Страница:
– В прошлом году уже не было. По крайней мере, жены. Я развелся три года назад. Ты же знала об этом.
– Ты полагаешь?
– Но ты же сама сказала мне только вчера. Ты сказала, что слышала об этом.
Джини быстро отвела взгляд. Ей было тяжело обманывать его. Она подумала, какой была бы реакция Паскаля, если бы она сказала ему правду: каждый раз, когда она оказывалась в Париже или где-то еще во Франции, каждая улица, каждое кафе выкрикивали его имя. Гуляя по парижским бульварам или сидя в парижских кафе, она всегда ощущала его присутствие, его образ словно витал в самом воздухе, черты лица проступали в солнечных бликах Сены.
– А как насчет Лондона? – подняла она глаза, вновь посмотрев на него. – Ты ведь бывал здесь сотни раз, но так и не позвонил мне, Паскаль. Ты ни разу не написал. Мы только раз случайно встретились в Париже.
Теперь настала очередь Паскаля отвести глаза. Он подумал, какой была бы реакция Джини, если бы он сказал ей правду: он звонил ей, он говорил с ней – много раз, но только в своих мыслях. Разве объяснишь, что ее отсутствие и разделившее их время вовсе не мешали ему продолжать разговаривать с ней, что этот диалог уже не зависел от них и жил своей собственной жизнью? Нет, это объяснить невозможно, мрачно решил он. И тем более невозможно было объяснить, как эти мысленные беседы действовали на него, проникая в самое сердце, как иногда с болезненной внезапностью всплывали в снах.
Он посмотрел на занавески в комнате Джини и на короткое мгновение представил свой собственный дом в Париже, который пять лет назад они делили с Элен. Светит весеннее послеобеденное солнце, дочка спит в соседней комнате, а Элен ушла за покупками. Он тогда схватил телефонную трубку, но затем положил обратно. Снова схватил и снова положил. После третьего раза он все же набрал номер.
Всего лишь несколько часов назад он встретил Джини возле кафе, и с того самого момента внутри него накапливался этот порыв. Теперь, чувствуя за собой вину, Паскаль дал ему волю. Во время их холодного и нервного разговора на улице она упомянула название отеля, в котором остановилась. Он находился в таком смятении, что ничего не соображал. Знал только, что должен ей что-то сказать и услышать звук ее голоса. Теперь, набрав номер отеля, он поговорил с гостиничным портье и стал ждать с неистово бьющимся сердцем. Телефон в ее номере прозвенел три раза, четыре, пять… Затем ответил мужской голос. Паскаля обдало холодом. Он должен был это предвидеть, ведь все было настолько очевидным. Она сама постаралась сделать ситуацию предельно ясной. Паскаль уже хотел повесить трубку, но вдруг обнаружил, что не может этого сделать.
– Je peux parler a Mademoiselle Hunter? [26]
– Non. Je regrette… – англичанин говорил по-французски отлично, почти без акцента. Последовала короткая пауза. – Elle est partie. [27]
– Quand? [28]
– Cet apr?s-midi – une demi-heure… Vouz voulez laisser un message? [29]
– Non. Ce n'est pas important. Merci. Au revoir [30]… Положив трубку, он почувствовал, что вернулась Элен.
Он буквально лопатками ощутил, что она стоит у него за спиной, и резко обернулся.
– Не повезло? – улыбнулась она едва заметной сухой улыбкой. – Какая обида! А я все думала, когда же ты ей позвонишь, – бросила она быстрый взгляд на свои часы. – Прошло уже два с половиной часа. Странно, как это тебе удалось так долго терпеть! Но, с другой стороны, ты ведь не мог позвонить раньше, здесь была я.
Она поставила сумку на стол и начала спокойно разбирать ее: хлеб, вино, овощи, сыр.
– Ну ничего, Паскаль, попытаешься еще раз, когда окажешься в Англии. Она будет счастлива услышать твой голос. Она сделала все, чтобы в этом не возникло ни малейших сомнений.
– Мы с ней всего лишь друзья, – безнадежно начал Паскаль. – Я же рассказывал тебе…
– О, конечно же, помню, что ты мне рассказывал, как безбожно врал. Ты мне всегда врал, и это меня удивляло. Зачем врать? В конце концов мне-то какое дело! Это было за много лет до того, как мы с тобой встретились. Всего лишь один из твоих заграничных романов. Зачем же тогда прикидываться, конечно, если только это не был какой-нибудь особенный роман? Он был особенным, Паскаль?
– Я не собираюсь это обсуждать. Ты ошибаешься. Ты не понимаешь…
– Ошибаюсь? – Жена холодно посмотрела на него. – О нет, едва ли. Я ни капельки не ошибаюсь. Мне кажется весьма знаменательным, что ты ни разу не упомянул при мне ее имени – ни разу за все прожитые годы. Какая таинственность! Кстати, у нее дрожали руки, ты заметил?
– Нет, черт побери, не заметил!
– А они действительно дрожали.
– Послушай, может, забудем об этом?
– Я-то могу. Наверное. – Она окинула его задумчивым и холодным взглядом. – Вопрос в другом: сможешь ли ты? – И она нервно стала складывать продуктовую сумку. – Неоконченный роман – вот как я назвала бы это. Я всегда чувствую такие вещи. Мой тебе совет: отправляйся в Лондон, разберись с этим окончательно и, когда освободишься от всего этого, возвращайся домой.
– Элен…
– А почему бы и нет? Это, по-моему, лучший выход. Ложись с ней в постель. Я же вижу, ты до сих пор мечтаешь об этом. Иначе зачем бы ты стал ей звонить?
– Ради всего святого, неужели это единственная причина, по которой можно звонить женщине?! Только из-за того, что хочешь лечь с ней в постель?
– Нет, конечно же, нет. Но в твоем случае это единственная причина, независимо от того, сознаешь ты это или нет.
– Это неправда.
– А ты знаешь, мне ведь на самом деле плевать. Мне уже плевать, куда ты идешь, по кому сходишь с ума. – Она помолчала, выжидательно глядя на мужа. – Ты был мне верен? Ты верен мне?
– Да, я верен. С трудом.
Его ярость, как всегда, доставила ей удовольствие. Она одарила его еще одной ледяной улыбкой.
– В таком случае, не борись с собой из-за меня, Паскаль. Если бы ты любил меня, я бы так не говорила, но поскольку ты меня не любишь, это уже не имеет значения. Чувствуй себя свободным. Трахайся на здоровье.
По-прежнему спокойная, она отвернулась и открыла холодильник, начав укладывать в него продукты. Паскаль вышел из себя и грохнул ладонью по кухонному столу.
– Ну зачем, – заорал он, – зачем ты все это говоришь! Ведь женился-то я все-таки на тебе!
– О да, женился ты на мне, – повернулась она к нему, – и даже говорил, что любишь меня. Я даже поверила тебе… На некоторое время.
– Я сам верил в это, черт бы тебя побрал! – снова грохнул он по столу, свалив бутылку с вином. – Иначе не говорил бы такого.
Элен ловко подхватила бутылку и обожгла его холодным взглядом.
– Верил? Я видела, что ты стараешься, но верил ли ты в это на самом деле в сердце, Паскаль?
Повисла тишина, очень долгая тишина. Паскаль отвернулся, Элен вздохнула.
– Вот именно, – сказала она наконец, и теперь в ее голосе прозвучала горечь. – Может быть, именно поэтому я никогда по-настоящему не чувствовала себя твоей женой, хотя и носила на пальце надетое тобой обручальное кольцо. Посмотри правде в глаза, Паскаль. Ты женился на мне только потому, что я очень непредусмотрительно забеременела от тебя. Ты женился на мне потому, что это было очень благородно, а ты умеешь быть благородным. Очень мило, весьма трогательно, вот только после этого, к несчастью, я потеряла ребенка.
Она возвысила голос, он теперь звучал напряженно. Паскаль отвернулся.
– Зачем? – прошептал он, почти не в силах говорить. – Зачем, ради всего святого, ты это делаешь?
– Потому что это правда. Ты что, думаешь, я совсем слепа? Я знаю, о чем ты думал после того, как у меня случился выкидыш. Ты думал, что тебе вообще не стоило жениться на мне.
– Как ты можешь такое говорить! – Он стал наступать на нее с побелевшим лицом. – Я был с тобой. Я делал все возможное. Я нашел для нас эту квартиру, потому что так захотелось тебе. Я бросал одну работу за другой, почти полгода, даже больше не отходил от тебя. Нам помогала моя мать.
– О, только не впутывай сюда свою занудную мамочку! Она рассуждает как истинная французская крестьянка. Она считает, что рождение ребенка ровным счетом ничего не значит. Она полагает, что женщина должна рожать, как какое-нибудь вонючее животное на скотном дворе. Что она вообще понимает!
Паскаль едва удержался от злой реплики. Его мать приехала в Париж и оставалась здесь несколько месяцев, пытаясь помочь Элен после ее выкидыша. Она ходила для нее за покупками, готовила, а взамен получала только недовольные замечания. Он взглянул на жену с каменным лицом.
– В таком случае забудь о том, что я тебе сказал. Валяй, перевирай все и дальше. Только об одном ты не имеешь права забыть: у нас есть Марианна.
Лицо жены дернулось от скрытой боли, однако, взмахнув рукой, она овладела собой.
– Ах да, как же, у нас есть Марианна. Наконец-то у тебя появилась причина, чтобы оставаться со мной. Спасибо, Паскаль.
Элен отвернулась и стала накрывать стол, чтобы покормить Марианну. Она встряхнула скатерть, нашла нагрудник, детскую тарелку и ложку Марианны. Паскаль чувствовал боль и растерянность. Некоторые из этих обвинений были старыми, другие прозвучали впервые. Он проходил через все это уже много раз и знал: сейчас он может подойти к Элен и обнять ее, и тогда она заплачет. А потом – через день или два – все повторится снова. Наверное, именно такой попытки примирения она ждала от него и сейчас, потому что, когда он ничего не предпринял, это ее не на шутку разозлило. На щеках Элен проступили красные пятна. Она перестала накрывать на стол и посмотрела на него.
– Я всегда знала, – отчеканила она – С самого начала. Знала еще до нашей свадьбы. Я знала, что у тебя есть кто-то на уме. Что ж, по крайней мере, теперь я хотя бы знаю, как она выглядит. Я рада, что увидела ее. Скажу больше, у нее интересное лицо. Она, разумеется, была со своим любовником, но тебя это, я думаю, не должно беспокоить, он ведь настолько старше ее. Твоя маленькая Женевьева, похоже, не слишком прихотлива.
От того, что она произнесла имя Женевьевы, Паскаля передернуло. Его лицо побелело от бешенства. Развернувшись, он направился к двери.
– Довольно! – Он больше не мог заставить себя даже смотреть на нее. – Я ухожу. Я не могу больше выслушивать все это.
– Скажи мне только, Паскаль, эта встреча действительно была случайной? Или ты знал, что она в Париже? Вы заранее договорились?
– Нет, черт подери, мы не договаривались. Я уже говорил тебе. Я понятия не имел, что она здесь. Мы не виделись много лет.
– Не сомневаюсь, что ты наверстаешь упущенное, – улыбнулась она. – Последуй моему совету, Паскаль, езжай к ней в Лондон. Может, тогда ты испытаешь то, что испытала я, а это очень болезненные ощущения.
Паскаль уже находился в дверях. Он остановился.
– О чем ты говоришь?!
– Идеала не существует, Паскаль. А если и существует, то на короткий миг. Так что езжай, потрахайся в Лондоне. Отведи душу. Тогда и поймешь, каково это.
– Я не понимаю. Я ни черта не понимаю…
– Поймешь. Потому что убедишься, что она вовсе не та, какой ты представлял ее себе, точно так же, как ты оказался не тем человеком, каким я представляла себе. Отведай этого, Паскаль. – Она тихо засмеялась. – Попробуй, каково это – трахать свою мечту.
– В Лондоне? – переспросил он. Джини улыбнулась. Интервал между вопросом и ответом мог бы быть и покороче. Как удивительны изгибы сознания!
– Да, в Лондоне, – ответила она. – Ты ведь, наверное, приезжал сюда очень часто, но ни разу не позвонил.
– Да, – неуклюже развел он руками. – Возможно, из-за предрассудков.
– Но не из-за злости…
– Нет. Я никогда не злился. Только однажды, когда ты уехала из Бейрута. А потом – никогда.
– Честно?
– Честно.
– Я очень рада, – вздохнула она.
Они замолчали. За окном все еще лил дождь, и Джини прислушивалась к его звукам. Было уютно и спокойно, она ощущала, как внутри нее поселяется умиротворение. Она зажмурилась и вновь открыла глаза. Паскаль все еще стоял в неловкой позе, глядя на нее.
– Ты устала, – сказал он, – и уже поздно. Мне нужно идти. – Он все еще колебался. – Ты закроешь за мной? Запри дверь хорошенько. Обещаешь?
– Конечно.
– Джини, я серьезно. Мне вовсе не нравится мысль оставлять тебя одну в квартире на первом этаже.
– Паскаль, со мной все будет в порядке, уверяю тебя. Ко мне никто никогда не вламывался и…
– И тебе никто не присылал по почте наручников – раньше. Джини, отнесись к этому серьезно. История Хоторна – это история садиста, где в качестве жертв выступают женщины.
– Мы даже не знаем, правда ли все это.
– Может, и нет. Но кто-то знает, где ты живешь. Кто бы ни прислал тебе эти наручники, ему известен твой адрес. А если он знает это, то может знать и о том, что ты живешь одна.
– Не надо, Паскаль. – Девушка встала и подошла к нему. – Ты прибавляешь к двум два, и у тебя получается десять.
– Нет, – возразил он, посмотрев на нее сверху вниз и нежно прикоснувшись рукой к ее лицу. – У меня нюх на неприятности, и я чувствую их приближение. Я знаю.
В его голосе и взгляде читалась неподдельная тревога, и Джини была тронута этим. Подняв к нему лицо, она сказала:
– В наши дни никто не может чувствовать себя в безопасности. Ни я, ни ты…
В его глазах вспыхнул какой-то огонек: то ли удивление, то ли ирония.
– Я знаю, – ответил он, – уж я-то знаю, поверь. Последовала короткая пауза, во время которой он словно хотел, чтобы она прочитала в его последней фразе некий подтекст.
– Я позвоню тебе утром, в восемь?
– В восемь будет в самый раз.
– И заеду за тобой примерно в половине девятого. К девяти мы уже будем в этой компании по доставке.
Он все еще колебался, а Джини, которой именно этого и хотелось, смотрела в пол.
Через некоторое время, все так же неуклюже, он прикоснулся к ее руке.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Паскаль.
Закрывая за ним дверь, она, как и обещала, заперла ее на все замки. После этого долго стояла, оглядывая свою знакомую комнату. Что-то в ней было не так, и Джини понадобилось некоторое время, чтобы понять, что именно. Наконец она поняла. Комната была пустой. В ней не хватало Паскаля. Она казалась в тысячу раз более пустой, чем когда бы то ни было.
Глава 12
– Ты полагаешь?
– Но ты же сама сказала мне только вчера. Ты сказала, что слышала об этом.
Джини быстро отвела взгляд. Ей было тяжело обманывать его. Она подумала, какой была бы реакция Паскаля, если бы она сказала ему правду: каждый раз, когда она оказывалась в Париже или где-то еще во Франции, каждая улица, каждое кафе выкрикивали его имя. Гуляя по парижским бульварам или сидя в парижских кафе, она всегда ощущала его присутствие, его образ словно витал в самом воздухе, черты лица проступали в солнечных бликах Сены.
– А как насчет Лондона? – подняла она глаза, вновь посмотрев на него. – Ты ведь бывал здесь сотни раз, но так и не позвонил мне, Паскаль. Ты ни разу не написал. Мы только раз случайно встретились в Париже.
Теперь настала очередь Паскаля отвести глаза. Он подумал, какой была бы реакция Джини, если бы он сказал ей правду: он звонил ей, он говорил с ней – много раз, но только в своих мыслях. Разве объяснишь, что ее отсутствие и разделившее их время вовсе не мешали ему продолжать разговаривать с ней, что этот диалог уже не зависел от них и жил своей собственной жизнью? Нет, это объяснить невозможно, мрачно решил он. И тем более невозможно было объяснить, как эти мысленные беседы действовали на него, проникая в самое сердце, как иногда с болезненной внезапностью всплывали в снах.
Он посмотрел на занавески в комнате Джини и на короткое мгновение представил свой собственный дом в Париже, который пять лет назад они делили с Элен. Светит весеннее послеобеденное солнце, дочка спит в соседней комнате, а Элен ушла за покупками. Он тогда схватил телефонную трубку, но затем положил обратно. Снова схватил и снова положил. После третьего раза он все же набрал номер.
Всего лишь несколько часов назад он встретил Джини возле кафе, и с того самого момента внутри него накапливался этот порыв. Теперь, чувствуя за собой вину, Паскаль дал ему волю. Во время их холодного и нервного разговора на улице она упомянула название отеля, в котором остановилась. Он находился в таком смятении, что ничего не соображал. Знал только, что должен ей что-то сказать и услышать звук ее голоса. Теперь, набрав номер отеля, он поговорил с гостиничным портье и стал ждать с неистово бьющимся сердцем. Телефон в ее номере прозвенел три раза, четыре, пять… Затем ответил мужской голос. Паскаля обдало холодом. Он должен был это предвидеть, ведь все было настолько очевидным. Она сама постаралась сделать ситуацию предельно ясной. Паскаль уже хотел повесить трубку, но вдруг обнаружил, что не может этого сделать.
– Je peux parler a Mademoiselle Hunter? [26]
– Non. Je regrette… – англичанин говорил по-французски отлично, почти без акцента. Последовала короткая пауза. – Elle est partie. [27]
– Quand? [28]
– Cet apr?s-midi – une demi-heure… Vouz voulez laisser un message? [29]
– Non. Ce n'est pas important. Merci. Au revoir [30]… Положив трубку, он почувствовал, что вернулась Элен.
Он буквально лопатками ощутил, что она стоит у него за спиной, и резко обернулся.
– Не повезло? – улыбнулась она едва заметной сухой улыбкой. – Какая обида! А я все думала, когда же ты ей позвонишь, – бросила она быстрый взгляд на свои часы. – Прошло уже два с половиной часа. Странно, как это тебе удалось так долго терпеть! Но, с другой стороны, ты ведь не мог позвонить раньше, здесь была я.
Она поставила сумку на стол и начала спокойно разбирать ее: хлеб, вино, овощи, сыр.
– Ну ничего, Паскаль, попытаешься еще раз, когда окажешься в Англии. Она будет счастлива услышать твой голос. Она сделала все, чтобы в этом не возникло ни малейших сомнений.
– Мы с ней всего лишь друзья, – безнадежно начал Паскаль. – Я же рассказывал тебе…
– О, конечно же, помню, что ты мне рассказывал, как безбожно врал. Ты мне всегда врал, и это меня удивляло. Зачем врать? В конце концов мне-то какое дело! Это было за много лет до того, как мы с тобой встретились. Всего лишь один из твоих заграничных романов. Зачем же тогда прикидываться, конечно, если только это не был какой-нибудь особенный роман? Он был особенным, Паскаль?
– Я не собираюсь это обсуждать. Ты ошибаешься. Ты не понимаешь…
– Ошибаюсь? – Жена холодно посмотрела на него. – О нет, едва ли. Я ни капельки не ошибаюсь. Мне кажется весьма знаменательным, что ты ни разу не упомянул при мне ее имени – ни разу за все прожитые годы. Какая таинственность! Кстати, у нее дрожали руки, ты заметил?
– Нет, черт побери, не заметил!
– А они действительно дрожали.
– Послушай, может, забудем об этом?
– Я-то могу. Наверное. – Она окинула его задумчивым и холодным взглядом. – Вопрос в другом: сможешь ли ты? – И она нервно стала складывать продуктовую сумку. – Неоконченный роман – вот как я назвала бы это. Я всегда чувствую такие вещи. Мой тебе совет: отправляйся в Лондон, разберись с этим окончательно и, когда освободишься от всего этого, возвращайся домой.
– Элен…
– А почему бы и нет? Это, по-моему, лучший выход. Ложись с ней в постель. Я же вижу, ты до сих пор мечтаешь об этом. Иначе зачем бы ты стал ей звонить?
– Ради всего святого, неужели это единственная причина, по которой можно звонить женщине?! Только из-за того, что хочешь лечь с ней в постель?
– Нет, конечно же, нет. Но в твоем случае это единственная причина, независимо от того, сознаешь ты это или нет.
– Это неправда.
– А ты знаешь, мне ведь на самом деле плевать. Мне уже плевать, куда ты идешь, по кому сходишь с ума. – Она помолчала, выжидательно глядя на мужа. – Ты был мне верен? Ты верен мне?
– Да, я верен. С трудом.
Его ярость, как всегда, доставила ей удовольствие. Она одарила его еще одной ледяной улыбкой.
– В таком случае, не борись с собой из-за меня, Паскаль. Если бы ты любил меня, я бы так не говорила, но поскольку ты меня не любишь, это уже не имеет значения. Чувствуй себя свободным. Трахайся на здоровье.
По-прежнему спокойная, она отвернулась и открыла холодильник, начав укладывать в него продукты. Паскаль вышел из себя и грохнул ладонью по кухонному столу.
– Ну зачем, – заорал он, – зачем ты все это говоришь! Ведь женился-то я все-таки на тебе!
– О да, женился ты на мне, – повернулась она к нему, – и даже говорил, что любишь меня. Я даже поверила тебе… На некоторое время.
– Я сам верил в это, черт бы тебя побрал! – снова грохнул он по столу, свалив бутылку с вином. – Иначе не говорил бы такого.
Элен ловко подхватила бутылку и обожгла его холодным взглядом.
– Верил? Я видела, что ты стараешься, но верил ли ты в это на самом деле в сердце, Паскаль?
Повисла тишина, очень долгая тишина. Паскаль отвернулся, Элен вздохнула.
– Вот именно, – сказала она наконец, и теперь в ее голосе прозвучала горечь. – Может быть, именно поэтому я никогда по-настоящему не чувствовала себя твоей женой, хотя и носила на пальце надетое тобой обручальное кольцо. Посмотри правде в глаза, Паскаль. Ты женился на мне только потому, что я очень непредусмотрительно забеременела от тебя. Ты женился на мне потому, что это было очень благородно, а ты умеешь быть благородным. Очень мило, весьма трогательно, вот только после этого, к несчастью, я потеряла ребенка.
Она возвысила голос, он теперь звучал напряженно. Паскаль отвернулся.
– Зачем? – прошептал он, почти не в силах говорить. – Зачем, ради всего святого, ты это делаешь?
– Потому что это правда. Ты что, думаешь, я совсем слепа? Я знаю, о чем ты думал после того, как у меня случился выкидыш. Ты думал, что тебе вообще не стоило жениться на мне.
– Как ты можешь такое говорить! – Он стал наступать на нее с побелевшим лицом. – Я был с тобой. Я делал все возможное. Я нашел для нас эту квартиру, потому что так захотелось тебе. Я бросал одну работу за другой, почти полгода, даже больше не отходил от тебя. Нам помогала моя мать.
– О, только не впутывай сюда свою занудную мамочку! Она рассуждает как истинная французская крестьянка. Она считает, что рождение ребенка ровным счетом ничего не значит. Она полагает, что женщина должна рожать, как какое-нибудь вонючее животное на скотном дворе. Что она вообще понимает!
Паскаль едва удержался от злой реплики. Его мать приехала в Париж и оставалась здесь несколько месяцев, пытаясь помочь Элен после ее выкидыша. Она ходила для нее за покупками, готовила, а взамен получала только недовольные замечания. Он взглянул на жену с каменным лицом.
– В таком случае забудь о том, что я тебе сказал. Валяй, перевирай все и дальше. Только об одном ты не имеешь права забыть: у нас есть Марианна.
Лицо жены дернулось от скрытой боли, однако, взмахнув рукой, она овладела собой.
– Ах да, как же, у нас есть Марианна. Наконец-то у тебя появилась причина, чтобы оставаться со мной. Спасибо, Паскаль.
Элен отвернулась и стала накрывать стол, чтобы покормить Марианну. Она встряхнула скатерть, нашла нагрудник, детскую тарелку и ложку Марианны. Паскаль чувствовал боль и растерянность. Некоторые из этих обвинений были старыми, другие прозвучали впервые. Он проходил через все это уже много раз и знал: сейчас он может подойти к Элен и обнять ее, и тогда она заплачет. А потом – через день или два – все повторится снова. Наверное, именно такой попытки примирения она ждала от него и сейчас, потому что, когда он ничего не предпринял, это ее не на шутку разозлило. На щеках Элен проступили красные пятна. Она перестала накрывать на стол и посмотрела на него.
– Я всегда знала, – отчеканила она – С самого начала. Знала еще до нашей свадьбы. Я знала, что у тебя есть кто-то на уме. Что ж, по крайней мере, теперь я хотя бы знаю, как она выглядит. Я рада, что увидела ее. Скажу больше, у нее интересное лицо. Она, разумеется, была со своим любовником, но тебя это, я думаю, не должно беспокоить, он ведь настолько старше ее. Твоя маленькая Женевьева, похоже, не слишком прихотлива.
От того, что она произнесла имя Женевьевы, Паскаля передернуло. Его лицо побелело от бешенства. Развернувшись, он направился к двери.
– Довольно! – Он больше не мог заставить себя даже смотреть на нее. – Я ухожу. Я не могу больше выслушивать все это.
– Скажи мне только, Паскаль, эта встреча действительно была случайной? Или ты знал, что она в Париже? Вы заранее договорились?
– Нет, черт подери, мы не договаривались. Я уже говорил тебе. Я понятия не имел, что она здесь. Мы не виделись много лет.
– Не сомневаюсь, что ты наверстаешь упущенное, – улыбнулась она. – Последуй моему совету, Паскаль, езжай к ней в Лондон. Может, тогда ты испытаешь то, что испытала я, а это очень болезненные ощущения.
Паскаль уже находился в дверях. Он остановился.
– О чем ты говоришь?!
– Идеала не существует, Паскаль. А если и существует, то на короткий миг. Так что езжай, потрахайся в Лондоне. Отведи душу. Тогда и поймешь, каково это.
– Я не понимаю. Я ни черта не понимаю…
– Поймешь. Потому что убедишься, что она вовсе не та, какой ты представлял ее себе, точно так же, как ты оказался не тем человеком, каким я представляла себе. Отведай этого, Паскаль. – Она тихо засмеялась. – Попробуй, каково это – трахать свою мечту.
* * *
Эти слова, интонация, с которой они были произнесены, до сих пор звучали в его ушах, повторяясь снова и снова. Они достигали даже гостиной Джини. Не видя ничего перед собой, Паскаль огляделся вокруг. Ему только что задали вопрос, а он его даже не услышал. Джини до сих пор смотрела на него, ожидая ответа. Сколько веков, сколько секунд прошло за этот короткий промежуток? Он так и не последовал совету Элен, и одной из причин этого был неотступный страх, до сих пор живший в нем, – страх перед тем, что ее последняя фраза может оказаться правдой. Он повернулся и взглянул на Джини. Она по-прежнему поглаживала кота. Наполеон довольно урчал. Джини наклонилась к нему, и золотистая прядь ее волос смешалась с его шоколадной шерстью. «Она не похожа на мечту или выдумку, – подумал Паскаль. – Она выглядит именно такой, какой я ее помню».– В Лондоне? – переспросил он. Джини улыбнулась. Интервал между вопросом и ответом мог бы быть и покороче. Как удивительны изгибы сознания!
– Да, в Лондоне, – ответила она. – Ты ведь, наверное, приезжал сюда очень часто, но ни разу не позвонил.
– Да, – неуклюже развел он руками. – Возможно, из-за предрассудков.
– Но не из-за злости…
– Нет. Я никогда не злился. Только однажды, когда ты уехала из Бейрута. А потом – никогда.
– Честно?
– Честно.
– Я очень рада, – вздохнула она.
Они замолчали. За окном все еще лил дождь, и Джини прислушивалась к его звукам. Было уютно и спокойно, она ощущала, как внутри нее поселяется умиротворение. Она зажмурилась и вновь открыла глаза. Паскаль все еще стоял в неловкой позе, глядя на нее.
– Ты устала, – сказал он, – и уже поздно. Мне нужно идти. – Он все еще колебался. – Ты закроешь за мной? Запри дверь хорошенько. Обещаешь?
– Конечно.
– Джини, я серьезно. Мне вовсе не нравится мысль оставлять тебя одну в квартире на первом этаже.
– Паскаль, со мной все будет в порядке, уверяю тебя. Ко мне никто никогда не вламывался и…
– И тебе никто не присылал по почте наручников – раньше. Джини, отнесись к этому серьезно. История Хоторна – это история садиста, где в качестве жертв выступают женщины.
– Мы даже не знаем, правда ли все это.
– Может, и нет. Но кто-то знает, где ты живешь. Кто бы ни прислал тебе эти наручники, ему известен твой адрес. А если он знает это, то может знать и о том, что ты живешь одна.
– Не надо, Паскаль. – Девушка встала и подошла к нему. – Ты прибавляешь к двум два, и у тебя получается десять.
– Нет, – возразил он, посмотрев на нее сверху вниз и нежно прикоснувшись рукой к ее лицу. – У меня нюх на неприятности, и я чувствую их приближение. Я знаю.
В его голосе и взгляде читалась неподдельная тревога, и Джини была тронута этим. Подняв к нему лицо, она сказала:
– В наши дни никто не может чувствовать себя в безопасности. Ни я, ни ты…
В его глазах вспыхнул какой-то огонек: то ли удивление, то ли ирония.
– Я знаю, – ответил он, – уж я-то знаю, поверь. Последовала короткая пауза, во время которой он словно хотел, чтобы она прочитала в его последней фразе некий подтекст.
– Я позвоню тебе утром, в восемь?
– В восемь будет в самый раз.
– И заеду за тобой примерно в половине девятого. К девяти мы уже будем в этой компании по доставке.
Он все еще колебался, а Джини, которой именно этого и хотелось, смотрела в пол.
Через некоторое время, все так же неуклюже, он прикоснулся к ее руке.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Паскаль.
Закрывая за ним дверь, она, как и обещала, заперла ее на все замки. После этого долго стояла, оглядывая свою знакомую комнату. Что-то в ней было не так, и Джини понадобилось некоторое время, чтобы понять, что именно. Наконец она поняла. Комната была пустой. В ней не хватало Паскаля. Она казалась в тысячу раз более пустой, чем когда бы то ни было.
Глава 12
На следующее утро в девять часов они уже были в конторе СМД. Сюзанна сразу же сообщила им все интересовавшие их сведения.
– Наручники? – Она взглянула сначала на журналистку, а затем на ее спутника-фоторепортера. Оба были бледны и напряжены, словно почти не спали ночью. Журналистка была из «Ньюс», а этот маленький эпизод был вовсе не той рекламой, в которой нуждалась СМД.
– Вы не представляете, как я сожалею, – начала она. – Разумеется, если бы я имела хотя бы малейшее представление… Она выглядела вполне приличной женщиной. В подобных обстоятельствах, все, чем я смогу помочь… Конечно, я очень хорошо запомнила ее, а все точные данные у меня в компьютере, вот здесь.
Беседа длилась полчаса, а в десять с минутами Паскаль и Джини были уже в Белгрэвиа. Опять шел дождь. Паскаль припарковал мотоцикл, и им пришлось дважды пройти вдоль всей Итон-плейс, прежде чем они поняли очевидное: красавица-блондинка, назвавшаяся миссис Дж. Гамильтон, сообщила правдоподобный, но фальшивый адрес. На Итон-плейс не было дома под номером 132. Столь же тщетно они прошлись по Итон-сквер и Итон-террас, а затем вновь вернулись на Итон-плейс. За это время дождь успел закончиться и начаться снова.
– Merde! [31] – выругался Паскаль, озирая ряды роскошных белых особняков. – Merde! Мы должны были это предвидеть. Я проверю телефонный номер этой леди Гамильтон, который сообщила нам приемщица. Если ее действительно зовут Гамильтон, в чем лично я очень сомневаюсь. Ты же попробуй постучаться в двери. Опиши ее, упомяни про шубу. Попытка стоит того. Она может жить где-нибудь по соседству. Может быть, люди что-то запомнили.
Телефонная будка стояла на другой стороне улицы, к ней и направился Паскаль, а Джини медленно пошла по тротуару, изучая дома по обе стороны улицы. Их фасады были безукоризненно белыми, изгороди – в идеальном состоянии. Окна особняков закрывали красивые шторы и жалюзи, в цветочных ящиках пламенели красные герани. Атмосфера довольства и благополучия была разлита в воздухе. Отсюда было рукой подать до фешенебельных магазинов на Слоун-стрит, а на такси можно было за несколько минут добраться до «Хэрродса» или «Харви Николс». [32]Это был как нельзя более подходящий – и, несомненно, тщательно продуманный – адрес, по которому могла бы обитать женщина, одетая, как модель с обложки журнала «Вог».
Джини размышляла о том, какой вопрос ей лучше приготовить, когда она постучится в двери этих домов. Она видела, как жестикулирует Паскаль, стоя в телефонной будке. Заехав за ней сегодня утром, он выглядел напряженным и усталым, и Джини подумала, не провел ли также, как она, он бессонную ночь. Теперь даже на расстоянии она видела, как к нему возвращается его обычная энергия. Похоже, он с кем-то спорил. Затем Джини увидела, как Паскаль повесил трубку, чуть помедлив, снял ее и стал набирать еще один номер. Она улыбнулась и направилась к подъезду последнего на улице дома.
Хозяйка дома, изящная, хорошо одетая женщина с короткими темными волосами, открыла дверь после третьего звонка.
– Если вы по поводу одежды для благотворительных базаров, то вы опоздали, – торопливо заговорила она. – Я уже звонила и все объяснила. Мы несколько недель ждали, чтобы вы приехали и забрали вещи, а теперь я уже отвезла их в Оксфам. [33]Все, включая мое платье от Озбека, которое обошлось мне в целое состояние.
– Нет-нет, я не по поводу одежды, – остановила ее Джини.
– О Господи, надеюсь, вы не из какой-нибудь секты? – встревожилась женщина. – Если вы из этих мормонов или свидетелей, [34]то вам не на что рассчитывать. Мы приверженцы англиканской церкви.
Джини объяснила цель своего визита. Женщина, похоже, уже собиралась захлопнуть дверь перед ее носом, но заинтересовалась, когда Джини описала шубу.
– Соболь, говорите? Боже милосердный… Высокая, со светлыми волосами?
– Запоминающаяся внешность, не правда ли? – улыбнулась Джини. – Мы жили в одной комнате в колледже. Она всегда была такой рассеянной, вот и сейчас, дурочка, дала мне неправильный адрес.
Женщина задумалась.
– Ну что ж, она может жить где-нибудь поблизости. Тут всего-то несколько улиц с похожими названиями: Итон-сквер, Итон-террас…
– Я знаю, я там уже была. К сожалению, безуспешно.
– Но мы живем здесь уже три года, и на этой улице определенно нет женщины, которую вы ищете. Сюда лезут в основном иностранцы… О, извините, я не имела в виду американцев, – смущенно улыбнулась она. – Арабы, довольно много японцев, ну и так далее.
– Может быть, она жила здесь некоторое время? Приезжала к кому-то в гости?
– Вполне вероятно. Гамильтон? Нет, я уверена, что женщины с такой фамилией не встречала. А почему бы вам не поговорить с леди Ноулс через дорогу? Она тут всех знает. Триста лет здесь живет.
«Триста лет» оказались тридцатью годами, но даже леди Ноулс не знала дамы по фамилии Гамильтон. Описание женщины ничего не дало. Джини заходила еще в пять домов, а затем вернулась к тому месту, где они оставили мотоцикл. Паскаль был уже там, со шлемом под мышкой, безнадежно взирая на небо.
– В этой стране когда-нибудь перестает лить с неба? – спросил он.
– По крайней мере, не в январе.
– Как твой улов? Пусто?
– Да, как мы и ожидали. А у тебя?
– Ничего. Номера, который она дала, не существует. В телефонных списках Лондона вообще не значится Дж. А. Гамильтон – ни мужчина, ни женщина. Так-то вот.
– Не расстраивайся. Та девушка из СМД все-таки помогла нам. Теперь у нас есть адрес Макмаллена.
– Есть, но в Венеции, – вздохнул Паскаль. – Это как минимум три часа пути, и бьюсь об заклад, что его там нет.
– А еще адрес Джонни Эплйарда. Я говорила тебе, что знаю его. Я в любой момент могу с ним связаться.
– Он ведет колонку сплетен?
– Нет, не совсем так. Он из тех типов, которые дружат с голливудскими гинекологами, и поэтому всегда может сообщить в «Нэшнл инкуайрер» [35]о том, что очередная звезда подзалетела, еще за час до того, как она сама получит результаты анализов и узнает о своей беременности. – Джини скривилась. – Настоящая гадость.
– Эплйард, Эплйард… – Паскаль задумался. – А ему-то зачем отправили посылку?
– Не знаю. Но я могу позвонить и спросить его. Он меня знает. Дженкинс постоянно использует его наводки. Я несколько раз говорила с ним по телефону и один – нет, два раза – встречалась.
– А Макмаллен? Отправился в Венецию? В январе? С какой стати ему туда ехать, если Лиз Хоторн так хотела, чтобы он оставался в Лондоне?
– Возможно, в Венеции у него какие-то свои дела. И потом зимой это вполне спокойное место, подходящее для того, чтобы спрятаться, раз уж он решил исчезнуть.
– Он не исчез. – Паскаль посмотрел ей в глаза. – Или, по крайней мере, исчез, но не совсем удачно. Кто-то знает, где он находится, и отправил ему посылку. Так же, как и нам. – Он пробежал рукой по волосам. Выражение озабоченности делало его лицо серьезным и замкнутым. – Так кто же все-таки этот неведомый манипулятор? – размышлял он. – Я сгораю от желания поскорее узнать, кто дергает за ниточки. А ведь кто-то определенно делает это.
– Ты хочешь знать, кто водит нас за нос? – улыбнулась Джини. – Скорее всего, никто. Все это может оказаться цепью совпадений.
– Вряд ли. Я чувствую, что со мной играют. – Паскаль скосил взгляд. Чуть дальше по улице возле тротуара притормозил черный автомобиль. Его двигатель продолжал работать, двери оставались закрытыми, но никто не выходил из машины.
– И еще я чувствую, что за нами следят.
Джини поежилась, плотнее запахнувшись в плащ. Она посмотрела на черную машину, но сумела разглядеть только то, что внутри находились двое: мужчина и женщина. И еще она увидела, как мужчина обнял женщину.
– Нам не следует превращаться в параноиков, – сказала она, оборачиваясь к Паскалю. – Это профессиональная болезнь. Давай лучше подумаем, как нам быть дальше.
– Мне кажется, я знаю, что мы должны делать, – начал Паскаль. – Съездить поохотиться в Венецию, точно так же, как мы охотимся здесь. У меня такое чувство, что кто-то вставляет нам палки в колеса, заставляет нас попусту тратить время. Мы могли бы отправиться в Венецию прямо сейчас, если бы сегодня была не пятница и на завтра в доме твоей мачехи не была бы назначена встреча с Хоторном. Я не хотел бы ее пропустить.
– Я тоже. Я хочу, чтобы ты посмотрел на Хоторна во плоти.
– Тогда я первым делом проверю, есть ли в этом Палаццо Оссорио телефон. У меня есть один приятель, который работает в Итальянской телефонной компании.
– По крайней мере, нам известно, что Палаццо Оссорио существует, – заметила Джини, – в отличие от миссис Гамильтон и ее дома на этой улице. Этот адрес должен быть настоящим, а значит, посылку туда должны были доставить непременно.
– Совершенно верно. – Паскаль нахмурился. – Я думаю, мы могли бы поехать в Венецию прямо сегодня, но тогда мы были бы очень ограничены во времени. Конечно, можно предположить, что мы сразу же обнаружим по этому адресу Макмаллена, но мне это кажется весьма сомнительным. Это было бы слишком просто. А если его там не окажется, на расспросы у нас уже не будет времени, нам надо будет возвращаться. А возникни хоть одна проблема с рейсом – туман, задержка – и мы не успеем на встречу с Хоторном. Нет, игра не стоит свеч. – Он помолчал. – Лучше поедем послезавтра, в воскресенье утром. Полетим первым же рейсом, переночуем в Венеции и вернемся в понедельник.
Вдруг выражение его лица изменилось.
– Если все получится именно так, то мне придется вернуться через Париж. По этим дням у меня встречи с дочерью. Я не могу пропустить… Иначе не увижусь с Марианной.
Они замолчали. Джини, отвернувшись, рассматривала улицу. Ее подмывало расспросить его, она хотела бы утешить его, дав хотя бы возможность выговориться. Накануне вечером, по пути в ресторан, она уже сделала такую попытку – и проиграла. Все ее вопросы о личной жизни Паскаля разбивались о стену молчания. Через некоторое время, расстроенная, она оставила эту тему.
– Ну хорошо, – наконец сказала она, повернувшись к своему спутнику, – давай так и планировать. Значит, в воскресенье отправляемся в Венецию. А пока, – поколебалась Джини, – я думаю, мы должны разделиться. Я хочу заехать в редакцию, позвонить Эплйарду и проверить еще кое-что…
– Наручники? – Она взглянула сначала на журналистку, а затем на ее спутника-фоторепортера. Оба были бледны и напряжены, словно почти не спали ночью. Журналистка была из «Ньюс», а этот маленький эпизод был вовсе не той рекламой, в которой нуждалась СМД.
– Вы не представляете, как я сожалею, – начала она. – Разумеется, если бы я имела хотя бы малейшее представление… Она выглядела вполне приличной женщиной. В подобных обстоятельствах, все, чем я смогу помочь… Конечно, я очень хорошо запомнила ее, а все точные данные у меня в компьютере, вот здесь.
Беседа длилась полчаса, а в десять с минутами Паскаль и Джини были уже в Белгрэвиа. Опять шел дождь. Паскаль припарковал мотоцикл, и им пришлось дважды пройти вдоль всей Итон-плейс, прежде чем они поняли очевидное: красавица-блондинка, назвавшаяся миссис Дж. Гамильтон, сообщила правдоподобный, но фальшивый адрес. На Итон-плейс не было дома под номером 132. Столь же тщетно они прошлись по Итон-сквер и Итон-террас, а затем вновь вернулись на Итон-плейс. За это время дождь успел закончиться и начаться снова.
– Merde! [31] – выругался Паскаль, озирая ряды роскошных белых особняков. – Merde! Мы должны были это предвидеть. Я проверю телефонный номер этой леди Гамильтон, который сообщила нам приемщица. Если ее действительно зовут Гамильтон, в чем лично я очень сомневаюсь. Ты же попробуй постучаться в двери. Опиши ее, упомяни про шубу. Попытка стоит того. Она может жить где-нибудь по соседству. Может быть, люди что-то запомнили.
Телефонная будка стояла на другой стороне улицы, к ней и направился Паскаль, а Джини медленно пошла по тротуару, изучая дома по обе стороны улицы. Их фасады были безукоризненно белыми, изгороди – в идеальном состоянии. Окна особняков закрывали красивые шторы и жалюзи, в цветочных ящиках пламенели красные герани. Атмосфера довольства и благополучия была разлита в воздухе. Отсюда было рукой подать до фешенебельных магазинов на Слоун-стрит, а на такси можно было за несколько минут добраться до «Хэрродса» или «Харви Николс». [32]Это был как нельзя более подходящий – и, несомненно, тщательно продуманный – адрес, по которому могла бы обитать женщина, одетая, как модель с обложки журнала «Вог».
Джини размышляла о том, какой вопрос ей лучше приготовить, когда она постучится в двери этих домов. Она видела, как жестикулирует Паскаль, стоя в телефонной будке. Заехав за ней сегодня утром, он выглядел напряженным и усталым, и Джини подумала, не провел ли также, как она, он бессонную ночь. Теперь даже на расстоянии она видела, как к нему возвращается его обычная энергия. Похоже, он с кем-то спорил. Затем Джини увидела, как Паскаль повесил трубку, чуть помедлив, снял ее и стал набирать еще один номер. Она улыбнулась и направилась к подъезду последнего на улице дома.
Хозяйка дома, изящная, хорошо одетая женщина с короткими темными волосами, открыла дверь после третьего звонка.
– Если вы по поводу одежды для благотворительных базаров, то вы опоздали, – торопливо заговорила она. – Я уже звонила и все объяснила. Мы несколько недель ждали, чтобы вы приехали и забрали вещи, а теперь я уже отвезла их в Оксфам. [33]Все, включая мое платье от Озбека, которое обошлось мне в целое состояние.
– Нет-нет, я не по поводу одежды, – остановила ее Джини.
– О Господи, надеюсь, вы не из какой-нибудь секты? – встревожилась женщина. – Если вы из этих мормонов или свидетелей, [34]то вам не на что рассчитывать. Мы приверженцы англиканской церкви.
Джини объяснила цель своего визита. Женщина, похоже, уже собиралась захлопнуть дверь перед ее носом, но заинтересовалась, когда Джини описала шубу.
– Соболь, говорите? Боже милосердный… Высокая, со светлыми волосами?
– Запоминающаяся внешность, не правда ли? – улыбнулась Джини. – Мы жили в одной комнате в колледже. Она всегда была такой рассеянной, вот и сейчас, дурочка, дала мне неправильный адрес.
Женщина задумалась.
– Ну что ж, она может жить где-нибудь поблизости. Тут всего-то несколько улиц с похожими названиями: Итон-сквер, Итон-террас…
– Я знаю, я там уже была. К сожалению, безуспешно.
– Но мы живем здесь уже три года, и на этой улице определенно нет женщины, которую вы ищете. Сюда лезут в основном иностранцы… О, извините, я не имела в виду американцев, – смущенно улыбнулась она. – Арабы, довольно много японцев, ну и так далее.
– Может быть, она жила здесь некоторое время? Приезжала к кому-то в гости?
– Вполне вероятно. Гамильтон? Нет, я уверена, что женщины с такой фамилией не встречала. А почему бы вам не поговорить с леди Ноулс через дорогу? Она тут всех знает. Триста лет здесь живет.
«Триста лет» оказались тридцатью годами, но даже леди Ноулс не знала дамы по фамилии Гамильтон. Описание женщины ничего не дало. Джини заходила еще в пять домов, а затем вернулась к тому месту, где они оставили мотоцикл. Паскаль был уже там, со шлемом под мышкой, безнадежно взирая на небо.
– В этой стране когда-нибудь перестает лить с неба? – спросил он.
– По крайней мере, не в январе.
– Как твой улов? Пусто?
– Да, как мы и ожидали. А у тебя?
– Ничего. Номера, который она дала, не существует. В телефонных списках Лондона вообще не значится Дж. А. Гамильтон – ни мужчина, ни женщина. Так-то вот.
– Не расстраивайся. Та девушка из СМД все-таки помогла нам. Теперь у нас есть адрес Макмаллена.
– Есть, но в Венеции, – вздохнул Паскаль. – Это как минимум три часа пути, и бьюсь об заклад, что его там нет.
– А еще адрес Джонни Эплйарда. Я говорила тебе, что знаю его. Я в любой момент могу с ним связаться.
– Он ведет колонку сплетен?
– Нет, не совсем так. Он из тех типов, которые дружат с голливудскими гинекологами, и поэтому всегда может сообщить в «Нэшнл инкуайрер» [35]о том, что очередная звезда подзалетела, еще за час до того, как она сама получит результаты анализов и узнает о своей беременности. – Джини скривилась. – Настоящая гадость.
– Эплйард, Эплйард… – Паскаль задумался. – А ему-то зачем отправили посылку?
– Не знаю. Но я могу позвонить и спросить его. Он меня знает. Дженкинс постоянно использует его наводки. Я несколько раз говорила с ним по телефону и один – нет, два раза – встречалась.
– А Макмаллен? Отправился в Венецию? В январе? С какой стати ему туда ехать, если Лиз Хоторн так хотела, чтобы он оставался в Лондоне?
– Возможно, в Венеции у него какие-то свои дела. И потом зимой это вполне спокойное место, подходящее для того, чтобы спрятаться, раз уж он решил исчезнуть.
– Он не исчез. – Паскаль посмотрел ей в глаза. – Или, по крайней мере, исчез, но не совсем удачно. Кто-то знает, где он находится, и отправил ему посылку. Так же, как и нам. – Он пробежал рукой по волосам. Выражение озабоченности делало его лицо серьезным и замкнутым. – Так кто же все-таки этот неведомый манипулятор? – размышлял он. – Я сгораю от желания поскорее узнать, кто дергает за ниточки. А ведь кто-то определенно делает это.
– Ты хочешь знать, кто водит нас за нос? – улыбнулась Джини. – Скорее всего, никто. Все это может оказаться цепью совпадений.
– Вряд ли. Я чувствую, что со мной играют. – Паскаль скосил взгляд. Чуть дальше по улице возле тротуара притормозил черный автомобиль. Его двигатель продолжал работать, двери оставались закрытыми, но никто не выходил из машины.
– И еще я чувствую, что за нами следят.
Джини поежилась, плотнее запахнувшись в плащ. Она посмотрела на черную машину, но сумела разглядеть только то, что внутри находились двое: мужчина и женщина. И еще она увидела, как мужчина обнял женщину.
– Нам не следует превращаться в параноиков, – сказала она, оборачиваясь к Паскалю. – Это профессиональная болезнь. Давай лучше подумаем, как нам быть дальше.
– Мне кажется, я знаю, что мы должны делать, – начал Паскаль. – Съездить поохотиться в Венецию, точно так же, как мы охотимся здесь. У меня такое чувство, что кто-то вставляет нам палки в колеса, заставляет нас попусту тратить время. Мы могли бы отправиться в Венецию прямо сейчас, если бы сегодня была не пятница и на завтра в доме твоей мачехи не была бы назначена встреча с Хоторном. Я не хотел бы ее пропустить.
– Я тоже. Я хочу, чтобы ты посмотрел на Хоторна во плоти.
– Тогда я первым делом проверю, есть ли в этом Палаццо Оссорио телефон. У меня есть один приятель, который работает в Итальянской телефонной компании.
– По крайней мере, нам известно, что Палаццо Оссорио существует, – заметила Джини, – в отличие от миссис Гамильтон и ее дома на этой улице. Этот адрес должен быть настоящим, а значит, посылку туда должны были доставить непременно.
– Совершенно верно. – Паскаль нахмурился. – Я думаю, мы могли бы поехать в Венецию прямо сегодня, но тогда мы были бы очень ограничены во времени. Конечно, можно предположить, что мы сразу же обнаружим по этому адресу Макмаллена, но мне это кажется весьма сомнительным. Это было бы слишком просто. А если его там не окажется, на расспросы у нас уже не будет времени, нам надо будет возвращаться. А возникни хоть одна проблема с рейсом – туман, задержка – и мы не успеем на встречу с Хоторном. Нет, игра не стоит свеч. – Он помолчал. – Лучше поедем послезавтра, в воскресенье утром. Полетим первым же рейсом, переночуем в Венеции и вернемся в понедельник.
Вдруг выражение его лица изменилось.
– Если все получится именно так, то мне придется вернуться через Париж. По этим дням у меня встречи с дочерью. Я не могу пропустить… Иначе не увижусь с Марианной.
Они замолчали. Джини, отвернувшись, рассматривала улицу. Ее подмывало расспросить его, она хотела бы утешить его, дав хотя бы возможность выговориться. Накануне вечером, по пути в ресторан, она уже сделала такую попытку – и проиграла. Все ее вопросы о личной жизни Паскаля разбивались о стену молчания. Через некоторое время, расстроенная, она оставила эту тему.
– Ну хорошо, – наконец сказала она, повернувшись к своему спутнику, – давай так и планировать. Значит, в воскресенье отправляемся в Венецию. А пока, – поколебалась Джини, – я думаю, мы должны разделиться. Я хочу заехать в редакцию, позвонить Эплйарду и проверить еще кое-что…