Бойл Элизабет. Любовные послания герцога

   Он-то, уж конечно, таким не был. Только полюбуйтесь на него! Стоит посередине переулка, убежав из дома, словно желторотый новобранец. С другой стороны, каким нужно быть человеком, чтобы стоять в коридоре и подслушивать, как девушка, с которой он почти помолвлен, замышляет соблазнить другого мужчину?
   Так нельзя. Это неприлично. И подслушивать, и соблазнять.
   Взъерошив рукой волосы, Тэтчер рассмеялся. Наверное, даже Талли и Пиппин не смогли бы придумать таких злоключений.
   Ну и в переделку он попал! Сделав глубокий вдох, он взглянул на потемневшее небо и опускающиеся вниз снежинки. В его голове промелькнули события, происшедшие за день.
   Фелисити уговаривает его выпить кофе по-турецки…
   Откровения Джека относительно его дедушки…
   Стюи падает в глубокий обморок…
   Невероятное чувство, которое он испытал, когда она искала утешения в его объятиях…
   Да уж, этот день заслуживает того, чтобы запомнить его.
   – Капитан? – услышал он вдруг. Оглянувшись, Тэтчер увидел мистера Маджетга.
   – С вами все в порядке, капитан? – спросил он, склонив к плечу голову и глядя на него испытующим взглядом. – Вы как-то странно выглядите.
   – Со мной все в порядке, мистер Маджетт. Просто я веду рекогносцировку местности.
   – Понятно, капитан, – ответил денщик, хотя его скептический взгляд говорил, что ему абсолютно ничего не понятно.
   – Ты помнишь, о чем предупреждал меня? Ну, относительно мисс Лэнгли? Ты еще сказал, что если, мол, я не буду осторожнее, то сам не замечу, как влюблюсь. Когда это было?
   – Вчера, сэр, – Маджетт потоптался в снегу. – А вы влюбились, сэр?
   – По уши, – признался он, поглядывая на окно гостиной, где зажглись свечи. Наверное, Фелисити уже вносит поправки в характеристику Холлиндрейка в своей «Хронике». В его характеристику.
   – Гм-м… – размышлял денщик. – Вы, наверное, поцеловали ее, не так ли?
   – Откуда ты…
   – У меня есть двоюродный брат. С ним произошло то же самое.
   Мистер Маджетт не стал распространяться, но Тэтчера охватило любопытство. Как-никак это была совершенно новая для него территория.
   – Так что произошло с твоим двоюродным братом?
   – Ох, сэр, не думаю, что вам…
   – Неужели все так плохо? – спросил он, оглядываясь на свет в окне, горевший, словно первая звезда на ночном небе. – Был ли твой двоюродный брат счастлив?
   – С тех пор он не перестает улыбаться, сэр, – сказал денщик, тоже взглянув на окно. – Вы собираетесь вернуться туда и сказать ей правду?
   Правду? О том, что она заслуживает того, чтобы любить и быть любимой. Фелисити Лэнгли настолько свыклась с мыслью о браке с герцогом – настоящим герцогом, – что если он откроет ей правду, то она едва ли ему поверит.
   Что еще важнее, он боялся, что она его прогонит, даже если дело обойдется без стрельбы.
   Тэтчер покачал головой:
   – Меня предупредили, что если она узнает, то отстрелит мне яйца. А главное, я едва ли являюсь таким человеком, какого она заслуживает.
   – Не вижу, чем вы можете показаться недостаточно подходящим любой девушке, сэр. Простите, конечно, что я вмешиваюсь не в свое дело. А что касается вашей мисс, – он кивком указал в сторону дома, – то было бы лучше, если бы вы женились на ней до того, как расскажете правду. Возможно, она и тогда рассвирепеет, но будет уже замужней женщиной и герцогиней в придачу. Тогда уж она едва ли станет стрелять в вас.
   Тэтчер замер на месте.
   – Повтори, что ты только что сказал.
   – Она не будет стрелять в вас, когда станет герцогиней.
   Тэтчер покачал головой:
   – Нет, до этого…
   – Почему бы вам не жениться на ней до того, как скажете правду? – Маджетт подул на руки, чтобы согреть их. – Тогда, наверное, это не будет иметь большого значения.
   Тэтчер рассмеялся:
   – Мистер Маджетт, старый ты сводник! Но это же великолепная мысль!
   Маджетт, кажется, расстроился.
   – Только не говорите никому, что это была моя идея. Особенно если эта мисс умеет стрелять. Я предпочитаю, чтобы мои яйца находились там, где они сейчас находятся.
   Тэтчер потрепал его по плечу, и они двинулись дальше по переулку.
   – Кстати, что ты здесь делаешь, любезный?
   – Я искал вас, – ответил Маджетт. – Вы сказали, чтобы я ждал приезда этого Гиббенза, а он прибыл минут пять назад. Вот я и пошел сюда, чтобы разыскать вас.
   Письма… У Тэтчера даже дыхание перехватило.
   – Гиббенз? Так он наконец добрался до Лондона?
   – Да, сэр.
   Тэтчер торопливо зашагал по обледеневшим булыжникам, Маджетт замыкая шествие. Войдя в дом через черный ход, он попал на кухню. Повар и посудомойки вытаращили глаза при виде мчащегося мимо хозяина.
   – Гиббенз! – взревел он, едва поднявшись по черной лестнице. – Гиббенз, вы где?
   Бедняга Гиббенз, все еще помятый и замерзший после дороги, сидел с самым несчастным видом в кресле в холле.
   – Да, ваша светлость. Я здесь, ваша светлость.
   – Где вы были все это время, любезный? – спросил Тэтчер, оглядывая холл в поисках чемоданов своего секретаря.
   – Дороги, знаете ли…
   – Да, да. Дороги ужасные… Корреспонденцию моего дедушки привезли?
   Секретарь поморгал.
   – Корреспонденцию?
   – Да, его письма.
   – Письма? О, я привез то, что может вам потребоваться: гроссбухи, несколько последних отчетов от ваших управляющих, а также…
   – Его письма, любезный! – взревел Тэтчер. Потом, оглянувшись вокруг, он заметил, что Стейнс, Маджетт и остальной персонал стоят, уставившись на него так, словно он сошел с ума.
   Возможно, так оно и было.
   Однако он понизил голос и чуть наклонился вперед:
   – Письма, Гиббенз. От мисс Лэнгли.
   Его секретарь снова поморгал, потом слегка покраснел.
   – Ах, вы имеете в виду эти письма?
   – Да, да, эти письма, – подтвердил Тэтчер. – Дайте их мне. Немедленно.
   Провозившись, казалось, целую вечность, Гиббенз наконец открыл чемодан и достал стопку писем, перевязанных голубой лентой. Но еще до того, как были вынуты письма, до Тэтчера донесся аромат духов Фелисити.
   – Ваша светлость, дайте мне слово, что будете обращаться с ними осторожно.
   – Даю вам слово, – процедил сквозь зубы Тэтчер. И, чуть помедлив, добавил: – Обещаю.
   Гиббенз нахмурил лоб и спустя еще некоторое время медленно протянул письма Тэтчеру.
   Получив в руки то, что, по его убеждению, являлось ключом к разгадке всей этой головоломки, Тэтчер повернулся на каблуках и решительным шагом направился в кабинет, окна которого выходили в сад.
   – Стейнс, мне нужно, чтобы в камине горел огонь, необходимы дополнительные свечи… и, чуть не забыл, бутылка самого лучшего бренди моего дедушки. Того самого, французского, которое у него всегда имелось. А потом я хочу, чтобы меня никто не беспокоил. Никто. Особенно моя тетушка. – Он почти дошел до конца коридора, когда услышал за спиной торопливые шаги. Оглянувшись, он увидел следовавшего за ним Гиббенза.
   – Ваша светлость? – окликнул его секретарь. Остановившись в дверях кабинета, Тэтчер едва не выругался.
   – В чем дело?
   Секретарь переминался с ноги на ногу, глядя на своего нового хозяина.
   – Вам нужны ответы? – спросил он. Его вопрос звучал скорее как признание. Глаза, прикрытые очками, поморгали, он судорожно глотнул воздух. – Видите ли, я всегда делал копии писем его светлости на тот случай, если впоследствии потребуется сделать ссылку.
   Тэтчер покачал головой:
   – Значит, у вас имеются не только ее письма, но и письма моего дедушки?
   – Да, но это всего лишь копии.
   Тэтчер махнул рукой:
   – Так что же вы стоите? Идите и принесите их мне!
   Наконец появился Гиббенз со второй толстой пачкой писем, которая, как и первая, была перевязана выцветшей голубой лентой. Взглянув на письма, он сказал:
   – Хотя большую часть этих писем мне диктовал его светлость, я должен признаться, что кое-что я добавлял от себя. Мисс Лэнгли – необыкновенная леди, и я…
   Готовый взорваться от нетерпения, Тэтчер сдержатся и осторожно высвободил письма из рук секретаря.
   – Ваша светлость?
   Тэтчер оглянулся через плечо:
   – Да, Гиббенз.
   – Ленточка… – Он замялся. – Мисс Лэнгли сама прислала ее, сказав, что она такого же цвета, как ее глаза. – Он бросил прощальный взгляд на стопку писем, потом посмотрел на Тэтчера: – Это правда?
   Итак, Фелисити одержала еще одну победу. На сей раз над беднягой секретарем его дедушки. Да поможет небо влюбленному бедолаге, когда он наконец встретится с ней. Эта дерзкая девчонка сметет его с ног, словно промчавшийся отряд кавалерии, и он останется лежать бездыханный в придорожной канаве.
   Тэтчер взглянул на выцветшую голубую ленточку, цвет которой отнюдь не передавал синего огня во взгляде рассерженной Фелисити, однако он понимал, что хотел бы услышать секретарь.
   – Да, Гиббенз, это правда.
   По физиономии секретаря расплылась счастливая улыбка.
   – Я рад этому, ваша светлость.
 
   На следующее утро, готовясь спуститься к завтраку, Тэтчер взглянул на заснеженный сад под окном и понял, что именно ему следует сделать.
   Что он должен сделать.
   Это не имело отношения к чувству долга или чести. Если бы он уже не был наполовину влюблен в Фелисити, то, проведя ночь за чтением ее писем, влюбился бы. Нет, чтение этих писем оказалось для него гораздо более ценным подарком.
   В переписке затрагивались самые разные темы: политика, социальные проблемы, права женщин. Тэтчер обнаружил, что его дедушка иногда даже соглашался с мнениями Фелисити. Были в этих строчках глубины, которых он раньше не замечал, а заметив теперь, в кои-то веки понял, каким человеком был его дед на самом деле, что за человек скрывался за его титулом и общественным статусом.
   И он прочел между строк завет, который оставил ему дедушка: не позволять, чтобы статус герцога Холлиндрейка и все, что с этим связано, заслоняли собой человеческие чувства и прочие жизненно важные вещи.
   Примерно через час, спустившись вниз по лестнице к завтраку, он обнаружил тетушку, которая сидела на своем новом месте, а напротив нее – свою матушку леди Чарлз Стерлинг.
   – Обри, мой дорогой сын! – произнесла она и, преодолев разделявшее их пространство, заключила его в крепкие объятия. Затем, отстранившись от него, она взглянула ему в лицо. – Наконец-то ты дома! Как я беспокоилась, как горячо молилась за твое благополучное возвращение!
   – Ну что ж, я тоже рад видеть тебя, мама, – сказал он, пытаясь вспомнить, когда леди Чарлз в последний раз проявляла к нему столь теплые чувства. В детстве? Пожалуй, нет. Когда его отправляли в школу? Тоже нет.
   Потом вдруг ему пришло в голову, что он, возможно, так же мало знает ее, как знал дедушку. Он нерешительно улыбнулся ей и, предложив руку, проводил ее на ее место.
   – Мы специально задержали завтрак ради тебя, но сначала позволь мне взглянуть на тебя. – Она отступила на шаг, чтобы полюбоваться им. – Но ты выглядишь абсолютно по-герцогски. И это удивительно, потому что кто бы мог подумать, что именно ты из всей семьи унаследуешь титул? – Она поцокала языком и уселась на свой стул.
   Бросив на него еще один проницательный взгляд, она вздохнула и повернулась к его тетушке:
   – Дженива, дорогая, я пока не вижу причин для твоего беспокойства. – Она покачала головой и снова повернулась к Тэтчеру: – Она рассказала мне какой-то вздор относительно того, будто ты изображаешь ливрейного лакея. Я думаю, Дженива, тебе надо пореже прикладываться к бутылочке хереса. Похоже, что у него с головой все в порядке. – Она вздохнула и пристально вгляделась в сына. – Твоя тетушка пыталась убедить меня, что ты совсем лишился рассудка, что было бы неудивительно, если вспомнить твою бездарно растраченную юность.
   Тэтчер тоже вздохнул. Нет, его мать не изменилась, но это, возможно, было не так уж плохо. Она умела отвлекать на себя раздражение тетушки Дженивы, так что теперь его тетушка не будет целое утро приставать к нему.
   По крайней мере, он на это надеялся.
   – Вижу, что ты наконец нашел сюртуки, которые доставил Вестон, – сказала тетушка Дженива, с трудом отбирая лидерство в разговоре у его матери.
   – Да, мадам. Благодарю вас.
   Она кивком приказала лакею налить ей чаю.
   – Должна ли я понимать, что ты закончил свою связь с мисс Лэнгли и готов показаться в приличном обществе?
   – Мисс Лэнгли? – заинтересовалась его мать. – Кто такая?
   Тэтчер взглянул на уже наполненную тарелку и вздохнул.
   Вот тебе и позавтракал спокойно.
   – Мой дедушка счел приемлемым помолвить меня с мисс Фелисити Лэнгли, дочерью покойного барона Лэнгли.
   – Дочь барона? Ты, должно быть, шутишь? Твой дед никогда не опустился бы до плебеев! – воскликнула леди Чарлз. Сама она была дочерью графа и людей с более низким титулом считала не заслуживающими внимания. – Лэнгли? Что за бред! Он, кажется, был каким-то клерком у короля?
   – Дипломатом.
   Тетя Дженива добавила к дискуссии свое мнение:
   – Ездят бог знает где. Привозят домой всякие иностранные идеи. Боже милосердный, леди Кингсмилд, например, побывала с мужем в Вене и вернулась домой какой-то странной.
   Он хотел было напомнить, что за последние десять лет исколесил вдоль и поперек всю Португалию и Испанию, но воздержался, чтобы не слышать, что все это была, мол, большая глупость.
   – Так ты порвал эту связь? – допытывалась тетушка.
   – Нет, не порвал.
   – Что-о?! – в один голос спросили обе дамы. Они взглянули друг на друга, словно настороженные кошки, потому что золовка и невестка никогда и ни в чем не соглашались друг с другом с того самого дня, когда лорд Чарлз привез бывшую леди Роузбел Редфорд домой в качестве своей молодой жены.
   – Но, ваша светлость…
   – Обри, я должна возразить…
   – Довольно! – сказал он достаточно резко, чтобы обе они притихли на своих стульях. – Это мое и только мое дело!
   Последовало напряженное молчание, после чего его тетушка попыталась сменить тему:
   – Я составила предварительный список приглашенных на бал, и ваша матушка как раз вносила в него некоторые добавления, когда вы вошли в столовую…
   – Какой бал? – спросил он.
   – Тот, который назначен на вечер после вашей инвеституры. ^[5]
   – Ах да, отличная идея, – сказал он и торопливо откусил кусок ветчины. Что ж, в любом случае этот задуманный Дженивой бал может также стать балом по случаю его бракосочетания, но говорить им об этом он пока не собирался. Для них это будет сюрприз, но еще большим сюрпризом этот вечер будет для Фелисити, которая, приехав, обнаружит, что он хозяин бала. Он лишь надеялся, что она не имеет обыкновения приезжать на балы при оружии.
   Потом ему в голову пришло кое-что еще.
   – Где список?
   – Что? – переспросила леди Дженива.
   – Список гостей, которых ты намерена пригласить?
   – Это еще зачем?
   – Потому что это мой дом, все это оплачивается моими деньгами и я имею право знать, кого ты приглашаешь.
   Леди обменялись взглядом, свидетельствующим о том, что они на грани мятежа, однако несколько мгновений спустя Дженива кивнула Стейнсу, который принес несколько листков пергаментной бумаги. Он хотел отдать списки ей, но она покачала головой и жестом указала на Тэтчера.
   Он с первого взгляда понял, что на бал были приглашены исключительно сливки общества.
   – Миссис Браун с дочерью? – спросил он.
   – Миссис Браун приходится кузиной маркизу Саксби и в обществе пользуется большой популярностью.
   – Ее дочь – претенциозная дура, и ее присутствие в моем доме нежелательно. – Покачав головой, он взглянул на Стейнса: – Принесите мне перо и чернила.
   – Что ты собираешься делать? – спросила тетя Дженива, поднимаясь.
   – Внести поправки в этот список.
   Стейнс принес требуемое, и Тэтчер принялся за работу. Вычеркнув обеих Браун, он также вычеркнул лорда и леди Гейторн. Потом добавил несколько фамилий.
   – Но, Обри, – запротестовала его мать, – ты не можешь просто приглашать, кого захочешь.
   – Могу и буду.
   Его мать наклонилась над ним и взглянула на имена, которые он только что вписал.
   – Лорд и леди Стюарт Ходжес?
   – И все их дочери, – добавил он.
   Тетя Дженива побледнела и шлепнулась на свое место.
   Его мать стояла на своем.
   – Стюи Ходжес? О чем ты думаешь? Он настоящий выскочка, а его жена – дочь торговца углем. У нас весь вечер не будет покоя.
   Тетя Дженива сморщила нос:
   – А его дочери даже рекомендаций от светского ареопага не получили – и это, заметь, после двух сезонов. А ты хочешь, чтобы они почтили своим присутствием наш дом?
   – Да, – сказал он ей. – Но если отсутствие рекомендаций является проблемой, то раздобудьте им рекомендации.
   – Раздобыть им?.. – упавшим тоном пробормотала его мать.
   – Рекомендации. До бала, – повторил он.
   – Мы не можем просто… – запротестовала было тетя Дженива.
   Он глянул на нее, приподняв брови. Этим взглядом, насколько он помнил, весьма эффективно пользовался его дедушка. Ему удалось на некоторое время подавить сопротивление тети Дженивы, но не матери.
   – Обри Майкл Томас Стерлинг, если ты думаешь, что я стану униженно просить Салли Джерси или миссис Драммонд-Баррел, то ты сильно ошибаешься. – Леди Чарлз встряхнула салфетку, как будто показывая, что вопрос закрыт. – Я не желаю ничего выпрашивать у патронесс ареопага.
   Он взглянул на тетушку, чтобы узнать, перекинулось ли пламя мятежа также и на нее.
   Упрямый отказ со стороны его матери, как видно, вселил в тетю Джениву капельку надежды, потому что она тоже покачала головой:
   – Ваша светлость, вы некоторое время отсутствовали, и эти вопросы было бы лучше оставить…
   – Рекомендации для всех дочерей Стюи – или я закрою дом на Бедфорд-сквер, – заявил он весьма решительно.
   – Мой дом! – воскликнула его мать. – Ты не посмеешь. Где я буду жить?
   – В Бакстон-Парке вместе с тетей Дженивой, – ответил он, предлагая им одно из небольших поместий герцога. В Камберленде. Самое удаленное от Лондона герцогское владение, куда можно было поселить их, не прибегая к крайней мере – ссылке в охотничий дом в Шотландии.
   – Я не позволю выдворять меня из моего собственного дома за то лишь, что не разрешила обесчестить себя в социальном плане, – с вызовом заявила Дженива, у которой взыграла стерлинговская кровь.
   Однако Тэтчер теперь стал Холлиндрейком, главой семьи Стерлингов, и слово его, хочешь не хочешь, было законом.
   – Если эти условия тебя не удовлетворяют, тетя Дженива, ты можешь вернуться к своему мужу.
   «Где тебе и следовало бы находиться», – подумал он. Она тихо охнула. Как и его мать.
   – Рекомендации, леди! Для вас двоих раздобыть их сущий пустяк. – С этими словами он удалился.
   – Обри… то есть ваша светлость, – сказала его мать, – куда вы идете?
   – У мена есть кое-какие дела.
   – Но ведь ты не возвратишься… туда? – несколько нерешительно сказала тетя. – Я это запрещаю!
   Он покачал головой:
   – Не надо так нервничать, тетя. Сейчас я иду не туда.
   – Слава Богу! – с облегчением вздохнула тетя.
   Он подмигнул матери.
   – Сейчас я иду переодеться.
   Ошеломленные леди некоторое время молчали. Тетя Дженива тяжело опустилась на стул.
   – Я говорила тебе, – сказала она. – Он вернулся совершенно ненормальным! Что с ним делать? Не может же он всерьез ожидать, что мы с тобой станем расхваливать дочерей Стью Ходжеса, словно они бриллианты чистейшей воды. Их не пожелали допустить в высшее общество, и от нас тоже отвернутся, если мы сделаем то, что он предлагает.
   Леди Чарлз ее не слушала, переводя взгляд с распахнутой двери на исправленный Тэтчером список.
   – Роузбел! Ты меня слушаешь? – тяжело вздохнув, сказала Дженива. – Ты должна что-то сделать.
   И она сделала. Она рассмеялась.
   – Что тебя так развеселило? – спросила ее золовка. – Нам, видимо, придется теперь полдня слушать всякий вздор, который обычно несет Пейшнс, если мы хотим получить эти рекомендации.
   Но леди Чарлз едва ли думала о зря потраченном времени в компании леди Джерси.
   – Ты видела его?
   – Видела кого?
   – Обри! Я никогда бы не подумала. Откровенно говоря, я не поверила своим глазам.
   – Сумасшедший! – заявила тетя Дженива. – Абсолютно сумасшедший!
   – Э нет, дорогая Дженива, ты ошибаешься, – сказала она. – Ты его слышала? Грозится отправить нас обеих в ссылку. Более того, обеих вместе! – Леди Чарлз вздохнула, и лицо ее озарилось лучезарной улыбкой. – Он выглядел совсем по-герцогски. Откровенно говоря, я очень горжусь им.

Глава 12

   – Ну наконец-то! Вот и вы! Вам все-таки придется, видимо, потратиться на приобретение часов, – сказала, обращаясь к Тэтчеру, Фелисити, когда он вошел в дом. Она взглянула на настенные часы. – Если вы не будете приходить вовремя на работу, вам никогда не удастся сохранить за собой свое место.
   Не имея намерения надолго оставаться в должности ливрейного лакея, он ограничился коротким извинением, окинув взглядом нагромождение коробок и сундуков и ее – в простом сером платьице, из-под подола которого выглядывали трогательные красные носки.
   В это утро он увидел ее в новом свете, потому что ее письма к герцогу были для него откровением. Его дедушка, сам не будучи абсолютно честен с Фелисити, понимал, что она тоже не совсем откровенна в своих письмах. Она делала все, что могла, чтобы изображать идеальную герцогиню, однако ее ум, юмор и независимость было невозможно скрыть, как и ее красные носки. Вот, например, она писала следующее:
 
    Почему так заведено, что молодые мужчины получают свои состояния по достижении двадцати одного года, тогда как мы, женщины, вынуждены ждать еще пять лет? Почему считается, что молодой человек – кстати, более склонный к злоупотреблению спиртным и азартным играм – лучше разбирается в финансовых вопросах, чем скромная молодая женщина, которая не имеет подобных склонностей? Только не говорите мне, что у меня не хватит ни ума, ни способностей, чтобы разобраться в таких вопросах, потому что я в них достаточно хорошо разбираюсь. Женщинам не позволяют получить свою долю состояния до тех пор, пока им не исполнится двадцать пять лет, потому что мужнины успевают промотать свое состояние и тогда неожиданно любая, даже самая некрасивая леди начинает казаться им вполне привлекательной…
 
   Да, с рассуждениями Фелисити нельзя было не согласиться. Он все еще не вполне понимал, чем руководствовался дедушка, остановив на ней выбор, но с каждым днем был все больше и больше благодарен судьбе за то, что его выбор не пал на какую-нибудь мисс Браун.
   Ему нравилась эта неунывающая дерзкая девчонка в красных носках, которая в данный момент вертела в руках гвоздодер.
   – Подумываете о том, чтобы заложить в ломбард пожитки принцессы? – пошутил он, окидывая взглядом коробки, которые он помогал разгружать накануне.
   Она раздраженно вздохнула и сложила на груди руки.
   – Если бы это были ее вещи, я никогда не позволила бы их сюда втаскивать.
   Тэтчер рассмеялся, она тоже. Он заметил, что она глядит на него пытливым взглядом… глядит на его губы, и подумал, уж не размышляет ли она всерьез над советом, который вчера дала ей Джамилла.
   «Позволь своему Тэтчеру заняться с тобой любовью»…
   Будь он проклят, если эта малышка не обдумывает совет этой женщины! А это означает, что если она хочет набраться опыта, то все еще намерена выйти замуж за своего мифического Холлиндрейка. Нельзя сказать, что он не понимал ее побудительные мотивы. В ее письмах он видел между строк весьма реальную потребность любой ценой обеспечить защищенную от потрясений, респектабельную жизнь. Тем более что ей никогда не позволяли укорениться на одном месте, заставляя ее и сестру переезжать из страны в страну следом за отцом, когда он получал очередное назначение.
   Однако как она могла до сих пор хотеть Холлиндрейка? Даже после всего, что рассказал ей Стюи, вернее, о чем он ее предупредил. Даже после того, что советовал Маджетт. Не принимая в расчет их вчерашний страстный поцелуй.
   Возможно, осуществить его план будет не так просто, как он надеялся…
   – Вы позволите спросить, что все это значит? – произнес он, обходя особенно большую коробку, которая стояла между ними.
   – Это вещи моей матери. Они целую вечность хранились на чердаке в Лэнгли-Хаусе, и я наконец уговорила нынешних арендаторов прислать их мне. Я уж начала сомневаться, что они когда-нибудь прибудут.
   Но внимание Тэтчера привлекло другое.
   – Значит, поместье вашего отца сдано в аренду?
   – Да, давным-давно. Отец всегда считал, что оставлять дом пустующим непрактично. И с тех пор как я себя помню, дом сдавался в аренду. – Она задумчиво провела пальцами по крышке ящика. – Я его даже никогда не видела.
   Сожаление, прозвучавшее в ее словах, напомнило Тэтчеру о том, что она писала о розовом кусте и о доме в сельской местности. Ему было понятно желание укорениться, иметь место, где можно растить цветы. Он не понял бы ее много лет назад, когда он был бесшабашным юнцом, но теперь он ее понимал. После многих лет службы в армии, когда приходилось спать в палатках, под навесами, а когда не было другого укрытия, то и под звездным небом, когда под оружейным огнем он молил Бога дать ему прожить хотя бы еще один день, он понимал желание иметь свой дом.