Нахман Раби. Рассказы о необычайном

   Жители страны сребролюбцев не готовы поверить во что бы то ни было не измеряющееся деньгами. Поэтому они выслушивают Бааль Тфила с удивлением и недоверием, воспринимая его слова как загадку, которую нужно разгадать. Не все им понятно в словах Бааль Тфила, и они задают вопрос - подобный вопрос всегда задают жители "сребролюбивых" стран, которые тем не менее разделяют веру в Тору и ее могущество: как найти дорогу к царю, чтобы попросить у него еще немного денег? Этим людям Б-жественная рука и все связанное с ней представляется хитрым устройством, с помощью которого можно извлечь дополнительную прибыль, ибо деньги - их единственная цель в жизни. Естественно, что Бааль Тфила потрясен подобным отношением к Торе.
   Так или иначе, но вопрос о местопребывании царя задан и требует ответа. В самом деле, где же царь? Почему его не видно? Почему никак не ощутима его деятельность? Почему, в конце концов, он не правит нами? Вопрос этот касается Б-жественного провидения и присутствия Всевышнего в мире. Правит ли Б-г вселенной? Почему миром владеет зло, а добро должно прятаться? Ответить на все эти вопросы чрезвычайно сложно, ибо они, в сущности, обращены к сложившемуся в мире порядку вещей почему мир таков, каков он есть? Почему истина в нем скрыта, а господствует нечто совсем иное? Раби Нахман дает ответ на этот вопрос в соответствии с концепцией швират-hа-келим.
   Великая буря, которая все перепутала в мире (о ней не раз будет упомянуто далее), - это то, что случилось перед сотворением мироздания и одновременно послужило для него основой. Событие, о котором идет речь в повествовании, произошло не единомоментно, и его описание содержит множество аллюзий на исторические события разных эпох. Они-то, наложившись одно на другое, и придали лицу мира то выражение, которое мы видим на нем сегодня. Есть подобие между такими событиями, как швират-hа-келим и разрушение Храма. Их внутреннее содержание - изгнание Шхины. Разрушение Храма доводит это изгнание до последнего предела, но смысл его все тот же: отсутствие Б-жественного пребывания в мире.
   Вокруг царя собирается свита, состоящая из людей, наделенных различными талантами. Все они - его приближенные, жившие в разные эпохи. Личность каждого из них отмечена самобытной чертой, возвышающей ее обладателя над конкретным историческим контекстом до уровня вечной общечеловеческой идеи. Поэтому в истории "Бааль Тфила" все они живут одновременно ведь в вечности, где эти люди пребывают, времени как такового нет.
   Богатырь, завоевывающий мир, ведет войны Всевышнего. Он вступает в великую битву с врагами Г-спода и одерживает в ней победу. В награду ему отдана в жены царская дочь, в которой воплощено одно из проявлений Б-жественного сияния в мире. По сути, все это развернутая метафора одного изречения из "Зоhара": "Тому, кто одолеет в себе злое начало, даруют царскую дочь, чье имя - молитва".
   Богатырь олицетворяет одну из граней совершенной праведности. Когда он поднимается к ее вершинам, его называют Машиахом сыном Йосефа. Машиах сын Йосефа ведет войны и подчиняет весь мир служению Всевышнему (подробно об этом см. "Ликутей-Маhаран", 20).
   Сын, который рождается у героя и царской дочери, есть высшее раскрытие избавителя, которого называют Машиахом сыном Давида. Он изначально воплощает абсолютное совершенство, как человеческое, так и сверхчеловеческое.
   Описание младенца в этом и других местах истории о Бааль Тфила заставляет вспомнить некоторые стихи из книги Йешаягу, например: "Ибо родился у нас мальчик, сын дан нам, власть на плечах его.." (95) - и другие. Золотистый цвет волос ребенка связан со сказанным в книге "Зоhар". Все приближенные царя достигли совершенства, каждый на своем пути. Однако государь даровал каждому из них дополнительное, еще большее совершенство, как сказано в Книге Даниэля: "Даст мудрость мудрецам" (2:21). Раби Нахман говорит здесь о том, что по мере приближения к Всевышнему человек обретает дополнительное совершенство, возрастающее с каждым шагом, ибо Б-г раскрывает перед ним все более возвышенные пути, ведущие к истинному совершенству.
   У царя есть замечательный стихотворец, слагающий ему песни и хвалы. Этот образ вобрал в себя многое от леви (левита), поющего на ступенях Храма, и от псалмопевца Давида. Благодаря близости к царю стихотворец обретает высшее совершенство в своем даре. Того же удостаивается царский мудрец (Моше-рабейну) и герой-богатырь. Богатырь прибегает к помощи царя, и тот открывает ему тайну могущества и мощи, дарует меч, сокрушающий злодеев, как сказано: "...карает землю жезлом золотым, дыханием уст Своих умерщвляет злодея" (Йешаяhу, 11:4).
   Сила этого меча в том, что он поражает злодеев издали, заставляя их покориться. Есть в этом нечто от сказанного о праотце Яакове и его луке и мече. Говоря о свойствах меча, нельзя не вспомнить о пророчествах, относящихся к мессианской эпохе, когда народы, вышедшие на войну против Иерусалима, будут разгромлены. "И вот что станет карой, которой поразит Г-сподь все народы, воевавшие против Иерусалима: сгниет у каждого плоть его, когда стоит он на ногах своих, и глаза их сгниют в глазницах, и языки сгниют в их ртах" (Зхарья, 14:12, см. также далее). Среди приближенных царя - его любимый друг, который не в силах расстаться с ним. В разлуке он хранит у себя портрет, на котором изображен с царем, - это аллегория тфилин (филактерий), возлагаемых на голову и руку при молитве. Тфилин символизирует единство еврейского народа со Всевышним. В Талмуде сказано, что и Б-г в ответ возлагает тфилин, на пергаменте которого начертаны слова Писания: "Кто подобен народу Твоему, Израилю" ("Брахот", 6а). В тфилин Израиля ("семени Авраhама, возлюбленного Б-гом") вложен пергамент с текстом молитвы "Шма Исраэль...", декларирующей, что Б-г один. Возложение тфилин - акт неразрывной связи Израиля с Б-гом и Б-га с Израилем.
   Пока приближенные царя пребывают вместе в его царстве, "Б-г един, и Имя Его едино". Так описывается состояние устоев мироздания до наступления момента раскрытия, предшествовавшего его сотворению. Это изменение вызвало хаос, выражением которого стало сокрытие от мира славы Г-спода. Тогда отправились приближенные царя к источникам сил, чтобы обновить их каждый из своего. Воспользовавшись их отсутствием, налетела буря, опрокинувшая мировой порядок. Она сперва перевернула все вверх дном, а затем похитила младенца-царевича - воплощение мессианских надежд, символ грядущей власти Всевышнего в мире.
   Описание бури, уносящей новорожденного Машиаха, мы найдем в мидраше, рассказывающем о похищении Менахема, сына Хизкии, который пребудет в сокрытии до прихода Геулы, конечного Избавления. Царская дочь, воплощение Шхины, следует за ребенком (аллегория галута, изгнания Шхины). Все срываются с места, подхваченные бурей, разметавшей царский дом.
   Когда приближенные царя возвращаются во дворец, каждый от своего источника, они видят печальную картину. Ничего не осталось от славы царя и его царства. Пропала даже рука, по линиям которой можно было отыскать путь к любому месту и к решению любой загадки. Даже тот, кто помнит все ее линии наизусть, не может теперь полагаться на свои знания. Ведь ему известно лишь то, что было написано на руке раньше. Но линии, начертанные на ладони, изменяются вместе с миром, причем изменениям подвержены не только мирские пути. Дороги, ведущие в небо, также не остаются неизменными; для того, чтобы добраться до высших источников жизни, надо искать новые. А мир тем временем увязает все прочнее и опускается все ниже. Приближенным царя в отсутствие владыки никак не удается разыскать эти пути. Все, что им остается, - хранить верность царю и не терять надежду найти его. Царь оставил в душе каждого негасимый свет - след своего присутствия. Этот свет дает силы продолжать поиски хоть целую вечность. След царского присутствия столь отчетлив, что возвышает его приближенных над всеми людьми - каждого в его сфере, в соответствии с его уровнем.
   Бааль Тфила догадывается, что герой-завоеватель, угрожающий городу сребролюбцев, - не кто иной как богатырь, зять царя, который стремится покорить мир, чтобы целиком подчинить его царю. Этой догадкой объясняются недомолвки Бааль Тфила: "Уж не тот ли это воин-богатырь, который..." Догадки эти - аллегория мессианских чаяний, пробуждающихся время от времени.
   Разделение людей на группы
   Когда Бааль Тфила отправляется в стан богатыря, один из воинов пересказывает ему историю мира. Взгляд рассказчика скользит по событиям, глубинный смысл которых от него ускользает. Все же ему удается в общих чертах поведать о разделении мира после великой бури.
   Различные группы людей ищут себе царя и пытаются отыскать смысл жизни. После того как над миром пронеслась буря, единство сотворенного с Создателем перестало быть очевидным. Царь скрылся, и царство его выглядит из потерявшего ориентиры мира таким далеким, что само его существование кажется почти лишенным смысла. Люди тщетно пытаются искать царя. Они сломлены неудачей, и это - одно из проявлений швират-hа-келим. Звучит в этом также мотив кабалистической "гибели царей". Высшие силы, сокрушенные и разрозненные, не могут воссоединиться после катастрофы, и каждая начинает реализовывать себя отдельно от других, выпячивая свою особенность. Так зарождается язычество, сущность которого - подстановка части на место целого, одной силы на место всего комплекса. Раби Нахман подчеркивает, что своим происхождением это явление обязано поискам - осознанным или нет высшей полноты и целостности, а первая цель в них - отыскать царя. Но поскольку люди неспособны охватить цельную сущность во всей ее полноте, они выбирают одну из ее граней. Она заслоняет от них все остальные и воспринимается как сама сущность. Разделение людей на группы - следствие незавершенных, оборванных поисков. Однако все группы пытались обрести полноту и целостность, и потому раби Нахман не отрицает ни одну из них. Напротив: он пытается обосновать выбор каждой из групп, хотя в его объяснениях есть и доля иронии. Раби Нахман не раз возвращается к упомянутым выше свойствам и говорит о достойном способе их исправления. По его мнению, в каждом из подобных видов служения есть искра Б-жественной истины. Настоящим сарказмом его слова наполняются лишь при описании людей, избранных царями. Тогда ограниченность и ничтожество самозванцев становятся мишенью его разящей сатиры.
   Первую группу составляют честолюбцы. Почет означает власть, и люди, поклоняющиеся власти, видят в достижении ее смысл жизни. Человеческое превосходство, по их мнению, заключается в том, чтобы стоять выше других и использовать остальных в своих целях. Честолюбие и властолюбие принадлежат к числу самых могущественных страстей, порабощающих людей. Эти страсти поистине не знают границ, даже после смерти человека его душа не свободна от них, хотя все остальные его вожделения обращаются в ничто. Раби Нахман много говорит о честолюбии. Он демонстрирует его силу, подчеркивает глубокую связь между уровнем притязаний человека и его судьбой.
   Однако идея власти и почета, вырванная из контекста служения Всевышнему, становится ущербной. Собственная ценность того и другого недостаточна, если не видеть, что стоит за ними. Предостережение дано раби Нахманом в образе старого нищего, слепого и немого цыгана. Не владея никаким ремеслом, изгой общества, физически неполноценный человек тем не менее фанатично почитаем родственниками и соплеменниками. Благодаря этому единственному достоинству его избирают царем честолюбцев. Такое может случиться повсюду, где власть - любую власть - считают высшей ценностью, а почет - благом, невзирая на то, заслужены ли они и какова их истинная природа. Новые подданные слепого цыгана выбирают для себя место (т. е. экономические и социальные условия) и основывают царство, в котором стремятся реализовать свои ценности и свой образ жизни, представляющийся им совершенным.
   В другую группу объединились нигилисты и пессимисты. Они полагают, что мир движется к гибели и все, что его населяет, обречено на распад и постепенное уничтожение. И потому конец - это не только участь всего сущего, но и смысл существования. А потому следует разрушить все следы гармонии и порядка, сохранившиеся в мире. И чем дальше зайдет разрушение мирских путей и людских понятий, тем лучше. Группа разрушителей также ищет себе царя, который выражал бы ее отношение к жизни, и находит его в лице жестокого убийцы, обагрившего руки кровью своих родителей. Убийца загубил жизни людей, попрал семейные узы, переступил через кровное родство. Он, растоптавший в себе все человеческое, достоин стать царем разрушителей-анархистов. И они выбирают его своим властителем, а затем находят место, где могла бы воцариться любезная их сердцам анархия, позволяющая грабить и убивать "из любви к искусству".
   Третья группа состоит из приверженцев здорового питания. Они не желают разрушать свое здоровье грубой пищей и полагают, что следует питаться дарами природы, обладающими благотворным воздействием. С помощью правильно сбалансированной диеты они рассчитывают преодолеть слабости рода человеческого, усовершенствовать разум и т. д. Но поскольку вегетарианцы-сыроеды находятся лишь в начале своего пути, они затрудняются найти себе предводителя, в котором до конца воплотились бы их идеи. Ведь такой человек должен с рождения правильно питаться, избегая вредной огрубляющей пищи. В ожидании царя, который воплощал бы их идеалы, приверженцы правильного питания находят промежуточный выход они ставят над собой царя, обладающего лишь частью требуемых достоинств. Он обязуется уступить трон тому, в ком идеи правильного естественного питания найдут более полное воплощение.
   Следующая группа одержима стремлением к размножению и в нем видит смысл жизни (см. об этом "Ликутей-Маhаран" деторождение умножает славу Всевышнего и т. д.). Плодовитости весьма способствует похотливость, пробуждаемая красотой. И потому ради стимуляции любовного влечения эти люди избрали своей царицей "королеву красоты". Она как нельзя лучше воплощает их главный социальный идеал" сексапильность - и, разжигая страсти, удовлетворяет потребность в постоянном половом возбуждении.
   Любители красного словца более изысканны в своих пристрастиях. Они пришли к выводу, что главный дар, на котором зиждется род человеческий, это красноречие. Ибо что же отличает людей от животных как не дар слова? Человеку присуще излагать свои мысли и желания, доводя их до сведения окружающих. Преимуществом обладает тот, кто умеет произносить прекрасные и убедительные речи - то есть оратор (см. "Ликутей-Маhаран", о речи и разговоре, а также о выветренности формулировок на языке Танаха). Само по себе, лишенное средств выражения, никакое содержание не имеет значения. Отсюда напрашивается вывод: изложение важнее мысли и прав тот, кто "ради красного словца не пожалеет родного отца".
   В подобном подходе есть рациональное зерно: ведь нельзя отрицать, что дар речи действительно отличает людей от животных. Благодаря ему человек смог подняться над их уровнем. Однако, как бы высоко ни ценился этот дар, он важен не сам по себе, а лишь как способ выражения содержания. Именно содержание придает речи осмысленность - об этом забыли любители красноречия. Раби Нахман вновь заостряет свое сатирическое перо: какой же царь подобает им? Таковым становится свихнувшийся краснобай-француз с хорошо подвешенным языком, извергающий потоки бессмысленной болтовни. В национальности краснобая трудно не усмотреть сатиру на едва ли не религиозное поклонение французской культуре, о чьей роли в ту эпоху излишне напоминать. Сумасшедшему французу не нужны слушатели: он обращается сам к себе. А следовательно, он говорит всегда, тем самым воплощая идеал человека, достойного царствовать. То, что француз несет абракадабру, не смущает краснобаев. Ведь не смысл важен, а изящество речи. Так безумный француз становится царем. "И царь, - вставляет издевательское замечание автор, несомненно, вел их по жизни правильным путем".
   Нашлись и такие люди, которым милее всего показалось веселье. Их идеал страдает тем же пороком, что и у краснобаев: точно так же, как тем безразлично содержание речи, этим все равно, по какой причине веселиться. Радость, наслаждение жизнью - такова, считают они, цель пребывания человека на земле. Разве так уж существенно, каков повод для веселья, да и есть ли он вообще? Подмена состоит в том, что чувства радости и удовлетворения больше не являются следствием достижения заветной цели или исполнения страстного желания. Целью всех стремлений, вершиной всех желаний отныне объявлены веселье и наслаждение сами по себе. Не в том их ценность, что они заслужены человеком, а в том, что желанны ему. И потому ничего иного не надо добиваться, ни к чему не стоит стремиться только к наслаждению и радости. Блажен тот, кто веселится всегда, - пусть беспричинно, зато от души. И такой счастливец найден: им оказался невежественный пропойца без гроша за душой, который, тем не менее, всегда радостен, поскольку постоянно навеселе. Непритязательный пьяница, олицетворяющий идеал человека, становится царем. Естественно, его подданные выбрали себе место там, где в избытке винограда, из которого они смогут извлекать эликсир вечной радости.
   О любителях мудрости раби Нахман сообщает немногое. Идея, гласящая, что смысл жизни следует искать в мудрости, понятна без объяснений. Об этой мудрости раби Нахман подробно говорит в истории о простаке и мудреце. Там он воздает ей сполна.
   Следующая в ряду сект - страна атлетов. Развитая мускулатура, казалось бы, избавляет от поиска других аргументов. Однако силачи чувствуют потребность в философском обосновании своего выбора. Их доктрина подается автором с откровенным издевательством: наращивая мышцы, человек увеличивается в размерах и занимает больше места во вселенной - в том-де и состоит сокровенный смысл жизни: стать больше и сильнее всех. К достижению этой цели атлеты относятся с большой серьезностью. Усиленное питание, незаурядная физическая сила и умение приложить ее - таков их идеал. В действительности богатыри не знают, что делать со своей силой. Их мощь бесцельна, это сила ради силы, могущество ради могущества. Смысл она обретет лишь тогда, когда явится царский богатырь и укажет путь.
   Последняя группа - праведники, проводящие время в молитвах. Однако весьма характерно, что Бааль Тфила не принадлежит к этой группе. Приближенный царя, он, в сущности, одинок. Бааль Тфила черпает силу в былой близости к царю, ощущение своей связи с ними - его опора. Праведники, о которых идет речь, не лицемеры, и отношение к ним раби Нахмана, как мы еще увидим, целиком положительное. Однако величайший праведник своего поколения вовсе не обязательно должен находиться среди них. Здесь, как и в рассказе об избрании Бааль Тфила вождем, нельзя не заметить сходства его судьбы с судьбой Бааль-Шем-Това, главы движения хасидизма.
   После того, как царский богатырь-герой демонстрирует свою силу богатырям, они признают его превосходство и ставят над собой царем. Это переломная точка в развитии сюжета, который продолжается теперь в новом направлении. Приближенные царя оказываются самыми совершенными среди людей. Царский богатырь - первый среди богатырей, а мудрец - среди мудрецов. Речь идет не о простом сравнении. Наконец-то обозначился путь, ведущий к избавлению мира. Спасение возможно, если во главе каждой группы окажется один из приближенных царя, чей дар позволяет ему выдвинуться в лидеры соответствующей группы и повести ее за собой навстречу царю. В каком-то смысле путь Геулы - это продолжение всех существующих дорог, но ни в коем случае не их упразднение. И потому каждая группа может прийти к конечному Избавлению, если двинется дальше по своему пути под предводительством соответствующего ей царского приближенного. Все эти пути раби Нахман рассматривает с точки зрения хасидского "возвышения искр святости", что означает приведение различных сил, действующих в мире, к служению Всевышнему. Хасидизм учит тому, что победить зло в человеческой душе можно не искоренением отрицательных качеств, а превращением их в положительные. Как сказано в "Зоhаре", лишь тот, кто "превращает свет во тьму, а тьму в свет", достигнет высших миров. Исправление извращений состоит в том, чтобы вернуть извращенное в прежнее состояние и направить его по верному пути, с которого оно отклонилось. Влечение к недостойному, низкому должно быть переориентировано на служение Всевышнему. Тогда исправленное качество заново обретет единство с другими душевными силами, от которых некогда отпало (см. "Ликутей-Маhаран", 17, о роли праведника в возвышении и направлении воли других людей ко Всевышнему).
   Воин-богатырь, подчинивший себе других богатырей, не вступает с ними в борьбу. Он просто обращает их взгляд ввысь. Быть может, сами богатыри не до конца осознают, что, покоряя племена и народы, они борются за воссоединение расколотого мира. Но эта задача - их высшее предназначение, ибо богатыри не имеют собственного содержания, способного этот мир наполнить. Они - армия царского воина и под его началом прокладывают путь к возвращению царя, чтобы, возведя его на престол, вернуть ему власть над миром.
   Когда Бааль Тфила находит богатыря и узнает в нем царского воина того, кто должен привести мир к Избавлению, - его охватывает великая радость, но смеется он сквозь слезы: ведь хотя богатырь наконец объявился, другие приближенные царя до сих пор не найдены и потому до окончательной Геулы еще очень далеко.
   И богатырь, и Бааль Тфила (в особенности последний) видели следы, свидетельствовавшие о том, что приближенные царя не сгинули безвозвратно. Но найти их не удавалось, и пребывал в одиночестве, изолированный от других, ибо встреча хотя бы двух из них означала бы наступление Геулы. И действительно, ее начало было положено встречей богатыря и Бааль Тфила.
   Царь оставил свою корону - венец высшей власти - в каком-то случайном месте. Каждый прохожий может увидеть славу царя - ведь земля и небо полны величием его. Но кроме царской короны нельзя различить ничего, самого царя пока невозможно обнаружить (ср. "Ликутей-Маhаран", 16), о том, что всякий человек может видеть царский венец). Дано узреть также и кровавое море - это море слез, выплаканных Шхиной (Кнесет Исраэль) в изгнании. Шхина оплакивает разрушение Храма и то, что нигде в мире больше не проявляется присутствие царя. Но существует и молочное море, натекшее из сосцов дочери царской. Это море изобилие Б-жественной благодати, которую никто и ничто на свете больше не способны воспринимать. И целое море, щедро наполненное жизнетворным откровением Всевышнего, пропадает втуне, как хранилище невостребованной пищи. И от младенца-царевича, символизирующего окончательную Геулу (ибо он средоточие всех совершенств), ничего не осталось, кроме пряди золотых волос.
   Хотя придворный стихотворец и не видит царя, он тем не менее утешает его и царицу, а также их дочь в утрате ребенка и разлуке с друзьями и ближними. Его прекрасные песни уподоблены вину - они опьяняют подобно вдохновенным речам и песнопениям пророков и поэтов, оплакавших изгнание Шхины и сложивших великолепные гимны, исполненные надежды на ее возвращение.
   Сокровища царя, которыми может воспользоваться только он, представляющие собой источник всех сокровищ мира, сохранились. Они находятся на высокой горе, но верного казначея, приставленного к ним, не видно. Там же и лук царского богатыря - в нем сила и мощь, хранимые в сокровищнице до дня расплаты. Но самого героя также не видно, и он не может воспользоваться своим оружием. Сам богатырь в роли избавителя тоже видит все эти признаки и приметы. Это дает ему силы идти своим путем, храня надежду достичь Избавления (но обычные люди не замечают и не находят даже таких косвенных свидетельств, и потому способны поддаться отчаянию.) В этом отношении только Бааль Тфила стоит выше богатыря. Он - праведник своего поколения, все открыто перед ним. Но сам он может привести к спасению только своим собственным путем: склоняя людей к добру в надежде на то, что Геула действительно придет. Семь волосков ребенка, различающихся каждый своим оттенком, - это семь откровений и семь качеств, которыми дозволено пользоваться богатырю в исполнении своей миссии.
   Богатырь, Машиах сын Йосефа, живет в одиночестве и питается травами. Он не открывается, пока его не принуждает крайняя необходимость. Это напоминает сказанное о Геуле: Избавление придет в самые недобрые времена, после того, как иссякнет последняя надежда. Но когда герой все же отправляется в путь, он подчиняет себе всех богатырей и ведет их к единой цели. Эта цель возвращение царю его царства, и она воистину достойна богатырей.