Страница:
С. А. /?/ Киреевский - П. С. Шишкину. 16.1.- БЩ, ч. 7, с. 230-233.
(1)Имеется в виду главный персонаж поэмы Лудовико Ариосто (1474-1533) "Неистовый Роланд".
(2)Гостиница "Париж" (фр.), "Комнату, комнату!" (нем.)
(3)Современные названия: Елгава, Клайпеда, Калининград.
(4)Майнц принадлежал Франции в 1794-1815 гг.
(5)Мец, Верден, Эперне, Шалон-сюр-Марн.
(6)Люксембургский музей, Елисейские поля. Ботанический сад (искаж. фр.).
(7)"Особняк Биронов" (фр-) - вероятно, здание, в котором помещалось русское посольство до Французской революции.
(8)Гостиница "Перигор", Батавская улица, комната No 18 около Пале-рояля (фр.).
(9)"У четырех колонн" (фр.).
(10)Су (мелкая французская монета).
(11)Коричневого цвета (фр.).
(12)Редингот (фр.), сюртук.
(13)М. М. Херасков (1733-1807).
(14)Всего доброго, до свидания (искаж. фр.).
П. Л. Давыдов - А. Н. Самойлову. 20.2.- ГБЛ, ф. 219, к. 45, No 20, л. 2-2 об.
(15)Личность не установлена.
(16)В тексте - "даст".
(17)Имение А. Н. Самойлова, ныне районный центр Черкасской обл.
М.И.Кутузов - жене. 11.3.-К у т у з о в М. И. Сборник документов. М., 1953, т. 3, с. 841.
(18)После назначения М. И. Кутузова в марте 1811 г. командующим Молдавской армией русские войска под его командованием одержали 22 июня победу под Рущуком, а в октябре окружили и несколько позже взяли в плен всю турецкую армию под Слободзеей.
П. Л. Давыдов - А. Н. Самойлову. 16.4.- ГБЛ, ф. 219, к. 45, No 20, л. 4-4 об.
К. В. Нессельроде - жене. 13.5.-Перевод с фр.-РА, 1910, No 8, с. 610-611. Перевод исправлен по французскому тексту - Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode 1760-1850. Paris, 1904, t. 4, p. 31-34.
(19)Военного министра.
(20)С поста главнокомандующего Москвы.
(21)То есть Наполеон.
М. Д. Нессельроде - мужу. 16.5.-Перевод с фр.-РА, 1910, No 8, с. 611-612. Перевод исправлен по французскому тексту - Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode 1760-1850. Paris, 1904, t. 4, p. 55-56.
(22)Опера-водевиль А. А. Шаховского "Казак-стихотворец". Музыка К. А. Кавоса.
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову. 17.5.- АР, с. 148-150.
(23)Вильнюс.
(24)То есть Вторую Западную армию.
(25)16 мая 1812 г. усилиями М. И. Кутузова удалось заключить чрезвычайно важный, ввиду грозящего вторжения Наполеона, Бухарестский мирный договор с Турцией. Русско-турецкая граница устанавливалась по реке Прут. Турции возвращался ряд территорий на Кавказе (Анапа, Поти, Ахалкалаки), завоеванных Россией в войне 1806-1812 гг.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову. 23.5.- АВ, т. 37, с. 225-226.
Н. М. Карамзин - брату. 28.5.- Атеней, с. 484.
(26)Благодаря интригам Г. Армфельта и А. Д. Балашова М. М. Сперанский был ложно обвинен в сношениях с агентами Наполеона и передаче им государственных тайн России. М. М. Сперанский был арестован 17 марта и сослан в Нижний Новгород, а затем в Пермь.
(27)Наполеон пробыл в Дрездене с 4 по 17 мая, ожидая возвращения графа Л. Нарбонн-Лара, отправленного к Александру I в Вильно с изложением претензий французского императора к России.
А. А. Меншикова - мужу. 2.6.- ГБЛ, ф. 166, к. 3, No б, л. 14.
(28)А. С. Меншиков был переведен из Дунайской армии в 1-ю Западную.
А. Д. Балашов - Ф. В. Ростопчину. 4.6.- Дубровин, No 11, с. 7.
(29)В мае был ратифицирован союзный договор России со Швецией от 24 марта 1812 г.
(30)Ф. В. Ростопчин был назначен 24 мая московским военным губернатором, а 29 мая - главнокомандующим в Москве с присвоением военного звания генерала от инфантерии.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову. 6.6.- АВ, т. 37, с. 227-228.
М. А. Волкова - В. И. Ланской. 7.6.- Перевод с фр.- BE, с. 582.
(31)См. примечание 2 к письму А. Д. Балашова от 4.6.
(32)В 1806-1807 гг. Ф. В. Ростопчин опубликовал несколько ура-патриотических произведений: "Мысли вслух на Красном крыльце", "Письмо Силы Андреевича Богатырева к одному приятелю в Москве", "Письмо Устина Веникова к Силе Андреевичу Богатыреву", "Ответ Силы Андреевича Богатырева Устину Ульяновичу Веникову", комедию "Вести, или Убитый-живой" и некоторые другие.
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову. 11.6.-Дубровин, No 14, с. 3-11.
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову. 11.6.- PC, 1912, No 6, с. 607-608. Уточнено по рукописи оригинала: ГБЛ, ф. 41, к. 114. No 32, л. 19-20.
(33)Ныне г. Квидзынь (Польша).
(34)Ныне г. Верхнедвинск (Белоруссия) и г. Даугавпилс (Латвия). Строительство Динабургской крепости только еще было начато. В Дрисском укрепленном лагере по плану Пфуля должна была сосредоточиться 1-я Западная армия.
Часть первая
"Священная для русского война"
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову.
18 июня. С.-Петербург <
...> Точно так. Предвозвещения сбылись. От 13 июня граф Николай Иванович(1) получил высочайший рескрипт с извещением, что вероломный враг без всякого объявления вторгся в пределы наши. Уже сила отражается силою, и мы с нетерпением ожидаем официальных известий о военных происшествиях. <...> О, господи! благослови оружие наше! Возблагоденствует Россия, вся Европа, когда низложено будет стоглавое чудовище. Не знаю, уехал ли Лористон. В субботу он еще был сдесь.<...>
И. А. Пуколов - А. А. Аракчееву.
20 июня. С.-Петербург <
...>Хотя последствия мира и войны совсем различны, но в настоящее время объявление мира с турками и объявление войны французам принято здесь с одинаковым нетерпением. За мир еще не благодарили бога в ожидании решительного известия, а об успехе войны начали уже молиться и молиться умиленно. Обыкновенно при каждом новом действии открываются новые суждения и умозаключения, но то верно, что нашим военным пространное поле отличиться, а духовным - помолиться. При настоящих военных хлопотах бог обещает нам хорошую жатву и изобилие плодов земных.
Не только теперь, но и во всякое время каждый, по мере возможности, обязан содействовать к пользе отечества. <...>
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову.
20 июня. Москва
Из донесения моего Е. И. В. вы изволите увидеть, сколь легко было мне при теперешнем расположении умов исполнить волю государя и собрать миллион рублей с двух первых сословий, не касаясь ни до уездного купечества, ни до мещан, даже не требуя ничего с 122 т. душ казенных крестьян. Сверх сего миллиона, по дошедшим до меня сведениям, многие из богатых здешних купцов намерены сделать знатные пожертвования, на кои я их словами и обещаниями подвигаю. На той недели приступлю к сбору денег и о скором его ходе буду иметь деятельное старание.
С тех пор, как свет стоит, не знаю примера, чтоб известие о войне с сильным и опасным неприятелем произвело всеобщее удовольствие. Всем известно ополчение наше и изобилие в продовольствии войск. Известно всем, что счастие Наполеона взяло другой оборот, и во многих случаях неудачи заступили место успехов. Русский бог велик! Да где ему с нами, мы все готовы! Ведь Александр Павлович за себя да за нас идет на воину - вот, что все говорят, вот, что все думают, и от сего желали все войны и ей обрадовались. <...> Про город говорить нечего, им править легко, только потребна большая деятельность. <...>
А. А. Закревский - М. С. Воронцову.
[Конец июня. Без места]
Скажите, каково ваше здоровье и где вы таскаетесь? Мы бродили быстро и отступали еще быстрее к несчастной Дриссенской позиции, которая, кажется, нас приведет к погибели(2). По сех пор не могут одуматься, что предпринять; кажется, берут намерение к худому. Проклятого Фуля надо повесить, расстрелять и истиранить яко вредного человека нашему государству.<...> Вот и Тормасову сего числа предписано действовать решительно, а и вы по прибытии в Бобруйск не должны дремать, [но] искать злодеев и бить как можно больше. <...>
И. А. Пуколов - А. А. Аракчееву.
27 июня. С.-Петербург <
...> Получаемые оттуда(3) известия интересуют всех и каждого. Военные бюллетени переходят из рук в руки. Говорят многое, как водится в больших городах. <...> Кажется, не верится противному, но нельзя быть равнодушным. Так рассуждают благонамеренные и любящие отечество люди.
Вчера приехал сюда граф М. И. Кутузов. Родные его на руках носят, а посторонние, уважая заслуженных людей, рады, что он будет жить здесь. <...>
Я. П. Кульнев - А. А. Закревскому.
28 июня. г. Чернове
Mon cher ami(4), Арсений Андреевич!
Сего числа граф(5) отправляет рекомендацию о деле моем Вилькомирском(6) и, как слышу, весьма скупо рекомендует. Я вам откровенно скажу, что для меня ничего не желаю, ибо мое от меня не уйдет, но я обещался, по обещанию графа, своим подчиненным, что буду стараться о награждении их, а потому и прошу вас похлопотать, дабы по заслугам их были б награждены, ибо я в рапорте моем ничего не прибавил.
Скажите, скоро ли начнем сих проклятых французишков напирать, ибо при отступлении нашем кровь солдатская остыла. Я вам сие откровенно говорю, яко другу, и буде придет дело до валовой свалки, то напомните министру(7) , дабы на тот случай сняли б все ранцы и шинели. Тогда можно будет почесть нашу армию 50 000 сильнее, ибо при сей тягости [даже и] без неприятеля половина армии <...> побеждена, а паче при нынешних жарах. Теперь дело не идет о ранцах, но целости и чести всего государства. Я о сем напоминаю яко искренний сын отечества. За сим, пожелав вам все блага на свете, остаюсь навсегда ami(8)
Кульнев.
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову.
28 июня. На биваках близ Несвижа <
...> Неприятель начал свою переправу у Ковно и Олиты(9) . Вместо того, чтоб его атаковать, первая армия тотчас без выстрела отступила за Вильну. Князь Петр Иванович(10) получил тогда приказание подкреплять Платова, который был в Белом Стоку(11) с 8-ю казачьими полками. Платову же приказано ударить на их тыл. Сия слабая диверсия в то время, когда главная армия ретируется, поставляла нас в опасность быть отрезану. Князь о сем представил [в донесении] и предложил, буде угодно, хотя у нас оставалось не более 30 тыс., идти в Остроленку мы тогда были в Волковицке(12), где была главная квартира польских войск, или ретироваться в Минск и оттоль соединиться с главной армией.
По первому предложению мы, разбивши поляков, отступили бы к Тормасову, а главная армия тож должна была действовать наступательно. Князь получил в ответ - идти на Минск и оттоль стараться соединиться с первой армией. Едва сделали мы несколько маршей, как вдруг пишет государь, что он будет стоять в Свенцианах, чтоб мы шли на пролом корпуса Даву и с ним соединились. Мы уже начинали сходиться с французами, как вдруг получили от государя, что он отступает и что, как ему известно, противу нас отряжены превосходные силы в трех колоннах, то чтоб и мы отступали. Мы хотели идти опять в Минск и направили туда наше шествие, но получили [известие], что все дороги перерезаны неприятелем. Продолжение сего направления лишило бы нас обозов и продовольствия. К величайшему нашему удовольствию получили мы вскоре, что государь предоставляет князю уже не искать с ним соединения, но действовать по его воле, почему мы следуем к Слуцку и, может, к Бобруйску, где остановимся. 19 дней мы в движении без раздахов(13). Не было марша менее 40 верст, [но] не потеряли ни повозки, ни человека. Берем реквизиции, коими [и] кормим, и поим людей. У меня в корпусе больных - только 70 человек. Никогда войска не хотели так драться, и, конечно, имея 50 тысяч, мы 80-ти не боимся. Итак, без выстрела мы отдали Польшу(14). Завтра государь с армией [будет] за Двиной. У нас вчерась первая была стычка. Три полка кавалерийских насунулись Платова. Платов их истребил(15). Начало прекрасное. Государь пишет, что все силы и сам Бонапарте устремлен на нас. Я сему не верю, и мы не боимся. Если это [действительно] так, то что ж делает первая армия?
Я боюсь прокламаций, чтоб не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем краю внутренних беспокойств. Матушка, жена, будучи одни, не будут знать, что делать.
Что предполагает государь - мне неизвестно, а любопытен бы я был знать его предположения. У него советник первый Фуль - прусак, что учил его тактике в Петербурге. Его голос сильней всех. Общее мнение, что есть отрасли Сперанского намерения(16). Сохрани бог, а похоже, что есть предатели.
Потеряв сражение, мы бы потеряли не более того, что отдали постыдным образом. Вот наши обстоятельства! <...>
А. Д. Балашов - Ф. В. Ростопчину.
28 июня. Лагерь при Дриссе
Известно, думаю, уже в. с., что я был послан Г. И. к французскому двору, а потому, уверен я, интересуетесь вы узнать предмет сего вояжа. Государь получил донесение от управляющего Министерством иностранных дел, что французский посол граф Лористон просит своих паспортов по причине такового же требования, будто бы нашим послом князем Куракиным сделанного для возвращения его в Россию (на что, однако же, повеления ему от двора нашего дано не было), и что сие Наполеоном принято будто бы за объявление разрыва с нашей стороны. Е. В., рассуждая, что император французов хочет войне, им вносимой в пределы наши, дать вид, как бы она начинаема нами, за благо признать изволил для вящшаго обнаружения пред всею Европою истинного начинщика войны сей, отправить меня с собственноручным письмом к императору Наполеону, в котором, между прочим, объяснено было, что если нет повода более ему зачинать военные действия, как упомянутое обстоятельство, то, несмотря на вторжение его без объявления войны в пределы России с воинством, Его Величество, сберегая род человеческий от нового кровопролития, соглашается вменить ни во что сей его поступок и войти в объяснение с тем, чтобы для сего он немедленно выступил с войском своим из наших границ.
Император Наполеон, войдя со мною в большой разговор, сперва два, а потом четыре часа продолжавшийся, ответствовал письменно и словесно, что он, войдя уже в пределы наши, выдти не согласен прежде заключения мира. К сему прибавил множество мнимых его претензий на наш двор, с чем я и возвратился. Военные же действия в мелких видах, как во время моего у него пребывания, что составило неделю, так и по возвращении моем, продолжаются, но важного до сих пор еще не произошло. Нами взяты в полон из известных людей по сие время принц Гогенлое и граф Сегюр.
К. Н. Батюшков - П. А. Вяземскому.
1 июля. [С.-Петербург]
Давно, очень давно я не получал от тебя писем, мой милый друг. Что с тобою сделалось? Здоров ли ты? Или так занят политическими обстоятельствами, Неманом, Двиной, позицией направо, позицией налево, передовым войском, задними магазинами, голодом, мором и всем снарядом смерти, что забыл маленького Батюшкова, который пишет к тебе с Дмитрием Васильевичем Дашковым. Я завидую ему: он тебя увидит, он расскажет тебе все здешние новости, за которые, по совести, гроша давать не надобно - все одно и то же. Я еще раз завидую московским жителям, которые столь покойны в наше печальное время, и я думаю, как басенная мышь говорит, поджавши лапки:
"Чем грешная могу помочь?"(17)
У нас все не то! Кто глаза не спускает с карты, кто кропает оду на будущие победы. Кто в лес, кто по дрова! Но бог с ними.<...> Пришли мне Жуковского стихов малую толику да пиши почаще, мой милый и любезный князь. А впрочем, бог с тобой! Кстати, поздравляю тебя с прошедшими именинами, которые ты провел в своем загородном дворце(18), конечно, весело. Еще раз прости и не забывай твоего Батюшкова.
А. И. Коновницына - мужу.
2 июля. [Квярово]
Мой милый неоцененный друг. Сейчас узнала, что Фоминцин Петр едет к брату. Тебя увидит - скажет, что мы здоровы, что грущу крепко по тебе, моя душа. Не знаю, что с тобою. Да сохранит тебя всевышний бог, да защитит наше любезное отечество, о котором крепко крушусь - больно, что все отдают. По газетам видела, что открылись военные действия в день моего отъезда 12 числа. Ежели [бы] поехала чрез Ригу, подлинно попала бы в плен - что б тогда? У нас дожди, ветры, холодно, и в доме везде несет, но рада чрезвычайно, что здесь, по крайней мере, ближе от тебя, и о тебе скорее узнаю, и чаще писать могу. В том только отраду нахожу. Дети здоровы и спокойны, одна я вздыхаю <...>. Посылаю сколько есть корпии. Буду просить Фоминцина, чтоб водки тебе свез. Возьмет ли, не знаю. Мужики все в унынии, все страшатся французов. Сегодня многие приходили, о тебе спрашивают, я, сколь могу, ободряю, что ты там [французов] не допустишь. Тем их успокоила. <...> Я за себя не трушу, бог нас не оставит, лишь ты бы жив был. Имения все [го] рада бы лишиться, лишь бы любезное отечество наше спасено было. Лиза(19) ополчается крепко - дух отечественный страшный в этом ребенке - и жалеет крепко, что не мальчик: пошла бы с радостью служить и отечество защищать и говорит, что жаль, что братья малы, что не могут государю доброму полезны быть. Иван говорит: "Я ножами защищаться [буду]". Ну такой дух во всех наших, и я уже только и думаю: защити бог отечество! Газеты у Сумародского беру и "Северную почту"(20) читаю. Дурак Фоминцин уехал - посылаю догнать. Прощай, навеки тебе друг Аннушка. Водки послать не могла. Прощай, Христос с тобою, навеки тебе друг Аннушка.
С. Н. Марин - М. С. Воронцову.
3 июля. [Без места]
Сделай одолжение, любезный граф, когда ты пойдешь с твоими непобедимыми, то подмети ниших оставшихся(21). Говорят, что их тьма и, как саранча, рассеялись по белу свету. <...> Первая армия стоит в столбняке в Дриссе(22) и не прежде из сего состояния выйдет как съест весь свой провиант, а его много. Румянцев от армии уехал, Ермолов - начальником генерального штаба, Шувалов не командует более корпусом, а на место его граф Толстой-Остерман.<...>
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову.
4 июля. Москва <
...> Публика весьма покойна, потому что гр [аф] Н. И. Салтыков сообщает мне без замедления журнал военных действий, и я его тотчас приказываю печатать в Управе благочиния(23) и раздавать по городу. Хотя сначала и необыкновенно некоторым показалось, что две столь многочисленные армии могут стоять в близком расстоянии без сражения, но узнав и настоящее дел положение Наполеона и уверясь, что со стороны нашей производится пагубный для него план, все успокоились и от скорого обнародования известий ждут их от меня, а другим слабо верят. Иностранцы весьма осторожны. Всего более радует известие о хорошем урожае, по весьма многим точным сведениям, за исключением части Рязанской и Калужской губерний. Повсеместно год изобильный. <...> Г. статский советник Каразин, приехав в Москву, через час явился ко мне и подал письменное объявление, что он встретил на второй почте едущего чиновника в Николаев, который показался ему подозрительным или беглым, и по выговору, и по новостям, им передаваемым, он его принял за шпиона. Полагая, что у сего человека могли быть какие-нибудь письма в Польшу и далее, я тотчас послал его догнать и привезти назад майора Чистякова с унтер-офицером. Он его настиг, не доезжая Орла, и привез в Москву. Человек сей, родиною из Нидерландов и по имени Шлейден, 14-го класса, служит при казенной адмиралтейской суконной фабрике, говорит дурно ломаным языком, очень глуп. В бумагах ничего не найдено, и он, посидя два дня на хлебе и на воде за то, что сказывал, будто в Москве все встревожены от войны, отпущен в Николаев. <...>
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову.
5 июля. С.-П[етер] бург
При сем прилагаю вышедшую сегодня реляцию. Она должна нас приготовить к важным известиям, которые весьма скоро нас обрадуют. Французы с своими ненадежными союзниками кидаются в разные стороны, чтоб открыть где-нибудь удачное для себя дело. Видят, что везде ожидает их штык или пика - они и с артиллериею не отваживаются на решительную битву. Как же решатся атаковать нас в ретраншементах?(24) Нет! Их храбрование кончилось. Все готово. Мы на них наступаем. Гоним, бьем их. Ежели они вздумают приостановиться, так тем скорее совершится истребление их сил. Рядовые 1-ой армии не могут дождаться той минуты, чтоб пощитаться с французишками. Их должно уговаривать. Они кипят отмщением. О, россы! победа Вам принадлежит, но без повиновения и она не может иметь плодов. Положитесь на предусмотрительность Ваших начальников! Они знают, для чего медлют доставить Вам случай увенчать себя лаврами. Ожидающие Вас неувядаемы. Представьте себе, любезнейший Александр Яковлевич, что таких воинов, рвущихся к сражению, в 1-ой армии - 197 тысяч с сотнями; во 2-ой - с лишком 200 тысяч; под начальством Платова - отдельный корпус более 50 тыс. наездников. Обсервационная армия составляет за 150 тысяч(25) да еще к западным границам спешат те войска, которые были против турок. Quelle defaite attende nos ennemis!(26) <...>
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову
5 июля. Бобруйск
От Слуцка отряжен я был с 25 тыс. идти день и ночь к Бобруйску, куда пришел сего утра <...>. Что теперь предпримем - не знаю. Я назначен опять ехать с корпусом день и ночь на подводах - закрыть Могилев. Но неподвижность неприятеля, как я думаю, переменит сей paillatif.(27) Лучший способ закрыть себя от неприятеля - есть разбить его. Говорят, что 1-ая армия в Движении вперед. Говорят, что 3 полка кавал[ерии] баварских передались к нам. Говорят, что немцы, голландцы взбунтовались, что англичане и гишпанцы сделали где-то десант и что он(28) сам поскакал во Францию, но все это говорят, и я ничему не верю. Ермолов Алексей Петрович - chef d'etat major(29) большой армии. Все сему рады. Он в ежеминутном сношении с государем и робких советов, каковых St. Priest(30), подавать не будет. А наш француз не совсем большой головы. Если все три армии теперь искусно двинутся вперед, то французы могут быть разделены по частям, ибо они также разделились, надеясь на робость нашу, и легко прервать их соединение.
Матушка ко мне не пишет, вы также, хотя и пишете, но о жене моей - ни слова, почему полагаю ее в Одессе. Скажу о брате Петре(31), что он с гусарами везде лихо отличается, и где наши с неприятелем встречаются, то везде их колотит.
Я здоров, только устал до крайности. В три дня 135 верст с войсками сделать тяжело.
Прощайте, милостивый государь дядюшка, будьте здоровы и благополучны. Честь имею пребыть с глубочайшим почтением покорный племянник
Н. Раевский.
П. И. Багратион - А. П. Ермолову.
7 июля. [Без места]
Насилу выпутался из аду. Дураки меня выпустили. Теперь побегу к Могилеву, авось их в клещи поставлю. Платов к вам бежит. Ради бога, не осрамитесь, наступайте, а то, право, худо и стыдно мундир носить, право скину его. <...> Им все удастся, если мы трусов трусим. Мне одному их бить невозможно, ибо кругом был окружен, и все бы потерял. Ежели хотят, чтобы я был жертвою, пусть дадут имянное повеление драться до последней капли. Вот и стану! Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординации, и все в расстройку. Армия была прекрасная; все устало, истощилось. Не шутка 10 дней, все по пескам, в жары на марше, лошади артиллерийские и полковые стали, и кругом неприятель. И везде бью! Ежели вперед не пойдете, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр - искать и бить! Вот одна тактическая дизлокация, какая бы следствия принесла нам. А ежели бы стояли вкупе, того бы не было! Сначала не должно было вам бежать из Вильны тотчас, а мне бы приказать спешить к вам, тогда бы иначе! А то побежали и бежите, и все ко мне обратилось! Теперь я спас все и пойду только с тем, чтобы и вы шли. Иначе - пришлите командовать другого, а я не понимаю ничего, ибо я неучен и глуп.
Жаль мне смотреть на войско и на всех на наших. В России мы хуже автрийцев и пруссаков стали.
Прощай, любезный! Христос с вами! Я всегда ваш верный
Багратион
П. И. Багратион - неизвестному.
[13 июля. Без места]
Я думаю, у вас пропасть новостей, пустых, по обыкновению Москвы, но я вам скажу, что все хорошо и везде их колотят. Наконец дождутся они, сумасшедшие, что и совсем их уничтожат. Очень нездоров, устал и ослаб, но надо терпеть, и одно мое блаженство - служить государю, пока могу. Прощайте, будьте богом хранимы. Весь ваш
к. Багратион.
Третьего дня у меня было жаркое дело(32), и потурил крепко я Даву и Мортье. Он потерял пехоты одной 5000 человек и два полка кавалерии. Наш урон невелик - славно и мы дрались - истинно, неслыханно. Спасибо, они меня тешат, [что] неприятель имел под ружьем 60 000, а я дрался с корпусом Раевского. Не токмо [не] уступил ему место, но прогнали 6 верст в лес. Он там остановился, я далее не пошел - там мы и разошлись.
А. Н. Самойлов - Н. Н. Раевскому.
[Ок. 11-15 июля. Киев]
Письмо ваше, мой друг Николай Николаевич, от 5 числа сего месяца, с слугою моим отправленное, я получил. Я вижу, мой друг, сколько велики труды ваши. Дай боже, чтобы вы их перенесли к славе вашей и к нашей пользе. Вы одни защищаете нас, ибо сформированные четвертые батальоны(33), коих число до 55-ти, составляют 26 эскадронов, 9 рот пешей и 5 рот конной артиллерии, расположены будут в самоскорейшем времени между Калугою и Волоколамском. Командир же всем войскам сим назначен наш военный губернатор Михаило Андреевич Милорадович, который сего числа отправляется в Калугу. Сие новое ополчение, как сказано в рескрипте, Милорадовичем полученном, будет служить примером и всеобщему в государстве ополчению, а из сего можно уверительно заключить, что неприятель не решится войтить во внутрь старой России, ибо в оной найдет он новую для себя Гишпанию, где несколько сот тысяч потерял он без пользы. А может статься, ежели вы не побьете его хорошенько, то не коснется ли он святого града Киева, где толикое число преподобных без пользы нам опочивают. Словом сказать, ваш достойный начальник, воспитанник знаменитого Суворова (34) один только в состоянии отвлечь от нас неприятное следствие. Уведомляйте нас почаще. <...>
А. И. Коновницына - мужу.
15 июля. [Квярово]
Вчера, милый друг, писала к тебе много с твоим унтер-офицером, которому крайне обрадовалась. Угащивала его, подарила 10 ру. и 20 на дорогу дала. Такой добрый - не брал, говорит, это много, такое ли время теперь.
Я с ним масла, рому, вина, водки, ветчины, бульону, варенья, сока послала, получил ли ты? <...> Вяленых щук посылаю 4 - ты их любишь. Вчера и сухова щавелю послала, а то негде будет и того взять. Ах, когда восстановит(35) покой бедная Россия! Дошла и до нас очередь, веришь ли, что и [я] за отечество стражду крепко. От матери твоей писем не имею, послала к ней твою последнюю записочку. Напиши - перешлю, она, бедная, крепко о тебе страдает. Пиши чаще, мой родной, неоцененный друг, милый сердцу моему, единое мое утешение и отрада. Лиза покашливает все периодами. Ни грудью, ни боком не жалуется. <...> По рецепту в Опочке сделали капли, но не тот дух, что у Вилли, и боюсь давать. Ревень ей давали, и очистило немного, кажется, поменее кашляет. Пою ее мятой, мать-и-мачехой. Посоветуйся с добрым доктором, которого люблю и почитаю, и надеюсь, что тебя сбережет. Не знаешь ли о Гавердовском, о бедном Монтандере, живы ли оне? Бениксон(36) где? Что у вас толков? Сдесь - пропасть, а правды не узнаешь. С нас пожертвование людей требуют. Хлеб, коего нет, на 1500 купила, с трех душ подвода стоит, а на других свозим, а работы стоят, к тому же беспрестанные ветры, дожди: с доходами - прости, вряд хлеб уберешь, как быть, как?.. Бог ведает. <...> Прости, родной, будь здоров, верь, что по гроб тебе верный друг Аннушка.
(1)Имеется в виду главный персонаж поэмы Лудовико Ариосто (1474-1533) "Неистовый Роланд".
(2)Гостиница "Париж" (фр.), "Комнату, комнату!" (нем.)
(3)Современные названия: Елгава, Клайпеда, Калининград.
(4)Майнц принадлежал Франции в 1794-1815 гг.
(5)Мец, Верден, Эперне, Шалон-сюр-Марн.
(6)Люксембургский музей, Елисейские поля. Ботанический сад (искаж. фр.).
(7)"Особняк Биронов" (фр-) - вероятно, здание, в котором помещалось русское посольство до Французской революции.
(8)Гостиница "Перигор", Батавская улица, комната No 18 около Пале-рояля (фр.).
(9)"У четырех колонн" (фр.).
(10)Су (мелкая французская монета).
(11)Коричневого цвета (фр.).
(12)Редингот (фр.), сюртук.
(13)М. М. Херасков (1733-1807).
(14)Всего доброго, до свидания (искаж. фр.).
П. Л. Давыдов - А. Н. Самойлову. 20.2.- ГБЛ, ф. 219, к. 45, No 20, л. 2-2 об.
(15)Личность не установлена.
(16)В тексте - "даст".
(17)Имение А. Н. Самойлова, ныне районный центр Черкасской обл.
М.И.Кутузов - жене. 11.3.-К у т у з о в М. И. Сборник документов. М., 1953, т. 3, с. 841.
(18)После назначения М. И. Кутузова в марте 1811 г. командующим Молдавской армией русские войска под его командованием одержали 22 июня победу под Рущуком, а в октябре окружили и несколько позже взяли в плен всю турецкую армию под Слободзеей.
П. Л. Давыдов - А. Н. Самойлову. 16.4.- ГБЛ, ф. 219, к. 45, No 20, л. 4-4 об.
К. В. Нессельроде - жене. 13.5.-Перевод с фр.-РА, 1910, No 8, с. 610-611. Перевод исправлен по французскому тексту - Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode 1760-1850. Paris, 1904, t. 4, p. 31-34.
(19)Военного министра.
(20)С поста главнокомандующего Москвы.
(21)То есть Наполеон.
М. Д. Нессельроде - мужу. 16.5.-Перевод с фр.-РА, 1910, No 8, с. 611-612. Перевод исправлен по французскому тексту - Lettres et papiers du chancelier comte de Nesselrode 1760-1850. Paris, 1904, t. 4, p. 55-56.
(22)Опера-водевиль А. А. Шаховского "Казак-стихотворец". Музыка К. А. Кавоса.
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову. 17.5.- АР, с. 148-150.
(23)Вильнюс.
(24)То есть Вторую Западную армию.
(25)16 мая 1812 г. усилиями М. И. Кутузова удалось заключить чрезвычайно важный, ввиду грозящего вторжения Наполеона, Бухарестский мирный договор с Турцией. Русско-турецкая граница устанавливалась по реке Прут. Турции возвращался ряд территорий на Кавказе (Анапа, Поти, Ахалкалаки), завоеванных Россией в войне 1806-1812 гг.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову. 23.5.- АВ, т. 37, с. 225-226.
Н. М. Карамзин - брату. 28.5.- Атеней, с. 484.
(26)Благодаря интригам Г. Армфельта и А. Д. Балашова М. М. Сперанский был ложно обвинен в сношениях с агентами Наполеона и передаче им государственных тайн России. М. М. Сперанский был арестован 17 марта и сослан в Нижний Новгород, а затем в Пермь.
(27)Наполеон пробыл в Дрездене с 4 по 17 мая, ожидая возвращения графа Л. Нарбонн-Лара, отправленного к Александру I в Вильно с изложением претензий французского императора к России.
А. А. Меншикова - мужу. 2.6.- ГБЛ, ф. 166, к. 3, No б, л. 14.
(28)А. С. Меншиков был переведен из Дунайской армии в 1-ю Западную.
А. Д. Балашов - Ф. В. Ростопчину. 4.6.- Дубровин, No 11, с. 7.
(29)В мае был ратифицирован союзный договор России со Швецией от 24 марта 1812 г.
(30)Ф. В. Ростопчин был назначен 24 мая московским военным губернатором, а 29 мая - главнокомандующим в Москве с присвоением военного звания генерала от инфантерии.
А. А. Закревский - М. С. Воронцову. 6.6.- АВ, т. 37, с. 227-228.
М. А. Волкова - В. И. Ланской. 7.6.- Перевод с фр.- BE, с. 582.
(31)См. примечание 2 к письму А. Д. Балашова от 4.6.
(32)В 1806-1807 гг. Ф. В. Ростопчин опубликовал несколько ура-патриотических произведений: "Мысли вслух на Красном крыльце", "Письмо Силы Андреевича Богатырева к одному приятелю в Москве", "Письмо Устина Веникова к Силе Андреевичу Богатыреву", "Ответ Силы Андреевича Богатырева Устину Ульяновичу Веникову", комедию "Вести, или Убитый-живой" и некоторые другие.
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову. 11.6.-Дубровин, No 14, с. 3-11.
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову. 11.6.- PC, 1912, No 6, с. 607-608. Уточнено по рукописи оригинала: ГБЛ, ф. 41, к. 114. No 32, л. 19-20.
(33)Ныне г. Квидзынь (Польша).
(34)Ныне г. Верхнедвинск (Белоруссия) и г. Даугавпилс (Латвия). Строительство Динабургской крепости только еще было начато. В Дрисском укрепленном лагере по плану Пфуля должна была сосредоточиться 1-я Западная армия.
Часть первая
"Священная для русского война"
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову.
18 июня. С.-Петербург <
...> Точно так. Предвозвещения сбылись. От 13 июня граф Николай Иванович(1) получил высочайший рескрипт с извещением, что вероломный враг без всякого объявления вторгся в пределы наши. Уже сила отражается силою, и мы с нетерпением ожидаем официальных известий о военных происшествиях. <...> О, господи! благослови оружие наше! Возблагоденствует Россия, вся Европа, когда низложено будет стоглавое чудовище. Не знаю, уехал ли Лористон. В субботу он еще был сдесь.<...>
И. А. Пуколов - А. А. Аракчееву.
20 июня. С.-Петербург <
...>Хотя последствия мира и войны совсем различны, но в настоящее время объявление мира с турками и объявление войны французам принято здесь с одинаковым нетерпением. За мир еще не благодарили бога в ожидании решительного известия, а об успехе войны начали уже молиться и молиться умиленно. Обыкновенно при каждом новом действии открываются новые суждения и умозаключения, но то верно, что нашим военным пространное поле отличиться, а духовным - помолиться. При настоящих военных хлопотах бог обещает нам хорошую жатву и изобилие плодов земных.
Не только теперь, но и во всякое время каждый, по мере возможности, обязан содействовать к пользе отечества. <...>
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову.
20 июня. Москва
Из донесения моего Е. И. В. вы изволите увидеть, сколь легко было мне при теперешнем расположении умов исполнить волю государя и собрать миллион рублей с двух первых сословий, не касаясь ни до уездного купечества, ни до мещан, даже не требуя ничего с 122 т. душ казенных крестьян. Сверх сего миллиона, по дошедшим до меня сведениям, многие из богатых здешних купцов намерены сделать знатные пожертвования, на кои я их словами и обещаниями подвигаю. На той недели приступлю к сбору денег и о скором его ходе буду иметь деятельное старание.
С тех пор, как свет стоит, не знаю примера, чтоб известие о войне с сильным и опасным неприятелем произвело всеобщее удовольствие. Всем известно ополчение наше и изобилие в продовольствии войск. Известно всем, что счастие Наполеона взяло другой оборот, и во многих случаях неудачи заступили место успехов. Русский бог велик! Да где ему с нами, мы все готовы! Ведь Александр Павлович за себя да за нас идет на воину - вот, что все говорят, вот, что все думают, и от сего желали все войны и ей обрадовались. <...> Про город говорить нечего, им править легко, только потребна большая деятельность. <...>
А. А. Закревский - М. С. Воронцову.
[Конец июня. Без места]
Скажите, каково ваше здоровье и где вы таскаетесь? Мы бродили быстро и отступали еще быстрее к несчастной Дриссенской позиции, которая, кажется, нас приведет к погибели(2). По сех пор не могут одуматься, что предпринять; кажется, берут намерение к худому. Проклятого Фуля надо повесить, расстрелять и истиранить яко вредного человека нашему государству.<...> Вот и Тормасову сего числа предписано действовать решительно, а и вы по прибытии в Бобруйск не должны дремать, [но] искать злодеев и бить как можно больше. <...>
И. А. Пуколов - А. А. Аракчееву.
27 июня. С.-Петербург <
...> Получаемые оттуда(3) известия интересуют всех и каждого. Военные бюллетени переходят из рук в руки. Говорят многое, как водится в больших городах. <...> Кажется, не верится противному, но нельзя быть равнодушным. Так рассуждают благонамеренные и любящие отечество люди.
Вчера приехал сюда граф М. И. Кутузов. Родные его на руках носят, а посторонние, уважая заслуженных людей, рады, что он будет жить здесь. <...>
Я. П. Кульнев - А. А. Закревскому.
28 июня. г. Чернове
Mon cher ami(4), Арсений Андреевич!
Сего числа граф(5) отправляет рекомендацию о деле моем Вилькомирском(6) и, как слышу, весьма скупо рекомендует. Я вам откровенно скажу, что для меня ничего не желаю, ибо мое от меня не уйдет, но я обещался, по обещанию графа, своим подчиненным, что буду стараться о награждении их, а потому и прошу вас похлопотать, дабы по заслугам их были б награждены, ибо я в рапорте моем ничего не прибавил.
Скажите, скоро ли начнем сих проклятых французишков напирать, ибо при отступлении нашем кровь солдатская остыла. Я вам сие откровенно говорю, яко другу, и буде придет дело до валовой свалки, то напомните министру(7) , дабы на тот случай сняли б все ранцы и шинели. Тогда можно будет почесть нашу армию 50 000 сильнее, ибо при сей тягости [даже и] без неприятеля половина армии <...> побеждена, а паче при нынешних жарах. Теперь дело не идет о ранцах, но целости и чести всего государства. Я о сем напоминаю яко искренний сын отечества. За сим, пожелав вам все блага на свете, остаюсь навсегда ami(8)
Кульнев.
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову.
28 июня. На биваках близ Несвижа <
...> Неприятель начал свою переправу у Ковно и Олиты(9) . Вместо того, чтоб его атаковать, первая армия тотчас без выстрела отступила за Вильну. Князь Петр Иванович(10) получил тогда приказание подкреплять Платова, который был в Белом Стоку(11) с 8-ю казачьими полками. Платову же приказано ударить на их тыл. Сия слабая диверсия в то время, когда главная армия ретируется, поставляла нас в опасность быть отрезану. Князь о сем представил [в донесении] и предложил, буде угодно, хотя у нас оставалось не более 30 тыс., идти в Остроленку мы тогда были в Волковицке(12), где была главная квартира польских войск, или ретироваться в Минск и оттоль соединиться с главной армией.
По первому предложению мы, разбивши поляков, отступили бы к Тормасову, а главная армия тож должна была действовать наступательно. Князь получил в ответ - идти на Минск и оттоль стараться соединиться с первой армией. Едва сделали мы несколько маршей, как вдруг пишет государь, что он будет стоять в Свенцианах, чтоб мы шли на пролом корпуса Даву и с ним соединились. Мы уже начинали сходиться с французами, как вдруг получили от государя, что он отступает и что, как ему известно, противу нас отряжены превосходные силы в трех колоннах, то чтоб и мы отступали. Мы хотели идти опять в Минск и направили туда наше шествие, но получили [известие], что все дороги перерезаны неприятелем. Продолжение сего направления лишило бы нас обозов и продовольствия. К величайшему нашему удовольствию получили мы вскоре, что государь предоставляет князю уже не искать с ним соединения, но действовать по его воле, почему мы следуем к Слуцку и, может, к Бобруйску, где остановимся. 19 дней мы в движении без раздахов(13). Не было марша менее 40 верст, [но] не потеряли ни повозки, ни человека. Берем реквизиции, коими [и] кормим, и поим людей. У меня в корпусе больных - только 70 человек. Никогда войска не хотели так драться, и, конечно, имея 50 тысяч, мы 80-ти не боимся. Итак, без выстрела мы отдали Польшу(14). Завтра государь с армией [будет] за Двиной. У нас вчерась первая была стычка. Три полка кавалерийских насунулись Платова. Платов их истребил(15). Начало прекрасное. Государь пишет, что все силы и сам Бонапарте устремлен на нас. Я сему не верю, и мы не боимся. Если это [действительно] так, то что ж делает первая армия?
Я боюсь прокламаций, чтоб не дал Наполеон вольности народу, боюсь в нашем краю внутренних беспокойств. Матушка, жена, будучи одни, не будут знать, что делать.
Что предполагает государь - мне неизвестно, а любопытен бы я был знать его предположения. У него советник первый Фуль - прусак, что учил его тактике в Петербурге. Его голос сильней всех. Общее мнение, что есть отрасли Сперанского намерения(16). Сохрани бог, а похоже, что есть предатели.
Потеряв сражение, мы бы потеряли не более того, что отдали постыдным образом. Вот наши обстоятельства! <...>
А. Д. Балашов - Ф. В. Ростопчину.
28 июня. Лагерь при Дриссе
Известно, думаю, уже в. с., что я был послан Г. И. к французскому двору, а потому, уверен я, интересуетесь вы узнать предмет сего вояжа. Государь получил донесение от управляющего Министерством иностранных дел, что французский посол граф Лористон просит своих паспортов по причине такового же требования, будто бы нашим послом князем Куракиным сделанного для возвращения его в Россию (на что, однако же, повеления ему от двора нашего дано не было), и что сие Наполеоном принято будто бы за объявление разрыва с нашей стороны. Е. В., рассуждая, что император французов хочет войне, им вносимой в пределы наши, дать вид, как бы она начинаема нами, за благо признать изволил для вящшаго обнаружения пред всею Европою истинного начинщика войны сей, отправить меня с собственноручным письмом к императору Наполеону, в котором, между прочим, объяснено было, что если нет повода более ему зачинать военные действия, как упомянутое обстоятельство, то, несмотря на вторжение его без объявления войны в пределы России с воинством, Его Величество, сберегая род человеческий от нового кровопролития, соглашается вменить ни во что сей его поступок и войти в объяснение с тем, чтобы для сего он немедленно выступил с войском своим из наших границ.
Император Наполеон, войдя со мною в большой разговор, сперва два, а потом четыре часа продолжавшийся, ответствовал письменно и словесно, что он, войдя уже в пределы наши, выдти не согласен прежде заключения мира. К сему прибавил множество мнимых его претензий на наш двор, с чем я и возвратился. Военные же действия в мелких видах, как во время моего у него пребывания, что составило неделю, так и по возвращении моем, продолжаются, но важного до сих пор еще не произошло. Нами взяты в полон из известных людей по сие время принц Гогенлое и граф Сегюр.
К. Н. Батюшков - П. А. Вяземскому.
1 июля. [С.-Петербург]
Давно, очень давно я не получал от тебя писем, мой милый друг. Что с тобою сделалось? Здоров ли ты? Или так занят политическими обстоятельствами, Неманом, Двиной, позицией направо, позицией налево, передовым войском, задними магазинами, голодом, мором и всем снарядом смерти, что забыл маленького Батюшкова, который пишет к тебе с Дмитрием Васильевичем Дашковым. Я завидую ему: он тебя увидит, он расскажет тебе все здешние новости, за которые, по совести, гроша давать не надобно - все одно и то же. Я еще раз завидую московским жителям, которые столь покойны в наше печальное время, и я думаю, как басенная мышь говорит, поджавши лапки:
"Чем грешная могу помочь?"(17)
У нас все не то! Кто глаза не спускает с карты, кто кропает оду на будущие победы. Кто в лес, кто по дрова! Но бог с ними.<...> Пришли мне Жуковского стихов малую толику да пиши почаще, мой милый и любезный князь. А впрочем, бог с тобой! Кстати, поздравляю тебя с прошедшими именинами, которые ты провел в своем загородном дворце(18), конечно, весело. Еще раз прости и не забывай твоего Батюшкова.
А. И. Коновницына - мужу.
2 июля. [Квярово]
Мой милый неоцененный друг. Сейчас узнала, что Фоминцин Петр едет к брату. Тебя увидит - скажет, что мы здоровы, что грущу крепко по тебе, моя душа. Не знаю, что с тобою. Да сохранит тебя всевышний бог, да защитит наше любезное отечество, о котором крепко крушусь - больно, что все отдают. По газетам видела, что открылись военные действия в день моего отъезда 12 числа. Ежели [бы] поехала чрез Ригу, подлинно попала бы в плен - что б тогда? У нас дожди, ветры, холодно, и в доме везде несет, но рада чрезвычайно, что здесь, по крайней мере, ближе от тебя, и о тебе скорее узнаю, и чаще писать могу. В том только отраду нахожу. Дети здоровы и спокойны, одна я вздыхаю <...>. Посылаю сколько есть корпии. Буду просить Фоминцина, чтоб водки тебе свез. Возьмет ли, не знаю. Мужики все в унынии, все страшатся французов. Сегодня многие приходили, о тебе спрашивают, я, сколь могу, ободряю, что ты там [французов] не допустишь. Тем их успокоила. <...> Я за себя не трушу, бог нас не оставит, лишь ты бы жив был. Имения все [го] рада бы лишиться, лишь бы любезное отечество наше спасено было. Лиза(19) ополчается крепко - дух отечественный страшный в этом ребенке - и жалеет крепко, что не мальчик: пошла бы с радостью служить и отечество защищать и говорит, что жаль, что братья малы, что не могут государю доброму полезны быть. Иван говорит: "Я ножами защищаться [буду]". Ну такой дух во всех наших, и я уже только и думаю: защити бог отечество! Газеты у Сумародского беру и "Северную почту"(20) читаю. Дурак Фоминцин уехал - посылаю догнать. Прощай, навеки тебе друг Аннушка. Водки послать не могла. Прощай, Христос с тобою, навеки тебе друг Аннушка.
С. Н. Марин - М. С. Воронцову.
3 июля. [Без места]
Сделай одолжение, любезный граф, когда ты пойдешь с твоими непобедимыми, то подмети ниших оставшихся(21). Говорят, что их тьма и, как саранча, рассеялись по белу свету. <...> Первая армия стоит в столбняке в Дриссе(22) и не прежде из сего состояния выйдет как съест весь свой провиант, а его много. Румянцев от армии уехал, Ермолов - начальником генерального штаба, Шувалов не командует более корпусом, а на место его граф Толстой-Остерман.<...>
Ф. В. Ростопчин - А. Д. Балашову.
4 июля. Москва <
...> Публика весьма покойна, потому что гр [аф] Н. И. Салтыков сообщает мне без замедления журнал военных действий, и я его тотчас приказываю печатать в Управе благочиния(23) и раздавать по городу. Хотя сначала и необыкновенно некоторым показалось, что две столь многочисленные армии могут стоять в близком расстоянии без сражения, но узнав и настоящее дел положение Наполеона и уверясь, что со стороны нашей производится пагубный для него план, все успокоились и от скорого обнародования известий ждут их от меня, а другим слабо верят. Иностранцы весьма осторожны. Всего более радует известие о хорошем урожае, по весьма многим точным сведениям, за исключением части Рязанской и Калужской губерний. Повсеместно год изобильный. <...> Г. статский советник Каразин, приехав в Москву, через час явился ко мне и подал письменное объявление, что он встретил на второй почте едущего чиновника в Николаев, который показался ему подозрительным или беглым, и по выговору, и по новостям, им передаваемым, он его принял за шпиона. Полагая, что у сего человека могли быть какие-нибудь письма в Польшу и далее, я тотчас послал его догнать и привезти назад майора Чистякова с унтер-офицером. Он его настиг, не доезжая Орла, и привез в Москву. Человек сей, родиною из Нидерландов и по имени Шлейден, 14-го класса, служит при казенной адмиралтейской суконной фабрике, говорит дурно ломаным языком, очень глуп. В бумагах ничего не найдено, и он, посидя два дня на хлебе и на воде за то, что сказывал, будто в Москве все встревожены от войны, отпущен в Николаев. <...>
И. П. Оденталь - А. Я. Булгакову.
5 июля. С.-П[етер] бург
При сем прилагаю вышедшую сегодня реляцию. Она должна нас приготовить к важным известиям, которые весьма скоро нас обрадуют. Французы с своими ненадежными союзниками кидаются в разные стороны, чтоб открыть где-нибудь удачное для себя дело. Видят, что везде ожидает их штык или пика - они и с артиллериею не отваживаются на решительную битву. Как же решатся атаковать нас в ретраншементах?(24) Нет! Их храбрование кончилось. Все готово. Мы на них наступаем. Гоним, бьем их. Ежели они вздумают приостановиться, так тем скорее совершится истребление их сил. Рядовые 1-ой армии не могут дождаться той минуты, чтоб пощитаться с французишками. Их должно уговаривать. Они кипят отмщением. О, россы! победа Вам принадлежит, но без повиновения и она не может иметь плодов. Положитесь на предусмотрительность Ваших начальников! Они знают, для чего медлют доставить Вам случай увенчать себя лаврами. Ожидающие Вас неувядаемы. Представьте себе, любезнейший Александр Яковлевич, что таких воинов, рвущихся к сражению, в 1-ой армии - 197 тысяч с сотнями; во 2-ой - с лишком 200 тысяч; под начальством Платова - отдельный корпус более 50 тыс. наездников. Обсервационная армия составляет за 150 тысяч(25) да еще к западным границам спешат те войска, которые были против турок. Quelle defaite attende nos ennemis!(26) <...>
Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову
5 июля. Бобруйск
От Слуцка отряжен я был с 25 тыс. идти день и ночь к Бобруйску, куда пришел сего утра <...>. Что теперь предпримем - не знаю. Я назначен опять ехать с корпусом день и ночь на подводах - закрыть Могилев. Но неподвижность неприятеля, как я думаю, переменит сей paillatif.(27) Лучший способ закрыть себя от неприятеля - есть разбить его. Говорят, что 1-ая армия в Движении вперед. Говорят, что 3 полка кавал[ерии] баварских передались к нам. Говорят, что немцы, голландцы взбунтовались, что англичане и гишпанцы сделали где-то десант и что он(28) сам поскакал во Францию, но все это говорят, и я ничему не верю. Ермолов Алексей Петрович - chef d'etat major(29) большой армии. Все сему рады. Он в ежеминутном сношении с государем и робких советов, каковых St. Priest(30), подавать не будет. А наш француз не совсем большой головы. Если все три армии теперь искусно двинутся вперед, то французы могут быть разделены по частям, ибо они также разделились, надеясь на робость нашу, и легко прервать их соединение.
Матушка ко мне не пишет, вы также, хотя и пишете, но о жене моей - ни слова, почему полагаю ее в Одессе. Скажу о брате Петре(31), что он с гусарами везде лихо отличается, и где наши с неприятелем встречаются, то везде их колотит.
Я здоров, только устал до крайности. В три дня 135 верст с войсками сделать тяжело.
Прощайте, милостивый государь дядюшка, будьте здоровы и благополучны. Честь имею пребыть с глубочайшим почтением покорный племянник
Н. Раевский.
П. И. Багратион - А. П. Ермолову.
7 июля. [Без места]
Насилу выпутался из аду. Дураки меня выпустили. Теперь побегу к Могилеву, авось их в клещи поставлю. Платов к вам бежит. Ради бога, не осрамитесь, наступайте, а то, право, худо и стыдно мундир носить, право скину его. <...> Им все удастся, если мы трусов трусим. Мне одному их бить невозможно, ибо кругом был окружен, и все бы потерял. Ежели хотят, чтобы я был жертвою, пусть дадут имянное повеление драться до последней капли. Вот и стану! Ретироваться трудно и пагубно. Лишается человек духу, субординации, и все в расстройку. Армия была прекрасная; все устало, истощилось. Не шутка 10 дней, все по пескам, в жары на марше, лошади артиллерийские и полковые стали, и кругом неприятель. И везде бью! Ежели вперед не пойдете, я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр - искать и бить! Вот одна тактическая дизлокация, какая бы следствия принесла нам. А ежели бы стояли вкупе, того бы не было! Сначала не должно было вам бежать из Вильны тотчас, а мне бы приказать спешить к вам, тогда бы иначе! А то побежали и бежите, и все ко мне обратилось! Теперь я спас все и пойду только с тем, чтобы и вы шли. Иначе - пришлите командовать другого, а я не понимаю ничего, ибо я неучен и глуп.
Жаль мне смотреть на войско и на всех на наших. В России мы хуже автрийцев и пруссаков стали.
Прощай, любезный! Христос с вами! Я всегда ваш верный
Багратион
П. И. Багратион - неизвестному.
[13 июля. Без места]
Я думаю, у вас пропасть новостей, пустых, по обыкновению Москвы, но я вам скажу, что все хорошо и везде их колотят. Наконец дождутся они, сумасшедшие, что и совсем их уничтожат. Очень нездоров, устал и ослаб, но надо терпеть, и одно мое блаженство - служить государю, пока могу. Прощайте, будьте богом хранимы. Весь ваш
к. Багратион.
Третьего дня у меня было жаркое дело(32), и потурил крепко я Даву и Мортье. Он потерял пехоты одной 5000 человек и два полка кавалерии. Наш урон невелик - славно и мы дрались - истинно, неслыханно. Спасибо, они меня тешат, [что] неприятель имел под ружьем 60 000, а я дрался с корпусом Раевского. Не токмо [не] уступил ему место, но прогнали 6 верст в лес. Он там остановился, я далее не пошел - там мы и разошлись.
А. Н. Самойлов - Н. Н. Раевскому.
[Ок. 11-15 июля. Киев]
Письмо ваше, мой друг Николай Николаевич, от 5 числа сего месяца, с слугою моим отправленное, я получил. Я вижу, мой друг, сколько велики труды ваши. Дай боже, чтобы вы их перенесли к славе вашей и к нашей пользе. Вы одни защищаете нас, ибо сформированные четвертые батальоны(33), коих число до 55-ти, составляют 26 эскадронов, 9 рот пешей и 5 рот конной артиллерии, расположены будут в самоскорейшем времени между Калугою и Волоколамском. Командир же всем войскам сим назначен наш военный губернатор Михаило Андреевич Милорадович, который сего числа отправляется в Калугу. Сие новое ополчение, как сказано в рескрипте, Милорадовичем полученном, будет служить примером и всеобщему в государстве ополчению, а из сего можно уверительно заключить, что неприятель не решится войтить во внутрь старой России, ибо в оной найдет он новую для себя Гишпанию, где несколько сот тысяч потерял он без пользы. А может статься, ежели вы не побьете его хорошенько, то не коснется ли он святого града Киева, где толикое число преподобных без пользы нам опочивают. Словом сказать, ваш достойный начальник, воспитанник знаменитого Суворова (34) один только в состоянии отвлечь от нас неприятное следствие. Уведомляйте нас почаще. <...>
А. И. Коновницына - мужу.
15 июля. [Квярово]
Вчера, милый друг, писала к тебе много с твоим унтер-офицером, которому крайне обрадовалась. Угащивала его, подарила 10 ру. и 20 на дорогу дала. Такой добрый - не брал, говорит, это много, такое ли время теперь.
Я с ним масла, рому, вина, водки, ветчины, бульону, варенья, сока послала, получил ли ты? <...> Вяленых щук посылаю 4 - ты их любишь. Вчера и сухова щавелю послала, а то негде будет и того взять. Ах, когда восстановит(35) покой бедная Россия! Дошла и до нас очередь, веришь ли, что и [я] за отечество стражду крепко. От матери твоей писем не имею, послала к ней твою последнюю записочку. Напиши - перешлю, она, бедная, крепко о тебе страдает. Пиши чаще, мой родной, неоцененный друг, милый сердцу моему, единое мое утешение и отрада. Лиза покашливает все периодами. Ни грудью, ни боком не жалуется. <...> По рецепту в Опочке сделали капли, но не тот дух, что у Вилли, и боюсь давать. Ревень ей давали, и очистило немного, кажется, поменее кашляет. Пою ее мятой, мать-и-мачехой. Посоветуйся с добрым доктором, которого люблю и почитаю, и надеюсь, что тебя сбережет. Не знаешь ли о Гавердовском, о бедном Монтандере, живы ли оне? Бениксон(36) где? Что у вас толков? Сдесь - пропасть, а правды не узнаешь. С нас пожертвование людей требуют. Хлеб, коего нет, на 1500 купила, с трех душ подвода стоит, а на других свозим, а работы стоят, к тому же беспрестанные ветры, дожди: с доходами - прости, вряд хлеб уберешь, как быть, как?.. Бог ведает. <...> Прости, родной, будь здоров, верь, что по гроб тебе верный друг Аннушка.