Блие Бертран. Вальсирующие, или Похождения чудаков

Бертран БЛИЕ
ВАЛЬСИРУЮЩИЕ,
или Похождения чудаков

I

   Если угодно знать, мы — мудаки.
   Все началось с того, что мы стибрили машину, просто так, чтобы немного прошвырнуться. Нам нечего было делать в субботу. В субботу всегда нечего делать. Как и в воскресенье, кстати сказать. В кино мы не ходим, девчонки тут сплошные лахудры, да еще на них нужны бабки, а их у нас никогда не было.
   Совсем новенькая 21-я модель «ДС» с дизельным мотором стояла на пустынной улице. Ну как было пропустить эту игрушку с ее похабным кузовом? Кладу руку на капот. Он еще тепленький.
   Но подобная роскошь с металлическим покрытием, кожаными сиденьями и подголовниками выглядела на аллее, обсаженной доходными домами, довольно фальшиво. Как могла попасть такая красотка сюда, будучи прописана в каком-то богатом районе города? Она напоминала породистую лошадку, сбившуюся с пути и попавшую в чужую конюшню. Что же удивительного, что мы так и застыли перед ней?
   Было девять вечера. Шарю глазами по всем закоулкам, подворотням и балконам.
   За каждым окном мерцают голубые экраны. Нас обволакивают и вдохновляют голоса актеров многосерийной бодяги. На улице — ни души. Другая такая возможность не представится. В жизни надо уметь принимать решения.
   Тем более что «ДС» так хороша. И сбондить ее не составляет труда. Надо только знать, как открыть дверцу. Инженеры, ее создавшие, придумали одну штуковину — их поиски велись с 1934 года, с 11-й модели. Спасибо, парни. Теперь мы спокойно воспользуемся этим.
   Нахожу под крылом рычажок, и дверца распахивается. Но тут Пьеро говорит: «Смотри-ка!» — и демонстрирует, что мы зря старались. Хозяин просто забыл запереть машину.
   — Все равно, — говорю. — В следующий раз пригодится.
   И мы вдавливаемся задницами в мягкие сиденья. Машина вздыхает от удовольствия. Остается только нажать на газ и отъехать. Дрянь эта только того и ждет. Сегодня нам понятно, что было бы куда лучше, если бы тогда мотор заглох, если бы его залило водой, если бы засорился жиклёр.
   Запустить 21-ю так же просто, как любую другую. Достаточно похимичить с проводами. С этой задачей я справляюсь блестяще.
   — Засеки время, — говорю. — И считай.
   Мне понадобилось всего три минуты, ни одной больше. Пьеро только руками развел, когда загорелись сигналы на панельке. Ничего удивительного после того, как поишачишь в гараже хотя бы в течение двух недель. Это научит многому.
   Мотор заработал с ходу. Стрелка показала, что бак полон. Если решиться, то можно и до Парижа добраться. На такой штуковине — раз плюнуть! Особенно ночью по пустому шоссе. Пулей бы долетели. К восходу солнца были бы на месте.
   Мы давно уже мечтали о Париже. Говорят, на площади Сен-Мишель толпа не расходится всю ночь, под мостами тренькают гитары, а разные психи дрыхнут на набережных.
   Поехать бы и посмотреть на все это — вот что мы должны были сделать. Не пугаться расстояния, совершить это путешествие. Не куда-нибудь, в столицу же! Посмотреть Елисейские Поля, площадь Пигаль, подобно провинциальным туристам побродить по городу и вернуться обратно автостопом. Лучше всего на трейлере с диванчиком сзади. Пожив в тулузском дерьме, что можно было придумать лучше?
   Но ведь мы же — мудаки! Вместо того чтобы устроить себе настоящее развлечение, мы решили не рисковать и скатать по соседству в Нарбонн-Пляж. Скажете, проявили осторожность? А оказалось, вляпались по уши.
   Пьеро хотел искупаться. Я тоже. Мы с Пьеро всегда заодно, особенно если можно лажануться. Словом, мы выехали на дорогу в Нарбонн…
   Через десять минут — прокол. Заднего колеса, разумеется. Приходится достать мой ключ на 12 и сдвинуть окаянное крыло. Короче, мы оставляем на опушке спустившую камеру.
   После этого я поднажал как надо. Уж поиздевался всласть над этой подлюгой. Я хотел, чтобы она просила прощения. Но от 21-й этого никогда не дождешься. Разве только если гонишь ее, как последний болван. Я же, словно назло, вожу машину, как король.
   Мы добрались от Тулузы до Нарбонна за полтора часа. Для общества мы, безусловно, опасность. Пьеро помалкивал. У него дрожали поджилки, но он молчал. Я же все делал так, чтобы ему было пострашнее. Срезал виражи, не тормозил на поворотах, только ветер свистел. Мы проносились с зажженными фарами через дрыхнувшие деревни, начиненные неосвещенными перекрестками. В общем, я демонстрировал все свое мастерство, состоявшее из совмещения работы двух ног, газа, синхронного торможения и оптимального использования мотора в 6 000 оборотов на третьей скорости. Ну чистый кайф!
   — А пользоваться указателем заноса на повороте ты умеешь?
   — На 21-й нет такого указателя.
   — Почему?
   — Потому что ее не заносит.
   Потрясная машина! Единственная в мире, поясняю Пьеро, на которой можно мчаться со скоростью 160 километров в час по забитой транспортом департаментской дороге, держась правого ряда, ибо ее кузов всегда сохраняет горизонтальное положение, даже если правые колеса на 25 сантиметров ниже левых.
   И подкрепляю это примером.
   — Знаешь, что тебя так держит?
   — Нет…
   — Амортизаторы! Гидропневматика, старик! Потрясные подвески!
   Демонстрирую, как обгонять на нешуточных виражах так называемые спортивные машины. Выбираем «альфа-ромео». После нескольких виражей оставляем ее сзади. Надо признать, за ее рулем оказался слабак. Я видел в зеркальце, как он впился в баранку. Уж очень хотел себя показать девчонке рядом. Это был старик в перчатках из свиной кожи. Эдакая мумия, покупающая костюмы в магазине для двадцатилетних. Смех, да и только! На каждом вираже его бросало влево. Этот болван запросто мог разбиться. Через некоторое время они вовсе пропали из виду. Для нас он был мертв, ибо вполне мог врезаться в дерево. Представляю девицу с широко раскрытым от страха ртом в объятиях господина с застывшими глазами, устремленными на нее. Я уверен, что таких происшествий бывают сотни, но никто не пытается в них разобраться. Новая машина, пустая дорога и ни капли дождя! Только раскрытая ширинка да спущенные до колен колготки могут объяснить причину трагедии. Ясно ведь как апельсин!

* * *

   В Нарбонн-Пляж было пустынно. Всего-то половина одиннадцатого. Немногочисленные отдыхавшие, приехавшие на уик-энд, уже смылись. Мы были одни на прогулочной дорожке перед большими, как у нас, зданиями, но с морем в придачу, которое, правда, находилось довольно далеко, его пришлось поискать в конце огромного пляжа. Преговенное, скажу вам, местечко, всем советую туда съездить.
   К тому же поднялся влажный, пронизывающий ветер. Было слишком холодно, чтобы паясничать и развлекаться на песке. Поэтому мы отправились поискать, где можно выпить.
   Открытым оказался только один снэк-бар. Огромный пустой зал с электрическими бильярдами и девицей за стойкой, поглядывающей на нас недобрым глазом.
   — Я через пять минут закрываю, — говорит.
   Посылаю ей воздушный поцелуй.
   — Как раз есть время, чтобы дать нам пива, — отвечаю.
   И начинаем кайфовать на бильярде. Пьеро с ходу выигрывает партию.
   — Пейте ваше пиво, — говорит девица.
   И гасит половину неоновых ламп. Так что получается интим.
   Идем, не торопясь, к бару и начинаем тянуть премерзкое пиво, глазами раздевая девицу. Это телка не старше двадцати лет, со здоровенными дряблыми сиськами. Под мышками у нее скопились капельки пота. Передник не первой свежести.
   — С вас шесть франков, — объявляет она, постукивая по оцинкованной стойке красными от мытья посуды пальцами.
   Я говорю, что это слишком дорого, что она получит половину.
   — Я сказала, шесть франков, — повторяет она.
   — А я, — спокойно говорит Пьеро, разливая остатки пива по вытертой стойке, — тебе заявляю, что ты страхолюдина, что ты телка и похожа на шлюху.
   — Страхолюдная шлюха на шесть франков, — добавляю я.
   Девице это, понятно, не нравится. Не знаю, как она предупредила своего старика, который внезапно появляется с мрачным видом.
   — Платите и выкатывайтесь отсюда, — говорит он.
   — Мы уйдем, когда захотим, — отвечает Пьеро. — Мы тут клиенты, а клиент всегда прав.
   Тогда хозяин начинает выталкивать нас на улицу. А мне очень не нравится, когда меня толкают. Я спрашиваю, не взбеленился ли он оттого, что у меня длинные волосы.
   — Мне наплевать на ваши волосы. Я бы их и на подстилку не пустил.
   Ему помогает его дочь. Чтобы ее утихомирить, Пьеро хватает девку за сиську и начинает выкручивать.
   — Перестань толкать, — орет он, — или я на всю жизнь изуродую твои висюльки дешевки!
   У нее на секунду перехватывает дыхание, и она перестает толкаться, о чем мы ее и просили. Но старик старается за двоих, грозя вызвать полицию.
   Деваха присела от боли и рассматривает через свитер, в каком состоянии ее хозяйство. Затем долго растирает левую и ревет как белуга.
   Посмеиваясь, выходим на улицу, а старик начинает опускать жалюзи своего вонючего снэка. Пока он крутит ручку, мы ему с улицы поясняем, что его дочь — страхолюдина, что у нее препоганые сиськи, а пиво у них напоминает мочу. Мы наговорили ему и много другого, а затем еще долго поливали своей мочой его заведение.
   — Вот тебе, папаша, нашего пенистого хмеля!
   После того как мы направили на него наши брандспойты, он стал прыгать, как чечеточник.
   — Ладно, оставь его, — говорю Пьеро. — Вместе с его поганым снэком. Стоит ли связываться с такими засранцами?
   И весело отправились прочь.

* * *

   На обратном пути я дал руль Пьеро, попросив его по возможности не дурить: навыка у него маловато.
   Впрочем, он неплохо справлялся с делом, гладко и не психуя. Но и не слишком тащился при этом. Вообще же я ему подсказывал, что делать: «Срезай!», «Прибавь газ!», «Притормози!», «Тут вираж!», «Обгоняй того мудилу!», «Послепи этому фарами в морду!»
   Пробую пристяжные ремни. Понимаю, что выгляжу мудаком, и отстегиваюсь. Говорят, что эта фигня здорово помогает, в 80 процентах случаев можно избежать серьезной травмы. Я же считаю, что надо быть последним пентюхом, чтобы привязываться такой штукой. Ну а если машина перевернется или загорится? Как выбраться? Будет настоящая пытка!
   А я как раз хотел бы выбраться. Терпеть не могу, если меня связывают, лишают движений. Кажется, будто попал в тюрьму. А когда я думаю о тюрьме, меня охватывает паника. По спине начинают бегать мурашки, и холодный пот прошибает. Я уверен, что не перенесу заключения. Лучше пусть ветровое стекло перережет мне горло. Я уж не говорю о дурных привычках, которые появляются после общения со злоумышленниками. Ведь те так и норовят привить тебе свои профессиональные навыки. Скажем, как клево провернуть дельце, обстоятельно подготовившись на манер командос с артиллерией поддержки и, естественно, с неизбежными потерями. Словом, едва выбравшись из тюряги, есть полная возможность загреметь туда обратно на еще больший срок, а выйти со все более короткой, все более седой и все более редкой шевелюрой. Газеты называют это порочным кругом. Чего и надо избежать любой ценой — так я думал в те времена. Главное, поменьше делать глупостей. Вот почему я не рискнул рвануть в Париж. Поэтому я и сказал Пьеро:
   — Поставим «ДС» на место. Хозяин не станет жаловаться в полицию.
   Лучше бы мы куда-нибудь смотались. Ибо, когда ставили машину, перед нами оказался ее владелец.

* * *

   Надо признать, нам здорово не повезло.
   Была полночь. На улице, после того как мы по дороге раздавили черного кота, ни одной кошки. Но тот явно сам попал под колеса.
   Пьеро, который любит животных, резко отвернул баранку, чтобы не наехать на кота, — мы едва не врезались в фонарный столб.
   — Ты сдурел, что ли? — спросил я его.
   — Думаешь, мы его задавили?
   И с беспокойством смотрит в зеркальце.
   — Лучше смотри на дорогу, мудила!
   — Это был черный кот… Жди беды…
   — Да ладно тебе! Ну переехал ты его, я это почувствовал. Сдох твой кот. Забудь о нем.
   — Вот черт!
   — Ты ему уже ничем не поможешь. Он сам бросился под колеса. Кстати, раз это черный кот, лучше думать, что он сдох.
   — Ты считаешь, что среди котов есть самоубийцы?
   Он начал действовать мне на нервы. Пришлось отобрать у него руль. Не мужик, а тряпка!
   Итак, мы находим тот район под названием Белый Крест — Круа-Бланш. Въезжаем на аллею. Вырубаю подфарники, всё. Даже сигарету гашу. Пьеро опять психует.
   — Может, ее лучше бросить тут? — говорит.
   — Нет, — отвечаю. — Мы поставим ее на место! Можешь сколько хочешь топать копытами.
   Он затыкается, и мы катим дальше. Вот и знакомые сековии. Сворачиваем направо.
   — Видишь сековии?
   — Заткнись, вижу!
   Бесшумно подъезжаем.
   — Взгляни, никого нет?
   Пьеро говорит — никого. Во всех окнах темно. Вот и прекрасно! Вокруг ни одного туземца. Наша программа выполнена. Все дрыхнут. Такое впечатление, будто мы инспектируем концлагерь, состоящий из домов-кубиков. Тихий лагерь, никаких нарушений, никаких попыток побега. Одни дрыхнущие обитатели. Их тюремный дух слышен даже на улице. Стойкое зловоние!
   Находим то место перед парикмахерской, откуда уехали. Чуток подаю назад и ловко паркуюсь. Ограбление прошло безупречно. Теперь самое время драпануть.
   — Вот что такое взять напрокат машину. Не путать с угоном, — говорю, облегченно вздыхая.
   Не знаю, откуда он возник, где прятался, похоже, дожидался внутри парикмахерской, подглядывая из-за венецианских штор. Так или иначе, мы и не заметили, как он подошел к «ДС». Здоровенный детина с кретинской рожей. Держит в руке пистолет и ухмыляется. Значит, во всем квартале не спал только он один. Его-то нам как раз и не хватало!
   Несколько секунд мы обалдело молчим, затем я прошу Пьеро:
   — Только не делай глупостей. Сейчас все обсудим.
   Как последние идиоты вылезаем из машины. Мужик нас разглядывает. Он просто ликует. Ему лет тридцать, и одет клево. Синий костюм и галстук в цветочек. Спортивная фигура. Загар от инфракрасных лучей, то есть вроде как грим. Будь я девушкой, не стал бы говорить ему, какой он красивый. Он и сам это знал.
   — Итак, — начинает он, — что будем делать? Вы хоть понимаете, на кого сейчас похожи?
   И тут как раз из парикмахерской появляется деваха. Ей холодно, она кутается в меховое манто. С нерешительным и усталым видом подходит к своему хахалю, который представляет ей нас.
   — Полюбуйся на этих педиков…
   Мы молчим. И пялимся на девчонку. Это здоровенная белокурая кляча, очень худенькая, вся намазанная, с огромным ртом минетчицы. Ветер распахивает манто. Мы видим голые коленки.
   Ее мужик догадывается, куда мы смотрим.
   — Правда, недурна? — говорит. — Но этот товар вам не по карману.
   А сам еще пуще распахивает манто, чтобы мы лучше рассмотрели то, что между юбкой и сапогами.
   — Правда, охота полапать?
   Девица смущенно отступает.
   — А сейчас, — говорит он, нацеливаясь пушкой, — вы поднимете вверх свои грязные ручонки. И поживее!
   Мы неохотно, но поднимаем свои пятерни. Не выше плеч. Чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы он почувствовал себя паханом.
   — Не на того напали, парни, — продолжает тот, — я как раз обзавелся оружием. Новеньким. Чтобы учить таких, как вы. За год у меня третий раз крадут машину. Мне это порядком надоело. Ясно?
   — Мы не украли, — обескураженно талдычит Пьеро. — Мы одолжили. С доставкой на дом. Вот она! Целехонькая! Словно с места не трогалась.
   — Расскажешь все это фараонам, — отвечает. И обращается к девахе:
   — Сходи-ка за ними.
   Но та ни с места, ее все это явно тяготит. Мужик не спускает с нас почти влюбленных глаз и издевается:
   — Им будет очень приятно познакомиться с двумя панельными шлюхами.
   И мы живо представляем себе, какое рождественское веселье воцарится в комиссариате. Они станут нас обожать, как двух Иисусов. Будут оказывать всякие знаки внимания.
   При одной этой мысли Пьеро опять начинает психовать.
   — Послушайте! — орет он, словно на пожаре. — Не делайте этого! Не надо звать фараонов. Из-за какой-то истории с машиной! Мы ведь никому ничего плохого не сделали. Только покатались. У нас не было бабок. А тут суббота! Считайте нас автостопщиками, которых вы подхватили на шоссе. Единственная разница, что вас рядом не было.
   Наступает время и мне показать свое красноречие. То есть стараюсь уладить дело на юморе.
   — Не понимаю, с чего вы так завелись, — говорю. — Ну, мы схавали у вас малость бензина. Но машину-то доставили в целости и сохранности. Вам следует, кстати, отладить третью скорость. Я могу это сделать за одну минуту, у меня с собой есть все, что надо…
   — Иди же, — говорит он девице. — Не слушай их, иначе забеременеешь.
   Она отступает, потом останавливается. Все мои надежды на нее. Ей столько же лет, сколько и нам, это может сыграть свою роль.
   Набираюсь духу и говорю:
   — Послушайте нас, месье, я сейчас все объясню. Вы даже не понимаете того, что собираетесь сделать.
   При этом я невольно опускаю руки. Так мне удобнее разговаривать. Но эта падла отступает и снова целится в меня. Ему страшно, он опасен. И то и другое вместе.
   — Первый, кто двинется с места, получит пулю в ногу!
   А так как девица застыла на месте, он орет:
   — Чего ждешь? Топай в участок!
   Теперь и он нервничает.
   — Мадемуазель, — обращаюсь я к ней. — Обождите. Будет очень плохо, если нас заберет полиция. Вы должны нас понять. Недавно мы попались в магазине… Идиотская история. В результате нам как бы дали отсрочку. И предупредили: еще что-нибудь, и мы окажемся в тюрьме. А нам туда никак нельзя! Ну неохота, понимаете? Действительно, неохота…
   Нам отвечает с самодовольным видом ее мужик:
   — Смотри-ка, полные мудачки…
   Лучше ему было так не говорить.
   Мне давно ясно, что Пьеро слишком напуган, чтобы устоять на месте. Страх расползался по нему, как муравьи. Внезапно он бросился к перекрестку. Обернувшись, наш мучитель выстрелил. Тогда я бью его каблуком по яйцам. Он корчится от боли. Бью снова каблуком по зубам. Тогда он начинает писать кровью. Наношу удар в живот. Он падает на колени. Девица бросается к оброненному пистолету. Но я успеваю перехватить ее за волосы и подбираю револьвер. Мужик блюет на тротуар, он почти без сознания. В окнах зажигается свет…
   — Пьеро!
   Замечаю, что он прихрамывает, хватаясь за машины.
   Разрази их всех гром! Теперь голова моя работает очень четко. Перво-наперво — найти другую машину. Девица может нам помочь. Заталкиваю ее в «ДС», подгоняя дулом пистолета. И стремительно отъезжаю. На углу подхватываем Пьеро и укладываем его на заднее сиденье.
   — Мне больно, — стонет Пьеро.
   По одному его голосу понимаю, что ему несладко. Он зовет, как маленький:
   — Жан-Клод!
   — Чего тебе?
   — Я весь в крови!
   Девица оборачивается к нему.
   — Нужно побыстрее найти врача, — говорит.
   — Лучше заткнись, — отвечаю. — Тебя забыли спросить.
   Пьеро даже не способен объяснить, куда его ранило.
   — Я не знаю, — хнычет он. — Может, в бедро. Но болят яйца…
   — Расстегни портки. Посмотри!
   Он расстегивает ремень:
   — Жан-Клод!
   — Что еще?
   — Все яйца в крови!
   Я гоню машину, петляя по улицам, чтобы замести следы. Хвоста не видно.
   — Куда ты едешь?
   — К Карно. Заменим машину, эта — меченая. Через пять минут фараоны все о нас узнают.
   — Поскорее! Кровь так и хлещет!
   И пришептывает, как старик.

* * *

   Наш приятель Карно работает сторожем в гараже. Впрочем, это даже не гараж. Пакгауз с ямой для ремонта. Навес тут из толя, вывеска гласит: «Покупка и продажа машин по случаю. Фирма Пломб».
   Место пустынное. Чтобы разбудить Карно, пришлось погудеть. Сирена на два голоса странно прозвучала посреди ночи. Три пса, рывшиеся в помойке, испуганно отскочили.
   Свет наконец зажегся. Карно вышел в одной фуфайке, натягивая замасленный комбинезон.
   — Не возникай, — говорю Пьеро. — Он боится крови.
   Затем заставляю выйти девицу. При виде немецкой овчарки та вскрикивает. Взяв ее за руку, веду к Карно, который начинает орать:
   — Это что за цирк?
   Я открываю меховое манто, чтобы показать товар.
   — Оставляю под твою ответственность на время, — говорю.
   Тот не возражает, он согласен. Но тут немецкая овчарка начинает обнюхивать деваху между ногами. Тогда я добавляю:
   — Нам надо спрятать «ДС» и взять другую тачку.
   Карно по-прежнему молчит и не спускает глаз с бедер девчонки.
   — Вы собираетесь оставить меня с этим типом? — спрашивает она.
   — А чего? — отвечает Карно. — Разве я тебе не нравлюсь?

II

   На всех улицах полно дощечек с именами врачей. Я сказал Пьеро: «Не боись. Сейчас найдем кого надо».
   Но Пьеро совсем раскис. Не то чтобы он боялся умереть. Но ведь и торопиться не стоило. Нет, его беспокоили только яйца. Он был зол как черт. Чередуя стоны с проклятиями, он орал как зарезанный: «Если мне их отрежут, я разыщу этого мерзавца и заставлю сожрать его собственные!» Потом голос его стихал, и раздавались новые стоны. Он явно блефовал, крови было не так уж много. Но смотреть на него было не очень приятно. Тем более что его клонило в мою сторону и он мешал мне переключать скорости. Напрасно говорил ему: «Отодвинься, мешаешь, я не могу вести машину», он почти не слышал и все сильнее давил на меня. Пришлось оттолкнуть его, так что голова долбанулась о дверцу. Скверно я поступил, тем более что бедняга действительно страдал. Но у меня не было выхода. Когда пытаешься спасти утопленника, а он все делает, чтобы утащить тебя с собой на дно, его тоже приходится оглоушить.
   Каждые пять минут он повторял «скорее» и корчился на сиденье, словно ему перебили член. Но Карно всучил нам прогнившую тачку марки «дофин» с вышедшими из строя амортизаторами. При каждом толчке у Пьеро вырывался стон.
   — Почему ты так тащишься? — спрашивает он.
   — Я готов ехать быстрее, но если ты перестанешь охать при каждом толчке.
   И он опять заходится криком.
   — Вот видишь, — говорю ему.

* * *

   Я поехал в богатый район, разглядывая таблички врачей. Их тут до черта. Почти на каждом доме. Похоже, в этом районе жили одни больные.
   Каждые десять метров я вылезал из машины, чтобы посмотреть. Кинезитерапевт, эндокринолог, отоларинголог. У меня челюсть отваливалась. Я шел обратно посоветоваться с Пьеро, который не больше меня разбирался в этой ахинее.
   — Откуда я знаю, — говорил он. — Это же все врачи, вот и узнай. Мне плевать на их специальности. У меня кровь хлещет, вот что мне ясно! Скоро ее совсем не останется в венах. Может, купим словарь?
   — Не смеши меня, — отвечаю. — Если ты попадешь к типу, который занимается только дыркой в заднице или раком груди, тебе будет совсем не смешно.
   Но Пьеро бубнил свое:
   — Мне нужен мужик, который лечит яйца!
   — Нет! Тебе нужен хирург!
   Но нам по-прежнему попадались зубные врачи, рентгенологи, ветеринары, кто угодно, но только не хирурги. На одной из дверей я обнаружил аж шесть табличек, в том числе адвоката и страхового агента. Я начал закипать от ярости.
   Но в конце концов мне удалось найти одного. По имени Лорага. Хирурга Ж.-П. Лорага.
   Вылезаем. Не без труда. Изображаю санитара. Пьеро все хуже. Он виснет на мне, цепляясь холодными руками. Чтобы его вести, нужны усилия: кажется, будто его подошвы прилипли к тротуару. Работка, скажу вам, не для слабака! Еле дотащил его до двери, затем до холла, затем до лифта. Ну и прогулочка! Каждый шаг он сопровождает стонами, которые в тишине звучат довольно зловеще.
   — Да перестанешь ты наконец!
   Это было похоже на Крестный путь. К счастью, все спали. В этом доме люди поздно не ложатся и рано не встают.

* * *

   Пятый этаж. А вот и дверь Лорага. Отлакированная дверь с отполированной медной табличкой. И с глазком. Посадив Пьеро на пол, начинаю обследовать замочную скважину.
   Не на того напали! Охрана у него на уровне! Два засова — один вверху, другой внизу. Небось у этого лекаря полон сейф бабок, бриллиантов или ценных вещей. В общем, о том, чтобы взломать замок, не может быть и речи. В замках я немного разбираюсь. Так что и отмычку вынимать не стоило. Высаживать дверь просто глупо — можно разбудить соседей, которые сбегутся, как куры на скотный двор. Оставалась только надежда, что сработают доброта, христианское милосердие и прочая белиберда. При этом существовал еще и риск, что на голову свалится вся полицейская рать. Но приходилось рисковать, иного выхода я не видел.
   Я склонился над Пьеро, чтобы убедиться, сможет ли он мне помочь. Бедняга был совсем в отключке, ну в полном отпаде.
   — Эй, Пьеро!
   Он поднимает на меня глаза с лихорадочным блеском.
   — Ты сможешь разговаривать?
   Он слабенько шепчет «да». Я беру его за подбородок:
   — Тогда послушай меня, старина. Вот что ты сделаешь…

* * *

   Итак, он звонит в дверь. Точнее, давит на звонок, стараясь не свалиться на пол.
   Семейка Лорага спала крепко. Наверное, они не протрезвели после субботнего вечера. Если только не уехали на уик-энд. В Нарбонн-Пляж.
   А Пьеро все звонил и звонил. Я с беспокойством следил за ним, не зная, долго ли он сможет так стоять у двери.
   — Ты ничего?
   Он мотает головой, мол, «да».
   В конце концов в квартире зашевелились. Заскрипела дверь, послышались шаги. В глазке появился свет.
   Долгая тишина. Свет в глазке пропадает — значит, доктор через него обозревает лестничную площадку. Виден ему один Пьеро, который тяжело дышит. Я же прячусь на лестнице, подальше.
   — В чем дело? — спрашивает лекарь. Он явно недоволен, в его голосе никакого сочувствия. Видно, мой план ничего не даст.