Меня, с оттягом, словно черенком лопаты, крепко хрястнуло в основание шеи. Даже не понял поначалу, что это? Выскочив из-под обстрела, первое время держался нормально и адекватно, даже, помню, выматерил с задержкой присоединившегося к нам Петю. Но потом, ближе к станции, поплыл: моторчик колотится – воздуха не хватает, ноги чугуном налились, автомат руки обрывает да в глазах – дурная свистопляска из темных кругов и зеленых зайчиков.
   Встали… Очутился в добрых руках Жихаря. Юра выкинул, засунутый мною под ватник, перевязочный пакет и, как мог, перебинтовал; потом заставил выпить до дна флягу сладкого чая, чуть ли не силком влил в глотку непередаваемо разящего сивухой чемера и, "на закусь", скормил с ладошки, россыпь анальгетиков, валерьянки и еще какой-то хрени из своей аптечки.
   У самой Сабовки Костя передал приказ двигаться дальше – до Александровска. Я уже потухал. Воспоминания о том, как добрались до городка и как меня тащили в недостроенную школу – теперешний полевой лазарет – остались достаточно сумеречными и фрагментарными. Не столько событиями, сколько ощущениями. Помню, уже на месте, вышла заминка: истошные крики насчет "местов нема" и "проходь! проходь!", ответный матерный рев взводного-один и Костика. Следом – смачный, ни с чем не сравнимый, луськ двух звонких оплеух. Кто-то упал. Остановившиеся было носилки, вновь мягко поплыли по коридору…
   Сверху, закрывая слепящие блюдца, нависла квадратная ражая детина со странными для таких габаритов несмываемыми следами былого "ботанства" в мигавших из-за слоеных линз неправдоподобно больших зрачках. Копаясь в моем плече и под одеревенелой ключицей сияющей болью нержавейкой, он, заодно, методично выговаривал присевшему у дальней стены Жихарю. Юра, перевязывая, недосмотрел одну дыру в шкуре, через которую настолько неслабо сочилось, что за час с небольшим у меня насквозь пропитало свитер и залило всего до самих берцев. Но, по любому, – повезло. Бушлат спас: добрая русская вата тормознула осколки. Случись летом – до легких бы проширнуло.
   Через прозрачные трубы в обе руки по капле в меня снова вливалась жизнь. Плюс кольнули чего-то, из серии – "мультики форэва". Почти хорошо да вот только промерз насквозь, околел уже от холода.
   Под занавес, когда выносили, наш добрый Айболит, дыхнув спиртово-коньячным антидепрессантом, выдал:
   – Да! И с таким хуйком больше не приносите. У меня медсестры в Победу перестают верить!
   Мудак! Поползал бы ты с моё – по грязи и лужам, а потом в мороз, повалялся б часок на железном столе голышом – на твой бы посмотрел!

ГЛАВА V. УРАЛО-КАВКАЗ

   В воздухе висел сладкий аромат хорошего табака и душистого, явно не пайкового, чая. Павел Андреевич, сияя добродушием, увалился на жалобно постанывающий стул в самом углу вагончика.
   Разжогин сортировальным автоматом управлялся со своей канцелярией – оргтехникой, протоколами и прочими бумажками. Под занавес, аккуратно собрал пачку, исчерканных острыми карандашами, листков и сунул их в пасть жадно зарычавшего шредера. Вот еще один непонятный момент: старший группы никогда не попадал в кадр – интересовавшие его вопросы он записками молча подавал Анатолию Сергеевичу. Впрочем, за две недели работы Деркулов уже привык ко всем странностям этого, если его можно так обозвать, следственного процесса. В любом случае, условия – более чем комфортные: никто ни на кого не давил, за язык не ловили, честно записывали лишь то, что добровольно рассказывалось и, даже на пожелания "не для протокола" – исправно отключали аппаратуру. Можно сказать – не допросы, а вольные монологи на заданные темы в присутствии двух доброжелательных офицеров Военной Прокуратуры РФ.
   Судя по всему, сегодня вновь намечался междусобойчик. Павел Андреевич уже несколько раз, отправив в конце дня Разжогина, оставался один на один с подследственным, как он выражался "потрендеть".
   Насчет намека на отсутствие лишних ушей Деркулов, понятно, имел свое собственное мнение. С другой стороны: пальцы не ломают и зубы не стачивают, посидеть – чаек погонять да покурить в благоухающую ночь – почему бы и нет?! Ко всему, он сам себе, пожалуй, не признался бы в том, что за последний год – попросту соскучился за внятным общением; плюс, собеседник – вовсе не косноязычный дебил-ментяра да и сболтнуть лишнего не особо боялся: тут прямым текстом – на три расстрела уже нарассказано.
   Нагубнов, со своей стороны, выбрал золотую середину – в душу не лез, хотя и не скрывал своего искреннего интереса к истории бывшего комбата. При всем этом, не держит подследственного за "своего", о чем совершенно неоднократно заявлял тому прямо в глаза.
   Сегодня, к ставшим уже практически традиционным посиделкам, добавился еще один параметр…
   – Кирилл Аркадьевич, а ты как к коньячку относишься?
   – Ха! Просто оскорбительный вопрос, Павел Андреевич. Я с такой подачи – и в несознанку уйти могу.
   – Не, Деркулов… тебе феня не идет. Масштабы не те! Нет такой масти, как "геноцид".
   – Единственное, за что меня по серьезному и можно привлечь, так это как за злостную пропаганду антифашизма, отягощенную предварительным сговором двух и более лиц. Ну, а то, вы – подзагнули маленько. Для красоты словца, не иначе… Понимаю.
   – Да, чего уж там… Твое здоровье! – полковник приподнял в воздух, отливающий расплавленной канифолью, граненый стакан и, кивнув, на ответное приветствие Деркулова, продолжил… – Надеюсь, ты не думаешь, что я тебя на откровенность раскручиваю?
   – Это что – какие-то гомосексуальные угрозы?
   Нагубнов открыто рассмеялся:
   – Оценил! Ладно, извини, про геноцид – больше не буду… то ты полякам – сам расскажешь.
   – Да мне, Павел Андреевич, и им нечего сказать.
   – Ну, уж, прям так и "нечего"?
   – Конечно… упрощенно: геноцид есть системное уничтожение отдельно взятой группы населения, например, нации. Вы про что именно речь ведете? Не про избиение фашиками русскоязычных областей, часом?
   – Ты, Кирилл Аркадьевич, к словам не придирайся. К шуткам – тем паче. Речь идет про украинцев. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что водораздел в войне – национальный вопрос?
   – Стану! Еще как стану! Нет, нахрен, никакого национального вопроса…
   – Притормози, Деркулов… Не заводись. Еще пожалуешься потом, что я тебя спровоцировал… давай стакан – плесну.
   – Нет, не пожалуюсь. По хохлам же – с удовольствием выскажусь. Официальная позиция Республики почти полностью отражает и мою точку зрения на сей счет. Но только отчасти, хотя вся официалка, вот этими самыми ручками – на клаве набиралась. Если бы Стас и прочие отцы-идеологи меня за руки не держали, то получили бы такую идеологию, что не пришлось бы сегодня жопой вилять и от неудобных моментов уворачиваться.
   – Понятное дело! Они же политики, а ты…
   – Отморозок…
   – Ну, это ты сказал.
   – И так понятно… Только по-любому – проблемы возникают: вначале мы недоговариваем, пытаемся интересов соблюсти – побольше да оскал свой засветить – поменьше… Знаете, Павел Андреевич, как это называется?
   – Примерно.
   – Во-во! Изображать из себя целку с ялдой во рту! Нам всем надо было с самого начала, как минимум, с переворота Скудельникова – выбить на знаменах и себе на лбах, тату сделать со всеми базовыми постулатами! Теми самыми, к которым только теперь стали приходить и то – не ко всем да с оговорками да стыдливо растирая, как козюлю, с обратной стороны столешницы!
   – Именно, Деркулов… Я так себе и представляю – Лютеровскими тезисами: "Мы не хохлы – хохлы не мы"!
   – Ничего смешного, товарищ полковник! Действительно – тезисами, очень кратко, так как всё на самом деле просто!
   – Да-да! Знаю: "В рот ебётся ридна Окраина"! Знаешь, сколько я уже выслушал и прочел такого хохлосрача?
   – Согласен! Надо не обсирать, а постулировать… На чем стоять потом до последнего.
   – Например?
   – Первое – украинцев, как нации, не существует. Второе – все, считающие себя украинцами – обманутые русские. Следующее. Украинский язык, это – сознательно исковерканный русский с массированной примесью инородных слов. Дальше: обман длится не одно столетие, направлен на раскол русских, как нации, и отрыв от России исконных территорий – ее исторического сердца. И, последнее, – каждый свидомый украинец – предатель!
   – Всё?
   – Всё! Остальное – производное от базы.
   – Вот за это тебя и повесят…
   – За это – готов быть повешенным…
 
   – Не хочу тебя, Деркулов, шибко расстраивать, но эмпирически доказано существование такой нации, как украинцы. Научный факт, так сказать. Дарю! Можешь этот довод присовокупить в свою коллекцию, глядишь, за время следствия и этапирования придумаешь, чем опровергнуть.
   – Доказано – кем?! Весь мир пропитан ложью – насквозь. СМИ – первые! Могу, тоже технологию подарить "за бесплатно"… Надо тупо говорить: "Наукой неоднократно доказано: лежачий эффективнее стоячего" – и, самое главное, ни в коем разе не приводить никакой системы доказательств. Боже упаси! Если со всех сторон на протяжении приличного времени эту ахинею целенаправленно вдувать толпе в уши, то очень скоро в общественном сознании она станет аксиомой.
   – Ладно, ладно. Давай твои доводы…
   – Долго… Надо пересказать всю историю Руси, начиная со степняков и Батыева погрома.
   – Съехал!
   – Ничего подобно, товарищ полковник. Тут и без аргументов – очевидно. Во-первых, я говорю общеизвестные, обратите внимание! никем не скрываемы вещи. Всё это сами свидомые не стесняясь, говорят открыто. Весь обозначенный комплекс неудобных вопросов они загнали в единое понятие "проект Украина". Понимаете?! Это – проект. Они – делают! свою собственную страну. По живому! Делают историю. Делают язык – "мовэтворэння", называется. Делают народ – сознательного украинца, участника проекта. Ну, а во-вторых, сами результаты – оцените…
   – Ты – о чем, Кирилл Аркадьевич?
   – Я о нынешнем статус кво! Что именно получила каждая из сторон в период от Беловежской капитуляции до последних событий? Посчитаем? Российская Федерация. На неслабой протяженности западной границы либо полыхает гражданская вона, либо стоят, страх какие дружественные, войска младоевропейцев. На собственной территории – несколько миллионов беженцев. Масса оружия, криминалитет и фронтовые придурки, фильтрационные лагеря и инфекционные болезни, ступор местного населения и экономический паралич прифронтовых областей. О финансовых затратах, связанных с чужой войной, я даже не говорю. Про набор исторических, психологических и прочих аспектах национальной и гуманитарной катастроф – тоже. Пока лишь – одни расклады. И вот теперь посмотрим, например, на Польшу – некоронованную младоевропейскую королеву. Под брюхом – Республика Галиция, можно сказать, новая автономная область, пока с внешне самостоятельным управлением, ну да то – понятно. Далее – до клитора лояльная Центрально Украинская Республика: хоть "апорт", хоть "фас" – только свистни. И, наконец, земли, перехлестывающего за российскую границу, как они сейчас говорят, "управляемого хаоса". Три! Павел Андреевич! Три буферных государства между Россией и Польшей, плюс – потрясающая национальная смута и семейный раскол – на века! у "клятых московитов". Уроки тридцать девятого не прошли даром. Вопрос, перед тем, как к Крыму перейти – кто банкует?! И против кого – геноцид, Павел Андреевич?!
   – Как у тебя все красиво. Осталось добавить, что ты за нас сражался, что ты вообще – "наш".
   – Можно – и так. Российская Федерация, со мной, между прочим, согласна. И свою солидарность показывает делами – поставками оружия, защитой и обеспечением беженцев, своими военными спецами да много – чем. Надеемся, – и войска введет, как положено. Решатся, наконец-то…
   – Понятно, Деркулов! Теперь послушай, что я расскажу. Ты ведь у нас – идейный. За "Иудин грех" казнил! Наплодил мучеников за "свидому веру" везде, где твой отряд моровой язвой прошелся. А ведь эти люди просто хотели жить в своей собственной стране и говорить на своем языке! Не задумывался об этом?! Ты же, словно одержимый пророк, нес свою идею. Какой ты нам – свой? Твои постулаты никогда не озвучивались Российской Федерацией. Никогда! Даже в близире – нет таких идей. Ты и такие же отморозки, тебе подобные, – вы сами подняли знамя джихада против украинцев. Вот если эта ваша идея победит, то, может лет через сто, молва сделает тебя национальным героем. Может и канонизируют даже – к середине третьего тысячелетия. Ну, не за дела, конечно, а за кончину – мученическую, какую ты примешь непременно и весьма скоро – можешь тут не сомневаться.
   – Да давайте, хрен с вами. Я от своего все равно не откажусь…
   – Еще бы! Не откажешься! Чего с тобой и барахтаемся. Был бы ты не готов ехать в Нюрнберг, то уже давно бы ласты склеил… – и, неожиданно улыбнувшись, Нагубнов добавил: – От острой почечной недостаточности… Даже отправившись в этот, без сомнения, твой последний поход, имей ввиду, поедешь не героем, а тем, кем ты есть на самом деле: опальным комбатом, ушедшим на личную войну с двумя десятками одуревших от крови, взбесившихся псов. Изначально обреченный и проклятый, как врагами, так и своими… – полковник, одним глотком добил свой коньяк, прихватил недопитый стакан собеседника, встал и достал из сейфа непочатую бутылку марочного "Кизляра". Налив еще по доброй порции обоим, он, словно тост, закончил:
   – Давай, Деркулов – за тебя! Жаль, что ты – так, собственноручно, вляпался. Обидно, но тебе даже негде будет высечь эпитафии на обелиске: "Борьба твоя безнадежна, подвиг твой – бесславен, имя твое – опорочено"!
 
   – Одно дело, Павел Андреевич, когда политик недоторканку из себя корчит, другое – военные. Не хочу лично обидеть, но все главные претензии к Республике – вражеские потери. Притом, что мы мирное население не бомбим, не расстреливаем и, как фашики, запрещенными боеприпасами не швыряемся…
   – Не лукавь, Кирилл Аркадьевич, тебе – ни к лицу. Главные претензии к Восточной Малороссии – экстремистский сепаратизм, приведший к гражданской войне и вовлечению в конфликт третьих стран. Лично к тебе – военные преступления, от фактов совершения которых ты даже не отказываешься. К ЦУРу, СОРу и, между прочим, к нам – Российской Федерации – свои вопросы. Вот пусть каждый за себя отвечает. Люди же гибнут в каждой войне по совокупности вины всех сторон. В старину бы сказали – за коллективный грех…
   – Ну, наша Ненька, та точно – заслуженно отгребает! Понятно дело, и народ мрет. Естественно – вопрос: а чего б ему костьми не ложиться-то? Спокон веку так было: вначале быдло сладкой жизни захочет да на халяву! Возжелает так сильно, что цены заплатить готово за это дело – немеряно… причем кровушкой! Да вот только, незадача, – чужой! И уж потом: этим же обушком да себе промеж рогов – хрясь! И приехали… И потекло со всех сторон. Что в революцию – панов да господ душить да сами же собственной юшкой и захлебнулись. Что в перестройку: "На хрен Союз! Сытая и богатая Украина без нахлебников проживет". Да вот, как назло, вещуны незалежности забыли растолковать жлобью, что на одного пахаря – сто ртов приходится – пенсионеров, школяров, коновалов, училок да полсотни еще этих – управленцев всяких, "воякив" да закона блюстителей. И "шоб" прокормить всю эту ораву захребетников, нужны современные комбайны, удобрения, топливо да к ним – технологии переработки, упаковки, продвижения и прочая логистико-маркетинговая хренотень. А иначе – соси свой колосок да на жизнь – не пеняй. Сами, суки, напросились на свою независимость – наслушались благодетелей! Коль чужим умом живешь – учись сосать! Теперь – новая фишка: "Украина для украинцев", типа, самоидентификация и консолидация нации вокруг совместного проекта. Только это – наёбка. Так – на халяву – не бывает. Слишком уж много несогласных поменять национальную ориентацию да флюгер развернуть в прямо противоположную сторону. Ну, а если быдляк готов инакомыслящим еще и кровя пускать – то пусть готовятся и собственное брюхо под штык подставить! А то как же?! Революционные перемены, мать их, они же – жрать хотят!
   – Ну, пошло-поехало, Деркулов… В "тыху украинську ничь" ты решил по моей плеши прокатиться лекцией по политэкономике? Нет, ты не военный преступник, ты – садист!!!
   – Не поверите, Павел Андреевич да только я сам, на референдуме, голосовал за отделение от Союза! И теперь все это дерьмо – моя война. И заслужена она мною – всей сракой на всю мою безмозглую бестолковку. Мой долг! К седым мудям не нарастил ума – теперь бегай, коровья морда, с "калашом", бля, по руинам – пока не поумнеешь да что – к чему не прохаваешь.
   – О-о-о!!! С этим – не ко мне. Нашел, блин, духовника… И потом – зачем мешать все вместе? Развал Союза, сам по себе, вторичен. Основа – в крушении идеологии. Народ хотел материальных благ: колбасы – на выбор, а не два сорта по праздникам да и сыра бы – неплохо. На машинах ездить нормальных, а не копить на один корявый тарантас до самой старости. Джинсы, жвачки, колготки и всего того, чего у нас отродясь не было. Бумаги туалетной, например. Я уже не говорю про свободы, как, например, по миру поездить. Вот и все! Вот ради чего народ отказался от многого и, в первую очередь, от власти, потерявшей всякое доверие. Вместо реформы все снесли бульдозером – к едрене фене. И хорошее, а его было совсем немало, и всякое дерьмо – которого тоже хватало. И ведь неспроста – снесли! Мы проиграли информационную войну – главную составляющую войны холодной. В сравнении с рекламным буклетом общества потребления все наши ценности, включая уверенность в завтрашнем дне, – выглядели блекло, не говоря уже о допотопной доктрине построения утопического коммунизма, из всех атрибутов которого, на бытовом уровне, знали лишь один – "там денег не будет". Только вот теперь не надо плакать, ибо закон – "горе побежденным" – никем не отменялся. Раз проиграл, то пляши под дудку победителя. И твой развал, Деркулов, уже производное от всего этого. Ладно, проехали… Итог твоей проблемы… ты в качестве лекарства взял осколок от общей проблемы и устроил на нем личную войну – занялся надругательством над украинской идеологией? Так, что-ли?
   – Ой!!! Шо – опять надругались? Сплюндрувалы?! Ну, что ты будешь делать… Как ни отпустишь погулять эту неньку, так обязательно – отъебут. Хоть за ворота не выпускай. Может, всеж-таки тут какое-то виктимное поведение прослеживается? Юбчонка, там занад-то короткая? Иль макияж – блядский? А!? Как юрист – юристу?
   – Ну, повело кота на мясо…
   – Да, ладно! Что там, товарищ полковник, насиловать? От "а" до "я" – все абсолютно искусственное и за уши притянутое. И история. И язык. И культура. И менталитет. И теперь все на этом песочке сикось-накось построенное – посыпалось. Виноват же во всем, как водится, кошмарный убийца и жуткое чудовище Деркулов – деток им пугать осталось только: "Прийдэ Кырыл, видрыжэ пуцьку"! Отстойный Бука – отдыхает.
   – Как много слов…
   – Да, какой там!
   – Конечно. Всё, в одну кучу свалено.
   – Можно и раздельно. Вы, товарищ полковник, на мови – размовляетэ?
   – Нет…
   – Жаль. Много в жизни потеряли… Знаете, как по-украински будет "медведь"?
   – …?
   – "Ведмидь".
   – Точно. Слышал.
   – Это случай правильного словообразования по законам "мовы – творэння". Бывают, иногда, как в настоящем языке, и неправильного – "лысыця", например.
   – Лиса, что-ли?
   – Да. Почему – "неправильно". Если следовать окровской логике, то должно быть – "лыцыся"… Или, еще проще – как, по окровски, звучит Уильям Шекспир?
   – Ну?
   – Ылля Трясоспыс!
   – Да ладно! Нет такого перевода.
   – Да ну, Павел Андреевич – правда?! В мой паспорт загляните. И еще в официальные документы миллионов Олэксиев та Мыкол.
   – Есть такой перегиб, известно.
   – Перегиб был, когда при советской власти на эту пидарастню глаза закрывали. Вспомните, сколько народов было в Союзе?
   – Та! Кто считал, Деркулов?
   – Правильно! А скольким национальностям дозволялось игнорировать государственный язык и везде, даже в армии, лопотать на своем суржике? А?!
   – Отдельные исключения…
   – Какие, в жопе, исключения?! Все хохлы – поголовно, особенно – правобережье. Вопрос даже не в уродстве этого – который языком вдруг провозгласили – уёбищного диалекта. Вопрос в отрыве, с мясом, целого куска народа. Помните, Кучмовскую "Украина не Россия". Вот в чем фишка! Все направлено на отстройку, на отторжение от общности. Любая тема хороша, хоть Мазепа, хоть Голодомор, хоть бандеровцы. Что – угодно! Но главное – язык, почему им и задирали сверх всякой меры.
   – Теперь, про НАТО…
   – Я понимаю, Павел Андреевич, вам смешно, но я все равно – закончу… Ладно – язык. Что уж там! Возьмите историю. Про древних укров, прародителей ариев, говорить вообще не буду – "занад-то"… Да, впрочем, как и историческая колыбель нынешних окров – Запорожская сеч – откровенная бандитская малина. Звериной Чечне начала девяностых в страшном сне такое не снилось. Ладно, история – по сто раз переписываемая наука. Возьмите культуру… Кто у нас ярче всех зазвездился: Пыдорас Грыгорыч Шевченко, Люся Окраинка, Иван Хренько, кто – еще? Почему хохлов не смущает, что все три столпа – бесноватые мракобесы? Откровенно и не стесняясь, хвостика и рожек не пряча. Кобздырь, ко всему прочему еще и помешанный на крови русофоб. Что, к слову, вовсе не мешает, а помогает! канонизации – по идолу в каждом городе – и обязательному заучиванию бездны его текстов детьми во всех учебных заведениях. При этом, Пушкин и Гоголь – внеклассное чтение по "зарубежной литературе"…
   – Ты, про менталитет – забыл…
   – Было бы что – забывать! В одном наперстке – поместится… Что культура, что мировоззрение – мелкая убогая задрота! Сама "мова" всю жизнь была и остается языком села! Одним словом – хуторское, местечковое, кумовское крысятничество. "Моя хата с краю" – центральная мировоззренческая доктрина… Да вообще, не углубляясь, вслушайтесь в само название – Окраина, окраинцы, окраинная культура. Культурная обочина. Страну неправильно назвали. Правильно – Маргиналия. Понимаете?!
 
   – Вот я напоролся сегодня с тобой, Кирилл Аркадьевич! Вот – попал! Ведь просто, хотел коньячка попить, воздухом подышать… Нет! ты – со своим украиножэрством… Правильно, хоть сказал-то?
   – Правильно… – буркнул собеседник.
   – Вот завелся… Тебе не в партизанщину, тебе бы в политику удариться.
   – Вам тогда послевоенные репрессии в Бендерстане показались бы легким фокстротом.
   – Ну, дык, мало тебе было места в пропаганде: развернуться негде, хохлам всю правду матку – вбить в темечко саперной лопаткой, так ты в боевые рванул.
   – Это – личное.
   – Не поладил с кем?
   – Да, нет. Мне-то – чего делить…
   – Так чего ушел?
   – То – долгая история, Павел Андреевич.
   – Ты сегодня куда-то торопишься?
   ***
   Двери распахнулись и на пороге моего кабинета возникла подтянутая фигура начальника службы Стасовой безопасности.
   – Ну, что, дружище, готовы – на утро?
   Ну, наконец-то! После трехнедельного, заданного Скудельниковым марафона, попутно решился давно уж наболевший вопрос эвакуации семей. Тема доставшая всех, но до сего дня – упорно стоявшая колом.
   При правлении Бессмертных подобные, так сказать, "личные" вопросы решались по схеме: "Отъебись"! То есть – разбирайся в самостоятельном порядке, либо вылизывай у нужных людей и жди благостного позволения пристроиться холуем в хвост очередного транспорта. Да и не было у меня такой возможно, даже если бы, ради своих, и решился полакействовать: Кравец умеет и грузить, и мотивировать – я, при всем желании, с самого начала работы в "контре" не вспомню ни одного нормального выходного.
   Об отправке "своим ходом", учитывая дикий, никем не контролируемый кровавый беспредел на "дорогах жизни" – и речи быть не могло. К концу первого месяца после переворота, только-только начали разворачиваться в эту сторону и стали потихоньку зачищать банды мародеров. Учитывая уровень их организованности, вооруженности, сквозной коррумпированной смычки с государственным аппаратом и местными силовиками, да многолетние устои традиционных для приграничных районов контрабандных кланов, все понимали – наведение порядка у пропускных пунктов займет приличное время. Да и народ, непрерывно валит, считай, с половины страны – поди отрегулируй поток, разберись с этим бедламом!
   Идти же "по пашне", нелегально – вообще чистая подстава. Кто решится загнать собственную семью в фильтрационный лагерь, куда они без миграционных карточек загремят при первой же встрече с любым ментовским патрулем. К тому же у меня – две девки!
   Что уж там говорить про какую-то там рухлядь (много ли в "симбул" [95]нагрузишь, если не на пикничок, а на постоянку съезжаешь?!), или о самой, цвета молодой оливы, тачке. Хотя и ее тоже жалко! Пусть моя рэнушка и не навороченный членовоз бубновых отпрысков, зато – собственной головой и ручками заработана, а не на халяву на папину небрежную отстёжку за полсотни штук денег прикуплена.
   После отправки бывших бонз к праотцам и решению самых горячих "вчерашних" вопросов пропаганды, Стас подошел к Самому и на пальцах объяснил, что у творческой составляющей аппарата управления пропаганды, по определению – не может быть "личных" вопросов! Попробуй, заставь, к примеру, креативщика родить "нечто", если у него голова забита голодной, сидящей в бомбоубежище семьей, а вовсе не насущной нуждой молодой Республики в работающем мессадже.