Блейк Дженнифер. Тигрица

   От удара голова Кастеляра слегка откинулась назад. В следующее мгновение он перехватил ее запястье и, сжав его словно в тисках, с силой дернул. Джессика качнулась вперед и наткнулась на него всем телом, а он обхватил ее за талию и прижал к своей груди. Несколько мгновений они стояли неподвижно, и только сердца их стучали в унисон.
   Кастеляр держал Джессику так крепко, что она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться.
   В наступившей тишине неожиданно загрохотал гром и послышался частый стук дождевых капель. Гроза, которая собиралась с самого обеда, наконец началась.
   Лицо Кастеляра побледнело, и на щеке проступил ярко-алый отпечаток. Глаза его горели словно расплавленное золото, а рот сурово сжался.
   — Только попробуй сделать это еще раз, — сказал он с устрашающим спокойствием, — и ты очень пожалеешь о последствиях!
   Джессика и вправду уже жалела о том, что вышла из себя. Неожиданная вспышка ярости прошла, и теперь она испытывала только легкую тошноту, слабость и безграничное отвращение к себе. Вместе с тем Джессика чувствовала, как обволакивает ее тепло его тела, чувствовала мускусный запах дорогого лосьона, и от воспоминаний о пережитом ею любовном неистовстве в голове у нее снова все поплыло.
   Она помнила его. Каждой клеточкой своего тела, каждой частицей и каждым нервным окончанием она помнила его прикосновения и откликалась на них с нерассуждающей готовностью. Губы Джессики слегка покалывало от возбуждения, груди потяжелели и налились, а сердце свело пронзительной сладкой болью. Как ей только могло прийти в голову, что мужчиной, ласкавшим ее в темном патио, могли быть Ник, Кейл или даже — страшно подумать! — Карлтон Холивелл? Впрочем, Джессика уже поняла, что все это время она надеялась на это, интуитивно зная, кто на самом деле был ее спасителем, ее ласковым и нежным любовником. Она узнала его в тот самый миг, когда они невзначай соприкоснулись в лимузине, когда ехали в ресторан, и с тех пор прилагала отчаянные усилия, чтобы спрятать от самой себя это знание. И, как выяснилось теперь, все было напрасно.
   Так что же, неужели она сдастся так просто, без борьбы? Ну уж нет!..
   Джессика откинула голову — что было не самым мудрым шагом, поскольку ее напряженные острые соски немедленно уткнулись в грудь Кастеляра, — но это уже не могло ее смутить.
   — А где фотографии? — спросила она напряженным шепотом. — Вы уже показали их деду или оставили на крайний случай?
   Его лицо исказила мучительная гримаса; в следующее мгновение Кастеляр с силой оттолкнул ее в сторону.
   — Вы действительно считаете, что я на это способен? — спросил он звенящим от негодования голосом.
   — А разве нет? — парировала Джессика, и ее руки непроизвольно сжались в кулаки. — Я случайно попала на вечеринку, которая превратилась в оргию, так что мне некуда было деваться. Вы появились как раз вовремя, чтобы спасти меня от какого-то распаленного негодяя, а потом вы… мы….
   — Потом мы занимались любовью, — закончил он таким жестким тоном, какого она еще ни разу от него не слышала. — Мы двое, вы и я. И я не совершил ничего, что было бы противно вашей воле. Или вашему желанию.
   — Я растерялась, я была вне себя, и вам это прекрасно известно! — резко возразила Джессика. — Вы этого ждали и рассчитывали… Вы воспользовались моим состоянием, моей беспомощностью!
   — Я воспользовался вашим состоянием, потому что… — Кастеляр внезапно оборвал сам себя, сообразив, что он только что приговорил себя. И был близок к тому, чтобы усугубить свою ошибку еще больше. Горло его неожиданно перехватило такой сильной судорогой, что он едва сумел набрать в грудь воздуха, чтобы сказать хотя бы несколько слов в свое оправдание.
   — Я действительно оказался возле вас не случайно, это чистая правда. Я приехал в гостиницу, где вы остановились, я хотел поговорить с вами, но вас уже не было. К счастью, швейцар запомнил адрес, который назвал таксисту ваш кузен. Я знал этот дом, знал, какого рода вечеринки там устраиваются, и у меня было сильнейшее подозрение, что вам, Джессика, это неизвестно. Я последовал за вами, а потом… Потом случилось то, что случилось.
   — Значит, вы тоже жертва обстоятельств? — с самой саркастической улыбкой спросила Джессика. — Вы, беспечный холостяк, президент собственной компании… Я не понимаю, что вы теряли, если бы вас застали в таком… в такой…
   — Прекратите! — резко приказал Кастеляр, взмахнув в воздухе раскрытой ладонью. — Не надо драматизировать. Скажите лучше, почему вы так уверены, что я не женат?
   Взгляд Джессики был устремлен вниз. Она поняла, что выдала себя. В памяти ее всплыла трагическая история с невестой Кастеляра, которая покончила с собой. В следующую секунду Джессика, однако, уже настолько совладала с собой, что сумела найти подходящий ответ.
   — «Врага надо знать — это всегда окупается». Разве не так звучит основополагающая стратегия войны и бизнеса?
   — Тогда вам должно быть известно, насколько я дорожу своей репутацией и принадлежностью к деловой элите, — парировал он. — Кроме того, существуют еще моральные нормы, которые мне привили с детства, и я стараюсь их соблюдать хотя бы из уважения к собственной семье.
   — Да, конечно… — Голос Джессики чуть заметно дрогнул от недоверия и боли. — И этот прискорбный случай несомненно способен повредить вашей репутации. Я бы поверила вам, Кастеляр, если бы мне не было слишком хорошо известно, ради чего все это было подстроено. К чему всегда стремятся все так называемые «настоящие мужчины»? Они стремятся увеличить счет своих побед. Именно для этого и была устроена эта вечеринка. Вам захотелось потешить свое мужское самолюбие, и вы приказали запечатлеть вашу победу на пленке. Как же я могу верить тому, что вы говорите мне сейчас?
   — Я знаю, что кто-то сделал несколько снимков, — попытался возразить Кастеляр. — Но я не имею к этому никакого…
   Джессика рассмеялась неприятным хриплым смехом.
   — Не верю! — воскликнула она словно режиссер в театре. — Попробуйте придумать что-нибудь еще!
   Кастеляр несколько мгновений молчал. Потом он догадался.
   — Кто-то вышел на вас, — сказал он уверенно.
   — Можно сказать и так.
   Не отрывая взгляда от ее скул, на которых расцветали две алые розы, он спросил:
   — Вы видели снимки?
   — Один. Этого было достаточно.
   Дождь, сопровождавшийся сильным порывистым ветром, захлестывал веранду, и струи воды громко стучали по ее дощатому полу под окном библиотеки. Ливень был таким сильным, что за его плотной серой занавесью невозможно было различить даже деревьев в саду. Веранда была засыпана сбитыми дождем молодыми листочками и нежными розовыми лепестками; ветер гудел под оконными карнизами; дождевая вода глухо ревела в водосточных трубах, а в библиотеке было тепло и уютно.
   — Покажите мне его, — негромко сказал Рафаэль, пытаясь выиграть время, чтобы найти изъян в ее логике и обернуть ее слова в свою пользу.
   — Чтобы вы могли еще раз полюбоваться делом своих рук? Нет уж, не дождетесь!
   — Я хочу только взглянуть, насколько компрометирующей может быть эта фотография, — сказал он как можно мягче и убедительнее, не без труда смиряя свой бешеный темперамент. — Но я и без того уверен, что мы сможем легко обезвредить эту бомбу с часовым механизмом, если только вы согласитесь меня выслушать. Например, если мы с вами объявим о нашей помолвке, никто не увидит ничего зазорного в том, что мы, гм-м… были близки.
   — Выслушать вас? — с горечью откликнулась Джессика — Что вы можете мне сказать? Вы хотите убедить меня в том, что раскаиваетесь в своем поступке? Но я-то знаю, что это не так! Вы не остановитесь ни перед чем, ни перед какой грязной уловкой. Вы осаждали банк в надежде узнать наше финансовое положение и пошли даже на то, чтобы сделать мне предложение, лишь бы без особых хлопот присоединить «Голубую Чайку» к своей компании. Знаете, что я думаю по этому поводу? Я думаю, что вы в отчаянии, Кастеляр! Обстоятельства загнали вас в тупик, и вы не видите другого способа выпутаться. Я не знаю только, какие это обстоятельства, но я узнаю!
   — Я могу сказать вам, только вы все равно не поверите.
   — Скорее всего — нет. Если только вы не признаетесь, что связаны с торговлей наркотиками.
   С губ Кастеляра сорвалось короткое досадливое восклицание.
   — Первое, о чем вспоминает гражданин Штатов, когда видит перед собой преуспевающего латиноамериканца, это, конечно, о наркотиках и о мафии! — сказал он зло.
   — Согласитесь, что у нас есть для этого основания, — возразила Джессика.
   — Точно так же и у нас есть основания считать, что большинство богатых людей в Соединенных Штатах так или иначе связаны с организованной преступностью.
   — Это не одно и то же! — резко бросила Джессика.
   — Вот как? — Рафаэль впился взглядом в ее лицо и удовлетворенно кивнул, когда Джессика, не выдержав, отвернулась. Похоже, инициатива понемногу ускользала из ее рук и переходила к нему.
   — Мне совершенно безразлично, чего вы хотите и почему, — сказала она неожиданно и снова повернулась к бразильцу, с вызовом вскинув голову. — Главное, что вы никогда не добьетесь своего — уж я об этом позабочусь, чего бы мне это ни стоило. В крайнем случае, прежде чем вы сумеете наложить лапу на «Голубую Чайку», я отдам ее худшему из моих врагов. Или из ваших.
   Она опоздала. Рафаэль уже владел «Голубой Чайкой» или почти владел, но Джессика пока этого не знала, а он не мог ей сказать. Только не сейчас. Она держалась так гордо и так стойко защищалась, что он не смел нанести ей этот жестокий, сокрушительный удар. При взгляде на нее, на ее лицо, полное огня и стремления к победе, у него внутри все переворачивалось, а голова переставала что-либо соображать.
   Нет, он подождет. Он будет молчать, чтобы не унизить и не сломать ее, потому что, если Джессика придет к нему побежденной, она уже не будет ему нужна.
   А в том, что рано или поздно Джессика будет принадлежать ему, Кастеляр не сомневался. Должна принадлежать, и он так или иначе добьется своего.
   — Если я правильно вас понял, вы не хотите выходить за меня замуж? — спросил он, прилагая огромные усилия, чтобы держать себя в руках. — Любопытно узнать, как вы объясните это своему деду?
   — Я скажу ему правду, — дерзко ответила Джессика. Кастеляр слегка наклонил голову.
   — А вы не боитесь, что подобное известие может ухудшить состояние сеньора Фрейзера?
   — Я скажу… скажу, что между нами нет ничего общего, что мы — совершенно разные люди и у нас нет никаких точек соприкосновения.
   — В таком случае вы солжете, общего между нами довольно много. Во-первых, мы оба занимаемся одним и тем же бизнесом — морскими перевозками. Кроме того, мы с вами мечтаем об одном и том же — об этом мы, кажется, уже говорили. И наконец, мы с вами прекрасно подходим друг другу в сексуальном плане.
   — Секс! — сказала Джессика с отвращением, словно отрекаясь от всего, что произошло между ними в Рио.
   — Не стоит преуменьшать значение этого фактора, — наставительно заметил Кастеляр. — Физическое влечение плюс обоюдная выгода — это редкое сочетание, которое само по себе способно служить фундаментом долгого и жизнеспособного брака. Добавьте сюда возможность вместе создать новую могущественную компанию, которая может просуществовать не один десяток лет — одного этого больше чем достаточно! Поверьте, большинство знаменитых династий возникло на базе куда более скромных предпосылок.
   — Новая компания, взаимная выгода… Как это романтично! — сказала Джессика, презрительно скривив губы. — А как насчет взаимного уважения и доверия к друг другу? Ах да, я чуть было не забыла про любовь! Впрочем, это такая безделица, что ее не стоит принимать в расчет, когда речь идет о слиянии двух гигантов транспортного бизнеса. Да вы, наверное, и не знаете, что это такое!
   Взгляд Кастеляра стал откровенно циничным.
   — А вы, вероятно, считаете себя знатоком в этом вопросе! — с издевкой бросил он ей в лицо. — Должно быть, именно поэтому вы до сих пор не замужем, и та же самая причина, вероятно, мешает вам задуматься о возможностях, которые я вам только что обрисовал.
   — Давайте не будем касаться моей личной жизни! — решительно перебила его Джессика. — Я не стану обдумывать ваше предложение потому, что мне противны ваши бесчестные приемы, ваши разговоры с моим дедом, которые вы ведете за моей спиной, но больше всего мне противны вы сами!
   — Вместо любви — ненависть? Любопытно было бы узнать, что послужило причиной такого отношения ко мне… Я подозреваю, что в основе всего, что вы тут мне наговорили, лежит одно достаточно сильное чувство, в котором вы боитесь себе признаться и которое готовы скрыть любой ценой. Впрочем, давайте не будем касаться этой вашей маленькой тайны. Можете ненавидеть меня сколько вашей душе угодно, только сначала подумайте вот о чем: если вы не ошиблись и фотографии были сделаны кем-то специально, чтобы шантажировать вас, то на них должен быть запечатлен кто угодно, но не я. На них должен был быть человек, который напал на вас первым, и с которым я боролся, чтобы помешать ему… овладеть вами против вашей воли.
   Глаза Джессики расширились от удивления, а губы слегка приоткрылись, но это продолжалось всего мгновение. В следующую секунду она уже справилась с собой.
   — Это мог быть любой посторонний мужчина, — возразила она. — Один из гостей, которому я приглянулась. Когда погас свет, он пошел за мной, но… Но тут на сцене появились вы.
   — Почему вы так уверены? — быстро спросил Кастеляр. — По-моему, он был настроен весьма решительно. Этот «посторонний», как вы выразились, человек собирался овладеть вами не где-нибудь, а прямо напротив стеклянной двери, перед самым объективом фотоаппарата.
   Джессика обхватила себя за плечи обеими руками и отвернулась от него, уставившись невидящим взглядом в окно.
   — Уходите, — устало бросила она через плечо. — Уходите и не смейте никогда больше приближаться ко мне!
   Серый, пасмурный свет из окна упал на ее волосы, на ее безнадежно поникшие плечи, и Рафаэль увидел, что она вся дрожит. От этого зрелища у него внезапно защемило в груди, да так сильно, что его решимость едва не была поколеблена.
   — Хорошо, — глухо сказал он. — Я ухожу, но я вернусь — это я вам обещаю твердо. И я буду возвращаться до тех пор, пока либо вы не уступите мне, либо я не потеряю надежду. Последнее, впрочем, весьма маловероятно, поскольку в одном вы были правы: стремление к победе над женщиной действительно может служить смыслом жизни. А для меня победа над вами может оказаться к тому же единственной достойной целью.
   Его шаги были твердыми и тяжелыми, и старый буковый паркет жалобно застонал под ними. Джессика услышала, как открылась и захлопнулась дверь, и вздохнула с облегчением.
   Господи, какая ложь, какая чудовищная ложь!
   Или все-таки Кастеляр говорил правду?
   Если он сказал ей хотя бы полуправду, это могло означать только одно: фотографии были сделаны, чтобы устранить ее от руководства «Голубой Чайкой». Если бы она ушла, выиграть от этого мог только кто-то из членов ее семьи.
   Нет! Невероятно! Чудовищно!!!
   Даже в мыслях она не могла допустить ничего подобного!
   Она не будет об этом думать, не должна думать…
   Как не должна вспоминать и о нежных объятиях Кастеляра, о его волшебных ласках, о его пьянящих поцелуях и прикосновениях, каждое из которых рождало в ее душе небывалый восторг.
   Никогда!
   Какая же она была дура! Самая настоящая, стопроцентная дура! С какой легкостью она уступила ему тогда, а он не преминул воспользоваться ее неопытностью и доверчивостью, чтобы загнать в угол. И вот теперь ей приходится расплачиваться за свою слепоту и беспросветную глупость.
   Да, Кастеляр был прав. Все, что он с ней сделал, он сделал с ее молчаливого согласия. Как перезрелый, истекающий соком плод на ветке, она ждала только его протянутых рук, чтобы с готовностью упасть в них. Она ни на секунду не задумалась о последствиях. Похоже, она вообще ни о чем не задумывалась тогда и не испытывала ни тревоги, ни беспокойства, одно лишь томительное жгучее желание — такое сильное, какого она еще никогда не чувствовала и против которого у нее не было никакого противоядия.
   Может быть, Рафаэль прав, и она действительно пытается защититься от него с помощью ненависти? И если да, то кого она ненавидит сильнее — его или свою собственную глупую слабость?
   Она хотела его тогда, но еще сильнее Джессика хотела его сейчас. Всего несколько минут назад, когда он прижимал ее к себе и глядел прямо в глаза, ей достаточно было бы самой малости — легкого поцелуя, тихого ласкового слова, — чтобы она снова уступила ему, снова стала слабой и покорной, как в ту жаркую ночь в Рио. Она должна быть счастлива, что Кастеляр ничего не заметил и что ей хватило сил спрятать от него свои подлинные чувства.
   Но почему из всех мужчин, встречавшихся на ее пути, именно он стал ее первым любовником? За всю свою жизнь Джессика еще ни разу ни в кого не влюблялась, если не считать одного-двух увлечений еще в подростковом возрасте и, как и следовало ожидать, благополучно канувших в Лету. Прошло несколько лет с тех пор, когда от близости мужчины ее сердце билось быстрее, и сейчас Джессика даже не могла припомнить, когда в последний раз она готова была из-за мужчины позабыть про осторожность и здравый смысл. И вот это случилось. Что же такого было в Кастеляре, что довело ее до такого состояния?
   Он назвал это физическим влечением. Судя по всему, сам Кастеляр тоже испытывал нечто в этом роде. При желании это могло быть ей некоторым утешением.
   Джессика неопределенно хмыкнула, передернув плечами. Влечение так влечение… Она, во всяком случае, собиралась впредь держать себя в узде, противопоставляя алхимии гормонов свою собственную волю и решимость. Она не верила в неодолимую, всепоглощающую страсть, способную превращать императоров в рабов и рабов — в могущественных владык. В Рио она допустила оплошность, но теперь ей казалось, что страсть здесь ни при чем. Просто в промежутке между двумя его прикосновениями она приняла пусть неверное, но сознательное решение, и это представлялось ей самым ужасным. Здравый смысл, которым Джессика всегда гордилась, подвел ее, а может быть, оглушенная ромом и грохотом самбы, она сама не прислушалась к голосу разума, в какое-то роковое мгновение поддавшись атмосфере вседозволенности и тайны. Она дала себе послабление и допустила до себя первого попавшегося мужчину, наивно полагая, что эта маленькая шалость не будет иметь для нее никаких последствий, и вот чем это обернулось!
   Да, ей следовало тысячу раз подумать, прежде чем решаться на такое. И все же Джессике продолжало казаться, что ее ложный шаг не принадлежит к числу необратимых, фатальных и что ей совсем не обязательно расплачиваться за свою ошибку всю оставшуюся жизнь. Она непременно найдет какой-нибудь выход, нужно только успокоиться и как следует подумать.
 
   К тому времени, когда Джессика вернулась в Новый Орлеан, уже совсем стемнело. Усталость давала о себе знать, и она ощущала себя совершенно разбитой. Усугубляли ее состояние чувство стыда и недовольство собой. Она так и не решилась сказать деду, что отказала Кастеляру; оставшись вдвоем, они просто обсудили между собой его неожиданное предложение, и Джессика обещала подумать. Разумеется, она понимала, что это — обычная отговорка, не слишком оригинальный способ отложить на потом принятие важного решения, но ей казалось, что на сегодня с нее хватит споров и столкновений. Если бы Джессика сообщила деду о своем нежелании иметь с Кастеляром что-либо общее, он непременно потребовал бы объяснений, и тогда, вынужденная в спешке подыскивать подходящие аргументы, она могла случайно проговориться о том, что ей хотелось скрыть любой ценой.
   Поэтому, разговаривая с дедом, Джессика постаралась отвлечь его внимание, рассказав ему о проблемах с таможней и о контрабанде наркотиков, к которой, возможно, причастны члены экипажа одного из принадлежащих «Голубой Чайке» судов. Как она и ожидала, Клод Фрейзер самым решительным образом высказался против того, чтобы компания сама осуществляла жесткие полицейские меры в отношении своих наемных работников, но нарываться на штраф и осложнять отношения с таможней ему тоже не хотелось. В конце концов он согласился оставить решение вопроса на усмотрение Джессики и Кейла с условием, что они не будут предпринимать никаких серьезных мер без крайней необходимости. Что ж, хоть какой-то положительный результат прошедшего воскресенья.
   Ее обычное место на стоянке на улице Дюмейн оказалось занято. Джессика объехала почти целый квартал, ища место для парковки, но не нашла. Устало чертыхнувшись, она свернула на платную стоянку на улице Шартрез и, оставив машину там, пошла домой пешком.
   Погода так и не улучшилась: вместо проливного тропического ливня пошел холодный, моросящий дождь, грозивший затянуться до утра, и тротуары Латинского квартала были пустынны и темны. Потоки грязной воды, несущейся вдоль водосточных желобов, превращали каждый переход улицы в довольно опасное предприятие, и Джессике приходилось прыгать с одного неглубокого места на другое, одновременно высматривая редкие машины, грозившие окатить ее с головы до ног. Ее большой «двуспальный» зонт — единственный пригодный для зимы в Новом Орлеане — позволял ей сохранить одежду достаточно сухой, но он существенно ограничивал ее поле зрения, и Джессика уже дважды оступалась на мокрой мостовой.
   Отперев тяжелую дверь подъезда, Джессика шагнула в полутемный вестибюль, из которого вела к ее квартире крутая каменная лестница. Здесь она остановилась, чтобы стряхнуть с зонта воду и сложить его. Джессика как раз убрала ключ в сумочку и переложила зонт из левой руки в правую, когда за спиной ее раздались быстрые шаги. Машинально обернувшись через плечо, Джессика успела заметить только темную фигуру мужчины, который стремительно мчался прямо на нее. В следующее мгновение Джессика ощутила сильный толчок в спину и, не устояв на ногах, упала.
   Зонт вырвался у нее из рук и отлетел куда-то в угол. Колено пронзила острая боль, а ладони, которые она в последний момент выбросила перед собой, обожгло болью.
   Прежде чем Джессика успела пошевелиться, мужчина уже навалился на нее всей своей тяжестью и прижал к холодным и шершавым плитам пола. Джессика попыталась крикнуть, позвать на помощь, но лишь беззвучно разевала рот, не в силах произнести ни звука. Во время падения воздух с шумом вырвался у нее из легких, и она никак не могла перевести дух. В глазах у Джессики потемнело, но она успела почувствовать острую боль, когда нападавший резким движением заломил ей руку назад.
   Должно быть, на мгновение она лишилась чувств. Придя в себя, Джессика слабо дернулась, и мужчина, прижимая ее коленом, низко склонился над ней. Слюнявые полные губы нашли в полутьме ее рот и впились в него грубым поцелуем.
   Боль и отвращение, охватившие Джессику, были столь сильны, что ее едва не стошнило. Рванувшись изо всех сил, она резким движением подняла голову и с удовлетворением почувствовала, как ее лоб врезался в переносицу нападавшего. Тот на мгновение отпрянул, и Джессика попыталась сбросить его с себя.
   Увы, ей это не удалось. Ее сопротивление только привело нападавшего в ярость, и он так сильно ударил Джессику в живот, что она задохнулась от боли. Мужчина же навалился на нее всем своим весом и закряхтел, раздвигая ей ноги коленом и одновременно задирая вверх юбку. Его ногти больно царапнули нежную кожу у нее на бедрах, и Джессика снова рванулась, коротко и хрипло вскрикнув. В ответ нападавший еще крепче прижал ее к полу, но Джессика все же сумела высвободить руку, зажатую между их телами.
   Она надеялась, что зонт не мог откатиться далеко. Закинув руку за голову, Джессика принялась шарить по полу и почти сразу наткнулась на плотную нейлоновую ткань. Сжав в кулаке свое жалкое оружие, она с силой выбросила руку вперед.
   Острый конец зонта попал мужчине в лицо, и он громко взвыл от неожиданности и боли. Стараясь защититься, он взмахнул рукой и выбил зонт из пальцев Джессики. На этот раз зонт отлетел далеко — Джессика слышала, как он стукнулся о стену, — а мужчина поднял над ее головой сжатый кулак, намереваясь оглушить жертву.
   Но удара так и не последовало. Дверь подъезда, оставшаяся полуоткрытой, распахнулась так резко, что ее ручка с силой ударилась о стену, и в прихожую ворвался еще один человек. Он двигался так быстро и стремительно, что Джессике на мгновение показалось, будто он летит по воздуху. Послышался звук тупого удара, и давящая тяжесть с ее груди исчезла.
   Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, Джессика поспешно откатилась в сторону и, на всякий случай подобрав по пути зонт, попыталась встать на ноги, опираясь о стену спиной. Двое мужчин, шумно дыша от напряжения, катались по каменному полу у самых ее ног. Потом послышалось несколько ударов кулаком, кто-то сдавленно вскрикнул, и каменные стены прихожей повторили и усилили этот звук, превратив его в вопль какого-то первобытного зверя.
   Яростная схватка завершилась неожиданно быстро. Один из мужчин нанес противнику короткий и резкий удар снизу вверх. Снова раздался невнятный крик, сопровождавшийся болезненным шипением, и клубок тел наконец распался. Темная фигура метнулась к распахнутой двери и исчезла в темноте. Второй человек бросился было в погоню, но вдруг осел на пол и, привалившись спиной к стене, прижал к лицу ладонь.