Страница:
Мэри в нерешительности помялась, но затем, радуясь, что ссоры удалось избежать, все же улыбнулась.
– Ну хорошо, хорошо, ты меня убедил, хотя я и не понимаю, почему ты решил выступить в роли адвоката дьявола. Ладно, я постараюсь и дальше придерживаться широких взглядов.
– Известно ли тебе, как часто мужчины думают о сексе в течение одного дня? – Теперь улыбался и Хоторн, уже направляясь к двери. – Только на прошлой неделе мне попалась на глаза кое-какая статистика. Каждые две минуты, Мэри. Или там говорилось про каждые три?
– Ты врун, – рассмеялась Мэри. – Только что сам все выдумал.
– Ничего подобного, я говорю правду. Я даже провел исследования на самом себе и засек время.
На лице его появилась обезоруживающая мальчишеская улыбка.
– Однако уже поздно. Мне пора домой.
Хоторн уехал, а Мэри поздравила себя. Конечно, в их беседе были напряженные моменты, но такое случается между близкими друзьями, и, к счастью, они вовремя заметили опасность взрыва и нейтрализовали ее. Когда он уходил, они, как всегда, просто и беззлобно подшучивали друг над другом. Их дружбе больше ничего не угрожало.
Но был ли правилен совет, данный ей Джоном? Теперь, через три дня после этого разговора, когда она вот-вот должна была встретиться с Ламартином, Мэри уже не была так уверена в этом. Ее вновь охватила нерешительность. В итоге она решила выждать и посмотреть, какова будет ее реакция при встрече с этим человеком. Лучше довериться собственным глазам. Мэри снова начала взбивать яйца. Как раз, когда она почти достигла нужного результата, в дверь позвонили.
На пороге стоял Джон Хоторн. На нем был неофициальный наряд для уик-эндов, а рядом топтался какой-то новый телохранитель, которого Мэри раньше не видела. Охранник был нагружен коробками с цветами.
– Это для тебя, – сказал Джон. – Для сегодняшней вечеринки. Мэлоун, внесите все это в дом, пожалуйста. Да, на кухню.
Мэри взглянула на цветы и чуть не расплакалась, до того они были красивы. Нарциссы, гиацинты, ирисы, тюльпаны, полевые цветы, тепличные – такие цветы, которых она себе позволить не могла. На секунду ее взгляд затуманился.
– Ты слишком добр ко мне, Джон, – сказала она, беря его за руку. Если он и заметил слезу на ее глазах, то у него хватило ума и такта не подать виду. В ответ он тоже сжал ее руку.
– Увидимся сегодня вечером, а сейчас я должен бежать.
Хоторн заглянул внутрь дома, желая убедиться, что телохранитель в точности выполнил его указание, а затем протянул Мэри большой конверт из манильской бумаги.
– Здесь сведения о Ламартине, которые я тебе обещал. Я поручил это задание двум моим людям, и они хорошо поработали.
– Святые небеса, Джон! – Мэри взвесила тяжелый конверт на руке. – Что здесь такое? Он весит целую тонну.
– Вырезки из газет, сведения о его прошлой работе и нынешних занятиях, ну и кое-какая информация из неофициальных источников.
Он повернулся и стал спускаться по ступенькам. По обеим сторонам лимузина немедленно выросли две мощные фигуры.
– Пахнет восхитительно, – с улыбкой бросил он Мэри через плечо, чувствуя запах вина и корицы. – Великолепно! Кстати, Лиз просила тебя поцеловать.
Чуть позже Мэри, распечатав манильский конверт, присвистнула. Ее в первую очередь удивило не содержание информации, а ее объем. Конечно, ей было известно, что при современной технологии подобные проверки были делом несложным, а для человека, занимающего такой пост, как у Хоторна, вдвойне. Но скорость, с какой все это было сделано, и колоссальный объем полученной при этом информации удивили и потрясли ее.
Перед ней лежали все сведения о детстве Ламартина, его родителях, годах, проведенных в школе, о женитьбе и разводе, данные о его банковских счетах, заработках, долгах, налогах. Она читала отчеты о его выплатах по закладным, о том, где он использует свои кредитные карточки. Мэри изучала информацию о том, что и в каких магазинах он покупал, какие страны посещал, когда и куда он летал, на самолетах каких компаний и какими рейсами, в каких отелях останавливался. Она узнала адрес его парижской студии и даже имя его тамошней консьержки. Она выяснила, какие международные звонки он делал из этой студии: на лежавшем перед ней листе компьютерной распечатки содержался целый список телефонных номеров.
Не веря своим глазам, Мэри смотрела на этот ворох бумаг. Затем, не прочитав и десятой доли, она сунула их обратно в конверт. Она вся дрожала, испытывая стыд и омерзение.
Конверт вместе со всем его содержимым был немедленно сожжен. Мэри казалось, что она выпачкалась в грязи, она чувствовала себя так, будто только что подглядывала или шпионила за кем-то.
Глава 16
– Ну хорошо, хорошо, ты меня убедил, хотя я и не понимаю, почему ты решил выступить в роли адвоката дьявола. Ладно, я постараюсь и дальше придерживаться широких взглядов.
– Известно ли тебе, как часто мужчины думают о сексе в течение одного дня? – Теперь улыбался и Хоторн, уже направляясь к двери. – Только на прошлой неделе мне попалась на глаза кое-какая статистика. Каждые две минуты, Мэри. Или там говорилось про каждые три?
– Ты врун, – рассмеялась Мэри. – Только что сам все выдумал.
– Ничего подобного, я говорю правду. Я даже провел исследования на самом себе и засек время.
На лице его появилась обезоруживающая мальчишеская улыбка.
– Однако уже поздно. Мне пора домой.
Хоторн уехал, а Мэри поздравила себя. Конечно, в их беседе были напряженные моменты, но такое случается между близкими друзьями, и, к счастью, они вовремя заметили опасность взрыва и нейтрализовали ее. Когда он уходил, они, как всегда, просто и беззлобно подшучивали друг над другом. Их дружбе больше ничего не угрожало.
Но был ли правилен совет, данный ей Джоном? Теперь, через три дня после этого разговора, когда она вот-вот должна была встретиться с Ламартином, Мэри уже не была так уверена в этом. Ее вновь охватила нерешительность. В итоге она решила выждать и посмотреть, какова будет ее реакция при встрече с этим человеком. Лучше довериться собственным глазам. Мэри снова начала взбивать яйца. Как раз, когда она почти достигла нужного результата, в дверь позвонили.
На пороге стоял Джон Хоторн. На нем был неофициальный наряд для уик-эндов, а рядом топтался какой-то новый телохранитель, которого Мэри раньше не видела. Охранник был нагружен коробками с цветами.
– Это для тебя, – сказал Джон. – Для сегодняшней вечеринки. Мэлоун, внесите все это в дом, пожалуйста. Да, на кухню.
Мэри взглянула на цветы и чуть не расплакалась, до того они были красивы. Нарциссы, гиацинты, ирисы, тюльпаны, полевые цветы, тепличные – такие цветы, которых она себе позволить не могла. На секунду ее взгляд затуманился.
– Ты слишком добр ко мне, Джон, – сказала она, беря его за руку. Если он и заметил слезу на ее глазах, то у него хватило ума и такта не подать виду. В ответ он тоже сжал ее руку.
– Увидимся сегодня вечером, а сейчас я должен бежать.
Хоторн заглянул внутрь дома, желая убедиться, что телохранитель в точности выполнил его указание, а затем протянул Мэри большой конверт из манильской бумаги.
– Здесь сведения о Ламартине, которые я тебе обещал. Я поручил это задание двум моим людям, и они хорошо поработали.
– Святые небеса, Джон! – Мэри взвесила тяжелый конверт на руке. – Что здесь такое? Он весит целую тонну.
– Вырезки из газет, сведения о его прошлой работе и нынешних занятиях, ну и кое-какая информация из неофициальных источников.
Он повернулся и стал спускаться по ступенькам. По обеим сторонам лимузина немедленно выросли две мощные фигуры.
– Пахнет восхитительно, – с улыбкой бросил он Мэри через плечо, чувствуя запах вина и корицы. – Великолепно! Кстати, Лиз просила тебя поцеловать.
Чуть позже Мэри, распечатав манильский конверт, присвистнула. Ее в первую очередь удивило не содержание информации, а ее объем. Конечно, ей было известно, что при современной технологии подобные проверки были делом несложным, а для человека, занимающего такой пост, как у Хоторна, вдвойне. Но скорость, с какой все это было сделано, и колоссальный объем полученной при этом информации удивили и потрясли ее.
Перед ней лежали все сведения о детстве Ламартина, его родителях, годах, проведенных в школе, о женитьбе и разводе, данные о его банковских счетах, заработках, долгах, налогах. Она читала отчеты о его выплатах по закладным, о том, где он использует свои кредитные карточки. Мэри изучала информацию о том, что и в каких магазинах он покупал, какие страны посещал, когда и куда он летал, на самолетах каких компаний и какими рейсами, в каких отелях останавливался. Она узнала адрес его парижской студии и даже имя его тамошней консьержки. Она выяснила, какие международные звонки он делал из этой студии: на лежавшем перед ней листе компьютерной распечатки содержался целый список телефонных номеров.
Не веря своим глазам, Мэри смотрела на этот ворох бумаг. Затем, не прочитав и десятой доли, она сунула их обратно в конверт. Она вся дрожала, испытывая стыд и омерзение.
Конверт вместе со всем его содержимым был немедленно сожжен. Мэри казалось, что она выпачкалась в грязи, она чувствовала себя так, будто только что подглядывала или шпионила за кем-то.
Глава 16
Ресторанчик, который Эплйард выбрал для встречи, назывался «Стилтскинс». По собственной воле Джини ни за что не пошла бы сюда. Здесь в основном паслись туристы, заезжие бизнесмены и женщины, которых Мэри изящно называла filles de joie.
[46]Это местечко находилось на самом краю Мэйфэр, на Шепард-Маркет. Они прикатили туда на потрепанном «фольксвагене» Джини, припарковали его в нескольких кварталах от ресторана и побрели под дождем. Это место испокон веку было районом красных фонарей, и тут до сих пор трудились проститутки, хотя теперь они делали это скрытно: либо по предварительным договоренностям, либо снимая комнаты над различными забегаловками. Паскаль и Джини прошли мимо нескольких рыскавших в поисках удовольствий мужчин, которые при их приближении отворачивались, скрывая лица.
Шум из «Стилтскинса» разносился на несколько кварталов. Когда они подошли к ресторану, оттуда на темный тротуар вывалилась орава японских бизнесменов в сопровождении своих западных подружек. Внутри ресторан – темный и похожий на пещеру – представлял собой анфиладу душных прокуренных комнат, освещенных тусклым красным светом. Музыкальный автомат, включенный на полную мощность, играл попурри Тома Джонса. В рамочках на стенах были вывешены скабрезные изречения.
Столик был заказан на имя Эплйарда, и при первом упоминании его имени метрдотель стал сама почтительность и торопливо проводил их в заднюю комнату, где стоял накрытый на четверых столик. Эплйарда не было. Они сели. Паскаль заказал вина, а Джини вздохнула.
– Боюсь, нам придется подождать, – сказала она. – Эплйард славится своей непунктуальностью.
– Только этого не хватало, – насмешливо огляделся Паскаль. – Мне все же хотелось бы, чтобы он появился поскорее. Я здесь долго не просижу.
– Вряд ли на это стоит рассчитывать. Он наверняка заставит нас ждать, уж двадцать минут как минимум. Он считает, что, опаздывая, выглядит более солидно.
Паскаль издал мученический стон. Из-за столика позади них раздался пронзительный смех. Там сидела шумная компания, литрами поглощавшая шампанское. Паскаль обернулся, чтобы окинуть взглядом еще одну группу, входившую в зал.
– Его среди них нет? Как он вообще выглядит?
– Нет, тут его нет. Эплйарда очень легко узнать, его ни за что не пропустишь. Последний раз, когда мы виделись, он обедал с Дженкинсом. На нем был белый костюм, розовато-лиловая рубашка и розовый галстук. Он не всегда выглядит так экзотично, но одевается, надо сказать, причудливо. Среднего роста, легкого сложения, со светлыми волосами. Постоянно брызгает себе в рот мятным спреем. Он вообще любит розовые и телесные тона. Считает себя Оскаром Уайлдом.
– Но только полагает? – улыбнулся Паскаль.
– Об этом говорят его сценарии. И еще он, – Джини поколебалась, – не очень хороший человек. Зловредный. И трахает всех подряд.
– Как, например, бедного Стиви из Нью-Йорка?
– Да, действительно. Бедный парень, у него был такой несчастный голос!
Говоря это, Джини отвернулась, и Паскаль увидел, как ее взгляд скользит по другим столикам. Он задумался.
В тот день они работали в его гостиничном номере, поскольку Паскаль уже не доверял телефону в квартире Джини. Он занялся Джеймсом Макмалленом, а Джини – Лорной Монро и ее туалетами. Вечером они вернулись к Джини, чтобы та смогла переодеться. По случаю вечеринки у Мэри она надела новое платье. Обновка была подарена ей на Рождество самой Мэри, и сегодня Джини надела платье в первый раз. Она объяснила Паскалю, что немного нервничает, поскольку надевает такие наряды нечасто. Но сегодня она специально оделась так, зная, что Мэри это будет приятно. Паскаль ничего не ответил. Он подумал, что платье понравилось бы и ему, скажи она, что надевает его специально для Паскаля, однако эта мысль показалась ему ничтожной, и он тут же отогнал ее.
Платье очень шло Джини: узкое, из черного шелка, оно держалось на двух тоненьких бретельках, оставляя шею и плечи открытыми. Черный шелк платья подчеркивал матовую белизну кожи Джини. Паскаль любовался девушкой – такой чистой и хрупкой.
Золотистые волосы Джини убрала назад, и Паскаль увидел, что в ее ухе поблескивала маленькая сережка. Его сережка. Золотая капелька, белизна кожи и черное платье, похожее на тень. Паскаля вдруг пронзило воспоминание о ее светлых волосах, разметавшихся по полу, тогда, в Бейруте, у него в номере. Видение, правда, так же быстро исчезло, как и возникло, и Паскаль отвернулся. Он вспомнил о присланных Джини наручниках, туфле, черном шелковом чулке и пожалел, что Джина не брюнетка.
Однако он отогнал от себя эту мысль и обвел глазами зал. Время шло, а Эплйарда все еще не было. Джини вынула из сумки блокнот и, склонив голову, перелистывала страницы, не замечая, что за ней наблюдает Паскаль. Он внимательно рассматривал ее новую прическу. Светлые волосы Джини были убраны назад и закреплены в пучок непонятным, но гениальным образом. Паскалю хотелось протянуть руку через стол, вытащить заколки и увидеть, как волосы рассыплются по ее плечам. И вдруг он вспомнил, как точно так же наблюдал за ней всего четыре дня назад. По доброй воле он никогда бы не пришел в этот ресторан, но здесь тоже горели свечи и было вино, и им было хорошо вдвоем. По случаю вечеринки у Мэри Паскаль тоже приоделся, на нем был купленный недавно пиджак, белая рубашка и этот чертов галстук. Вот она, та самая сцена, которую так часто рисовал в своем воображении Паскаль, и что же в это время делает Джини? Копается в своем блокноте! Работает! Бывают ли хоть иногда моменты, когда она забывает о работе? Паскаль вздохнул. Джини подняла на него взгляд и улыбнулась.
– Извини. Он вот-вот должен появиться, в любую минуту. Я просто подумала, что пока мы ждем… – Она побарабанила пальцами по записной книжке. – Ты не будешь возражать, если мы пробежимся кое по каким деталям? Кажется, я во всем разобралась, но вдруг я что-то упустила?
Паскаль закурил.
– Прямо сейчас? Хотя почему бы и нет? Конечно. Ответы его были скупы, и Джини растерялась.
– Может, ты предпочел бы поговорить о Макмаллене? – неуверенно спросила она.
– Нет, нет. Эту тему мы обсудим завтра в самолете, по пути в Венецию. Скоро нам предстоит встретиться с Хоторном, вот на нем давай и сосредоточимся. Или хотя бы на Лиз.
Паскаль долил ей в бокал вина.
– Через минуту я скажу и про Лиз. Я обнаружила кое-что очень интересное… – Джини перевернула несколько страниц в блокноте. – Но сначала об этой Лорне Монро.
– Она тебе так и не позвонила?
– Пока нет. Кроме того, она переехала из Милана в Рим. Насколько я понимаю, она пробуется для итальянского издания «Вога». У меня есть ее номер телефона в новой гостинице, я звонила ей и оставила послание. – Джини умолкла. – Чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что Лорна Монро вовлечена во все это очень поверхностно. По-моему, ее просто кто-то нанял. Приехать в Лондон, надеть на себя все эти роскошные вещи, отнести посылки – не совсем обычная, но все же работа, только и всего.
– Похоже, что так. Надеюсь, мы выясним это в личной беседе с ней.
– Не добравшись пока до этой девицы, я решила вернуться к магазину одежды, – продолжала Джини. – Кто-то однажды сказал мне, что главный секрет в журналистике – это умение раскопать все детали, проверить и перепроверить их. Так я и попробовала сделать. Я вернулась к тем людям, у которых накануне была Линдсей, но попыталась подъехать к ним с другой стороны. Хочешь послушать?
– Разумеется, – Паскаль посмотрел через плечо. Чертова Эплйарда до сих пор не было. Он опаздывал уже на полчаса.
– Я говорила со всеми более или менее крупными меховщиками в Лондоне. К счастью, их теперь можно сосчитать по пальцам. Ненавижу меха! Никто из них не захотел обсуждать покупки своих клиентов – ни с Линдсей вчера, ни со мной сегодня. То же самое у Булгари. Они только подтвердили, что жемчужное ожерелье, представленное «Воге», действительно было продано. Паскаль пожал плечами.
– А ты уверена, что на Лорне Монро было именно это ожерелье? Все нитки жемчуга похожи друг на друга, разве не так? Настоящий ли жемчуг, выращенный или искусственный – он выглядит одинаково.
– Для мужчины – может быть, – улыбнулась Джини. – Тот жемчуг из Булгари был самым настоящим, прекрасно подобран, и на нем была очень характерная застежка: золотая, с неограненным рубином. Сюзанна из СМД стоит насмерть, что именно это ожерелье было на Лорне Монро. – Джини перевернула страницу. – Тогда я отстала от Булгари и решила попробовать удачи у Картье. Ты помнишь, Сюзанна сказала, что женщина носила массивные золотые часы с ремешком из зеленой крокодиловой кожи? Бесполезно! Я пробовала что-нибудь разузнать, но за неделю до Рождества в одном только магазине на Бонд-стрит таких было продано пятнадцать штук. А ведь часы от Картье продаются в сотнях ювелирных магазинов по всей стране. Значит, и тут ничего.
Джини снова заглянула в блокнот, и на ее лице появилось некогда хорошо знакомое Паскалю выражение. Джини выглядела очень решительно. Тронутый этим, Паскаль улыбнулся!
– Могу предположить: поначалу ты вытащила пустышку, но затем последовал настоящий прорыв? – спросил он.
– Ну, не совсем прорыв, однако я выяснила несколько очень интересных вещей. Во-первых, относительно того костюма от Шанель. Меня не удивило, что у Лиз была привычка сначала брать вещи из магазинов «на одобрение» – множество знаменитых и богатых женщин любят сначала опробовать тот или иной наряд на публике и уж потом решать, покупать его или нет. Однако тут была взята французская одежда, но ведь Лиз – жена американского посла. Я проверила по журнальным подшивкам и убедилась в своей правоте. Лиз очень осторожна: появляясь на публике, она блюдет нации, и поэтому пользуется моделями, разработанными американскими кутюрье – Оскаром де ля Рента, Калвином Кляйном, Донной Каран…
Паскаль явно скучал. Он снова закурил и вежливо осведомился:
– Одежда? Неужели это так важно?
– Да, важно, Паскаль. Постарайся понять, – терпеливо начала объяснять Джини. – Для Лиз это имеет очень большое значение. Одежда – неотъемлемая часть ее образа, даже ее личности…
– Тем глупее с ее стороны.
– Послушай меня, Паскаль. Почему Лиз Хоторн настолько знаменита? По трем причинам. Первая – ее красота. Вторая – ее шик. Третья – она претендует на роль святой.
Паскаль бросил на Джини острый взгляд.
– Ты кое-что упустила. Четвертая причина: она жена Джона Хоторна. Если бы не муж, о ее существовании не знал бы никто.
Джини поколебалась, а затем пожала плечами.
– Да, ты прав, в этом случае она была бы гораздо менее известна. Интересно, захотела бы она этого? Я бы на ее месте захотела.
– Захотела бы? – пристально посмотрел на нее Паскаль.
– Конечно, – ответила Джини. – Какой женщине понравится, что она целиком зависит от мужа? Какая женщина захочет, чтобы ее рассматривали в качестве придатка к мужу? Как, к примеру, его машину…
– Этого хотелось бы множеству женщин, – резко парировал он. – Я не одобряю и не осуждаю такой подход, но он существует и весьма широко распространен.
– Я знаю, знаю, – отвела глаза Джини. Она почувствовала, что атмосфера накалилась. За соседним столиком раздался взрыв оглушительного смеха. Паскаль взглянул на часы и выругался.
– Чертов Эплйард! Это ни в какие ворота не лезет. Мы здесь уже целый час торчим. Как ты думаешь, может, закажем что-нибудь?
Джини согласилась, и они обсудили довольно скудное меню ресторана.
– Мясо? – улыбнувшись, спросил Паскаль. – Я надеюсь, что мясо и салаты трудно приготовить плохо. Даже в таком месте, как здесь.
– Хорошо.
Паскаль подозвал официанта и продиктовал ему заказ. Когда он повернулся к Джини, вид у него был смущенный и немного грустный.
– Извини, – сказал он, быстро прикоснувшись к ее рукам, – я не слишком приветлив. Ты тут ни при чем. Я просто думал о сегодняшней встрече с Хоторнами и, кроме того, этот ресторан действует мне на нервы. – Он помолчал и продолжил: – Не обращай внимания. Я, видимо, устал, не выспался.
– А ведь я предупреждала тебя относительно моего дивана, – начала Джини, но затем умолкла и внимательно посмотрела ему в глаза. – Но ведь тут не только диван виноват, правда, Паскаль? Я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Поговори со мной, Паскаль!
Он отвернулся, его лицо приняло замкнутое выражение.
– Да, в общем… – неопределенно махнул он рукой. – Впрочем, это не твоя забота. Конечно, у меня сейчас есть кое-какие проблемы. Так сказать, последствия развода. Вчера я должен был поговорить со своими местными адвокатами. Как бы то ни было, я часто плохо сплю. – Он пожал плечами. – Мне снится война.
Некоторое время они молчали. Джини думала, пропускает ли Паскаль хоть одну живую душу сквозь эти редуты самообороны. Она подалась вперед.
– А для чего тебе адвокаты в Англии? – мягко спросила она.
– Моя жена продала дом в Париже. Она хочет вернуться в Англию и жить здесь. С Марианной. Мне бы не хотелось, чтобы она так поступила… – Он не закончил. Впрочем, теперь Джини уже могла сделать это и сама. Она видела, как в глазах Паскаля плещется боль, и не стала больше приставать к нему.
– Понятно, – лишь произнесла она, когда подошел официант с подносом.
Еда была приготовлена отвратительно, и Паскаль смотрел в свою тарелку с чисто французским выражением брезгливости на лице.
– Может, отослать все это обратно? – спросил он.
– Да ладно, оставь. Не стоит связываться.
– Ты права. Черт с ним! Съедим как-нибудь да пойдем. – Он снова посмотрел на часы. Прошло уже больше часа. – Ты все еще думаешь, что он появится?
– Не исключено, – примирительно произнесла Джини. – Когда имеешь дело с Эплйардом, никогда не знаешь, чего ожидать.
Некоторое время они молча ели, а затем, словно по молчаливому сговору, отодвинули от себя тарелки. Паскаль заказал кофе и закурил. Пока они молчали, его настроение, казалось, пришло в норму.
– Ну ладно, теперь я слушаю тебя. Весь внимание. Ты рассказывала мне о Лиз и ее шмотках. Не хочешь продолжить?
– Хорошо, – ответила Джини, вновь открывая свой блокнот. – Загадка с этими вещами не давала мне покоя. Почему именно Шанель? Тогда я позвонила своей старой знакомой, которая пишет о модах для «Вашингтон пост». Она сказала мне интересную вещь. Очень интересную. Жаль, что я не догадалась поговорить с ней раньше. – Джини подвинулась ближе к столу. – Сначала о мелочах. Одежда. В свое время Лиз Хоторн всегда носила французские вещи…
– Свадебное платье?
– Вот именно. Потом, через два года после замужества, ее пристрастия изменились. Согласно вашингтонским сплетням, причиной тому стал Джон Хоторн, устроивший ей как-то раз хорошую взбучку. Он сказал ей, что, возможно, французская одежда и хороша для Иваны Трамп, [47]но только не для жены сенатора и будущего кандидата в президенты от демократической партии. Именно с того дня Лиз Хоторн на официальных приемах появлялась только в американских вещах, а в частной жизни и дома отдавала предпочтение той моде, которая ей нравилась, – французской, итальянской, какой угодно другой. Если она заказывала одежду у портного, об этом сразу же становилось известно, поэтому Лиз стала покупать готовые вещи. В течение последних трех-четырех лет Карл Лачерфельд был ее кутюрье, у Лиз было несколько лучших вещей из коллекции Шанель. – Джини помолчала. – Это всего лишь одно из незначительных жульничеств в ряду других, с помощью которых Лиз Хоторн пытается выглядеть не той, кем она является на самом деле. Относительно Хоторнов ходило очень много сплетен, Паскаль. На приемах в Вашингтоне им до сих пор перемывают косточки, хотя по большей части все это скорее сплетни.
– Ты имеешь в виду, что сплетничают и по поводу самого Хоторна? – быстро переспросил Паскаль. – Но уж по поводу его воскресных «вечеринок» точно ничего не говорят? Черт, черт…
– Да нет, успокойся. На этот счет – ничего. По словам моей подруги, а она, надо признать, не самый надежный источник на свете, поговаривали о том, что Лиз больна. Судя по всему, это началось некоторое время назад, после того, как ее младший сын, Адам, переболел менингитом. Примерно в это же время у Лиз, по слухам, случился выкидыш… – Джини умолкла и вопросительно посмотрела на собеседника. – Что-то не так, Паскаль?
– Нет, нет, – провел он рукой по лицу. – Ничего. Здесь просто очень шумно. Продолжай.
– Ну так вот, после выкидыша Лиз оказалась на грани нервного срыва. Это было примерно четыре года назад.
– Четыре года? – теперь Паскаль уже не сводил глаз с Джини. – Именно тогда, когда, по словам Дженкинса, начались воскресные оргии Хоторна.
– Совершенно верно. – Джини ткнула пальцем в блокнот. – Сам понимаешь, после этого я качала слушать свою приятельницу с удвоенным вниманием. Я осторожно подталкивала ее, впрочем, в этом не было большой нужды, потому что она страшная сплетница. Она говорит, что одно время об этом судачили, но потом угомонились. Видимо, после выкидыша Лиз отказалась спать с Хоторном. Отказалась начисто, раз и навсегда. У них даже спальни разные. Ты знаешь, как просачиваются наружу подобные вещи: одна служанка сказала другой, и пошло-поехало.
– Да уж, знаю, – усмехнулся Паскаль.
– Но любопытно, что Хоторн это проглотил. По крайней мере, так болтают. Естественно, когда об этом пронюхали, появилось множество претенденток на роль его утешительницы. Тут нет ничего удивительного, ведь он могущественный, пользуется влиянием и, помимо прочего, обладает исключительно мужественной внешностью.
– Ты уже говорила это, причем неоднократно.
– Но ведь так и есть, Паскаль. С этим не поспоришь. Это является одной из причин… Ну да ладно. По словам моей подружки, всех женщин ожидало жестокое разочарование. Они вились вокруг него и делали ему разные соблазнительные предложения, а он посылал их подальше.
У Паскаля вырвался нетерпеливый жест.
– Ты хочешь сказать, что он решил завязать с сексом? На четыре года? Да будет тебе, Джини!
– Ну хорошо, пусть это только слухи, но я думаю, что такое вполне возможно. Ведь известно, что многие мужчины воздерживаются в течение всей жизни. Есть же, к примеру, монахи, священники…
Паскаль улыбнулся. Он увидел, что из прически Джини выбилась прядь, протянул руку через стол и убрал волосы со лба девушки.
– Эх, Джини, Джини, – ласково сказал он. – Ну подумай хоть чуть-чуть. Священники принимают обет безбрачия, это же совершенно другое дело, сама должна понимать. А для большинства мужчин четыре года – это очень большой срок. Даже четыре месяца – и то слишком много.
Джини покраснела и, отведя взгляд в сторону, тихо произнесла:
– Мне тоже так кажется. Я знаю это. Это просто…
– Джини, – взял ее за руку Паскаль, – я ведь над тобой не смеюсь, просто мы смотрим на это с разных точек зрения. Это неизбежно, поскольку ты – женщина, а я – мужчина. – Он помолчал в нерешительности. – История, конечно, любопытная, но совершенно абсурдная. Я не верю ей ни на цент. Если бы Лиз Хоторн действительно так поступила, Джон Хоторн раньше или позже пошел бы к другой женщине. И вовсе не за любовью. За сексом. У мужчин одно вовсе необязательно должно быть связано с другим. Поверь мне.
Джини вытащила свою руку из его ладони.
– Я знаю, – быстро проговорила она. – И ты ошибаешься, женщины могут делать в точности то же самое. У них секс и любовь тоже могут не зависеть друг от друга.
– Тоже? – переспросил Паскаль, пристально глядя на Джини. – Не уверен, что я с тобой согласен, но не вижу смысла препираться. А история, которую тебе рассказали… – Он нахмурился. – Это, конечно, сплетня, но для нас она очень много значит. Может быть, воскресные оргии как раз и стали выходом, который нашел Хоторн из этой ситуации. Вполне возможно.
Он обернулся, чтобы окинуть взглядом зал ресторана, а затем еще раз посмотрел на циферблат часов.
– Почти десять, – сказал он. – Пошли, Джини, черт с ним, с этим Эплйардом!
Шум из «Стилтскинса» разносился на несколько кварталов. Когда они подошли к ресторану, оттуда на темный тротуар вывалилась орава японских бизнесменов в сопровождении своих западных подружек. Внутри ресторан – темный и похожий на пещеру – представлял собой анфиладу душных прокуренных комнат, освещенных тусклым красным светом. Музыкальный автомат, включенный на полную мощность, играл попурри Тома Джонса. В рамочках на стенах были вывешены скабрезные изречения.
Столик был заказан на имя Эплйарда, и при первом упоминании его имени метрдотель стал сама почтительность и торопливо проводил их в заднюю комнату, где стоял накрытый на четверых столик. Эплйарда не было. Они сели. Паскаль заказал вина, а Джини вздохнула.
– Боюсь, нам придется подождать, – сказала она. – Эплйард славится своей непунктуальностью.
– Только этого не хватало, – насмешливо огляделся Паскаль. – Мне все же хотелось бы, чтобы он появился поскорее. Я здесь долго не просижу.
– Вряд ли на это стоит рассчитывать. Он наверняка заставит нас ждать, уж двадцать минут как минимум. Он считает, что, опаздывая, выглядит более солидно.
Паскаль издал мученический стон. Из-за столика позади них раздался пронзительный смех. Там сидела шумная компания, литрами поглощавшая шампанское. Паскаль обернулся, чтобы окинуть взглядом еще одну группу, входившую в зал.
– Его среди них нет? Как он вообще выглядит?
– Нет, тут его нет. Эплйарда очень легко узнать, его ни за что не пропустишь. Последний раз, когда мы виделись, он обедал с Дженкинсом. На нем был белый костюм, розовато-лиловая рубашка и розовый галстук. Он не всегда выглядит так экзотично, но одевается, надо сказать, причудливо. Среднего роста, легкого сложения, со светлыми волосами. Постоянно брызгает себе в рот мятным спреем. Он вообще любит розовые и телесные тона. Считает себя Оскаром Уайлдом.
– Но только полагает? – улыбнулся Паскаль.
– Об этом говорят его сценарии. И еще он, – Джини поколебалась, – не очень хороший человек. Зловредный. И трахает всех подряд.
– Как, например, бедного Стиви из Нью-Йорка?
– Да, действительно. Бедный парень, у него был такой несчастный голос!
Говоря это, Джини отвернулась, и Паскаль увидел, как ее взгляд скользит по другим столикам. Он задумался.
В тот день они работали в его гостиничном номере, поскольку Паскаль уже не доверял телефону в квартире Джини. Он занялся Джеймсом Макмалленом, а Джини – Лорной Монро и ее туалетами. Вечером они вернулись к Джини, чтобы та смогла переодеться. По случаю вечеринки у Мэри она надела новое платье. Обновка была подарена ей на Рождество самой Мэри, и сегодня Джини надела платье в первый раз. Она объяснила Паскалю, что немного нервничает, поскольку надевает такие наряды нечасто. Но сегодня она специально оделась так, зная, что Мэри это будет приятно. Паскаль ничего не ответил. Он подумал, что платье понравилось бы и ему, скажи она, что надевает его специально для Паскаля, однако эта мысль показалась ему ничтожной, и он тут же отогнал ее.
Платье очень шло Джини: узкое, из черного шелка, оно держалось на двух тоненьких бретельках, оставляя шею и плечи открытыми. Черный шелк платья подчеркивал матовую белизну кожи Джини. Паскаль любовался девушкой – такой чистой и хрупкой.
Золотистые волосы Джини убрала назад, и Паскаль увидел, что в ее ухе поблескивала маленькая сережка. Его сережка. Золотая капелька, белизна кожи и черное платье, похожее на тень. Паскаля вдруг пронзило воспоминание о ее светлых волосах, разметавшихся по полу, тогда, в Бейруте, у него в номере. Видение, правда, так же быстро исчезло, как и возникло, и Паскаль отвернулся. Он вспомнил о присланных Джини наручниках, туфле, черном шелковом чулке и пожалел, что Джина не брюнетка.
Однако он отогнал от себя эту мысль и обвел глазами зал. Время шло, а Эплйарда все еще не было. Джини вынула из сумки блокнот и, склонив голову, перелистывала страницы, не замечая, что за ней наблюдает Паскаль. Он внимательно рассматривал ее новую прическу. Светлые волосы Джини были убраны назад и закреплены в пучок непонятным, но гениальным образом. Паскалю хотелось протянуть руку через стол, вытащить заколки и увидеть, как волосы рассыплются по ее плечам. И вдруг он вспомнил, как точно так же наблюдал за ней всего четыре дня назад. По доброй воле он никогда бы не пришел в этот ресторан, но здесь тоже горели свечи и было вино, и им было хорошо вдвоем. По случаю вечеринки у Мэри Паскаль тоже приоделся, на нем был купленный недавно пиджак, белая рубашка и этот чертов галстук. Вот она, та самая сцена, которую так часто рисовал в своем воображении Паскаль, и что же в это время делает Джини? Копается в своем блокноте! Работает! Бывают ли хоть иногда моменты, когда она забывает о работе? Паскаль вздохнул. Джини подняла на него взгляд и улыбнулась.
– Извини. Он вот-вот должен появиться, в любую минуту. Я просто подумала, что пока мы ждем… – Она побарабанила пальцами по записной книжке. – Ты не будешь возражать, если мы пробежимся кое по каким деталям? Кажется, я во всем разобралась, но вдруг я что-то упустила?
Паскаль закурил.
– Прямо сейчас? Хотя почему бы и нет? Конечно. Ответы его были скупы, и Джини растерялась.
– Может, ты предпочел бы поговорить о Макмаллене? – неуверенно спросила она.
– Нет, нет. Эту тему мы обсудим завтра в самолете, по пути в Венецию. Скоро нам предстоит встретиться с Хоторном, вот на нем давай и сосредоточимся. Или хотя бы на Лиз.
Паскаль долил ей в бокал вина.
– Через минуту я скажу и про Лиз. Я обнаружила кое-что очень интересное… – Джини перевернула несколько страниц в блокноте. – Но сначала об этой Лорне Монро.
– Она тебе так и не позвонила?
– Пока нет. Кроме того, она переехала из Милана в Рим. Насколько я понимаю, она пробуется для итальянского издания «Вога». У меня есть ее номер телефона в новой гостинице, я звонила ей и оставила послание. – Джини умолкла. – Чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что Лорна Монро вовлечена во все это очень поверхностно. По-моему, ее просто кто-то нанял. Приехать в Лондон, надеть на себя все эти роскошные вещи, отнести посылки – не совсем обычная, но все же работа, только и всего.
– Похоже, что так. Надеюсь, мы выясним это в личной беседе с ней.
– Не добравшись пока до этой девицы, я решила вернуться к магазину одежды, – продолжала Джини. – Кто-то однажды сказал мне, что главный секрет в журналистике – это умение раскопать все детали, проверить и перепроверить их. Так я и попробовала сделать. Я вернулась к тем людям, у которых накануне была Линдсей, но попыталась подъехать к ним с другой стороны. Хочешь послушать?
– Разумеется, – Паскаль посмотрел через плечо. Чертова Эплйарда до сих пор не было. Он опаздывал уже на полчаса.
– Я говорила со всеми более или менее крупными меховщиками в Лондоне. К счастью, их теперь можно сосчитать по пальцам. Ненавижу меха! Никто из них не захотел обсуждать покупки своих клиентов – ни с Линдсей вчера, ни со мной сегодня. То же самое у Булгари. Они только подтвердили, что жемчужное ожерелье, представленное «Воге», действительно было продано. Паскаль пожал плечами.
– А ты уверена, что на Лорне Монро было именно это ожерелье? Все нитки жемчуга похожи друг на друга, разве не так? Настоящий ли жемчуг, выращенный или искусственный – он выглядит одинаково.
– Для мужчины – может быть, – улыбнулась Джини. – Тот жемчуг из Булгари был самым настоящим, прекрасно подобран, и на нем была очень характерная застежка: золотая, с неограненным рубином. Сюзанна из СМД стоит насмерть, что именно это ожерелье было на Лорне Монро. – Джини перевернула страницу. – Тогда я отстала от Булгари и решила попробовать удачи у Картье. Ты помнишь, Сюзанна сказала, что женщина носила массивные золотые часы с ремешком из зеленой крокодиловой кожи? Бесполезно! Я пробовала что-нибудь разузнать, но за неделю до Рождества в одном только магазине на Бонд-стрит таких было продано пятнадцать штук. А ведь часы от Картье продаются в сотнях ювелирных магазинов по всей стране. Значит, и тут ничего.
Джини снова заглянула в блокнот, и на ее лице появилось некогда хорошо знакомое Паскалю выражение. Джини выглядела очень решительно. Тронутый этим, Паскаль улыбнулся!
– Могу предположить: поначалу ты вытащила пустышку, но затем последовал настоящий прорыв? – спросил он.
– Ну, не совсем прорыв, однако я выяснила несколько очень интересных вещей. Во-первых, относительно того костюма от Шанель. Меня не удивило, что у Лиз была привычка сначала брать вещи из магазинов «на одобрение» – множество знаменитых и богатых женщин любят сначала опробовать тот или иной наряд на публике и уж потом решать, покупать его или нет. Однако тут была взята французская одежда, но ведь Лиз – жена американского посла. Я проверила по журнальным подшивкам и убедилась в своей правоте. Лиз очень осторожна: появляясь на публике, она блюдет нации, и поэтому пользуется моделями, разработанными американскими кутюрье – Оскаром де ля Рента, Калвином Кляйном, Донной Каран…
Паскаль явно скучал. Он снова закурил и вежливо осведомился:
– Одежда? Неужели это так важно?
– Да, важно, Паскаль. Постарайся понять, – терпеливо начала объяснять Джини. – Для Лиз это имеет очень большое значение. Одежда – неотъемлемая часть ее образа, даже ее личности…
– Тем глупее с ее стороны.
– Послушай меня, Паскаль. Почему Лиз Хоторн настолько знаменита? По трем причинам. Первая – ее красота. Вторая – ее шик. Третья – она претендует на роль святой.
Паскаль бросил на Джини острый взгляд.
– Ты кое-что упустила. Четвертая причина: она жена Джона Хоторна. Если бы не муж, о ее существовании не знал бы никто.
Джини поколебалась, а затем пожала плечами.
– Да, ты прав, в этом случае она была бы гораздо менее известна. Интересно, захотела бы она этого? Я бы на ее месте захотела.
– Захотела бы? – пристально посмотрел на нее Паскаль.
– Конечно, – ответила Джини. – Какой женщине понравится, что она целиком зависит от мужа? Какая женщина захочет, чтобы ее рассматривали в качестве придатка к мужу? Как, к примеру, его машину…
– Этого хотелось бы множеству женщин, – резко парировал он. – Я не одобряю и не осуждаю такой подход, но он существует и весьма широко распространен.
– Я знаю, знаю, – отвела глаза Джини. Она почувствовала, что атмосфера накалилась. За соседним столиком раздался взрыв оглушительного смеха. Паскаль взглянул на часы и выругался.
– Чертов Эплйард! Это ни в какие ворота не лезет. Мы здесь уже целый час торчим. Как ты думаешь, может, закажем что-нибудь?
Джини согласилась, и они обсудили довольно скудное меню ресторана.
– Мясо? – улыбнувшись, спросил Паскаль. – Я надеюсь, что мясо и салаты трудно приготовить плохо. Даже в таком месте, как здесь.
– Хорошо.
Паскаль подозвал официанта и продиктовал ему заказ. Когда он повернулся к Джини, вид у него был смущенный и немного грустный.
– Извини, – сказал он, быстро прикоснувшись к ее рукам, – я не слишком приветлив. Ты тут ни при чем. Я просто думал о сегодняшней встрече с Хоторнами и, кроме того, этот ресторан действует мне на нервы. – Он помолчал и продолжил: – Не обращай внимания. Я, видимо, устал, не выспался.
– А ведь я предупреждала тебя относительно моего дивана, – начала Джини, но затем умолкла и внимательно посмотрела ему в глаза. – Но ведь тут не только диван виноват, правда, Паскаль? Я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Поговори со мной, Паскаль!
Он отвернулся, его лицо приняло замкнутое выражение.
– Да, в общем… – неопределенно махнул он рукой. – Впрочем, это не твоя забота. Конечно, у меня сейчас есть кое-какие проблемы. Так сказать, последствия развода. Вчера я должен был поговорить со своими местными адвокатами. Как бы то ни было, я часто плохо сплю. – Он пожал плечами. – Мне снится война.
Некоторое время они молчали. Джини думала, пропускает ли Паскаль хоть одну живую душу сквозь эти редуты самообороны. Она подалась вперед.
– А для чего тебе адвокаты в Англии? – мягко спросила она.
– Моя жена продала дом в Париже. Она хочет вернуться в Англию и жить здесь. С Марианной. Мне бы не хотелось, чтобы она так поступила… – Он не закончил. Впрочем, теперь Джини уже могла сделать это и сама. Она видела, как в глазах Паскаля плещется боль, и не стала больше приставать к нему.
– Понятно, – лишь произнесла она, когда подошел официант с подносом.
Еда была приготовлена отвратительно, и Паскаль смотрел в свою тарелку с чисто французским выражением брезгливости на лице.
– Может, отослать все это обратно? – спросил он.
– Да ладно, оставь. Не стоит связываться.
– Ты права. Черт с ним! Съедим как-нибудь да пойдем. – Он снова посмотрел на часы. Прошло уже больше часа. – Ты все еще думаешь, что он появится?
– Не исключено, – примирительно произнесла Джини. – Когда имеешь дело с Эплйардом, никогда не знаешь, чего ожидать.
Некоторое время они молча ели, а затем, словно по молчаливому сговору, отодвинули от себя тарелки. Паскаль заказал кофе и закурил. Пока они молчали, его настроение, казалось, пришло в норму.
– Ну ладно, теперь я слушаю тебя. Весь внимание. Ты рассказывала мне о Лиз и ее шмотках. Не хочешь продолжить?
– Хорошо, – ответила Джини, вновь открывая свой блокнот. – Загадка с этими вещами не давала мне покоя. Почему именно Шанель? Тогда я позвонила своей старой знакомой, которая пишет о модах для «Вашингтон пост». Она сказала мне интересную вещь. Очень интересную. Жаль, что я не догадалась поговорить с ней раньше. – Джини подвинулась ближе к столу. – Сначала о мелочах. Одежда. В свое время Лиз Хоторн всегда носила французские вещи…
– Свадебное платье?
– Вот именно. Потом, через два года после замужества, ее пристрастия изменились. Согласно вашингтонским сплетням, причиной тому стал Джон Хоторн, устроивший ей как-то раз хорошую взбучку. Он сказал ей, что, возможно, французская одежда и хороша для Иваны Трамп, [47]но только не для жены сенатора и будущего кандидата в президенты от демократической партии. Именно с того дня Лиз Хоторн на официальных приемах появлялась только в американских вещах, а в частной жизни и дома отдавала предпочтение той моде, которая ей нравилась, – французской, итальянской, какой угодно другой. Если она заказывала одежду у портного, об этом сразу же становилось известно, поэтому Лиз стала покупать готовые вещи. В течение последних трех-четырех лет Карл Лачерфельд был ее кутюрье, у Лиз было несколько лучших вещей из коллекции Шанель. – Джини помолчала. – Это всего лишь одно из незначительных жульничеств в ряду других, с помощью которых Лиз Хоторн пытается выглядеть не той, кем она является на самом деле. Относительно Хоторнов ходило очень много сплетен, Паскаль. На приемах в Вашингтоне им до сих пор перемывают косточки, хотя по большей части все это скорее сплетни.
– Ты имеешь в виду, что сплетничают и по поводу самого Хоторна? – быстро переспросил Паскаль. – Но уж по поводу его воскресных «вечеринок» точно ничего не говорят? Черт, черт…
– Да нет, успокойся. На этот счет – ничего. По словам моей подруги, а она, надо признать, не самый надежный источник на свете, поговаривали о том, что Лиз больна. Судя по всему, это началось некоторое время назад, после того, как ее младший сын, Адам, переболел менингитом. Примерно в это же время у Лиз, по слухам, случился выкидыш… – Джини умолкла и вопросительно посмотрела на собеседника. – Что-то не так, Паскаль?
– Нет, нет, – провел он рукой по лицу. – Ничего. Здесь просто очень шумно. Продолжай.
– Ну так вот, после выкидыша Лиз оказалась на грани нервного срыва. Это было примерно четыре года назад.
– Четыре года? – теперь Паскаль уже не сводил глаз с Джини. – Именно тогда, когда, по словам Дженкинса, начались воскресные оргии Хоторна.
– Совершенно верно. – Джини ткнула пальцем в блокнот. – Сам понимаешь, после этого я качала слушать свою приятельницу с удвоенным вниманием. Я осторожно подталкивала ее, впрочем, в этом не было большой нужды, потому что она страшная сплетница. Она говорит, что одно время об этом судачили, но потом угомонились. Видимо, после выкидыша Лиз отказалась спать с Хоторном. Отказалась начисто, раз и навсегда. У них даже спальни разные. Ты знаешь, как просачиваются наружу подобные вещи: одна служанка сказала другой, и пошло-поехало.
– Да уж, знаю, – усмехнулся Паскаль.
– Но любопытно, что Хоторн это проглотил. По крайней мере, так болтают. Естественно, когда об этом пронюхали, появилось множество претенденток на роль его утешительницы. Тут нет ничего удивительного, ведь он могущественный, пользуется влиянием и, помимо прочего, обладает исключительно мужественной внешностью.
– Ты уже говорила это, причем неоднократно.
– Но ведь так и есть, Паскаль. С этим не поспоришь. Это является одной из причин… Ну да ладно. По словам моей подружки, всех женщин ожидало жестокое разочарование. Они вились вокруг него и делали ему разные соблазнительные предложения, а он посылал их подальше.
У Паскаля вырвался нетерпеливый жест.
– Ты хочешь сказать, что он решил завязать с сексом? На четыре года? Да будет тебе, Джини!
– Ну хорошо, пусть это только слухи, но я думаю, что такое вполне возможно. Ведь известно, что многие мужчины воздерживаются в течение всей жизни. Есть же, к примеру, монахи, священники…
Паскаль улыбнулся. Он увидел, что из прически Джини выбилась прядь, протянул руку через стол и убрал волосы со лба девушки.
– Эх, Джини, Джини, – ласково сказал он. – Ну подумай хоть чуть-чуть. Священники принимают обет безбрачия, это же совершенно другое дело, сама должна понимать. А для большинства мужчин четыре года – это очень большой срок. Даже четыре месяца – и то слишком много.
Джини покраснела и, отведя взгляд в сторону, тихо произнесла:
– Мне тоже так кажется. Я знаю это. Это просто…
– Джини, – взял ее за руку Паскаль, – я ведь над тобой не смеюсь, просто мы смотрим на это с разных точек зрения. Это неизбежно, поскольку ты – женщина, а я – мужчина. – Он помолчал в нерешительности. – История, конечно, любопытная, но совершенно абсурдная. Я не верю ей ни на цент. Если бы Лиз Хоторн действительно так поступила, Джон Хоторн раньше или позже пошел бы к другой женщине. И вовсе не за любовью. За сексом. У мужчин одно вовсе необязательно должно быть связано с другим. Поверь мне.
Джини вытащила свою руку из его ладони.
– Я знаю, – быстро проговорила она. – И ты ошибаешься, женщины могут делать в точности то же самое. У них секс и любовь тоже могут не зависеть друг от друга.
– Тоже? – переспросил Паскаль, пристально глядя на Джини. – Не уверен, что я с тобой согласен, но не вижу смысла препираться. А история, которую тебе рассказали… – Он нахмурился. – Это, конечно, сплетня, но для нас она очень много значит. Может быть, воскресные оргии как раз и стали выходом, который нашел Хоторн из этой ситуации. Вполне возможно.
Он обернулся, чтобы окинуть взглядом зал ресторана, а затем еще раз посмотрел на циферблат часов.
– Почти десять, – сказал он. – Пошли, Джини, черт с ним, с этим Эплйардом!