Блейк Дженнифер. Стрела в сердце

   Кэтрин пригладила черные кружевные оборки на золотистом шелковом платье.
   — Во «Дворце любви», написанном Элеонорой Аквитанской, говорилось, что любовь между мужем и женой невозможна. Женитьба была просто контрактом, по которому муж присваивал все, чем она владела, включая и ее. А женщина в этой ситуации не могла любить человека, у которого была в рабстве, да и он тоже. С тех пор мало что изменилось.
   — Некоторые супружества основаны на деньгах, но не все, — сказал Рован, стоявший за спиной Кэтрин. Она повернула голову, посмотрела на него и согласилась.
   — Нет, не все, но все еще многие. Какое же значение имеет обет, данный при женитьбе? С какой точки зрения на него смотреть, чтобы сделать жизнь хоть немного сносной?
   Перри, расположившийся в кресле с крылообразной спинкой, обитом парчой голубого цвета, прокашлявшись, сказал:
   — Кажется, это начинается с отсутствием любви.
   — Почему вы так говорите? — удивленно посмотрела на него Мюзетта.
   Перри нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.
   — Если нет любви, тогда все остальное — честь, обязательства, ласка — все невозможно. Это мое мнение.
   — Ого! Посмотрите-ка! — вступил Сэтчел. — Если следовать таким суждениям, в Св. Фрэнсисвилле не наберете и дюжины достойных супружеских пар.
   — Печально, но справедливо, — сказала Мюзетта. Льюис фыркнул.
   — Прекрасное оправдание для амурных страстей.
   Мюзетта повернулась к нему.
   — Льюис, пожалуйста, не кажись грубее, чем ты есть на самом деле.
   — Конечно, некоторые не нуждаются в оправдании, — продолжал почти без паузы Льюис, — а некоторым их навязывают силой.
   Слова были адресованы Мюзетте, но смотрел он во все глаза на Кэтрин. Доказательства в пользу женитьбы, выстроенные з ее голове, исчезли. Она не смогла удержаться от взгляда в сторону Рована.
   — Если отбросить цинизм в сторону, — сказал Рован в раздумье, — хороший брак должен быть основан на содружестве, доверии и уважении. А если союз основан на любви, то в этом есть заслуга обоих. И мужа, и жены.
   — Подумать только, — сухо произнесла Мюзетта. — Вы будете исключительным мужем, если когда-либо решитесь жениться.
   Рован пристально посмотрел на нее.
   — Я женюсь только тогда, когда найду женщину с сердцем, достаточно сильным, чтобы сопротивляться той любви, которую я дам ей.
   — Ну-ну, — Мюзетта широко раскрыла глаза и сардонически улыбнулась. Она посмотрела на Кэтрин, приглашая ее разделить удивление. Кэтрин встретила взгляд Мюзетты, но ее лицо ничего не выражало. Это было лучшее, что она могла сделать, дабы скрыть внезапную сердечную боль.
   Бал прошел без своего обычного блеска.
   Наверное, из-за дневного происшествия свечи, казалось, не горели ярко, натертые воском полы быстро потускнели, музыканты играли не так живо, а цветы завяли рано вечером. Но гостей собралось также много, все смеялись, разговаривали и вскоре подняли такой шум, что могли заглушить рев океана.
   Кэтрин танцевала, пока не устали ноги, смеялась, пока не почувствовала, что вот-вот разболится голова. Она уже не могла ждать окончания вечера, но в то же время боялась этого.
   Когда она танцевала с Аланом, то видела Рована, вальсировавшего с Шарлоттой. Девушка выглядела ошеломленной и была в полуобморочном состоянии. Не смея поднять глаз на Рована, она смотрела ему в галстук. Его улыбка, когда он пытался увидеть лицо Шарлотты, вызывала в Кэтрин странное чувство. А сама она танцевала с Рованом, будто кружилась в вихре. Танец был быстрым, но простым, если знать фигуры и движения. Сэтчел с Жоржеттой подняли такую возню, что Рован решил присоединиться к ним и кружил ее до тех пор, пока она, боясь упасть, не уцепилась за него, а потом они ныряли в арку из поднятых рук и выходили из нее, тесно прижавшись друг к другу. Она подумала, что он делал это нарочно, чтобы смутить ее, хотя и была не слишком уверена в этом. Потом она стояла одна и пыталась отдышаться, а Рован ушел в поисках фужера шампанского для нее. Начался следующий вальс. В соответствии со списком в карточке, она отдала танец Перри, но его что-то не было видно. Кэтрин глазами поискала своего партнера и тут заметила Жиля. Он вел даму на середину зала, единственную приглашенную им на танец в этот вечер. Этой дамой была Мюзетта. Видимо, подагра его отпустила, поскольку вальсировал он довольно плавно. Вначале он улыбался ей с какой-то недовольной гримасой, а потом даже с одобрением. Мюзетта так посмотрела на него своими кошачьими глазами, что он сразу стал очень печальным. Как раз в этот момент в нем можно было увидеть тот беззаботный шарм, ту законченную отточенность, какую можно было увидеть у истинного джентльмена Лондонского высшего света.
   Вечер, наконец, подходил к концу. Музыканты исполнили последнюю песню, собрали инструменты и удалились. Гости, не остававшиеся в доме, надели плащи и шляпы, взяли трости, попрощались и группами направились к выходу. Один за другим отправлялись экипажи. Было слышно, как колеса грохочут по дороге, покрытой ракушечником. Наконец Като закрыл дверь за последним из них.
   Закончился бал. Закончились турниры.
   Рован вышел через французские двери в тыльной части дома, которые вели в лоджию, сложенную из каменных плит, с готическими арками. Лоджия, в свою очередь, вела на террасу, широкими ступеньками спускавшуюся к траве, откуда по пологому склону было недалеко до озера.
   Ему нужна была передышка. С тех пор, как приехал в Луизиану, он бросил курить. Его мать считала это не только вредным для здоровья, но и непристойным занятием. Без сомнения, она права, но курение было хорошим оправданием, чтобы покинуть ограниченное пространство или неподходящую компанию.
   Мысли его вернулись к «Дворцу любви». Он был далеко не того возраста, чтобы играть в подобные игры в гостиной, да и не было желания для бесполезных разговоров. Но сегодня ему даже нравилось обмениваться мнениями с Кэтрин, видимо, из-за симпатии, которую он к ней испытывал.
   Он не думал, что она оценит его вмешательство.
   Его взгляды были слишком широки для большинства, он убедился в этом. По любому из вопросов он мог бы с легкостью поспорить, но немногие восприняли бы это. Он имел свои убеждения, но они были мало похожи на строгие взгляды большинства, бывшие нормой. Легче промолчать, чем пускаться в объяснения своего образа жизни, взглядов, опыта.
 
   Ночь была приятной, воздух стал несколько прохладнее, чем в начале бала. Небо был покрыто облаками, однако сквозь них смотрел круглый серебряный диск луны. Мягкий волнообразный туман поднялся с озера. Его влага, а также выпавшая роса покрыли серебром паутину, разбросанную по траве.
   Рован прислонился к витиеватой колонне, глубоко вдыхая влажную ночную прохладу и подумывая о том, чтобы пойти и лечь спать. Он уже привык к боли в пояснице; со времени приезда в Аркадию его постоянно мучило желание, и он уже не замечал его, контролируя, как всегда делал раньше. Конечно, он редко спал с женщиной, не дотрагиваясь до нее. Но если уж говорить об этом, то он никогда не спал с женщиной, похожей на Кэтрин Каслрай.
   Сладострастные служанки, лондонские любовницы, арабские женщины, новоорлеанские оперные певицы — все они промелькнули в его памяти. Их было немного, но каждая научила его чему-нибудь, от каждой он узнал что-то о женщинах и их потребностях, каждая дала ему знания о нем самом и его пределах. Он был им всем очень благодарен. Но ни одна из них не могла сравниться с Кэтрин. Она была другой. Он не знал, почему все это так волновало его. Все, что она от него хотела, — это притвориться влюбленным. Казалось, это так легко.
   В том-то и была проблема, что это было слишком легко.
   За спиной щелкнул дверной замок, и он услышал шелест юбки. Донесся запах лилий. Не поворачивая головы, Рован уже знал, что это была не Кэтрин.
   — Извините, что потревожила вас, — сказала Шарлотта своим мягким, как легкий ветерок, и таким же неопределенным голосом. — Я хотела немного прогуляться. Я часто… Я люблю поздно вечером, в темноте…
   — Быть потревоженным вами должно всегда доставлять удовольствие, — ответил Рован, заменив искренность на автоматическую вежливость. Девушка боялась, что он мог подумать, что она разыскивала его нарочно, а он хотел бы побыть в одиночестве. Она была права, но не в его правилах было давать резкий отпор. Она подошла и остановилась рядом. Посмотрела на него, затем мило смутилась.
   — Надеюсь, ваше плечо не болит после танцев. Я думаю…
   Она остановилась, и он пришел к ней на помощь.
   — Спасибо, нет. Не больше, чем я заслуживаю. Нужно проверять подпругу, прежде чем садиться на коня.
   — Какая досада. Весь вечер я думала, как это могло случиться. Может быть, лопнула кожа или случайно оторвалась.
   — Омар больше такого не допустит.
   Она нахмурилась.
   — Можно еще предположить, что кто-то захотел отомстить. В это трудно поверить, ведь здесь все хорошо знают друг друга.
   — Возможно, кто-то возмутился, что незнакомец завоевывает призы.
   Это предположение было небезосновательно, ему хотелось знать, что она думает по этому поводу.
   — Недовольство было, но вряд ли кто из-за этого решится на попытку убийства.
   Дверь позади них снова открылась. Шарлотта резко обернулась, подхватив юбку, вихрем закружившуюся вокруг ног, и закрыла рукою рот. Она бы, наверное, не чувствовала себя более виноватой, если бы ее застали с мужчиной, лежащей прямо здесь, на каменных плитах.
   — О боже! — сказала Мюзетта. — Что это здесь вас двоих так привлекло?
   — Ничего, — выдохнула Шарлотта, — я только… Мы только…
   — Тишина и покой, — ответил Рован.
   Мюзетта звонко, как колокольчик, рассмеялась и посмотрела на него. «Как всегда, джентльмен. По заслугам мне». Она повернулась к девушке.
   — Дорогая Шарлотта, у меня и в мыслях не было смущать вас. Я только пришла сказать вам, что Жоржетта просит вас зайти в дом.
   — Да, сейчас. Но сначала я хочу немного прогуляться. Вы скажете ей? — Чувствовалось, что она еле сдерживает слезы, поэтому и не хочет пока возвращаться. Он смотрел, как она отвернулась и побежала по ступенькам к озеру.
   — Я тоже не прочь пройтись. — Рован пошел вслед за Шарлоттой. Конечно, она не наделает глупостей, но сейчас печаль может победить разум.
   — Пусть идет, — сказала Мюзетта, положив на его руку свою. — Вы только больше ее огорчите, если последуете за ней. Вы ведь ее печаль и знаете об этом.
   Он остановился, в удивлении поднял брови.
   — О чем вы говорите?
   Мюзетта склонила голову, глядя на него в мягком лунном свете.
   — Вы даже не заметили, как она вздыхает по вас? Шарлотта — такая впечатлительная натура, каждый год она выбирает джентльмена объектом своих нежных чувств. В прошлом году это был Перри, сейчас — вы.
   Он не ответил, а только смотрел на ее светлое платье, в туманной ночи изменившее свой цвет.
   — Я не поощрял ее.
   Мюзетта пожала плечами.
   — Я знаю, что нет. Да в этом и нет надобности. Она справится с этим, но вижу — вас это беспокоит. Оставайтесь здесь, я схожу за ней.
   Рован кивнул. Сестра хозяина упорхнула в направлении озера и башни, возвышавшейся над деревьями. Темнота накрыла ее, как и Шарлотту. Он думал, что они вот-вот вернутся, но их не было. Несмотря на предупреждение Мюзетты, он собирался идти за ними, когда на террасе появилась Кэтрин. Рован спокойно попросил ее: «Вы не пойдете со мной, это не займет много времени?»
   — Что случилось?
   — Нет, мне просто нужно кое-что проверить.
   Рован понимал, что не совсем искренен, но не мог же он объяснить Кэтрин про вдруг вспыхнувшую к нему нежность Шарлотты.
   Кэтрин какое-то время изучала его, затем взяла поданную руку, и они пошли вниз. Ее согласие пойти с ним без вопросов было так неожиданно, что он замолчал, пытаясь про себя выяснить — почему? Они спустились на траву, над ними светились окна дома, и Рован сказал: «Извините, я не подумал. Вы в росе намочите платье и туфли».
   — Мне все равно, — тихо ответила она. В приглушенном лунном свете черты ее лица казались бледными, сдержанными. Сейчас в ее красоте было что-то неземное. Золотой блеск ее шелкового платья сделал ее похожей на фигурку из драгоценного металла. До него донесся ее женственный запах — смесь лавандово-розовой воды, рисовой пудры и ее собственный, свежий и приятный. Сумасшедшая мысль пришла ему в голову: если он выберет роль подлеца, то может взять ее здесь и прямо сейчас. Медленно, до боли сжал руку в кулак.
   — А мне не все равно, — напряженным голосом ответил он. — Я отведу вас назад.
   — Наверное, нужно идти, — так тихо сказала она, что он, чтобы услышать ее, склонил голову. — Все уже поднимаются в свои комнаты.
   Вдруг где-то впереди в тумане послышался звонкий смех. Кэтрин повернулась на звук. Рован прислушался к его эху.
   — Я думаю, это из башни. Кажется, это ваша невестка. Если вы минуту подождете, мне нужно ей кое-что сказать.
   — Я пойду с вами.
   Спорить с ней сейчас — только терять время, настолько твердо она это произнесла. Он лишь взял ее руку и повел к темным очертаниям башни.
   Дверь в башню была маленькой, расписанной странным орнаментом и символами. Она была приоткрыта, и из щели тянулся слабый свет. Рован широко распахнул ее, и они вошли. Было тепло, пахло землей и плесенью. Он стоял неподвижно, вглядываясь в кадушки, в которых росли огромные папоротники и пальмы, достигающие десяти футов и достающие изящные арки. Пол был выложен мраморными плитами розового и зеленого цветов, а посреди зала возвышался огромный каменный фонтан с фигурами в человеческий рост — сатиров, нимф и херувимов, застывших в любовных играх. Мраморное основание бассейна было глубоким и выложено ракушечником, к тому же достаточно большим, позволяющим четырем или пяти золотым сазанам лениво там плавать. Зажженные свечи в медных подсвечниках были прикреплены к изогнутым пилястрам внутренних стен, уходящих высоко в темноту. Пропитанная льняным маслом лестница из кипариса, дерева, противостоящего сырости, делала на противоположной от входа стороне изгиб. Она вела в галерею, откуда открывались двери в темные комнаты.
   Под пальмой, тесно прижавшись друг к другу, стояли мужчина и женщина. Это были Мюзетта и Перри. Сестра Жиля обернулась, сделав испуганные глаза, а потом, видя, кто вошел, улыбнулась.
   — Как удивительно видеть вас двоих здесь. Но если подумать хорошенько, то и нет.
   — Где Шарлотта? — спросил Рован.
   Мюзетта надула губки, посмотрев из-под ресниц на своего обожателя, стоявшего восхищенно глядя на нее сверху вниз. А поскольку Рован ждал, она оглянулась и на него.
   — О, Шарлотта решила возвратиться в дом через заднюю дверь. Она такая странная, вся в романтических фантазиях. Жаль, она не смогла увидеть, какая сегодня чудесная ночь для… как это выразиться? Для встреч любовников.

Глава 8

   — Я не могу спать в ночной рубашке. — Слова были произнесены просто, очень тихо, но она поняла. Вся трудность состояла в том, что мозг отказывался воспринимать их значение и связать с человеком, стоящим у подножия кровати.
   Она осторожно спросила:
   — А что вы одеваете на ночь?
   — Свою кожу. Эту привычку я перенял в Экваториальной Африке. Я, конечно, могу попытаться ее надеть, рубашку, если вы настаиваете, но обещаю, что ни за что не уснете из-за моей возни.
   Кэтрин плохо представляла, как она вообще уснет с обнаженным мужчиной в своей кровати, но это уже был спорный вопрос. Сама-то она и не надеялась, что уснет. Осторожно подбирая слова, она вымолвила:
   — А нельзя ли найти какой-то компромисс?
   Он криво усмехнулся.
   — Можно. Я выключу свет, потом разденусь, а вы закроете глаза.
   — Я так и знала, — неуверенно произнесла Кэтрин.
   — Да, неужели? А еще что вы знали? — Его вдруг ласковый голос посеял в ней панику.
   — Ничего. Совсем ничего! Но если вы не можете терпеть ночных рубашек — спите в одежде.
   — Наша цель — усыпить бдительность, а не вызывать подозрения. Я могу лечь в нижнем белье, но это еще хуже, чем ночная рубашка.
   — Но хоть что-то же вас должно прикрывать? — Ей было так трудно подобрать подходящие для леди слова, да к тому же в голове стали возникать не совсем приличные образы, ее бросило в жар.
   Он покачал головой.
   — Омар, например, иногда носит набедренную повязку. Вы это имеете в виду?
 
   Она не знала и неуверенно произнесла:
   — Думаю, что это все же лучше, чем совсем ничего.
   — Нет. Если хотите знать, я в этой повязке буду выглядеть как ребенок-переросток.
   Она села, прикусив губу, сложила руки на коленях и стала размышлять. Наконец все же спросила:
   — Вы на самом деле хотите улечься сюда без ничего?
   Он странно посмотрел на нее, в глазах промелькнула какая-то мысль, но он спрятал ее под своими длинными ресницами. Коротко ответил:
   — В любом случае ничто не грозит нашему соглашению и вашей безопасности.
   — Я и не думала иначе. — Она опять заколебалась, но вдруг выпалила: — В самом деле, было бы лучше, если бы вы… ну, совсем разделись… ведь Жиль может снова придти.
   Он застыл, глядя на белоснежную ночную сорочку, на рассыпавшиеся по плечам сияющие локоны, на прозрачную кожу и полное решимости лицо.
   — Почему? — осторожно спросил он.
   Она опустила глаза.
   — Жиль слишком хорошо знает мои чувства по этому поводу. Вот почему он может подозревать нас в обмане и захочет убедиться, что я смирилась с его желаниями. Я пыталась вам все объяснить, но не уверена, что вы все поняли.
   Он подошел ближе, положил руку на спинку кровати.
   — Так в чем же дело?
   Она глубоко вздохнула и решилась.
   — Я еще… — остановилась, затем попыталась снова, — вам, наверное, будет трудно поверить в то, что после пяти лет супружества… мой союз с Жилем никогда не был…
   — Я достаточно хорошо вас понял. Вы все еще невинны. Ваш муж был не способен… — он попытался скрыть нахлынувшие на него эмоции. А Кэтрин не смогла выдержать более нескольких секунд открытый взгляд его зеленых глаз, опустила голову и кивнула. Он вдруг отскочил от кровати.
   — Ну и что же, вы думаете, он сделает? Станет проверять простыни, как сующая свой нос во все дела повивальная бабка или придворные доктора молодого короля?
   — Все возможно, — бесцветным голосом ответила она.
   — Невыносимо. Как человек может так обращаться со своей женой?! — Он поспешно поднялся по ступенькам, было слышно, как тяжело он дышит.
   — Мне очень жаль, я знала, как это все будет для вас отвратительно, — проговорила она, руками разглаживая простыню.
   Он медленно повернулся.
   — Все, что касается вас, для меня нисколько не отвратительно, не думайте так. Я считаю, что ваш муж задумал что-то чудовищное, предал все, что так дорого в супружестве, но вы тут ни при чем.
   Облегчение просто забило в ней ключом, Кэтрин даже не осознавала, как она боялась его презрения. Странное чувство овладело ею. С одной стороны, она была ему признательна, а с другой — ее тревожило то, что он не слишком хорошо ее знает. Это создавало некоторое чувство неуютности.
   Она робко улыбнулась.
   — Мы даже еще не решили, как нам быть.
   — Никаких проблем. Давайте вставайте с постели.
   Он подал ей руку, помогая подняться и стараясь не смотреть на оголившиеся колени. Затем пошел в туалетную комнату и вернулся с дуэльным мечом в ножнах. Проверил лезвие, проведя по острому краю рукой. Она начала догадываться, что он задумал, но на пальцах уже выступила кровь. Рован откинул покрывало и провел окровавленной рукой по простыне.
   Бросив меч на постель, он подошел к умывальнику, намочил полотенце и стал растирать им кровавое пятно на простыне, в надежде, что оно расползется и станет светлее.
   Кэтрин стояла неподвижно. Он криво усмехнулся:
   — Если Каслрай настолько бессердечен, что станет искать доказательства, боюсь, что он испугается, подумав, что вы нашли в этом удовольствие. Должен признаться, он заслуживает этого.
   Кэтрин молча кивнула в знак согласия, хотя не совсем ясно представляла, к чему может привести изобретенное им пятно, но не высказала вслух свои сомнения — слишком много невежества с ее стороны за один вечер.
   Рован отнес полотенце, вернулся к кровати, взял меч и вставил его в ножны. Стоя с мечом в руке, он о чем-то задумался. Наконец заговорил:
   — В старые времена рыцарь проверял свою способность противостоять искушению любить свою леди, положив между ними меч. Крест, сложенный из лезвия и рукоятки, служил напоминанием и символизировал обет, данный рыцарству, а также был границей между рыцарем и его возлюбленной.
   Кэтрин встретила его взгляд, видя серьезность в его зеленых усталых глазах. Она облизала губы.
   — Я не вижу в этом необходимости, но если вы думаете, что это поможет, я согласна.
   У него от изумления приподнялся один уголок рта.
   — Я не откажусь, если это будет необходимо.
   Кэтрин не сомневалась, что все это было рассказано ради нее. Он, конечно же, думал, что она боится лечь с ним в постель. Наверное, да, так как у нее от необъяснимого ужаса засосало под ложечкой.
   — Как ваша рука? Идет ли еще кровь?
   — Нет, спасибо. — Вряд ли он взглянул на руку, поскольку наклонился и положил саблю на середину кровати.
   — Ну, вот и все. — Она хотела, чтобы слова прозвучали спокойно, но вместо этого выдавила из себя хриплый звук приглашения. Плотно сжав зубы, чтобы они не застучали, она подошла к туалетному столику, потушила свечу. Теперь в комнату проникал только лунный свет. Рован в темноте казался всего лишь движущейся тенью. Кэтрин снова легла в постель, натянула до подбородка простыню и закрыла глаза.
   Она затаила дыхание и, конечно же, слышала шелест ткани, как расстегивались рубашка и брюки, как расшнуровывались ботинки. Она постаралась не слушать, сконцентрировав свое внимание на пульсе в висках. Из-под ресниц она увидела движение тени и, поймав взглядом бледное очертание его фигуры, вновь закрыла глаза.
   Движения его были настолько бесшумны, что она поняла, что он рядом, только тогда, когда его тело коснулось постели, а она в ответ чуть дрогнула. Он приподнял покрывало и скользнул под него. Пружины матраца скрипнули, и Кэтрин скатилась к середине кровати, ближе к мечу и Ровану. Она рукой схватилась за край матраца, чтобы удержаться, и немного перевела дыхание. Чуть повернув голову, смогла увидеть его в темноте. Он лежал, заложив руки за голову, а простыня доходила только до талии, ее белизна резко контрастировала с его темной кожей. Только рабы, моряки, батраки подставляли себя солнцу без рубашки, да и то только тогда, когда их никто не видел. Она даже не могла себе представить, чем он занимался, чтобы так загореть. Она знала, что этими мыслями пытается отвлечь себя. Рован повернул к ней голову. Голос его прозвучал глубоко и спокойно:
   — Я только хотел спросить, где Дельфия?
   — Я послала ее погладить платье на завтра, у которого только оборок дюжина. Так много гостей в доме, и всем нужно приводить в порядок свою одежду, что прачечная до сих пор была забита до отказа. И кроме того, мне нужно было ее чем-то занять до тех пор, пока мы… ну, не устроимся.
   — Она ведь знает, что я занял ее место, — пытался он пошутить.
   — Да. Но только не так, она думает, что мы в прямом смысле…
   — Если она не задумает присоединиться к нам позже. Прежде чем придти, я ждал, когда она уйдет. Я послал за ней Омара.
   Кэтрин посмотрела на него, но не ответила.
   Ее очень волновало, что приходится подозревать Дельфию, ведь они так давно уже вместе. Ей казалось, они были подругами, насколько положение служанки и хозяйки это позволяло. Но в то же время какая-то часть жизни служанки была для Кэтрин тайной. Она от нее что-то скрывала, никогда не рассказывала, как проводила свободные часы. До сего времени Кэтрин не обращала на это внимания.
   Вполне возможно, что она проводила вечер с мужчиной. С Омаром или с другим. Кэтрин сама дала ей молчаливое согласие, отослав после наступления темноты. Дельфия была не тем человеком, кому легко вскружить голову. Кэтрин надеялась, что он не причинит ей вреда, а только отвлечет от них с Рованом.
   Она заметила, что Рован держит руку на животе. По-видимому, вывихнутое плечо беспокоило его, и он пытался скрыть это.
   Она сказала:
   — Там, на умывальнике, лауданум, если у вас болит плечо.
   — Я видел. Скорее всего, он не понадобится, но очень разумно иметь это лекарство под рукой.
   — Дельфия принесла его для моей головы после истории с экипажем. — Она немного поколебалась, затем продолжила: — Я давно хотела поговорить с вами об этом, но не было возможности. Не думаете ли вы, что случаи со мной и с вами подозрительно похожи?
   — Да, я думаю об этом, — сухо ответил Рован.
   — Что бы это значило?
   — Ваш муж, кажется, стремится сохранить в тайне способ появления на свет наследника. Но, несмотря на это, трагический случай с кем-либо из нас может помешать этому и наследника в Аркадии не будет. Человеку, организовавшему этот самый несчастный случай, не суждено узнать, что не бывать счастливому событию…
   — Один из нас мог погибнуть.
   — Это уж точно затруднило бы нашу любовную связь, — сказал он в шутку.
   — Но как кто-то мог узнать обо всем?
   — Я думаю, Дельфия все знала.
   — О, да, но… — она остановилась. — Если нам нужно быть осмотрительнее, я думаю, ваш Омар также в курсе.
   — Да. Итак, кто еще? Если никто ничего не мог подслушать, сложите два и два — будет четыре человека.