Блейк Дженнифер. Тигрица

   — Но они могли иметь что-то против деда! Кейл пожал плечами.
   — На мой взгляд, это одно и то же: тронь «Голубую Чайку», и ты ранишь Клода Фрейзера.
   Некоторое время оба молчали, и хотя ни Джессика, ни Кейл не произнесли ни слова, они прекрасно понимали, о чем сейчас думает другой. Безусловно, та катастрофа и была одной из самых главных причин инсульта, свалившего основателя «Голубой Чайки». С другой стороны, если бы Клод Фрейзер и его компания были в добром здравии и полны сил, над «Голубой Чайкой» не нависла бы угроза поглощения.
   Джессика первой нарушила затянувшееся молчание.
   — Я вот еще что хотела сказать… — начала она и запнулась.
   — Насчет «Голубой Чайки»? — уточнил Кейл. — Какие-то еще мысли прячутся в этой прелестной маленькой головке?
   Он явно что-то почувствовал и хотел подбодрить и поддержать ее, но Джессика выдавила из себя лишь слабую улыбку благодарности за его усилия.
   — Я хотела спросить, тебе… не обидно, что дедушка сделал меня главным исполнительным директором компании? Может, тебе хотелось бы руководить фирмой самому, без меня?
   В ответ на это заявление Кейл снова расхохотался, но Джессика заметила, что при этом он отвел взгляд.
   — Господи, Джесс, что это тебе пришло в голову?
   Джессика неуверенно повела плечом.
   — Должно быть, я слишком много думала о Кастеляре и о том, как бразильцы относятся к женщинам». Наверное, было бы лучше, если бы ты отправился в Рио один. Да и у нас в Штатах многие люди посчитали бы вполне естественным, если бы дед сделал тебя единственным исполнительным директором. Во-первых, ты работаешь на компанию с ранней юности, а во-вторых, ты же внук его брата, единственный мужчина-наследник.
   — И еще я на два года старше тебя, не забывай об этом! — Кейл назидательно поднял палец, ухмыльнулся и тут же снова стал серьезным.
   — Здесь все прекрасно знают, что тебя с самого начала готовили к тому, чтобы ты заняла в «Голубой Чайке» высший руководящий пост. Не зря же старик Фрейзер отправил тебя учиться, чтобы ты стала специалистом в области делового администрирования. Ты прекрасно потрудилась, ты не гнушалась самой черной работы и вкладывала в компанию всю душу. Нет, то, что тебя назначили старшим исполнительным директором, если и удивило кого-то, то лишь потому, что многим казалось, будто старина Клод Фрейзер будет вечно стоять у кормила. Приключившееся с ним несчастье для многих стало большой неожиданностью.
   — Включая самого деда, — согласилась Джессика, а про себя подумала, что Клод Фрейзер может еще изменить свое мнение о ней, если только увидит те фотографии. Еще бы, его любимая внучка в объятиях незнакомого мужчины, имени которого она даже не знает! Вместе с тем Джессика — как ни гнала она от себя подобные мысли — снова и снова думала о том, что именно Кейл уговорил ее пойти на вечеринку и что его не оказалось рядом как раз в тот момент, когда погас свет.
   — Как бы там ни было, — продолжал Кейл, потягиваясь и забрасывая за голову сцепленные руки, — я вовсе не уверен, что идеально подхожу для руководства компанией. Откровенно говоря, мне гораздо интереснее ходить в море, общаться с моряками или решать практические вопросы в портах, чем корпеть над бумажками, стараясь спланировать оборот и возможную выручку. Если ты так этого хочешь, я с удовольствием оставлю эту работенку тебе. Ну а если я вдруг тебе понадоблюсь, ты всегда сможешь найти меня по следу из пустых пивных банок, которые будут мирно покачиваться на волнах там, где прошла моя шхуна.
   — Представляю, какие штрафы нам придется заплатить комитету по охране окружающей среды! — фыркнула Джессика и задумалась. На самом деле Кейл почти не шутил. Он жил в пяти минутах ходьбы от причала на озере Поншатрен, где Клод Фрейзер на протяжении десятилетий держал одну из принадлежащих компании прогулочных яхт. В настоящее время это был пятидесятифутовый моторный вельбот для прибрежных океанских круизов, обладающий современным обтекаемым корпусом, выносным мостиком и укомплектованный двумя мощными крайслеровскими движками. «Голубая Чайка IV» — так называлась яхта — предназначалась и для представительских целей. На камбузе, оборудованном по последнему слову техники, было все — от холодильника до микроволновой печи, а столовая, гостиные, спальни и несколько ванных комнат позволяли разместить здесь довольно большое число гостей, которые приезжали в Новый Орлеан по делам бизнеса или просто навестить старых друзей. Время от времени руководство компании устраивало для своих служащих что-то вроде пикника с рыбалкой, и тогда «Голубая Чайка IV» снималась с якоря и шла в залив.
   И все же, несмотря ни на что, яхта была любимым детищем Кейла. Каждые выходные, а зачастую и после работы, теплыми летними вечерами, он выходил в море в одиночку или с командой, состоящей из его приятелей и знакомых девушек. Подобное времяпрепровождение явно нравилось Кейлу гораздо больше всего остального, но Джессика хорошо знала, что у него — светлая голова и что в вопросах бизнеса Кейл почти не уступает ей. Во всяком случае, фрахтовое отделение компании, за которое он отвечал, приносило немалый доход. Не боялся Кейл и тяжелой, неблагодарной работы. В качестве портового капитана-распорядителя, занимающегося каботажным флотом «Голубой Чайки», он поддерживал все пятьдесят с лишним судов и паромов в идеальном состоянии и не допускал никаких сбоев в расписании, даже если для этого ему самому время от времени приходилось выводить в плавание ту или иную, как он выражался, «старую калошу».
   Джессика, однако, ни минуты не сомневалась, что, сложись обстоятельства по-другому, и ее кузен проявлял бы гораздо больший интерес к тому, чтобы занять в компании главенствующее положение. Возможно, смещение ее с поста главного исполнительного директора — если так решит Клод Фрейзер, когда увидит компрометирующие его внучку фото, — и явится для Кейла основным стимулом пересмотреть свою точку зрения.
   Для нее не было секретом и то, что Кейл обладает значительным опытом в общении с женщинами. Он, конечно, не был таким распутным повесой, как его отец, однако Джессика не сомневалась, что он блестяще умеет доставить наслаждение и себе, и партнерше. Ей и самой Кейл не то чтобы нравился — во всяком случае, его общество несомненно было Джессике приятно. Искорки страсти, как она знала, проскальзывали порой и между более близкими родственниками, чем троюродные брат и сестра. Так возможно ли, чтобы и она показалась ему привлекательной в сексуальном плане?
   Какая мысль! Какая ужасная мысль!..
   Но хуже всего были постоянная подозрительность и навязчивые сомнения. Джессика ненавидела себя за это, но ее переживания оказались слишком сильны, чтобы она могла с ними справиться. Порой ей даже начинало казаться, что она испытала бы настоящее облегчение, если бы знала наверняка, что собирается сделать с этими проклятыми фотографиями таинственный фотограф.
   — Ты знаешь, что Мадлен торчит здесь почти все утро?
   — Правда? — удивилась Джессика. — А ей-то что здесь нужно?
   Кейл покачал головой, и его глаза отразили ту же тревогу и озабоченность, которая читалась во взгляде Джессики. Для семидесятипятилетнего Клода Фрейзера, который женился на Мадлен девятнадцать месяцев назад, эта молодая, цветущая женщина была, конечно, завидным трофеем, но Джессика видела в ней нечто роковое. В конце концов, Мадлен, которая была лишь ненамного старше ее (а Джессике только недавно исполнилось двадцать семь), вполне годилась старому Клоду во внучки.
   — Мне кажется, она собирается сунуть свой нос в дела компании, — чуть поморщившись, сообщил Кейл. — Что же еще? Во всяком случае, мне доложили, что, пока нас с тобой не было, она буквально дневала и ночевала в конторе. Все чего-то вынюхивала, выспрашивала… — закончил он встревоженно.
   — Не могу себе представить, что она рассчитывала здесь найти, — пожала плечами Джессика. В том, что Мадлен торчала в городе, вместо того, чтобы оставаться в усадьбе вместе с мужем, не было ничего удивительного — в конце концов, она была из Нового Орлеана, и здесь у нее были родственники.
   — То, что останется от дядюшки Клода после того как его душа поднимет все паруса и уйдет в безбрежный океан небес, — практично заметил Кейл.
   — Но ведь существует брачное соглашение, согласно которому она не может претендовать на наследство, — удивилась Джессика и покачала головой. — Впрочем, я почти уверена, что даже если ей в руки попадет наш годовой баланс, она вряд ли сумеет в нем разобраться.
   — Ну, я бы не был так категоричен… — возразил Кейл. — У Мадлен много скрытых талантов, которые не бросаются в глаза с первого взгляда.
   Джессика ненадолго задумалась. Она всегда считала женитьбу деда на Мадлен одним из тех редких случаев, когда здравый смысл ему изменил. Впрочем, иногда ей казалось, что она вполне способна понять ностальгию старика по ушедшей молодости и его отчаянное стремление по-прежнему чувствовать себя удачливым бизнесменом в расцвете лет. Мадлен была очень хороша собой, а ее пышные формы приковывали к себе внимание всех мужчин без исключения. Кроме того, ей была не чужда корысть, и она почти не скрывала этого, ни — несмотря ни на что — ее появление почти не повлияло на существующее положение вещей. И Мадлен, казалось, это понимала. Во всяком случае, никогда прежде она не выказывала никакого интереса к делам «Голубой Чайки». Теперь же ее внезапная активность выглядела более чем подозрительно.
   — Где она сейчас? — обреченно спросила Джессика.
   — В кабинете дяди. Софи говорила мне, что Мад просила принести ей подборку материалов по нашим отношениям с КМК, но она сказала, что все документы якобы находятся у тебя.
   — Молодец Софи!
   — Я тоже так подумал, — сухо согласился Кейл.
   — Пожалуй, мне все-таки придется самой поговорить с ней, — сказала Джессика, вставая. — Иначе она побежит жаловаться деду.
   — А тебе-то что за дело? — лениво бросил Кейл. — Лично я не считаю, что он обратит на это внимание. Для дяди Клода Мадлен — всего лишь его маленькая женушка, которая просто не способна задумываться ни о чем серьезном, кроме, разве что, своей коллекции старинных карт.
   — Все равно, не стоит расстраивать его лишний раз.
   — Ладно, будь по-твоему. И все равно, не позволяй ей расстраивать тебя… — с легкой иронией посоветовал Кейл и тоже поднялся, чтобы вслед за Джессикой выйти из кабинета. — Дай ей понять, кто здесь главный.
   Джессика бросила на него быстрый взгляд, но ничего не сказала. Должно быть, сарказм в его голосе ей просто почудился.
 
   Кейл смотрел вслед своей кузине, которая торопливо шла по застеленному ковром коридору, и улыбка на его лице таяла. Джессика с каждым днем беспокоила его все больше. И дело было не только в темных кругах под глазами, свидетельствующих о недостатке сна и каких-то глубоких внутренних переживаниях, — дело было в ином. В последние дни Джессика явно была чем-то подавлена, и это мешало ей действовать с обычной энергией и быстротой. Еще совсем Недавно в новоорлеанском офисе «Голубой Чайки» не было человека более уравновешенного, проницательного, в совершенстве владеющего собой и ситуацией и способного мгновенно принимать верные решения. Теперь же Джессика была рассеянна и несобранна настолько, что это бросалось в глаза каждому, кто знал ее. Она как будто постоянно думала о чем-то своем, и Кейлу не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, в чем дело. В том, что его кузина так сильно изменилась, была виновата эта чертова вечеринка!
   Шагая к своему кабинету, Кейл так сосредоточенно нахмурился, что между его сурово сдвинутыми бровями появилась глубокая вертикальная морщина. Каждый раз, когда Джессика напоминала ему о той ночи в Рио, он старался отделываться короткими, небрежными комментариями, однако не думать о происшедшем он не мог. Когда Кейл отыскал Джессику на пустынной ночной улице, она была более чем расстроена: волосы ее были в беспорядке, а губы порозовели и, несомненно, чуть-чуть припухли. Кейл не помнил случая, чтобы он видел ее такой растерянной и одновременно такой обольстительно прекрасной. И для него это стало откровением.
   Несмотря на связывавшие их родственные узы, он никогда не был равнодушен к своей кузине, но Джессика этого не замечала. Кейл был в этом почти уверен.
   Впрочем, Джесс, похоже, вовсе не отдавала себе отчета в том, какое воздействие производит на окружающих ее внешность. А ведь он знал, что любой или почти любой из мужчин, работавших в компании, не колеблясь сделал бы для нее все, если бы она только попросила. Но видела ли она это? Понимала? Нет, тысячу раз нет! И это было тем более странно, что, общаясь с наемными служащими, Джессика, как правило, оставалась внимательна и дружелюбна. Она прекрасно разбиралась в том, какие эмоции и желания движут ее подчиненными, но никого за это не презирала и могла найти улыбку для каждого. И за это ее любили все. Точно так же и она любила всех — и никого в отдельности.
   Она не обвинила его в том, что случилось в Рио, но для Кейла это не имело значения. Он сам винил себя. Ему не следовало брать ее с собой в незнакомое место, да еще во время Карнавала. Джесс утверждала, что с ней не случилось ничего страшного, но Кейл знал, что это было не так. И он дорого бы дал, чтобы понять, как она ко всему этому относится, но Джессика была не из тех, кто способен делиться интимными подробностями даже со своими родственниками. У нее были свои твердые принципы, которые волей-неволей Кейл научился уважать, а о том, чтобы незваным гостем проникнуть в сад ее души, нечего было и думать — слишком высок и прочен был ограждающий его частокол.
   Кейлу оставалось только надеяться, что случившееся не нанесло Джессике раны, которая будет болеть и мучить ее еще очень долго. Да и он не желал бы ей этого ни при каких обстоятельствах.
   Войдя в свой кабинет, Кейл налил из термоса еще одну чашку кофе и понес к столу. Когда он опускал ее на столешницу возле своего кресла, рука его неожиданно дрогнула, и тяжелое донышко чашки ударило по покрывавшему стол стеклу с такой силой, что по гладкой поверхности разбежались во все стороны тонкие лучики трещин. Негромко выругавшись, Кейл опустился в кресло и закрыл глаза.
 
   Огромный кабинет Клода Фрейзера занимал две смежные комнаты на самом верхнем этаже многоэтажной башни. Окна обеих комнат выходили на излучину Миссисипи — такую широкую, что из-за нее Новый Орлеан окрестили Городом-Полумесяцем.
   Во всем офисе это был и самый строгий, аскетично обставленный кабинет. Стены его были отделаны деревянными панелями функционального бежевого и коричневого цветов, а что касалось мебели, то здесь стояли все те же стулья, видавший виды стол, рассохшиеся от старости и потому немилосердно скрипящие шкафы-картотеки и плетеные мусорные корзины, которыми Клод Фрейзер пользовался на протяжении пятидесяти лет. Даже вид из окна почти не радовал глаз — во всяком случае, в это время дня. Полуденное солнце освещало унылые и однообразные прямоугольники плоских, залитых битумом или покрытых ржавой жестью крыш, на которых кое-где выделялись свежие заплаты. Чуть дальше несла свои бурые воды старая грязнуха Миссисипи, по которой медленно двигалась крошечная точка — это паром «Элджерс» полз к противоположному берегу.
   Мадлен сидела за столом Клода Фрейзера, и Джессика на мгновение задержалась на пороге кабинета, чтобы получше рассмотреть ее лицо. Ей очень хотелось понять, что у молодой женщины на уме. Мадлен Фрейзер выглядела безупречно: ее темно-русые волосы, казавшиеся почти черными, были коротко подстрижены и зачесаны вверх и назад, так что спереди они окружали ее лицо наподобие меховой оторочки парки. Глаза у Мадлен от природы были невыразительного карего цвета, но она умело изменяла цвет при помощи контактных линз, которые делали ее глаза когда голубыми, когда зеленоватыми. Некоторая излишняя полнота, которая могла бы испортить другую женщину, почти не бросалась в глаза, поскольку Мадлен довольно ловко маскировала этот свой недостаток, предпочитая одежду свободного покроя.
   Все это Джессика отметила почти машинально, поскольку ей приходилось встречаться с Мадлен достаточно часто. Сейчас же ее поразило другое. Оказывается, поняла Джессика, когда Мадлен не капризничает и не разыгрывает из себя святую невинность, она выглядит довольно уязвимой, легкоранимой. Конечно, и это тоже могло быть частью представления, — как было хорошо известно Джессике, Клод Фрейзер обожал заботиться о слабых и несчастных, — однако в его отсутствие выражение незащищенности было неуместно. «Уж не пытается ли она разжалобить меня?» — подумала Джессика, одновременно стараясь понять, насколько это выражение искренне. Быть может, во всем виноваты длинные, загнутые кверху ресницы Мадлен, которые делали ее похожей на обиженного ребенка?
   Впрочем, стоило Джессике бросить взгляд на одежду Мадлен, как все мысли о ее уязвимости и слабости вылетели у нее из головы. Супруга президента компании как будто специально облачилась в строгий деловой костюм из серой шерстяной ткани в тонкую полоску, простую белую блузку с узким мужским галстуком, который делал ее похожей на чикагского гангстера времен Великой депрессии. Не хватало разве что усов в ниточку, сигары и надвинутой на глаза шляпы. Этот костюм придавал Мадлен агрессивный, напористый, деловой вид, и Джессике это очень не понравилось. Обычно жена ее деда предпочитала яркие цвета и ультрамодерновые наряды от Сакса. То, что она сейчас выбрала строгий серый цвет, могло означать только одно: Мадлен намерена сделать какое-то важное заявление.
   В ответ на негромкое приветствие Джессики Мадлен подняла голову и кивнула ей с бесхитростной, почти наивной улыбкой.
   — Ты принесла досье на компанию Кастеляра? — спросила она.
   — Там все равно нет ничего такого, чего бы я не знала или не могла тебе рассказать, — парировала Джессика, внутренне собравшись. — Что конкретно тебя интересует?
   Мадлен негромко засмеялась.
   — Все. Меня интересует абсолютно все. И потом, мне хотелось бы самой взглянуть на документы, если ты, конечно, не имеешь ничего против. А то мне почему-то показалось, что вы с Кейлом по какой-то причине решили не давать мне это досье.
   — Конечно, никаких особых причин не существует, — поспешила заверить ее Джессика, — но ты должна понимать, что эта информация может оказаться достаточно «горячей». Иными словами, мне не хотелось бы, чтобы некоторые подробности стали известны в кругах, в которых вращаются не только наши друзья, но и враги. Именно поэтому я стараюсь ограничивать доступ посторонних к подобным материалам.
   Кровь прилила к щекам Мадлен, так что тонкий слой светлой пудры, которую она нанесла на скулы, стал похож на уличную пыль, осевшую на ее розовой коже.
   — Неужели ты думаешь, что я способна выболтать ваши или кастеляровские секреты первому встречному? — тихо спросила она. — Я прекрасно знаю, как Клод относится к подобным вещам. Кроме того, подобный поступок может навредить мне самой, когда… когда его не станет.
   Джессика молча уставилась на молодую супругу своего деда, ожидая, пока произнесенные ею слова сами уложатся в ее голове. В конце концов она сказала:
   — Если с моим дедом что-нибудь случится, ты в любом случае не можешь рассчитывать ни на акции «Голубой Чайки», ни на сколько-нибудь значительную часть его поместья. Надеюсь, ты об этом не забыла?
   Полные губы Мадлен сложились в беззаботную гримасу.
   — Нет, я не забыла. Я помню, что письменно отказалась от всех прав на наследство. И все-таки я — жена Клода, и ему не безразлично, что станет со мной. Кроме того, твой дед — старый, хитрый, опытный лис. Я уверена, что в конце концов он оставит свое имущество тому, кто, по его мнению, сумеет лучше им распорядиться.
   — Он сам тебе это сказал? — Голос Джессики прозвучал на удивление спокойно, хотя в душе она ощущала сильнейшее беспокойство и тревогу.
   — С тех пор как Клод вернулся домой, он работает над новым завещанием. Он передаст его своему адвокату как только закончит.
   — То есть если бы удар прикончил его, ты могла бы остаться ни с чем? Как это непредусмотрительно с твоей стороны.
   Мадлен слегка пожала плечами.
   — Я всегда промахивалась на целую милю, если воспользоваться выражением моего деда. — Она задумчиво провела рукой по волосам, оставив их в легком беспорядке. — Если говорить откровенно, я не могу сказать точно, что именно собирается предпринять Клод, если он оставит мне достаточно много акций, то я могла бы управлять компанией. Правда, для этого нужно, чтобы вся ваша семейка меня поддерживала, а не наоборот.
   — Включая и мою мать? — сухо уточнила Джессика.
   — О, да, она, конечно, не настолько привязана ко мне, чтобы одобрить все, что я делаю, — согласилась Мадлен и взмахнула ресницами, чтобы скрыть выражение глаз. — Но скажи мне, разве вы с ней когда-нибудь смотрели одинаково на один и тот же вопрос?
   Джессика даже не пытаться отрицать то, что всем было слишком хорошо известно.
   — Можешь тем не менее не сомневаться, что она не успокоится, пока не снимет с тебя скальп, если к тебе попадет хотя бы часть акций, которые предназначались ей.
   — Может быть, да, а может быть, и нет. Ты и Клод — вы устроили все так, что Арлетта имеет очень приблизительное представление о том, что происходит с «Голубой Чайкой». Возможно, она даже будет рада поделиться со мной, особенно если это принесет ей живые деньги, а не мифические проценты с бесполезных акций, которыми она владеет.
   «Очко в пользу Мадлен, — подумала Джессика. — Кейл прав: в ней много неожиданных способностей, которые никто из нас не потрудился исследовать».
   — А кто тебе сказал, что ты достаточно хорошо подготовлена, чтобы управлять такой компанией, как «Голубая Чайка»? — попыталась она зайти с другой стороны.
   — А что тут сложного? — искренне удивилась Мадлен. — Нужно только вовремя отправлять суда на буровые платформы и вовремя возвращать их обратно. Кроме того, можно вывозить туристов или рыбаков на прогулки вдоль побережья — вот тебе и прибыль. Чего же еще?
   Джессика не могла не рассмеяться.
   — Ну, это все-таки немного посложнее, — сказала она. — Есть несколько мелочей, о которых ты забыла.
   — Да какая разница! — воскликнула Мадлен, небрежно взмахнув рукой. — Если КМК сумеет добиться своего, то нам всем не поздоровится. Лично я считаю, что нам надо поторговаться с этим Кастеляром и выбить из него столько денег, чтобы мы могли не только расплатиться с кредитом, но и получить что-то сверх того. Ну а потом — поделим деньги и разбежимся.
   Эти слова обожгли Джессику, как пламя газовой горелки.
   — Поделим деньги и разбежимся? — переспросила она, с трудом сдерживая дрожь. — Позволь мне кое-что объяснить тебе, Мадлен…
   Она сделала несколько шагов вперед и остановилась, опершись руками о поцарапанную столешницу дедовского стола.
   — Никто ничего не получит, и никто никуда не побежит. Компанией пока что руководит Клод Фрейзер, а мы с Кейлом только выполняем его распоряжения. Откровенно говоря, я надеюсь, что пройдет совсем немного времени, и он вернется к управлению «Голубой Чайкой». И когда это в конце концов случится, деду будет очень интересно узнать, как ты собиралась распорядиться компанией, на создание которой он положил целую жизнь.
   — А ты, конечно, ему об этом расскажешь? — Мадлен приподняла изогнутую дугой бровь. — Не смеши меня, Джессика, мы обе знаем, что ты никогда этого не сделаешь. Ты ведь наверняка не хочешь, чтобы Клода хватил еще один удар?
   — Попробуй только упомянуть при нем о продаже «Голубой Чайки» КМК, и именно ты станешь причиной еще одного его инсульта, — парировала Джессика. — Впрочем, возможно, именно этого ты и добиваешься.
   — Единственное, чего я добиваюсь, — вскричала Мадлен, — это чтобы мне наконец показали досье КМК! Мне надоело как последней дуре хлопать глазами и догадываться о том, о чем известно всем, кроме меня!
   Джессика, потрясенная нарисованной Мадлен картиной, прикусила язык, сдерживая свое раздражение.
   — Хорошо, — сказала она, резко выпрямляясь. — Ты получишь эти материалы, пусть только сначала мой дед подтвердит, что ты имеешь на это право.
   Мадлен долго смотрела на нее, потом нетвердо спросила:
   — Ты надеешься, что он не разрешит?
   — Я думаю, он сперва поинтересуется, для чего тебе это понадобилось, — отрезала Джессика. — А уж твоя забота убедить его в том, что с твоей стороны это не праздное любопытство.
   — Я скажу ему, что ты не хочешь давать мне эту подборку. Что это ты не хочешь и близко подпускать меня к вашей драгоценной «Голубой Чайке»!
   Джессика подумала, что в словах Мадлен заключено довольно много правды. Ей казалось, будто она понимает, каково это — быть красивой игрушкой ее деда, который несомненно считал Мадлен совершенно безмозглой и абсолютно никчемной во всех других отношениях. Непрошеная жалость словно змея шевельнулась в ее сердце. Потом Джессика подумала, что, как бы сильно порой Мадлен ни раздражала ее, Клод Фрейзер женился на ней и сделал ее членом их семьи. Спорить с этим было трудно, почти невозможно, и, следовательно, Джессике оставалось только принять существование Мадлен как данность.
   Вздохнув, Джессика сказала:
   — Помоги нам вместо того, чтобы мешать, и увидишь — все может повернуться совершенно по-другому.