Деннис присел на край стола. Сердце его колотило по ребрам, как молот по наковальне.
   – Это касается Доун?
   – К сожалению, да. – Хауквей достал носовой платок из рукава и вытер глаза. – Она была такая красивая женщина! Вторая Елена Троянская!
   – Была?
   – Мистер Прайс, ваша жена умерла.
   Деннис побледнел.
   – Не может быть! Откуда вы это взяли?
   – Императорский военный флот потопил два пиратских корабля, которые похитили ее с «Золотого облака».
   – А может, это были другие корабли?
   – Оставшихся в живых подняли на борт. Они рассказали про красивую белую женщину и великана-мужчину, взятых в плен ради выкупа. Когда корабль пошел ко дну, эти двое сидели в трюме, закованные в цепи.
   Деннис закрыл лицо руками, раскачиваясь взад и вперед в немом горе.
   – Я вам сочувствую, мистер Прайс. Примите также официальное соболезнование китайского правительства. Император считает себя виновным в потоплении этих кораблей. Но откуда наши капитаны могли знать, что на борту пиратского судна была ваша жена? Мы уже больше ста лет ведем войну с Ладронами.
   Деннис с большим трудом взял себя в руки.
   – Благодарю вас, Хауквей. Вы проделали долгий и утомительный путь ради того, чтобы сообщить мне это.
   – Это самое малое, что я мог сделать в память о женщине, которой я безмерно восхищался.
   Сара стояла в дверях. Она была бледна как полотно.
   – Я не хотела подслушивать, это вышло случайно. Ох, Деннис, как это ужасно! – Она тихо заплакала. – Бедная Доун!
   Деннис откашлялся.
   – Хауквей, прошу вас, окажите мне честь – зайдите ненадолго в мой дом. Сара приготовит нам чай. А если пожелаете, есть вино и коньяк.
   Мандарин поклонился.
   – С удовольствием. – Он взглянул на Сару и улыбнулся. – Вижу, вас всегда окружают красивые женщины.
   – Простите, Хауквей, это моя секретарша и помощница мисс Сара Тиздейл.
   Старый китаец взял руку девушки и, склонившись, коснулся губами ее пальцев.
   – Я очарован, мисс Тиздейл.
   Деннис смутился.
   – Ну что ж, пойдемте в бунгало, – предложил он. – Домик очень маленький, Хауквей, но здешняя жизнь не позволяет роскошествовать.
   – Жилище ценится не размером и обстановкой, а достоинствами тех, кто его населяет.
   После приезда Сары бунгало постепенно приобрело черты обжитого дома. В гостиной появились два столика, заменившие упаковочный ящик, а также диван и два мягких кресла. На окнах висели кружевные занавески, а стены утратили скучный вид благодаря картинам.
   Сара приготовила чай и подала его в изящных чашечках из тонкого полупрозрачного фарфора.
   Мандарин причмокнул губами.
   – Очень вкусно, мисс Тиздейл. В этом чае чувствуется привкус корицы и лимонной цедры.
   – Я вижу, вы неплохо разбираетесь в сортах чая, сэр, – сказала она и подала ему блюдо со сладкими пирожками.
   От печальной темы гибели Доун и Джека помог отвлечься приземленный разговор о работе Хауквея в качестве представителя императора и успехах нового филиала компании «Робертс ламбер».
   – Мы начнем валить тик до конца этого года, – сообщил Деннис, – а после муссонных ливней, когда вода в реках поднимется, переправим лес к морскому побережью.
   Просидев в гостях около часа, Хауквей объявил, что ему пора ехать. Деннис и Сара проводили его к носилкам, возле которых стояли в ожидании четверо носильщиков. Мандарин пожал Деннису руку.
   – Мне еще раз хочется выразить вам как свои личные, так и официальные соболезнования императора в связи с вашей утратой. Прощайте, мистер Прайс. Прощайте и вы, прекрасная леди.
   Он отвесил девушке низкий поклон.
   Когда носилки спустились по лесной тропинке и исчезли в густом лесу, Деннис и Сара медленно побрели назад, к бунгало. В доме девушка по-матерински ласково обняла убитого горем Денниса.
   – Я понимаю, что вы сейчас испытываете, и разделяю вашу боль, – проговорила она.
   – Будь я один, я бы, наверное, не вынес этого. Вы для меня – неиссякаемый источник утешения, Сара. – Он порывисто обнял девушку, но тут же отшатнулся. – Пожалуй, вернусь в контору, разберу письма и контракты на своем столе. Работа помогает мне забыться.
   – Мы с вами еще встретимся сегодня? Мне бы хотелось приготовить вкусный ужин.
   – Конечно, приготовьте. – Он слабо улыбнулся и вышел из дома.
   Прислонившись спиной к дверному косяку, Сара задумчиво смотрела ему вслед.
   «Вы для меня – неиссякаемый источник утешения, Сара», – повторила она про себя его бесценные слова и добавила:
   – Я могла бы утешить тебя и больше, Деннис, но с этим придется подождать.
   Прошел месяц, а Деннис все никак не мог избавиться от тоски. Каждую ночь над его одинокой постелью витал прекрасный образ Доун, и он беспокойно ворочался в темноте.
   Однажды ночью, когда он сидел на краю кровати и курил сигарету, уставившись на лунный пейзаж за окном, в дверь спальни постучали.
   – Можно войти? – тихо спросила Сара.
   – Минутку, – откликнулся Деннис.
   Он спал без пижамы, но держал ее на стуле у кровати на случай, если понадобится выйти ночью из комнаты.
   – Входите! – крикнул он, быстро натянув брюки.
   Дверь отворилась, и вошла она – бледное светящееся видение в темноте. Лунный свет мерцал на ее белой ночной рубашке.
   – Я слышала, как вы ходите. Что-нибудь случилось?
   – Просто не спится.
   Он вздрогнул, когда она дотронулась до его обнаженной руки.
   – Напряжен как натянутая струна, – сказала девушка.
   – Я слишком много выпил перед сном. Алкоголь должен расслаблять, но на меня он оказывает прямо противоположное действие.
   – Деннис, мы оба понимаем, что происходит на самом деле. Время траура прошло. Вы любили Доун, но она умерла. Ее уже не вернуть.
   – Я буду любить ее всегда.
   – Конечно. Нужно свято хранить память о любви и счастье, пережитом вместе. Но вы должны жить дальше… и любить. Ведь вы молодой, здоровый и красивый мужчина. Сколько еще вы намерены влачить такое монашеское существование?
   Ее откровенность смутила Денниса.
   – Я совершенно доволен своей жизнью.
   – Доволен? Не надо себя обманывать, Деннис. До сих пор вы подавляли свои чувства, но когда-нибудь они хлынут наружу, как прорвавшая плотину вода. – Она подошла ближе, взяла Денниса за руки и заглянула ему в глаза. – Как вам кажется, я привлекательная женщина?
   – Я не вправе оценивать вас с такой точки зрения, – сухо проговорил он.
   – Бросьте свою щепетильность! Я, например, не стесняюсь сказать, что считаю вас очень привлекательным мужчиной.
   – Не говорите так! – воскликнул он внезапно севшим голосом и попытался отойти, но девушка прижалась к нему всем телом.
   Ее сочные спелые груди вдавились в его тело. Деннис охнул от волнения. Через тонкую ткань ночной рубашки чувствовались ее поднявшиеся твердые соски. У него не было сил противиться. Она потерлась о него бедрами и с восторгом уловила отклик мужской плоти.
   – Я знаю, ты меня хочешь, Деннис. Так же, как я тебя.
   Отступив назад, девушка нагнулась, взялась за подол ночной рубашки, стянула ее через голову и отбросила в сторону. Деннис наблюдал за ней с растущим возбуждением. Теперь она стояла перед ним нагая, похожая в лунном свете на беломраморную статую Афродиты. Сара подошла к нему и, потянув за тесемку, развязала его пижамные брюки. Они упали на пол, и обнажившийся член коснулся ее пупка. Трепеща в предвкушении восторга, она увлекла Денниса на кровать, легла рядом и принялась его ласкать.
   Дрожащими руками Деннис гладил ее плечи, грудь, бока… Он чуть не вскрикнул от восторга, когда ее теплые бархатные бедра зажали его руку, призывая к более интимным действиям. Его пальцы нащупали мягкое потаенное гнездышко, и она застонала. Деннис так давно не был с женщиной, что сейчас чувствовал себя зеленым юнцом, который впервые занимается любовью.
   Сара развела бедра, готовясь принять его в себя. Деннис медленно, осторожно опустился на нее, а она направила его уверенными руками. Он догадывался, что она не девственна, но это не имело значения. Легко проникнув в ее лоно, Деннис понял, что не ошибся. Он двигался вверх и вниз в ровном спокойном ритме, потом его толчки стали быстрее и яростнее. Вскоре оба содрогнулись от охватившего их восторга. Казалось, он будет длиться вечно. Наконец Сара со вздохом удовлетворения откинулась на постель. Деннис, такой же опустошенный, перекатился на бок и лежал неподвижно, млея в приятной истоме.
   В лунном свете блеснули ее зубы.
   – Это было сказочно! А тебе понравилось?
   Деннис молчал. Его мучило ощущение, что он изменил покойной жене. Но, с другой стороны, в удовольствии больше всего ценен миг настоящего. Любовная близость с Доун доставляла ему ни с чем не сравнимое наслаждение, но Доун утрачена для него навсегда, а вместе с ней утрачено и то наслаждение, которое она ему дарила. Теперь рядом с ним Сара – теплая, страстная плоть, в жилах которой струится горячая кровь желания.
   – Очень понравилось, – ответил он ей наконец.
   К удивлению Денниса, она заплакала.
   – Я так благодарна тебе за эти слова! Часто бывает, что вторая женщина безнадежно разочаровывает в сравнении с умершей возлюбленной. Я так сильно люблю тебя, Деннис! Думаю, я полюбила тебя с первого дня нашей встречи.
   – Я тоже люблю тебя, милая Сара.
   И тут свершилось чудо. Груз вины и измены, который так долго давил Денниса, вдруг спал с его плеч, и ему стало легко и хорошо. Он освободился от прошлого!
   Нежно склонившись над Сарой, он поцеловал ее в губы.

Глава 3

   Доун и Сильвер Джек провели в Пиратской бухте три месяца. Конечно, они находились в плену, и все же это было в некотором смысле идиллическое существование. Однажды Доун сказала:
   – Мы больше не властны над собственными судьбами. Мы попали сюда не по своей воле, и значит, все, что с нами происходит, от нас не зависит. Все заранее предопределено какой-то высшей силой. Точно так же боги в древних мифах манипулировали простыми смертными, словно фигурками на шахматной доске. Выигрыш, поражение… Исход партии зависит не от нас. Мы с тобой виновны в нашей греховной связи не больше, чем Эдип был виновен в прелюбодействе с собственной матерью. Здесь, в Пиратской бухте, время для нас остановилось, Джек.
   – Но не навсегда, – вздохнул он, – Хауквей вернется и увезет тебя в Китай. Во всяком случае, попробует это сделать.
   Между тем каждый день они проживали в радости. Как и обещал Хауквей, им была предоставлена полная свобода передвижений в пределах кратера. В их распоряжении был целый остров. Они любили взбираться по крутой извилистой тропе, проложенной по внутренней стенке кратера, к вершине огромного вулкана. Вокруг кратера, от краев до внешних утесов, возвышавшихся над Китайским морем, на полмили в ширину тянулась полоса растительности: деревья, кусты, экзотические цветы. Буйная ароматная зелень была настоящим райским садом.
   Обычно они брали с собой корзинку с деликатесами и вином из богатых погребов мандарина. В одном конце острова бил родник, питавший миниатюрным искрящимся водопадом маленькую лагуну, из которой, в свою очередь, вниз по склону кратера стекал ручей, обеспечивая пресной водой жителей поселка.
   Доун и Джек раздевались и как дети резвились в прохладном пруду. Здесь, в этом райском уголке, их любовная близость вышла за рамки простого физического акта и приобрела новое, романтическое звучание.
   – У меня такое чувство, будто мы священнодействуем, – заметила как-то Доун.
   Они лежали на теплом вулканическом песке и неторопливо ласкали друг друга. Доун встала перед Джеком на колени и, нагнувшись, обхватила губами его возбужденную плоть. Это действие было исполнено чистого обожания – чистого в буквальном смысле. В основе всех их любовных актов лежала чистота.
   Насытившись, он распростер Доун на мягком песке и любовался ее телом – каждым пальчиком, каждой частичкой атласной кожи, загоревшей на тропическом солнце.
   На закате они одевались и спускались в кратер. К этому времени деревенские жители уже разводили огонь в домах и начинали готовить ужин. Часто на обратном пути Доун и Джек заходили выпить в маленькую таверну, завсегдатаями которой были люди Ладронов. Пираты уже принимали эту парочку за своих.
   Однажды вечером они зашли в «Деревянную ногу» – так называлась таверна в честь одноногого хозяина – и встретили там Монику и Спинозу, ее любовника-пирата, отпрыска китаянки и испанского моряка.
   Спиноза был крупным парнем зловещего вида с копной взъерошенных черных волос, мрачными, глубоко посаженными глазками и висячими усами. Его устрашающую внешность подчеркивали азиатские раскосые глаза. На самом же деле он был приветлив и добр. Было заметно, что он искренне привязан к Монике.
   Увидев вошедших, Моника крикнула:
   – Идите к нам!
   Доун и Джек пробрались между тесно сдвинутыми неотесанными столиками в угол зала, где Спиноза с Моникой пили ром и соки из тропических фруктов. Бокалы были сделаны из скорлупы кокосового ореха.
   Моника весь день занималась любовью со Спинозой в его хижине и теперь сидела веселая и румяная от выпитого.
   – Вы откуда? – спросила она, озорно сверкая глазами.
   – Мы совершили нашу ежедневную прогулку к вершине кратера. Советую и вам попробовать. Там так здорово!
   Девушка захихикала и толкнула Спинозу локтем в бок.
   – Мы бы попробовали, да только нам не хочется нарушать ваше уединение в райском саду. Адам, Ева и запретный плод. Вы вкусили его сегодня?
   Доун притворно рассердилась:
   – Нахалка! Еще один такой намек, и я прикажу мандарину бросить тебя в темницу!
   Женщины уже давно отбросили формальности и стали близкими, доверительными подругами. Джек и Спиноза тоже подружились.
   Украдкой оглядевшись по сторонам и убедившись, что их никто не подслушивает, мужчины, сблизив головы, завели тихий серьезный разговор. Чтобы их прикрыть, Доун с Моникой принялись стрекотать как сороки и смеяться громче и чаще обычного.
   – Говорят, старый мандарин вернется в Пиратскую бухту завтра или послезавтра, – сказал Спиноза.
   – И скорее всего пробудет здесь недолго. Думаю, мы отправимся в Китай до конца этой недели.
   Спиноза улыбнулся и закурил черную витую сигару.
   – В Китай? Этого не будет, если наш план удастся.
   – Конечно, удастся, я в этом уверен. Десять наших сторонников будут работать на причале, готовить яхту мандарина к отплытию – красить, чистить, драить, чинить паруса. Его личные слуги не марают руки такой черной работой. К тому же Хауквей говорил мне, что считает Ладронов самыми лучшими моряками на свете.
   – И он прав. Почти все они родились в море, не то что мы с тобой – матросы поневоле.
   – Как бы то ни было, я не вижу серьезных препятствий на нашем пути. После отплытия яхты мы без труда разделаемся с командой Хауквея, а потом – через пролив Ладронов – к свободе!
   – За нами наверняка вышлют погоню.
   – Хауквей говорил мне, что его паровая яхта способна обогнать любой корабль в Китайском море.
   – Пожалуй, нам пора возвращаться, – вмешалась Доун. – Старший слуга Хауквея отмечает время наших приходов и уходов.
   – Ты права. – Джек осушил кружку пива и встал. – Молись за успех нашего дела, Спиноза.
   Моника отправилась провожать Доун и Джека. Не успели они подойти к ступенькам крыльца, как домоправитель Ченг распахнул парадную дверь. Слуга-китаец поклонился, улыбаясь.
   – Добрый вечер, мэм. Как прогулялись? – Он говорил по-английски почти так же свободно, как и мандарин.
   – Спасибо, отлично. Очень хочется есть. Что у нас на ужин, Ченг?
   – Суп из птичьих гнезд, вареная лососина и печеная утка.
   – Потрясающе! Я быстренько сполоснусь перед едой.
   – Пожалуйста, мэм. Кстати, вам, наверное, будет интересно узнать, что его высочество скоро прибудет домой.
   – Я слышала об этом в деревне. Его поездка заняла больше времени, чем он предполагал.
   Женщины поднялись наверх, и горничная приготовила теплую ванну. Когда Доун разделась, Моника небрежно заметила:
   – Ты выглядишь очень довольной и счастливой. Наверное, мистер Макхью – хороший любовник?
   Доун вспыхнула:
   – Не дерзи, девчонка! Это не твое дело.
   Моника захихикала.
   – Почему же? Вот я, к примеру, охотно скажу тебе, что Спиноза в постели просто неутомим.
   – Мне это не интересно.
   – Может, как-нибудь поменяемся партнерами и посмотрим, который лучше?
   Доун запустила в нее куском мыла. Девушка взвизгнула и убежала из ванной.
   Восточная одежда казалась Доун удобнее, чем западная. Днем она носила свободный шелковый жакет и традиционные брюки мандаринов, а вечером надевала длинный свободный халат из эпонжа, который был мягче обычного шелка.
   Для разнообразия к обеду она спускалась в платье из набивного ситца в цветочках, отделанного кружевом и разноцветными лентами. Под него она надевала шелковое или атласное белье и французские трусики. Магазин в Пиратской бухте ломился от мужской и женской одежды, собранной со всех концов света. Это были вещи, награбленные на захваченных кораблях.
   В этот вечер они с Джеком рано легли спать, и Доун проспала как убитая до позднего утра. Разбудили ее очень приятные ощущения: Джек целовал ей грудь.
   – Теперь понятно, почему мне снился такой сладострастный сон, – сказала она, томно трепеща под его поцелуями.
   – Ты занималась со мной любовью?
   – Нет, не с тобой, а со старым мандарином.
   Джек засмеялся:
   – Ему уже давно заказаны подобные глупости.
   – Ты в этом уверен? Моника говорит, что китайские мужчины и после девяноста лет сохраняют хорошую потенцию. Они принимают возбуждающее средство – женьшень. – Она прикоснулась к его паху. – Вижу, тебе женьшень не нужен. Во всяком случае, пока. Ну давай же, милый. Не останавливайся на полпути!
   Он засмеялся и встал, чтобы снять брюки.
 
   В тот же день яхта Хауквея встала на причал в бухте. Это была маленькая шхуна с косыми парусами и вспомогательным двигателем. Две короткие трубы смотрелись нелепо на фоне мачт и рангоутов. Яхта была выкрашена в белоснежный цвет, поручни и многочисленные металлические детали из цельной меди сверкали на солнце. Казалось, яхта обладала золотой аурой, которая соответствовала ее названию, выбитому по-китайски на носу судна. В переводе оно означало «Золотой дракон».
   Доун и Джек стояли на пристани, наблюдая за происходящим. Баржа, доставившая их на берег с пиратского судна мадам Чинг, подгребла к яхте и приняла на борт его высочество мандарина.
   Углядев встречавшую его пару, Хауквей просиял. Он обнял Доун и пожал руку Джеку.
   – Мои дорогие друзья, я так рад снова вас видеть! Как там говорится у вас, американцев? Вы – приятное зрелище для моих воспаленных глаз. Не могу передать, как я счастлив, что эта долгая поездка наконец-то закончилась и до нашего отплытия в столицу я могу посвятить себя приятным делам и отдыху.
   Слуга помог мандарину сесть в носилки. Хауквей помахал им рукой.
   – Увидимся в доме!
   Когда его унесли, Спиноза и Моника вышли на берег и вместе с Джеком и Доун стали разглядывать причалившую яхту.
   Спиноза подергал себя за подкрученные кончики усов.
   – Все в порядке, – сообщил он, – шестеро наших людей записались в бригаду ремонтных рабочих, которая должна подготовить «Золотой дракон» к отплытию в Китай. Еще трое будут красить бриг в двадцати пяти ярдах от яхты. По моему сигналу они прыгнут за борт и подплывут к нам.
   – А команда яхты?
   – Почти все матросы будут отдыхать на берегу перед следующим рейсом. С остальными проблем не будет, можете не сомневаться. Теперь дело за вами: надо поподробнее выяснить планы Хауквея и передать их нам как можно скорее.
   – Да-да, чем скорее, тем лучше. – Джек взял Доун за руку. – Пойдем в дом, пообщаемся с возвратившимся хозяином.
   Они попрощались с Моникой и Спинозой и поднялись к большому дому на горе.
   После ужина, как было заведено до отъезда Хауквея из Пиратской бухты, все трое отправились в библиотеку мандарина насладиться кофе с коньяком.
   Старый китаец покрутил в ладонях хрустальную рюмку, грея коньяк, и с наслаждением вдохнул его аромат.
   – Конечно, чай – мой любимый напиток, однако, что ни говори, а французский коньяк лучше.
   – Расскажите нам о своей поездке, – закинула удочку Доун.
   – Это было долгое плавание – Сингапур, Борнео, Ява. – Он замолчал и взглянул на девушку с легкой улыбкой. – Ах да, еще мы заходили в Мангалуру на Малабарском берегу Индии.
   От неожиданности Доун вздрогнула и пролила кофе из чашки на блюдечко.
   – Мангалуру? Это же пункт назначения «Золотого облака»! Там находятся тиковые плантации моего отца.
   – Да, я знаю, – не скрыл Хауквей, потягивая коньяк.
   Джек подался в кресле и оперся локтями на колени.
   – И какие же дела были у вас в Индии?
   – Вообще-то там у меня не было дел в отличие от остальных портов. Я только посетил индийский филиал компании «Робертс ламбер». Надо сказать, вы владеете огромным участком тикового леса. Когда производство развернется в полную силу, оно принесет неплохие барыши.
   Доун не верила своим ушам.
   – Невероятно! Зачем вы это сделали?
   – Хотел поболтать с вашим мужем. Кстати, он в прекрасном здравии.
   – Мой муж? Какая наглость! Что вы ему сказали?
   Мандарин не мигая встретил гневный взгляд и улыбнулся.
   – Мне казалось нечестным держать его в неведении. Я решил поведать ему о вашей участи и таким образом поставить точку в этом вопросе. Миссис Прайс, я сказал вашему мужу, что вы умерли. Погибли вместе с мистером Макхью, когда китайский военный флот потопил корабль Ладронов, на котором вас держали в качестве пленных.
   Доун вскочила с кресла, опрокинув свою чашку с кофе. В глазах ее блестели слезы ярости.
   – Нет, вы не могли так поступить! Хоть вы и гнусный человек, но должна же в вас быть хоть капля порядочности!
   Хауквей был невозмутим.
   – Я же сказал вам, что сделал это из сострадания к ближнему.
   – Пес! – вскинулась она и протянула к нему пальцы, скрюченные, как кошачьи когти. Ею владела единственная мысль – убить старика.
   Джек резко встал, обхватил ее сзади и развернул к себе лицом.
   – Нет, Доун! Гневом и насилием ничего не добьешься.
   – Мистер Макхью совершенно прав. Пожалуйста, успокойтесь, моя дорогая миссис Прайс.
   Она прочла в глазах Джека: «Ради Бога, не испорти весь наш план! Чтобы спастись, нам надо ладить со старым мерзавцем».
   Доун сникла, и Джек отпустил ее. Она притронулась к своему пылающему лбу.
   – Не знаю, что на меня нашло. Это шок. Жуткий шок от того, что Деннис считает меня мертвой. Пожалуй, мне лучше прилечь.
   – Хорошая мысль, – подхватил Джек. – Думаю, завтра тебе предстоит трудный денек. Верно, Хауквей?
   – Вы имеете в виду наш отъезд на «Золотом драконе»? Нет, мы отплываем послезавтра днем. Матросам надо еще много поработать на яхте, чтобы подготовить ее к новому рейсу.
   – Ты слышала, Доун? – спросил Джек.
   – Да. Ну что ж, тогда спокойной ночи.
   Она ушла в свою спальню. Моника уже стелила ей постель.
   – Я приготовила тебе ванну, – сообщила девушка.
   – Сейчас не до ванны. Ты должна как можно скорее встретиться со Спинозой. Передай ему, что мы отплываем послезавтра – в четверг днем.
   – Я увижусь с ним завтра с самого утра. – Она встревоженно взглянула на Доун. – Думаешь, у нас получится? Это так рискованно! Если что-то сорвется, нас всех ждет смерть.
   – Да, наверное, – твердо произнесла Доун. – Но лучше умереть, чем стать наложницей императора.
   Ночью Джек пришел, когда Доун уже начала засыпать.
   – Любимая, – сказал он, – я слишком напряжен, чтобы заниматься любовью. Из головы не выходит четверг и та жуткая ложь, которую Хауквей поведал Деннису.
   Он присел на край кровати.
   – Я пришел не для того, чтобы спать с тобой. Надо рассказать тебе кое-что еще о Деннисе.
   Она резко села, окончательно проснувшись.
   – Деннис! Как он? У него все в порядке? Хауквей сказал, что он в прекрасном здравии.
   – Да, у него все в порядке. – Джек потер затылок в замешательстве. – После твоего ухода Хауквей рассказал мне подробности своего визита на тиковую плантацию. Там, в лагере, есть одна женщина. Ее зовут Сара Тиздейл.
   – Что она там делает?
   – Работает в офисе. Это племянница британского колониста из Мангалуру.
   – Ну и что?
   Он глубоко вздохнул.
   – Деннис с ней живет.
   Доун уставилась на него в полном ошеломлении.
   – Живет? Спит с ней – ты это хотел сказать?
   – Да. Получается так. Они живут в одном бунгало. Хауквей сказал, что она хорошая хозяйка.
   – Хауквей лжет! Это еще одна лисья уловка, чтобы меня расстроить.
   – А я так не думаю, Доун.
   – Тут нечего и думать! Как мог Деннис связаться с другой, если оставалась надежда, что я жива?
   Джек положил руку на ее обнаженное плечо.
   – Такое бывает. В конце концов, милая, давай смотреть правде в глаза. Мы-то с тобой целых три месяца жили как муж и жена, хотя все это время прекрасно знали, что Деннис жив.
   Доун потеряла дар речи.
   – Я… я… – Она сглотнула комок в горле. – Я об этом не задумывалась. Конечно, ты прав, Джек. Какое я имею право разыгрывать из себя оскорбленную жену? Ведь я виновата не меньше его. Помнишь, о чем мы с тобой говорили на пруду? Мы всего лишь шахматные фигурки в руках какой-то высшей силы. – Она бросилась в его объятия. – Бедный Деннис! Бедный Джек! Обними меня покрепче, любимый! Мне вдруг стало ужасно страшно.