Страница:
И он понесся обратно к кораблю, стальной корпус которого переливался красными бликами в свете гигантской звезды. От кислородного пистолета протянулся длинный белый след.
— Города кишат живностью! — Керл рассматривал планету в свой микроскоп. — Черные точечки… явно испуганы… Очевидно, там паника. Они видят нас в своем небе…
Он наводил микроскоп то на одну, то на другую точку. Он видел корабли — малюсенькие чешуйки, под линзой проходили облака, леса, и, будто в капле воды на предметном стекле, что-то живое копошилось, преследовало, боролось, жило, умирало…
Маленькая серебристая планета мирно шла по своей орбите. Они видели ее вращение. С невозмутимостью подлинного исследователя Керл наблюдал, как закачалась и рассыпалась одна из гор. Он рассмеялся:
— Наша масса влияет на вращение планеты. У них начались землетрясения! А что будет, когда мы ее совсем остановим? Тогда погибнут миллионы!
Подлетел Тим, волоча за собой кабель магнитного крана.
— Захватим ее за магнитные полюса!
Он пронесся, словно пловец, через темную пустоту вокруг планеты и нырнул вниз — мифическое создание из мира исполинов.
— Поглядите на него! — ухмыльнулся Маджио. — Интересно, что сейчас представляется этим бациллам? У них теперь есть чем пугать непослушных детей! «Ложитесь, дети, не то Тим О’Шо заберет вас!»
Керл рассмеялся.
— Я их вижу! — Голос его напряженно звенел. — Вон как засуетились. Мы им, наверно, кажемся архангелами с огненными мечами!
— Ха! — От смеха Тим выпустил кабель. — Это ты здорово придумал: архангелы! Первый и последний раз в жизни нам представляется возможность изобразить архангела Михаила!
Мысль об этом их опьянила. Космические боги! Они взяли друг друга за руки — даже Анжело поддался общему порыву, — включили кислородные пистолеты и закружились в буйном хороводе вокруг планеты, быстрее, быстрее… Они кричали, гикали, хохотали… Это был поистине гомерический смех. Они чувствовали себя великанами, достающими головой до звезд! От их прыжков в атмосфере планеты рождались циклоны, и темные воронки в облачном покрове проносились над кораблями, берегами, городами, производя страшные опустошения. Каждый прыжок стоил жизни десяткам тысяч обитателей Дюймовочки…
— Хватит… довольно!
Анжело вышел из круга. Он вспомнил давно слышанные слова… Как бабушка, показывая на звезды над их горемычной деревушкой, дрожащим старческим голосом говорила: «Каждая звезда — это один из ангелов господних, Анжело».
Крохотная планета миллионы лет отважно летела сквозь мрак колодцев вечности. Полярное сияние трепетало над полюсами, тучи орошали землю ливнями… Расправив серебристые крылья, планета рождала жизнь и, как могла, охраняла ее.
— Не делайте этого! — простонал Анжело в шлемофон. — Разве вы не видите… Она священна, она — луч света, что падает в двери жизни. Если мы ее украдем, нас постигнет суровая кара. Может быть, и к нашей планете когда-нибудь прилетят вот так, как мы прилетели к Дюймовочке…
Ответом ему был дружный смех.
— Переживать из-за каких-то микробов! — хохотал Тим. — Из-за щепотки праха на ладони! Для этого надо быть полоумным индейцем!
Он поймал рукой скобы магнитного крана.
— Глядите! Вот как добываются десять миллионов долларов!
Он спикировал на карликовую планету. Клешни крана были словно разверстая пасть дракона… Крепкий кабель натянулся, беззвучно взвизгнула сталь…
«Погремушка» мчалась к Земле — блестящее зернышко, за которым тянулся в космосе тусклый след. Обгоняя время, они тигриным прыжком превозмогали космическую бездну. Летели победители. В грузовом отсеке корабля висела Дюймовочка — плененная синяя птица с перебитыми крыльями…
Правда, Керл и Тим бережно обращались с драгоценной добычей. Включили антигравитационные генераторы и создали поле невесомости во второй цистерне, где, будто редкостная колибри в клетке, парила карликовая планета. Накачали туда кислород, углекислый газ, аргон, водяные пары, чтобы «они» могли дышать. Установили даже искусственное солнце. Словом, сделали все, чего не жаль ради десяти миллионов долларов.
И им удалось уберечь от поголовного вымирания крупинки, или бациллы, или черные точки, — то, что было видно в микроскоп. Уберечь миллионы обитателей планеты, которые пережили потопы и циклоны, когда кран грубо остановил вращение Дюймовочки, и маленькие кристаллы заволокло клубами красного дыма, и ожили вулканы в миниатюрных грозных извержениях. Космическая катастрофа на ладони…
Обратный путь оказался вовсе не таким уж скучным. Они провели немало увлекательных часов во второй цистерне, вооруженные микроскопом и лупами. Тонкими пинцетами подбирали копошащиеся живые крупинки и клали их на освещенное белой лампочкой предметное стекло.
— Это будет почище блошиного цирка! — приговаривал Тим, добродушно смеясь. — Глянь, как мечутся! Ха-ха, миллиметр в час. Им невдомек, что происходит. Они не способны даже представить себе, что есть такие суперсущества, как мы!
— Идеальный объект для опытов с наследственностью, — деловито заметил Керл. — Размножаются по меньшей мере так же быстро, как банановые мушки. У них должна быть совсем другая мера времени, чем у нас. Вероятно, наш час для них целый год. Представляете себе, что это означает для исследователя! Можно целому народу привить рак, изолировать его в спичечной коробке и наблюдать несколько поколений: сопротивляемость, распространение болезни, смертность!
— Может, не стоит продавать Дюймовочку астрофизическому музею, — задумчиво сказал Маджио. — Лучше устроим питомник и будем продавать их оптом. А? Тысяча долларов за миллион! Предположим, они размножаются со скоростью десяти миллионов в сутки. И никаких расходов на кормление и уход!
— Знай себе собирай с Дюймовочки урожай — по десяти тысяч в день! — Тим хлопнул себя по ляжке. — А сколько всевозможных применений! Миллион — для школ, наглядное пособие. Десять миллионов — для военных игр, которыми развлекаются полководцы: могут заселить целую искусственную планету и проверить, что будет в случае атомной войны!
— А если их можно обучить, чтобы работали в микроаппаратуре космических кораблей, это будет куда дешевле транзисторов! — Керл поднес свою лупу к планете. — Смотрите, они уже восстанавливают разрушенные города. Видно, как меняется форма кристалликов. Да, живучее племя…
Он усмехнулся.
— Слушайте! — Маджио осенила новая идея. — Их можно еще сажать по несколько тысяч в стекляшки в серьгах! Вот будет женщинам о чем потолковать, как соберутся. Брошка, а внутри копошится эта мелюзга!
Да, немало повеселились четыре приятеля, разглядывая Дюймовочку. Они строили воздушные замки и предвкушали, как будут загребать неслыханные деньги. Наперед основали новую фирму: синдикат «Дюймовочка»!
Один лишь Анжело молчал. Он глядел на голубую планету, которая невесомым мыльным пузырем парила в цистерне номер два, глядел на опустошенные континенты и уничтоженные пожаром города с расходящимися из центра лучами новых улиц… И представлял себе, как миллионы живых созданий смотрят в беззвездное пространство вокруг планеты, замкнутое в ржавых стенках второй цистерны. У него пропал сон, пропал аппетит, он осунулся и стал рассеянным и раздражительным.
— Ох, уж эта его индейская фантазия! — ворчал Тим. — Только и думает об этих бациллах. Верит, что они могут мыслить и говорить. Бациллы!
— Несомненно, могут, — заметил Керл.
— Это как же так? — Тим недоверчиво глянул на него.
— В этом-то все и дело! — Глаза Керла сверкали. — Сенсация: мыслящие бациллы!
Он поднял руку, и огромная тень от кисти легла на города, горы и страны.
— Вся прелесть в этом! Понимаешь?
— Ну да… — Тим посмотрел на руку, которая хищной птицей парила над карликовой планетой. — Ну, конечно!
Их смех было слышно даже в том отсеке, где Анжело метался на койке, преследуемый кошмаром, который, несомненно, был вызван чересчур живым воображением.
— Ваш корабль должен пройти стерилизацию! — холодно заметил служащий. — Таково правило: все корабли, возвращающиеся из космоса, подлежат суточной тепловой обработке при температуре сто градусов, чтобы обезвредить возможны? чужеродные бактерии и вирусы.
— Но как вы не понимаете? — кипятился Тим. — Эта планета в цистерне номер два обитаема! На ней есть жизнь!
— Особого рода микроскопические существа, — пояснил Керл. — Ростом около двух тысячных миллиметра. Уникальное племя, чрезвычайно подходит для научных экспериментов!
— Планета? — сухо произнес служащий. — Этот минеральный образец, этот… гм, астероид, который вы доставили?
— Настоящая живая планета! — заверил его Маджио. — Мы сами видели, как она вращалась вокруг Бетельгейзе. Полярное сияние, облака и все такое прочее!
Панамский межпланетный космодром. За окнами космопорта, весь в оспинах от метеоров, высится корпус «Погремушки», только что завершившей самый далекий космический рейс в истории человечества. Техники уже подали к люку огромный электрический теплонагнетатель, чтобы произвести предписанную законом стерилизацию.
Тим, Керл и Маджио изо всех сил старались отстоять интересы синдиката «Дюймовочка». Какое там! Разве способен тупой чинуша осмыслить такую великолепную идею?!
— Можете говорить что хотите! — строго сказал служащий. — Про целые народы в капле воды, про микролюдей по тысяче долларов за миллион человек!
Он постучал пальцем по своду инструкций.
— Закон есть закон! Мы не можем рисковать, не можем выпускать этих… гм, бацилл на нашей планете! Это было бы безответственно, господа, без-от-вет-ствен-но!
Они протестовали. Они размахивали руками и повышали голос. И даже не заметили, как «Скорая помощь» потихоньку увезла Анжело, который что-то бормотал про «голубых ангелов» и «бедную украденную птицу».
Басовито загудел теплонагнетатель. Волны обжигающего воздуха ворвались в корпус «Погремушки» и потекли из отсека в отсек. Три космонавта смолкли. Против факта не пойдешь. Служащий захлопнул свод правил и проводил их взглядом, качая головой. Приступ космического помешательства, не иначе… Все эти космонавты, как вернутся из рейса, переживают своего рода кризис. Что говорить, нелегко служить контролером на Панамском межпланетном космодроме!
Возле своего корабля тройка задержалась. Глядя на отсек с водяной цистерной, они прислушались к низкому гудению теплонагнетателя, пытаясь уловить — что?… Крики? Рев пламени, пожирающего города? Кипение океанов?
— Есть же бестолковые люди! — от души возмутился Маджио.
— Да уж, — буркнул Тим. — Мы могли заработать миллионы, понимаете, миллионы!
— Мы были для них все равно что боги, — мечтательно произнес Керл. — И вдруг — пожалуйста, стерилизация!
Двадцать лет спустя один из чиновников нашел в пакгаузе Космической Торговой компании какой-то огромный круглый камень. Он осторожно навел справки и выяснил, что этот кусок породы никого не интересует. Космонавты вечно, тащили на Землю метеоры в качестве сувениров.
Тогда чиновник велел водителю автокрана после работы вывезти камень за город. Он знал, что из метеоров получаются очень красивые плитки. Взорвал камень динамитом и соорудил из осколков великолепный ансамбль у себя в саду.
И когда клумбы запестрели цветами, он частенько приходил с женой полюбоваться своим сооружением.
— Подумать только, — приговаривал он всякий раз, — получить декоративный камень, который привезли за триста световых лет, от самой Бетельгейзе, за каких-нибудь десять долларов!
Тур Оге Брингсвярд
— Города кишат живностью! — Керл рассматривал планету в свой микроскоп. — Черные точечки… явно испуганы… Очевидно, там паника. Они видят нас в своем небе…
Он наводил микроскоп то на одну, то на другую точку. Он видел корабли — малюсенькие чешуйки, под линзой проходили облака, леса, и, будто в капле воды на предметном стекле, что-то живое копошилось, преследовало, боролось, жило, умирало…
Маленькая серебристая планета мирно шла по своей орбите. Они видели ее вращение. С невозмутимостью подлинного исследователя Керл наблюдал, как закачалась и рассыпалась одна из гор. Он рассмеялся:
— Наша масса влияет на вращение планеты. У них начались землетрясения! А что будет, когда мы ее совсем остановим? Тогда погибнут миллионы!
Подлетел Тим, волоча за собой кабель магнитного крана.
— Захватим ее за магнитные полюса!
Он пронесся, словно пловец, через темную пустоту вокруг планеты и нырнул вниз — мифическое создание из мира исполинов.
— Поглядите на него! — ухмыльнулся Маджио. — Интересно, что сейчас представляется этим бациллам? У них теперь есть чем пугать непослушных детей! «Ложитесь, дети, не то Тим О’Шо заберет вас!»
Керл рассмеялся.
— Я их вижу! — Голос его напряженно звенел. — Вон как засуетились. Мы им, наверно, кажемся архангелами с огненными мечами!
— Ха! — От смеха Тим выпустил кабель. — Это ты здорово придумал: архангелы! Первый и последний раз в жизни нам представляется возможность изобразить архангела Михаила!
Мысль об этом их опьянила. Космические боги! Они взяли друг друга за руки — даже Анжело поддался общему порыву, — включили кислородные пистолеты и закружились в буйном хороводе вокруг планеты, быстрее, быстрее… Они кричали, гикали, хохотали… Это был поистине гомерический смех. Они чувствовали себя великанами, достающими головой до звезд! От их прыжков в атмосфере планеты рождались циклоны, и темные воронки в облачном покрове проносились над кораблями, берегами, городами, производя страшные опустошения. Каждый прыжок стоил жизни десяткам тысяч обитателей Дюймовочки…
— Хватит… довольно!
Анжело вышел из круга. Он вспомнил давно слышанные слова… Как бабушка, показывая на звезды над их горемычной деревушкой, дрожащим старческим голосом говорила: «Каждая звезда — это один из ангелов господних, Анжело».
Крохотная планета миллионы лет отважно летела сквозь мрак колодцев вечности. Полярное сияние трепетало над полюсами, тучи орошали землю ливнями… Расправив серебристые крылья, планета рождала жизнь и, как могла, охраняла ее.
— Не делайте этого! — простонал Анжело в шлемофон. — Разве вы не видите… Она священна, она — луч света, что падает в двери жизни. Если мы ее украдем, нас постигнет суровая кара. Может быть, и к нашей планете когда-нибудь прилетят вот так, как мы прилетели к Дюймовочке…
Ответом ему был дружный смех.
— Переживать из-за каких-то микробов! — хохотал Тим. — Из-за щепотки праха на ладони! Для этого надо быть полоумным индейцем!
Он поймал рукой скобы магнитного крана.
— Глядите! Вот как добываются десять миллионов долларов!
Он спикировал на карликовую планету. Клешни крана были словно разверстая пасть дракона… Крепкий кабель натянулся, беззвучно взвизгнула сталь…
«Погремушка» мчалась к Земле — блестящее зернышко, за которым тянулся в космосе тусклый след. Обгоняя время, они тигриным прыжком превозмогали космическую бездну. Летели победители. В грузовом отсеке корабля висела Дюймовочка — плененная синяя птица с перебитыми крыльями…
Правда, Керл и Тим бережно обращались с драгоценной добычей. Включили антигравитационные генераторы и создали поле невесомости во второй цистерне, где, будто редкостная колибри в клетке, парила карликовая планета. Накачали туда кислород, углекислый газ, аргон, водяные пары, чтобы «они» могли дышать. Установили даже искусственное солнце. Словом, сделали все, чего не жаль ради десяти миллионов долларов.
И им удалось уберечь от поголовного вымирания крупинки, или бациллы, или черные точки, — то, что было видно в микроскоп. Уберечь миллионы обитателей планеты, которые пережили потопы и циклоны, когда кран грубо остановил вращение Дюймовочки, и маленькие кристаллы заволокло клубами красного дыма, и ожили вулканы в миниатюрных грозных извержениях. Космическая катастрофа на ладони…
Обратный путь оказался вовсе не таким уж скучным. Они провели немало увлекательных часов во второй цистерне, вооруженные микроскопом и лупами. Тонкими пинцетами подбирали копошащиеся живые крупинки и клали их на освещенное белой лампочкой предметное стекло.
— Это будет почище блошиного цирка! — приговаривал Тим, добродушно смеясь. — Глянь, как мечутся! Ха-ха, миллиметр в час. Им невдомек, что происходит. Они не способны даже представить себе, что есть такие суперсущества, как мы!
— Идеальный объект для опытов с наследственностью, — деловито заметил Керл. — Размножаются по меньшей мере так же быстро, как банановые мушки. У них должна быть совсем другая мера времени, чем у нас. Вероятно, наш час для них целый год. Представляете себе, что это означает для исследователя! Можно целому народу привить рак, изолировать его в спичечной коробке и наблюдать несколько поколений: сопротивляемость, распространение болезни, смертность!
— Может, не стоит продавать Дюймовочку астрофизическому музею, — задумчиво сказал Маджио. — Лучше устроим питомник и будем продавать их оптом. А? Тысяча долларов за миллион! Предположим, они размножаются со скоростью десяти миллионов в сутки. И никаких расходов на кормление и уход!
— Знай себе собирай с Дюймовочки урожай — по десяти тысяч в день! — Тим хлопнул себя по ляжке. — А сколько всевозможных применений! Миллион — для школ, наглядное пособие. Десять миллионов — для военных игр, которыми развлекаются полководцы: могут заселить целую искусственную планету и проверить, что будет в случае атомной войны!
— А если их можно обучить, чтобы работали в микроаппаратуре космических кораблей, это будет куда дешевле транзисторов! — Керл поднес свою лупу к планете. — Смотрите, они уже восстанавливают разрушенные города. Видно, как меняется форма кристалликов. Да, живучее племя…
Он усмехнулся.
— Слушайте! — Маджио осенила новая идея. — Их можно еще сажать по несколько тысяч в стекляшки в серьгах! Вот будет женщинам о чем потолковать, как соберутся. Брошка, а внутри копошится эта мелюзга!
Да, немало повеселились четыре приятеля, разглядывая Дюймовочку. Они строили воздушные замки и предвкушали, как будут загребать неслыханные деньги. Наперед основали новую фирму: синдикат «Дюймовочка»!
Один лишь Анжело молчал. Он глядел на голубую планету, которая невесомым мыльным пузырем парила в цистерне номер два, глядел на опустошенные континенты и уничтоженные пожаром города с расходящимися из центра лучами новых улиц… И представлял себе, как миллионы живых созданий смотрят в беззвездное пространство вокруг планеты, замкнутое в ржавых стенках второй цистерны. У него пропал сон, пропал аппетит, он осунулся и стал рассеянным и раздражительным.
— Ох, уж эта его индейская фантазия! — ворчал Тим. — Только и думает об этих бациллах. Верит, что они могут мыслить и говорить. Бациллы!
— Несомненно, могут, — заметил Керл.
— Это как же так? — Тим недоверчиво глянул на него.
— В этом-то все и дело! — Глаза Керла сверкали. — Сенсация: мыслящие бациллы!
Он поднял руку, и огромная тень от кисти легла на города, горы и страны.
— Вся прелесть в этом! Понимаешь?
— Ну да… — Тим посмотрел на руку, которая хищной птицей парила над карликовой планетой. — Ну, конечно!
Их смех было слышно даже в том отсеке, где Анжело метался на койке, преследуемый кошмаром, который, несомненно, был вызван чересчур живым воображением.
— Ваш корабль должен пройти стерилизацию! — холодно заметил служащий. — Таково правило: все корабли, возвращающиеся из космоса, подлежат суточной тепловой обработке при температуре сто градусов, чтобы обезвредить возможны? чужеродные бактерии и вирусы.
— Но как вы не понимаете? — кипятился Тим. — Эта планета в цистерне номер два обитаема! На ней есть жизнь!
— Особого рода микроскопические существа, — пояснил Керл. — Ростом около двух тысячных миллиметра. Уникальное племя, чрезвычайно подходит для научных экспериментов!
— Планета? — сухо произнес служащий. — Этот минеральный образец, этот… гм, астероид, который вы доставили?
— Настоящая живая планета! — заверил его Маджио. — Мы сами видели, как она вращалась вокруг Бетельгейзе. Полярное сияние, облака и все такое прочее!
Панамский межпланетный космодром. За окнами космопорта, весь в оспинах от метеоров, высится корпус «Погремушки», только что завершившей самый далекий космический рейс в истории человечества. Техники уже подали к люку огромный электрический теплонагнетатель, чтобы произвести предписанную законом стерилизацию.
Тим, Керл и Маджио изо всех сил старались отстоять интересы синдиката «Дюймовочка». Какое там! Разве способен тупой чинуша осмыслить такую великолепную идею?!
— Можете говорить что хотите! — строго сказал служащий. — Про целые народы в капле воды, про микролюдей по тысяче долларов за миллион человек!
Он постучал пальцем по своду инструкций.
— Закон есть закон! Мы не можем рисковать, не можем выпускать этих… гм, бацилл на нашей планете! Это было бы безответственно, господа, без-от-вет-ствен-но!
Они протестовали. Они размахивали руками и повышали голос. И даже не заметили, как «Скорая помощь» потихоньку увезла Анжело, который что-то бормотал про «голубых ангелов» и «бедную украденную птицу».
Басовито загудел теплонагнетатель. Волны обжигающего воздуха ворвались в корпус «Погремушки» и потекли из отсека в отсек. Три космонавта смолкли. Против факта не пойдешь. Служащий захлопнул свод правил и проводил их взглядом, качая головой. Приступ космического помешательства, не иначе… Все эти космонавты, как вернутся из рейса, переживают своего рода кризис. Что говорить, нелегко служить контролером на Панамском межпланетном космодроме!
Возле своего корабля тройка задержалась. Глядя на отсек с водяной цистерной, они прислушались к низкому гудению теплонагнетателя, пытаясь уловить — что?… Крики? Рев пламени, пожирающего города? Кипение океанов?
— Есть же бестолковые люди! — от души возмутился Маджио.
— Да уж, — буркнул Тим. — Мы могли заработать миллионы, понимаете, миллионы!
— Мы были для них все равно что боги, — мечтательно произнес Керл. — И вдруг — пожалуйста, стерилизация!
Двадцать лет спустя один из чиновников нашел в пакгаузе Космической Торговой компании какой-то огромный круглый камень. Он осторожно навел справки и выяснил, что этот кусок породы никого не интересует. Космонавты вечно, тащили на Землю метеоры в качестве сувениров.
Тогда чиновник велел водителю автокрана после работы вывезти камень за город. Он знал, что из метеоров получаются очень красивые плитки. Взорвал камень динамитом и соорудил из осколков великолепный ансамбль у себя в саду.
И когда клумбы запестрели цветами, он частенько приходил с женой полюбоваться своим сооружением.
— Подумать только, — приговаривал он всякий раз, — получить декоративный камень, который привезли за триста световых лет, от самой Бетельгейзе, за каких-нибудь десять долларов!
Тур Оге Брингсвярд
БУМЕРАНГ
Он осторожно затворил за собой дверь и зажег свет в прихожей. Минуту постоял, прислушиваясь. В доме было тихо. Шел третий час. Вытащив ключ из внутреннего кармана, он отпер нижний ящик комода. Убрал в него аккуратно сложенный белый балахон с острым колпаком. Выкрутил винт, скреплявший большой деревянный крест, и засунул обе перекладины под балахон. Задвинул и запер ящик. Медленно разогнул спину и прислушался. Тишина… Усталым движением убрал волосы со лба и переступил порог гостиной, направляясь к выключателю. Два щелчка прозвучали почти одновременно. Первый щелчок — выключатель, второй… Он обернулся… Предохранитель старого нагана.
Роберт Теодор Флеминг медленно поднял руки вверх, чувствуя, как рот его наполняется слюной. Он дважды глотнул. Рука, державшая наган, была такой же черной, как лицо и густые курчавые волосы.
— Гаси свет! — скомандовал негр. — Я тебя и так хорошо вижу.
Флеминг посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Негр негромко, мелодично рассмеялся.
— Они спят, — сказал он. — С ними ничего не случилось. Погаси свет!
Гостиная снова погрузилась во мрак. Флеминг прокашлялся.
— Только сумасшедший может рассчитывать, что ему такое сойдет с рук. — Он старался говорить спокойно. — Даю тебе слово…
Он глотнул.
— Господин Флеминг, — ответил голос из темноты, — все убийцы немного сумасшедшие. Вам ли этого не знать.
— Что ты хочешь сказать?…
— Сегодня на Линкольн-сквер было гулянье. Тьма народа, песни, духовой оркестр. Вы там случайно не были, господин Флеминг? Такое душеспасительное собрание!
Флеминг закурил сигарету и сделал несколько нервных, глубоких затяжек.
А негр продолжал:
— И все были в белых балахонах. Речи произносили. Превосходные речи, господин Флеминг. Вы там случайно не были? — На таких собраниях царит совсем особая атмосфера. Правда, потом что-то приключилось, какой-то непутевый чернокожий упал, и все цеплялись за него ногами. Тощенький такой, хилый. Похоже, что занемог. Нашлись добрые люди, решили отвезти его к врачу. И что же вы думаете, господин Флеминг, — в машине не оказалось места! Сиденья заняты. Но когда сердце болит за человека, всегда выход найдешь. Они привязали его за машиной на длинной веревке. И поехали. А чтобы другие водители слышали, что машина что-то тащит за собой, прицепили ему к ногам пустые жестянки. Кажется, из-под ананасов — верно, господин Флеминг? Видно, крепко он занемог, очень они торопились отвезти его к врачу. А тут, как назло, новая беда. Должно быть, неполадка в рулевом механизме, потому что машина поехала по кругу… Кружит и кружит на площади. И когда, наконец, справились с машиной, пациент, представьте себе, оказался мертв. Но ведь они сделали все, что могли. Их так приветствовали. Мне тоже страшно захотелось поблагодарить этих славных людей. Поэтому я приехал сюда среди ночи. Понимаете… Вы очень похожи чем-то на человека, который привязывал веревку за задний бампер… Такой надежный, крепкий узел… Ведь это вы его завязали, господин Флеминг, я не ошибаюсь?
— Куда вы меня везете? — спросил Флеминг через четверть часа.
Мог и не спрашивать. Машина, большой «бьюик», направлялась в трущобы, и он это знал. Видно по застройке. Дома на глазах съежились и одряхлели. Ни аллей, ни зеленых парков. Сплошная череда ветхих лачуг. И зловоние. Острый запах клоаки и пота врывался в открытое боковое окно и хлестал его по лицу, словно старая, прокисшая тряпка. Вот и уличные фонари кончились, дальше простирался мир кромешного мрака. Сюда белые не заезжали, даже полиция редко тут показывалась. Никто не пытался здесь прикрыть нищету, создать иллюзию благополучия. Ни одной автомашины, ни одной фальшивой телевизионной антенны. Стояли дощатые сараи с железной крышей, бежали ручьи сточных вод.
Водитель включил ближний свет и сбавил ход. Повернулся к сидящим сзади, сдвинул фуражку на затылок и широко улыбнулся.
— Приехали, — сказал он.
Флеминг осмотрелся кругом. Комната, куда его ввели, была скудно обставлена: стол, скамейка, два стула. За столом, крутя в руках ножик для бумаги, сидел пожилой белый в халате врача. Голая лампочка под потолком расписала его лицо недобрыми тенями.
— Спасибо, Джойс, — тихо сказал он. — Теперь вы с Эндрюсом можете идти. Мне нужно побыть одному с господином Флемингом. Я вас вызову, когда понадобится.
Оба негра вышли. Человек в халате с минуту помолчал. Потом пристально посмотрел на Роберта Флеминга.
— Вы обвиняетесь в убийстве, господин Флеминг. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Флеминг отвел глаза, подошел к скамье у стены и сел.
— Вы отлично знаете, черт возьми, что я помогал линчевать этого проклятого черномазого сегодня вечером, — вызывающе произнес он. — К делу. Что вы задумали?
— Мы задумали вас покарать.
— Попробуйте троньте меня, клан весь квартал взорвет. Так что смотрите… Только скажите мне, как это вы, белый, очутились здесь, в компании этих черных скотов?
По губам человека с ножиком пробежала улыбка, потом он спокойно сказал:
— Я не белый. Полукровка, а по-вашему — ублюдок. Быть ублюдком — худшее из преступлений. И меня наказали. Вот, глядите.
Он поднес руки к лицу и вынул глаза. Осторожно положил их на стол.
— Меня наказали, — повторил он. — Когда я кричал от боли, толпа ликовала. Помню, там было много детей. Ведь это очень важно, чтобы они с малых лет привыкали, верно?
Глядя в пустые глазницы, Флеминг почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Его собеседник усмехнулся. Это была горькая усмешка.
— Мы позволяли издеваться над собой. Годами терпели. Наши лидеры твердили, что все эти испытания ниспосланы нам богом. Терпение, говорили они, имейте терпение. Подставьте другую щеку. Молитесь за тех, кто вас преследует. Простите им, они сами не ведают, что творят. Но от этого лучше не стало. Наше терпение толковалось как трусость. Вы думали, что мы боимся. А чего нам бояться? Разве нам есть что терять, господин Флеминг? Теперь мы составили боевой отряд. Нам надоело молча сносить, когда нам тычут в шею зажженные сигареты, когда прохожие плюют нам в лицо. Надоели марши мира и набожные песнопения. Пусть другие сидят в парках, автобусах, барах. Мы избрали действие. Посмотрим, как ваш клан управится с противником, который дает сдачи!
Тонкая жилистая рука нажала кнопку звонка. Тотчас отворилась дверь, вошел Джойс.
— Вы звонили, господин Буманн?
Слепой показал на Роберта Флеминга.
— Отведите его в комнату ожидания и попросите Эндрюса все приготовить на завтра.
Флеминг покорно дал себя увести.
Ему снился кошмар. Толпа гикающих негров, вооруженных велосипедными цепями и деревянными дубинками, гнала его перед собой по длинному коридору с черными стенами. На дверях висели дощечки с одной и той же надписью: «Только для цветных. Белым вход запрещен…» Вдруг впереди тоже выросла стена. Коридор оказался тупиком. Он слышал, как преследователи настигают его. Хватают… Кто-то влажно дохнул ему в лицо…
С криком Роберт Теодор Флеминг проснулся и увидел серую подвальную камеру с решеткой на окне.
— Меня зовут Эндрюс, — сказал наклонившийся над ним плечистый мулат. — Доктор Буманн просил передать вам вот это зеркало.
Плохо соображая, что происходит, Флеминг взял большое зеркало, и мулат с учтивым поклоном вышел.
Флеминг поднес зеркало к лицу, вяло взглянул на свое отражение, и сон с него как рукой сняло. Он выронил зеркало и вскочил на ноги. С ужасом посмотрел на свои руки: черные! Схватился за голову и вырвал клок курчавых черных волос.
Его била дрожь. Непослушными пальцами он поднял с пола зеркало. Невероятно…
На него глядело лицо негра.
Падая, зеркало треснуло, и теперь прямая поперечная полоса делила лицо надвое, так что нос скривился до неузнаваемости. Он потер лицо. Поплевал на ладони и снова потер. Нет, это не грим. Изо всех сил Флеминг метнул зеркало в цементную стену. Осколки разлетелись во все стороны, кристалликами упали к его ногам. Он нагнулся над кроватью и выругался. Сначала тихо и истово. Потом еще раз — громче. И забегал по кругу, и между стенами заметался его крик.
Под вечер мулат пришел снова, на этот раз вместе с Буманном. Флеминг лежал на кровати, глядя в потолок.
— Господин Буманн, — сказал мулат, - он вырвал себе почти все волосы.
— Сделаем новые, — мягко ответил слепой.
Эндрюс кивнул. Флеминг встал и устремил на них горящий взгляд.
— Что вы со мной сделали? — глухо вымолвил он. — Что это еще за карнавал?
Буманн улыбнулся.
— Вам понравилось?
Рука Флеминга метнулась вперед в боксерском приеме, но Эндрюс его опередил. Поймал двумя руками кисть Флеминга и повернул. Захлебнувшись болью, Флеминг упал на пол. Из глаз его брызнули слезы.
— Сволочи проклятые, — всхлипнул он.
— Вы меня огорчаете, господин Флеминг.
Буманн закурил сигарету и медленно выпустил дым через нос.
— Вы меня огорчаете, — повторил он. — Я думал, у вас есть чувство юмора. Лично мне по душе гротеск. Небольшое…
— А, заткнись ты, обезьяна безглазая! — прошипел Флеминг, чистя брюки рукой.
Эндрюс удрученно покачал головой.
— Не надо так говорить с господином Буманном, — сказал он.
— Чихал я на господина Буманна! Скажите мне только, что все это значит.
— Это значит, — строго произнес Эндрюс, — что отныне вы такой же, как мы.
— Нам показалось, что вы уж очень бледный, — объяснил Буманн.
— Бросьте эти идиотские шуточки!
В ответ он услышал смех.
— Подержите его, — сказал Буманн. — Видно, пора сделать ему укол.
Он достал из портфеля большой щириц. Флеминг отчаянно сопротивлялся, но Эндрюс держал его, словно в тисках. Буманн медленно наклонился, ощупал пальцами шею Флеминга и воткнул иглу под кожу с левой стороны, на палец выше кадыка.
У Флеминга закружилась голова. Он попытался фиксировать взглядом определенную точку на потолке. Но потолок колыхался. Красные шарики плясали в воздухе и собирались, в рой у него перед глазами. Еще и еще… Полчища красных шариков слились в бесформенную массу, которая заслонила весь мир.
Роберт Флеминг потерял сознание.
Они снова сидели в «бьюике». Буманн, Эндрюс и Флеминг. Темнело. Флеминг осторожно приоткрыл глаза. Осторожно — чтобы не заметили, что он пришел в себя. Его руки были связаны, ноги тоже. Но кляпа во рту не было. «Как только выедем на людную улицу, закричу», - подумал он. Цель этой поездки представлялась ему очевидной.
Другая машина поравнялась с ними. В ней сидели две пары. Девушка в белом свитере с грифом колледжа опустила боковое стекло и швырнула в «бьюик» огрызком яблока. Потом засмеялась и показала им язык. Ее спутники тоже смеялись, а парень за рулем прижал «бьюик» так, что Эндрюсу пришлось круто затормозить, чтобы избежать столкновения. Секунду Флеминг раздумывал, потом быстро нагнулся к открытому окошку рядом с Эндрюсом и завопил: «Помогите!».
Ни Буманн, ни Эндрюс даже не пытались ему помешать. И он тотчас понял почему. Сколько Флеминг ни напрягался, крик его был беззвучным. Голос будто застрял в гортани, язык без толку бился о небо. Флеминг был нем. Сквозь слезы он видел, как вторая машина уходит вперед. Парень на заднем сиденье обернулся и помахал им, приставив большие пальцы к ушам.
— Если бы нужен был кляп, я бы об этом позаботился, — холодно заметил Буманн. — Вы нас за дураков принимаете?
Флеминг опустился на свое место. Лицо его окаменело. Машина свернула на одну из центральных улиц.
— Не бойтесь, это не так опасно, как вы думаете, — продолжал Буманн. — Часа через два пройдет.
Эндрюс резко остановил машину. Флеминг посмотрел в окошко. Маленький ресторанчик, можно различить танцующие пары, из открытой двери доносятся хриплые звуки музыкального автомата.
Эндрюс посмотрел на часы.
— Четверть седьмого, — сказал он, обращаясь к Буманну.
Слепой кивнул и повернулся к Флемингу.
— У меня есть дочь, — неожиданно сообщил он. — Если бы вы ее видели! Говорят, она очень красивая. У нее кожа самого модного цвета, и она училась в школе для белых. К сожалению, два года назад там узнали о ее происхождении. В наказание шесть товарищей по классу изнасиловали ее, а один сноровистый парень с ножом воспользовался случаем украсить ее спину тремя огромными «К». Милдред нет еще и двадцати, но она хорошо работает в нашей маленькой группе. — Буманн улыбнулся. — И у нее то же чувство юмора, что у меня. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, когда выйдете из машины. То же чувство юмора.
Флеминг поежился.
— Эндрюс, Милдред и я, — безмятежно продолжал слепой. — Только мы трое знаем, что ждет наших пленников. Джойс, например, — помните, тот, который привез вас вчера? — убежден, что вы давно убиты и закопаны в землю. Остальные члены отряда будут думать, что мы вас застрелили. Но мы вовсе не такие варвары, как вам кажется, а потому…
Эндрюс вышел из машины и открыл заднюю дверцу.
— Минутку, господин Флеминг, — сказал он подчеркнуто вежливо. — Разрешите…
Он вынул из кармана небольшой ножик и принялся разрезать им веревки. Флеминг недоуменно смотрел на своих спутников.
— Да-да, — кивнул Буманн. — Никакого обмана. Эндрюс вас освободит, и можете идти куда вам угодно!
Флеминг посидел, растирая кисти рук. Потом нерешительно поднялся и осторожно ступил на тротуар. Буманн захлопнул дверцу.
— Поехали! — сказал он Эндрюсу, который уже сидел на своем месте за рулем.
Флеминг проводил их взглядом. Затем повернулся и зашагал в противоположную сторону.
Он не успел уйти далеко. Из подворотни выбежала девушка, бросила ему в лицо пригоршню перца и сделала подсечку. Ослепленный перцем Флеминг упал на асфальт. Одним рывком девушка разорвала себе платье до пояса и упала сверху на Флеминга. Обезумев от боли, он катался по тротуару, пытаясь сбросить ее, но девушка вцепилась в него, как клещ. Он услышал, что она зовет на помощь, и различил будто сквозь туман сбегающихся со всех сторон людей.
Роберт Теодор Флеминг медленно поднял руки вверх, чувствуя, как рот его наполняется слюной. Он дважды глотнул. Рука, державшая наган, была такой же черной, как лицо и густые курчавые волосы.
— Гаси свет! — скомандовал негр. — Я тебя и так хорошо вижу.
Флеминг посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Негр негромко, мелодично рассмеялся.
— Они спят, — сказал он. — С ними ничего не случилось. Погаси свет!
Гостиная снова погрузилась во мрак. Флеминг прокашлялся.
— Только сумасшедший может рассчитывать, что ему такое сойдет с рук. — Он старался говорить спокойно. — Даю тебе слово…
Он глотнул.
— Господин Флеминг, — ответил голос из темноты, — все убийцы немного сумасшедшие. Вам ли этого не знать.
— Что ты хочешь сказать?…
— Сегодня на Линкольн-сквер было гулянье. Тьма народа, песни, духовой оркестр. Вы там случайно не были, господин Флеминг? Такое душеспасительное собрание!
Флеминг закурил сигарету и сделал несколько нервных, глубоких затяжек.
А негр продолжал:
— И все были в белых балахонах. Речи произносили. Превосходные речи, господин Флеминг. Вы там случайно не были? — На таких собраниях царит совсем особая атмосфера. Правда, потом что-то приключилось, какой-то непутевый чернокожий упал, и все цеплялись за него ногами. Тощенький такой, хилый. Похоже, что занемог. Нашлись добрые люди, решили отвезти его к врачу. И что же вы думаете, господин Флеминг, — в машине не оказалось места! Сиденья заняты. Но когда сердце болит за человека, всегда выход найдешь. Они привязали его за машиной на длинной веревке. И поехали. А чтобы другие водители слышали, что машина что-то тащит за собой, прицепили ему к ногам пустые жестянки. Кажется, из-под ананасов — верно, господин Флеминг? Видно, крепко он занемог, очень они торопились отвезти его к врачу. А тут, как назло, новая беда. Должно быть, неполадка в рулевом механизме, потому что машина поехала по кругу… Кружит и кружит на площади. И когда, наконец, справились с машиной, пациент, представьте себе, оказался мертв. Но ведь они сделали все, что могли. Их так приветствовали. Мне тоже страшно захотелось поблагодарить этих славных людей. Поэтому я приехал сюда среди ночи. Понимаете… Вы очень похожи чем-то на человека, который привязывал веревку за задний бампер… Такой надежный, крепкий узел… Ведь это вы его завязали, господин Флеминг, я не ошибаюсь?
— Куда вы меня везете? — спросил Флеминг через четверть часа.
Мог и не спрашивать. Машина, большой «бьюик», направлялась в трущобы, и он это знал. Видно по застройке. Дома на глазах съежились и одряхлели. Ни аллей, ни зеленых парков. Сплошная череда ветхих лачуг. И зловоние. Острый запах клоаки и пота врывался в открытое боковое окно и хлестал его по лицу, словно старая, прокисшая тряпка. Вот и уличные фонари кончились, дальше простирался мир кромешного мрака. Сюда белые не заезжали, даже полиция редко тут показывалась. Никто не пытался здесь прикрыть нищету, создать иллюзию благополучия. Ни одной автомашины, ни одной фальшивой телевизионной антенны. Стояли дощатые сараи с железной крышей, бежали ручьи сточных вод.
Водитель включил ближний свет и сбавил ход. Повернулся к сидящим сзади, сдвинул фуражку на затылок и широко улыбнулся.
— Приехали, — сказал он.
Флеминг осмотрелся кругом. Комната, куда его ввели, была скудно обставлена: стол, скамейка, два стула. За столом, крутя в руках ножик для бумаги, сидел пожилой белый в халате врача. Голая лампочка под потолком расписала его лицо недобрыми тенями.
— Спасибо, Джойс, — тихо сказал он. — Теперь вы с Эндрюсом можете идти. Мне нужно побыть одному с господином Флемингом. Я вас вызову, когда понадобится.
Оба негра вышли. Человек в халате с минуту помолчал. Потом пристально посмотрел на Роберта Флеминга.
— Вы обвиняетесь в убийстве, господин Флеминг. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Флеминг отвел глаза, подошел к скамье у стены и сел.
— Вы отлично знаете, черт возьми, что я помогал линчевать этого проклятого черномазого сегодня вечером, — вызывающе произнес он. — К делу. Что вы задумали?
— Мы задумали вас покарать.
— Попробуйте троньте меня, клан весь квартал взорвет. Так что смотрите… Только скажите мне, как это вы, белый, очутились здесь, в компании этих черных скотов?
По губам человека с ножиком пробежала улыбка, потом он спокойно сказал:
— Я не белый. Полукровка, а по-вашему — ублюдок. Быть ублюдком — худшее из преступлений. И меня наказали. Вот, глядите.
Он поднес руки к лицу и вынул глаза. Осторожно положил их на стол.
— Меня наказали, — повторил он. — Когда я кричал от боли, толпа ликовала. Помню, там было много детей. Ведь это очень важно, чтобы они с малых лет привыкали, верно?
Глядя в пустые глазницы, Флеминг почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Его собеседник усмехнулся. Это была горькая усмешка.
— Мы позволяли издеваться над собой. Годами терпели. Наши лидеры твердили, что все эти испытания ниспосланы нам богом. Терпение, говорили они, имейте терпение. Подставьте другую щеку. Молитесь за тех, кто вас преследует. Простите им, они сами не ведают, что творят. Но от этого лучше не стало. Наше терпение толковалось как трусость. Вы думали, что мы боимся. А чего нам бояться? Разве нам есть что терять, господин Флеминг? Теперь мы составили боевой отряд. Нам надоело молча сносить, когда нам тычут в шею зажженные сигареты, когда прохожие плюют нам в лицо. Надоели марши мира и набожные песнопения. Пусть другие сидят в парках, автобусах, барах. Мы избрали действие. Посмотрим, как ваш клан управится с противником, который дает сдачи!
Тонкая жилистая рука нажала кнопку звонка. Тотчас отворилась дверь, вошел Джойс.
— Вы звонили, господин Буманн?
Слепой показал на Роберта Флеминга.
— Отведите его в комнату ожидания и попросите Эндрюса все приготовить на завтра.
Флеминг покорно дал себя увести.
Ему снился кошмар. Толпа гикающих негров, вооруженных велосипедными цепями и деревянными дубинками, гнала его перед собой по длинному коридору с черными стенами. На дверях висели дощечки с одной и той же надписью: «Только для цветных. Белым вход запрещен…» Вдруг впереди тоже выросла стена. Коридор оказался тупиком. Он слышал, как преследователи настигают его. Хватают… Кто-то влажно дохнул ему в лицо…
С криком Роберт Теодор Флеминг проснулся и увидел серую подвальную камеру с решеткой на окне.
— Меня зовут Эндрюс, — сказал наклонившийся над ним плечистый мулат. — Доктор Буманн просил передать вам вот это зеркало.
Плохо соображая, что происходит, Флеминг взял большое зеркало, и мулат с учтивым поклоном вышел.
Флеминг поднес зеркало к лицу, вяло взглянул на свое отражение, и сон с него как рукой сняло. Он выронил зеркало и вскочил на ноги. С ужасом посмотрел на свои руки: черные! Схватился за голову и вырвал клок курчавых черных волос.
Его била дрожь. Непослушными пальцами он поднял с пола зеркало. Невероятно…
На него глядело лицо негра.
Падая, зеркало треснуло, и теперь прямая поперечная полоса делила лицо надвое, так что нос скривился до неузнаваемости. Он потер лицо. Поплевал на ладони и снова потер. Нет, это не грим. Изо всех сил Флеминг метнул зеркало в цементную стену. Осколки разлетелись во все стороны, кристалликами упали к его ногам. Он нагнулся над кроватью и выругался. Сначала тихо и истово. Потом еще раз — громче. И забегал по кругу, и между стенами заметался его крик.
Под вечер мулат пришел снова, на этот раз вместе с Буманном. Флеминг лежал на кровати, глядя в потолок.
— Господин Буманн, — сказал мулат, - он вырвал себе почти все волосы.
— Сделаем новые, — мягко ответил слепой.
Эндрюс кивнул. Флеминг встал и устремил на них горящий взгляд.
— Что вы со мной сделали? — глухо вымолвил он. — Что это еще за карнавал?
Буманн улыбнулся.
— Вам понравилось?
Рука Флеминга метнулась вперед в боксерском приеме, но Эндрюс его опередил. Поймал двумя руками кисть Флеминга и повернул. Захлебнувшись болью, Флеминг упал на пол. Из глаз его брызнули слезы.
— Сволочи проклятые, — всхлипнул он.
— Вы меня огорчаете, господин Флеминг.
Буманн закурил сигарету и медленно выпустил дым через нос.
— Вы меня огорчаете, — повторил он. — Я думал, у вас есть чувство юмора. Лично мне по душе гротеск. Небольшое…
— А, заткнись ты, обезьяна безглазая! — прошипел Флеминг, чистя брюки рукой.
Эндрюс удрученно покачал головой.
— Не надо так говорить с господином Буманном, — сказал он.
— Чихал я на господина Буманна! Скажите мне только, что все это значит.
— Это значит, — строго произнес Эндрюс, — что отныне вы такой же, как мы.
— Нам показалось, что вы уж очень бледный, — объяснил Буманн.
— Бросьте эти идиотские шуточки!
В ответ он услышал смех.
— Подержите его, — сказал Буманн. — Видно, пора сделать ему укол.
Он достал из портфеля большой щириц. Флеминг отчаянно сопротивлялся, но Эндрюс держал его, словно в тисках. Буманн медленно наклонился, ощупал пальцами шею Флеминга и воткнул иглу под кожу с левой стороны, на палец выше кадыка.
У Флеминга закружилась голова. Он попытался фиксировать взглядом определенную точку на потолке. Но потолок колыхался. Красные шарики плясали в воздухе и собирались, в рой у него перед глазами. Еще и еще… Полчища красных шариков слились в бесформенную массу, которая заслонила весь мир.
Роберт Флеминг потерял сознание.
Они снова сидели в «бьюике». Буманн, Эндрюс и Флеминг. Темнело. Флеминг осторожно приоткрыл глаза. Осторожно — чтобы не заметили, что он пришел в себя. Его руки были связаны, ноги тоже. Но кляпа во рту не было. «Как только выедем на людную улицу, закричу», - подумал он. Цель этой поездки представлялась ему очевидной.
Другая машина поравнялась с ними. В ней сидели две пары. Девушка в белом свитере с грифом колледжа опустила боковое стекло и швырнула в «бьюик» огрызком яблока. Потом засмеялась и показала им язык. Ее спутники тоже смеялись, а парень за рулем прижал «бьюик» так, что Эндрюсу пришлось круто затормозить, чтобы избежать столкновения. Секунду Флеминг раздумывал, потом быстро нагнулся к открытому окошку рядом с Эндрюсом и завопил: «Помогите!».
Ни Буманн, ни Эндрюс даже не пытались ему помешать. И он тотчас понял почему. Сколько Флеминг ни напрягался, крик его был беззвучным. Голос будто застрял в гортани, язык без толку бился о небо. Флеминг был нем. Сквозь слезы он видел, как вторая машина уходит вперед. Парень на заднем сиденье обернулся и помахал им, приставив большие пальцы к ушам.
— Если бы нужен был кляп, я бы об этом позаботился, — холодно заметил Буманн. — Вы нас за дураков принимаете?
Флеминг опустился на свое место. Лицо его окаменело. Машина свернула на одну из центральных улиц.
— Не бойтесь, это не так опасно, как вы думаете, — продолжал Буманн. — Часа через два пройдет.
Эндрюс резко остановил машину. Флеминг посмотрел в окошко. Маленький ресторанчик, можно различить танцующие пары, из открытой двери доносятся хриплые звуки музыкального автомата.
Эндрюс посмотрел на часы.
— Четверть седьмого, — сказал он, обращаясь к Буманну.
Слепой кивнул и повернулся к Флемингу.
— У меня есть дочь, — неожиданно сообщил он. — Если бы вы ее видели! Говорят, она очень красивая. У нее кожа самого модного цвета, и она училась в школе для белых. К сожалению, два года назад там узнали о ее происхождении. В наказание шесть товарищей по классу изнасиловали ее, а один сноровистый парень с ножом воспользовался случаем украсить ее спину тремя огромными «К». Милдред нет еще и двадцати, но она хорошо работает в нашей маленькой группе. — Буманн улыбнулся. — И у нее то же чувство юмора, что у меня. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, когда выйдете из машины. То же чувство юмора.
Флеминг поежился.
— Эндрюс, Милдред и я, — безмятежно продолжал слепой. — Только мы трое знаем, что ждет наших пленников. Джойс, например, — помните, тот, который привез вас вчера? — убежден, что вы давно убиты и закопаны в землю. Остальные члены отряда будут думать, что мы вас застрелили. Но мы вовсе не такие варвары, как вам кажется, а потому…
Эндрюс вышел из машины и открыл заднюю дверцу.
— Минутку, господин Флеминг, — сказал он подчеркнуто вежливо. — Разрешите…
Он вынул из кармана небольшой ножик и принялся разрезать им веревки. Флеминг недоуменно смотрел на своих спутников.
— Да-да, — кивнул Буманн. — Никакого обмана. Эндрюс вас освободит, и можете идти куда вам угодно!
Флеминг посидел, растирая кисти рук. Потом нерешительно поднялся и осторожно ступил на тротуар. Буманн захлопнул дверцу.
— Поехали! — сказал он Эндрюсу, который уже сидел на своем месте за рулем.
Флеминг проводил их взглядом. Затем повернулся и зашагал в противоположную сторону.
Он не успел уйти далеко. Из подворотни выбежала девушка, бросила ему в лицо пригоршню перца и сделала подсечку. Ослепленный перцем Флеминг упал на асфальт. Одним рывком девушка разорвала себе платье до пояса и упала сверху на Флеминга. Обезумев от боли, он катался по тротуару, пытаясь сбросить ее, но девушка вцепилась в него, как клещ. Он услышал, что она зовет на помощь, и различил будто сквозь туман сбегающихся со всех сторон людей.