Страница:
– Сколько у нас еще времени до того, как вся эта штука рассыплется? – захотел узнать Ли Саймон.
Фил передал бинокль стоявшему рядом подрядчику Леонарду Митчеллу.
– Нет никакой возможности сказать наверняка. Согласно учебнику Рошека, плотины так же отличаются друг от друга, как и люди.
– Я только что разговаривал с Рошеком, – вмешался Ньют Уизерс. – Он сказал, может быть, этот поток можно уменьшить, сбросив туда скальный грунт.
Фил отрицательно покачал головой.
– Слишком поздно. Кабы три-четыре часа назад, прежде чем начали рваться трубы... Если сбросить разный хлам со стороны верхнего бьефа, поток немного замедлится, но плотина рухнет, чего бы мы ни сделали.
– Должно же быть что-нибудь такое...
– Нет ничего такого.
– Сколько еще у нас времени? – снова спросил Саймон. – Это все, что я хочу знать. Нам же надо эвакуировать город.
– Если вода пройдет под защитным блоком, – сказал Фил, размышляя вслух, – через скальное основание и бетонный защитный экран, это одно. А вот если над защитным блоком...
– Сколько это в минутах? – настаивал Саймон.
– Толщина насыпи у основания тысяча двести метров, так что на это уйдет некоторое время. Эта дыра будет вгрызаться внутрь, пока не перережет плотину до самого гребня. Вот тогда-то водохранилище и хлынет огромной волной.
– Так сколько же времени у нас, черт подери! – Саймон уже выходил из себя, его лицо покраснело.
– Могу только предположить. Я видел фильмы об авариях плотин, только вот...
– Так предположите тогда!
Уизерс положил руку Саймону на грудь.
– Остынь-ка, Ли, – сказал он. – Он же не Господь Бог.
– Но предположить можно или нет? Ведь его предположение будет лучше, чем мое, не так ли? Или чем твое... Он же, черт подери, книгу об этом накропал, не так ли?
Фил поднял руку.
– Да, докторскую диссертацию. Я сделаю предположение. То место, где мы сейчас стоим, может оказаться под десятками метров воды примерно через сорок пять минут.
Саймон отшвырнул руку Уизерса.
– Сорок пять минут!
– Ну, может, раза в два-три дольше. Сорок пять минут – это минимум. Вот в Болдуин-Хиллз, к примеру...
– Черт тебя подери, за сорок пять минут нам нипочем не успеть постучать в каждую дверь в городе, что мы попытаемся сейчас сделать. Хорошо, если мы успеем проехаться по боковым улицам на грузовике с радио...
И Саймон потянулся в окно своего автомобиля, чтобы достать микрофон.
– А если я, предположим, буду все время следить за этим прорывом и постоянно выдавать самые свежие оценки?
– Отличная мысль. Мы отвезем вас на правую смотровую площадку, где должен быть автофургон с радиоустановкой.
– Я возьму вас в свой пикап, – предложил Филу Митчелл. Риггс, Купер, Уизерс и группа чиновников из Объединения округов водопользования побежали к электростанции, чтобы успеть вынести картотеки и записи, которые позднее могли бы раскрыть причину аварии. Через несколько минут Митчелл свернул с окружного шоссе на гребень плотины. Дорога по этому гребню протянулась поперек долины, словно туго натянутая белая лента.
– Господи, – сказал Митчелл, указывая на ветровое стекло, – ты только погляди на это! Какой-то кретин пытается посадить самолет на плотину!
Фил проследил за взглядом подрядчика и увидел приближающийся издалека небольшой самолет. Его догонял полицейский автомобиль, а несколько других машин отъезжали к обочинам, чтобы обеспечить самолету как можно большую посадочную полосу. Самолет быстро терял высоту, чуть подпрыгнул, чтоб не врезаться в брошенный Филом среди ночи самосвал, а потом точно приземлился.
– Надеюсь, что он видит гравий, – сказал Фил.
– Какой еще гравий?
– Я украл прошлой ночью один из ваших грузовиков и, чтобы задержать погоню, опрокинул на дорогу груз гравия. Митчелл скосил глаза на своего пассажира.
– Ты украл один из моих грузовиков?
– Ну, одолжил.
Небольшой спортивный самолет, ярко-красный, разукрашенный волнистыми полосами и языками пламени, стремительно мчался прямо на них, но тут шасси ударилось о кучу гравия, хвост взлетел вверх, фюзеляж секунду побалансировал на носу, а потом самолет перевернулся. Когда Фил и Митчелл добрались туда, двое патрульных из дорожной полиции вызволяли пилота из пристежного ремня, на котором он висел вниз головой.
– Со мной все в порядке, – сказал пилот, крупный лысеющий мужчина, хотя это было явно не так. Шишка размером с кулак уже вскочила на лбу в месте, которым он ударился о ветровое стекло. – Со мной все в порядке, – повторил пилот, пока его переворачивали в сидячее положение. Из-за боли он вытянул губы и плотно закрыл глаза.
– Мы не можем отвезти его в больницу в нижнем городе, – сказал один из патрульных. – Его уже эвакуируют.
– А как насчет правой смотровой площадки? – предложил другой патрульный. – Старушка Лехман уже разворачивает там медицинскую палатку.
Когда летчика усадили, Фил узнал его.
– Мистер Болен! Бог мой, да это же мистер Болен! – Он выпрыгнул из пикапа.
– Кто?
– Герман Болен из фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц», один из тех, кто проектировал эту плотину. Ох, мистер Болен, как же я рад видеть вас!
Болен с усилием приоткрыл один глаз и посмотрел на сапоги Фила, на рабочий комбинезон, а потом и на лицо.
– Я вас откуда-то знаю, да?
– Я Фил Крамер. Рошек вчера меня уволил. Вспоминаете?
Болен закрыл глаз.
– Это была ошибка, – сказал он, морщась от боли. – Вы нам нужны, но только в Лондоне. – Он попытался встать, но быстро сел обратно. – Возможно, мне не совсем хорошо.
– Мы проследим, чтобы вам оказали первую помощь, – сказал патрульный. – Если через полчаса не придете в норму, отвезем в больницу, в Чико, сделаем там рентген. У вас, возможно, трещина в черепе.
Подъехали новые автомобили, и возник кружок зевак. Патрульный спросил, не желает ли кто-нибудь отвезти Болена на правую смотровую площадку. Вызвался мужчина, сидевший за рулем какого-то фургончика. Фил и Митчелл помогли Болену подняться на ноги и медленно повели его по шоссе. Ему дали марлевый тампон, чтобы прижать его к ране на лбу.
– Крамер, – сказал Болен, – за вчерашнее извинюсь позже. А сейчас вы должны меня выслушать. Заблокируйте эту дорогу и пропускайте только машины экстренной помощи. Когда прорыв достигнет отметки двести тридцать метров, уведите всех прочь от плотины, потому что с этого момента все пойдет стремительно.
Задние двери фургончика были открыты, и двое мужчин помогли Болену забраться внутрь. Он сел к стене, вытянув ноги и прижав марлю к голове.
– Уберите всех с электростанции, – продолжил Болен напряженным голосом. – Закройте дверь входного туннеля и подоприте ее с обеих сторон грузовиками. Это может на время сдержать воду.
Глаза Митчелла метались между Боленом и Филом.
– Выходит, вы думаете, что плотина определенно собирается обрушиться?
Болен отвернулся, чтобы скрыть текущие из глаз слезы.
– Плотина погибла.
– Но должны же быть какие-то способы спасти ее, – настаивал Митчелл. – Предположим, мы сбросим скальный грунт в водохранилище выше точки, где просачивается вода, а? На пристани при каменоломне у меня стоит на приколе груженая баржа, и я мог бы за полчаса прибуксировать ее на место...
– Бесполезно, – сказал Болен, – как ни верти. Примерно через полчаса начнет формироваться водоворот. Вы потеряете и баржу и тех, кто на ней будет. И понапрасну. Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно, слишком поздно...
Патрульный закрыл одну из дверей.
– Мы стащим ваш самолет с плотины, – сказал Фил. – По крайней мере, спасем хоть его. Болен слабо поднял руку.
– Забудьте о самолете. Я слишком стар, чтобы летать. Отбросьте его в сторону, чтобы расчистить дорогу. – Он жестом попросил Фила наклониться к нему поближе. – Если появится Рошек, присмотрите за ним. Может оказаться, что он не способен будет всего этого вынести.
Фил кивнул.
– Сделаю.
– Вы все еще работаете у нас, – сказал Болен. – Получите повышение. Достаточное, чтобы купить приличную одежду. А что он там сказал: трещина в черепе? Я, кажется, теряю сознание.
Вторая дверь закрылась, и Фил смотрел вслед фургончику. Потом забрался в пикап. Теперь слезы были в его глазах.
Глава 28
Фил передал бинокль стоявшему рядом подрядчику Леонарду Митчеллу.
– Нет никакой возможности сказать наверняка. Согласно учебнику Рошека, плотины так же отличаются друг от друга, как и люди.
– Я только что разговаривал с Рошеком, – вмешался Ньют Уизерс. – Он сказал, может быть, этот поток можно уменьшить, сбросив туда скальный грунт.
Фил отрицательно покачал головой.
– Слишком поздно. Кабы три-четыре часа назад, прежде чем начали рваться трубы... Если сбросить разный хлам со стороны верхнего бьефа, поток немного замедлится, но плотина рухнет, чего бы мы ни сделали.
– Должно же быть что-нибудь такое...
– Нет ничего такого.
– Сколько еще у нас времени? – снова спросил Саймон. – Это все, что я хочу знать. Нам же надо эвакуировать город.
– Если вода пройдет под защитным блоком, – сказал Фил, размышляя вслух, – через скальное основание и бетонный защитный экран, это одно. А вот если над защитным блоком...
– Сколько это в минутах? – настаивал Саймон.
– Толщина насыпи у основания тысяча двести метров, так что на это уйдет некоторое время. Эта дыра будет вгрызаться внутрь, пока не перережет плотину до самого гребня. Вот тогда-то водохранилище и хлынет огромной волной.
– Так сколько же времени у нас, черт подери! – Саймон уже выходил из себя, его лицо покраснело.
– Могу только предположить. Я видел фильмы об авариях плотин, только вот...
– Так предположите тогда!
Уизерс положил руку Саймону на грудь.
– Остынь-ка, Ли, – сказал он. – Он же не Господь Бог.
– Но предположить можно или нет? Ведь его предположение будет лучше, чем мое, не так ли? Или чем твое... Он же, черт подери, книгу об этом накропал, не так ли?
Фил поднял руку.
– Да, докторскую диссертацию. Я сделаю предположение. То место, где мы сейчас стоим, может оказаться под десятками метров воды примерно через сорок пять минут.
Саймон отшвырнул руку Уизерса.
– Сорок пять минут!
– Ну, может, раза в два-три дольше. Сорок пять минут – это минимум. Вот в Болдуин-Хиллз, к примеру...
– Черт тебя подери, за сорок пять минут нам нипочем не успеть постучать в каждую дверь в городе, что мы попытаемся сейчас сделать. Хорошо, если мы успеем проехаться по боковым улицам на грузовике с радио...
И Саймон потянулся в окно своего автомобиля, чтобы достать микрофон.
– А если я, предположим, буду все время следить за этим прорывом и постоянно выдавать самые свежие оценки?
– Отличная мысль. Мы отвезем вас на правую смотровую площадку, где должен быть автофургон с радиоустановкой.
– Я возьму вас в свой пикап, – предложил Филу Митчелл. Риггс, Купер, Уизерс и группа чиновников из Объединения округов водопользования побежали к электростанции, чтобы успеть вынести картотеки и записи, которые позднее могли бы раскрыть причину аварии. Через несколько минут Митчелл свернул с окружного шоссе на гребень плотины. Дорога по этому гребню протянулась поперек долины, словно туго натянутая белая лента.
– Господи, – сказал Митчелл, указывая на ветровое стекло, – ты только погляди на это! Какой-то кретин пытается посадить самолет на плотину!
Фил проследил за взглядом подрядчика и увидел приближающийся издалека небольшой самолет. Его догонял полицейский автомобиль, а несколько других машин отъезжали к обочинам, чтобы обеспечить самолету как можно большую посадочную полосу. Самолет быстро терял высоту, чуть подпрыгнул, чтоб не врезаться в брошенный Филом среди ночи самосвал, а потом точно приземлился.
– Надеюсь, что он видит гравий, – сказал Фил.
– Какой еще гравий?
– Я украл прошлой ночью один из ваших грузовиков и, чтобы задержать погоню, опрокинул на дорогу груз гравия. Митчелл скосил глаза на своего пассажира.
– Ты украл один из моих грузовиков?
– Ну, одолжил.
Небольшой спортивный самолет, ярко-красный, разукрашенный волнистыми полосами и языками пламени, стремительно мчался прямо на них, но тут шасси ударилось о кучу гравия, хвост взлетел вверх, фюзеляж секунду побалансировал на носу, а потом самолет перевернулся. Когда Фил и Митчелл добрались туда, двое патрульных из дорожной полиции вызволяли пилота из пристежного ремня, на котором он висел вниз головой.
– Со мной все в порядке, – сказал пилот, крупный лысеющий мужчина, хотя это было явно не так. Шишка размером с кулак уже вскочила на лбу в месте, которым он ударился о ветровое стекло. – Со мной все в порядке, – повторил пилот, пока его переворачивали в сидячее положение. Из-за боли он вытянул губы и плотно закрыл глаза.
– Мы не можем отвезти его в больницу в нижнем городе, – сказал один из патрульных. – Его уже эвакуируют.
– А как насчет правой смотровой площадки? – предложил другой патрульный. – Старушка Лехман уже разворачивает там медицинскую палатку.
Когда летчика усадили, Фил узнал его.
– Мистер Болен! Бог мой, да это же мистер Болен! – Он выпрыгнул из пикапа.
– Кто?
– Герман Болен из фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц», один из тех, кто проектировал эту плотину. Ох, мистер Болен, как же я рад видеть вас!
Болен с усилием приоткрыл один глаз и посмотрел на сапоги Фила, на рабочий комбинезон, а потом и на лицо.
– Я вас откуда-то знаю, да?
– Я Фил Крамер. Рошек вчера меня уволил. Вспоминаете?
Болен закрыл глаз.
– Это была ошибка, – сказал он, морщась от боли. – Вы нам нужны, но только в Лондоне. – Он попытался встать, но быстро сел обратно. – Возможно, мне не совсем хорошо.
– Мы проследим, чтобы вам оказали первую помощь, – сказал патрульный. – Если через полчаса не придете в норму, отвезем в больницу, в Чико, сделаем там рентген. У вас, возможно, трещина в черепе.
Подъехали новые автомобили, и возник кружок зевак. Патрульный спросил, не желает ли кто-нибудь отвезти Болена на правую смотровую площадку. Вызвался мужчина, сидевший за рулем какого-то фургончика. Фил и Митчелл помогли Болену подняться на ноги и медленно повели его по шоссе. Ему дали марлевый тампон, чтобы прижать его к ране на лбу.
– Крамер, – сказал Болен, – за вчерашнее извинюсь позже. А сейчас вы должны меня выслушать. Заблокируйте эту дорогу и пропускайте только машины экстренной помощи. Когда прорыв достигнет отметки двести тридцать метров, уведите всех прочь от плотины, потому что с этого момента все пойдет стремительно.
Задние двери фургончика были открыты, и двое мужчин помогли Болену забраться внутрь. Он сел к стене, вытянув ноги и прижав марлю к голове.
– Уберите всех с электростанции, – продолжил Болен напряженным голосом. – Закройте дверь входного туннеля и подоприте ее с обеих сторон грузовиками. Это может на время сдержать воду.
Глаза Митчелла метались между Боленом и Филом.
– Выходит, вы думаете, что плотина определенно собирается обрушиться?
Болен отвернулся, чтобы скрыть текущие из глаз слезы.
– Плотина погибла.
– Но должны же быть какие-то способы спасти ее, – настаивал Митчелл. – Предположим, мы сбросим скальный грунт в водохранилище выше точки, где просачивается вода, а? На пристани при каменоломне у меня стоит на приколе груженая баржа, и я мог бы за полчаса прибуксировать ее на место...
– Бесполезно, – сказал Болен, – как ни верти. Примерно через полчаса начнет формироваться водоворот. Вы потеряете и баржу и тех, кто на ней будет. И понапрасну. Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно, слишком поздно...
Патрульный закрыл одну из дверей.
– Мы стащим ваш самолет с плотины, – сказал Фил. – По крайней мере, спасем хоть его. Болен слабо поднял руку.
– Забудьте о самолете. Я слишком стар, чтобы летать. Отбросьте его в сторону, чтобы расчистить дорогу. – Он жестом попросил Фила наклониться к нему поближе. – Если появится Рошек, присмотрите за ним. Может оказаться, что он не способен будет всего этого вынести.
Фил кивнул.
– Сделаю.
– Вы все еще работаете у нас, – сказал Болен. – Получите повышение. Достаточное, чтобы купить приличную одежду. А что он там сказал: трещина в черепе? Я, кажется, теряю сознание.
Вторая дверь закрылась, и Фил смотрел вслед фургончику. Потом забрался в пикап. Теперь слезы были в его глазах.
Глава 28
Вертолет едва не касался верхушек деревьев на дне долины, километрах в пятнадцати за плотиной, Рошек высмотрел зеленую лужайку, окружавшую «Лесной ручей», и показал летчику, тот кивнул и слегка скорректировал курс.
Река выглядела не очень хорошо. Вышла из берегов, усеяна обломками деревьев. Рошек надеялся, что Элеонора слушала передачу новостей и успела уехать. А если нет, он был готов пожертвовать собой ради нее. Прикажет пилоту отвезти женщину в безопасное место, а потом вернуться за ним. Если за это время волна доберется сюда, будет очень плохо. Но пусть лучше выживет она, чем он, если уж дело дойдет до такого выбора. Физически он был уже стариком и распадался довольно быстро. Его карьера, всего несколько дней назад почти взлетевшая до грани достижимого, тоже рушилась. Но в общем-то шансов, что ему придется принести себя в жертву, было не так уж много. На несколько километров вверх по ущелью не было видно никаких признаков волны. Вертолет без труда сможет проделать два рейса на твердую землю.
А вот и дача. На подъездной дорожке автомобиль, но это не машина Элеоноры. Если он не ошибается, машина принадлежит Расселу Стоуну, танцовщику, с которым она была близка, когда в ее жизнь вошел Рошек. Господи, подумал он, конечно же, они не вместе там, в доме. Она же поклялась, что покончила со Стоуном. Просто Стоун приехал один. Да, конечно же, так и было, а она одолжила ему свой ключ.
– Сажать машину? – крикнул пилот, когда они оказались над лужайкой, возле дома.
– Зависни, – крикнул в ответ Рошек.
Открылась входная дверь. Стройный мускулистый молодой мужчина в трусах вышел на крыльцо и прикрыл рукой глаза. Это был Стоун. Да, точно. Теперь Рошек был уверен, и на него нахлынул приступ гнева. Ему претила мысль, что соперник провел ночь в «Лесном ручье», пусть даже с разрешения Элеоноры... Особенно если с ее разрешения...
В затененном дверном проеме показалась женщина.
– Только бы не Элеонора, – прошептал Рошек, – пожалуйста, пожалуйста...
Но это была Элеонора в шелковой пижаме, подаренной им на Рождество. Она выскользнула на солнечный свет и обвила рукой талию Стоуна. А он положил свою руку ей на плечи и подтянул к себе. Оба внимательно смотрели на вертолет. Рошек увидел, как ее рука поднялась, чтобы защитить глаза от солнца, словно птичка, возносящаяся в небеса. Даже простейшие ее жесты были так изящны и элегантны, что он...
– Вверх, – резко приказал он летчику, показывая вверх, – давай поднимай машину вверх!
Пока вертолет набирал высоту, Рошека душили конвульсивные рыдания. Он прикрыл лицо носовым платком и усиленно старался вернуть самообладание.
– Эй, – сказал летчик, – с вами все в порядке?
Рошек кивнул, нарочито шумно высморкался и сделал несколько глубоких вдохов. Поднявшись на четыреста пятьдесят метров, вертолет слегка накренился и ринулся вперед, прямым курсом на северо-восток. В отдалении уже была видна сверкающая поверхность озера Граф Уоррен. Заострясь, оно как бы узким пальцем нависало над Саттертоном. Виднелась и крошечная коричневая тропка – это была плотина, сдерживавшая водохранилище, словно пробка в бутылке.
Правая смотровая представляла собой покрытую асфальтом площадь примерно в полгектара, на которой со стороны ущелья выстроились телескопы-автоматы, работающие от опущенной монетки. Площадка находилась на тридцать метров выше гребня дамбы, и в летние уик-энды ее заполняли автомобилисты, порой до двухсот. Фил, вооруженный двусторонним радиопередатчиком и биноклем, устроился в самой дальней точке, где два пролета оградительных перил сходились на верху голой скалы, напоминавшей нос корабля. Это был наилучший наблюдательный пункт. Слева от него темно-зеленая вода спокойно перетекала через открытые ворота водослива, опущенные под острым углом. А у нижнего бьефа, далеко справа от Фила, вода бушевала беспрестанными взрывами брызг, ударяясь о поле массивных бетонных блоков. Гасители энергии были спроектированы так, чтоб нисходящий поток попадал в реку, не выдалбливая в русле промоин и трещин.
На дальнем берегу реки находилась автостоянка при электростанции, теперь опустевшая, если не считать помятого и почти невосстановимого «мустанга», который Фил решил бросить. Как и предлагал Болен, электростанцию эвакуировали, а перед дверьми во входной туннель установили защитную стенку из грузовиков в надежде сохранить дорогостоящие генераторы от полного затопления.
У подножия насыпи плотины за водосливом блестела от влаги круглая площадка диаметром девяносто метров, выглядевшая рыхлой и пористой. С ее нижнего зазубренного края длиной двадцать пять метров вниз по холму неукротимым каскадом обрушивался мощный поток коричневой бурой воды.
Держа микрофон радиопередатчика близко ко рту, чтобы его слова можно было расслышать сквозь рев воды. Фил сообщал о развитии катастрофы:
– Верхний край прорыва сейчас находится на высоте сто пятьдесят. Расход потока за последние пять минут удвоился. Насыщенная водой область возрастает, прорыв возможен. Теперь я оцениваю время до полного разрушения в тридцать пять минут.
Справа, в отдалении, лежал Саттертон, его нижняя часть уже была сильно размыта поднимающейся водой. Три кирпичных товарных склада времен «золотой лихорадки», выдержавших бесчисленные наводнения, теперь были смяты и скрылись под водой. Фил наблюдал в бинокль, как дюжина деревянных домиков сорвались с фундаментов, перевернулись крышей вниз и распались на куски. Какое-то большое, увенчанное куполом белое здание было волшебным образом приподнято над фундаментом и унесено вниз по течению без малейшего крена или разворота, словно величавое экскурсионное судно викторианских времен отправилось в неторопливое путешествие по Темзе. Но у поворота реки к югу от города купол обвалился вертикально вниз, ибо здание рассыпалось в разные стороны и быстро затонуло.
Фил чувствовал себя корректировщиком огня в какой-то фантастической войне, передающим боевые сводки генералам в полевую штаб-квартиру за линией фронта. В данном случае полевая штаб-квартира была от него всего в нескольких метрах, поскольку смотровая площадка превратилась в нечто вроде резервного места дислокации властей. Одной из первых прибыла миссис Лехман, управляющая автофургоном, настолько загруженным разным оборудованием, что днище почти скребло по земле, а за ним следовал вагончик, ощетинившийся радиоантеннами. Затем прибыли автомобили шерифа, начальника полиции, руководителя пожарной службы, а также главы местного Красного Креста. Патрули шоссейной полиции держали один участок свободным для посадки вертолетов официальных лиц из Сакраменто, хотя самым первым прибыл вертолет с бригадой из телевизионной программы новостей.
Миссис Лехман открыла свою «лавочку» на карточном столике позади вагончика с радио, развернув перед собой карты местности и разные бумаги. Она принимала неиссякаемый поток информации, растекавшийся от нее к населенным пунктам ниже по течению. Передавала сообщения о состоянии движения транспорта, как только получала их от патрульно-шоссейной службы. Проверяла, знают ли служащие учреждений города и округа, где разворачиваются лагеря беженцев, и следила, чтобы они были укомплектованы персоналом. Ее сильный до рези в ушах голос перекрывал какофонию ревущей воды, работающих двигателей, криков и треска громкоговорителя, так что Филу было слышно почти каждое ее слово. Она явно была хорошо подготовлена и на свою работу набрасывалась с неуемной энергией и эффективностью. На замечание Уилсона Хартли, что она, кажется, почти наслаждается тем, что делает, она, как расслышал Фил, ответила:
– Если бы это хоть чуть-чуть помогло, я зарыдала бы. Распространился слух, что Фил не только предсказал эту катастрофу, но был крупнейшим в мире специалистом по авариям плотин. С ним считались, как с непререкаемым авторитетом. Например, именно к нему первым делом направились телерепортер и его оператор.
Услышав за спиной хорошо поставленный баритон. Фил обернулся и обнаружил, что смотрит прямо в объектив телевизионной мини-камеры. Рядом с оператором стоял мужчина в светло-коричневой спортивной куртке, который пылко говорил в микрофон:
– На ваших экранах Билл или Фил Крамер, героический молодой инженер, который целую ночь поднимал тревогу. Теперь он сообщает для полиции длину волны и поминутный отчет о гибели могущественного Голиафа, в течение десяти лет усмирявшего некогда неистовую реку Сьерра-Кэньен, которая – так во всяком случае кажется – снова начнет неистовствовать, на сей раз ради возмездия, что еще хуже. Говорят, инженер Крамер, предупредив, предоставил местным официальным властям достаточно времени, поэтому потери из-за этой катастрофы, если она произойдет, будут значительно меньше, чем могли бы быть, во всяком случае, в том, что касается невинных жизней.
Он сунул микрофон Филу под нос и попросил дать телезрителям «самые последние данные на нынешнюю минуту». Фил раздраженно отмахнулся.
– Господи, мистер, вы не отошли бы отсюда? Я ужасно занят. Здесь же плотина рушится.
– Постепенно, насколько я понимаю, – сказал репортер, – вода будет вытекать все быстрее и быстрее, пока долина не будет затоплена. Примерно так?
– Нет. Примерно через полчаса эта плотина будет смыта, и стена воды ринется вниз по долине подобно бульдозеру.
– Бульдозеру какой высоты?
– Это зависит от ширины долины. Сто пятьдесят метров в узких местах и тридцать – в широких.
– И будет двигаться со скоростью восемьдесят или сто шестьдесят километров в час, да? Какое зрелище передадут наши так оперативно размещенные здесь камеры!
– Ну, волна может со скоростью сто шестьдесят километров мчаться по прямому бетонированному каналу, но ведь это долина с изгибами и поворотами. Турбулентность и груз, который вода захватит по пути, уменьшат эту скорость до пятнадцати – двадцати пяти километров в час. Теперь извините...
– Мне сказали, что минувшей ночью вы провели некоторое время в тюрьме. Что вы испытываете в связи с этим?
Фила спасла миссис Лехман, пронзительно заоравшая двум полицейским:
– Убрать этих клоунов прочь от Крамера!
Фил повернулся и стал рассматривать водохранилище в бинокль.
– Похоже, все лодки ушли к берегу, – сказал он в свой радиопередатчик. – Хотя погодите, кажется, вижу еще одну примерно в полукилометре от водослива. Он, должно быть, не расслышал предупреждения. Есть какой-нибудь вертолет или моторный катер, который мог бы до него добраться? Пока что нет никаких признаков формирования водоворота. – Он повернул бинокль вниз, на долину. – На краю ущелья, ниже города, где изгибается река, вижу человек пять-шесть. Их надо убрать оттуда. Ударив по этому склону холма, волна может взлететь до самой его вершины.
Уилсон Хартли положил руку на плечо Фила.
– Я правильно расслышал, поток будет двигаться со скоростью только пятнадцать – двадцать километров в час?
– Это лишь предположение, но я не могу себе представить, чтобы он двигался намного быстрее. Там есть парочка узких мест и несколько крутых поворотов.
– Черт подери, человек может ехать на машине вдоль ущелья много быстрее. Чтобы проверить, все ли убрались оттуда.
– Да, я полагаю...
– Это, правда, риск не такого рода, чтобы я мог кому-то приказать. Сделаю сам. Возьму наш самый лучший автомобиль, тот, которым мы пользуемся, когда гонимся за превышателями скорости.
Фил с недоверием уставился на полицейского.
– Вы это серьезно? Я же не знаю точно, насколько быстро пойдет вода. Она же может...
Хартли повернулся, чтобы идти.
– Вы просто продолжайте говорить вот в этот микрофон, и я буду знать, сколько времени у меня еще осталось...
Громовой удар привлек внимание Фила к дамбе. Гигантское давление снизу прорвало круглую промокшую площадку. Фонтан воды с силой взрыва ударил вверх и тут же опал. Вязкая бурая вода хлынула из этой раны, словно кровь.
– Главный прорыв, – взволнованно сообщил Фил в микрофон, – поток прорвался насквозь под максимальным, по-видимому, давлением. Бьет фонтаном. Есть выходы над прорывом, примерно у отметки двести. Ширина прорыва сейчас примерно пятьдесят метров, длина сто. Теперь уже недолго, возможно, минут двадцать. Если кто-то еще остался в городе, они должны убраться немедленно и молниеносно.
На поверхность озера, примерно в трехстах метрах от водослива, прорвался столбик пузырей, и вокруг него начала медленно вращаться вода...
Рошек поднял глаза и невидяще уставился на горизонт. Хотелось вернуться к самолету «Лиэр», дожидавшемуся его в городском аэропорту Юбы, – бессмысленно наблюдать вблизи, как умирает то, что ты любил, – но он был не в силах отдать такое распоряжение. Не мог ни говорить, ни издать хоть какой-нибудь звук, ни просто поднять руки. Пока вертолет садился, тревожили силы, давившие на тело, а когда машина остановилась и двигатель замер, продолжал сидеть неподвижно. Слова пилота долетели, словно издалека, и он не смог сосредоточиться, чтобы понять их.
Дверца открылась, его подняли и опустили на землю. Рошека окружили мужчины со знакомыми лицами, но имена и должности он не мог припомнить. Он машинально положил руки на свои костыли и прошел в центр какой-то небольшой группы. Ощутил дуновение ветра и приостановился, чтобы поглубже натянуть шляпу.
У оградительных перил плечом к плечу стояли люди. Они расступились, освобождая ему место, что-то говорили, но он ничего не слышал. Он смотрел. Мощный поток зеленой безжизненной воды стремительно вырывался из водохранилища через опущенные ворота водослива и с шумом обрушивался вниз по гладкому бетонному ложу пластинчатым потоком, превращаясь внизу в белое пенящееся неистовство в точности так, как предсказывали формулы гидравлики и эксперименты с масштабными моделями. Это было прекрасным и гипнотическим зрелищем: мощь воды направляется и регулируется точно рассчитанными углами и изгибами водослива, это была иллюстрация для учебника по инженерному делу.
Позади водослива, где не должно быть ничего, кроме гладкого рыжевато-коричневого края сожженной солнцем насыпи, бесновался какой-то бурый зверь из ночного кошмара, свирепо рычащий, прогрызающий роковую впадину в одном из рукотворных чудес света. Чудовище напрягалось и извергалось, хлестало, словно хвост взбесившегося зверя, пытающегося выбраться из своей норы. Когда удастся вырваться на свободу, его немедленно поглотит невообразимых размеров поток.
Все было неправильно с самого начала, подумал Рошек, качая головой, а слезы все текли и текли по щекам. Плотина в ущелье Сьерра была спроектирована отчасти для того, чтобы поднять его престиж и порадовать душу. Подвергать ее такому отвратительному испытанию было безумием, преступлением, гротескной несуразицей. С внезапной ясностью он вспомнил гнев и раздражение, которое он, в ту пору молодой инженер, испытал, когда написанная им научная статья была изуродована техническим журналом. Сложный анализ заканчивался одним-единственным уравнением, результатом тысячи наблюдений в этой области. И все это было безнадежно изувечено. Из-за глупости людей, которых он никогда и в глаза не видел, вывод огромной ценности превратился в нечто смехотворное. Он хотел тогда поехать в Нью-Йорк и задушить издателей голыми руками. Сейчас он испытывал то же самое.
Плотина в ущелье Сьерра исчезала у него на глазах. Сдиралось гладкое покрытие, силы природы вершили свою работу. Он не мог остановить их, бесполезно его эмоциональное участие. Он отстраненно наблюдал за происходящим, словно из звуконепроницаемой будки смотрел какой-то фильм. Руки наглого молодого танцора с почти совершенным телом ласкали Элеонору Джеймс, и она улыбалась в ответ, но что ему до этого? Элеонора уже ушла из его жизни, скоро это же сделает и плотина. Он выполнил свою работу так хорошо, как только мог, а другие разрушили его создание. Элеонора оказалась не той, которую он любил, и сейчас перед ним была не его плотина. Он боготворил совершенство. Плотина в ущелье Сьерра, которую он спроектировал и построил, не могла бы развалиться, словно песчаный дворец, чтобы послужить развлечением для банды вампиров.
Река выглядела не очень хорошо. Вышла из берегов, усеяна обломками деревьев. Рошек надеялся, что Элеонора слушала передачу новостей и успела уехать. А если нет, он был готов пожертвовать собой ради нее. Прикажет пилоту отвезти женщину в безопасное место, а потом вернуться за ним. Если за это время волна доберется сюда, будет очень плохо. Но пусть лучше выживет она, чем он, если уж дело дойдет до такого выбора. Физически он был уже стариком и распадался довольно быстро. Его карьера, всего несколько дней назад почти взлетевшая до грани достижимого, тоже рушилась. Но в общем-то шансов, что ему придется принести себя в жертву, было не так уж много. На несколько километров вверх по ущелью не было видно никаких признаков волны. Вертолет без труда сможет проделать два рейса на твердую землю.
А вот и дача. На подъездной дорожке автомобиль, но это не машина Элеоноры. Если он не ошибается, машина принадлежит Расселу Стоуну, танцовщику, с которым она была близка, когда в ее жизнь вошел Рошек. Господи, подумал он, конечно же, они не вместе там, в доме. Она же поклялась, что покончила со Стоуном. Просто Стоун приехал один. Да, конечно же, так и было, а она одолжила ему свой ключ.
– Сажать машину? – крикнул пилот, когда они оказались над лужайкой, возле дома.
– Зависни, – крикнул в ответ Рошек.
Открылась входная дверь. Стройный мускулистый молодой мужчина в трусах вышел на крыльцо и прикрыл рукой глаза. Это был Стоун. Да, точно. Теперь Рошек был уверен, и на него нахлынул приступ гнева. Ему претила мысль, что соперник провел ночь в «Лесном ручье», пусть даже с разрешения Элеоноры... Особенно если с ее разрешения...
В затененном дверном проеме показалась женщина.
– Только бы не Элеонора, – прошептал Рошек, – пожалуйста, пожалуйста...
Но это была Элеонора в шелковой пижаме, подаренной им на Рождество. Она выскользнула на солнечный свет и обвила рукой талию Стоуна. А он положил свою руку ей на плечи и подтянул к себе. Оба внимательно смотрели на вертолет. Рошек увидел, как ее рука поднялась, чтобы защитить глаза от солнца, словно птичка, возносящаяся в небеса. Даже простейшие ее жесты были так изящны и элегантны, что он...
– Вверх, – резко приказал он летчику, показывая вверх, – давай поднимай машину вверх!
Пока вертолет набирал высоту, Рошека душили конвульсивные рыдания. Он прикрыл лицо носовым платком и усиленно старался вернуть самообладание.
– Эй, – сказал летчик, – с вами все в порядке?
Рошек кивнул, нарочито шумно высморкался и сделал несколько глубоких вдохов. Поднявшись на четыреста пятьдесят метров, вертолет слегка накренился и ринулся вперед, прямым курсом на северо-восток. В отдалении уже была видна сверкающая поверхность озера Граф Уоррен. Заострясь, оно как бы узким пальцем нависало над Саттертоном. Виднелась и крошечная коричневая тропка – это была плотина, сдерживавшая водохранилище, словно пробка в бутылке.
Правая смотровая представляла собой покрытую асфальтом площадь примерно в полгектара, на которой со стороны ущелья выстроились телескопы-автоматы, работающие от опущенной монетки. Площадка находилась на тридцать метров выше гребня дамбы, и в летние уик-энды ее заполняли автомобилисты, порой до двухсот. Фил, вооруженный двусторонним радиопередатчиком и биноклем, устроился в самой дальней точке, где два пролета оградительных перил сходились на верху голой скалы, напоминавшей нос корабля. Это был наилучший наблюдательный пункт. Слева от него темно-зеленая вода спокойно перетекала через открытые ворота водослива, опущенные под острым углом. А у нижнего бьефа, далеко справа от Фила, вода бушевала беспрестанными взрывами брызг, ударяясь о поле массивных бетонных блоков. Гасители энергии были спроектированы так, чтоб нисходящий поток попадал в реку, не выдалбливая в русле промоин и трещин.
На дальнем берегу реки находилась автостоянка при электростанции, теперь опустевшая, если не считать помятого и почти невосстановимого «мустанга», который Фил решил бросить. Как и предлагал Болен, электростанцию эвакуировали, а перед дверьми во входной туннель установили защитную стенку из грузовиков в надежде сохранить дорогостоящие генераторы от полного затопления.
У подножия насыпи плотины за водосливом блестела от влаги круглая площадка диаметром девяносто метров, выглядевшая рыхлой и пористой. С ее нижнего зазубренного края длиной двадцать пять метров вниз по холму неукротимым каскадом обрушивался мощный поток коричневой бурой воды.
Держа микрофон радиопередатчика близко ко рту, чтобы его слова можно было расслышать сквозь рев воды. Фил сообщал о развитии катастрофы:
– Верхний край прорыва сейчас находится на высоте сто пятьдесят. Расход потока за последние пять минут удвоился. Насыщенная водой область возрастает, прорыв возможен. Теперь я оцениваю время до полного разрушения в тридцать пять минут.
Справа, в отдалении, лежал Саттертон, его нижняя часть уже была сильно размыта поднимающейся водой. Три кирпичных товарных склада времен «золотой лихорадки», выдержавших бесчисленные наводнения, теперь были смяты и скрылись под водой. Фил наблюдал в бинокль, как дюжина деревянных домиков сорвались с фундаментов, перевернулись крышей вниз и распались на куски. Какое-то большое, увенчанное куполом белое здание было волшебным образом приподнято над фундаментом и унесено вниз по течению без малейшего крена или разворота, словно величавое экскурсионное судно викторианских времен отправилось в неторопливое путешествие по Темзе. Но у поворота реки к югу от города купол обвалился вертикально вниз, ибо здание рассыпалось в разные стороны и быстро затонуло.
Фил чувствовал себя корректировщиком огня в какой-то фантастической войне, передающим боевые сводки генералам в полевую штаб-квартиру за линией фронта. В данном случае полевая штаб-квартира была от него всего в нескольких метрах, поскольку смотровая площадка превратилась в нечто вроде резервного места дислокации властей. Одной из первых прибыла миссис Лехман, управляющая автофургоном, настолько загруженным разным оборудованием, что днище почти скребло по земле, а за ним следовал вагончик, ощетинившийся радиоантеннами. Затем прибыли автомобили шерифа, начальника полиции, руководителя пожарной службы, а также главы местного Красного Креста. Патрули шоссейной полиции держали один участок свободным для посадки вертолетов официальных лиц из Сакраменто, хотя самым первым прибыл вертолет с бригадой из телевизионной программы новостей.
Миссис Лехман открыла свою «лавочку» на карточном столике позади вагончика с радио, развернув перед собой карты местности и разные бумаги. Она принимала неиссякаемый поток информации, растекавшийся от нее к населенным пунктам ниже по течению. Передавала сообщения о состоянии движения транспорта, как только получала их от патрульно-шоссейной службы. Проверяла, знают ли служащие учреждений города и округа, где разворачиваются лагеря беженцев, и следила, чтобы они были укомплектованы персоналом. Ее сильный до рези в ушах голос перекрывал какофонию ревущей воды, работающих двигателей, криков и треска громкоговорителя, так что Филу было слышно почти каждое ее слово. Она явно была хорошо подготовлена и на свою работу набрасывалась с неуемной энергией и эффективностью. На замечание Уилсона Хартли, что она, кажется, почти наслаждается тем, что делает, она, как расслышал Фил, ответила:
– Если бы это хоть чуть-чуть помогло, я зарыдала бы. Распространился слух, что Фил не только предсказал эту катастрофу, но был крупнейшим в мире специалистом по авариям плотин. С ним считались, как с непререкаемым авторитетом. Например, именно к нему первым делом направились телерепортер и его оператор.
Услышав за спиной хорошо поставленный баритон. Фил обернулся и обнаружил, что смотрит прямо в объектив телевизионной мини-камеры. Рядом с оператором стоял мужчина в светло-коричневой спортивной куртке, который пылко говорил в микрофон:
– На ваших экранах Билл или Фил Крамер, героический молодой инженер, который целую ночь поднимал тревогу. Теперь он сообщает для полиции длину волны и поминутный отчет о гибели могущественного Голиафа, в течение десяти лет усмирявшего некогда неистовую реку Сьерра-Кэньен, которая – так во всяком случае кажется – снова начнет неистовствовать, на сей раз ради возмездия, что еще хуже. Говорят, инженер Крамер, предупредив, предоставил местным официальным властям достаточно времени, поэтому потери из-за этой катастрофы, если она произойдет, будут значительно меньше, чем могли бы быть, во всяком случае, в том, что касается невинных жизней.
Он сунул микрофон Филу под нос и попросил дать телезрителям «самые последние данные на нынешнюю минуту». Фил раздраженно отмахнулся.
– Господи, мистер, вы не отошли бы отсюда? Я ужасно занят. Здесь же плотина рушится.
– Постепенно, насколько я понимаю, – сказал репортер, – вода будет вытекать все быстрее и быстрее, пока долина не будет затоплена. Примерно так?
– Нет. Примерно через полчаса эта плотина будет смыта, и стена воды ринется вниз по долине подобно бульдозеру.
– Бульдозеру какой высоты?
– Это зависит от ширины долины. Сто пятьдесят метров в узких местах и тридцать – в широких.
– И будет двигаться со скоростью восемьдесят или сто шестьдесят километров в час, да? Какое зрелище передадут наши так оперативно размещенные здесь камеры!
– Ну, волна может со скоростью сто шестьдесят километров мчаться по прямому бетонированному каналу, но ведь это долина с изгибами и поворотами. Турбулентность и груз, который вода захватит по пути, уменьшат эту скорость до пятнадцати – двадцати пяти километров в час. Теперь извините...
– Мне сказали, что минувшей ночью вы провели некоторое время в тюрьме. Что вы испытываете в связи с этим?
Фила спасла миссис Лехман, пронзительно заоравшая двум полицейским:
– Убрать этих клоунов прочь от Крамера!
Фил повернулся и стал рассматривать водохранилище в бинокль.
– Похоже, все лодки ушли к берегу, – сказал он в свой радиопередатчик. – Хотя погодите, кажется, вижу еще одну примерно в полукилометре от водослива. Он, должно быть, не расслышал предупреждения. Есть какой-нибудь вертолет или моторный катер, который мог бы до него добраться? Пока что нет никаких признаков формирования водоворота. – Он повернул бинокль вниз, на долину. – На краю ущелья, ниже города, где изгибается река, вижу человек пять-шесть. Их надо убрать оттуда. Ударив по этому склону холма, волна может взлететь до самой его вершины.
Уилсон Хартли положил руку на плечо Фила.
– Я правильно расслышал, поток будет двигаться со скоростью только пятнадцать – двадцать километров в час?
– Это лишь предположение, но я не могу себе представить, чтобы он двигался намного быстрее. Там есть парочка узких мест и несколько крутых поворотов.
– Черт подери, человек может ехать на машине вдоль ущелья много быстрее. Чтобы проверить, все ли убрались оттуда.
– Да, я полагаю...
– Это, правда, риск не такого рода, чтобы я мог кому-то приказать. Сделаю сам. Возьму наш самый лучший автомобиль, тот, которым мы пользуемся, когда гонимся за превышателями скорости.
Фил с недоверием уставился на полицейского.
– Вы это серьезно? Я же не знаю точно, насколько быстро пойдет вода. Она же может...
Хартли повернулся, чтобы идти.
– Вы просто продолжайте говорить вот в этот микрофон, и я буду знать, сколько времени у меня еще осталось...
Громовой удар привлек внимание Фила к дамбе. Гигантское давление снизу прорвало круглую промокшую площадку. Фонтан воды с силой взрыва ударил вверх и тут же опал. Вязкая бурая вода хлынула из этой раны, словно кровь.
– Главный прорыв, – взволнованно сообщил Фил в микрофон, – поток прорвался насквозь под максимальным, по-видимому, давлением. Бьет фонтаном. Есть выходы над прорывом, примерно у отметки двести. Ширина прорыва сейчас примерно пятьдесят метров, длина сто. Теперь уже недолго, возможно, минут двадцать. Если кто-то еще остался в городе, они должны убраться немедленно и молниеносно.
На поверхность озера, примерно в трехстах метрах от водослива, прорвался столбик пузырей, и вокруг него начала медленно вращаться вода...
* * *
С вертолета Рошека и город, и водохранилище, и плотина выглядели великолепно, как на почтовой открытке. Саттертон казался столь же сонным и безмятежным, как и любая новоанглийская деревенька, и только всмотревшись пристальнее, можно было разглядеть колонны машин, удирающих из города по всем мало-мальски доступным дорогам. Водохранилище сверкало, склоны от него к заснеженному высокогорью казались огромным зеленым одеялом. По мере приближения вертолета очертания плотины прорисовывались все четче и крупнее. Колоссальная стена простерлась от одного края долины до другого. Слева, словно серебряный браслет на загорелой руке, виднелся водослив, а рядом с ним струилась уродливо бурлящая масса бурой воды, наполовину меньше водослива по высоте и вдвое больше его по ширине. Рошек уставился на этот проран так, как он мог бы смотреть на прекрасную женщину с лицом, изуродованным шрамом, или на картину, порезанную ножом сумасшедшего. За несколько минут до этого он ощущал себя раздавленным горем и болью из-за предательства Элеоноры, его глаза все еще были воспалены от слез. При виде агонии плотины в ущелье Сьерра слезы полились снова. Это огромное сооружение, которое было такой же частью его самого, как сердце или мозг, неуклюже раскинулось под ним, израненное и кровоточащее.Рошек поднял глаза и невидяще уставился на горизонт. Хотелось вернуться к самолету «Лиэр», дожидавшемуся его в городском аэропорту Юбы, – бессмысленно наблюдать вблизи, как умирает то, что ты любил, – но он был не в силах отдать такое распоряжение. Не мог ни говорить, ни издать хоть какой-нибудь звук, ни просто поднять руки. Пока вертолет садился, тревожили силы, давившие на тело, а когда машина остановилась и двигатель замер, продолжал сидеть неподвижно. Слова пилота долетели, словно издалека, и он не смог сосредоточиться, чтобы понять их.
Дверца открылась, его подняли и опустили на землю. Рошека окружили мужчины со знакомыми лицами, но имена и должности он не мог припомнить. Он машинально положил руки на свои костыли и прошел в центр какой-то небольшой группы. Ощутил дуновение ветра и приостановился, чтобы поглубже натянуть шляпу.
У оградительных перил плечом к плечу стояли люди. Они расступились, освобождая ему место, что-то говорили, но он ничего не слышал. Он смотрел. Мощный поток зеленой безжизненной воды стремительно вырывался из водохранилища через опущенные ворота водослива и с шумом обрушивался вниз по гладкому бетонному ложу пластинчатым потоком, превращаясь внизу в белое пенящееся неистовство в точности так, как предсказывали формулы гидравлики и эксперименты с масштабными моделями. Это было прекрасным и гипнотическим зрелищем: мощь воды направляется и регулируется точно рассчитанными углами и изгибами водослива, это была иллюстрация для учебника по инженерному делу.
Позади водослива, где не должно быть ничего, кроме гладкого рыжевато-коричневого края сожженной солнцем насыпи, бесновался какой-то бурый зверь из ночного кошмара, свирепо рычащий, прогрызающий роковую впадину в одном из рукотворных чудес света. Чудовище напрягалось и извергалось, хлестало, словно хвост взбесившегося зверя, пытающегося выбраться из своей норы. Когда удастся вырваться на свободу, его немедленно поглотит невообразимых размеров поток.
Все было неправильно с самого начала, подумал Рошек, качая головой, а слезы все текли и текли по щекам. Плотина в ущелье Сьерра была спроектирована отчасти для того, чтобы поднять его престиж и порадовать душу. Подвергать ее такому отвратительному испытанию было безумием, преступлением, гротескной несуразицей. С внезапной ясностью он вспомнил гнев и раздражение, которое он, в ту пору молодой инженер, испытал, когда написанная им научная статья была изуродована техническим журналом. Сложный анализ заканчивался одним-единственным уравнением, результатом тысячи наблюдений в этой области. И все это было безнадежно изувечено. Из-за глупости людей, которых он никогда и в глаза не видел, вывод огромной ценности превратился в нечто смехотворное. Он хотел тогда поехать в Нью-Йорк и задушить издателей голыми руками. Сейчас он испытывал то же самое.
Плотина в ущелье Сьерра исчезала у него на глазах. Сдиралось гладкое покрытие, силы природы вершили свою работу. Он не мог остановить их, бесполезно его эмоциональное участие. Он отстраненно наблюдал за происходящим, словно из звуконепроницаемой будки смотрел какой-то фильм. Руки наглого молодого танцора с почти совершенным телом ласкали Элеонору Джеймс, и она улыбалась в ответ, но что ему до этого? Элеонора уже ушла из его жизни, скоро это же сделает и плотина. Он выполнил свою работу так хорошо, как только мог, а другие разрушили его создание. Элеонора оказалась не той, которую он любил, и сейчас перед ним была не его плотина. Он боготворил совершенство. Плотина в ущелье Сьерра, которую он спроектировал и построил, не могла бы развалиться, словно песчаный дворец, чтобы послужить развлечением для банды вампиров.