Нахман Раби. Рассказы о необычайном

   Жена бедняка символизирует положительные качества простонародья: скромность, душевную теплоту, верность моральным ценностям. Опасение купца, что его духовное богатство будет отнято у него и заменено нищетой бедняка, бросается в глаза не только при первом чтении рассказа. При внимательном анализе смысл этого опасения углубляется. Один из цадиков сказал, что в некоторых поколениях простые люди становятся выше аристократов духа во всех отношениях - материальном и духовном, тогда как те, напротив, опускаются на самое дно - и также во всех смыслах.
   Жена бедняка, символизирующая потомков праотца Яакова, похищена чужеземным генералом и уведена в первое изгнание египетское. Купец, человек редкого великодушия, подобен Моше, который чувствует, что обязан освободить народ из рабства. На первый взгляд это предприятие представлялось неисполнимым. И тем не менее, исход из Египта совершился благодаря великой отваге, граничившей с безрассудством: встать и уйти, а там - будь что будет! Мудрецы Израиля говорили, что еврейский народ удостоился избавления не за собственные заслуги, ибо в духовном отношении пал столь низко, что едва ли заслуживал освобождения. Эту тему раби Нахман открыто трактует в "Ликутей-Маhаран". Освобождение таит в себе не только физические, но и духовные опасности, из которых главная - соблазн вернуться в Египет, к "горшкам с мясом". Поэтому Исход совершается не кратчайшим путем, а в несколько стадий, соответствующих тайным убежищам. Семь таких убежищ символизируют семь нижних сфирот. Изобилие воды в каждом из них говорит о ступени эманации. В повествовании об Исходе сыны Израиля также проходят через семь источников вод (29). И с каждым связаны события, обновляющие Завет Избавителя избавленным и клятву верности (30), связывающую их с момента Исхода, ибо именно память об этом событии, об испытаниях и бедах, сопровождавших его, образует вечную связь между Израилем и Всевышним, служит архетипом для всех последующих спасений, во все времена.
   Дочь, родившаяся у бедной четы, символизирует, как и ее мать, Кнесет Исраэль (Шхину); однако, если мать - это Кнесет Исраэль в простоте и бедности, т.е. терпя лишения во всех поколениях еврейского народа, то дочь "Тиферет Исраэль", краса и гордость Израиля. Она олицетворяет красоту и совершенство Шхины, которую называют "дочь Сиона" и "дочь Иерусалима", а сын первого избавителя (31) - это и есть Машиах, последний избавитель (32). Кнесет Исраэль больше не жена бедняка, самая презираемая нищенка. В ней воплотилась вся красота мира, она приносит сказочную удачу, и все народы домогаются ее. "Израиль истинный" становится влекущим символом не только для евреев, но для всех людей. Все народы жаждут приобщиться к откровению Шхины, ибо в конечном итоге не только Израиль, а весь мир питается из этого источника, и люди чувствуют, что именно из него они черпают жизненность. Ведь Шхина, в сущности, олицетворяет красоту и благополучие всего мира, именно потому все тянутся к ней.
   Однако этой драгоценностью обладает не купец, а бедняк. Не одухотворенного праведника возвышает она, а простолюдина ведет к вершинам успеха. Удача сопутствует ему благодаря сверхчеловеческой (в оригинале "вовсе не человеческой" - Прим. пер.) прелести его дочери, воплощению Шхины и Кнесет Исраэль в ее красе и славе. В то же время дела купца приходят в упадок, и он скатывается все ниже, ибо с ним не делятся ни благополучием, ни красотой. И юноша, его сын, истинный Машиах, оказывается не ко двору, так как, достигнув вершин процветания благодаря красоте своей дочери, ее отец, сказочно разбогатевший, но духовно оставшийся нищим, уже не желает Избавления. Что ему до связи между Кнесет Исраэль и Машиахом, когда он властвует над миром и вполне доволен материальными приобретениями! Однако жена Императора - народ Израиля в его простоте и верности - не забыла первого избавителя и помнит обещание, данное избавителю последнему. И она заставляет свою дочь поклясться, что та навсегда сохранит верность истинному избавителю, нетерпеливо ожидаемому Машиаху, и не свяжет себя никакими иными обещаниями и обязательствами. И тогда Кнесет Исраэль вручает Машиаху знак, по которому она сможет его узнать: память о первом Избавлении. Ибо окончательное Избавление - лишь иная грань первоначального. Машиах хранит свидетельство, написанное рукой его избранницы - Шхины, она же Кнесет Исраэль. Лишь ему известна ее тайна и ведом путь к освобождению. Избавление, врученное в руки Машиаха, и буря, которая забрасывает его далеко от населенных мест, в измененной форме хорошо известны из многих источников. Эти источники описывают похищение родившегося Машиаха, которого подхватывает налетевший ураган и уносит прочь от людей. И с той поры он ожидает в своем убежище, в райском саду, часа благоволения.
   Рассказ о сватовстве влюбленных в принцессу царей иносказательно повествует о множестве попыток узреть Шхину, предпринятых величайшими праведниками и мыслителями разных поколений. Каждому дозволено спеть перед нею песнь своей любви. Однако Шхина не является им, ибо для недостойного лицезрение ее смертоносно. Вспомним известный талмудический рассказ (33) о четырех мудрецах, вошедших в Пардес (34), чтобы увидеть лик Шхины. Один из них "вошел - и сошел с ума", другой "вошел и умер", третий "вошел - и начал ломать там ветви". И лишь один из них "вошел с миром и вышел с миром", узрев лик Шхины.
   Итак, многие пытаются заполучить в жены удивительную красавицу, стремятся связать себя со Шхиной в этом ее проявлении. Однако Кнесет Исраэль дожидается того, кому она предназначена, и потому претенденты на ее руку не допускаются близко к ней даже после того, как им позволено предстать перед ее очами. Ибо Б-жественная красота может оказаться губительной для них. В Талмуде недаром рассказывается, что лишь немногие избранные способны вынести малейшее лицезрение Шхины, не говоря о полном ее раскрытии. Те, кто пытается увидеть ее, умирают или лишаются рассудка. Однако даже избранные из избранных, те, кто достоин лицезрения, не могут встать рядом с Машиахом, ибо не достигают его духовного уровня.
   Сын купца - Машиах - обитает в своем райском саду, который он так никогда бы и не покинул, если бы сохранил уверенность в том, что в любое время может отыскать свою суженую, дочь царя. Однако ему запрещено вечно оставаться в раю. Время от времени он должен пробуждаться и пробуждать любовь. И потому вновь является вихрь (ветры, бури, ураганы символ зла, об этом см., например, "Ликутей-Маhаран", 8) и валит деревья райского сада, лишая купеческого сына послания принцессы - главного свидетельства, по которому Кнесет Исраэль узнает своего Машиаха. Тогда он отправляется в мир, чтобы попытаться освободить ее, не имея знаков. И тут мы видим, как в разных поколениях появляются лжемессии, в руках которых - подлинные свидетельства. Ибо Машиах безвестен и одинок, у него, как ему кажется, нет ни малейшей надежды добиться встречи со своей нареченной. И тогда, в отчаянии, он раскрывает часть своих тайн нескольким царям, одному за другим. Но те, вместо того, чтобы помочь ему, используют услышанное в корыстных целях: сами отправляются к царевне. Каждый пытается уверить ее, что он - ее суженый, стремясь снискать себе корону Машиаха. Один за другим перед дочерью царя Кнесет Исраэль - предстают женихи-обманщики, лжемессии, каждый из которых предъявляет знамения и знаки, принадлежащие истинному Машиаху. И поначалу они помогают самозванцу снискать доверие даже у величайших мудрецов Израиля, как это удалось, например, Бар Кохбе.
   Каждому из лжемессий, возможно, довелось пережить момент истинного откровения, когда он был призван к служению в качестве оруженосца грядущего Машиаха, и потому каждый предъявляет более убедительные знаки, чем его предшественник. Однако теперь наученный горьким опытом Израиль как огня боится самозванцев, ибо в прошлом они не раз навлекали на народ страшные беды. Страх и разочарование настолько велики, что оборачиваются неготовностью принять истинного Избавителя, даже когда налицо все свидетельства и признаки. От сына купца требуют сверхъестественного доказательства: письма, написанного собственной рукой царской дочери. Того самого, что он потерял... По мнению раби Нахмана, один-единственный раз в истории истинный Машиах действительно явился, но от него потребовали доказательств, которые он не мог предъявить. Кто именно в ряду исторических личностей, претендовавших на это звание, действительно был Машиахом - эту загадку раби Нахман оставил без разгадки...
   Как нам еще предстоит увидеть, усилий одного Машиаха недостаточно, чтобы привести Избавление. Дочери Царя, Шхине, ожидающей освобождения, следует выйти навстречу Машиаху, чтобы стать достойной его. Она должна найти своего избавителя, и муки изгнания - цена, которую ей приходится за это заплатить.
   Дочь, как и ее мать, не довольствуется одними воспоминаниями о перенесенных ради нее страданиях. Она готова сама подвергнуться преследованиям и бедствиям изгнания, хотя смысл и цель ее галута - иные.
   В разбойнике, похищающем дочь царицы, воплотились все силы зла. В оригинале истории разбойник назван словом "убийца", и в этом его суть. Он сеет смерть, он и есть сама смерть, как сказано в Талмуде: "Он - Сатан (Противоречащий), он - злое начало, он - сама смерть". Сам злобный убийца не вожделеет к красавице, ибо он - бессильный скопец, таково кабалистическое определение. Согласно воззрениям Кабалы, зло лишено самостоятельного творческого начала, оно неспособно к настоящему рождению и созиданию. Об этом сказано в книге "Зоhар": "Ситра ахара (35) - евнух, не способный к оплодотворению". Убийца похищает царскую дочь не из вожделения к ней и тем более не из любви, а с целью наживы, чтобы "продать" ее, т.е. воспользоваться чужой жизненностью для своего паразитического существования. Способ, которым злу удается соблазнить и похитить царевну, весьма характерен и выдает его сущность владея сокровищами - золотом и серебром, - оно умеет изготовлять из них искусные подобия жизни. Это изощренное умение как бы компенсирует его собственную безжизненность. Силы зла недаром маскируются под богатого "торговца" (36), ибо всякое зло основано на сделке: Сатан предлагает человеку вожделенный предмет, а взамен требует душу. Привлекательность, которую зло придает своему товару, столь велика, что даже царская дочь не в силах устоять перед соблазном. Она попадает в ловушку убийцы не сразу, а шаг за шагом. Зло проводит человека, которого запутывает в свои тенета, через несколько стадий. Все начинается с пустяка, на который едва ли стоит обращать внимание. Однако от раза к разу предмет вожделения делается все привлекательней, влечение к нему усиливается, пока вера в искусные подделки не побеждает. И тогда зло ставит перед человеком последний соблазн: там, в запредельности зла, по ту его сторону, находится невиданное чудо. Однако, чтобы достичь его, надо погрузиться в пучину зла, пережить его сокровенную сущность. Когда жертва соблазна, решившись на это, доходит до внутренних пределов зла, то обнаруживает - увы, как правило, слишком поздно, - что там нет ничего, кроме ужаса абсолютной пустоты. Ибо в своей последней ипостаси зло - всего лишь полная опустошенность и ничего более. И тогда наступает время изгнания, галут. С царской дочери срывают роскошные одеяния и швыряют ей взамен убогие лохмотья (37). Она лишается внешних атрибутов своего величия, жалкое рубище - символ ее падения. Не довольствуясь этим, злодей совершает подмену: переодевает в наряд царской дочери одного из своих матросов (38). Бессмысленная фикция подменяет святость и откровение. Ибо таковы приемы зла похищая истину, оно гримируется под нее, искусно скрывая свою пустоту. Эту задачу злу облегчает таинственность, которой окутана царская дочь: ведь ее лицо скрыто, немногие могут приблизиться к ней, она открывается лишь достойным. Именно благодаря скрытности и недоступности царевны простому матросу удается некоторое время носить ее одеяния, хотя он совершенно не понимает происходящего с ним и вокруг него. Зло окутывает покрывалом таинственности пустоту, прикрытую чужим именем, создает шедевры фальсификации - многозначительные культы, до содержания, вернее, бессодержательности которых нелегко докопаться. Подобно Шхине, зло скрывается за завесой, но прячет за ней не прекрасное лицо откровения и истины, а мертвый оскал пустоты. Матрос - невольный участник этой истории. Его единственное назначение - занимать чужое место, которое само зло не способно занять в силу своей абсолютной бессодержательности. Поэтому, когда обман раскрывается, двойника, по сути дела, не за что наказывать - ведь он сам был игрушкой в руках зла. Надавав ему пощечин, его с позором изгоняют.
   Оказавшись в руках убийцы, царская дочь вынуждена скитаться вместе с ним, подвергаясь лишениям и претерпевая муки. Похититель не дорожит собственной жизнью, и она действительно ничего не стоит: это и не жизнь вовсе, а призрак, ибо свою энергию, жизненные силы зло высасывает из добра. Странствия похищенной дочери сродни скитаниям ее матери в пору бегства из плена (39). Сходство усугубляется тем, что, подобно избавителю матери, убийца не посягает на целомудрие дочери. Однако отражение перевернуто, суть событий полярно противоположна в первом случае - избавление, подъем и духовное возвышение, во втором - падение и плен. Для того, чтобы Кнесет Исраэль, Шхина - была избавлена, недостаточно знания о первом изгнании. Шхина сама должна пережить галут, чтобы заслужить Избавление, грядущее следом. И потому в конечном итоге ее падение совершается ради будущего подъема. У этого падения есть еще один важный аспект: извлечение из бездны искр святости. Это происходит, когда похититель со своей жертвой попадают в пустыню - место его погибели. Пустыня - аллегория "пустыни народов", именно там занимается заря Избавления (40). Ибо подобно тому, как матрос был облачен в царские одежды, царевна носит его наряд - одеяние низости. Однако падение не бесконечно: достигнув самого дна, царская дочь останавливается, и тогда зло утрачивает над ней власть (41). Неудивительно, что, упустив жертву, похититель погибает, ибо лишается возможности паразитировать на ней. Хищники набрасываются на него, и он исчезает из мира.
   Тем временем в положении царской дочери произошли перемены. В этой истории они более разительны, чем в предыдущей: царевна меняет женскую одежду на мужскую. Женское начало пассивно, ныне же пришла пора активных действий - таков смысл переодевания. Чтобы привести Избавление, необходимо действовать самой, и ради этого царевна облачается в мужской наряд.
   Скитания приводят ее в оазис, райский сад, где в уединении обитает Машиах. Однако их встреча не означает развязки, ибо они не узнают друг друга, каждый не убежден в достоверности другого. Царская дочь не до конца уверена, что перед ней ее избранник, а Машиах не узнает в измененном обличье ту, к которой стремилось его сердце.
   Император, обобщенный тип невежественного выходца из низов, достигшего процветания благодаря чужим заслугам, по-прежнему пребывает в уверенности, что его собственные таланты привели его к богатству и власти. По этой причине он противодействует Геуле. Но лишившись поддержки жены и дочери, которым обязан всем, император быстро катится вниз. Как всякий человек, вынужденный бороться за свое положение, он винит в своих неудачах других. В конце концов низвергнутый император также вынужден отправиться в изгнание, а на престол восходит его супруга, в которой воплощены лучшие черты простого народа. Она готова принять Машиаха, когда тот явится. Таким образом "снизу" почва для его прихода созрела. Тем не менее, для того, чтобы Избавление свершилось, необходимо более прочное сцепление обстоятельств. Развенчанный император также должен оказаться в оазисе посреди пустыни, в тайном убежище, по существу, за пределами этого мира. Важно, чтобы он изменился.
   Машиах кажется отчаявшимся. Создается впечатление, что он не жаждет Избавления, отказался от надежды спасти мир. Он довольствуется созерцанием высших миров, где дерево драгоценных пород идет на дрова. Там его истинная жизнь. Своих спутников Машиах склоняет последовать его примеру и отказаться от реального мира, откуда они явились, ради туманного мира грез, в котором, правда, нет Избавления, но изгнание тоже не ощущается.
   Однако и в своем духовном убежище Машиах не может избежать подобающей ему роли лидера. Он узнает отца своей суженой и примиряется с ним. Бывший император, вновь впавший в нищету, уже не в силах помешать приходу Машиаха; Избавление распространится и на него, ибо он остается отцом своей дочери. Кажется, что Машиах отчаялся в собственном приходе. Однако он до сих пор не оставил попыток найти пропавшее письмо царевны. Надежда почти угасла в его сердце, и все же, тем не менее, он продолжает искать письмо. Но тщетно - как видно, ему не суждено найти его. В конце концов письмо находит та, чья рука его написала, - царская дочь. Она не довольствуется страдательной ролью пленницы, ожидающей Избавления, а активно способствует ему. Свидетельство, найденное ею, важно и для нее самой, и для Машиаха, который разуверился в своей миссии и не видит возможности освободить Шхину, похищенную силами зла, как ему кажется, безвозвратно. Царская дочь понимает, что нельзя сидеть сложа руки, надеясь на обещанный приход Машиаха, о котором написано в книгах. Избавление не придет, если ничего не предпринимать ради него. Избавитель давным-давно ожидает, когда те, кого он должен освободить, выйдут ему навстречу. На их плечи ложится главная часть труда по спасению мира и их собственному спасению. Таково условие прихода Машиаха. Таков его призыв к миру и еврейскому народу: не ждать, что он явится извне, ибо главные предпосылки Избавления должны созреть внутри. Царской дочери приходится самой пройти через горнило изгнания, чтобы отыскать убежище Машиаха и доказать ему, что он способен исполнить свое предназначение, что он истинный Избавитель.
   Все готово для прихода Машиаха, который призван лишь помочь людям в их усилиях. Его личность, как и его торжество, уже не настолько важны. Три фактора, необходимые для прихода Избавления, наконец, соединились, и три изгнанника могут вернуться в мир: император, чья низость в прошлом не лишила его доли в Геуле, его дочь и истинный Избавитель, Машиах.
   Царской дочери не только принадлежит самая активная роль в усилиях привести Машиаха. Она также служит своего рода предтечей, предвещая его приход. Лишь после того, как ее весть принята людьми, им открывается, кто был вестником. После этого вестник исполняет свою первую миссию: водворяет мир в царствующем доме, олицетворяющем все человечество. Как сказано у пророка: "Вот Я посылаю вам Элияhу hа-Нави (в русской традиции Илья-пророк. - Прим. пер.) перед наступлением дня Г-спода, дня великого и страшного. И обратит он сердце отцов к сыновьям, и сердце сыновей - к отцам их, дабы не пришел Я и не поразил землю истреблением" (42). Вслед за установлением всеобщего мира наступает завершающая стадия Избавления: царская дочь раскрывает свое инкогнито и сочетается с Машиахом браком.
   Старый император, олицетворяющий противников Геулы из числа невежд из простонародья, не осужден на вечное изгнание. Однако прежнее величие отнято у него навсегда. Отныне он займет подобающее ему второстепенное место. В то же время первый избавитель - он же и последний - навеки сохранит свое высокое положение. Сказано в трактате "Санhедрин", что Машиах и Давид будут царствовать вместе.
   Рассказ 4
   О СЫНЕ ЦАРЯ И СЫНЕ СЛУЖАНКИ
   Жил некогда один царь, и была у него во дворце служанка, которая прислуживала царице; и был у этой женщины, не в пример какой-нибудь простой кухарке, доступ в царские покои. Ожидала царица ребенка и вот-вот должна была родить, в то же самое время должна была разродиться и служанка. Произвели они обе на свет сыновей. Интересно стало тут повивальной бабке, что произойдет, если она поменяет младенцев. Взяла она царевича и положила подле служанки, а ее сына отнесла к царице. Время шло, и мальчики подрастали. Ребенок, который рос в царских покоях, учился и развивался, достигая все больших и больших успехов, и вырос толковым и ловким парнем. Подрос между тем и настоящий царевич, который воспитывался у служанки. Оба юноши учились в одной школе. У того, которого все считали сыном служанки, была поистине царская натура: он тянулся ко всему возвышенному, хоть и рос в доме невольников. А настоящий сын служанки, которого люди считали царевичем, обладал наклонностями, чуждыми истинным царям; но так как воспитывался он во дворце монарха, то вынужден был вести себя соответственно своему положению, как его тому обучали.
   А повитуха однажды из-за бабьего своего легкомыслия распустила язык и проболталась одному из своих знакомых о том, что натворила. А ведь известно, что у каждого человека есть друг, а у того - свой приятель; так, от одного к другому, тайна вышла наружу, как обычно в нашем мире и случается. Стали поговаривать в народе, что царевича подменили, однако люди шептали это друг другу на ухо, чтобы слух не дошел до царя. Считали все, что знать ему об этом не следует: сможет ли он исправить случившееся? То, что произошло, непоправимо. Царь, конечно, никому не поверит, да и вообще вся история может оказаться вымыслом. И так как все понимали, что изменить все равно ничего нельзя, то было решено, что рассказывать об этом царю не следует. Тем не менее, люди не переставали судачить о подмене.
   И все же нашелся человек, заявившийся в один прекрасный день к царевичу, который был на самом деле сыном служанки, и рассказавший о слухах, которые ходят в народе.
   - Говорят, - сказал он, - что ты не царский сын, что когда вы родились, того подменили тобою. Начать дознаваться, есть ли в этих слухах правда, ты не можешь: это было бы ниже твоего достоинства. Да и можно ли вообще в таком деле узнать правду? А рассказал я тебе об этом для того, чтобы ты был готов к возможным неприятностям: если вдруг люди поднимут бунт против царя, то немалую силу обретут они, если провозгласят настоящим царевичем того парня, который живет в доме служанки. Поэтому тебе стоило бы подумать, как от него избавиться.
   Начал тут царевич преследовать мужа служанки, не думая о том, что вредит своему собственному отцу; постоянно причинял он зло этому человеку, устраивал ему одну неприятность за другой, чтобы заставить того покинуть страну, взяв с собою сына. Пока жив был сам царь, царевич не обладал большой властью, и все же ущерб, причиненный им этим людям, был достаточно велик. Когда же царь состарился и умер, царевич, вступив на престол, стал преследовать их еще более жестоко, однако действовал при этом исподтишка, чтобы его самого никто не смог заподозрить: понимал молодой царь, что в глазах людей это будет выглядеть некрасиво.
   Увидел муж служанки, что царь намерен погубить его, и понял, что причиной тому были слухи, которые ходили в народе. Позвал он своего сына, сообщил ему о происходящем и сказал:
   - В любом случае мне очень жаль тебя. Если ты мое дитя, то понятно, почему я тебя жалею. Если же ты не мой ребенок, а и вправду царский сын, то ты еще больше достоин жалости: ведь молодой правитель хочет совсем сжить тебя со света, не приведи Г-сподь! Необходимо тебе покинуть страну.
   Больно и горько было юноше выслушать такой совет, но выхода у него не было: царь не прекращал преследовать их. Решил он оставить родные края; щедро наделил отец его деньгами на дорогу, и юноша отправился в путь.
   Очень был он огорчен, что его, ни в чем не провинившегося, заставили покинуть отчий дом, и размышлял: "За какой проступок меня наказали изгнанием? Если я и вправду царский сын, то за что же прогонять меня? А если я не сын царя, то почему из-за этого должен бежать из страны, ни в чем не будучи виноватым? В чем мой грех, в чем мое преступление?!"
   Такая досада взяла юношу, что стал он пить горькую, ходить в дом терпимости и, оскорбленный незаслуженным изгнанием, намеревался провести так всю свою жизнь - в пьянстве и разгуле, следуя прихотям собственного сердца.
   Тем временем молодой царь правил крепкой рукой. Когда, бывало, доносили ему, что люди продолжают судачить о том, что он не настоящий царь, приказывал он ловить распространителей слухов и жестоко наказывал их. Властно и решительно руководил страной новый правитель.
   В один прекрасный день отправился царь со своими министрами на охоту. Очутились они в живописном месте и решили сделать короткий привал на берегу речки.
   Прилег царь ненадолго отдохнуть, и пришла ему вдруг в голову мысль: "Что же я наделал? За что прогнал того человека, за какую вину? Ведь в любом случае наказывать его было не за что: если он и впрямь сын царя, то разве подмена сама по себе не была для него незаслуженным наказанием? А его, бедного, еще и из страны выгнали! А если он не царский сын, то в чем же он провинился, чтобы услать его на чужбину?.." Долго размышлял об этом царь, раскаиваясь в своем грехе и сожалея о великой несправедливости, которую сотворил. Думал-думал царь, как ему теперь поступить, но так ничего и не решил, а за советом в таком деле он ни к кому не мог обратиться... Расстроился царь, помрачнел и велел своим министрам собираться в обратный путь. Тревожно было у него на душе, и о продолжении охоты уже не могло быть и речи.
   Вернувшись во дворец, погрузился царь в обычные свои дела и заботы - а их было множество - и забыл о неприятных минутах, которые пережил, думая о своей вине...