Блие Бертран. Вальсирующие, или Похождения чудаков

   — Мы заберем ее с собой.
   — А «ДС»? А хранение краденого? Что я скажу полицейским, когда они увидят отъехавший «дофин»?
   — Что у нас пушка, что мы тебе угрожали, что были готовы на все!
   — Нет, черт возьми, я не согласен! Сейчас же сваливайте отсюда!
   Он в панике. Ничего не хочет слушать. Выпрыгивает из трусиков. Тогда я беру его за плечи и внушительно так говорю:
   — Не дури! Ты теперь повязан с нами. Если нас арестуют, Пьеро и я выложим все, что знаем про некоего Карно и его махинации. Про девушек, которых ему приводят ради машины и которых он заставляет проделывать разные штуки. Мы даже назовем имена несчастных жертв, которые молчали из страха. Фараоны тотчас клюнут. Или считай, что я их не знаю. Мы с Пьеро для них просто мелкая рыбешка. Ну крадем иногда машину то тут, то там, ну стибрили что-то в магазине. Но чтобы насиловать несовершеннолетних, которых здесь запугивают злым псом, такое за нами не водится. Все усек?
   Тот помалкивает и только изредка кивает или выпучивает глаза. Чтобы он стал совсем послушным, я наношу ему последний удар.
   — А ту малышку, которой не было пятнадцати лет, ты не забыл? Которую привез араб. Держу пари, эта история особенно не понравится фараонам.
   — Постой…
   — Тогда не бзди, старина, и помоги с колесом. В твоих интересах сделать это как можно лучше.
   — Садись за руль, — говорит. — Закатим машину на яму.
   Я мог себя поздравить с успешным завершением диалога. Он внес полную ясность в наши отношения. Мы и прежде хорошо понимали друг друга. Карно славно потрудился до нашего отъезда и дал ряд полезных советов. Он очень старался, чтобы мы остались довольны.

* * *

   Где же нам подпилить? Обсуждаю с Карно, и мы вместе ищем подходящее место. Нам бы хотелось, чтобы мужичок с месячишко покатался, прежде чем у него отскочит колесо. Мы животы понадрывали, думая о том, какое у него будет лицо, когда он увидит, что его машина превратилась в трехколесный гроб.
   Работали мы при свете переноски. Заняло это с часок. Но не сама работа, нет. Большую часть времени мы подыхали от смеха, предаваясь своему творческому труду. Забившись в угол ямы на сиденье от «2СВ», Пьеро наблюдал, как мы трудимся, убаюкиваемый звуком ножовки.

* * *

   Возвращаемся в хату. Девчонка спит на кровати прямо в шубке с псом у ног. Видать, сильно утомилась, раз не слышала, как мы вошли. Смешно сказать, но во сне она казалась моложе. Спала, засунув мизинец в рот. Ну настоящая минетчица! Что не мешало ей выглядеть девчонкой. Дышала тяжело, похрапывая. Мы смотрели на нее, как пришибленные: надо же было проявлять полное спокойствие в таких обстоятельствах!
   Я взял ее сумочку. Она была пустая. Немного помады, несколько монет и ключ. Старое удостоверение личности, скрепленное скотчем, с фотографией, где она вся в веснушках.
   Ее звали Мари-Анж Бретеш. 25 лет. Живет в доме 16 в Круа-Бланш, на Кленовой аллее, корпус Д-7. Я записал на бумажке имя и адрес. Затем разбудил ее. Я придумал потрясный способ быстро привести ее в чувство, сунув ей палец в задницу. Она так и привскочила и, задыхаясь, с ошарашенным видом уставилась на нас. Мы были в полном отпаде.
   — Что с тобой? — удивленно спрашиваю. — Что-то приснилось?
   — Мудилы несчастные! — отвечает.
   За такие слова ее следовало наказать. Врезаю ей пару раз по щекам и говорю:
   — Имей в виду, дешевка несчастная, я записал твой адрес. Даже если ты куда переедешь или попробуешь спрятаться, мы сумеем тебя найти. А если не мы, то наши друзья. Их у нас в Круа-Бланш пруд пруди. И еще: если разболтаешь в полиции, все равно узнаем. И как-нибудь заглянем к тебе, не сомневайся! А когда уйдем, ты будешь выглядеть не на двадцать пять, а на шестьдесят лет! Честное слово, мы из тебя котлету сделаем! Ясно?
   Она начинает тихо плакать. Вероятно, хандра заела.

IV

   Было часов десять, когда мы отъехали в стареньком «дофине». Карно же, как мы договорились, должен был тотчас откатить «ДС» куда-нибудь к обочине дороги. Затем притвориться дурачком и сообщить о находке полиции, чтобы она поскорее передала ее своему счастливому владельцу.
   Выбрасываем девчонку на перекрестке около автобусной стоянки. Перед тем как отпустить, просим разрешения прикоснуться к ее волосам на лобке, — мол, это принесет нам счастье. «Валяйте», — говорит. Суем свои пятерни между ее бедрами. А эта дура начинает хихикать.
   — Никогда не слышала, что это приносит счастье, — говорит.
   — Чтоб сдох! — отвечаю. — Если трогаешь что-то грязное, это приносит счастье. Например, если вляпаешься в дерьмо, тоже!
   Вылезает она не очень довольная. Нам же страшно весело, а это главное. Оставив ее в пригороде на произвол судьбы, мы отъехали.
   Теперь нужно было решить, куда направиться. К нам? Об этом не могло быть и речи. Легавые станут звонить во все двери. Собирать сведения на всех лестничных площадках. Нет, показываться в нашем районе нельзя. Всегда найдется добрая душа, чтобы нас заложить. Такие парни, как мы, заросшие и расхристанные, сразу заметны. Особенно у нас, в рабочем районе. Рабочие не любят бездельников. Когда мы попадаемся им на пути, они обзывают нас иисусиками. Ну естественно, они ишачат весь день, а мы баклуши бьем. Пропадаем по ночам, днем дрыхнем, что-то перепродаем, иногда подбираем бабешек, подчас малышек, если они смазливые. Все это никак не способствует нашей популярности… Что бы мы ни делали, смею вас заверить, все попахивает дерьмом. Даже когда нам случается честно потрудиться, когда мы стараемся как-то выплыть на поверхность, всегда найдется здоровяк с крепкой шеей, который попытается нас облапошить или вызвать на драку. «Чего стараешься, милашка? Не испорть свои ручки!» — вот что мы слышим в свой адрес. Они нас принимали за девок… Когда же эти девки, к их удивлению, врезают им по яйцам, а затем играют ножичком перед носом, тогда они убеждаются в своей ошибке и, желая отомстить, выставляют за дверь. Как бы вы поступили на нашем месте? Согласились бы умываться, подрезать волосы, напяливать отвратительные рабочие комбинезоны и кепки? Ну уж нет! Ради этих говнюков — никогда!
   — Надо бы раздобыть деньжат, — предлагает Пьеро.
   Отменное проявление здравого смысла! С пустыми карманами далеко не уедешь. Нужен некий минимум бабок. Хотя бы чтобы напоить нашу колымагу.
   Пьеро заговорил о кассовых аппаратах, магазинах подальше от центра или какой-нибудь беззащитной старушке, у которой, как бывало не раз, мы брали взаймы ее пенсию, и так далее. Внезапно вспоминаю про девяносто тысяч хирурга в моей куртке. И огромная волна нежности к человеку охватывает меня. Я и забыл о деньгах Лорага. Понимаете, насколько мне было непривычно само понятие о краже. Естественно, в те времена.
   — Замри, — говорю я Пьеро. (Я уж представлял себе, какой эффект произведу на него.) — Посмотрю-ка, не осталось ли у меня немного монет.
   И внезапно выбрасываю всю пачку ему на колени. Останавливаю «дофин», чтобы не пропустить выражение на его роже.
   Право, не зря я это сделал. Он смотрел на купюры, не решаясь к ним притронуться.
   — Сосчитай! — говорю ему.
   И тот начинает икать, как слепой, которому вернули зрение. Особенно узнав, откуда эти денежки взялись.
   Внезапно понимаем, что здорово проголодались. На горизонте как раз возникла забегаловка, чтобы заморить червячка.
   — Невозможно, — говорит Пьеро. — Я не могу войти в кафе в своих окровавленных брюках!
   — Мы купим тебе новенькие, — отвечаю. — И сейчас же!
   — Где?
   — В недавно открытом универсаме. Там нас не знают.

* * *

   Через пять минут въезжаю на огромную стоянку.
   — Скажи, чего бы тебе хотелось купить? — спрашиваю у Пьеро.
   — Брюки, — отвечает. — Трусы. Шоколад. Курево.
   Перед тем как выйти, оставляю ему пистолет и половину денег.
   — Никуда не отходи. Только в случае шухера. Если вдруг какой-нибудь мудак или полицейский тебя узнает. В этом случае сваливай. Я сам как-нибудь выкручусь.
   Такая перспектива его не устраивает.
   — А где я тебя найду? — спрашивает.
   — По запаху, старина… Скажем, в Париже. Под Эйфелевой башней!
   Оставив его в раздумье, я направился к огромному магазину.

* * *

   В дверях меня задерживает какой-то тип и фамильярно спрашивает: «Ты уверен, что пришел куда надо?»
   Смотрю на него с выражением нежности, стараюсь вовсю. Никогда не забуду его рожу! Ему лет эдак сорок, усы и налитая кровью шея человека, который все свободное время проводит в бистро. Костюмчик на нем отменный, замшевые ботинки, модный галстук. Светлые глаза, густые, коротко подстриженные волосы. По тому, как у него торчат уши, ясно, что он каждую субботу сидит у парикмахера… Бляха служащего выглядит на нем излишней — его видно за сто метров. В крайнем случае, угадаешь по запаху бриллиантина. Он так и излучает благополучие и глупость. Улыбается во весь рот и стоит себе руки в брюки — вполне возможно, чтобы чесать яйца. Типичный оптимист-служащий, который считает, что «лучше развлекаться, чем кончать жизнь самоубийством».
   Разглядывая мою шевелюру и двухдневную щетину, он, безусловно, потешался. Что бы ни случилось, этот тип никогда не пустит себе пулю в лоб. Самая большая неожиданность подстерегала бы его в том случае, если бы я двинул ему по роже. Видит Бог, как мне хотелось это сделать!.. Придурки меня завораживают. Они так прекрасны, что хочется их потрогать. Отсюда все мои неприятности в жизни. На сей раз от них меня спасает усталость. Я только несколько секунд не спускаю с него глаз.
   Без труда представляю себе, как этот холостяк живет у мамаши и разгуливает по дому в штопаных носках. Как тискает продавщицу, которую застал за кражей пачки колготок. Такие парни мне знакомы еще по армии. Таким был, например, мой старшина, большой знаток пива. Но этот мог оказаться болельщиком команды по регби, способным таскаться за нею по всей стране. Я воображал, как он орет на матче с тем большим удовольствием, что сам никогда не держал в руках овальный мяч и не понимает правил игры. До чего же он был мне знаком, этот частный инспектор полиции! Аж мог сойти за друга детства или старого кузена. Между тем мы принадлежали к разным детским садикам. Ибо я всякий раз, когда представляется случай, краду в магазине какую-нибудь мелочь. Я никому не делаю зла, никого не лишаю пищи. Тогда как он, его мечта, его идеал, его слава заключаются в том, чтобы схватить бабенку, которая крадет рождественские шарики для своих малышей. Это хуже, чем быть фараоном, хуже всего на свете, это значит быть верным служакой, и ничего другого.
   Мне уже приходилось сталкиваться с инспекторами, которые мешали мне войти в магазин. Они подозрительны, и не без оснований. Но я не выношу этого. Особенно сейчас, когда я по-честному пришел купить кое-что, имея в кармане сорок кусков. Я сыт по горло этой подозрительностью! Никогда я еще не чувствовал себя таким униженным. Даже больше, чем когда меня однажды схватили с полными карманами консервов. То была ненависть заключенного к надзирателю. «Придется стерпеть, — сказал я себе, выдержав насмешливый взгляд этой полицейской дешевки. — Но пусть лучше на моем пути не попадается!»
   — А почему бы и нет? — отвечаю ему.
   Он не двигается с места. Только покачивается на ногах, не спуская с меня глаз. И произносит еще одну любезную на свой лад фразу:
   — Дело в том, что тут покупают. Нужно иметь деньги.
   Испытывая невероятное наслаждение, без комментариев выкладываю ему четыре купюры по 10 тысяч.
   Какая прелестная оказалась шутка! Он хохочет, я тоже! Просто оба умираем от смеха. Теперь ему ясно: перед ним еще один сыночек богатых родителей, вырядившийся в нищего!..

* * *

   До чего приятно толкать тележку, которая не скрипит и постепенно наполняется товаром! Я шатаюсь, как принц, между стеллажами со жратвой и слушаю исполняемую только для меня нежную музыку. Прошу вас, дорогая мадам, продолжайте! Обожаю смотреть, как вы роетесь в корзинах для белья! Можете смотреть на меня подозрительно, мне наплевать! Подвиньтесь, пожалуйста, хочу встать поудобнее! Дорогу потребителю! Беру все, что нужно, и плюю на всех! С позволения дирекции у меня полное право брать все, что угодно! Если понравится, могу задержаться тут хоть на целый час! Выпить соку в баре. Пусть Пьеро потрепыхается! Он полюбит меня еще больше, когда я вернусь.
   Возле кассы нахожу моего любимого, замученного угрызениями совести стража порядка. Он следит за выходом и входом. Ответно улыбаюсь ему.
   Мечтаю пригласить его пожрать в приличный ресторанчик. Хочется увидеть, как он расслабит свой галстук. Я заплачу за рюмочку кальвадоса и буду упиваться каждым его словом.
   Кассирша начинает подсчитывать мои расходы. Считалка щелкает в ее руках. Услужливая смуглая девушка с печальными глазами газели, длиннющими ресницами, потрясно черными волосами и вздернутыми под халатиком сиськами, словно жаждущими воздуха и солнца…
   Инспектор не может удержаться от тонкого замечания.
   — Очень жаль, — говорит. — Это не продается…
   Отвечать бессмысленно. Мы его проигнорируем. Девушка даже не шевельнулась. Никакой реакции. Наверняка спит с ним, отлично знаю, как это делается. Обычно они трахаются на складе. На краю матраса, брошенного посреди картонок. Так что девушка, пока завсекцией, управляющие или инспектор пыхтят над ней, может для развлечения почитать рекламу. Скажете, это не бывает? Бывает, бывает! Смею заверить, иначе девушки больше недели не продержатся, их увольняют за малейшую провинность.
   — Сто восемнадцать франков сорок семь сантимов, — сообщает она.
   Деньги у меня в кармане. Полицейский поглядывает на кучу купленных вещей.
   — У вас нет ничего, куда бы все это сложить?
   Подлиза обращается ко мне на «вы». По какому праву?
   Отвечаю, что ничего нет.
   — Вы на машине?
   Очень люблю, когда обо мне заботятся. Узнав, что я на машине, славный малый почувствовал облегчение. Он так и расцветает.
   — Можете воспользоваться тележкой. Оставите ее на стоянке.
   Двери автоматически раскрываются передо мной и моей тележкой. Но не только из-за электронного устройства, а потому, что для нас, бывших лоботрясов, начинается новая жизнь. Мы больше не будем скучать!
   Для начала запихиваю тележку в «дофин». Мотор заводится с пятой попытки. Мы в ударе. Прекрасная стартовая площадка эта стоянка…

V

   Тулуза осталась далеко позади. Мы едем по сельской местности. Перво-наперво Пьеро следует переодеть брюки. Сворачиваю на проселочную и въезжаю в густой кустарник. Становится довольно жарко. Нас крепко растрясло. «Дофин» так и скрипел и шипел. Словом, останавливаемся под тенью деревьев. С дороги нас никто не видит.
   Вытаскиваю тележку, потом поглядываю на Пьеро, который с восторгом рассматривает высыпанные в траву покупки. На него приятно смотреть. Чувствуешь себя Дедом Морозом. Не хватает только елки, свечей и гирлянд.
   — Скидывай брюки, — советую ему. — Со жратвой можно обождать.
   И вот он уже раздевается. Забрасывает подальше вещички и совершенно голый под ярким солнцем с облегчением освобождает свой мочевой пузырь. Освобождается от страха, лекарств и всякой другой дряни.
   — А если у меня больше никогда не встанет? — говорит он, ощупывая свою раковину из бинтов.
   — Одевайся, — отвечаю. — Скоро опять будет прекрасно работать.
   Тот натягивает новые брюки, рубашку, которую до него никто не носил. Говорю ему, что он выглядит потрясно. А он жует шоколад, пока я засовываю все в багажник. И мы снова выезжаем на дорогу. Никелированную тележку мы оставляем под деревьями. Она выглядит такой заброшенной посреди виноградников.

* * *

   Пьеро насвистывает модную мелодию. Мы по-прежнему не знаем, куда ехать. Но все равно едем со скоростью 80 км/час. Единственное, что нам понятно, так это то, что солнце здорово жарит. Идеальная погода для экскурсий. Из деревенских церквей, мимо которых мы проезжаем, выходит приодетый по случаю народ.
   — Похоже, мы выбрались из дерьма, — говорит Пьеро.
   — Да, — отвечаю. — Похоже…
   Но про себя я думал: «Если только не сваляем дурака».
   Останавливаемся в какой-то дыре. Ищем приличное бистро, не слишком набитое людьми, словом, приятное. Наконец находим именно то, что нам надо: средневековую табачную лавку.
   Входим. Никого. Даже за цинковой стойкой. Ничто не мешает стибрить пачку сигарет. Даже пса нет рядом. Полное запустение. Такая тишина, что слышен свист мчащихся по шоссе машин, набитых по случаю уик-энда детьми, пирожными и соломенными шляпами. Зато на другом конце зала есть обвитая вьюнком, нависшая над речкой терраска. Вот и прекрасно! Устраиваемся на ней, расслабившиеся, помолодевшие, довольные. Здорово оказаться в тени, ощутить влагу и тихий плеск воды.
   А вот и хозяин, выставивший живот с фартуком. Увидев наши несколько необычные фигуры, он икает. Я же кладу на скатерть билет в десять косых, и он сразу расслабляется.
   Обслуживают нас по-царски. Подают сыр, свинину, масло, рыбу. Мы все пожираем. Приближается полдень, как же отказать себе в хорошей выпивке!
   Извините, что описываю все подробности, может быть, это негоже, хотя о жратве можно говорить сколько угодно. Просто хочу сказать: когда нам с Пьеро не мешают жить, мы тоже способны вкушать простые радости, никому не досаждая. Плохо, когда вдруг сталкиваешься с такими придурками, как тип с «ДС» или фараон из универсама, которые принимают вас за подонков и гладят против шерсти, вызывая дурное настроение. Такие придурки, однако, встречаются на каждом углу, и нам всегда от них достается.
   Так вот о чем я хочу вас попросить: всякий раз, когда я стану рассказывать вам подробности нашей жуткой истории, вспоминайте эту идиллическую картинку: двое приятелей за столиком с цветами под крышей на пустой террасе слушают шепот речной воды. Нам было здорово хорошо и хотелось, чтобы это никогда не кончалось, чтобы было как можно меньше людей вокруг нас.
   Но люди все равно оказываются где-то рядом, они идут по вашим следам, находят по запаху и наседают, словно не могут без вас жить, словно вы им необходимы, будто если мы пропадем, то все пойдет прахом. Даже такие, еще не совсем взрослые мудилы, как мы, с длинными, как у девчонок, волосами могут быть… только подумайте… совершенно необходимы им!
   Хотите пример?
   Мы начали дремать, калории сработали, что ли? И тут перед бистро тормозят два полицейских-мотоциклиста. Мощные машины, вроде «БМВ». С характерным треском. Даже не видя седоков, я представил себе, как они слезают с огромных сидений.
   И вот входят эти зловещие птички, настоящее воронье. Пьеро просыпается с опозданием. Бледнеет и вскакивает:
   — Сматываемся!
   Хватаю его за руку, веду к реке погулять. А он только об одном думает — побыстрее куда-нибудь слинять.
   — Не торопись, — говорю, всячески сдерживая, — старайся не хромать, иди спокойно, словно мы прогуливаемся.
   Никакого эффекта! Он так и норовит побежать. Ему очень страшно. Он не принимает мою игру и все сильнее впивается в руку. А страх заражает. Я чувствую, как мотоциклисты сверлят глазами наши лопатки. Ни за какие коврижки не обернулся бы! Есть вещи, которых я не желаю видеть: например, двух преследующих фараонов, которые вытаскивают наручники. Может, они принимают нас за парочку влюбленных? Представляю себе их разговор: «Кто из них девка? Справа или слева?»
   На берегу реки мы не были им видны. Для этого им пришлось бы забраться на террасу.
   — Надо сматываться, — повторял Пьеро.
   — Без паники, — говорю. — Они зашли выпить, только и всего. Знаешь, как жарко под касками!
   — Скорее! — отвечает он.
   Моя трепотня на него не действует. Даже наоборот. Я и сам себе перестаю верить. Весь мой оптимизм куда-то улетучился. И тут мы видим по другую сторону моста ферму, которая протягивает нам руки, а во дворе старенькую «2СВ».

* * *

   На скотном дворе находилась одна бабешка. Когда я приставил к ней свою пушку, она завыла и побросала на землю семена. Куры в радости рассыпались кто куда.
   — Быстро давай ключи от машины!
   Пьеро уже уселся на переднем сиденье.
   — На кухне, — бормочет женщина.
   Я подталкиваю ее к дому. Входим. Воняет супом. Детишек отправляю подальше. Один из сопляков начинает реветь, ударившись о кастрюлю. Срываю с гвоздя ключи, бегу к машине, и мы поспешно отъезжаем. Но на этой малолитражке быстро не поедешь. Выбираемся со двора, разбрызгивая лужи, едва не наезжаем на шавку, сеем панику среди гусей, кур и уток и чуть не сбиваем с ног поросенка. В зеркальце вижу, как бабешка орет в телефон: «Мари-Клод, соедини меня с жандармами!» Проскальзываю между телегами и выезжаю на грязную дорогу, которая швыряет нам в морду всякую дрянь, ведь дворников нет. Все время меняю направление. Кажется, на сей раз снова выпутались. Правда, пришлось бросить набитый покупками «дофин» да еще купюру на десять тысяч, засунутую под тарелку. Дороговато по сравнению с тем, что мы получили взамен. Просто ужас, куда может завести аллергия! Меня буквально вывертывало при мысли, что мотоциклисты, возможно, заглянули просто выпить по кружке пива, рассказать хозяину о происшествиях на дорогах и зайти в сортир. Потом они снова влезут на свои здоровенные машины и помчатся вперед, не думая о нас! Только не говорите, что это игра! Теперь ведь к нам снова будет привлечено внимание: «Нападение на жену крестьянина с фермы». Жизнь и так не проста, а когда дрейфишь, становится все хуже. Одна глупость тянет за собой другую, в конце концов уже не можешь остановиться. Сами увидите, насколько я прав.
   — Нам надо поскорее отделаться от этой развалюхи, — говорю, имея в виду малолитражку.
   — Тогда нужно найти другую, — отвечает Пьеро. — И поскорее. Не то нас враз сцапают.
   И мы тотчас принимаемся искать следующую тачку.

VI

   Могу дать хороший совет: не стоит красть машину средь бела дня. Это куда труднее, чем ночью. И во многом опаснее.
   Допустим, некто следит за вами. Вы его не видите, но он следит, говорю вам. Тем более что у вас длинные волосы. У этого господина прекрасное зрение. А если он не видит, то слышит.
   Всегда найдется бездельник, который пялит зенки куда не надо, словно только и мечтает порадовать своих друзей буржуа. Эти люди наделены мозгами полицейского-любителя. Такой тип всегда готов возникнуть, чтобы набрать номер полиции — 17-й. Смею заверить, нехватки в хороших гражданах у нас нет! Их полно на улицах. Они готовы пожертвовать вашей жизнью, лишь бы сказать правду, одну только правду, ничего, кроме вонючей правды! Они рвутся обо всем поведать, написать докладную. И мчатся, как пули, ракеты, готовые сорвать стартовые колодки, лишь бы выиграть несколько секунд.
   Будьте осторожны, не спускайте с них глаз. Они способны пойти на любые издержки, только бы погубить вас. Вот сидит один такой тип, посасывая пастис, в майке с бретельками, в пуленепроницаемом жилете. Или, прячась в люцерне, обдумывает, как лучше наврать. Им может оказаться почтарь на велосипеде — над изгородью торчит только его кепка. Но глаз он с вас не спустит. Перестанет свистеть, вертеть педали. Только смотрит на вас. Это может быть и баба с сальными волосами, свесившая свои телеса с балкона, путающаяся с мужичком, играющим на скачках, в то время как супруг колесит по департаменту на грузовике с овощами. Могу голову дать на отсечение, что она скажет: «Смотри-ка, Поло. Там двое парней крадут машину».
   Уж поверьте мне, красть машину средь бела дня — значит наверняка нарваться на неприятности. Конечно, можно воспользоваться двумя или тремя более надежными методами. Скажем, поискать отдыхающих в палатках. Но их еще надо найти. Они теперь все чаще объединяются в лагеря.
   На стоянке возле магазина в час обеда всегда можно найти неплохие тачки в отличном состоянии, которые заводятся с пол-оборота. Но тут придется держать ухо востро. Не пропустить, когда в дверях возникнет гурман. Такая кража удается только нахалам, но даже если допустить, что пройдет успешно, полиция довольно быстро начнет поиски. И далеко при этом не уедешь. Рентабельность получается нулевая.
   Остается поднять палец на пустынном месте дороги и связать первого же идиота, который остановится из сочувствия, вместо того чтобы ехать дальше. Но теперь это тоже получается все реже. Люди не останавливаются, они начитались газет, и двое волосатиков на дороге не внушат им никакого доверия.
   Вызвать автомеханика для мнимого ремонта и захватить его грузовичок со стрелой — бредовая идея. Вот и приходится фантазировать, лишь бы свистнуть машину средь бела дня. Но поступать так, повторяю, просто глупо.
   Поэтому мы решили пересесть на поезд. И правильно поступили.
   Не следует забывать, какая надежная штука поезд. Ехать на нем очень удобно. У фараонов ведь на уме одно — украденная машина, украденная машина! Они считают, что крадут машину, чтобы уехать далеко, а не проехать сто двадцать метров. И вот устанавливают заслоны на шоссе, начинают операцию, называя ее каким-нибудь цветком. Нет, при нашей административной системе рутину не победишь, как и не покончишь с разбазариванием средств! Видя, как жандармы останавливают машины, проверяют документы, надоедают куче людей, выехавших на воскресную прогулку, мы лишь посмеивались в своем уютном купе. А те особенно старались, когда наталкивались на молодежь, на несчастных волосатиков, набившихся в свои драндулеты. Тут уж начинается обыск, как в Лондондерри, ребят заставляют поднимать руки и расставлять ноги. А тем временем образуется пробка. Люди недовольны. Похищенная же малолитражка, из-за которой весь этот бардак, чинно стоит на вокзальной площади маленькой деревни, которых в нашей прекрасной стране навалом, метрах в ста от жандармерии.