Элен прикоснулась к его мускулистому плечу. Она постепенно успокаивалась, забывая ночной кошмар, и наслаждалась пробуждением ответных чувств к мужчине, который держал ее в своих объятиях. Она ощущала силу большого и разгоряченного страстью мужского тела, жесткость его волос, низко спускавшихся по его шее, упругую и напряженную эластичность его кожи. Игра его мускулов под ее рукой вызывала в Элен восхищение, пока она наконец не осознала, что он продвигал свою руку к ее груди.
   Не успев выразить свой протест, она тут же почувствовала волну наслаждения, в которой, казалось, утонула, волну, вызванную прикосновением его ладони к мягкой округлости ее груди под корсажем.
   Подаренное ей наслаждение рождалось от ласк, которыми капер одаривал ее. Цепочками страстных поцелуев Райан прокладывал тропинки от уголков ее рта по щеке к ее шее и далее, вниз по изгибу, к впадинке на ее горле. Там он остановился, погружая влажное тепло своего языка в эту маленькую ямку, пробуя на вкус ее кожу с такой непревзойденной изысканностью, что она, оказавшись во власти этого ощущения, не заметила, как он расстегнул ее платье.
   Затем она почувствовала теплое дыхание Райана на своей трепещущей груди. Лаская языком и руками ее груди, он подогревал ее страсть.
   Элен протянула к Райану руки, открывая ему свое тело и помогая снять с себя платье и белье. Прикоснувшись к его животу, она выдернула его рубашку из брюк, ожидая, когда он освободится от обуви и одежды и снова повернется к ней.
   Впереди их ждала долгая и темная ночь, торопиться было незачем. С жадными ртами и с ищущими руками, измученные страстью и разгоряченные долгим ожиданием и сдержанностью, они познавали друг друга.
   Дрожа и задыхаясь от страсти, они сомкнулись в объятии. Райан подсунул под ее бедра руку, и она переплела свои ноги с его ногами. Ощутив у бедра свидетельство его желания, Элен напряглась, на мгновение почувствовала жгучую боль, а потом беспомощно обмякла, не в силах сопротивляться. Она запустила пальцы в его волосы и молча извивалась под его прикосновениями, не в силах издать ни звука. Элен целиком оказалась во власти этого мужчины, дарившего ей наслаждение...
   Потом они долго лежали с закрытыми глазами. Сердца учащенно бились, кожа горела и лоснилась от испарины. Воздух в их яме, казалось, был пропитан благоуханием роз, гардений и чего-то еще, чему не было названия.
   Райан лежал, уткнувшись лицом в ложбинку между холмиками грудей Элен. Сделав глубокий вдох, он произнес:
   – Господи, какой же восхитительный запах исходит от тебя!
   Открыв глаза, Элен уставилась в темноту. Она совершенно забыла о масле, которым было натерто ее тело.
   До встречи с Райаном Элен еще не приходилось оказываться с мужчиной в подобной ситуации.
   Элен вовсе не хотелось верить в колдовские чары ароматного масла, предложенного ей Дивотой.
   – Как они называются? – спросил Райан.
   – Что?
   – Твои духи. У них есть название?
   – Не думаю.
   – Неужели ты не знаешь? Я думал, что большинство женщин не отстает от моды.
   – Конкретно эти... они особенные, – неохотно ответила она.
   – Такой букет запахов мне раньше не встречался. У тебя что, во Франции остался свой парфюмер?
   – Неужели это важно?
   – Мне просто интересно. Духи и ароматичные вещества составляют львиную долю грузов, с которыми мне время от времени приходится сталкиваться.
   – Особенно на французских судах?
   – Как сказать. А вот это... это твое индивидуальное благовоние?
   Любопытство Райана показалось Элен чрезмерным.
   – Его Дивота приготовила специально для меня, – недовольно проговорила Элен.
   – В самом деле? – произнес он с недоверием и слегка насмешливо. – Не думаю, что такой букет ароматов можно будет когда-нибудь встретить снова...
   – Пожалуй... ты прав... навряд ли... – сдержанно ответила Элен.
   – Что-нибудь не так? – Он перекатился на бок и протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица. – Я сделал тебе больно? Я понимаю, ты же была девственницей...
   – Нет же, совсем нет!..
   Ей совершенно не хотелось обсуждать с ним эту тему.
   – Я готов принести тебе свои извинения. Только мне кажется, что уже чуть-чуть поздновато.
   – Да уж, пожалуйста, избавь меня от этого.
   – Честно говоря, я не хотел заходить так далеко... Но... ты такая обворожительная, и мне с юбой было хорошо, твои благовония просто одурманили меня...
   – Понимаю. Это я во всем виновата.
   – Я этого не говорил.
 
   В течении нескольких секунд Дивота казалась лишь темным силуэтом на его фоне.
   – Возьмите вот это, пожалуйста, только осторожно, он горячий, – сказала Дивота и подала оловянный кофейник.
   Райан взялся за обернутую полотенцем ручку кофейника и поставил его на пол. Потом Дивота подала вазу с фруктами и кофейные чашки, а за ними – ведро с горячей водой, кусок мыла и полотенце. Вынув из кармана передника небольшую расческу, она бросила ее Элен.
   Элен и Райан поблагодарили Дивоту. А женщина, смутившись, только отмахнулась:
   – Если вам еще что-нибудь нужно, говорите, только быстро.
   Элен смущенно взглянула на Райана, но тот покачал головой.
   Дивота хитро и проницательно посмотрела на них обоих, разглядев, что они полуодеты. Тонкая, понимающая улыбка пробежала по ее губам и исчезла.
   – Ну, тогда я пойду... Мне уже пора. Навещу вас вечером, когда все в доме улягутся. Ведите себя осторожно, – сказала она, посмотрев на Элен.
   – Ты тоже.
   – Непременно.
   Люк над ними закрылся. Слышно было, как Дивота расставила по местам стулья и вскоре удалилась.
   Элен не знала, чего ей хочется больше, – горячего кофе, чтобы поднять настроение, или горячего омовения, чтобы освежить тело. И поскольку тепловатый кофе всегда хуже теплого обтирания, она для начала присела рядом с Райаном, чтобы позавтракать, – кофе и булочки, бананы и крылышко жареного цыпленка, оставшегося с вечера.
   Сочетание этих блюд показалось затворникам пищей богов. Элен с удовольствием принялась за завтрак, но вдруг ощутила свою вину за то, что жива и наслаждается вкусной едой, в то время как ее отец и другие погибли... Но разве она может вернуть их?
   Элен долго еще чувствовала себя подавленной...
   После завтрака она стала умываться. Райан, сидя на постели с чашкой недопитого кофе в руках, уголком глаза наблюдал за ней. Выражение его лица было напряженным.
   – В чем дело? Ты что, никогда не видел утреннего туалета женщины?
   – Я никогда не видел такой женщины, как ты.
   – Ты имеешь в виду мои волосы? – спросила Элен, приподнимая еще не расчесанную золотистую завесу своих волос и протирая влажным полотенцем шею и горло.
   – Их цвет совершенно необычный, но я, по правде говоря, думал не о них. Я любуюсь твоей грацией, каждым твоим движением.
   – Что за сказки! – недоверчиво проговорила она. – Тебе, должно быть, опять чего-то захотелось...
   – Смотря чего! – ответил он с хитрой улыбкой. – Зависит от того, что ты предложишь.
   – Ты ненасытен! – Элен приоткрыла ротик в притворном удивлении и возмущении, и краска залила ее лицо.
   – Что я могу с собой поделать, если ты меня так восхитительно обольщаешь?
   Ее движения замедлились. Она опустила руки, в которых держала полотенце, и удивленно посмотрела на Райана. С этим мужчиной она уже трижды за эту ночь занималась любовью после первого, неожиданного порыва страсти, а в последний раз перед самым рассветом. Ей стало казаться, что их забавы с Райаном становились неумеренными.
   «Ненасытный»! Именно это слово произнесла Дивота. «Онпревратитсявтвоегораба– егожеланиектебестанетненасытным».
   – Неужели ты чувствуешь ко мне такое сильное влечение? – спросила она невинным тоном, опуская глаза. – Или ты просто давно без женщины?
   Райан рассмеялся, допивая последние капли своего кофе и отставляя чашку. Он поднялся, встав на одно колено и наклоняясь к ней.
   – Похоже, и то и другое. Можем проверить это сегодня утром, чтобы окончательно удостовериться.
   Она отстранила его рукой:
   – При дневном-то свете?
   – А что, это имеет значение?
   Ей пришло в голову, что мыло и горячая вода снимут его возбуждение, если только Дивота говорила правду о духах.
   – Ты еще не обтирался, – тянула время Элен.
   Как оказалось позднее, его страсть к ней отнюдь не уменьшилась после обтирания, а даже возросла.
   День тянулся медленно. Уже не раз Райан и Элен сожалели, что не сообразили попросить у Дивоты колоду карт, шахматы или другуюкакую-нибудь игру, чтобы скоротать время. Говорили и о том, что было бы хорошо раздобыть книжку, а то и две, чтобы занять себя чтением на следующий день, но оба соглашались, что света в этой яме для чтения было явно недостаточно. Они впадали в дрему и просыпались от каждого шороха, напряженно вслушиваясь и шепотом обсуждая, что могло бы производить этот шум.
   Они много разговаривали, рассказывали истории из своего детства и школьных лет. Элен вспоминала о годах, проведенных в пансионе, а Райан – о своем рябом и вспыльчивом, но великолепном учителе. Они делились впечатлениями о прочитанных книгах, рассуждали о музыкальных произведениях, которые нравились каждому из них, говорили о Франции и о Наполеоне Бонапарте: о его политике, о скандалах, связанных с именем его жены Жозефины. Мысленно бродили по улицам Парижа, вспоминая любимые места.
   – Мне кажется, тебе понравится Новый Орлеан, – сказал Райан, когда снова наступила вечерняя тьма и они ожидали прихода Дивоты с ужином.
   – Но я не поеду с тобой, – мягко возразила Элен.
   – Разве?
   По тону, с каким был задан вопрос, можно было понять, что Райан полон решимости забрать Элен Ларпен с собой на свое судно, даже если пришлось бы отнести ее туда на руках. Его неудержимо влекло к этой обворожительной и такой не искушенной в искусстве любви женщине.
   Элен сделала неопределенный жест, словно хотела отмахнуться.
   – Я почти ничего не знаю об этом городе, кроме того, что его жители говорят по-французски, несмотря на сорокалетнее господство испанцев, что это жаркое и невероятно грязное место, кишащее змеями. Обо всем этом поведал в письмах отец, когда жил там.
   – Змеи опасны только во время наводнений, – заметил Райан. – А в общем-то Новый Орлеан чудесный городок. Летом бризы с океана делают климат вполне приятным, а зимой там весьма прохладно. Он одновременно похож и на французский, и на испанский город. Дело в том, что пожары, часто случавшиеся во времена испанского правления, вынудили многих жителей перестроить свои дома. Балконы из кованого железа и внутренние дворики придают домам испанский стиль, но линии крыш, форма и расположение дверей и окон, закругленные углы домов на улицах напоминают о Париже.
   – Папа говорил, что его чуть не задушила тамошняя скука.
   – Он, должно быть, не потрудился познакомиться с людьми. Там постоянно проводятся балы, музыкальные вечера и выезды на природу, а что касается мужчин, то в их распоряжении имеются кафе, питейные заведения, где подают все – от вин и абсента[8] до эля. Горожане время от времени любят погулять по площади Плас-д-Арм, подышать вечерним воздухом, людей посмотреть и себя показать.
   – Тебе очень нравится Новый Орлеан, правда? – спросила Элен.
   – Это ведь моя родина, и там мой дом. – Он сказал это так, словно иных объяснений и не требовалось.
   Элен посмотрела в сторону. Ей хотелось, чтобы у нее было такое же ощущение привязанности. В раннем детстве она, по-видимому, что-то подобное ощущала по отношению к Сан-Доминго, но потом, за много лет пребывания во Франции, эти чувства поблекли. Но и Франция, из-за того что Элен постоянно находилась в ожидании отъезда по первому распоряжению отца, тоже не стала для нее настоящей родиной.
   – Новый Орлеан мог бы стать и твоим домом тоже, – сказал Райан после затянувшегося молчания.
   Элен гордо вздернула подбородок.
   – Сан-Доминго вот мой дом... Это то место, где я родилась.
   – Тогда, я полагаю, ты уже подумала, кто мог бы тебе помочь, из друзей твоего отца или его деловых партнеров?..
   – Ни о ком я не думала, – холодно ответила Элен.
   – Ах, ну да, со временем что-нибудь непременно придет тебе в голову... – Райан растянулся во весь рост на постели. – Например, ты можешь предоставить себя на милость кого-то из военных начальников, принявших командование после смерти генерала Леклерка.
   – Генерала Рошамбо?
   – Думаешь, не стоит метить так высоко? Возможно, ты и права. Там есть толстый полковник, с которым я встречался несколько дней назад, он, думается, вполне мог бы стать подходящей партией.
   – Каким образом? – откликнулась Элен, не подозревая подвоха со стороны Райана.
   – Да у меня сложилось впечатление, что у полковника сердце такое же мягкое, как и мозги, и самые похотливые глаза. Уверен, что тебе удастся вертеть им, как захочется. Ты даже сможешь выйти за него замуж.
   – Замуж? Никогда!
   – Ну а стать его любовницей?
   – Что? – вскрикнула Элен с яростным возмущением.
   – Ну, тогда его прачкой? Хотя тебе должно быть известно, что от женщин, которые так называются, иногда требуется оказание и других услуг, когда офицеры снимают свою униформу.
   – Я знаю это, – сказала она уязвленно. – В твоих дурацких предложениях я почувствовала твою уверенность в том, что французы во главе с Рошамбо непременно потерпят поражение.
   – Ну, в таком случае всегда могут подвернуться краснорожие и упитанные английские офицеры, которые тоже иногда снимают мундиры.
   Рассердившись, она схватила камзол Райана и швырнула его в лицо насмешника.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   – Зажги свечку! – прошептала Элен, толкнув Райана в бок.
   – В чем дело? – удивился он, тотчас проснувшись.
   – Кто-то здесь возится. Зажги же свечку!
   Какой-то легкий топот раздавался откуда-то неподалеку от их постели. Временами он сопровождался негромкими царапающими звуками там, в углу, где у них были сложены съестные припасы.
   – Это крыса, – сказал Райан.
   – Знаю, – с отвращением прошептала Элен. – Зажги, наконец, свечу!
   Животное явно привлек запах еды, и оно пролезло в их тайник сквозь какое-то отверстие в фундаменте. Элен не испытывала ни малейшего желания делить с крысой ни свое убежище, ни пищу.
   Элен услышала скрежет кремня в трутнице и поняла, что Райан пытается высечь искру и зажечь свечку. Крадучись, она потянулась за сапогом, чтобы использовать его как орудие убийства.
   Нечаянно она прикоснулась к крысиному хвосту. Он показался ей совершенно голым, без волос, и прохладным на ощупь. Хвост дернулся, вызвав у Элен испуганный вскрик.
   – Что еще случилось? – В голосе Райана прозвучала тревога.
   – Я до нее дотронулась! – прошептала она, дрожа от омерзения.
   Ей показалось, что она расслышала его беззвучный хохот.
   Через мгновение на разгоревшемся труте вспыхнул желтый огонек. Райан потянулся за свечой и поднес ее фитиль к огоньку.
   Элен кинулась к сапогу, который разыскивала, и подняла его над головой, озираясь и ища глазами крысу. Та сидела за кувшином с водой и поводила усами. Элен стала догонять ее по кругу, отчаянно колотя по земле сапогом, в то время как крыса заметалась по яме.
   – Прибей же ее! – бросила она через плечо Райану со страстной настойчивостью. – Прибей!
   Райан поставил свечу на пол в угол, взял второй сапог и тоже начал преследование. Они с Элен молотили по полу, прыгая то туда, то сюда, увертываясь и друг от друга, и от крысы, которая нервно металась из стороны в сторону по яме. Их тени в фантастическом танце точно так же метались по стенам.
   Исход этой борьбы был, несомненно, предрешен. Крыса попыталась юркнуть в свой лаз, но пролезть туда оказалось не просто, особенно когда на нее охотились двое, нависавшие над ней и вооруженные не только тяжелыми сапогами, но и яростной решимостью.
   В течение нескольких секунд все закончилось. Райан убрал трупик на земляной выступ под крышкой люка, откуда Дивота смогла бы его забрать, когда придет навестить их снова.
   Вскоре оба опустились на постель, чтобы перевести дух.
   – Бедный маленький зверек! – заговорил похоронным тоном Райан. – Ему хотелось лишь немного поесть.
   – Мне кажется, съесть твой большой палец на ноге... – саркастически сказала Элен.
   – Ты жестокая женщина! Я и не знал, что ты такая.
   – Ненавижу крыс.
   Ей не хотелось смотреть на Райана. Она и сама немного устыдилась своего рвения, вспоминая звук, с которым в последний раз он опустил на крысу свой сапог.
   – Я так и подумал, – сухо сказал Райан. Элен бросила на него хмурый взгляд:
   – Не замечала, что ты такой щепетильный.
   – И в самом деле, – ответил Райан с готовностью. – Разумеется, я не испытываю к ним нежной любви. Более того, когда милой леди нужна моя помощь, я оказываю ее с удовольствием и в полную меру своих возможностей.
   – Даже так? И сейчас тоже?
   – Безусловно. Особенно в тех случаях, когда эта леди сумеет щедро вознаградить.
   – И ты на самом деле рассчитываешь на мое вознаграждение? – спросила Элен, не веря своим ушам.
   – Конечно... Если, правда, ты сама считаешь это резонным.
   – Ты просто невыносим... и самодоволен.
   – Я не мог предположить, что это тебя так расстроит. Ты только что намеревалась отдать себя в распоряжение толстого полковника исключительно ради его покровительства. А разве этот случай чем-нибудь отличается от того?
   – Это же ты предложил мне такой отвратительный выход!
   – Ты сама не оставила себе иного выбора. И ясно как белый день, что тебе так или иначе придется устраиваться при каком-нибудь мужчине, – проговорил серьезно Райан.
   – А мне это совсем не кажется! – возразила Элен и протестующе фыркнула.
   – Нет? Дело в том, что в такое опасное время только мужчина может обеспечить тебе безопасность. А главная твоя беда состоит в том, что ты слишком привлекательна и вызываешь слишком большое желание у мужчин-хищников. Они не смогут оставить тебя в покое...
   – Хищников, к которым ты и себя относишь?
   – Может быть... Я – в первую очередь.
   – По крайней мере, ты честно это признаешь, – откомментировала она. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали холодным сарказмом, но этого у нее не получилось.
   Райан сел, вглядываясь в Элен и любуясь, как желтый огонек свечи освещал ее прелестное лицо и отражался золотистым пламенем в волосах. И хотя с его стороны это выглядело совершенно глупо, но ему отнюдь не хотелось покидать место их совместного заточения. Но если он не станет вести себя более разумно и осмотрительно, то окончание этого заточения может стать и концом их знакомства...
   Элен бросила из-под ресниц взгляд на мужчину, который непринужденно отдыхал рядом с нею. «Он, наверное, шутит, – подумала она. – Не может же он всерьез требовать от меня вознаграждения за то, что убил крысу? Как трудно бывает его понять...»
   Несмотря на близость, которую они пережили, и на долгие разговоры, которые вели, Элен так и не почувствовала, что хорошо узнала его. Казалось, какую-то часть своей души Райан от нее тщательно скрывал... Нет, она не обвиняла его, – сама поступала так же.
   На мгновение лицо Райана исказила гримаса раздражения. Он негромко рассмеялся:
   – Успокойся, я только пошутил. Без твоего желания мне ничего от тебя не нужно. Ложись и продолжай спать.
   Райан потянулся к свече и загасил ее пламя двумя пальцами. Их подземелье снова погрузилось в темноту.
   Элен слышала шуршание его одежды, понимая, что он готовится лечь. Она торопливо отодвинулась, давая ему место, и растянулась на одеялах. Его рука прикоснулась к ее руке, но она тут же отдернула ее, словно обжегшись.
 
   Время текло. Немигающим взглядом Элен смотрела в темноту. Конечно, ей хотелось найти какой-нибудь способ, чтобы устроить свое будущее, но в голову ничего не приходило.
   Наконец она уснула, и ее кошмары снова вернулись к ней...
   Элен и Райан научились точно узнавать, находится ли кто-нибудь наверху, в комнате над ними. Шаги людей гулко отдавались в замкнутом пространстве их подвала. Иногда до них доносились голоса и обрывки разговоров двух девиц из прислуги или ворчливый старушечий голос, несомненно, принадлежавший матери Фавье. Старуха то отдавала распоряжения по дому, то распекала девиц.
   Труднее всего затворникам было во время обеда. Стулья передвигали по ковру, и через щели в люке на них сыпалась пыль. Да и запахи вкусной пищи и вина проникали к ним как раз в то время, когда до их трапезы оставалось еще очень много времени – Дивота приносила им ужин только после того, как в доме все укладывались спать.
   Однако более всего их раздражало присутствие в комнате над ними Фавье и его матери, а как-то раз и пары гостей, из-за чего Элен и Райан вынуждены были сидеть в абсолютной тишине. И время им показалось вечностью. Зато они научились испытывать истинную благодарность к обитателям этого дома за то, что те иногда завтракали в постели или перекусывали в полдень где-нибудь за пределами дома, возможно, на галерее.
   И тем не менее подслушанные ими разговоры домочадцев оказывались весьма полезными. Например, они узнали, что Дессалин, которому не терпелось полностью изгнать французские войска с острова, рассылал своих агитаторов по плантациям, чтобы те поднимали рабов на восстания с призывами убивать своих хозяев. Дессалин хотел или уничтожить все белое население острова, или заставить их покинуть его пределы. Списки сожженных домов и зверски убитых людей росли с каждым днем. За столом пересказывались истории о том, как искали людей, загнанных на тростниковые поля, в сараи и конюшни, как ловили тех, кто пытался убежать в Порт-о-Пренс или на Кап-Франсэз, и безжалостно с ними расправлялись.
   Иногда казалось, что от этих разговоров за едой Фавье получал удовлетворение. Он нарочно начинал громко разговаривать с гостями, чтобы в подвале могли как следует расслышать его слова. Похоже, он был доволен происходящим на острове, хотя его собственное положение не было таким уж благополучным. Элен и Райан понимали, что жаждущие крови толпы негров-рабов в ночной тьме могли намеренно или случайно перепутать дома, и тогда досталось бы и Фавье...
   Утром третьего дня до Райана и Элен донеслись голоса двух женщин, они раздавались прямо над ними. Голоса принадлежали Дивоте и матери Фавье.
   Райан сел, прислонившись спиной к камню стены, спокойный и в то же время, как показалось Элен, готовый защищать их убежище. Она привстала и настороженно вслушивалась, подняв глаза вверх, на деревянную раму люка над их головами: «Что там могло случиться? Неужели Фавье проговорился и его мать стала проявлять интерес к тому, что спрятано в этом тайнике? Или старуху снедает любопытство из-за присутствия в доме Дивоты и она стала подглядывать за ней, за ее передвижениями по дому?»
   Вскоре Райан и Элен поняли, что старуха бранит Дивоту за то, что та тайком таскает еду с кухни. Она требовала от Дивоты ответа на свой вопрос куда это она сейчас направлялась? Дивота, по всей видимости, сказала ей, что шла к столу, чтобы поесть, поскольку ее объяснения вызвали визгливую тираду о том, что прислуга много себе позволяет, полагая, что может пользоваться мебелью хозяев по своему усмотрению, лежать в постели целыми днями, поедать все лучшее из запасов хозяина. Дивота дерзко ответила, что она любовница ее сына, а потому и ведет себя так...
   Глаза Элен округлились от неожиданности.
   Несомненно, это был великолепный предлог, чтобы объяснить свое пребывание в доме, а не в хижинах для рабов. «А может, это вовсе и не предлог? Неужели Дивота отдалась Фавье, чтобы обеспечить безопасность мою и Райана?» – с ужасом подумала Элен.
   Дивоту отослали есть на кухню. Шум голосов утих. И только сводящий с ума аромат горячего кофе и ветчины, которые Дивота несла им на завтрак, долго еще висел в воздухе. Элен медленно опустилась на постель.
   – Ты понимаешь, что мы сидим здесь взаперти, как та крыса, которую мы убили?
   – Весь остров превратился в громадную мышеловку, я тебе уже говорил об этом.
   – Что ты станешь делать, если нас обнаружат?
   – Единственное, что я могу, сражаться и надеяться, что их там не очень много.
   – А что, если мать Фавье обнаружит нас здесь?
   – Если только она откроет люк, то ей, думаю, придется присоединиться к нам – вольно или невольно, – ответил Райан, сжав кулак.
   – Может, и придется так поступить, – задумчиво проговорила Элен.
   Дивота так и не пришла к ним до вечера. Не пришла и потом, когда закончился обед, а дом с наступлением темноты стал погружаться в тишину.
   Элен все больше раздражалась, но не потому, что проголодалась – у них еще оставался кусок хлеба от последнего ужина, – а потому, что волновалась за женщину, которая приходилась ей теткой. «А что, если мать Фавье, заподозрив что-нибудь неладное, заперла Дивоту где-нибудь или вообще решила избавиться от беспокойной новой женщины своего сына? А может, Дивота сама по какой-то причине покинула дом, и ее опознали, и уже убили...» В голову лезли страшные предположения...
   Райан, как и она, тоже нервничал. Он клялэту яму за то, что не мог встать во весь рост, за то, что не мог сказать, что же все-таки происходит за стенами этого дома, за то, что утратил контроль за ситуацией и не мог вести дело так, как считал нужным.