Страница:
Но Джэйс не вернулся, он продолжал блистать и в Калифорнийском технологическом. Умнее его в институте никого не было, по крайней мере он сам так считал. Жил он в студенческом городке, известном своими гениями и свободой нравов, где стал подлинной знаменитостью. Даже его дурацкие выходки и хамоватое поведение являлись предметом восхищения. У него было много приятелей, но ни одного настоящего друга. Подруги у него тоже не было, Джэйс хорошо усвоил уроки детства и никогда не забывал, что любовь – это боль, а секс – подчинение.
Его поведение приводило преподавателей в отчаяние. Через три года декан вызвал к себе Джэйса и сказал ему, что либо он начинает учиться, то есть придерживаться расписания, либо покидает учебное заведение.
– Как это ни прискорбно, мистер Лоури, но пока я не вижу у вас никакого прогресса. Похоже, вы совсем не стремитесь к степени, а в таком случае нам придется распрощаться, – закончил декан.
Степень Джэйса в самом деле не интересовала, но еще меньше ему хотелось расставаться с вольготной жизнью в институте. Она ему нравилась. Джэйс выбрал себе расписание, набор предметов и с обычной легкостью принялся сдавать экзамены. В то время он уже жил не в городке, а снимал квартиру. Джэйс постоянно менял апартаменты, поскольку не было еще таких хозяев, которые долго бы выносили его и ту грязь, которую он сразу же разводил. Одну хозяйку, терпевшую его присутствие дольше всех, он разозлил до такой степени, что она, найдя в комнате Джэйса какую-то железку с проводами, сочла его террористом и вызвала сотрудников ФБР. Те устроили в комнате повальный обыск, ничего подозрительного не нашли и успокоили хозяйку, сказав, что ее постоялец не бандит, а простой придурок. В тот же день Джэйс вылетел и из этой квартиры.
Калифорнийский технологический институт пестует своих гениев только до определенной поры. Через шесть лет обучения Джэйса вызвали в администрацию, где предупредили, что настало время или получать степень и начинать самостоятельную жизнь, или вылетать из института. Сообщение повергло Джэйса в шок, он сразу сделался паинькой и принялся готовиться к выпускным экзаменам. Он бы, несомненно, сдал их и получил степень, не появись у них в институте Ральф Мартинес.
Тогда Мартинес был капитаном, только что возвратившимся с войны в Персидском заливе и назначенным на должность начальника службы по связям с общественностью. В отличие от руководства, полагавшего, что оказало Мартинесу высокую честь, сам капитан ВВС так не считал и свою новую службу ненавидел. По роду работы ему приходилось таскаться по учебным заведениям, что он, скрипя зубами, и делал. Так судьба занесла его в Калифорнийский технологический институт. Там, в одном из конференц-залов, он прочитал студентам зажигательную речь, которая, по его отчетам, должна была проходить как «неформальная встреча со студенческой молодежью».
Слушало его человек двадцать, но надо же было случиться такому, что одним из них был Джэйс! После речи, сопровождавшейся слайдами и рассказами Мартинеса о новейших сверхзвуковых самолетах, состоялся обмен мнениями. Большинство студентов заинтересовалось сообщениями Мартинеса, но только не Джэйс. Его присутствие в зале расценивалось как вызов милитаристу Мартинесу, предполагалось, что Джэйс схватится с ним – и стычка не заставила себя долго ждать. Когда капитан Мартинес попросил студентов задавать ему вопросы, сразу же прозвучал голос Джэйса.
– Скажите, вам доставляло удовольствие убивать иракцев? – спросил он, вставая, и на его костлявом лице заиграла большезубая улыбка.
Стальные глаза Мартинеса холодно блеснули, казалось, что он вот-вот взорвется, но он сделал вид, что не заметил выпада. Мартинес молча рассматривал ухмыляющегося Джэйса. Со стороны картина была очень забавной: тощий как жердь, расхлябанный, неопрятный Джэйс и словно высеченная из камня, ладно скроенная фигура капитана в идеально отглаженной небесно-голубой форме. Одна из присутствующих, перезрелая студентка с огромным бюстом и сильным грудным голосом, презрительно крикнула: «Заткнулся бы ты лучше, слышишь, умник хренов? – И добавила, обращаясь к Мартинесу: – Не обращайте на него внимания, капитан, это наш сверхчеловек», – и покрутила у виска пальцем.
Улыбка Джэйса стала еще шире.
– Так вы не ответили на мой вопрос, – ехидно произнес он. – Правда ли, что убивать беззащитных детей и женщин – приятное занятие?
– Мы бомбили исключительно военные объекты, – ответил Мартинес.
– А кто же тогда бомбил тех мирных жителей, которых нам показывали в «Новостях»?
Перезрелая студентка вскочила и, заслоняя своим телом Мартинеса, подошла к Джэйсу.
– Ты что это тут разошелся? – угрожающе спросила она. – Решил податься в политику?
– Да нет, – ответил Джэйс. – Просто решил поинтересоваться, как чувствует себя человек, убивающий других. Я никогда прежде ни видел и не разговаривал с убийцами, вот и хотелось бы выяснить.
Было видно, что Мартинес кипит от негодования, но голос его звучал ровно:
– Я повторяю, что мы бомбили только военные цели. Да, я знаю, что не всегда наши удары были точными. Сожалею, что имели место непредвиденные потери.
– Например, когда бомба попадала в бомбоубежище, – сказал Джэйс. – Но меня интересует другое, сколько людей убили лично вы? Сто, двести? Сколько?
– Мы не предполагали, что иракцы притащат на свои позиции мирных жителей.
– Ну конечно, – Джэйс фыркнул. – У вас же на вооружении нет думающих бомб, которые не взрываются, если вокруг находятся мирные жители.
– Так сделай такую, – предложил Мартинес.
– Кто? Я? – поразился Джэйс.
– Да, да, ты, – ответил Мартинес. – Ты ведь полагаешь, что в армии служат одни маньяки-убийцы, которые наслаждаются видом окровавленных тел, так?
– Почти.
– Тогда запомни раз и навсегда, полудурок, что для военного летчика самое прекрасное – это полет. Он может вылететь на задание и бомбить цель, убивать, но не это для него главное. Я был на войне, бомбил и стрелял, но могу обойтись и без этого.
Джэйс недоверчиво покачал головой.
– А если ты такой жалостливый и не хочешь, чтобы мирные жители погибали, – продолжал говорить Мартинес, – тогда приходи к нам и помоги создать новое, как ты говоришь, думающее оружие.
– Нет уж, спасибо.
– Естественно, – презрительно скривил губы Мартинес. – Разве такие, как ты, станут над этим ломать голову? Да никогда. Они лучше посидят где-нибудь, поплюют в нас. Это и легче, и спокойнее, тем более когда еще и мозгов маловато. Да, парень, для тех проблем, над которыми бьемся мы, нужны мозги, а не навоз.
Джэйс изучающе посмотрел на капитана, отсалютовал одним пальцем и вышел. Бой выиграл Мартинес, и не по очкам, а нокдауном.
Два месяца спустя дверь в кабинете Мартинеса на базе военно-воздушных сил «Райт-Паттерсон» открылась, и на пороге возникла долговязая фигура Джэйса.
– Какого черта тебе здесь надо? – требовательным голосом спросил новоиспеченный майор Мартинес.
– Как же это ты забрался в такую задницу? – невозмутимо ответил Джэйс. – Черта с два тебя сразу отыщешь.
Пройдя в кабинет, он остановился у стола, длинный, потрепанный, в полинялой футболке с яркой самодельной надписью: «Расщепляй атомы, а не поленья», похожий на побитое непогодой пугало.
– Я здесь недавно, – ответил Мартинес. – Только неделю назад назначили сюда. А ты зачем сюда приперся?
– Да хочу посмотреть, над чем вы тут бьетесь. Ты говорил, что у меня мозгов не хватит для ваших проблем. Вот и давай проверим. Я согласен поработать у вас немножко.
– Угу, – промычал Мартинес, рассматривая Джэйса и покачивая головой. Только позже он узнал, что Лоури плюнул на степень и все-таки бросил институт, но не догадывался, что причиной этого был он сам. Джэйс не только не забывал оскорблений, но и не прощал их.
– Я тут недавно кое-что прочитал о вас, – продолжал Джэйс. – Над новым типом вооружений я, разумеется, работать не буду, в этом я вам не помощник, а вот программа имитации полета меня действительно интересует. И у меня есть насчет нее кое-какие идейки.
Мартинес потер щеку и потянулся к телефону.
– Хорошо, – ответил он. – Сейчас я попрошу поговорить с тобой Билла Эпплтона. – А про себя подумал: «Уж если кто и сможет сбить с этого хлюста спесь, так это только он».
Уже через час Джэйс был зачислен в штат и вовсю трудился в лаборатории Эпплтона. В конце недели Джэйс отослал своим родителям в Калифорнию открытку с видом Дэйтона. Обратного адреса на открытке не было.
Правда, однажды он позвонил домой – соскучился по голосу матери. Он сказал, что у него все нормально, и ждал, что она порадуется вместе с ним, но вместо этого услышал, что его отец в больнице, умирает от рака. В конце разговора мать попросила Джэйса приехать.
– Чем я могу облегчить его состояние? В больнице ведь есть врачи, – дрожащим голосом произнес Джэйс, повторив фразу своего отца, сказанную более двадцати лет назад.
Переехав во Флориду, он не послал и открытки, просто сообщил по почте свой новый адрес. За четырнадцать месяцев его жизни в Орландо на адрес Джэйса не пришло ни одного письма.
С освещенного желтыми огнями авеню Джэйс свернул в полутемный переулок. Его жалкое жилище, так называемое «бунгало», стояло в конце улицы, словно пряталось от мира за рядами красивых домов. В окнах, мимо которых проезжал Джэйс, призрачным светом мигали экраны телевизоров. Шуршала под колесами галька. Подъезд к его логову был не освещен, но Джэйс знал здесь каждый камешек, каждую выбоинку. Из сада возле одного из домов потянуло дымом, кто-то жег опавшие листья и срезанные ветки деревьев.
Джэйс прислонил велосипед к стене рядом с дверью, вытащил из кармана пульт и набрал замысловатый код. Раздался слабый писк, после которого сначала отключилась сигнализация, а затем над дверью замигала зеленая лампочка. Через несколько секунд послышалось жужжание, отошел язычок замка, раздался легкий вздох, и дверь открылась. Не хватало только белого костюма и маски, и тогда создалось бы полное впечатление, что перед вами – дверь в лабораторию, в которой действуют жесткие правила вакуумной гигиены.
Развешанные на потолке неоновые светильники зажглись автоматически, как только Джэйс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Окна были закрашены и наглухо завешены плотными шторами. Джэйс сломал все перегородки, превратив свое «бунгало» в одну большую комнату, куда никогда не проникал солнечный свет. Из всей мебели имелись только стол, некое подобие кровати и продавленное черное кресло, очень похожее на то, в котором на «Шаттле» сидят астронавты. На грубых, сколоченных из досок ящиках стояли телевизоры, телевизионные трубки без корпусов, перевернутые корпуса, компьютеры и мониторы. Повсюду – на полу, самодельном топчане и длинном, по дизайну похожем на столярный верстак столе – грудами лежали клавиатуры, «мышки», пульты управления и разноцветные, в основном зеленые, платы. Там, где не было больших деталей, словно крупная технологическая пыль, валялись микросхемы. Во всем доме не имелось ни одной книги, ни единой газеты или журнала. Джэйс в них не нуждался.
Джэйс прошел к креслу и растянулся на нем. Даже от его веса кресло сплющилось. Джэйс дотянулся до пультов и включил сразу три телевизора, три разные программы, но с одинаково выключенным звуком.
Со стороны могло показаться, что хозяин дома не ест, в доме не было ни одной хозяйственной принадлежности: ни холодильника, ни плиты, ни даже микроволновой печи или кастрюль. Все помещения, за исключением комнаты, Джэйс превратил в склад, а все трубы отрезал, чтобы не мешали хранить видеокассеты. Питался он на работе. Там же, в душе, и мылся, правда, нечасто. В ванную в своем «бунгало» он не заходил, даже для него, не отличающегося брезгливостью, она казалась слишком грязной. Каждый день, возвращаясь с работы и блаженствуя в кресле, он давал себе слово завтра же вычистить ее.
Переводя взгляд с одного экрана на другой, Джэйс напряженно думал. Он должен доделать то, о чем просил его Манкриф. Тем более теперь, когда лазерный диск с записью программы «Царство Нептуна» и реакцией на нее был у него в кармане. Но взяться за работу сейчас же Джэйс не мог, ему мешали неизвестно откуда появившиеся угрызения совести – чувство, до сих пор ему неизвестное. «А действительно, что, собственно, произошло? – уговаривал он себя. – Девчонка не пострадала, навредить ей у него и в мыслях не было. Какие могут быть сомнения? Нужно действовать, работать». Но, несмотря на убедительные аргументы, Джэйс не мог заставить себя приняться за дело. Что-то ему все-таки мешало.
Вскоре Джэйс понял, что не дает ему действовать. Нет, ни в коем случае не душевные муки, а желание поиграть с Манкрифом, пошантажировать его.
«В одном он прав, такого поля деятельности и таких средств мне больше никто не даст. Но и он будет выполнять мои просьбы только до тех пор, пока я буду делать то, что ему нужно. – Джэйс почувствовал легкий дискомфорт. – Проклятье, не нужно было мне с ним связываться».
«Вот моралист нашелся, – продолжал мучиться он. – Брось выкаблучивать, сделай ему эту программу, и все. Хочет, чтобы в ней была Анжела? Пусть получит. Кто об этом узнает? Да никто. Тоже мне специальное задание, – ухмыльнулся Джэйс. – И зачем мне нужно отказываться? Нет, сделаю. Затем Дэн поможет мне отшлифовать этот чертов бейсбол, а уже потом мы с ним примемся за что-нибудь в самом деле стоящее».
Джэйс потянулся, встал с кресла и подошел к столу, где лежали его шлем и перчатки. Он вставил диск, подсоединил проигрыватель к компьютерам и, взяв со стола шлем и перчатки, стараясь не запутаться в проводах, пошел к креслу. Поудобнее разместив в нем свое тщедушное долговязое тело, он погрузился в свой мир, мир, в котором Джэйс был героем, укрощал роботов и покорял орды инопланетян. И все ради того, чтобы своим мужеством завоевать сердце и тело повелительницы созданного им мира, прекрасной, как Богиня, и очень похожей на его мать.
Его поведение приводило преподавателей в отчаяние. Через три года декан вызвал к себе Джэйса и сказал ему, что либо он начинает учиться, то есть придерживаться расписания, либо покидает учебное заведение.
– Как это ни прискорбно, мистер Лоури, но пока я не вижу у вас никакого прогресса. Похоже, вы совсем не стремитесь к степени, а в таком случае нам придется распрощаться, – закончил декан.
Степень Джэйса в самом деле не интересовала, но еще меньше ему хотелось расставаться с вольготной жизнью в институте. Она ему нравилась. Джэйс выбрал себе расписание, набор предметов и с обычной легкостью принялся сдавать экзамены. В то время он уже жил не в городке, а снимал квартиру. Джэйс постоянно менял апартаменты, поскольку не было еще таких хозяев, которые долго бы выносили его и ту грязь, которую он сразу же разводил. Одну хозяйку, терпевшую его присутствие дольше всех, он разозлил до такой степени, что она, найдя в комнате Джэйса какую-то железку с проводами, сочла его террористом и вызвала сотрудников ФБР. Те устроили в комнате повальный обыск, ничего подозрительного не нашли и успокоили хозяйку, сказав, что ее постоялец не бандит, а простой придурок. В тот же день Джэйс вылетел и из этой квартиры.
Калифорнийский технологический институт пестует своих гениев только до определенной поры. Через шесть лет обучения Джэйса вызвали в администрацию, где предупредили, что настало время или получать степень и начинать самостоятельную жизнь, или вылетать из института. Сообщение повергло Джэйса в шок, он сразу сделался паинькой и принялся готовиться к выпускным экзаменам. Он бы, несомненно, сдал их и получил степень, не появись у них в институте Ральф Мартинес.
Тогда Мартинес был капитаном, только что возвратившимся с войны в Персидском заливе и назначенным на должность начальника службы по связям с общественностью. В отличие от руководства, полагавшего, что оказало Мартинесу высокую честь, сам капитан ВВС так не считал и свою новую службу ненавидел. По роду работы ему приходилось таскаться по учебным заведениям, что он, скрипя зубами, и делал. Так судьба занесла его в Калифорнийский технологический институт. Там, в одном из конференц-залов, он прочитал студентам зажигательную речь, которая, по его отчетам, должна была проходить как «неформальная встреча со студенческой молодежью».
Слушало его человек двадцать, но надо же было случиться такому, что одним из них был Джэйс! После речи, сопровождавшейся слайдами и рассказами Мартинеса о новейших сверхзвуковых самолетах, состоялся обмен мнениями. Большинство студентов заинтересовалось сообщениями Мартинеса, но только не Джэйс. Его присутствие в зале расценивалось как вызов милитаристу Мартинесу, предполагалось, что Джэйс схватится с ним – и стычка не заставила себя долго ждать. Когда капитан Мартинес попросил студентов задавать ему вопросы, сразу же прозвучал голос Джэйса.
– Скажите, вам доставляло удовольствие убивать иракцев? – спросил он, вставая, и на его костлявом лице заиграла большезубая улыбка.
Стальные глаза Мартинеса холодно блеснули, казалось, что он вот-вот взорвется, но он сделал вид, что не заметил выпада. Мартинес молча рассматривал ухмыляющегося Джэйса. Со стороны картина была очень забавной: тощий как жердь, расхлябанный, неопрятный Джэйс и словно высеченная из камня, ладно скроенная фигура капитана в идеально отглаженной небесно-голубой форме. Одна из присутствующих, перезрелая студентка с огромным бюстом и сильным грудным голосом, презрительно крикнула: «Заткнулся бы ты лучше, слышишь, умник хренов? – И добавила, обращаясь к Мартинесу: – Не обращайте на него внимания, капитан, это наш сверхчеловек», – и покрутила у виска пальцем.
Улыбка Джэйса стала еще шире.
– Так вы не ответили на мой вопрос, – ехидно произнес он. – Правда ли, что убивать беззащитных детей и женщин – приятное занятие?
– Мы бомбили исключительно военные объекты, – ответил Мартинес.
– А кто же тогда бомбил тех мирных жителей, которых нам показывали в «Новостях»?
Перезрелая студентка вскочила и, заслоняя своим телом Мартинеса, подошла к Джэйсу.
– Ты что это тут разошелся? – угрожающе спросила она. – Решил податься в политику?
– Да нет, – ответил Джэйс. – Просто решил поинтересоваться, как чувствует себя человек, убивающий других. Я никогда прежде ни видел и не разговаривал с убийцами, вот и хотелось бы выяснить.
Было видно, что Мартинес кипит от негодования, но голос его звучал ровно:
– Я повторяю, что мы бомбили только военные цели. Да, я знаю, что не всегда наши удары были точными. Сожалею, что имели место непредвиденные потери.
– Например, когда бомба попадала в бомбоубежище, – сказал Джэйс. – Но меня интересует другое, сколько людей убили лично вы? Сто, двести? Сколько?
– Мы не предполагали, что иракцы притащат на свои позиции мирных жителей.
– Ну конечно, – Джэйс фыркнул. – У вас же на вооружении нет думающих бомб, которые не взрываются, если вокруг находятся мирные жители.
– Так сделай такую, – предложил Мартинес.
– Кто? Я? – поразился Джэйс.
– Да, да, ты, – ответил Мартинес. – Ты ведь полагаешь, что в армии служат одни маньяки-убийцы, которые наслаждаются видом окровавленных тел, так?
– Почти.
– Тогда запомни раз и навсегда, полудурок, что для военного летчика самое прекрасное – это полет. Он может вылететь на задание и бомбить цель, убивать, но не это для него главное. Я был на войне, бомбил и стрелял, но могу обойтись и без этого.
Джэйс недоверчиво покачал головой.
– А если ты такой жалостливый и не хочешь, чтобы мирные жители погибали, – продолжал говорить Мартинес, – тогда приходи к нам и помоги создать новое, как ты говоришь, думающее оружие.
– Нет уж, спасибо.
– Естественно, – презрительно скривил губы Мартинес. – Разве такие, как ты, станут над этим ломать голову? Да никогда. Они лучше посидят где-нибудь, поплюют в нас. Это и легче, и спокойнее, тем более когда еще и мозгов маловато. Да, парень, для тех проблем, над которыми бьемся мы, нужны мозги, а не навоз.
Джэйс изучающе посмотрел на капитана, отсалютовал одним пальцем и вышел. Бой выиграл Мартинес, и не по очкам, а нокдауном.
Два месяца спустя дверь в кабинете Мартинеса на базе военно-воздушных сил «Райт-Паттерсон» открылась, и на пороге возникла долговязая фигура Джэйса.
– Какого черта тебе здесь надо? – требовательным голосом спросил новоиспеченный майор Мартинес.
– Как же это ты забрался в такую задницу? – невозмутимо ответил Джэйс. – Черта с два тебя сразу отыщешь.
Пройдя в кабинет, он остановился у стола, длинный, потрепанный, в полинялой футболке с яркой самодельной надписью: «Расщепляй атомы, а не поленья», похожий на побитое непогодой пугало.
– Я здесь недавно, – ответил Мартинес. – Только неделю назад назначили сюда. А ты зачем сюда приперся?
– Да хочу посмотреть, над чем вы тут бьетесь. Ты говорил, что у меня мозгов не хватит для ваших проблем. Вот и давай проверим. Я согласен поработать у вас немножко.
– Угу, – промычал Мартинес, рассматривая Джэйса и покачивая головой. Только позже он узнал, что Лоури плюнул на степень и все-таки бросил институт, но не догадывался, что причиной этого был он сам. Джэйс не только не забывал оскорблений, но и не прощал их.
– Я тут недавно кое-что прочитал о вас, – продолжал Джэйс. – Над новым типом вооружений я, разумеется, работать не буду, в этом я вам не помощник, а вот программа имитации полета меня действительно интересует. И у меня есть насчет нее кое-какие идейки.
Мартинес потер щеку и потянулся к телефону.
– Хорошо, – ответил он. – Сейчас я попрошу поговорить с тобой Билла Эпплтона. – А про себя подумал: «Уж если кто и сможет сбить с этого хлюста спесь, так это только он».
Уже через час Джэйс был зачислен в штат и вовсю трудился в лаборатории Эпплтона. В конце недели Джэйс отослал своим родителям в Калифорнию открытку с видом Дэйтона. Обратного адреса на открытке не было.
Правда, однажды он позвонил домой – соскучился по голосу матери. Он сказал, что у него все нормально, и ждал, что она порадуется вместе с ним, но вместо этого услышал, что его отец в больнице, умирает от рака. В конце разговора мать попросила Джэйса приехать.
– Чем я могу облегчить его состояние? В больнице ведь есть врачи, – дрожащим голосом произнес Джэйс, повторив фразу своего отца, сказанную более двадцати лет назад.
Переехав во Флориду, он не послал и открытки, просто сообщил по почте свой новый адрес. За четырнадцать месяцев его жизни в Орландо на адрес Джэйса не пришло ни одного письма.
С освещенного желтыми огнями авеню Джэйс свернул в полутемный переулок. Его жалкое жилище, так называемое «бунгало», стояло в конце улицы, словно пряталось от мира за рядами красивых домов. В окнах, мимо которых проезжал Джэйс, призрачным светом мигали экраны телевизоров. Шуршала под колесами галька. Подъезд к его логову был не освещен, но Джэйс знал здесь каждый камешек, каждую выбоинку. Из сада возле одного из домов потянуло дымом, кто-то жег опавшие листья и срезанные ветки деревьев.
Джэйс прислонил велосипед к стене рядом с дверью, вытащил из кармана пульт и набрал замысловатый код. Раздался слабый писк, после которого сначала отключилась сигнализация, а затем над дверью замигала зеленая лампочка. Через несколько секунд послышалось жужжание, отошел язычок замка, раздался легкий вздох, и дверь открылась. Не хватало только белого костюма и маски, и тогда создалось бы полное впечатление, что перед вами – дверь в лабораторию, в которой действуют жесткие правила вакуумной гигиены.
Развешанные на потолке неоновые светильники зажглись автоматически, как только Джэйс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Окна были закрашены и наглухо завешены плотными шторами. Джэйс сломал все перегородки, превратив свое «бунгало» в одну большую комнату, куда никогда не проникал солнечный свет. Из всей мебели имелись только стол, некое подобие кровати и продавленное черное кресло, очень похожее на то, в котором на «Шаттле» сидят астронавты. На грубых, сколоченных из досок ящиках стояли телевизоры, телевизионные трубки без корпусов, перевернутые корпуса, компьютеры и мониторы. Повсюду – на полу, самодельном топчане и длинном, по дизайну похожем на столярный верстак столе – грудами лежали клавиатуры, «мышки», пульты управления и разноцветные, в основном зеленые, платы. Там, где не было больших деталей, словно крупная технологическая пыль, валялись микросхемы. Во всем доме не имелось ни одной книги, ни единой газеты или журнала. Джэйс в них не нуждался.
Джэйс прошел к креслу и растянулся на нем. Даже от его веса кресло сплющилось. Джэйс дотянулся до пультов и включил сразу три телевизора, три разные программы, но с одинаково выключенным звуком.
Со стороны могло показаться, что хозяин дома не ест, в доме не было ни одной хозяйственной принадлежности: ни холодильника, ни плиты, ни даже микроволновой печи или кастрюль. Все помещения, за исключением комнаты, Джэйс превратил в склад, а все трубы отрезал, чтобы не мешали хранить видеокассеты. Питался он на работе. Там же, в душе, и мылся, правда, нечасто. В ванную в своем «бунгало» он не заходил, даже для него, не отличающегося брезгливостью, она казалась слишком грязной. Каждый день, возвращаясь с работы и блаженствуя в кресле, он давал себе слово завтра же вычистить ее.
Переводя взгляд с одного экрана на другой, Джэйс напряженно думал. Он должен доделать то, о чем просил его Манкриф. Тем более теперь, когда лазерный диск с записью программы «Царство Нептуна» и реакцией на нее был у него в кармане. Но взяться за работу сейчас же Джэйс не мог, ему мешали неизвестно откуда появившиеся угрызения совести – чувство, до сих пор ему неизвестное. «А действительно, что, собственно, произошло? – уговаривал он себя. – Девчонка не пострадала, навредить ей у него и в мыслях не было. Какие могут быть сомнения? Нужно действовать, работать». Но, несмотря на убедительные аргументы, Джэйс не мог заставить себя приняться за дело. Что-то ему все-таки мешало.
Вскоре Джэйс понял, что не дает ему действовать. Нет, ни в коем случае не душевные муки, а желание поиграть с Манкрифом, пошантажировать его.
«В одном он прав, такого поля деятельности и таких средств мне больше никто не даст. Но и он будет выполнять мои просьбы только до тех пор, пока я буду делать то, что ему нужно. – Джэйс почувствовал легкий дискомфорт. – Проклятье, не нужно было мне с ним связываться».
«Вот моралист нашелся, – продолжал мучиться он. – Брось выкаблучивать, сделай ему эту программу, и все. Хочет, чтобы в ней была Анжела? Пусть получит. Кто об этом узнает? Да никто. Тоже мне специальное задание, – ухмыльнулся Джэйс. – И зачем мне нужно отказываться? Нет, сделаю. Затем Дэн поможет мне отшлифовать этот чертов бейсбол, а уже потом мы с ним примемся за что-нибудь в самом деле стоящее».
Джэйс потянулся, встал с кресла и подошел к столу, где лежали его шлем и перчатки. Он вставил диск, подсоединил проигрыватель к компьютерам и, взяв со стола шлем и перчатки, стараясь не запутаться в проводах, пошел к креслу. Поудобнее разместив в нем свое тщедушное долговязое тело, он погрузился в свой мир, мир, в котором Джэйс был героем, укрощал роботов и покорял орды инопланетян. И все ради того, чтобы своим мужеством завоевать сердце и тело повелительницы созданного им мира, прекрасной, как Богиня, и очень похожей на его мать.
11
– Вы так считаете? – учительница вопросительно посмотрела на Сьюзен. – Но как же так, ведь вся наша программа построена на использовании обучающих программ, – ответила она. – Не посещая их, Анжела отстанет от класса.
Сьюзен нахмурилась:
– Девочка напугана, она, я думаю, даже не захочет войти в кабину.
– Я понимаю вашу тревогу, миссис Санторини, но, может быть, нам вместе попытаться уговорить Анжелу преодолеть свой страх? – предложила Элеонора О'Коннел.
Удобно расположившись в креслах, они сидели в тихом, опрятном кафетерии для преподавателей. Сьюзен, по правде говоря, поразила его изысканная, почти шикарная обстановка. На полу расстелен ручной работы ковер, на креслах лежали мягкие подушечки, столики маленькие и изящные. У стены стояли сверкающие никелем автоматы с напитками. Из машины для приготовления кофе шел пар, рядом стояла корзиночка с разнообразной выпечкой. Две преподавательницы сидели на мягком диване у окна, одна из них курила. Уловив запах дыма, Сьюзен поморщилась.
Она вдруг вспомнила школу, в которой Анжела училась в Дэйтоне, убогую, грязноватую, неприглядную. В ней не было ни таких сногсшибательных комнат, ни аппаратуры. Этой школе, новенькой, с иголочки, она и в подметки не годилась. Сьюзен мысленно похвалила себя за то, что решила приодеться. На ней был бледно-зеленый брючный костюм, который, как полагала Сьюзен, делал ее похожей на солидную, преуспевающую даму и спокойную мать. Меньше всего она хотела, чтобы ее приняли за бедноватую, приехавшую с периферии истеричку.
Элеонора О'Коннел была не намного старше самой Сьюзен, но выглядела хуже. Располневшая, с круглым, как арбуз, лицом, она была одета в аляповатую голубую блузку в белый горошек. Разглядывая учительницу, Сьюзен подумала о том, какие адские муки она принимает каждый день, отказываясь от лишнего кусочка любимой выпечки. «Но иначе она будет просто бесформенной. Будь я на ее месте, я бы убила на месте того, кто принес сюда все эти печенья».
– Анжела – одна из лучших учениц класса, – продолжала говорить учительница. – Неужели мы с вами покажем свою слабость и сдадимся из-за одного печального инцидента?
– Но мне кажется, что Анжела и слушать не желает о том, чтобы войти в кабину, – возразила Сьюзен, правда, уже не так твердо, как в начале разговора.
Элеонора наклонилась и дотронулась до руки Сьюзен.
– Но есть только два пути – или войти в нее, или выйти из школы. Нам просто не разрешается преподавать традиционными методами. Вы понимаете меня?
Сьюзен понимала. Миссис О'Коннел не угрожала ей, нет, она пыталась поставить Сьюзен на свое место. И еще она очень искренне переживала, что Анжеле придется уйти.
– Наша школа – особенная, – снова заговорила учительница. – Единственная в стране. Неужели вы не хотите, чтобы ваша дочь училась здесь?
– Вчера вечером мы с мужем долго разговаривали с ней. Говорили, что все происшедшее – случайность, недоразумение. Не знаю, но мне кажется, что мы ее не очень убедили. – Сьюзен пожала плечами.
– В том, что произошло с ней, никто не виноват. Она не успела эмоционально подготовиться к программе.
Сьюзен закивала головой:
– Муж ей сказал то же самое.
– А сегодня утром с ней разговаривал наш психолог, – прибавила Элеонора. – После беседы с Анжелой она сказала мне, что хотя девочка немного напугана, но причину своего… – учительница помялась, – неудачного опыта понимает.
– Вчера она была очень напугана, – повторила Сьюзен.
– Но если Анжела начнет убегать от своих страхов, это не принесет ей пользы не только здесь, но и в дальнейшей жизни. Она должна научиться управлять своими чувствами. Скажите ей, что в нашей жизни случается всякое и человек обязан спокойно смотреть в лицо любым неожиданностям, как приятным, так и неприятным.
Сьюзен неуверенно кивнула.
– А с другими детьми у вас были подобные случаи? – осторожно спросила она.
Элеонора немного помолчала.
– Н-н-нет, – ответила она, выдавливая из себя это слово, и тут же торопливо прибавила: – В прошлом семестре был один случай, но совершенно обратный. Мальчику настолько понравилась игра, что он долго не хотел выходить из кабинки. Мне пришлось его уговаривать сделать это. А вечером он пробрался в школу и попытался открыть одну из кабин.
Сьюзен не поверила своим ушам.
– Пробрался в школу, вы говорите? – переспросила она. – Впервые слышу, чтобы ученик рвался в класс.
Элеонора захохотала так громко, что сидящие на диване учителя тревожно посмотрели в ее сторону.
– Я сама удивилась, но тем не менее это правда. Да, это было в первом семестре. Первого сентября открылась эта школа, и мы начали занятия. Правда, нам тогда частенько приходилось вызывать из «Парареальности» инженеров, аппаратура часто ломалась.
Сьюзен быстро ухватилась за эту спасительную соломинку.
– Может быть, и сейчас аппаратура сработала как-нибудь не так? Разве сейчас поломки невозможны?
Миссис О'Коннел энергично затрясла головой:
– Нет, нет, оборудование в полном порядке. Приходила целая группа инженеров и все досконально проверила. Кстати, я совсем забыла вам сказать, ведь и ваш муж тоже был здесь сегодня утром.
– Вот как? – удивленно воскликнула Сьюзен.
– Да, – ответила учительница. – Он пришел первым, раньше меня. А я всегда прихожу очень рано, ведь мне нужно все проверить и подготовить класс к занятиям. Насколько я поняла, вашего мужа пропустил сюда сторож.
– Что вы говорите? А я и не знала.
– Послушайте, – сказала Элеонора, – мне кажется, я нашла способ, который поможет вам убедить Анжелу не отказываться от занятий с программами.
– И какой же? – спросила Сьюзен.
Учительница хитро улыбнулась:
– Поиграйте в эту игру, в «Царство Нептуна», сами и увидите, что она собой представляет.
– Никогда не имела дела с виртуальной реальностью, – проговорила Сьюзен. Она думала о Дэне. Ее заинтересовало, почему он не предупредил ее, что направляется в школу. Он же обещал проверить программу у себя на фирме. А вместо этого поехал в школу. Хотя… Он, возможно, хотел проверить оборудование до прихода инженеров. «Мысль сделать это могла прийти к нему случайно, ведь школа расположена по пути, – решила она, но тут же отвергла это предположение, потому что хорошо знала Дэна. – Нет, он все продумывает заранее. Скорее всего он целую ночь не спал, дожидаясь утра. И мне ничего не сказал? А что, это очень на него похоже, – подумала Сьюзен и успокоилась. – Конечно, только так он и поступает. Ничего не скажет, чтобы лишний раз не беспокоить меня».
– Да вы не бойтесь, – тем временем продолжала уговаривать ее Элеонора, принявшая молчание Сьюзен за волнение и испуг. – В этой игре нет ничего страшного.
– Я понимаю, – с сомнением ответила Сьюзен и вдруг решительно согласилась: – Знаете, может быть, вы и правы. Давайте попробуем. Только прямо сейчас.
Сьюзен оставила маленького Филипа на попечение соседки и ей очень не хотелось, чтобы он находился у нее дольше, чем допускают обычные соседские отношения. Сьюзен очень опасалась, что за каждую минуту, которую соседка пересидит с Филипом, ей придется расплачиваться с ней утомительной беседой. А прервать ее Сьюзен не сможет хотя бы потому, чтобы не показаться неблагодарной и невежливой.
Миссис О'Коннел взглянула на часы.
– До конца обеда остается всего полчаса, дети скоро начнут собираться, – задумчиво проговорила она. – Но ничего, мы немножко уменьшим время игры.
Женщины поднялись и быстро зашагали в класс. Где он находится, Сьюзен уже знала, – в нем несколько недель назад проходило собрание. Войдя в комнату, она с любопытством оглядела расставленные полукругом столы и плакаты на стенах. Не без волнения она прошла за миссис О'Коннел к задней стене класса, где были расположены таинственные кабинки, темные, как исповедальни. Сьюзен не боялась маленьких полутемных пространств, но тем не менее, войдя в душноватую кабину, почувствовала себя не в своей тарелке. Как перед прыжком в ледяную воду, она глубоко вздохнула и села на небольшой стульчик. Он был маловат для нее. На полке справа лежали пара перчаток и голубой пластмассовый шлем, обклеенный золотыми и красными звездами. Сьюзен посмотрела на шлем – от частого использования он был местами потерт и поцарапан.
– Игру я запущу со своего стола, – сказала Элеонора, помогая Сьюзен надеть перчатки из металлизированной ткани.
– Со стола? – удивилась Сьюзен, вспомнив, что ей говорил Дэн.
– Конечно. Я звоню на фирму «Парареальность», соединяюсь с компьютером и на клавиатуре набираю код программы. А дальше все происходит автоматически, – сказала учительница и мягко прикрыла за собой дверь кабины. Сьюзен пошевелила пальцами. Перчатки были немного маловаты, ткань слегка покалывала пальцы. От каждой перчатки к стоящему на полке ящику с электроникой шел тонкий проводок. Сьюзен немного нервничала, и, чтобы успокоиться, она начала поправлять шлем. Он напоминал шлем велосипедистов, по форме был почти такой же, только с большими черными очками. Сьюзен знала, что в них, прямо напротив каждого глаза, вмонтированы два миниатюрных телевизора, которые высвечивали перед глазами стереоскопическое изображение, отчего видимая картинка получалась трехмерной.
Опасаясь, что шлем может свалиться, Сьюзен покрепче натянула его на голову. Несмотря на форму, он был легкий как перышко: Сьюзен совсем не чувствовала его вес. Темнота уже начала надоедать ей, но в ту же секунду она услышала в наушниках далекий голос миссис О'Коннел.
– Вы слышите меня, миссис Санторини? – спросила она. Несмотря на то, что слова звучали мягко, почти нежно, Сьюзен от неожиданности испугалась.
– Да, слышу, – ответила она.
– Я включаю игру, – предупредила учительница. – Вы готовы?
– Готова, давайте.
Сьюзен почувствовала, что ее шатает, словно она в полной темноте ступила на шаткую лестницу без перил.
Теплый, дружеский голос тут же возвестил:
– Игра называется «Царство Нептуна».
Сьюзен поразилась тому, что не может определить, кто это говорит, мужчина или женщина. «Да это же компьютерный синтезатор», – неожиданно догадалась она.
Внезапно Сьюзен погрузилась в полную темноту. Это продолжалось всего несколько мгновений, но даже за это короткое время Сьюзен успела испугаться. «Может быть, опять что-нибудь сломалось?» – встревоженно подумала она. В ту же секунду перед глазами возник голубой, немного пульсирующий свет. Его мерцание было ритмичным, почти гипнотическим. Ладони начало чуть-чуть покалывать, а шлем, казалось, исчез с головы. Дыхание Сьюзен стало ровным и спокойным, в предвкушении таинственной игры она поудобнее устроилась на стуле.
Картинка перед ее глазами становилась все светлее и четче, и вот Сьюзен уже увидела вокруг себя залитую солнцем водную гладь океана. Она улыбнулась – таким его обычно показывали в рекламных роликах туристических фирм. «Привет Багамам», – прошептала она. Прошло всего несколько секунд, за которые Сьюзен и не заметила, как погрузилась, и теперь зеленоватая океанская вода была вокруг нее. Стаи рыбок самых немыслимых расцветок сновали вокруг нее, немного поодаль Сьюзен видела коралловые рифы. Иногда на них попадал солнечный свет, и тогда они мерцали, как гора пиратских сокровищ в мультфильме. Все это была настолько красочно и реально, что у Сьюзен от восторга перехватило горло. Игра захватила ее целиком, Сьюзен уже забыла, что она просто-напросто смотрит видеофильм. Ей казалось, что она живет здесь, среди невероятной красоты Мирового океана.
Сьюзен нахмурилась:
– Девочка напугана, она, я думаю, даже не захочет войти в кабину.
– Я понимаю вашу тревогу, миссис Санторини, но, может быть, нам вместе попытаться уговорить Анжелу преодолеть свой страх? – предложила Элеонора О'Коннел.
Удобно расположившись в креслах, они сидели в тихом, опрятном кафетерии для преподавателей. Сьюзен, по правде говоря, поразила его изысканная, почти шикарная обстановка. На полу расстелен ручной работы ковер, на креслах лежали мягкие подушечки, столики маленькие и изящные. У стены стояли сверкающие никелем автоматы с напитками. Из машины для приготовления кофе шел пар, рядом стояла корзиночка с разнообразной выпечкой. Две преподавательницы сидели на мягком диване у окна, одна из них курила. Уловив запах дыма, Сьюзен поморщилась.
Она вдруг вспомнила школу, в которой Анжела училась в Дэйтоне, убогую, грязноватую, неприглядную. В ней не было ни таких сногсшибательных комнат, ни аппаратуры. Этой школе, новенькой, с иголочки, она и в подметки не годилась. Сьюзен мысленно похвалила себя за то, что решила приодеться. На ней был бледно-зеленый брючный костюм, который, как полагала Сьюзен, делал ее похожей на солидную, преуспевающую даму и спокойную мать. Меньше всего она хотела, чтобы ее приняли за бедноватую, приехавшую с периферии истеричку.
Элеонора О'Коннел была не намного старше самой Сьюзен, но выглядела хуже. Располневшая, с круглым, как арбуз, лицом, она была одета в аляповатую голубую блузку в белый горошек. Разглядывая учительницу, Сьюзен подумала о том, какие адские муки она принимает каждый день, отказываясь от лишнего кусочка любимой выпечки. «Но иначе она будет просто бесформенной. Будь я на ее месте, я бы убила на месте того, кто принес сюда все эти печенья».
– Анжела – одна из лучших учениц класса, – продолжала говорить учительница. – Неужели мы с вами покажем свою слабость и сдадимся из-за одного печального инцидента?
– Но мне кажется, что Анжела и слушать не желает о том, чтобы войти в кабину, – возразила Сьюзен, правда, уже не так твердо, как в начале разговора.
Элеонора наклонилась и дотронулась до руки Сьюзен.
– Но есть только два пути – или войти в нее, или выйти из школы. Нам просто не разрешается преподавать традиционными методами. Вы понимаете меня?
Сьюзен понимала. Миссис О'Коннел не угрожала ей, нет, она пыталась поставить Сьюзен на свое место. И еще она очень искренне переживала, что Анжеле придется уйти.
– Наша школа – особенная, – снова заговорила учительница. – Единственная в стране. Неужели вы не хотите, чтобы ваша дочь училась здесь?
– Вчера вечером мы с мужем долго разговаривали с ней. Говорили, что все происшедшее – случайность, недоразумение. Не знаю, но мне кажется, что мы ее не очень убедили. – Сьюзен пожала плечами.
– В том, что произошло с ней, никто не виноват. Она не успела эмоционально подготовиться к программе.
Сьюзен закивала головой:
– Муж ей сказал то же самое.
– А сегодня утром с ней разговаривал наш психолог, – прибавила Элеонора. – После беседы с Анжелой она сказала мне, что хотя девочка немного напугана, но причину своего… – учительница помялась, – неудачного опыта понимает.
– Вчера она была очень напугана, – повторила Сьюзен.
– Но если Анжела начнет убегать от своих страхов, это не принесет ей пользы не только здесь, но и в дальнейшей жизни. Она должна научиться управлять своими чувствами. Скажите ей, что в нашей жизни случается всякое и человек обязан спокойно смотреть в лицо любым неожиданностям, как приятным, так и неприятным.
Сьюзен неуверенно кивнула.
– А с другими детьми у вас были подобные случаи? – осторожно спросила она.
Элеонора немного помолчала.
– Н-н-нет, – ответила она, выдавливая из себя это слово, и тут же торопливо прибавила: – В прошлом семестре был один случай, но совершенно обратный. Мальчику настолько понравилась игра, что он долго не хотел выходить из кабинки. Мне пришлось его уговаривать сделать это. А вечером он пробрался в школу и попытался открыть одну из кабин.
Сьюзен не поверила своим ушам.
– Пробрался в школу, вы говорите? – переспросила она. – Впервые слышу, чтобы ученик рвался в класс.
Элеонора захохотала так громко, что сидящие на диване учителя тревожно посмотрели в ее сторону.
– Я сама удивилась, но тем не менее это правда. Да, это было в первом семестре. Первого сентября открылась эта школа, и мы начали занятия. Правда, нам тогда частенько приходилось вызывать из «Парареальности» инженеров, аппаратура часто ломалась.
Сьюзен быстро ухватилась за эту спасительную соломинку.
– Может быть, и сейчас аппаратура сработала как-нибудь не так? Разве сейчас поломки невозможны?
Миссис О'Коннел энергично затрясла головой:
– Нет, нет, оборудование в полном порядке. Приходила целая группа инженеров и все досконально проверила. Кстати, я совсем забыла вам сказать, ведь и ваш муж тоже был здесь сегодня утром.
– Вот как? – удивленно воскликнула Сьюзен.
– Да, – ответила учительница. – Он пришел первым, раньше меня. А я всегда прихожу очень рано, ведь мне нужно все проверить и подготовить класс к занятиям. Насколько я поняла, вашего мужа пропустил сюда сторож.
– Что вы говорите? А я и не знала.
– Послушайте, – сказала Элеонора, – мне кажется, я нашла способ, который поможет вам убедить Анжелу не отказываться от занятий с программами.
– И какой же? – спросила Сьюзен.
Учительница хитро улыбнулась:
– Поиграйте в эту игру, в «Царство Нептуна», сами и увидите, что она собой представляет.
– Никогда не имела дела с виртуальной реальностью, – проговорила Сьюзен. Она думала о Дэне. Ее заинтересовало, почему он не предупредил ее, что направляется в школу. Он же обещал проверить программу у себя на фирме. А вместо этого поехал в школу. Хотя… Он, возможно, хотел проверить оборудование до прихода инженеров. «Мысль сделать это могла прийти к нему случайно, ведь школа расположена по пути, – решила она, но тут же отвергла это предположение, потому что хорошо знала Дэна. – Нет, он все продумывает заранее. Скорее всего он целую ночь не спал, дожидаясь утра. И мне ничего не сказал? А что, это очень на него похоже, – подумала Сьюзен и успокоилась. – Конечно, только так он и поступает. Ничего не скажет, чтобы лишний раз не беспокоить меня».
– Да вы не бойтесь, – тем временем продолжала уговаривать ее Элеонора, принявшая молчание Сьюзен за волнение и испуг. – В этой игре нет ничего страшного.
– Я понимаю, – с сомнением ответила Сьюзен и вдруг решительно согласилась: – Знаете, может быть, вы и правы. Давайте попробуем. Только прямо сейчас.
Сьюзен оставила маленького Филипа на попечение соседки и ей очень не хотелось, чтобы он находился у нее дольше, чем допускают обычные соседские отношения. Сьюзен очень опасалась, что за каждую минуту, которую соседка пересидит с Филипом, ей придется расплачиваться с ней утомительной беседой. А прервать ее Сьюзен не сможет хотя бы потому, чтобы не показаться неблагодарной и невежливой.
Миссис О'Коннел взглянула на часы.
– До конца обеда остается всего полчаса, дети скоро начнут собираться, – задумчиво проговорила она. – Но ничего, мы немножко уменьшим время игры.
Женщины поднялись и быстро зашагали в класс. Где он находится, Сьюзен уже знала, – в нем несколько недель назад проходило собрание. Войдя в комнату, она с любопытством оглядела расставленные полукругом столы и плакаты на стенах. Не без волнения она прошла за миссис О'Коннел к задней стене класса, где были расположены таинственные кабинки, темные, как исповедальни. Сьюзен не боялась маленьких полутемных пространств, но тем не менее, войдя в душноватую кабину, почувствовала себя не в своей тарелке. Как перед прыжком в ледяную воду, она глубоко вздохнула и села на небольшой стульчик. Он был маловат для нее. На полке справа лежали пара перчаток и голубой пластмассовый шлем, обклеенный золотыми и красными звездами. Сьюзен посмотрела на шлем – от частого использования он был местами потерт и поцарапан.
– Игру я запущу со своего стола, – сказала Элеонора, помогая Сьюзен надеть перчатки из металлизированной ткани.
– Со стола? – удивилась Сьюзен, вспомнив, что ей говорил Дэн.
– Конечно. Я звоню на фирму «Парареальность», соединяюсь с компьютером и на клавиатуре набираю код программы. А дальше все происходит автоматически, – сказала учительница и мягко прикрыла за собой дверь кабины. Сьюзен пошевелила пальцами. Перчатки были немного маловаты, ткань слегка покалывала пальцы. От каждой перчатки к стоящему на полке ящику с электроникой шел тонкий проводок. Сьюзен немного нервничала, и, чтобы успокоиться, она начала поправлять шлем. Он напоминал шлем велосипедистов, по форме был почти такой же, только с большими черными очками. Сьюзен знала, что в них, прямо напротив каждого глаза, вмонтированы два миниатюрных телевизора, которые высвечивали перед глазами стереоскопическое изображение, отчего видимая картинка получалась трехмерной.
Опасаясь, что шлем может свалиться, Сьюзен покрепче натянула его на голову. Несмотря на форму, он был легкий как перышко: Сьюзен совсем не чувствовала его вес. Темнота уже начала надоедать ей, но в ту же секунду она услышала в наушниках далекий голос миссис О'Коннел.
– Вы слышите меня, миссис Санторини? – спросила она. Несмотря на то, что слова звучали мягко, почти нежно, Сьюзен от неожиданности испугалась.
– Да, слышу, – ответила она.
– Я включаю игру, – предупредила учительница. – Вы готовы?
– Готова, давайте.
Сьюзен почувствовала, что ее шатает, словно она в полной темноте ступила на шаткую лестницу без перил.
Теплый, дружеский голос тут же возвестил:
– Игра называется «Царство Нептуна».
Сьюзен поразилась тому, что не может определить, кто это говорит, мужчина или женщина. «Да это же компьютерный синтезатор», – неожиданно догадалась она.
Внезапно Сьюзен погрузилась в полную темноту. Это продолжалось всего несколько мгновений, но даже за это короткое время Сьюзен успела испугаться. «Может быть, опять что-нибудь сломалось?» – встревоженно подумала она. В ту же секунду перед глазами возник голубой, немного пульсирующий свет. Его мерцание было ритмичным, почти гипнотическим. Ладони начало чуть-чуть покалывать, а шлем, казалось, исчез с головы. Дыхание Сьюзен стало ровным и спокойным, в предвкушении таинственной игры она поудобнее устроилась на стуле.
Картинка перед ее глазами становилась все светлее и четче, и вот Сьюзен уже увидела вокруг себя залитую солнцем водную гладь океана. Она улыбнулась – таким его обычно показывали в рекламных роликах туристических фирм. «Привет Багамам», – прошептала она. Прошло всего несколько секунд, за которые Сьюзен и не заметила, как погрузилась, и теперь зеленоватая океанская вода была вокруг нее. Стаи рыбок самых немыслимых расцветок сновали вокруг нее, немного поодаль Сьюзен видела коралловые рифы. Иногда на них попадал солнечный свет, и тогда они мерцали, как гора пиратских сокровищ в мультфильме. Все это была настолько красочно и реально, что у Сьюзен от восторга перехватило горло. Игра захватила ее целиком, Сьюзен уже забыла, что она просто-напросто смотрит видеофильм. Ей казалось, что она живет здесь, среди невероятной красоты Мирового океана.