан холодного молока, поставленный туда заранее, и поспешила к лестнице. Она уже спустилась до середины, когда все семейство вошло в холл.
   – Белль? – удивилась Евгения. – Я думала, вы уже спите, – она передала накидку Трейнору и встретила Белль у подножия лестницы. – Как вы себя чувствуете, дорогая? Надеюсь, вам лучше?
   – Да, гораздо, – Белль улыбнулась. – Я как раз шла в кухню подогреть молоко, – она рассмеялась, хоть смех прозвучал нервно даже для ее собственных ушей. – Похоже, я не могу заснуть.
   – Я бы предположил, у вас было маловато времени, чтобы попытаться это сделать, – заявил Трек-стон. Он подошел ближе, не слишком вежливо схватил Белль за руку и подтолкнул в сторону гостиной.
   Девушка по инерции сделала несколько шагов, но охваченная гневом, выдернула руку и сверкнула на него глазами.
   – Что вы себе позволяете?
   – Зачем вы притворились больной? – жестко спросил Трекстон. Остальные с удивлением наблюдали за разыгравшейся сценой.
   – Притворилась?! Я не понимаю, о чем вы говорите.
   – Вы были в городе.
   Брови Белль удивленно поползли вверх.
   – Что?!
   – Вы меня прекрасно слышали.
   – Трекс, не будь смешным, – вмешался Трейс. – Совершенно очевидно, это была не Белль.
   Трекстон не спускал с нее глаз, буквально сверля взглядом.
   – Нет, она!
   – Трекстон, прошу тебя, – тихо произнесла Евгения. – Ты ошибся.
   – Белль, что вы замышляете? – прорычал Трекстон, не обращая внимания на протесты со стороны братьев и матери. – Вы ездили в оперу, я видел вас там. Тогда зачем вы притворились больной?
   – Говорю же вам, нет!
   – А почему бежали, когда я вас окликнул?
   Белль открыла рот, резкие словечки уже готовы были сорваться с языка, но вдруг ее осенило. Она закрыла рот. Линн. Черт бы побрал эту сестрицу! Она снова выходила из отеля. И опять ее видели. Проклятие!
   Белль попыталась изобразить улыбку, хотя знала – это будет выглядеть неубедительно, по крайней мере, для Трекстона.
   – Знаете, я слышала об одном случае, подобному нашему, когда кто-то увидел кого-то, как две капли воды похожего на человека…
   – Это были вы, – оборвал Трекстон.
   – Нет, не я, – Белль чувствовала, что находится на пределе, но не была уверена, на кого больше сердиться – на Трекстона за его настойчивость, или на Линн за ее глупость.
   – Трекстон, совершенно очевидно, ты ошибся, – сказал Трейс. – Нет никаких сомнений, что Белль находилась здесь, пока нас не было, – он усмехнулся. – Как бы она смогла одеться и приехать до начала спектакля, когда мы сами чуть не опоздали? А ведь мы выехали раньше.
   – Может быть, она тоже опоздала.
   – Тогда ты видел бы, как она входила.
   – Вовсе не обязательно.
   – Трекстон, это просто смешно, – вмешалась Евгения. – А теперь предлагаю выпить всем бренди. Белль, вы можете подогреть свое молоко, а затем мы все отправимся отдыхать.
   Белль подошла к окну. Через минуту к ней присоединился Трекстон.
   – Это была ты, – хрипло зашептал он. – Не знаю, что ты затеваешь, и не знаю, как тебе это удалось, но мне чертовски хорошо известно, что сегодня вечером я видел тебя в опере.
   На следующее утро Белль встала рано и выскользнула из дома еще до того, как проснулись остальные. Конечно, она не могла быть уверена, что все еще спят, но беспокоилась только из-за Трейса. Он любил вставать рано и до завтрака кататься верхом. Трекстон и Трейнор любили поспать, и не раз во время завтрака по этому поводу отпускались шуточки. Тереза и Евгения, скорее всего, встанут через полчаса. На счет Тревиса Белль ничего не могла сказать. Несколько раз он уезжал в город вечером и не возвращался до утра, и теперь Белль не была уверена, спит ли он в своей комнате или еще не вернулся из города.
   – Господи, сделай так, чтобы я не столкнулась с ним по дороге, – она вошла в конюшню.

Глава 19

   Линн взглянула на табличку, выставленную в окне магазина дамских шляпок. Магазин откроется только через десять минут. В огромной стеклянной витрине отражался весь вестибюль отеля, занимающие обычные места аукционисты и выставленные ими на продажу товары. Помещение ротонды заполнял гул голосов постояльцев, которые прогуливались, беседуя, по вестибюлю, входили и выходили из ресторанов и бара.
   Прошлым вечером Линн очень перенервничала и не могла уснуть, поэтому бесцельно бродила по галерее, заглядывая в витрины магазинов. Внимание привлекла и сразу же понравилась шляпка из светло-зеленого шелка и бархата. Магазин, естественно, уже был закрыт, поэтому Линн решила прийти утром и купить шляпку. Эта покупка сразу же успокоила бы нервы, расшалившиеся от того, что вчера в опере ее чуть не поймали Трейс и Трекстон, и явилась бы наградой за смелость посещения Магелины Тутант.
   Линн старалась больше не вспоминать о своих злоключениях в опере и очень надеялась, что Белль об этом никогда не узнает, зато вспомнила о любовнице Браггетта и в очередной раз вздрогнула при мысли, что фактически посетила дом мадам.
   – Мисс Боннвайвер!
   Линн обернулась и уставилась на подошедшего к ней мужчину. Первое впечатление – квадратный, темноволосый и красивый, но какой-то экзотической красотой.
   – Прошу прощения, – он снял шляпу. – Вы мисс Боннвайвер?
   – Да, – не раздумывая ответила Линн и сразу же об этом пожалела. Леди не разговаривают с джентльменами, которых им не представили должным образом.
   Мужчина был плотного телосложения, всего лишь на несколько дюймов выше Линн, с мощными конечностями, пропорциональными размерам его тела. Черные, прямые волосы, зачесанные назад, подчеркивали грубоватое, но привлекательное лицо. Из-под густых черных ресниц смотрели глаза небесно-голубого цвета. Он поклонился.
   – Питер Маркони.
   Это имя ни о чем не говорило Линн, она продолжала молча смотреть на него.
   – Я, как бы это сказать, представитель итальянского народа в Новом Орлеане.
   – Здравствуйте, – натянуто проговорила Линн, все еще не решившая, стоит ли с ним разговаривать. Она быстро оглянулась по сторонам. Галерея постепенно заполнялась людьми, магазины открывались. В любом случае, ему не удастся тайком похитить ее.
   – Пожалуйста, мисс Боннвайвер, – мужчина заговорщицки понизил голос. – Мы должны поговорить. Я видел, как позапрошлой ночью вы вломились в офис мистера Браггетта.
   Линн застыла на месте.
   – Я ничего подобного не делала, – слишком поздно она вспомнила, что это сделала Белль.
   – Ах, мисс Боннвайвер, умоляю, я же вас видел, – повторил Маркони. – Потому что сам пытался сделать то же самое.
   Линн молчала, не зная, как вести себя дальше.
   – Послушайте, мистер Браггетт хранил у себя кое-какие мои бумаги. Я… скажем так… одалживал у него деньги, и он настоял, чтобы до полной уплаты я передал ему документ на владение домом моей матери. Я ему плачу, но он не возвращает назад мои бумаги. Когда я прихожу в его офис, чтобы востребовать их, он… ах, как бы получше выразиться… – Маркони нахмурился, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать. – Он убит. Да, он был убит, – Питер теребил поля шляпы, глаза беспокойно перебегали с одного посетителя галереи на другого. – Моя мать… она лишится дома, если я не верну назад эти бумаги. Мистер Браггетт не оставил мне никакой расписки.
   – Как это ужасно! Но какое отношение это имеет ко мне, мистер Маркони?
   – Я видел, как вы достали шкатулку, мисс Боннвайвер, в которой мистер Браггетт хранил секретные документы.
   – Шкатулку, – повторила Линн.
   – Да. Умоляю вас, отдайте мне документы на дом моей матери.
   – Ну, конечно, если они у меня есть. Я посмотрю. Как мне связаться с вами?
   – О, это очень трудно. Я хотел сказать, место, где живут итальянцы, не совсем подходит для визита такой дамы, как вы. Я приду в отель. Возможно, сегодня днем?
   – Ну, я не знаю… то есть…
   Но прежде, чем она успела закончить фразу, он пошел к лестнице, свернул и растворился в толпе.
   Линн пожала плечами и вошла в шляпный магазин. Она спросит у Белль о бумагах мистера Маркони, но придется подождать ее появления. Линн направилась прямо к шляпке, которую присмотрела накануне, сняла ее с демонстрационного манекена и направилась к продавцу за прилавком.
   – Возвращайся в свой номер, – шепотом приказал чей-то голос.
   Линн обернулась, изумленная резким тоном, которым были произнесены слова. За спиной стояла женщина, одетая в бесформенное черное платье, черная с серым шляпка, скрывающая волосы, удерживалась широкой черной шелковой лентой, завязанной бантом под подбородком. Лицо было изрезано какими-то чудными морщинами, женщина смотрела на Линн поверх очков, надетых на кончик носа.
   Линн уже начала отворачиваться, решив не обращать внимания на женщину, что что-то заставило ее опять повернуться и опять взглянуть на незнакомку.
   – Белль?
   – Ш-ш… Хочешь все погубить?
   Линн отступила назад, стараясь подавить смех.
   – Но ты выглядишь как пожилая леди.
   – Я позаимствовала эти вещи в шкафу Евгении. А теперь иди в свой номер. Нам нужно поговорить.
   – Но я хочу купить эту шляпку, – зашептала Линн.
   Белль в отчаянии застонала.
   – Отлично. Плати быстрей и уходи. Я приду через минуту.
   Линн заспешила к прилавку, вынула из сумочки деньги и подождала, пока продавец упакует шляпку. Она обернулась, чтобы подать знак Белль, но сестры уже и след простыл. Подгоняемая любопытством, с какими новостями прибыла Белль, Линн вышла из магазина и быстро направилась в свой номер.
   Не успела дверь за ее спиной закрыться, как раздался резкий стук.
   – Ты что-нибудь выяснила? – Белль влетела в комнату, на ходу сдергивая очки.
   Линн поставила сумочку и коробку с новой шляпкой на кровать и с облегчением вздохнула – Белль не начала расспросы о посещении оперы, возможно, ей ничего не известно. Линн обернулась к сестре и улыбнулась.
   – Я нанесла визит Магелине Тутант. Она мне понравилась.
   – Замечательно, но удалось узнать что-нибудь?
   – Она не по своей воле являлась деловым партнером и любовницей Браггетта.
   Белль ждала продолжения, но Линн молчала.
   – Ну? Ты собираешься объяснить, что это значит?
   – Да, конечно, – Линн окончательно успокоилась и быстро рассказала сестре о темных делишках Томаса Браггетта, в результате которых Магелина Тутант вынуждена была сначала стать его партнером, а потом, под угрозой отстранения от дел, и его любовницей. – И хотя она открыто не обвиняла Браггетта, но намекала, что по его приказу убили человека, которого она любила.
   Белль покачала головой.
   – Чем больше мы узнаем о Томасе Браггетте, тем это звучит все хуже и хуже.
   – Да, еще Магелина рассказала, что до помолвки с Браггеттом Евгения была влюблена в Эдварда Мурдена.
   Белль кивнула.
   – И была беременна, когда выходила замуж, но это был ребенок Эдварда.
   Белль смотрела на сестру, открыв рот от удивления.
   – Эдварда? Линн кивнула.
   – Тогда Трейс…
   – Нет, нет. Я тоже так подумала, но Магелина сказала – нет. Томас Браггетт сказал жене, что ребенок родился мертвым, но это неправда.
   – И куда делся этот ребенок?
   – Томас отдал его цыганам, в то время стоявшим табором в окрестностях «Шедоуз Нуар».
   – Господи, – пробормотала Белль. – Евгении известно об этом?
   Линн покачала головой.
   – По словам Магелины, нет.
   – И у нас появился еще один подозреваемый.
   – Да.
   Бел вздохнула.
   – Сомневаюсь, что в городе был хотя бы один человек, которому нравился бы Томас Браггетт.
   – Или который не хотел бы его убить, – добавила Линн.
   – А как с мэром. Ты что-нибудь выяснила? Линн занервничала, ей не очень-то хотелось признаваться, что с мэром поговорить не удалось.
   – Ну, я действительно ходила к нему.
   – И?
   – И видела его.
   – И? – Белль едва удавалось сдержать нетерпение.
   – Он не стал меня слушать, просто выстави, кабинета. После этого меня чуть не поймал Трейс.
   Белль очень удивилась.
   – Но тебе удалось скрыться?
   – Да, в чулане с инвентарем для уборки помещений.
   – По крайней мере, в этот раз тебе повезло, не то что в опере.
   Изумленная Линн во все глаза уставилась на Белль.
   – Ну, не стоит притворяться огорченной и оправдываться, – заметила Белль. – Я уже все уладила.
   – Что случилось? – слабым голосом поинтересовалась Линн.
   – Трекстон вернулся на плантацию вне себя и потребовал объяснить, почему я притворилась больной, затем в одиночестве поехала в оперу и сбежала, когда он меня окликнул.
   – Ой, сестричка! И что ты ответила?
   – Сказала, что не переступала порога дома.
   – О, дорогая!
   – Все в порядке, никто, кроме него, тебя не видел. Остается только отрицать все, если он снова пристанет.
   Линн кивнула.
   – Хорошо, что-нибудь еще?
   – Я снова ходила к Магелине Тутант.
   – Зачем? – Белль стоило большого труда вытягивать из Линн необходимую информацию. Хотя Белль обладала обширной практикой в общении с сестрой, ей всегда казалось, что Линн рассказывает слишком медленно.
   Линн продолжила с застенчивой улыбкой.
   – Я поразмышляла и пришла к заключению – возможно, ей что-нибудь известно о печати, которую ты нашла. Поэтому вернулась и описала ей печать. Сказала, что та была на письме, присланном моему отцу поверенным мистера Браггетта.
   – Ну, просто замечательно, – с раздражением фыркнула Белль. – Просто замечательно. Теперь ты выдала, что он принадлежал к «Рыцарям Золотого Круга». А возможно, и наша семья тоже.
   – Ничего подобного. Магелина не знает, кто я на самом деле, – на хорошеньком личике Линн появилась недовольная гримаса. – И вообще, ты сама говорила, их интересовало только присоединение Мексики к Соединенным Штатам. Какое отношение это имеет к папе? Ему нет никакого дела до Мексики, верно?
   – Да, но, возможно, «Рыцарей» интересует Юг, если в скором времени не решится вопрос о рабстве.
   – О каком рабстве?
   Белль буквально зарычала.
   – Господи, Линн, ты когда-нибудь обращаешь внимание на то, что происходит в мире, или тебя интересуют только последние моды и кто на ком женился?
   – Леди не интересуются политикой.
   – Да знаю, знаю, – отмахнулась от сестры Белль. – Это неприлично, – она начала снимать одежду, позаимствованную в шкафу Евгении. – Нам снова придется поменяться ролями.
   Линн попыталась скрыть радость. Она снова сможет увидеть Трейса!
   – Ты хочешь, чтобы я вернулась в «Шедоуз Нуар»?
   – Да.
   Линн хмуро взглянула на одежду Белль.
   – В этом?
   – Нет, никто не видел, как я уезжала, кроме того, воспользовалась экипажем, так что можешь надеть любое свое платье. Я переоделась в этот костюм по дороге, чтобы никто в отеле не мог меня узнать. Кстати, полезная вещь, учитывая, что ты вечно где-нибудь шатаешься.
   – Я не шаталась, как ты изволила выразиться, а просто покупала шляпку.
   – Но мы ведь договорились, что ты не будешь выходить из номера.
   Линн достала из коробки шляпку, подошла к зеркалу и закрепила ее на голове с помощью длинной булавки, затем покрутилась перед зеркалом, чтобы определить, подходит ли шляпка к белому поплиновому платью с зеленой вышивкой по корсажу.
   – Что я должна делать в «Шедоуз Нуар»?
   – Ничего. Просто живи там, будь с ними любезна, но держи ухо востро.
   – А ты чем собираешься заняться?
   – Хочу поинтересоваться отношением Браггетта с упомянутыми в его бумагах людьми.
   Последующие полчаса Белль пересказывала сестре содержание дневника Евгении.
   – Круг подозреваемых расширяется, и пока не выявим настоящего убийцу, мы не сможем сбросить со счетов ни одного из них.
   Слова сестры напомнили Линн о Питере Маркони.
   – Да, чуть не забыла, прежде чем я вошла в магазин, ко мне подошел какой-то мужчина.
   – ТЫ разговаривала с незнакомцем?! – спросила Белль, не веря своим ушам.
   – Да, – Линн постаралась не придавать значения тону Белль. – Он сказал, что его зовут Питер Маркони и он одалживал деньги у мистера Браггетта под залог дома своей матери. Но когда вернул долг, Браггетт не отдал закладную, и теперь он боится, что со смертью Браггетта его мать может лишиться дома. Ты можешь вернуть эти бумаги? У него был очень взволнованный вид.
   – Маркони? – глаза Белль подозрительно сузились. – А почему он считает, что бумаги у тебя, раз принадлежали Браггетту.
   – О, он видел, как ты вломилась в офис Браггетта, – хихикнула Линн. – Сказал, что приходил туда с такой же целью, но ты его опередила.
   Белль вдруг стало не по себе при мысли, что кто-то стоял в темноте и наблюдал, как она обыскивала офис Браггетта.
   – Как он выглядит?
   Линн нахмурилась, вспоминая Питера Маркони.
   – Темноволосый и смуглый. Сказал, что является представителем итальянцев.
   – ДеБрассе.
   – Де-кто?
   Белль сняла шляпку Евгении и бросила ее на кровать.
   – Линн, клянусь, ты устроишь так, что нас обеих посадят в тюрьму, если, конечно, прежде не пристрелят. Как ты вообще могла разговаривать с этим человеком? Я подозреваю, ты подтвердила, что искала документы?
   – Ну, да…
   – Черт бы тебя побрал. Теперь он ЗНАЕТ, что именно Я побывала в офисе Браггетта.
   – Он и так знал, и еще сказал, что его мать лишится своего дома, если не вернет эти документы.
   – В шкатулке Браггетта нет никаких закладных на имя ДеБрассе и…
   – Он представился как Маркони.
   – Поверь, – фыркнула Белль, – это ДеБрассе, и он под подозрением, хотя и не слишком серьезным. Он был политическим оппонентом Браггетта и произнес на эту тему много речей, особенно когда дело касалось итальянцев и того, как с ними обращаются.
   – Не понимаю, – возразила Линн, – какое отношение Браггетт имел к итальянцам? И зачем мистер ДеБрассе солгал насчет своего имени?
   Белль плюхнулась на диван.
   – Всю свою политическую карьеру мистер Браггетт, похоже, постоянно игнорировал иммигрантов. А когда не игнорировал, то находил всевозможные способы обманывать. ДеБрассе пытался публично разоблачить его и заставить обращаться с итальянцами справедливо.
   – Но каким образом?
   – Похоже, Браггетт пользовался огромным влиянием среди местных бизнесменов и указывал им, кого нанимать на работу, а кого увольнять. Я подозреваю, что итальянцы не получали работу, если не давали Браггетту взяток.
   – Ужасно!
   – Это также мотив для убийства.
   Линн обернулась и взяла сумочку.
   – Этот мистер Маркони, то есть ДеБрассе, – слишком положительный для убийцы.
   – Даже убийцы могут быть положительными, когда хотят.
   Линн приехала в «Шедоуз Нуар» и вошла в дом, когда накрывали к обеду.
   – Белль, – окликнула из столовой Евгения. – Мы уже начали беспокоиться. Пожалуйста, присоединяйтесь.
   – Давайте, Белль, – протянул Трекстон, лениво откидываясь на спинку стула и сверля Линн подозрительным взглядом. – Расскажите нам, что заставило вас уехать так рано?
   – Трекстон, – предупредительно произнесла Евгения. – Белль – наша гостья, а не пленница.
   Тот пожал плечами и озорно улыбнулся матери.
   – Просто хотел убедиться, что гостье у нас нравится.
   Линн улыбнулась.
   – Это так мило с вашей стороны, Трекстон. Благодарю вас, – девушка почувствовала легкое разочарование из-за отсутствия Трейса.