Страница:
— А что ты надеешься получить в награду? — спросила София.
— Тебя в качестве любовницы. И если ты согласна, то я прослежу, чтобы твоим родителям сохранили жизнь так долго, как долго ты будешь согласна ублажать меня.
Он откинулся назад и вздохнул.
— Я понимаю, нам нужно очень многое уладить, и на это требуется время.
Он изучающе посмотрел на нее, сложив руки на груди.
— Выгляни, София, и посмотри, куда тебя привезли. У Форс — страшная репутация среди парижских тюрем. Не самый гостеприимный отель для отдыха. Одно твое слово — и я велю отвезти нас к моему дому. И ты будешь, рядом со мной. Скажи это слово, и тебе сохранят жизнь.
Она покачала головой, не собираясь даже раздумывать.
Он протянул руку и погладил ее оголенное плечо — рукав оторвался и держался на ниточках.
— Конечно, это вряд ли будет похоже на то наше лето. Потому что теперь ты, полагаю, сама можешь научить меня кое-чему необычному. А я буду самым прилежным и страстным учеником. Если, конечно, парижские сплетники не врут о тебе и если все известное о твоих проделках в Лондоне — правда. Но ты всегда была горячей и сладострастной сучкой, когда речь шла о мужчинах.
София уже успела хорошо продумать свой ответ.
Она плюнула ему в лицо.
Глава 18
— Тебя в качестве любовницы. И если ты согласна, то я прослежу, чтобы твоим родителям сохранили жизнь так долго, как долго ты будешь согласна ублажать меня.
Он откинулся назад и вздохнул.
— Я понимаю, нам нужно очень многое уладить, и на это требуется время.
Он изучающе посмотрел на нее, сложив руки на груди.
— Выгляни, София, и посмотри, куда тебя привезли. У Форс — страшная репутация среди парижских тюрем. Не самый гостеприимный отель для отдыха. Одно твое слово — и я велю отвезти нас к моему дому. И ты будешь, рядом со мной. Скажи это слово, и тебе сохранят жизнь.
Она покачала головой, не собираясь даже раздумывать.
Он протянул руку и погладил ее оголенное плечо — рукав оторвался и держался на ниточках.
— Конечно, это вряд ли будет похоже на то наше лето. Потому что теперь ты, полагаю, сама можешь научить меня кое-чему необычному. А я буду самым прилежным и страстным учеником. Если, конечно, парижские сплетники не врут о тебе и если все известное о твоих проделках в Лондоне — правда. Но ты всегда была горячей и сладострастной сучкой, когда речь шла о мужчинах.
София уже успела хорошо продумать свой ответ.
Она плюнула ему в лицо.
Глава 18
Джайлз стоял на галерее Парижского суда и наблюдал за общественным обвинителем, Антуаном Фукье-Тенвилем, который клеймил позором тех, над кем вершился суд скорого на расправу революционного правосудия. Тонкогубый мужчина бесстрастно и монотонно произносил свои огульные обвинения и делал далеко идущие выводы. Однако все его обвинения, даже нечеткие, но произносимые этим желчным человеком с самым глубокомысленным видом, трибунал единодушно поддерживал кивком головы.
Обвиняемые, имена которых значились в списке на этот день, один за другим появлялись перед судом и, заслушав смертный приговор, быстро исчезали. Обвинитель словно чувствовал беспокойное ожидание публики, которая собралась в зале, битком набив его ради одной обвиняемой.
Девинетт.
Поиски Джайлзом Софии, можно сказать, закончились, едва начавшись. Стоило ему проехать через городские ворота, как он услышал имя своей невесты. Весь город так и бурлил слухами об аресте Девинетт.
Кое-кто утверждал, что она шпионила в пользу англичан, другие били себя в грудь, называя ее австрийской шпионкой. Сходились в одном: через день-два ее должны казнить.
Стиснутый на галерее «счастливчиками», выигравшими билеты на заседание трибунала в лотерее, Джайлз мысленно прокручивал самые безумные планы спасения Софии и отвергал их один за другим. Все они привели бы к ее гибели.
Почти всю ночь он провел в «Свином ухе», надеясь увидеть Оливера. Но тот так и не появился. Джайлз принял меры, но ни за какие деньги ему не удалось выведать, в какой тюрьме содержат легендарную Девинетт.
Ничего не зная о том, где Оливер и не арестован ли он вместе с Софией, Джайлз оглядывал сидящих в зале суда, надеясь, что все же разглядит знакомую фигуру мужчины с изрядно поседевшей шевелюрой.
Несчастная очередная жертва на скамье подсудимых выслушала единодушное решение трибунала: виновен. Убитый горем мужчина поднялся, низко опустив голову, и удалился под ликующий рев и улюлюканье враждебно настроенной публики. Разбушевавшаяся галерка даже не дала расслышать имени следующей жертвы.
Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока за спиной общественного обвинителя не открылась дверь. В зале тут же зашикали, и наступила тишина.
В дверь вытолкнули пожилую пару, мужчину и женщину, за ними следом появился ухмыляющийся стражник, который продолжал немилосердно толкать их в спину, так что женщина едва держалась на ногах. Мужчина с достоинством и врожденной галантностью поддержал ее и бросил грозный взгляд на наглеца.
Мужчина был высок и жилист, а стражник — коротышка, и он даже попятился от своего пленника. Дворянин с усмешкой убедился в своей маленькой победе.
Неожиданно появилась третья обвиняемая — невысокая женщина в простом белом платье. На мгновение Джайлз почувствовал, что она опять принадлежит лишь ему одному. Он видел роскошный цвет ее волос, упрямый подбородок. Но тут и публика узнала ее и, вопя, вскочила с мест, заслонив её от него.
Прибыла наконец их героиня, их символ революции, которую они воспели в песнях, запечатлели в изображениях. Но вместо обожания или сочувствия зал заседаний наполнился злорадством и мстительными выкриками:
— Австрийская сука!
— Проститутка!
— Предательница!
— Теперь-то нож укоротит твою шею!
Толпа неистовствовала и вынесла свой приговор еще до того, как обвинитель успел произнести хоть слово. И по улыбке на лице Фукье-Тенвиля Джайлз понял, что это было одно из таких дел, какие тот любит более всего. Сощуренный взгляд хищно уставился на жертву.
Ненависть толпы к Софии терзала Джайлза так же сильно, как росла в нем любовь к ней.
Джайлз решительно отстранил фигуру впереди себя и внимательно посмотрел на Софию. Среди бушующей ярости и ненависти она стояла гордо, с высоко поднятой головой.
В эту минуту он с особой ясностью понял, за что так сильно полюбил ее. Безрассудная и смелая, она смотрела в лицо своим озлобленным хулителям со светлой улыбкой. Ее волосы свободно спускались локонами на плечи и спину. Ее лицо без былой ужасной краски и без косметики было фарфоровым, на нем нежно алел румянец.
Джайлз не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее такой. Ее лицо без маскировочных средств лишилось довольно сильной защиты. Почему так, Джайлз и сам не понимал, однако он, зная каждый дюйм ее тела, каждый его изгиб и то, какая она вопреки ему самостоятельная в своих действиях, никогда не видел лицо Софии таким целомудренным и чистым.
Она обвиняла его в поверхностности, а он искренне влюбился в нее во всех ее обличьях и маскарадах. Мысль эта едва не рассмешила его. Сегодня же в первый и, может быть, в последний раз он видел перед собой реальный образ той, которую полюбил.
И словно обрел зрение после долгих лет слепоты.
— Перед вами, граждане, находится женщина, которую вы все знали под именем Девинетт. Загадка. Но я объясню вам, что стоит за этой загадочностью. Ее преступления. И каждое из них — предательство по отношению к Республике.
Фукье-Тенвиль, вспомнив о своих обязанностях, наконец вежливо предложил Софии присоединиться к пожилой паре на скамье подсудимых.
Общий шум и мстительные вопли не позволили расслышать имена остальных обвиняемых и то, в чем их обвиняли.
Осанка и походка Софии, когда она шла к скамье, были достойны первого бала в Версальском дворце. Но грация ее движений была растрачена впустую перед сбродом в судебном зале. Присоединившись к остальным обвиняемым, она уставилась прямо перед собой на галерку, будто почувствовала на себе взгляд Джайлза.
На мгновение ее взгляд затуманился грустью.
Джайлз так остро понял, какую бурю чувств она испытывает — чистых, идущих от самого сердца, что это было для него равносильно удару. Она никогда не просила его ни о чем, а теперь, когда она больше всего нуждалась в нем, он мог лишь беспомощно и в отчаянии глядеть на то, как с ней обращались и что ее ожидало.
Он вспомнил преподанный ею урок на улице Сент-Оноре, когда толпа набросилась и растерзала беспомощного старика прямо у них на глазах.
Она смотрела тогда на это в бессильном молчании.
Сегодня он понял, что она испытывала и какую горечь отчаяния вынуждена была испить. Чтобы сохранить собственную жизнь, она должна была молчать и выжидать. Так же нужно вести себя и ему, если он хочет спасти ее.
Председатель трибунала ударил молоточком по столу, призывая к порядку разбушевавшуюся в зале публику.
— Пожалуйста, граждане, прошу успокоиться, — обратился к толпе Фукье-Тенвиль. — Это зал судебных заседаний. Для напряженной работы. И все мы должны уважать, святость и незыблемость правосудия в нашем новом обществе. Все должны сесть и замолчать.
Публика загудела, выражая неудовольствие приказом вести себя прилично, но прслушалась. Перевернутые скамейки снова были поставлены на место, все стали рассаживаться и наконец приготовились к увлекательному зрелищу.
Обвинитель продолжил чтение длинного списка преступлений Софии.
У каждой двери стояли вооруженные стражники. Зал заседаний ломился от верноподданных революции. Все они пыхали ненавистью к «преступнице» и предательнице» их идеалов.
Джайлз лихорадочно думал о том, как спасти ее. Он мог подождать на улице и последовать за повозкой, на которой Софию повезут обратно в тюрьму. А там сумел бы отыскать способ дать взятку страже или спасти как-то иначе. Но если по приказу ее тут же отвезут на гильотину, как часто случалось с другими?
А он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Джайлз закрыл лицо руками, пытаясь избавиться от жутких видений кровавой гибели Софии. И стать этому свидетелем?!
Ему необходимо хоть немного времени, хотя бы несколько часов, чтобы задействовать тот или иной план спасения.
Какой-то мужчина протиснулся к скамье Джайлза, прервав его размышления:
— Какая, однако, красивая головка на этой шейке! Даже жаль отрезать такую! Вы не согласны со мной, гражданин?
Джайлз застыл на месте. Голос, поразительно знакомый и словно пришедший оттуда, где уже не беседуют о таких вещах, вывел его из оцепенения. Он дернул головой и уставился прямо в глаза друга детства Уэбба Драйдена.
Худой, с запавшими глазами, молодой человек улыбался.
Джайлз, слишком вышколенный и опытный, чтобы выдать радость от невероятной встречи хотя бы сердечным рукопожатием, какого эта встреча заслуживала, равнодушно пожал плечами:
— Что значит еще одна голова, если она принадлежит аристократке?
Уэбб кивнул, соглашаясь с таким рассуждением:
— Наверняка ей и подобным несладко приходится в Форсе.
Значит, он уже разведал, где эти типы содержат ее! Придется представить Уэбба к награде и повышению чина — конечно, после того как Драйден вычеркнет его из списков погибших и переведет в ранг действующих агентов.
Джайлз взглянул на Софию, пораженный, что ей пришлось побывать в условиях именно той тюрьмы, о которой в Париже ходили самые страшные слухи. Но если помнить о том, что София водила за нос самих членов Комитета общественной безопасности, то заключение в Форс было логичным. Сообщение с узниками за стенами двух зданий тюрьмы, Пти Форс и Гранд Форс, совершенно исключалось. Тюрьма имела высоченные, неприступные стены и находилась в районе самых кошмарных парижских трущоб. Пребывание там было таким невыносимым, что даже гильотина могла казаться предпочтительнее.
— Однако сегодня у суда дел невпроворот. Судят не только Девинетт, но и ту грязную парочку, которая породила ее, — графа д’Артье и эту свинью, его жену.
Ошеломленный тем, что пожилая пара рядом с Софией — ее родители, Джайлз чуть не пропустил мимо ушей саму соль информации Уэбба. Теперь он понял, что заинтриговало его в супругах. В ее отце он увидел фамильные черты семейства д’Артье — самого графа, Люсьена и Жюльена. Манеры, походка, орлиные черты лица. София же унаследовала от матери синие глаза Рэмси и роскошный цвет волос.
— Свинья, говорите? — ответил Джайлз. — Вы ошибаетесь. Мне кажется, что у нее уши ослихи.
Уэбб снова кинул взгляд на скамью подсудимых:
— Гм, действительно ошибся. Теперь я вижу, что вы имеете в виду. Мое зрение уже не такое, как раньше, но, скажем, через пару часов я буду видеть гораздо лучше.
Он склонился к Джайлзу и прошептал:
— Останьтесь здесь с ней, дружище. Ей понадобится ваша поддержка.
Тысяча вопросов завертелась в голове Джайлза, но он мог только молча смотреть, как Уэбб поднялся со скамьи и стал прокладывать себе путь в толпе. Его место тут же заняли.
В последующие часы Джайлз слушал показания свидетелей. Все они робко появлялись перед трибуналом и давали клятву говорить только правду. Появилась и усатая хозяйка комнат Уэбба и Девинетт, чтобы заявить, перемежая свою речь множеством проклятии, что София появлялась и исчезала в любое время дня и ночи, водилась с разными странными личностями и никогда не платила за номер. На этом Фукье-Тенвиль приостановил заседание и, обратившись к трибуналу, спросил, достаточно ли было услышано для вынесения приговора.
Тройка переглянулась и согласно кивнула головой.
— Каково же будет ваше решение?
Публика в зале притихла и подалась вперед, впившись глазами в трибунал.
— Виновна.
Публика взорвалась восторженными криками. Возгласы о свободе и справедливости наполнили зал заседаний.
Фукье-Тенвиль снова взмахнул рукой, требуя тишины.
— Я прошу, чтобы их отправили на гильотину утром, пусть у них будет ночь для обдумывания своих страшных преступлений против нашей замечательной Республики.
— Пусть так и будет, — согласился председатель трибунала.
И пока все поздравляли друг друга с потрясающим успехом обвинителя, Джайлз покинул зал.
Он устроился ждать выхода заключенных у ограды суда, в том месте, где во дворе стража распределяла узников по повозкам, чтобы отвезти в тюрьмы в разные концы Парижа, или на гильотину.
Из зала суда доносились ликующие крики и пение Марсельезы, а во дворе уже засновала стража.
Джайлз попятился в тень, заметив Робеспьера и его опасного спутника Сен-Жюста, которые быстрым шагом направились к повозкам и остановились.
Софию и ее родителей, закованных в цепи, стражники окружили плотным кольцом и продвигались так к повозкам, возле которых уже стояли могущественные нечестивцы.
Сен-Жюст что-то сказал Софии, но Джайлз не мог расслышать, что именно.
Но что бы он ни сказал, София восприняла это как мерзкое и отвратительное. В ответ, будто цепи на ней весили пушинку, она яростно лягнула мерзавца, целясь в бедро, чтобы причинить ему боль.
Он, вскрикнув, упал на колени, а София довольно ухмыльнулась, глядя на него.
Джайлзу показалось, что Сен-Жюст собирается отомстить ей, ударив по лицу. Но вмешательство Робеспьера, который пролаял какой-то приказ, привело Сен-Жюста в чувство. Он в гневе отвернулся от Софии и вслед за Робеспьером направился в здание суда.
Смех Софии издевательски ударил ему в спину.
Даже в цепях она выглядела победительницей. Лишенная свободы, а теперь приговоренная к смерти, она с презрением смотрела на того, кто когда-то завладел ее сердцем и предал. Теперь он был не властен над ее душой, над ее презрением к тому, что он собой олицетворял в ее глазах.
Джайлз вспомнил поразившее его признание теток Софии: она действовала безрассудно и вступила в «жуткий альянс». Вспомнил он и вечер в доме Дантона, когда Сен-Жюст по-собственнически держал Софию под руку.
Джайлз подумал тогда, что, может быть, они любовники или были ими. Когда-то давно.
И теперь, когда он невольно стал свидетелем разыгравшейся во дворе сценки, что-то подсказало ему, почему Софию привели в излишний восторг собственная победа и унижение этого мужчины. Джайлзу открылось, что София полностью излечилась от неудачного увлечения молодости.
И, судя по всему, хотела отомстить бывшему любовнику.
Стража швырнула ее в повозку с решетками, куда уже бросили ее родителей. Звякнул металлический запор, и кучер направил лошадей со двора.
Толпа присутствовавших на суде потянулась за осужденными, и Джайлз оказался в окружении этих людей. Когда повозка затряслась вниз по улице, он пробился к самой дверце.
Просунув руку сквозь решетку, он схватил Софию за руку. Она попыталась стряхнуть ее, но, узнав Джайлза, отчаянно замотала головой:
— Нет!.. Уходи! Возвращайся домой!
Он не ответил и побежал рядом с повозкой, не выпуская ее руки. Разжав ее ладонь, он успел вложить туда кольцо-печатку, до того как стража начала разгонять толпу с обеих сторон повозки.
София взглянула на кольцо и покачала головой.
— Нет, пожалуйста, не делай этого! — вскрикнула она с мольбой в голосе.
Несколько мгновений их руки цеплялись одна за другую так страстно, как хотели слиться их тела. Джайлз сжал пальцы Софии и прошептал свое признание:
— Я люблю тебя, леди Дерзость.
Медленно, пока повозка набирала скорость, их пальцы разжимались, и вот они касаются лишь кончиками, а потом и соприкосновения не стало.
— Теперь я понимаю, что означает это твое кольцо, — крикнул он ей вслед. Повозка быстро уезжала все дальше и дальше.
Джайлз не мог сказать с уверенностью, услышала ли она его, но увидел, что она встала на колени посреди повозки, зажав в ладони кольцо, и прижала кулачки к груди, словно хотела сказать, что сохранит его признание в сердце.
— Итак, ты виделся с ней, — констатировал Уэбб, когда Джайлз проскользнул в темный угол таверны. Джайлз поднял на него глаза:
— Откуда ты знаешь?
— Ты выглядишь так, будто посмотрел смерти в лицо.
— Я мог бы сказать то же самое про тебя. Куда ты, к дьяволу, запропастился?
Уэбб откинулся на спинку стула.
— А разве вести о моей смерти не достигли вас?
— Достигли, достигли. Твоя семья заказала траурную церемонию и даже поставила на кладбище каменное надгробие. — Джайлз наклонился к Уэббу. — Ты о чем думал, придурок, когда решил заставить всех поверить в твою смерть?
— Но ведь сработало, не так ли? — ответил вопросом Уэбб.
— Можешь не сомневаться. Еще как сработало, только к чему столь изощренная уловка?
Запустив пальцы в свои золотисто-каштановые волосы, Уэбб отвел глаза в сторону.
— Хочешь знать, был ли у меня выбор? Не было. Меня выдали и посадили в тюрьму Аббайе.
— Кто?
— Я все еще выясняю, — недовольно пробурчал Уэбб. Мрачное выражение на лице друга говорило, что давить на него не следует.
— Ну и как же тебе удалось бежать оттуда? — спросил Джайлз. — Депеша твоему отцу была ясной: тебя везли в повозке на казнь.
— Я и сам думал, что меня отвезут к мадам Гильотине. Пока однажды ночью не услышал ангельский голосок, который шепотом звал меня из коридора.
Джайлзу не потребовалось много времени, чтобы догадаться.
— София.
— Да, София. — Голос Уэбба погрустнел. — Признаюсь, что немало завидовал твоему счастью. Я вряд ли могу надеяться, что последней просьбой моего отца будет желание соединить меня с такой же женщиной.
— Да, я уж слышал, — ответил Джайлз, сразу почувствовав ревность оттого, что в голосе Уэбба зазвучали нежные нотки, и оттого, что вспомнил, как Иснар передавал сплетню, в которой связывались имена Девинетт и ее молодого любовника, американца.
Уэбб засмеялся:
— Так! Ревнуешь! Ишь, как губы надул. Не стоит, дружище. У твоей невесты один свет в окошке — ты. Большую часть времени, что мы провели вместе, она расспрашивала о тебе и о том, какие женщины тебе нравятся. Даже не знаю, как могло это случиться, ведь она видела тебя лишь на том жутком портрете, для которого отец приказал тебе позировать в семилетнем возрасте. Однако с тех пор сходит по тебе с ума.
Последние кусочки мозаики — откуда ей так много известно о нем — встали на свое место. И не только благодаря откровениям отца, но и разговорам с Уэббом.
Хитрющая маленькая ведьмочка.
— Так, говоришь, она отыскала тебя в Аббайе?
— Угу. Глупышка считала, что только она виновата в том, что меня арестовали. Хотя я сразу мог бы успокоить ее, что причина не в ней.
— Думаешь, она бы успокоилась? Да это и не имеет значения. Слава Богу, она тебя нашла.
— Ты же знаешь Софию.
Джайлз кивнул:
— Даже слишком хорошо.
— Она организовала настоящую диверсию, как раз когда меня перевозили из тюрьмы в здание суда. Небольшой пожарчик в кабинете, где хранилось досье.
Джайлз рассмеялся. Когда она только научится благоразумию?
— Я воспользовался суматохой и убежал. Она поджидала меня и помогла скрыться из города.
Из царившего в таверне чада перед ними возникла служанка и с грохотом поставила на стол бутылку вина. Она приветливо улыбнулась клиентам и ушла.
Джайлз вспомнил день, когда удалось спасти Люсьена и его семью из тюрьмы Аббайе.. София тогда сказала ему, что раздобыла поэтажные планы тюрьмы от бывшего узника. Он понизил голос:
— Это ты дал ей план тюрьмы?
— Значит, она рассказала тебе об этом.
— Нет, все не так, как ты думаешь. Но теперь многое проясняется для меня лично. — Джайлз потянулся за бутылкой и налил себе немного вина. — Так где же ты был последние несколько месяцев?
— В основном в бегах, постоянно прячась. Провел примерно месяц в деревне вместе с ее братом и сестрой, пока ищейки не устали разыскивать меня и не угомонились. Да и я подлечился немного. Они ведь лихо отмолотили меня. Тюремщики не считали мои шутки забавными. Особенно о цареубийцах у ворот ада.
Джайлз прекрасно представлял себе, как санкюлоты реагировали на шутки Уэбба.
— Я всегда любил бывать в деревне, когда был ребенком, но те тридцать дней, когда я прятался, оказались чуть ли не луже тюрьмы.
— Ты произвел неизгладимое впечатление на юную Лили, — поддразнил его Джайлз. Уэбб поднял руки вверх:
— Я даже пальцем ее не тронул.
— Верю, но, думаю. Лили именно это едва не разбило сердце.
— О, эти женщины из семейства Рэмси! — содрогнулся Уэбб. — Мама частенько рассказывала моим сестрам о возмутительном поведении тех, в назидание, как не нужно себя вести. Кстати, ты заметил, что их мужья, все как один, умерли намного раньше них? Если хочешь знать мое мнение, они измотали их, как умственно, так и физически. Я буду избегать Лили, словно она чума в юбке, до тех пор, пока эта ведьмочка не выйдет замуж и пока у нее от старости не выпадут зубы, ясно? Пусть для верности ее окружает дюжина сопливых детишек и держит за юбки со всех сторон. Если дать ей волю, то София в сравнении с ней покажется чистым ангелочком. Или ручным тигром.
Джайлз мог бы поспорить по этому поводу, поскольку лично сам считал, что тут его женушку никто не превзойдет, но на это не было времени.
— Что ж, дружище, я попрошу у тебя прощения и помощи, но предпочту все же раннюю могилу и жизнь только с этой женщиной. Я женюсь на моей маленькой чертовке и проведу ближайшие пятьдесят лет, проклиная последствия этого шага. Ты поможешь мне?
— К чему спрашивать? — Уэбб оглянулся через плечо. — Поскольку я наверняка знал, что ты не послушаешься моего здравого совета и не уедешь домой, то пригласил кое-кого еще присоединиться к нам.
Он махнул рукой кому-то в глубине таверны. Джайлз увидел, как, раздвигая плечами посетителей, к ним пробирается Оливер. И сразу полегчало на душе, что этот добрый гигант не попался в лапы стражников.
— Вижу, вы получили мою записку, — сказал Оливер, кивая Джайлзу.
— И очень благодарен вам за то, что в вас оказалось больше веры в меня, чем у нее. — Он схватил руку Оливера и крепко пожал ее.
— Не судите ее слишком строго, — сказал Оливер, слегка смутившись, — Она делала так, как считала лучше для вас, так же, как и я, оставив вам записку.
Джайлз кивнул. София страстно защищала всех, кого любила, пренебрегая собственной безопасностью. Ему придется привыкнуть к странному ощущению, что кто-то постоянно заботится о нем.
Уэбб разлил остатки вина по бокалам.
— Если я не ошибаюсь, Джайлз, то у тебя уже готов план спасения, не так ли?
Когда Софию утром вывели из камеры, ее родители находились уже в конце темного коридора. Она попыталась улыбнуться им, но была слишком рассеянна. Ибо в мыслях находилась далеко от тюрьмы.
Джайлз.
Вопреки всем ее предупреждениям он последовал за ней во Францию.
Будь ты неладен! Она так и не сомкнула глаз ночью, напрягая слух, — вдруг он решится на безумство и попытается спасти ее прямо из этой неприступной тюрьмы. Слава Богу, этого не произошло, ведь это было бы самоубийством. А теперь уже поздно что-либо предпринимать. Хоть чему-то можно порадоваться. Ведь это значило, что хотя бы он в безопасности.
Если бы она могла сказать ему, как любит его всем сердцем!
София взглянула на ладонь: на безымянном пальце поблескивало фамильное кольцо. Он вручил его ей как свадебный подарок — подарок, который ей никогда не носить.
Пальцы Софии сжались в кулак. Она будет сжимать этот теплый металл до тех пор, пока жизнь не покинет ее.
День порадовал редким для ноября солнцем. София даже заморгала, отвыкнув в камере от света. Она подняла руку и заслонила глаза, когда ее и родителей повели через двор тюрьмы.
— Залезай сюда, ты, мерзкая шлюха! Предательница! — плюнул в ее сторону один из стражников и толкнул ее к повозке с решетками, в каких обычно перевозили осужденных на казнь.
София видела, как напрягся отец, чтобы ответить мерзавцу. Она быстро протянула к нему руку.
— Non, Papa. He нужно, не стоит.
— Я не позволю, чтобы с моей дочерью обращались по-хамски.
Она тряхнула головой и кивнула в сторону одиноко стоящей перед повозкой матери.
— Идите лучше к maman, — сказала она отцу. — Ей необходима ваша сила. Я сама позабочусь о себе, ведь я же ваша дочь.
Она повернулась к стражнику и смерила его презрительным взглядом.
— Помогите мне подняться в повозку, гражданин, и советую вести себя повежливее. Наверное, думаете, что я уже не могу причинить вам вреда, но я ведь так и не выдала своих сообщников, и вы еще можете насладиться тем, как я укажу на вас обвиняющим пальцем перед смертью. Вы и будете моим сообщником! Так что ведите себя потише, если не хотите умереть! Завтра вполне может наступить ваша очередь.
Обвиняемые, имена которых значились в списке на этот день, один за другим появлялись перед судом и, заслушав смертный приговор, быстро исчезали. Обвинитель словно чувствовал беспокойное ожидание публики, которая собралась в зале, битком набив его ради одной обвиняемой.
Девинетт.
Поиски Джайлзом Софии, можно сказать, закончились, едва начавшись. Стоило ему проехать через городские ворота, как он услышал имя своей невесты. Весь город так и бурлил слухами об аресте Девинетт.
Кое-кто утверждал, что она шпионила в пользу англичан, другие били себя в грудь, называя ее австрийской шпионкой. Сходились в одном: через день-два ее должны казнить.
Стиснутый на галерее «счастливчиками», выигравшими билеты на заседание трибунала в лотерее, Джайлз мысленно прокручивал самые безумные планы спасения Софии и отвергал их один за другим. Все они привели бы к ее гибели.
Почти всю ночь он провел в «Свином ухе», надеясь увидеть Оливера. Но тот так и не появился. Джайлз принял меры, но ни за какие деньги ему не удалось выведать, в какой тюрьме содержат легендарную Девинетт.
Ничего не зная о том, где Оливер и не арестован ли он вместе с Софией, Джайлз оглядывал сидящих в зале суда, надеясь, что все же разглядит знакомую фигуру мужчины с изрядно поседевшей шевелюрой.
Несчастная очередная жертва на скамье подсудимых выслушала единодушное решение трибунала: виновен. Убитый горем мужчина поднялся, низко опустив голову, и удалился под ликующий рев и улюлюканье враждебно настроенной публики. Разбушевавшаяся галерка даже не дала расслышать имени следующей жертвы.
Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока за спиной общественного обвинителя не открылась дверь. В зале тут же зашикали, и наступила тишина.
В дверь вытолкнули пожилую пару, мужчину и женщину, за ними следом появился ухмыляющийся стражник, который продолжал немилосердно толкать их в спину, так что женщина едва держалась на ногах. Мужчина с достоинством и врожденной галантностью поддержал ее и бросил грозный взгляд на наглеца.
Мужчина был высок и жилист, а стражник — коротышка, и он даже попятился от своего пленника. Дворянин с усмешкой убедился в своей маленькой победе.
Неожиданно появилась третья обвиняемая — невысокая женщина в простом белом платье. На мгновение Джайлз почувствовал, что она опять принадлежит лишь ему одному. Он видел роскошный цвет ее волос, упрямый подбородок. Но тут и публика узнала ее и, вопя, вскочила с мест, заслонив её от него.
Прибыла наконец их героиня, их символ революции, которую они воспели в песнях, запечатлели в изображениях. Но вместо обожания или сочувствия зал заседаний наполнился злорадством и мстительными выкриками:
— Австрийская сука!
— Проститутка!
— Предательница!
— Теперь-то нож укоротит твою шею!
Толпа неистовствовала и вынесла свой приговор еще до того, как обвинитель успел произнести хоть слово. И по улыбке на лице Фукье-Тенвиля Джайлз понял, что это было одно из таких дел, какие тот любит более всего. Сощуренный взгляд хищно уставился на жертву.
Ненависть толпы к Софии терзала Джайлза так же сильно, как росла в нем любовь к ней.
Джайлз решительно отстранил фигуру впереди себя и внимательно посмотрел на Софию. Среди бушующей ярости и ненависти она стояла гордо, с высоко поднятой головой.
В эту минуту он с особой ясностью понял, за что так сильно полюбил ее. Безрассудная и смелая, она смотрела в лицо своим озлобленным хулителям со светлой улыбкой. Ее волосы свободно спускались локонами на плечи и спину. Ее лицо без былой ужасной краски и без косметики было фарфоровым, на нем нежно алел румянец.
Джайлз не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее такой. Ее лицо без маскировочных средств лишилось довольно сильной защиты. Почему так, Джайлз и сам не понимал, однако он, зная каждый дюйм ее тела, каждый его изгиб и то, какая она вопреки ему самостоятельная в своих действиях, никогда не видел лицо Софии таким целомудренным и чистым.
Она обвиняла его в поверхностности, а он искренне влюбился в нее во всех ее обличьях и маскарадах. Мысль эта едва не рассмешила его. Сегодня же в первый и, может быть, в последний раз он видел перед собой реальный образ той, которую полюбил.
И словно обрел зрение после долгих лет слепоты.
— Перед вами, граждане, находится женщина, которую вы все знали под именем Девинетт. Загадка. Но я объясню вам, что стоит за этой загадочностью. Ее преступления. И каждое из них — предательство по отношению к Республике.
Фукье-Тенвиль, вспомнив о своих обязанностях, наконец вежливо предложил Софии присоединиться к пожилой паре на скамье подсудимых.
Общий шум и мстительные вопли не позволили расслышать имена остальных обвиняемых и то, в чем их обвиняли.
Осанка и походка Софии, когда она шла к скамье, были достойны первого бала в Версальском дворце. Но грация ее движений была растрачена впустую перед сбродом в судебном зале. Присоединившись к остальным обвиняемым, она уставилась прямо перед собой на галерку, будто почувствовала на себе взгляд Джайлза.
На мгновение ее взгляд затуманился грустью.
Джайлз так остро понял, какую бурю чувств она испытывает — чистых, идущих от самого сердца, что это было для него равносильно удару. Она никогда не просила его ни о чем, а теперь, когда она больше всего нуждалась в нем, он мог лишь беспомощно и в отчаянии глядеть на то, как с ней обращались и что ее ожидало.
Он вспомнил преподанный ею урок на улице Сент-Оноре, когда толпа набросилась и растерзала беспомощного старика прямо у них на глазах.
Она смотрела тогда на это в бессильном молчании.
Сегодня он понял, что она испытывала и какую горечь отчаяния вынуждена была испить. Чтобы сохранить собственную жизнь, она должна была молчать и выжидать. Так же нужно вести себя и ему, если он хочет спасти ее.
Председатель трибунала ударил молоточком по столу, призывая к порядку разбушевавшуюся в зале публику.
— Пожалуйста, граждане, прошу успокоиться, — обратился к толпе Фукье-Тенвиль. — Это зал судебных заседаний. Для напряженной работы. И все мы должны уважать, святость и незыблемость правосудия в нашем новом обществе. Все должны сесть и замолчать.
Публика загудела, выражая неудовольствие приказом вести себя прилично, но прслушалась. Перевернутые скамейки снова были поставлены на место, все стали рассаживаться и наконец приготовились к увлекательному зрелищу.
Обвинитель продолжил чтение длинного списка преступлений Софии.
У каждой двери стояли вооруженные стражники. Зал заседаний ломился от верноподданных революции. Все они пыхали ненавистью к «преступнице» и предательнице» их идеалов.
Джайлз лихорадочно думал о том, как спасти ее. Он мог подождать на улице и последовать за повозкой, на которой Софию повезут обратно в тюрьму. А там сумел бы отыскать способ дать взятку страже или спасти как-то иначе. Но если по приказу ее тут же отвезут на гильотину, как часто случалось с другими?
А он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Джайлз закрыл лицо руками, пытаясь избавиться от жутких видений кровавой гибели Софии. И стать этому свидетелем?!
Ему необходимо хоть немного времени, хотя бы несколько часов, чтобы задействовать тот или иной план спасения.
Какой-то мужчина протиснулся к скамье Джайлза, прервав его размышления:
— Какая, однако, красивая головка на этой шейке! Даже жаль отрезать такую! Вы не согласны со мной, гражданин?
Джайлз застыл на месте. Голос, поразительно знакомый и словно пришедший оттуда, где уже не беседуют о таких вещах, вывел его из оцепенения. Он дернул головой и уставился прямо в глаза друга детства Уэбба Драйдена.
Худой, с запавшими глазами, молодой человек улыбался.
Джайлз, слишком вышколенный и опытный, чтобы выдать радость от невероятной встречи хотя бы сердечным рукопожатием, какого эта встреча заслуживала, равнодушно пожал плечами:
— Что значит еще одна голова, если она принадлежит аристократке?
Уэбб кивнул, соглашаясь с таким рассуждением:
— Наверняка ей и подобным несладко приходится в Форсе.
Значит, он уже разведал, где эти типы содержат ее! Придется представить Уэбба к награде и повышению чина — конечно, после того как Драйден вычеркнет его из списков погибших и переведет в ранг действующих агентов.
Джайлз взглянул на Софию, пораженный, что ей пришлось побывать в условиях именно той тюрьмы, о которой в Париже ходили самые страшные слухи. Но если помнить о том, что София водила за нос самих членов Комитета общественной безопасности, то заключение в Форс было логичным. Сообщение с узниками за стенами двух зданий тюрьмы, Пти Форс и Гранд Форс, совершенно исключалось. Тюрьма имела высоченные, неприступные стены и находилась в районе самых кошмарных парижских трущоб. Пребывание там было таким невыносимым, что даже гильотина могла казаться предпочтительнее.
— Однако сегодня у суда дел невпроворот. Судят не только Девинетт, но и ту грязную парочку, которая породила ее, — графа д’Артье и эту свинью, его жену.
Ошеломленный тем, что пожилая пара рядом с Софией — ее родители, Джайлз чуть не пропустил мимо ушей саму соль информации Уэбба. Теперь он понял, что заинтриговало его в супругах. В ее отце он увидел фамильные черты семейства д’Артье — самого графа, Люсьена и Жюльена. Манеры, походка, орлиные черты лица. София же унаследовала от матери синие глаза Рэмси и роскошный цвет волос.
— Свинья, говорите? — ответил Джайлз. — Вы ошибаетесь. Мне кажется, что у нее уши ослихи.
Уэбб снова кинул взгляд на скамью подсудимых:
— Гм, действительно ошибся. Теперь я вижу, что вы имеете в виду. Мое зрение уже не такое, как раньше, но, скажем, через пару часов я буду видеть гораздо лучше.
Он склонился к Джайлзу и прошептал:
— Останьтесь здесь с ней, дружище. Ей понадобится ваша поддержка.
Тысяча вопросов завертелась в голове Джайлза, но он мог только молча смотреть, как Уэбб поднялся со скамьи и стал прокладывать себе путь в толпе. Его место тут же заняли.
В последующие часы Джайлз слушал показания свидетелей. Все они робко появлялись перед трибуналом и давали клятву говорить только правду. Появилась и усатая хозяйка комнат Уэбба и Девинетт, чтобы заявить, перемежая свою речь множеством проклятии, что София появлялась и исчезала в любое время дня и ночи, водилась с разными странными личностями и никогда не платила за номер. На этом Фукье-Тенвиль приостановил заседание и, обратившись к трибуналу, спросил, достаточно ли было услышано для вынесения приговора.
Тройка переглянулась и согласно кивнула головой.
— Каково же будет ваше решение?
Публика в зале притихла и подалась вперед, впившись глазами в трибунал.
— Виновна.
Публика взорвалась восторженными криками. Возгласы о свободе и справедливости наполнили зал заседаний.
Фукье-Тенвиль снова взмахнул рукой, требуя тишины.
— Я прошу, чтобы их отправили на гильотину утром, пусть у них будет ночь для обдумывания своих страшных преступлений против нашей замечательной Республики.
— Пусть так и будет, — согласился председатель трибунала.
И пока все поздравляли друг друга с потрясающим успехом обвинителя, Джайлз покинул зал.
Он устроился ждать выхода заключенных у ограды суда, в том месте, где во дворе стража распределяла узников по повозкам, чтобы отвезти в тюрьмы в разные концы Парижа, или на гильотину.
Из зала суда доносились ликующие крики и пение Марсельезы, а во дворе уже засновала стража.
Джайлз попятился в тень, заметив Робеспьера и его опасного спутника Сен-Жюста, которые быстрым шагом направились к повозкам и остановились.
Софию и ее родителей, закованных в цепи, стражники окружили плотным кольцом и продвигались так к повозкам, возле которых уже стояли могущественные нечестивцы.
Сен-Жюст что-то сказал Софии, но Джайлз не мог расслышать, что именно.
Но что бы он ни сказал, София восприняла это как мерзкое и отвратительное. В ответ, будто цепи на ней весили пушинку, она яростно лягнула мерзавца, целясь в бедро, чтобы причинить ему боль.
Он, вскрикнув, упал на колени, а София довольно ухмыльнулась, глядя на него.
Джайлзу показалось, что Сен-Жюст собирается отомстить ей, ударив по лицу. Но вмешательство Робеспьера, который пролаял какой-то приказ, привело Сен-Жюста в чувство. Он в гневе отвернулся от Софии и вслед за Робеспьером направился в здание суда.
Смех Софии издевательски ударил ему в спину.
Даже в цепях она выглядела победительницей. Лишенная свободы, а теперь приговоренная к смерти, она с презрением смотрела на того, кто когда-то завладел ее сердцем и предал. Теперь он был не властен над ее душой, над ее презрением к тому, что он собой олицетворял в ее глазах.
Джайлз вспомнил поразившее его признание теток Софии: она действовала безрассудно и вступила в «жуткий альянс». Вспомнил он и вечер в доме Дантона, когда Сен-Жюст по-собственнически держал Софию под руку.
Джайлз подумал тогда, что, может быть, они любовники или были ими. Когда-то давно.
И теперь, когда он невольно стал свидетелем разыгравшейся во дворе сценки, что-то подсказало ему, почему Софию привели в излишний восторг собственная победа и унижение этого мужчины. Джайлзу открылось, что София полностью излечилась от неудачного увлечения молодости.
И, судя по всему, хотела отомстить бывшему любовнику.
Стража швырнула ее в повозку с решетками, куда уже бросили ее родителей. Звякнул металлический запор, и кучер направил лошадей со двора.
Толпа присутствовавших на суде потянулась за осужденными, и Джайлз оказался в окружении этих людей. Когда повозка затряслась вниз по улице, он пробился к самой дверце.
Просунув руку сквозь решетку, он схватил Софию за руку. Она попыталась стряхнуть ее, но, узнав Джайлза, отчаянно замотала головой:
— Нет!.. Уходи! Возвращайся домой!
Он не ответил и побежал рядом с повозкой, не выпуская ее руки. Разжав ее ладонь, он успел вложить туда кольцо-печатку, до того как стража начала разгонять толпу с обеих сторон повозки.
София взглянула на кольцо и покачала головой.
— Нет, пожалуйста, не делай этого! — вскрикнула она с мольбой в голосе.
Несколько мгновений их руки цеплялись одна за другую так страстно, как хотели слиться их тела. Джайлз сжал пальцы Софии и прошептал свое признание:
— Я люблю тебя, леди Дерзость.
Медленно, пока повозка набирала скорость, их пальцы разжимались, и вот они касаются лишь кончиками, а потом и соприкосновения не стало.
— Теперь я понимаю, что означает это твое кольцо, — крикнул он ей вслед. Повозка быстро уезжала все дальше и дальше.
Джайлз не мог сказать с уверенностью, услышала ли она его, но увидел, что она встала на колени посреди повозки, зажав в ладони кольцо, и прижала кулачки к груди, словно хотела сказать, что сохранит его признание в сердце.
— Итак, ты виделся с ней, — констатировал Уэбб, когда Джайлз проскользнул в темный угол таверны. Джайлз поднял на него глаза:
— Откуда ты знаешь?
— Ты выглядишь так, будто посмотрел смерти в лицо.
— Я мог бы сказать то же самое про тебя. Куда ты, к дьяволу, запропастился?
Уэбб откинулся на спинку стула.
— А разве вести о моей смерти не достигли вас?
— Достигли, достигли. Твоя семья заказала траурную церемонию и даже поставила на кладбище каменное надгробие. — Джайлз наклонился к Уэббу. — Ты о чем думал, придурок, когда решил заставить всех поверить в твою смерть?
— Но ведь сработало, не так ли? — ответил вопросом Уэбб.
— Можешь не сомневаться. Еще как сработало, только к чему столь изощренная уловка?
Запустив пальцы в свои золотисто-каштановые волосы, Уэбб отвел глаза в сторону.
— Хочешь знать, был ли у меня выбор? Не было. Меня выдали и посадили в тюрьму Аббайе.
— Кто?
— Я все еще выясняю, — недовольно пробурчал Уэбб. Мрачное выражение на лице друга говорило, что давить на него не следует.
— Ну и как же тебе удалось бежать оттуда? — спросил Джайлз. — Депеша твоему отцу была ясной: тебя везли в повозке на казнь.
— Я и сам думал, что меня отвезут к мадам Гильотине. Пока однажды ночью не услышал ангельский голосок, который шепотом звал меня из коридора.
Джайлзу не потребовалось много времени, чтобы догадаться.
— София.
— Да, София. — Голос Уэбба погрустнел. — Признаюсь, что немало завидовал твоему счастью. Я вряд ли могу надеяться, что последней просьбой моего отца будет желание соединить меня с такой же женщиной.
— Да, я уж слышал, — ответил Джайлз, сразу почувствовав ревность оттого, что в голосе Уэбба зазвучали нежные нотки, и оттого, что вспомнил, как Иснар передавал сплетню, в которой связывались имена Девинетт и ее молодого любовника, американца.
Уэбб засмеялся:
— Так! Ревнуешь! Ишь, как губы надул. Не стоит, дружище. У твоей невесты один свет в окошке — ты. Большую часть времени, что мы провели вместе, она расспрашивала о тебе и о том, какие женщины тебе нравятся. Даже не знаю, как могло это случиться, ведь она видела тебя лишь на том жутком портрете, для которого отец приказал тебе позировать в семилетнем возрасте. Однако с тех пор сходит по тебе с ума.
Последние кусочки мозаики — откуда ей так много известно о нем — встали на свое место. И не только благодаря откровениям отца, но и разговорам с Уэббом.
Хитрющая маленькая ведьмочка.
— Так, говоришь, она отыскала тебя в Аббайе?
— Угу. Глупышка считала, что только она виновата в том, что меня арестовали. Хотя я сразу мог бы успокоить ее, что причина не в ней.
— Думаешь, она бы успокоилась? Да это и не имеет значения. Слава Богу, она тебя нашла.
— Ты же знаешь Софию.
Джайлз кивнул:
— Даже слишком хорошо.
— Она организовала настоящую диверсию, как раз когда меня перевозили из тюрьмы в здание суда. Небольшой пожарчик в кабинете, где хранилось досье.
Джайлз рассмеялся. Когда она только научится благоразумию?
— Я воспользовался суматохой и убежал. Она поджидала меня и помогла скрыться из города.
Из царившего в таверне чада перед ними возникла служанка и с грохотом поставила на стол бутылку вина. Она приветливо улыбнулась клиентам и ушла.
Джайлз вспомнил день, когда удалось спасти Люсьена и его семью из тюрьмы Аббайе.. София тогда сказала ему, что раздобыла поэтажные планы тюрьмы от бывшего узника. Он понизил голос:
— Это ты дал ей план тюрьмы?
— Значит, она рассказала тебе об этом.
— Нет, все не так, как ты думаешь. Но теперь многое проясняется для меня лично. — Джайлз потянулся за бутылкой и налил себе немного вина. — Так где же ты был последние несколько месяцев?
— В основном в бегах, постоянно прячась. Провел примерно месяц в деревне вместе с ее братом и сестрой, пока ищейки не устали разыскивать меня и не угомонились. Да и я подлечился немного. Они ведь лихо отмолотили меня. Тюремщики не считали мои шутки забавными. Особенно о цареубийцах у ворот ада.
Джайлз прекрасно представлял себе, как санкюлоты реагировали на шутки Уэбба.
— Я всегда любил бывать в деревне, когда был ребенком, но те тридцать дней, когда я прятался, оказались чуть ли не луже тюрьмы.
— Ты произвел неизгладимое впечатление на юную Лили, — поддразнил его Джайлз. Уэбб поднял руки вверх:
— Я даже пальцем ее не тронул.
— Верю, но, думаю. Лили именно это едва не разбило сердце.
— О, эти женщины из семейства Рэмси! — содрогнулся Уэбб. — Мама частенько рассказывала моим сестрам о возмутительном поведении тех, в назидание, как не нужно себя вести. Кстати, ты заметил, что их мужья, все как один, умерли намного раньше них? Если хочешь знать мое мнение, они измотали их, как умственно, так и физически. Я буду избегать Лили, словно она чума в юбке, до тех пор, пока эта ведьмочка не выйдет замуж и пока у нее от старости не выпадут зубы, ясно? Пусть для верности ее окружает дюжина сопливых детишек и держит за юбки со всех сторон. Если дать ей волю, то София в сравнении с ней покажется чистым ангелочком. Или ручным тигром.
Джайлз мог бы поспорить по этому поводу, поскольку лично сам считал, что тут его женушку никто не превзойдет, но на это не было времени.
— Что ж, дружище, я попрошу у тебя прощения и помощи, но предпочту все же раннюю могилу и жизнь только с этой женщиной. Я женюсь на моей маленькой чертовке и проведу ближайшие пятьдесят лет, проклиная последствия этого шага. Ты поможешь мне?
— К чему спрашивать? — Уэбб оглянулся через плечо. — Поскольку я наверняка знал, что ты не послушаешься моего здравого совета и не уедешь домой, то пригласил кое-кого еще присоединиться к нам.
Он махнул рукой кому-то в глубине таверны. Джайлз увидел, как, раздвигая плечами посетителей, к ним пробирается Оливер. И сразу полегчало на душе, что этот добрый гигант не попался в лапы стражников.
— Вижу, вы получили мою записку, — сказал Оливер, кивая Джайлзу.
— И очень благодарен вам за то, что в вас оказалось больше веры в меня, чем у нее. — Он схватил руку Оливера и крепко пожал ее.
— Не судите ее слишком строго, — сказал Оливер, слегка смутившись, — Она делала так, как считала лучше для вас, так же, как и я, оставив вам записку.
Джайлз кивнул. София страстно защищала всех, кого любила, пренебрегая собственной безопасностью. Ему придется привыкнуть к странному ощущению, что кто-то постоянно заботится о нем.
Уэбб разлил остатки вина по бокалам.
— Если я не ошибаюсь, Джайлз, то у тебя уже готов план спасения, не так ли?
Когда Софию утром вывели из камеры, ее родители находились уже в конце темного коридора. Она попыталась улыбнуться им, но была слишком рассеянна. Ибо в мыслях находилась далеко от тюрьмы.
Джайлз.
Вопреки всем ее предупреждениям он последовал за ней во Францию.
Будь ты неладен! Она так и не сомкнула глаз ночью, напрягая слух, — вдруг он решится на безумство и попытается спасти ее прямо из этой неприступной тюрьмы. Слава Богу, этого не произошло, ведь это было бы самоубийством. А теперь уже поздно что-либо предпринимать. Хоть чему-то можно порадоваться. Ведь это значило, что хотя бы он в безопасности.
Если бы она могла сказать ему, как любит его всем сердцем!
София взглянула на ладонь: на безымянном пальце поблескивало фамильное кольцо. Он вручил его ей как свадебный подарок — подарок, который ей никогда не носить.
Пальцы Софии сжались в кулак. Она будет сжимать этот теплый металл до тех пор, пока жизнь не покинет ее.
День порадовал редким для ноября солнцем. София даже заморгала, отвыкнув в камере от света. Она подняла руку и заслонила глаза, когда ее и родителей повели через двор тюрьмы.
— Залезай сюда, ты, мерзкая шлюха! Предательница! — плюнул в ее сторону один из стражников и толкнул ее к повозке с решетками, в каких обычно перевозили осужденных на казнь.
София видела, как напрягся отец, чтобы ответить мерзавцу. Она быстро протянула к нему руку.
— Non, Papa. He нужно, не стоит.
— Я не позволю, чтобы с моей дочерью обращались по-хамски.
Она тряхнула головой и кивнула в сторону одиноко стоящей перед повозкой матери.
— Идите лучше к maman, — сказала она отцу. — Ей необходима ваша сила. Я сама позабочусь о себе, ведь я же ваша дочь.
Она повернулась к стражнику и смерила его презрительным взглядом.
— Помогите мне подняться в повозку, гражданин, и советую вести себя повежливее. Наверное, думаете, что я уже не могу причинить вам вреда, но я ведь так и не выдала своих сообщников, и вы еще можете насладиться тем, как я укажу на вас обвиняющим пальцем перед смертью. Вы и будете моим сообщником! Так что ведите себя потише, если не хотите умереть! Завтра вполне может наступить ваша очередь.