Страница:
Бах завершался запутанными скрипичными пассажами, перемешавшими между собой все темы. Наконец, прозвучал глубокий, хороший солидный финальный аккорд. Повисла тишина.
– В мире гармония и порядок, – тихо молвил Питер.
Он вздохнул, поставил чашку на блюдце, затем обнял Лили и провел рукой по ее волосам… Она послушно прильнула к нему. Несколько мгновений никто из них не проронил ни слова. Потом Питер нежно отстранил ее.
– Нет, это не то, дорогая. Извини, но я же понимаю, что для тебя я – не больше чем замена чего-то настоящего. Ты ведь до сих пор не забыла про…
– Пожалуйста не произноси при мне этого имени, я этого не переношу, – взмолилась Лили.
– И теперь вижу, что не ошибся.
Она виновато улыбнулась.
– Вероятно, не забыла. И ты, вероятно, прав насчет… насчет сегодняшнего вечера. Значит, доброй ночи и спасибо за этот вечер.
Лойола Перес позвонила Питеру Фоулеру неделю спустя после вернисажа.
– Это Лойола Перес. Вероятно, вы меня не помните. Вы встречались…
– Конечно, я вас помню. – Ее голос мгновенно вызвал у него в памяти невиданную красоту, окруженную аурой таинственности и могущества. – Очень рад слышать ваш голос, сеньора Перес. Чему обязан этим звонком?
– Может быть, я покажусь вам очень глупой, но мне хотелось бы подписаться на один журнал, который я получала в Испании несколько лет назад. Такой, знаете, легкомысленный еженедельник – светская хроника, сплетни. Хотелось бы узнать, выходит ли он еще, и подумала, что вы могли бы мне помочь.
Он подвинул к себе настольный блокнот и ручку.
– Если вы скажете мне, как он называется, то я попытаюсь разузнать.
Она назвала, и Питер обещал проверить и сообщить ей.
Через несколько дней, как и обещал, он ей позвонил.
– Да, это ваша «Семана» здравствует и поныне, но сюда они доставку не осуществляют. Однако мне удалось раздобыть для вас несколько экземпляров.
– Превосходно! Очень мило с вашей стороны, спасибо. Мистер Фоулер, не могли бы вы как-нибудь заглянуть ко мне на стаканчик, другой? Пожалуйста, прошу вас.
Вешая трубку, он усмехнулся.
Он представлял себе, что Лойола Перес должна была занимать какую-нибудь супердорогую квартиру, где-нибудь в Ист-Сайде, на фешенебельной Пятой авеню с видом на Сентрал-парк. Но она жила, оказывается, в Гринвич-Виллидже на Западной 10-ой улице. Разумеется район был вполне приличный, но далеко не фешенебельный. Дом этот был построен на стыке нынешнего и прошлого веков. К счастью, его не додумались изуродовать, поделив на квартиры. Питер был поражен высотой потолков, великолепием паркетных полов, наличием камина, очень красивыми деревянными панелями стен.
– Сказочное жилище, – восхитился Питер.
– Да, в этом отношении мне повезло, могу с вами согласиться. Не очень часто кто-нибудь, живущий в Манхеттене, может похвастаться, что целый дом принадлежит ему. Что вы пьете, мистер Фоулер?
– Скотч с водой, если позволите. И, пожалуйста, называйте меня Питер.
– Тогда и вы будете называть меня Лой.
– Имя ваше тоже редкость. Могу поинтересоваться его происхождением?
Она налила виски в стакан и чуть помедлила, прежде чем добавить содовую и лед.
– Вы уверены, что хотите разбавленный?
Питер взглянул на китайский столик черного дерева, где она приготовляла напитки, и увидел бутылку превосходного виски.
– Если вы собираетесь угостить меня такой роскошью, тогда, конечно, нет.
Длинное зеленое одеяние зашуршало по толстому ковру, когда она шла через гостиную, чтобы подать ему угощение. Очень это был волнующий звук. Принимая у нее из рук хрустальный стакан, Питер не преминул коснуться ее руки. Сделано это было, вне всякого сомнения, намеренно. Он чувствовал себя как маленький ребенок в кинотеатре, восхищающийся красавицей из сказки на экране и обуреваемый страстным желанием потрогать ее.
– Если вернуться к вашему вопросу, то корни этого имени испанские, – ответила она. – Происходит оно от Игнация из Лойолы, был такой святой в северной Испании.
– Так вы из Испании? Вы прекрасно говорите на нашем американском.
Она засмеялась странным, слегка гортанным вибрирующим смехом, который ласкал его слух.
– Ну, а как же мне на нем не говорить? Я ведь родилась и выросла в Новой Англии, хотя и происхожу из семьи испанцев. Я была еще очень молода, когда вышла замуж за одного мадридца, и он забрал меня с собой в Испанию, где я оставалась до тех пор, как вернулась в Америку. Это было несколько лет назад.
Питер призадумался: вдова ли миссис Перес или развелась с мужем. Но он не мог ей задать этого вопроса сейчас. Вокруг Лой, какой бы милой и приветливой она не казалась, лежало силовое поле, и он чувствовал, что его держали на расстоянии. Вместо этого он спросил.
– Вам нравится Испания?
– Очень. Но я Нью-Йорк очень люблю.
Питер пригубил виски, почувствовал привкус благородного дымка, и не знал, о чем еще спросить эту женщину. Она лишала его дара речи. В ее присутствии он чувствовал себя каким-то неуклюжим, туповатым. Но, тем не менее, он был готов навечно остаться в этой гостиной.
Лойола Перес не могла не заметить его смущения и быстренько заполнила брешь.
– Да, Испания… Конечно, после смерти Франко и наступления того, что называют демократией, изменилось очень многое.
– К лучшему?
Лойола колебалась.
– Для молодого поколения, для будущего, разумеется, к лучшему. Для тех же, кто чувствовал себя уютно в тех старых условиях, однозначно это утверждать нельзя.
– Но Франко ведь был тираном, диктатором.
Она пожала плечами, и зеленое одеяние снова характерно зашуршало.
– Да, но диктаторы тоже находят свое применение.
– Полагаю, что вы правы. – Он допил виски и отказался выпить еще. – Спасибо, с удовольствием бы выпил еще, но мне предстоит еще ужин.
Лой улыбнулась.
– Надеюсь, она молодая и красивая?
– Он – старый и безобразный, – ответил Питер. – В этом городе деловым переговорам посвящают и завтрак, и обед, и ужин. Правила игры таковы, что тебе нужно либо быть с ними со всеми, либо ты выпадешь из всех связей и из общества.
– Питер, я не сомневаюсь в том, что вы занимаетесь не только решением деловых вопросов.
Он усмехнулся.
– Пытаюсь. Да, пока я не забыл, вот ваши журналы. – Он достал из кейса три экземпляра бульварного испанского еженедельника. – Надеюсь, что это именно то, о чем вы просили.
Она любовно погладила глянцевые обложки пальцами.
– О да, это как раз то. Может быть, я покажусь вам ограниченной женщиной. Но поймите, иногда мне здесь очень недостает этой светской шумихи. Причем, на испанском языке. После всех этих лет… – она улыбнулась чуточку виновато.
Питер еще раз поймал себя на мысли, что затруднялся определить, сколько ей лет. Может быть пятьдесят, может, годом или двумя больше. Эта женщина была какая-то нематериальная. Лойолу Перес невозможно было отнести к какой-то определенной возрастной категории.
– Я вас прекрасно понимаю. Я попытаюсь достать их еще и попробую раздобыть для вас зарубежную подписку.
Когда он уходил, Лой пригласила его пообедать вместе как-нибудь.
– Как-нибудь, но поскорее, – добавила она и протянула ему на прощание руку.
Он взял ее в свою и не торопился отпускать.
– Знаете, у меня есть вполне конкретное предложение. Я должен буду через пару дней отправиться за границу по делам, но может быть…
Лой высвободила руку и одарила его очередной своей лучезарной улыбкой.
– Позвоните мне, когда вернетесь. И мы что-нибудь организуем.
Прозвучало это вполне искренне. Это не было одной из тех пресловутых фраз, которые говорят из вежливости, типа: «Давайте как-нибудь вместе отправимся на ленч». Его приглашали. Его хотели видеть снова.
Когда Питер шел по 10-ой улице, то чувствовал себя восхищенным, каким не чувствовал себя уже очень и очень давно. Неужели она действительно произнесла это, а ему не послышалось? В таком случае ого-го и еще раз ого-го.
2
– В мире гармония и порядок, – тихо молвил Питер.
Он вздохнул, поставил чашку на блюдце, затем обнял Лили и провел рукой по ее волосам… Она послушно прильнула к нему. Несколько мгновений никто из них не проронил ни слова. Потом Питер нежно отстранил ее.
– Нет, это не то, дорогая. Извини, но я же понимаю, что для тебя я – не больше чем замена чего-то настоящего. Ты ведь до сих пор не забыла про…
– Пожалуйста не произноси при мне этого имени, я этого не переношу, – взмолилась Лили.
– И теперь вижу, что не ошибся.
Она виновато улыбнулась.
– Вероятно, не забыла. И ты, вероятно, прав насчет… насчет сегодняшнего вечера. Значит, доброй ночи и спасибо за этот вечер.
Лойола Перес позвонила Питеру Фоулеру неделю спустя после вернисажа.
– Это Лойола Перес. Вероятно, вы меня не помните. Вы встречались…
– Конечно, я вас помню. – Ее голос мгновенно вызвал у него в памяти невиданную красоту, окруженную аурой таинственности и могущества. – Очень рад слышать ваш голос, сеньора Перес. Чему обязан этим звонком?
– Может быть, я покажусь вам очень глупой, но мне хотелось бы подписаться на один журнал, который я получала в Испании несколько лет назад. Такой, знаете, легкомысленный еженедельник – светская хроника, сплетни. Хотелось бы узнать, выходит ли он еще, и подумала, что вы могли бы мне помочь.
Он подвинул к себе настольный блокнот и ручку.
– Если вы скажете мне, как он называется, то я попытаюсь разузнать.
Она назвала, и Питер обещал проверить и сообщить ей.
Через несколько дней, как и обещал, он ей позвонил.
– Да, это ваша «Семана» здравствует и поныне, но сюда они доставку не осуществляют. Однако мне удалось раздобыть для вас несколько экземпляров.
– Превосходно! Очень мило с вашей стороны, спасибо. Мистер Фоулер, не могли бы вы как-нибудь заглянуть ко мне на стаканчик, другой? Пожалуйста, прошу вас.
Вешая трубку, он усмехнулся.
Он представлял себе, что Лойола Перес должна была занимать какую-нибудь супердорогую квартиру, где-нибудь в Ист-Сайде, на фешенебельной Пятой авеню с видом на Сентрал-парк. Но она жила, оказывается, в Гринвич-Виллидже на Западной 10-ой улице. Разумеется район был вполне приличный, но далеко не фешенебельный. Дом этот был построен на стыке нынешнего и прошлого веков. К счастью, его не додумались изуродовать, поделив на квартиры. Питер был поражен высотой потолков, великолепием паркетных полов, наличием камина, очень красивыми деревянными панелями стен.
– Сказочное жилище, – восхитился Питер.
– Да, в этом отношении мне повезло, могу с вами согласиться. Не очень часто кто-нибудь, живущий в Манхеттене, может похвастаться, что целый дом принадлежит ему. Что вы пьете, мистер Фоулер?
– Скотч с водой, если позволите. И, пожалуйста, называйте меня Питер.
– Тогда и вы будете называть меня Лой.
– Имя ваше тоже редкость. Могу поинтересоваться его происхождением?
Она налила виски в стакан и чуть помедлила, прежде чем добавить содовую и лед.
– Вы уверены, что хотите разбавленный?
Питер взглянул на китайский столик черного дерева, где она приготовляла напитки, и увидел бутылку превосходного виски.
– Если вы собираетесь угостить меня такой роскошью, тогда, конечно, нет.
Длинное зеленое одеяние зашуршало по толстому ковру, когда она шла через гостиную, чтобы подать ему угощение. Очень это был волнующий звук. Принимая у нее из рук хрустальный стакан, Питер не преминул коснуться ее руки. Сделано это было, вне всякого сомнения, намеренно. Он чувствовал себя как маленький ребенок в кинотеатре, восхищающийся красавицей из сказки на экране и обуреваемый страстным желанием потрогать ее.
– Если вернуться к вашему вопросу, то корни этого имени испанские, – ответила она. – Происходит оно от Игнация из Лойолы, был такой святой в северной Испании.
– Так вы из Испании? Вы прекрасно говорите на нашем американском.
Она засмеялась странным, слегка гортанным вибрирующим смехом, который ласкал его слух.
– Ну, а как же мне на нем не говорить? Я ведь родилась и выросла в Новой Англии, хотя и происхожу из семьи испанцев. Я была еще очень молода, когда вышла замуж за одного мадридца, и он забрал меня с собой в Испанию, где я оставалась до тех пор, как вернулась в Америку. Это было несколько лет назад.
Питер призадумался: вдова ли миссис Перес или развелась с мужем. Но он не мог ей задать этого вопроса сейчас. Вокруг Лой, какой бы милой и приветливой она не казалась, лежало силовое поле, и он чувствовал, что его держали на расстоянии. Вместо этого он спросил.
– Вам нравится Испания?
– Очень. Но я Нью-Йорк очень люблю.
Питер пригубил виски, почувствовал привкус благородного дымка, и не знал, о чем еще спросить эту женщину. Она лишала его дара речи. В ее присутствии он чувствовал себя каким-то неуклюжим, туповатым. Но, тем не менее, он был готов навечно остаться в этой гостиной.
Лойола Перес не могла не заметить его смущения и быстренько заполнила брешь.
– Да, Испания… Конечно, после смерти Франко и наступления того, что называют демократией, изменилось очень многое.
– К лучшему?
Лойола колебалась.
– Для молодого поколения, для будущего, разумеется, к лучшему. Для тех же, кто чувствовал себя уютно в тех старых условиях, однозначно это утверждать нельзя.
– Но Франко ведь был тираном, диктатором.
Она пожала плечами, и зеленое одеяние снова характерно зашуршало.
– Да, но диктаторы тоже находят свое применение.
– Полагаю, что вы правы. – Он допил виски и отказался выпить еще. – Спасибо, с удовольствием бы выпил еще, но мне предстоит еще ужин.
Лой улыбнулась.
– Надеюсь, она молодая и красивая?
– Он – старый и безобразный, – ответил Питер. – В этом городе деловым переговорам посвящают и завтрак, и обед, и ужин. Правила игры таковы, что тебе нужно либо быть с ними со всеми, либо ты выпадешь из всех связей и из общества.
– Питер, я не сомневаюсь в том, что вы занимаетесь не только решением деловых вопросов.
Он усмехнулся.
– Пытаюсь. Да, пока я не забыл, вот ваши журналы. – Он достал из кейса три экземпляра бульварного испанского еженедельника. – Надеюсь, что это именно то, о чем вы просили.
Она любовно погладила глянцевые обложки пальцами.
– О да, это как раз то. Может быть, я покажусь вам ограниченной женщиной. Но поймите, иногда мне здесь очень недостает этой светской шумихи. Причем, на испанском языке. После всех этих лет… – она улыбнулась чуточку виновато.
Питер еще раз поймал себя на мысли, что затруднялся определить, сколько ей лет. Может быть пятьдесят, может, годом или двумя больше. Эта женщина была какая-то нематериальная. Лойолу Перес невозможно было отнести к какой-то определенной возрастной категории.
– Я вас прекрасно понимаю. Я попытаюсь достать их еще и попробую раздобыть для вас зарубежную подписку.
Когда он уходил, Лой пригласила его пообедать вместе как-нибудь.
– Как-нибудь, но поскорее, – добавила она и протянула ему на прощание руку.
Он взял ее в свою и не торопился отпускать.
– Знаете, у меня есть вполне конкретное предложение. Я должен буду через пару дней отправиться за границу по делам, но может быть…
Лой высвободила руку и одарила его очередной своей лучезарной улыбкой.
– Позвоните мне, когда вернетесь. И мы что-нибудь организуем.
Прозвучало это вполне искренне. Это не было одной из тех пресловутых фраз, которые говорят из вежливости, типа: «Давайте как-нибудь вместе отправимся на ленч». Его приглашали. Его хотели видеть снова.
Когда Питер шел по 10-ой улице, то чувствовал себя восхищенным, каким не чувствовал себя уже очень и очень давно. Неужели она действительно произнесла это, а ему не послышалось? В таком случае ого-го и еще раз ого-го.
2
Нью-Йорк и Флорида, 1980 год.
Идея того, чем занимался сейчас Питер Фоулер, родилась еще в Лондоне. В те дни он пребывал в должности издателя одного из американских журналов по вопросам дизайна, ориентированного на английского читателя. И когда перемены в руководстве стоили ему места, он отказался от чисто издательской деятельности, хотя работа в журналах была единственным занятием, в котором он знал толк. Собственно, именно это и породило новый проект.
Сбор и систематизация зарубежных публикаций ничем новым не являлись, и Питер прочесывал Европу, вытаскивая на свет Божий разные журналы и журнальчики, часто очень небольшие по тиражу, весьма специальные и, как правило, малоизвестные. Единственное, что их объединяло – это их сосредоточенность на вопросах искусства и предназначенность для весьма узкого круга пользователей.
Составив список этих изданий, Питер шаг за шагом создал достаточно широкую сеть их распространения, основанную как на частных подписчиках, так и на интересе к ним со стороны многочисленных компаний и организаций в разных странах света. Это нельзя было назвать уж очень крупным бизнесом, и он был с самого начала обречен на то, чтобы таковым и оставаться – лишь сам Питер и его секретарша справлялись со всем. А в конце мая лямку тянуть пришлось ей одной, так как Питер должен был отправиться в долгую, расписанную по дням и часам поездку по Европе.
Возвратившись в Нью-Йорк, он первым делом решил созвониться с Лойолой. Невозможно передать, с каким нетерпением ждал он этого момента.
– Это Питер Фоулер. Как вы?
– Благодарю вас, все в порядке. Очень рада снова слышать вас. Как вам наша запоздалая весна?
За стенами его офиса Манхеттен купался в лучах весеннего солнышка.
– Мне приходится наслаждаться ею со стороны. Через окно. Моя контора смены времен года не знает Камера с искусственным климатом, да и только.
– Стыд и позор.
– Согласен с вами. Я вам звоню, потому что неделю назад я был в Мадриде и прихватил с собой оттуда кое-что для вас.
– Питер, вы сокровище! Вы очень внимательный мужчина.
Голос ее звучал весело и искренне. Шарм Лойолы Перес был прежним.
– Я мог бы переслать их вам с курьером, но, полагаю, нам лучше вместе пообедать.
– Разумеется, мы могли бы пообедать вместе, но у меня есть идея получше. Вы не смогли бы приехать на ужин в пятницу?
– С большим удовольствием приехал бы.
– Вот и чудесно. Скажем, в девять или даже в десять. Было бы неплохо, если бы вы захватили с собой и вашу очаровательную мисс Крамер. Я большая ее поклонница и хотела бы встретиться с ней еще раз.
Когда оба положили трубки, он сразу же перезвонил Лили.
– Тебя приглашает на ужин Лойола Перес. В пятницу вечером. Ты придешь?
– А что мне там делать? Ты просидишь и проглазеешь на нее весь вечер.
– Возможно, – согласился он. – Но тебе все же следовало бы пойти. И знаешь почему? Потому что она – это нечто особенное. Так же, как и ты.
– Ладно, считай, что ты выкрутился, – не стала спорить Лили. – Хорошо. Постараюсь вырваться. Когда это будет?
– В восемь тридцать. Заеду за тобой в восемь.
Вечер удался, но его атмосфера все же отдавала холодком. Лили была одета в изумрудного цвета бархатный жакет в стиле одежды для верховой езды, наброшенный на холодного синего цвета блузу. Ее шея была украшена множеством золотых цепочек и цепей, а в ушах – маленькие опаловые клипсы. Питер утверждал, что вид у нее потрясающий.
– А как серьги? – озабоченно спросила она.
Он нежно убрал назад ее волосы и присмотрелся к серьгам.
– По-моему, они очень милые. – А что тебя заботит?
– Это первые в моей жизни серьги. Я проколола уши всего пару недель назад…
Он хмыкнул.
– Лили, ты являешь собой типичный случай задержки развития. Пошли, а то опоздаем.
Он намеренно не стал ничего рассказывать Лили, и поэтому вид дома привел ее в шок. Когда дворецкий в белом смокинге открыл им, она чуть было не упала в обморок и как помешанная шла вместе с Питером через освещенный свечами вестибюль, стены которого были увешаны картинами во внушительных багетовых рамах.
Их ввели в гостиную, куда сразу же вышла и Лой. На ней была красная длинная юбка из шелка и белая блестящая блуза. Ее черные роскошные волосы были заколоты изукрашенным камнями гребнем. Лили мгновенно устыдилась своей одежды, вдруг показавшейся ей неказистой и убогой. Но теплота, с которой Лойола Перес приветствовала их, быстро растопила лед отчуждения. И дело было не в том, что сказано, а в том, как это было сказано.
– Мне очень приятно, что вы сумели придти ко мне, мисс Крамер. – Она поздоровалась с Лили за руку. – Разрешите мне представить вас остальным.
– Пожалуйста, зовите меня Лили.
– С большим удовольствием.
Кроме Лили и Питера, присутствовало еще девять других гостей. Две супружеские четы лет сорока или чуть старше сорока. Похоже, что они имели какое-то отношение к аукционам и торговле антиквариатом. Молодая репортерша из «Тайме» в сопровождении мужчины, чей род занятий остался неясным, и пожилой венесуэлец, поэт, державшийся здесь в роли хозяина.
Когда они направились в столовую, Лили обнаружила, что находится по левую руку от поэта Он носил посеребренную годами эспаньолку. Глаза его весело поблескивали. Одет он был в ржавого цвета пиджак, к которому был повязан галстук-удавка.
– Вы работаете на телевидении? – поинтересовался он.
– Да. У меня там еженедельная программа на одном из кабельных каналов.
Он наклонился к ней и глаза его замигали чаще.
– А что это за еженедельная программа?
– Рассказываю о ресторанах, кухнях и еде.
Казалось, это невероятно позабавило Сантьяго.
Он от души рассмеялся.
– Но это же изумительно! Такое возможно только в Америке.
– А чем вы здесь занимаетесь?
– Читаю стихи по-испански в плохо освещенных залах, куда ходит очень немногочисленная публика.
После ужина в гостиной был подан кофе и коньяк. Непринужденные беседы и негромкий смех смягчали чопорность окружающей обстановки. Лили маленькими глотками отпивала кофе из тончайших фарфоровых чашечек, украдкой рассматривая хозяйку дома. Вероятно, Лойола Перес и не смогла бы так выглядеть при безжалостном свете дня, но сейчас от нее было невозможно взор оторвать.
Очень скоро Лой подсела к ней.
– Мне давно очень хотелось поговорить с вами, Лили. Признаюсь, ваша передача стала частью моего образа жизни. Я настолько к ней привязалась, что не пропускаю ни одну. Я понимаю, что это может показаться вам просто лестью, тем более, что я заявляю вам об этом здесь, в моем доме, когда вы моя гостья.
Лили рассмеялась.
– Да ну, что вы! Наоборот, я от души вам благодарна. Вы подарили мне такой вечер.
Лой тоже засмеялась. Эти серые глаза искрились, в них плясали огоньки, а в ее улыбке Лили почудился заговорщический оттенок.
– Что до остальных, так они скучноваты, вам не кажется? – тихо произнесла она. – Бог с ними, не будем им мешать. Лучше расскажите мне, как и где вам столько удалось узнать и о еде, и о том, как ее готовить.
Не прошло и минуты, как Лили, сдержанная, не многословная Лили, если касалось вещей, близких ее сердцу, уже непринужденно болтала с этой незаурядной женщиной.
Минут через двадцать она внезапно сообразила, что уже очень долго говорит без умолку.
– Боже мой! Извините меня. Я как бутылка с теплым шампанским: открой меня, и содержимое забьет струей.
– Как шампанское, вы правы, – согласилась Лойола. – Хорошее сравнение. – Прозвучало это так, будто это сравнение ей действительно понравилось…
– Ну, а теперь позвольте мне немного поиграть в хозяйку и заняться другими гостями. Лили, а мы не могли бы как-нибудь встретиться и поговорить обо всем подольше?
– Я была бы рада, – ответила Лили.
Несколько дней спустя мысли Лили по поводу Лойолы Перес растворились в суматохе дел. Дэн Керри придумал еще одну любопытную рубрику для ее передачи – история кухни. Он не прекращал своих попыток пробиться на настоящую телесеть, выйти на такие компании, как Эй-Би-Си, Си-Би-Эс или Эн-Би-Си и это должно было бы стать окончательной победой Лили. Появление передачи на ведущих телекомпаниях означало переход ее в категорию престижной, знаком высшего одобрения, что было не под силу станции кабельного телевидения. Не в последнюю очередь это означало бы и гораздо большие деньги, которые она смогла бы откладывать на свой будущий проект.
Работа в этом направлении занимала у Лили многие часы. Кроме того оставалась и сама передача, требовавшая ее подготовки. Вряд ли у нее оставалось время, чтобы думать о чем-то еще, кроме работы, пока она в один прекрасный июньский вечер не пришла домой и обнаружила в своем автоответчике сообщение от Лойолы Перес. Может быть, Лили была бы так любезна и перезвонила бы ей? В любое время до часу ночи.
– Нет, но вы ведь не могли всерьез подумать, что я стану звонить так поздно? – был вопрос Лили, когда Лойола ответила.
– А почему бы и нет? Я часто не ложусь спать до утра. Жуткая испанская привычка, но я никак не могу с ней расстаться.
– Вы и сиесту соблюдаете?
Лили хихикнула.
– Да, это моя маленькая тайная слабость. Да, иногда я устраиваю себе сиесту, дорогая. А позвонила я вам потому, что мне хотелось бы поинтересоваться у вас, принимаете ли вы заказы от частных лиц. Мне давно хочется сделать из своей кухни что-нибудь стоящее.
Лили ответила, что принимает, и, неделю спустя, она снова была в доме Лойолы.
На этот раз слуги не появлялись и все было гораздо менее официально…
На Лой была темно-синяя хлопковая юбка и зеленая блуза, ноги ее были обуты в высокие почти до колен плетеные сандалии. Гостиную заполнял солнечный свет. «Вероятно, Лой была все же не такой уж молоденькой, как казалось», – подумала Лили. Но все же эта сеньора выглядела по-прежнему очаровательно и не только при свете свечей. Господи, ну почему некоторым женщинам достается все? Она попыталась невзлюбить Лойолу Перес, однако противостоять ее немыслимому обаянию было ей не под силу. Хотя Лили не оставляла попыток противостоять. Она собрала в кучу весь свой профессионализм, все волевые черты своей личности.
– Хорошо, перейдем к делу. Покажите мне вашу кухню.
Лой провела ее через столовую, мимо буфетной, в обширное помещение с облицованными плитками цвета авокадо стенами и белыми шкафчиками на них. Наметанным глазом Лили мгновенно определила, что эта кухня старая, дата ее возникновения лежала где-то далеко, в 60-х годах.
– Для начала мне необходимо узнать, как вы собираетесь ее использовать, – поинтересовалась Лили. – Часто приходится вам готовить?
Этот вопрос, казалось, вызвал у Лой легкую досаду.
– Я вообще не готовлю. И никогда этому не училась. Я нанимаю одну супружескую пару: муж – слуга, а жена – кухарка. Сегодня у них выходной, – добавила она. – Вот, взгляните.
С этими словами Лой открыла холодильник. Там находилась упакованная в фольгу запеканка с прилепленной тут же инструкцией, как ее разогревать, да завернутый в пластиковую пленку сэндвич, украшенный сверху листьями петрушки и завитушками из моркови.
– Уяснила, – ответила Лили. – Вы желаете сделать для вашей поварихи такую кухню, чтобы та вас никогда не покинула? Мне говорили, что очень многие сталкиваются с подобными проблемами, связанными с прислугой.
Лой тряхнула головой.
– Вы желаете щелкнуть меня по носу, еще раз напомнив мне о том, что я принадлежу к привилегированному классу, ни на что практически не способному?
– Вы это восприняли так? Извините. Это не мое дело. И кроме тога, любой, кто выглядит так изумительно, как вы, не имеет права считать себя бесполезным и ни на что не способным.
– Изумительно выглядит, – тихо повторила Лой. – Да, полагаю, что именно в этом и состоит моя основная функция. Не надо меня за это стыдить, Лили. У меня ведь действительно никогда не было иного выбора. Ну, так можно сделать что-нибудь с этим прозаически унылым помещением? Можете превратить его в чудо?
– Могу. Но я не могу предлагать ничего конкретного, пока не встречусь и сама не переговорю с вашей поварихой. Кухня, знаете, это нечто весьма личное.
Лой покачала головой.
– Она вам не обрадуется. И вряд ли пойдет вам навстречу. Она из тех, кто ничего не желает менять, потому как терпеть не может суматохи, связанной с ремонтом.
– Тогда к чему это все?
Лой пожала плечами и уселась на стульчик, стоявший у кухонного стола.
– Может, потому, что мне все надоело и захотелось как-то развлечь себя. Может быть потому, что это с самого начала было вздорной идеей.
– Думаю, что это не так.
Лой озарилась.
– Но вы здесь, и это славно. Давайте-ка выберемся на ленч. Тут недалеко за углом есть одно местечко. Японская харчевня на Шестой авеню. Как вы относитесь к суши?
– Очень люблю, – призналась Лили.
Менее чем через час она должна была признаться себе и в том, что любит и Лойолу Перес. Несмотря на ее неприступное великолепие, с ней было легко общаться, она обладала превосходным чувством юмора. Они без конца смеялись, и когда Лили прощалась, договорились о следующем ленче вместе на следующей неделе.
Как-то в июле ей позвонил Питер и пригласил ее на матч его любимой баскетбольной команды. Но стоило ей только увидеть его, как она поняла, что он чем-то озабочен. И выигрыш его любимцев дела не исправил.
После игры он предложил съездить куда-нибудь поесть пиццы. Но Лили была настроена полакомиться не пиццей, а барбекью в каком-то только что открывшемся ресторанчике в необозримых далях Куинса. Таксист понятия не имел, где это, и они заблудились. Был уже восьмой час, и они умирали с голода, когда, наконец, прибыли в ресторан.
Выражение лица Питера было по-прежнему угрюмым. Лили гадала о причинах такого его настроения, но не могла улучить момент и без обиняков спросить его, в чем дело.
Вскоре перед ними возникла солидная горка из телячьих ребрышек и в их уютную будку принесли две здоровенных кружки пива Ребрышки были просто объеденье. Но Питер не спешил восторгаться кухней этого заведения. И они продолжали есть в молчании, до тех пор, пока он, в конце концов, спросил «Ты часто видишься с Лойолой Перес, если я не ошибаюсь?»
Сначала Лили не уловила, что это был не просто обыденный вопрос. Она положила на тарелку дочиста обглоданную косточку и вытерла пальцы о бумажную салфетку.
– М-м-м, – в общем, да. А ты?
– Я пытаюсь. Только вот, где уж мне с тобой тягаться?
Интонация, с которой это было сказано, объяснила ей все лучше его слов. Поколебавшись, Лили сказала:
– Питер, она намного старше тебя.
– Не думаю. Мне уже сорок восемь. Года на четыре, может быть, на пять лет.
– Нет. Этого я точно не знаю, но скорее всего она еще старше.
– Чушь. Да и неважно это, в конце концов.
– Согласна. Это действительно неважно.
Он пожал плечами.
– В общем-то, не я, а ты затронула тему возраста И еще. Ты, случаем, не знаешь, она разведена или вдова? Я не перестаю ломать голову, держит ли она меня на расстоянии потому, что сеньор Перес еще живехонек и находится где-нибудь вдали? Может быть, она все еще замужем?
Лили выглядела задумчиво-печальной.
– Лой никогда об этом не упоминала.
– И со мной тоже. Хорошо, ответь на более легкий вопрос. Она когда-нибудь говорила с тобой обо мне?
Питер был сейчас похож на подростка, получившего первую отставку. Он хватался за соломинку Лили, дотянувшись до него, коснулась его руки.
– Говорила, и не раз.
В действительности же Лой не баловала Лили упоминанием о Питере. У Лили было такое впечатление, что сеньора Перес всеми правдами и неправдами пытается вдолбить ее в голову мысль о том, что ее восприятие Питера лишь романтическое. Лили решила не вдаваться в объяснения.
А что именно она говорила? – не отставал Питер.
– То, что ты ей очень нравишься. – Это было правдой.
Лили снова колебалась. Не было смысла вводить его в заблуждение, это было бы нечестно.
– Это все, что я могу припомнить.
Она отчаянно пыталась разбить этот холод, возникший между ними.
– И вот, что еще я хочу сказать: Лой приедет ко мне на ужин во вторник вечером. Мы будем с ней вдвоем и это будет бабская трепотня на весь вечер. Приезжай и ты. Будет весело.
– У меня не очень большой опыт бабской трепотни.
– Питер, ради Бога, не будь таким занудой. Так ты придешь?
Он кивнул и даже сумел при этом улыбнуться.
– Будет весело, – повторила она.
И, действительно, было весело, и гамма взаимоотношений этой троицы разом изменилась.
Обычно инициатива всех приглашений была отдана в руки Лой. Это она всегда имела привилегию произнести фразу типа: «Питер, зайдите ко мне с Лили послушать музыку. У меня новые пластинки Пласидо Доминго, он поет в «Доне Джованни» в «Ковент Гарден». Или: «Я обнаружила этот новый чудесный мексиканский ресторанчик, давайте туда отправимся – вы, Лили и я».
Идея того, чем занимался сейчас Питер Фоулер, родилась еще в Лондоне. В те дни он пребывал в должности издателя одного из американских журналов по вопросам дизайна, ориентированного на английского читателя. И когда перемены в руководстве стоили ему места, он отказался от чисто издательской деятельности, хотя работа в журналах была единственным занятием, в котором он знал толк. Собственно, именно это и породило новый проект.
Сбор и систематизация зарубежных публикаций ничем новым не являлись, и Питер прочесывал Европу, вытаскивая на свет Божий разные журналы и журнальчики, часто очень небольшие по тиражу, весьма специальные и, как правило, малоизвестные. Единственное, что их объединяло – это их сосредоточенность на вопросах искусства и предназначенность для весьма узкого круга пользователей.
Составив список этих изданий, Питер шаг за шагом создал достаточно широкую сеть их распространения, основанную как на частных подписчиках, так и на интересе к ним со стороны многочисленных компаний и организаций в разных странах света. Это нельзя было назвать уж очень крупным бизнесом, и он был с самого начала обречен на то, чтобы таковым и оставаться – лишь сам Питер и его секретарша справлялись со всем. А в конце мая лямку тянуть пришлось ей одной, так как Питер должен был отправиться в долгую, расписанную по дням и часам поездку по Европе.
Возвратившись в Нью-Йорк, он первым делом решил созвониться с Лойолой. Невозможно передать, с каким нетерпением ждал он этого момента.
– Это Питер Фоулер. Как вы?
– Благодарю вас, все в порядке. Очень рада снова слышать вас. Как вам наша запоздалая весна?
За стенами его офиса Манхеттен купался в лучах весеннего солнышка.
– Мне приходится наслаждаться ею со стороны. Через окно. Моя контора смены времен года не знает Камера с искусственным климатом, да и только.
– Стыд и позор.
– Согласен с вами. Я вам звоню, потому что неделю назад я был в Мадриде и прихватил с собой оттуда кое-что для вас.
– Питер, вы сокровище! Вы очень внимательный мужчина.
Голос ее звучал весело и искренне. Шарм Лойолы Перес был прежним.
– Я мог бы переслать их вам с курьером, но, полагаю, нам лучше вместе пообедать.
– Разумеется, мы могли бы пообедать вместе, но у меня есть идея получше. Вы не смогли бы приехать на ужин в пятницу?
– С большим удовольствием приехал бы.
– Вот и чудесно. Скажем, в девять или даже в десять. Было бы неплохо, если бы вы захватили с собой и вашу очаровательную мисс Крамер. Я большая ее поклонница и хотела бы встретиться с ней еще раз.
Когда оба положили трубки, он сразу же перезвонил Лили.
– Тебя приглашает на ужин Лойола Перес. В пятницу вечером. Ты придешь?
– А что мне там делать? Ты просидишь и проглазеешь на нее весь вечер.
– Возможно, – согласился он. – Но тебе все же следовало бы пойти. И знаешь почему? Потому что она – это нечто особенное. Так же, как и ты.
– Ладно, считай, что ты выкрутился, – не стала спорить Лили. – Хорошо. Постараюсь вырваться. Когда это будет?
– В восемь тридцать. Заеду за тобой в восемь.
Вечер удался, но его атмосфера все же отдавала холодком. Лили была одета в изумрудного цвета бархатный жакет в стиле одежды для верховой езды, наброшенный на холодного синего цвета блузу. Ее шея была украшена множеством золотых цепочек и цепей, а в ушах – маленькие опаловые клипсы. Питер утверждал, что вид у нее потрясающий.
– А как серьги? – озабоченно спросила она.
Он нежно убрал назад ее волосы и присмотрелся к серьгам.
– По-моему, они очень милые. – А что тебя заботит?
– Это первые в моей жизни серьги. Я проколола уши всего пару недель назад…
Он хмыкнул.
– Лили, ты являешь собой типичный случай задержки развития. Пошли, а то опоздаем.
Он намеренно не стал ничего рассказывать Лили, и поэтому вид дома привел ее в шок. Когда дворецкий в белом смокинге открыл им, она чуть было не упала в обморок и как помешанная шла вместе с Питером через освещенный свечами вестибюль, стены которого были увешаны картинами во внушительных багетовых рамах.
Их ввели в гостиную, куда сразу же вышла и Лой. На ней была красная длинная юбка из шелка и белая блестящая блуза. Ее черные роскошные волосы были заколоты изукрашенным камнями гребнем. Лили мгновенно устыдилась своей одежды, вдруг показавшейся ей неказистой и убогой. Но теплота, с которой Лойола Перес приветствовала их, быстро растопила лед отчуждения. И дело было не в том, что сказано, а в том, как это было сказано.
– Мне очень приятно, что вы сумели придти ко мне, мисс Крамер. – Она поздоровалась с Лили за руку. – Разрешите мне представить вас остальным.
– Пожалуйста, зовите меня Лили.
– С большим удовольствием.
Кроме Лили и Питера, присутствовало еще девять других гостей. Две супружеские четы лет сорока или чуть старше сорока. Похоже, что они имели какое-то отношение к аукционам и торговле антиквариатом. Молодая репортерша из «Тайме» в сопровождении мужчины, чей род занятий остался неясным, и пожилой венесуэлец, поэт, державшийся здесь в роли хозяина.
Когда они направились в столовую, Лили обнаружила, что находится по левую руку от поэта Он носил посеребренную годами эспаньолку. Глаза его весело поблескивали. Одет он был в ржавого цвета пиджак, к которому был повязан галстук-удавка.
– Вы работаете на телевидении? – поинтересовался он.
– Да. У меня там еженедельная программа на одном из кабельных каналов.
Он наклонился к ней и глаза его замигали чаще.
– А что это за еженедельная программа?
– Рассказываю о ресторанах, кухнях и еде.
Казалось, это невероятно позабавило Сантьяго.
Он от души рассмеялся.
– Но это же изумительно! Такое возможно только в Америке.
– А чем вы здесь занимаетесь?
– Читаю стихи по-испански в плохо освещенных залах, куда ходит очень немногочисленная публика.
После ужина в гостиной был подан кофе и коньяк. Непринужденные беседы и негромкий смех смягчали чопорность окружающей обстановки. Лили маленькими глотками отпивала кофе из тончайших фарфоровых чашечек, украдкой рассматривая хозяйку дома. Вероятно, Лойола Перес и не смогла бы так выглядеть при безжалостном свете дня, но сейчас от нее было невозможно взор оторвать.
Очень скоро Лой подсела к ней.
– Мне давно очень хотелось поговорить с вами, Лили. Признаюсь, ваша передача стала частью моего образа жизни. Я настолько к ней привязалась, что не пропускаю ни одну. Я понимаю, что это может показаться вам просто лестью, тем более, что я заявляю вам об этом здесь, в моем доме, когда вы моя гостья.
Лили рассмеялась.
– Да ну, что вы! Наоборот, я от души вам благодарна. Вы подарили мне такой вечер.
Лой тоже засмеялась. Эти серые глаза искрились, в них плясали огоньки, а в ее улыбке Лили почудился заговорщический оттенок.
– Что до остальных, так они скучноваты, вам не кажется? – тихо произнесла она. – Бог с ними, не будем им мешать. Лучше расскажите мне, как и где вам столько удалось узнать и о еде, и о том, как ее готовить.
Не прошло и минуты, как Лили, сдержанная, не многословная Лили, если касалось вещей, близких ее сердцу, уже непринужденно болтала с этой незаурядной женщиной.
Минут через двадцать она внезапно сообразила, что уже очень долго говорит без умолку.
– Боже мой! Извините меня. Я как бутылка с теплым шампанским: открой меня, и содержимое забьет струей.
– Как шампанское, вы правы, – согласилась Лойола. – Хорошее сравнение. – Прозвучало это так, будто это сравнение ей действительно понравилось…
– Ну, а теперь позвольте мне немного поиграть в хозяйку и заняться другими гостями. Лили, а мы не могли бы как-нибудь встретиться и поговорить обо всем подольше?
– Я была бы рада, – ответила Лили.
Несколько дней спустя мысли Лили по поводу Лойолы Перес растворились в суматохе дел. Дэн Керри придумал еще одну любопытную рубрику для ее передачи – история кухни. Он не прекращал своих попыток пробиться на настоящую телесеть, выйти на такие компании, как Эй-Би-Си, Си-Би-Эс или Эн-Би-Си и это должно было бы стать окончательной победой Лили. Появление передачи на ведущих телекомпаниях означало переход ее в категорию престижной, знаком высшего одобрения, что было не под силу станции кабельного телевидения. Не в последнюю очередь это означало бы и гораздо большие деньги, которые она смогла бы откладывать на свой будущий проект.
Работа в этом направлении занимала у Лили многие часы. Кроме того оставалась и сама передача, требовавшая ее подготовки. Вряд ли у нее оставалось время, чтобы думать о чем-то еще, кроме работы, пока она в один прекрасный июньский вечер не пришла домой и обнаружила в своем автоответчике сообщение от Лойолы Перес. Может быть, Лили была бы так любезна и перезвонила бы ей? В любое время до часу ночи.
– Нет, но вы ведь не могли всерьез подумать, что я стану звонить так поздно? – был вопрос Лили, когда Лойола ответила.
– А почему бы и нет? Я часто не ложусь спать до утра. Жуткая испанская привычка, но я никак не могу с ней расстаться.
– Вы и сиесту соблюдаете?
Лили хихикнула.
– Да, это моя маленькая тайная слабость. Да, иногда я устраиваю себе сиесту, дорогая. А позвонила я вам потому, что мне хотелось бы поинтересоваться у вас, принимаете ли вы заказы от частных лиц. Мне давно хочется сделать из своей кухни что-нибудь стоящее.
Лили ответила, что принимает, и, неделю спустя, она снова была в доме Лойолы.
На этот раз слуги не появлялись и все было гораздо менее официально…
На Лой была темно-синяя хлопковая юбка и зеленая блуза, ноги ее были обуты в высокие почти до колен плетеные сандалии. Гостиную заполнял солнечный свет. «Вероятно, Лой была все же не такой уж молоденькой, как казалось», – подумала Лили. Но все же эта сеньора выглядела по-прежнему очаровательно и не только при свете свечей. Господи, ну почему некоторым женщинам достается все? Она попыталась невзлюбить Лойолу Перес, однако противостоять ее немыслимому обаянию было ей не под силу. Хотя Лили не оставляла попыток противостоять. Она собрала в кучу весь свой профессионализм, все волевые черты своей личности.
– Хорошо, перейдем к делу. Покажите мне вашу кухню.
Лой провела ее через столовую, мимо буфетной, в обширное помещение с облицованными плитками цвета авокадо стенами и белыми шкафчиками на них. Наметанным глазом Лили мгновенно определила, что эта кухня старая, дата ее возникновения лежала где-то далеко, в 60-х годах.
– Для начала мне необходимо узнать, как вы собираетесь ее использовать, – поинтересовалась Лили. – Часто приходится вам готовить?
Этот вопрос, казалось, вызвал у Лой легкую досаду.
– Я вообще не готовлю. И никогда этому не училась. Я нанимаю одну супружескую пару: муж – слуга, а жена – кухарка. Сегодня у них выходной, – добавила она. – Вот, взгляните.
С этими словами Лой открыла холодильник. Там находилась упакованная в фольгу запеканка с прилепленной тут же инструкцией, как ее разогревать, да завернутый в пластиковую пленку сэндвич, украшенный сверху листьями петрушки и завитушками из моркови.
– Уяснила, – ответила Лили. – Вы желаете сделать для вашей поварихи такую кухню, чтобы та вас никогда не покинула? Мне говорили, что очень многие сталкиваются с подобными проблемами, связанными с прислугой.
Лой тряхнула головой.
– Вы желаете щелкнуть меня по носу, еще раз напомнив мне о том, что я принадлежу к привилегированному классу, ни на что практически не способному?
– Вы это восприняли так? Извините. Это не мое дело. И кроме тога, любой, кто выглядит так изумительно, как вы, не имеет права считать себя бесполезным и ни на что не способным.
– Изумительно выглядит, – тихо повторила Лой. – Да, полагаю, что именно в этом и состоит моя основная функция. Не надо меня за это стыдить, Лили. У меня ведь действительно никогда не было иного выбора. Ну, так можно сделать что-нибудь с этим прозаически унылым помещением? Можете превратить его в чудо?
– Могу. Но я не могу предлагать ничего конкретного, пока не встречусь и сама не переговорю с вашей поварихой. Кухня, знаете, это нечто весьма личное.
Лой покачала головой.
– Она вам не обрадуется. И вряд ли пойдет вам навстречу. Она из тех, кто ничего не желает менять, потому как терпеть не может суматохи, связанной с ремонтом.
– Тогда к чему это все?
Лой пожала плечами и уселась на стульчик, стоявший у кухонного стола.
– Может, потому, что мне все надоело и захотелось как-то развлечь себя. Может быть потому, что это с самого начала было вздорной идеей.
– Думаю, что это не так.
Лой озарилась.
– Но вы здесь, и это славно. Давайте-ка выберемся на ленч. Тут недалеко за углом есть одно местечко. Японская харчевня на Шестой авеню. Как вы относитесь к суши?
– Очень люблю, – призналась Лили.
Менее чем через час она должна была признаться себе и в том, что любит и Лойолу Перес. Несмотря на ее неприступное великолепие, с ней было легко общаться, она обладала превосходным чувством юмора. Они без конца смеялись, и когда Лили прощалась, договорились о следующем ленче вместе на следующей неделе.
Как-то в июле ей позвонил Питер и пригласил ее на матч его любимой баскетбольной команды. Но стоило ей только увидеть его, как она поняла, что он чем-то озабочен. И выигрыш его любимцев дела не исправил.
После игры он предложил съездить куда-нибудь поесть пиццы. Но Лили была настроена полакомиться не пиццей, а барбекью в каком-то только что открывшемся ресторанчике в необозримых далях Куинса. Таксист понятия не имел, где это, и они заблудились. Был уже восьмой час, и они умирали с голода, когда, наконец, прибыли в ресторан.
Выражение лица Питера было по-прежнему угрюмым. Лили гадала о причинах такого его настроения, но не могла улучить момент и без обиняков спросить его, в чем дело.
Вскоре перед ними возникла солидная горка из телячьих ребрышек и в их уютную будку принесли две здоровенных кружки пива Ребрышки были просто объеденье. Но Питер не спешил восторгаться кухней этого заведения. И они продолжали есть в молчании, до тех пор, пока он, в конце концов, спросил «Ты часто видишься с Лойолой Перес, если я не ошибаюсь?»
Сначала Лили не уловила, что это был не просто обыденный вопрос. Она положила на тарелку дочиста обглоданную косточку и вытерла пальцы о бумажную салфетку.
– М-м-м, – в общем, да. А ты?
– Я пытаюсь. Только вот, где уж мне с тобой тягаться?
Интонация, с которой это было сказано, объяснила ей все лучше его слов. Поколебавшись, Лили сказала:
– Питер, она намного старше тебя.
– Не думаю. Мне уже сорок восемь. Года на четыре, может быть, на пять лет.
– Нет. Этого я точно не знаю, но скорее всего она еще старше.
– Чушь. Да и неважно это, в конце концов.
– Согласна. Это действительно неважно.
Он пожал плечами.
– В общем-то, не я, а ты затронула тему возраста И еще. Ты, случаем, не знаешь, она разведена или вдова? Я не перестаю ломать голову, держит ли она меня на расстоянии потому, что сеньор Перес еще живехонек и находится где-нибудь вдали? Может быть, она все еще замужем?
Лили выглядела задумчиво-печальной.
– Лой никогда об этом не упоминала.
– И со мной тоже. Хорошо, ответь на более легкий вопрос. Она когда-нибудь говорила с тобой обо мне?
Питер был сейчас похож на подростка, получившего первую отставку. Он хватался за соломинку Лили, дотянувшись до него, коснулась его руки.
– Говорила, и не раз.
В действительности же Лой не баловала Лили упоминанием о Питере. У Лили было такое впечатление, что сеньора Перес всеми правдами и неправдами пытается вдолбить ее в голову мысль о том, что ее восприятие Питера лишь романтическое. Лили решила не вдаваться в объяснения.
А что именно она говорила? – не отставал Питер.
– То, что ты ей очень нравишься. – Это было правдой.
Лили снова колебалась. Не было смысла вводить его в заблуждение, это было бы нечестно.
– Это все, что я могу припомнить.
Она отчаянно пыталась разбить этот холод, возникший между ними.
– И вот, что еще я хочу сказать: Лой приедет ко мне на ужин во вторник вечером. Мы будем с ней вдвоем и это будет бабская трепотня на весь вечер. Приезжай и ты. Будет весело.
– У меня не очень большой опыт бабской трепотни.
– Питер, ради Бога, не будь таким занудой. Так ты придешь?
Он кивнул и даже сумел при этом улыбнуться.
– Будет весело, – повторила она.
И, действительно, было весело, и гамма взаимоотношений этой троицы разом изменилась.
Обычно инициатива всех приглашений была отдана в руки Лой. Это она всегда имела привилегию произнести фразу типа: «Питер, зайдите ко мне с Лили послушать музыку. У меня новые пластинки Пласидо Доминго, он поет в «Доне Джованни» в «Ковент Гарден». Или: «Я обнаружила этот новый чудесный мексиканский ресторанчик, давайте туда отправимся – вы, Лили и я».