Биггз Шерил. Обманутые сердца

   Трейс улыбнулся, но, как и прежде, Белль не почувствовала в нем теплоты, несмотря на внешнее дружелюбие.
   – Добро пожаловать в «Шедоуз Нуар».
   Она склонила голову в знак признательности.
   – Миссис Браггетт как раз рассказывала, что «Шедоуз Нуар» простирается более чем на пять тысяч акров и выращивают здесь хлопок и табак.
   Трейс наполнил бокал и подошел к незажженному камину.
   – Да, верно, – он поставил ногу на медную решетку, закрывавшую камин, продолжая изучать гостью.
   – И так же, как отец, вы занимались политикой, Белль старалась разговорить Трейса.
   – Да, но обнаружил, что не унаследовал от отца… как бы это лучше выразиться… природного таланта преуспеть в политике, – он впился в гостью холодными серыми глазами. Управление плантацией и политические махинации не считались традиционным предметом женских разговоров. Еще более странно, что об этом говорит столь красивая женщина. Трейсу стало любопытно.
   – О? – Белль бросила быстрый взгляд на хозяйку, но, похоже, Евгения не заметила сарказма в словах сына. – Я считала, быть политиком – дело благородное и самоотверженное.
   – Боюсь, здесь нужно гораздо больше, мисс Сент-Круа. Коварство, черствость и жажда власти.
   Лицо Трейса стало суровым при воспоминании, как отец разрушил его политическую карьеру. Именно Томас Браггетт дал взятку и организовал побег убийцы из тюрьмы. Покидая город, этот человек встретил на дороге невесту Трейса, Майру Девро, отнял лошадь, деньги и лишил девушку жизни. Но в даче взятки и организации побега обвинили Трейса, и только его считали виновным в смерти Майры. В день ее гибели умерла душа Трейса.
   Белль заметила резкую перемену его настроения и удивилась, чем это вызвано.
   – Я как-то не думала об этом с такой точки зрения.
   – И большинство людей тоже.
   Белль решила, что следует действовать окольными путями.
   – Мистер Браггетт, прошу извинить, что я не сделала этого раньше, примите мои соболезнования. Я уже принесла их раньше вашей матери и сестре. Поверьте, я очень сожалею о смерти вашего отца. Должно быть, его гибель вас очень расстроила.
   На лице Трейса появилась гримаса.
   – Благодарю, мисс Сент-Круа. Мы ценим ваше сочувствие, но, поверьте, в этом нет необходимости.
   От этих слов в теплом воздухе гостиной повеяло холодом, и впервые в жизни Белль не знала что сказать.
   В дверях появилась Занна.
   – Ужин готов, миссис.
   Евгения встала, всем своим видом показывая облегчение, что их прервали, и взяла протянутую сыном руку.
   – Леди, – Трейс жестом велел Терезе и Белль следовать за ними.
   Когда маленькая процессия достигла середины холла, раздался стук во входную дверь. Все остановились.
   Тереза бросилась открывать, предварительно выглянув в одно из узких окон рядом с массивной дверью.
   – Это Джей, – объявила она.
   Высокий худой мужчина вошел в холл, темно-каштановые волосы блеснули в свете люстры, карие, с янтарными точечками, глаза быстро перебегали с одного присутствующего на другого и немного дольше задержались на Белль.
   Она сразу же почувствовала неприязнь к жениху Терезы, хотя не смогла бы объяснить почему. Белль видела этого человека впервые в жизни. Джей Проскауд не был так умопомрачительно красив, как Трейс Браггетт. Честно говоря, он вообще не был красив. Его телосложение определялось одним словом – долговязый. Правильные, но какие-то сглаженные черты лица: высокие скулы, длинный нос, тонкие, но четко очерченные губы и смуглая кожа.
   Белль перевела взгляд на Терезу. Девушка была очень хорошенькой и в один прекрасный день превратится в настоящую красавицу. Она, конечно же, могла бы найти лучшую партию, чем Джей Проскауд, хотя бы внешне. Однако Белль лишком хорошо знала – внешность не берется в расчет, где дело касается любви. Ее мысли перескочили на Джона. Прошло уже два года с тех пор, как убили мужчину, с которым она собиралась прожить всю жизнь, и хотя сердце продолжала сжимать тоска, слезы уже не наворачивались на глаза и при столь грустных мыслях. Белль вспоминала о нем уже не так часто, как прежде, порой даже ловила себя на мысли, что не всегда может отчетливо вызвать в памяти дорогой образ. Джей поцеловал Терезу в щеку.
   – Извините за опоздание. Думаю, вы меня уже дали?
   Тереза улыбнулась, глаза светились любовью.
   – Я совсем потеряла надежду, решив, что ты по уши увяз в делах. Но очень рада, что ошиблась. Пошли, мы как раз собирались ужинать.
   – Отлично, я умираю от голода.
   – Джей, чуть не забыла, у нас гостья, – они остановились рядом с Белль. – Мисс Белль Сент-Круа, позвольте представить вам моего жениха Джея Ироскауда, – Джей возвышался над пятью футами двумя дюймами роста Терезы еще дюймов на восемь-девять.
   Белль улыбнулась. Маленький экзамен состоялся гораздо раньше, чем она ожидала.
   – Добрый вечер, мистер Проскауд. Мы встречались, но очень давно и непродолжительное время. Уверена, вы меня уже не помните.
   Джей улыбнулся, но выражение его лица не оставляло сомнений, что он действительно не может ее вспомнить.
   – Очень сожалею, мисс Сент-Круа, но вы правы, не помню. Умоляю, извините меня, но в последнее время я думаю только о Тесс. Кажется, мой мозг не в состоянии припомнить ни одну другую женщину ни из прошлого, ни из настоящего, – он наклонился и снова поцеловал Терезу в щеку, а та тихонько хихикнула.
   Взгляд Белль скользнул с Джея на Терезу. Услышав слишком приторные слова, она почувствовала неприятные ощущения в животе.
   – Думаю, вы достойны восхищения, мистер Проскауд, Терезе очень повезло, – Белль улыбнулась, чтобы ее слова прозвучали искренне, хотя еще ни разу в жизни она не испытывала такой неприязни к человеку, которую чувствовала к Джею Проскауду.
   – Пройдемте к столу, – предложила Евгения. Ужин оказался самым настоящим испытанием. Джей Проскауд весь вечер заискивал и лебезил перед Терезой. Белль он напоминал сорванца, который старается завладеть всеобщим вниманием, а сам тем временем вынашивает план, как стянуть со стола печенье. Евгения постоянно возвращалась к разговору о предстоящем приезде сыновей, и с каждым разом настроение Трейса становилось все хуже и хуже. Когда Белль пыталась заговорить непосредственно с Трейсом, тот либо давал краткие ответы, либо говорил с подчеркнутой надменностью.
   Но Белль не желала отступать просто так. Ей необходимо как можно больше узнать о нем и обо всех остальных.
   – Мне бы хотелось завтра проехать по плантации, – сделала она попытку, глядя прямо на Трейса, – если это возможно. – Единственный способ узнать что-нибудь об этом человеке – вынудить на откровенный разговор, но пока это не удавалось. Возможно, он разговорится, когда они останутся наедине. Белль в ожидании смотрела на Трейса.
   – Конечно. Баджо оседлает лошадь. Просто зайдите на конюшню. Он почти всегда там или где-нибудь поблизости.
   – Вы не возражаете, если на верховую прогулку я поеду с вами? – Белль попыталась изобразить на лице невинную улыбку и почувствовала, что это не очень удалось – ей давно не доводилось изображать невинную девицу. – Я встаю очень рано. – Девушка заметила улыбку, промелькнувшую на губах Терезы, и интерес во взгляде Евгении. Все ожидали ответа Трейса.
   – Очень сожалею, мисс Сент-Круа, но завтра утром я не поеду на прогулку, – наконец проговорил Трейс, глядя ей прямо в глаза. – Мне нужно в город.
   Белль чуть не поперхнулась креветкой, которую только что положила в рот. Он собирается в город? Она с трудом сглотнула. А вдруг Линн не будет сидеть в отеле? Вдруг Трейс ее встретит? Как они объяснят ситуацию? Она знала ответ раньше, чем он сформировался в мозгу, – им не удастся это сделать. Не будет никаких объяснений, кроме правды, и тогда все пропало. Белль снова попыталась изобразить на лице милую, невинную улыбку.
   – Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию, мистер Браггетт? Я не была в Новом Орлеане с самого детства, и хотелось бы сделать кое-какие покупки. Говорят, на Вье Карре самые сказочные магазины в мире.
   – Очень сомневаюсь, мисс Сент-Круа, что прогулка вместе со мной в город – хорошая идея. По крайней мере, в этот раз. Я уеду очень рано, большую часть времени буду заниматься делами. И точно не знаю, когда вернусь, если вообще вернусь. Мои встречи могут затянуться допоздна, тогда я вынужден буду заночевать в городе.
   – Ох! – Живот Белль угрожал взбунтоваться. Ей оставалось только молиться, что Линн не отважится гулять по улицам. Затем она внезапно поняла: причин для беспокойства нет – Линн не выйдет одна из отеля. Считалось неприличным для леди гулять по городу без сопровождения, а Линн не сделает ничего недостойного леди, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.
   Выражение беспокойства исчезло с лица Белль. Она решила забыть о разыгрываемом образе невинной девушки и одарила Трейса ослепительной заигрывающей улыбкой.
   – Может быть, прокатимся, когда вы вернетесь? Он слегка наклонил голову, давая понять, что принял замечание к сведению, но никак его не прокомментировал. Белль чувствовала возрастающее отчаяние. Как заставить этого мужчину заговорить, улыбнуться? Быть человеком, черт побери!
   – Отлично. Мне бы хотелось увидеть весь «Шедоуз Нуар». Из того, что я уже видела, это место кажется мне чудесным. Ну, а вы именно тот человек, который сделал его таким красивым, – Белль заговорщицки подмигнула. – Я предпочитаю дождаться вашего возвращения, чтобы осмотреть его вместе с вами.
   – С удовольствием составлю вам компанию. Буду рад по возвращении исполнить любое ваше желание, – учтиво согласился Трейс, хотя у Белль создалось впечатление, что он говорит неискренне.
   – Когда вы ожидаете приезда ваших братьев?
   Натянутая улыбка, которую он пытался сохранить во время разговора, постепенно исчезла. Серо-голубые глаза потемнели.
   – Не знаю, – слова прозвучали так резко, что Белль чуть не подскочила.
   Трейс Браггетт кипел от злости – это чувствовалось по его словам и холодному выражению глаз. По спине Белль пробежали мурашки – сердитые мужчины обычно бывают опасными, они даже могут пойти на убийство… собственного отца.

Глава 4

   К тому времени, когда вечером Белль вернулась в свою комнату, у нее не осталось никаких сомнений – Трейс Браггетт имеет отношение к убийству своего отца, если даже и не сам это сделал. Внешне этот человек выглядел настоящим джентльменом, но под личиной холодной беззаботности и безукоризненных манер весь кипел от ярости. Отчасти гнев был направлен против братьев. Однако Белль поняла – между отцом и сыновьями не было любви. По крайней мере, это было видно в отношении старшего. Об остальных трудно судить до знакомства с ними. Белль вздрогнула – это произойдет очень скоро. Ну а пока все шло по задуманному плану, за исключением поездки Трейса в город. Но здесь она ничего не могла поделать, оставалось только молиться, что у Линн не возникнет внезапного желания забыть о правилах хорошего тона.
   Существовала еще одна небольшая проблема, касающаяся ее собственной искренности. Она всегда страдала словесной несдержанностью, и в течение прошедшего вечера несколько раз прикусывала язык, чтобы с него не сорвалось что-либо раскрывающее истинные цели.
   Расстегнув пуговицы и крючки, Белль уронила одежду на пол, перешагнула через нее, бросила белье и панталоны на диван и надела батистовую ночную рубашку. Она совершенно выбилась из сил. Путешествие, ситуация, в которой она оказалась, и споры с Линн давали о себе знать. Но, несмотря на усталость, мозг продолжал лихорадочно работать. Белль прокручивала в уме разговоры с Браггеттами, представляла отца в тюрьме, беспокоилась, что Трейс Браггетт столкнется с Линн, когда завтра поедет в город, и тогда их план сорвется.
   Она начала расхаживать по комнате, насчитала пятнадцать шагов с одного конца комнаты до другого. Самое логичное – подозревать Трейса в убийстве своего отца. Ходили слухи, что Томас Браггетт разрушил политическую карьеру старшего сына. Но достаточно ли это серьезная причина убивать собственного отца? Или существовали другие? Ей предстоит это выяснить. Трейс все еще зол на отца, даже смерть не примирила их. Белль чувствовала его гнев, слышала в тоне и словах. Очередные пятнадцать шагов вернули ее в исходное положение. А что из себя представляют его братья? Неужели они точные копии старшего? Как бы хотелось войти сейчас в комнату Трейса, открыто обвинить его в убийстве, заставить признаться, а затем отправиться в тюрьму и освободить отца. Но все это нереально, у нее есть только подозрения и никаких улик. Белль рассмеялась бы собственным мыслям, если бы они не были такими печальными.
   Она вынула шпильки, скрепляющие густые волосы. Тряхнула головой, и густые серебристые пряди каскадом рассыпались по плечам, блеснув при свете хрустальной лампы на ночном столике.
   Подошла к открытому окну. Какой прекрасный вечер! Она распахнула дверь на галерею, окутанную ночными тенями, и вышла. Ночной воздух был заполнен стрекотом цикад, иногда доносился крик одинокой совы. Белль глубоко вдохнула теплый воздух, наполненный сладким ароматом распустившегося жасмина. Ветви кустарника обвивали колонны особняка. Черное небо усыпали тысячи мерцающих звезд, серебрился месяц.
   Белль привыкла к красоте и роскоши. Плантация Сорбонтэ в Натчезе – одна из самых красивых. Но от великолепия «Шедоуз Нуар» захватывало дыхание. Извилистая, посыпанная обломками белого ракушечника проселочная дорога вела от главной дороги к дому. При естественном ночном свете ракушки выглядели полоской белого тумана, змеившегося по зеленому травяному ковру. При сумеречном свете зеленые листья магнолий походили на блестящие серебряные пластины, а закрывшиеся к ночи белые цветы напоминали шары. Белль запрокинула голову, подняла вверх руки и потянулась, чтобы хоть немного размять затекшие мускулы. С губ сорвался вздох облегчения.
   В темной глубине сада, скрытый раскидистыми сучковатыми ветвями гигантского дуба и занавесом из испанского мха, обвивающего дерево, стоял Трейс, глубоко затягиваясь тонкой сигарой. Тело устало, но о сне он и не думал.
   Наконец-то они свободны. Отец больше не может причинить им зло, не сможет уничтожить то, что они пытались достичь в своей жизни, как делал это всегда. Трейс снова почувствовал гнев, который преследовал его уже так давно, что он даже не помнил начала. Сама мысль об отце вызывала сильную вспышку гнева. Теперь, когда Томас Браггетт умер, Трейс не испытывал ни малейшего сожаления, ни печали от утраты. Ничего подобного, что должен испытывать сын после смерти отца. Он поднес сигару к губам, но вдруг внимание привлекло какое-то движение на галерее второго этажа.
   Сразу насторожившись, Трейс оторвался от дерева и принялся всматриваться в темноту ночи. Все легли спать уже несколько часов назад. Слуги покинули особняк и разошлись по своим домикам. Кто же мог находиться на галерее? Рука непроизвольно потянулась к карману жилета. Пистолет на месте, как обычно, лежит в матерчатой чехле на случай опасности. Трейс бросил сигару на землю, затоптал каблуком сапога. Мускулы 'затвердели от напряжения, каждая клеточка нервов встрепенулась перед лицом возможной опасности.
   Указательный палец лег на курок. Трейс шагнул вперед, но остался в скрывающей тени огромного дерева, слегка отодвинул Мох, чтобы лучше видеть, затем сделал еще шаг вперед.
   В то же мгновение из-за набежавшего облачка появилась луна. Серебристые лучи рассеяли ночную тьму, упали на галерею второго этажа.
   Затаив дыхание, Трейс застыл на месте. Он знал, что следует отвести взгляд, следует отвернуться и уйти, но не мог. Стоял как вкопанный, не отрывая глаз от нежившейся в мягком свете женщины. Лунные лучи просвечивали сквозь тонкую ткань ночной сорочки, а из открытого окна за ее спиной лился свет масляной лампы, так что перед Трейсом, как на картине, вырисовывался силуэт Белль. Длинные серебристые волосы блестели в неверном свете, кожа напоминала цветы магнолии.
   Из оцепенения Трейса вывела непривычная тяжесть в паху. Он отпустил испанский мох и отвернулся.
   – Проклятие, что со мной происходит? Мне даже не нравится эта женщина, – он выругался про себя. Ругал за недостаток внешних приличий, явную несдержанность и вспыхнувшую в теле страсть. Но не мог отрицать, что именно это и произошло.
   Прошло много лет – он сам не мог вспомнить сколько – с тех пор, как один вид прекрасной женщины воспламенял в нем страсть. Майру он любил всем сердцем. Когда она умерла, умерли и его мечты. Трейс был совершенно уверен, что никогда не полюбит другую женщину, никогда не сможет быть с другой женщиной. Но в последнем ошибался. Сердце и мозг отвергали плотские наслаждения, однако тело требовало физической разрядки, которую могла дать только женщина. Он думал завести себе любовницу, но быстро оставил эту затею. Сама мысль выбрать женщину из квартеронов, поселить в одном из коттеджей на Рампартсе и заботиться о ней, только укрепляла сознание, как много он потерял со смертью Майры.
   Долгий вздох и очередное ругательство сорвались с губ. Очевидно, он слишком затянул с посещением борделя, которыми кишела Вье Карре. Но дело легко поправимое.
   Белль заметила какое-то движение в саду. Она прикрыла руками грудь и отпрянула от перил. Там кто-то был. Кто-то наблюдал за ней. Она задрожала от страха. Кто это? И зачем это делает?
   Белль спряталась за колонну, вглядываясь туда, где, казалось, кто-то стоял. Но никого не было, по крайней мере, она никого не заметила. Может быть, у нее просто разыгралось воображение?
   Внезапно тишину ночи нарушил топот копыт по усыпанной ракушечником дорожке.
   Белль еще дальше зашла за колонну и стояла в ожидании увидеть, кто приближается к дому. Она почти сразу же поняла, что звук доносится не со стороны дороги, как она первоначально подумала, а со стороны дома. Белль повернулась как раз в тот момент, когда мимо поехал Трейс. В темном сюртуке и на вороной лошади, он стал почти невидимым в ночи. Только белизна рубашки и бронзовая кожа выделяли его из окутавшей землю черноты.
   Девушка смотрела вслед Трейсу, пока тот не исчез за поворотом. Несомненно, это он наблюдал за ней. Но куда отправился сейчас? Почему уехал с плантации в столь поздний час?
   Белль вернулась в свою комнату. И хотя понятия не имела, куда уехал Трейс, зато знала, что его нет в доме. Все остальные обитатели особняка давно легли спать. Белль улыбнулась и набросила на себя пеньюар. Самое подходящее время обыскать спальню Трейса.
   Она на цыпочках подошла к двери, тихонечко открыла ее и вышла. Извилистый коридор освещала единственная свеча на столике у стены. Белль посмотрела на закрытые двери, пытаясь припомнить, в какую сегодня днем входил Трейс.
   В конце концов, решив, что это последняя дверь в противоположном конце коридора, Белль быстро подошла к ней и, прежде чем войти, прижала ухо к дубовой панели. Из комнаты не доносилось ни единого звука. Пальцы сомкнулись на серебряном набалдашнике ручки. Медленно повернув ее, Белль приоткрыла дверь и прошмыгнула в темную комнату. В течение нескольких полных страха секунд она стояла, затаив дыхание и прильнув к стене. А что, если она ошиблась? Вдруг это не комната Трейса? А если здесь кто-то есть?
   Белль напряженно вслушивалась в тишину, стараясь уловить чье-то дыхание, но ничего не услышала. Постепенно глаза привыкли к темноте, предметы начали приобретать формы и стали различимы: гардероб, туалетный столик, письменный стол и кровать. Комната, несомненно, принадлежала Трейсу и была пуста. Девушка вздохнула с облегчением и почувствовала слабость в коленях.
   – Не время распускать нюни и поддаваться слабости! – шепотом отругала она себя. Протянула руку к лампе на туалетном столике, но тут же отдернула. Что она делает? Вдруг кто-нибудь увидит свет в окне? Или Трейс вернется? Нет, это слишком рискованно, а в темноте ничего не найдешь.
   Белль вдруг захотелось плакать, но она сумела совладать со своими чувствами. Все равно слезы не решат проблем, только добавят головную боль. Остается ждать подходящего случая, когда появится возможность обыскать комнату Трейса днем.
   Белль крадучись подошла к двери, открыла ее и выскользнула в коридор. Дверная защелка тихо лязгнула, и девушка чуть не вскрикнула. Хотя звук был очень тихим, в ее ушах он прозвучал подобно раскату грома. Она затаила дыхание, ожидая, что откроется какая-нибудь дверь, и оттуда выглянет обвиняющее лицо. Когда ничего подобного не произошло, Белль быстро вернулась в свою комнату. В ту ночь ей было нелегко заснуть.

Глава 5

   Трейс оторвался от сваленной на столе кипы бухгалтерских документов и посмотрел на мужчину, сидящего напротив. Солнечный свет, льющийся из окна за спиной поверенного, отражался на его лысом черепе и окрашивал уши в ярко-розовый цвет.
   Бен Карлайси говорил уже целых пять минут, и Трейс вдруг поймал себя на мысли, что понятия не имеет, о чем тот толкует. Они сидели здесь уже несколько часов, но сделали очень мало. Трейс с готовностью признавал, что это его вина, а не Бена. Мысли витали совершено в другом направлении. Бесполезно пытаться сосредоточиться на делах, когда постоянно думаешь о скором возвращении братьев и сложившейся ситуации в семье. Он поднял руку и поверенный сразу замолчал.
   – В чем дело? – Бен озадаченно посмотрел на молодого человека сквозь очки в золотой оправе, сидевшие на кончике носа картошкой. Надув толстые щеки и поджав губы, он ждал ответа.
   – Бен, мне очень жаль, но сегодня я никак не могу сосредоточиться, – Трейс махнул рукой на заваленный бумагами стол. В основном это были квитанции и расписки на поставку хлопка и табака с плантаций Браггеттов, а также документы об инвестициях и вкладах некоторых других семейств.
   – Но мы не можем пустить дела на самотек, ты потеряешь деньги. Мы должны решить вопрос о продаже будущего урожая и определить, достаточно ли у нас рабочих рук и складов. И еще нужно обсудить контракты.
   Трейс вздохнул.
   – Бен, позаботься об этом сам. Поступай, как считаешь нужным. Я зайду к тебе на следующей неделе, – он встал и направился к двери.
   – Они еще не приехали? Трейс покачал головой.
   – Нет, но должны быть сегодня днем.
   – И планируют остаться? Молодой человек открыл дверь.
   – Не знаю.
   – А если останутся? Что будет с плантациями? Не только с «Шедоуз Нуар», но и с остальными? Ты один управлял ими столько лет. Что будет, если они захотят остаться?
   – Хватит на всех, – Трейс закрыл за собой дверь.
   Он направился в сторону реки. Трейс не был готов к возвращению домой и встрече с братьями, если те приехали. Он свернул за угол Пресвитерии, здания городской управы, и вышел к Джексон-скверу. На видневшихся за ним пристанях кипела жизнь. Сквер был одним из самых любимых мест Трейса во Французском квартале. Этот сад в центре города походил на островок спокойствия и тишины. Его тропинки вились среди высоких дубов, цветущих магнолий, кизила, каштанов и сосен. Цветущие розы, азалии и бугенвилии дополняли богатую гамму цветов маленького зеленого островка. Было уже далеко за полдень, и по тенистому скверу прогуливался народ: матери со своими малышами, влюбленные парочки, юные девушки с сопровождающими их компаньонками и многие другие, пришедшие насладиться уходящим днем.
   Трейс медленно и бесцельно бродил по дорожкам парка. Несколько мужчин громко спорили о последних событиях в Вашингтоне. Линкольн, казалось, был непреклонен, заставляя Юг подчиниться требованиям Севера и освободить рабов. Неужели этот человек не понимает, что большинство людей могут лишиться всего, если, как он требует, вынуждены будут сделать это немедленно?
   Трейс приблизился к маленькой скамейке, приютившейся под ветвями раскидистого дуба, и сел. А если братья захотят остаться в «Шедоуз Нуар»? Этот вопрос мучил его уже в течение нескольких дней. Сможет ли он уступить им полный контроль в делах, которого добился, работая в поте лица?
   Трейс откинулся на спинку скамьи и снова принялся глазеть по сторонам. Взгляд задержался на двухэтажном кирпичном строении, расположенном в восточной части сквера. Второй этаж дома украшал балкон с черными коваными перилами. Здесь располагались квартиры, на первом этаже размещались магазины. Трейс встал, решив больше не откладывать неизбежное и отправиться домой, и вдруг увидел, как из дверей одного из магазинов вышла Белль Сент-Круа.
   Линн вышла из кондитерской и быстро осмотрелась по сторонам. У нее вдруг возникло ощущение, что за ней наблюдают. Она быстро опустила светло-желтую вуаль, но ощущение осталось. Крепко вцепившись в сумочку, Линн зашагала в сторону отеля. Ей не следовало уходить оттуда, не стоило даже высовывать нос из своей комнаты. Ведь Белль предупреждала! Весь план может провалиться, если кто-нибудь узнает, что их две, а Белль на плантации Браггеттов может оказаться в серьезной опасности. Линн почувствовала отвращение к самой себе. О, как она могла совершить такой безрассудный поступок? Хотелось повидать отца и убедиться, что с ним все в порядке. Дать знать, что они пытаются ему помочь. Но и это не удалось.
   Линн торопливо зашагала по тротуару, поддерживая юбку своего платья в желто-белую полоску. Она обогнула женщину с коляской и группу молодых людей, увлеченных жарким спором.
   Пальцы судорожно сжимали пакетик с шоколадными конфетами, купленными в кондитерской. Тюремный надзиратель не пустил ее, заявив, что к заключенным допускаются только родственники, а Линн не могла признаться в своем родстве. При воспоминании о затхлом запахе тюрьмы и царившей там сырости на глаза навернулись слезы. А ведь отец вынужден терпеть подобные условия. Хотелось хоть что-нибудь для него сделать, хоть такую малость, как послать пакетик любимых конфет.