Страница:
Дождавшись, пока пятиугольник погас, жрец обернулся к гному.
– Прошу.
– Держитесь! – крикнул вдруг Мэтт, хватаясь за стену.
Было полное ощущение, что неведомый великан сжал Лайгаш в кулаке и как следует встряхнул в надежде выяснить, есть ли кто внутри.
Но на этот раз друзья устояли на ногах.
– Нет уж, давай сначала ты, – кивнул на панельку Мэтт, когда пол перестал дрожать. – А то, сам знаешь, попаду я к этому вашему Айригалю – и что? Лучше уж он тобой сперва перекусит.
Гном и сам понял, что шутка у него вышла скорее грустная, но Лентал улыбнулся.
Грохот и удары доносились теперь сверху почти беспрерывно. Лайгашу оставалось не больше нескольких минут.
– Мэтт, не упрямься. Что я, что ты…
Бэх подняла на него глаза.
– Не спорь. Все равно его не переупрямить. А чем дольше мы здесь…
Взяв девушку за руку, Лентал нажал на панельку. Свет. Мэтт остался один.
– Другое дело, – пробормотал он. – Ну, где это видано, чтобы гном уходил из сокровищницы с пустыми руками.
Вернувшись на дюжину шагов назад, он свернул в первое попавшееся ответвление.
Выбив топорищем замок, гном печально обвел взглядом свою добычу: комната оказалась забита продолговатыми плоскими ящиками.
– И никакой тебе романтики, – разочарованно протянул гном. – Нет бы хоть напоследок…
Будто откликаясь на слово «напоследок», потолок с треском раскололся, обрушив на Мэтта поток мелких камней.
Гном пошатнулся, но не отступил. Не дожидаясь, пока стены комнаты начнут проваливаться внутрь, он схватил один из ящиков и решительно потащил его в главный коридор.
Грохот. Удар.
Мэтт и сам не понял, как оказался на полу. Проведя рукой по выбивающимся из-под шлема волосам, он почувствовал на ладони кровь.
– Ну что тебе, жалко что ли? – пропыхтел гном, явно обращаясь к самому Лайгашу. – Маленький такой ящичек…
Почувствовав, что не в силах встать на ноги, Мэтт принялся толкать ящик перед собой. Рэппи жалобно попискивала рядом, то и дело тычась носом в окровавленные руки хозяина.
От сильного порыва ветра факелы на стенах коридора погасли.
Камни свистели в воздухе уже непрерывно: уворачивайся – не уворачивайся…
Надвинув поглубже шлем и вздрагивая всем телом от каждого удара, гном упорно полз к телепорту. Перед глазами вставала багровая пелена, ног он уже не чувствовал.
До гнома донеслись отчаянные крики. «Воины Лайгаша нашли свою судьбу, – равнодушно подумал он. – А я вот-вот найду свою».
Ящик уперся во что-то твердое. Подняв глаза, Мэтт с трудом разглядел перед собой стену.
Приподнявшись на локтях, гном попытался дотянуться до панельки. Рука бессильно проскребла по стене. Во рту появился отчетливый привкус крови.
Мэтт перевел дух. Вдавить панельку в стену ему удалось только с четвертой попытки.
Ничего не произошло.
Привалившись спиной к стене, гном подхватил перепуганную дрожащую Рэппи и бережно посадил ее на колени.
– Прости, животина! – только и смог сказать он.
Ну, раз напоследок, так напоследок…
Подцепив лезвием топора крышку ящика, Мэтт отжал язычок замка и заглянул внутрь.
Сапфиры. Подобранные один к одному, как на прилавке у ювелира. Чудовищно богатого ювелира.
Гном улыбнулся и закрыл глаза. x x x
Когда Макобер надавил на красную кнопку, я подумал, что надо было все-таки провести пару вечеров над картами Лайгаша. Да, задним умом…
Вокруг нас зеленела редкая березовая роща, насквозь прогретая ласковым весенним солнышком. После Лайгаша пейзаж казался неприлично, идиллически безмятежным, если не сказать банальным. Густой бархат травы, приютившаяся на рухнувшем стволе чага, ярко-желтые россыпи одуванчиков…
Поначалу даже трудно было поверить, что это не очередная западня, специально сотворенная для того, чтобы грабители расслабились и добраться до них не составило особого труда.
Последним появился Мэтт. Он был без сознания и выглядел так, точно каждому из трех-четырех разрушенных уровней Лайгаша удалось оставить на нем свой след. Рэппи попискивала от ужаса и никому не давала к себе притронуться.
Убедившись, что спастись удалось всем, друзья рухнули, где стояли. Только мы с Бэх нежились в потоках Силы наших богов, точно две ящерицы на теплых валунах. А потом, не сговариваясь, принялись за дело.
Пока я пытался подлатать Торрера, Бэх удалось привести в чувство гнома. Однако свои приключения после того, как остальные покинули Лайгаш, Мэтт описывал весьма туманно. А в конце поклялся, что перед тем, как провалиться в небытие, заметил приземистую фигуру какого-то другого гнома, спешащую к нему из темноты коридора.
Пришлось сделать вид, что мы ему верим. Тем более что Макобер со значением показал глазами на солидную вмятину на шлеме и потребовал, чтобы мы оставили Мэтта в покое.
Как бы то ни было, сапфиров талиссе хватит не на один год безбедной жизни.
А вот нас в первый день хватило только на то, чтобы отдыхать, отдыхать и снова отдыхать. Не было желания даже разводить костер.
Забавно, что Терри сразу выпустил поразмяться своего дракончика. Кто бы мог ожидать, что он так трогательно к нему привяжется…
Свиток Абу Дамлаха вызвал у талиссы весьма умеренный интерес и еще более умеренный энтузиазм. По общему мнению, никакие сокровища мира не стоили ни Айвена, ни Баураста. С чем, в общем-то, трудно не согласиться.
Как оказалось, нас выбросило всего в дне пути от Трумарита, столицы герцогства Этренского. И талисса была настроена остаться в ней до тех пор, пока ей не наскучат городская суета, мягкие кровати и светлый майонтский эль.
В Трумарите мы с Бэх и объявили о своей помолвке. Меня поздравляли довольно сдержанно, да и на ее долю, как мне кажется, досталось больше напутствий, нежели поздравлений.
После свадьбы мы отправились в мой родовой замок. Я сказал Бэх, что мечтаю познакомить ее с родителями, но еще больше мне хотелось сказать маме, что я вернулся. К ним. К Ашшарат.
Расставались без особых церемоний. Талисса обещала ждать нас в Трумарите по крайней мере месяц. И никто не сомневался, что совсем скоро мы увидимся вновь.
Никто, кроме меня.
Эпилог
Высокая стена плюща, окружающая сад со всех четырех сторон, скорее должна была уберечь его хозяина от докучливого любопытства соседей, нежели сам сад – от разграбления окрестными мальчишками.
Как раз с мальчишками-то было проще всего. Когда хозяин отсутствовал, калитка сама впускала их внутрь и ворчливо напоминала, чтобы они не жадничали, не дрались и ничего не поломали. А когда хозяин возвращался, что бывало не часто, та же калитка просила шалопаев не беспокоить его и заглянуть попозже.
Отделаться от взрослых оказалось куда сложнее. Встречать сборщика налогов или одержимого садовода, прослышавшего про творящиеся за забором чудеса, выходил унылый долговязый слуга, сообщавший, что хозяина дома нет, когда будет неведомо, а что до чудес, так чего только люди не придумают, ежели заняться больше нечем.
В отличие от калитки, заходить попозже слуга не приглашал. Но налоги платил исправно…
Большую часть времени сад пустовал. Однако сегодняшний душный летний вечер служил редким исключением из правил.
Под платаном, в глубоком плетеном кресле устроился добродушного вида старичок. На гравюрах так частенько изображают магов, скорее даже Великих Магов: спускающаяся чуть ли не до земли борода, лучики-морщинки вокруг мудрых, немало повидавших на своем веку глаз, пронзительно седые волосы. Одним словом, как любят говаривать сказители, «убеленный сединами старец».
Вполуха прислушиваясь к беседе, у его ног вальяжно возлежал разморенный жарой сайгак.
Сказать по правде, старичок этот не был не только Великим, но и самым обыкновенным магом, однако чувствовал себя в образе вечного доброго дедушки весьма уютно и не видел резонов от него отказываться. В конце концов, он действительно мог бы иметь седины.
Напротив старичка, на врытой в землю скамейке, расположился мужчина лет тридцати в просторном белом одеянии, стянутом небесно-голубым поясом. В нем сразу чувствовалась та южноимперская порода, что так привлекала женщин удивительным сочетанием безмятежного внутреннего спокойствия и неуемной, бьющей через край энергии.
Сквозь распахнутый ворот на шее виднелась цепочка с серебряной фигуркой филина.
– Благодарю вас за угощение, Величайший, – мужчина чопорно склонил голову, – и если мне будет дозволено вас покинуть…
– Дозволено, отчего ж нет? – проворчал старик, отправляя в рот бело-розовую гроздь своих любимых ягод, весьма напоминающих по вкусу клубнику со сливками. – Я с раннего детства слишком многое тебе позволял. Сам теперь и расхлебываю. Кстати, мой мальчик, если ты вдруг запамятовал, то вот уже лет тридцать, как ты зовешь меня Дайнаэлем.
И добавил, заметив протестующий жест собеседника:
– Хотя, если вам, дорогой Эрсин тен…
– Простите, Дайнаэль, – тут же поправился мужчина.
– Так-то лучше. А то все «ваш покорный слуга», да «если мне будет дозволено», – передразнил старичок. – Тьфу!
– Еще раз простите, – смутился мужчина, – но я и в самом деле чувствую себя полным дураком. Больше двух лет готовить операцию, чтобы в финале узнать, что вы и сами вполне способны навестить Лайгаш! Никогда не поверю, что вам трудно было бы обрушить его без всяких там талисс, денетосов и прочей ерунды! Кстати, до сих пор не пойму, зачем вам понадобилось целую неделю торчать в этом каземате!
– Ты так говоришь, точно я получал от этого удовольствие! – не сдержался старик. – Милый мой, ты хоть представляешь себе, при всех своих регалиях, что такое мгновенное изменение пространства? Да если бы я всю неделю не создавал по дюйму этот коридор, то у сокровищницы талиссу не Дейнэр – сам Айри встречал бы с распростертыми объятьями. И хорошо, если он один.
– Пусть так, – не отступал Эрсин. – И что с того? Когда я вас спрашивал, имеете ли вы право что-нибудь сделать с Лайгашем, что вы мне ответили?
– Чистую правду: не имею. Да ты ешь, ешь, – старик пододвинул блюдо к Эрсину, – я и так что-то увлекся.
Мужчина непроизвольно отщипнул несколько ягод.
– Если так, я, признаться, не очень вас понимаю. В чем тогда состоит этот ваш пресловутый Договор? Я всегда как думал: гору, скажем, хоть двигай, хоть в пыль, а людей…
– А людей – не трогай, – закончил за него Дайнаэль. – Все правильно.
– И чем же Лайгаш столь отличается от горы?
– Тем, что его сотворили люди. Тем, что его исчезновение меняет жизни десятков людей сегодня и тысяч – завтра.
Эрсина особенно задевало то, что Дайнаэль оставался абсолютно спокоен. Сам же он по-прежнему чувствовал себя лишь учеником. Быть может, лучшим, но все же не более чем учеником, которого мэтр даже не считает нужным посвящать в свои планы.
– Все, Син, хватит! – Дайнаэль коснулся руки собеседника, и обида внезапно показалась Эрсину на удивление детской и глупой. – Если бы не ты, следующий ход Айри не заставил бы себя ждать.
– А теперь? – подобрался мужчина, предчувствуя, что Лайгашем дело, пожалуй, не кончится.
– А теперь я бы на твоем месте заперся на недельку в загородной резиденции Ордена и хорошенько подумал: как бы ты поступил на его месте? – посоветовал старик. – Твои планы не изменились, дражайшая супруга по-прежнему мечтает видеть остальных богов толпящимися у подножия ее трона. Деньги и мощнейшие артефакты, которые ты стягивал в Лайгаш со всего материка, погибли… И главное – совершенно непонятно, кого в этом винить.
Заметив удивленный взгляд собеседника, Дайнаэль хитро прищурился:
– А кто, собственно, его разрушил? Макобер уверен, что он. Веденекос наверняка приписывает это себе.
– А я – себе? – улыбнулся Эрсин. – Но ведь если бы я не придумал эту историю с графом…
– Вот и я про то, – улыбнулся в ответ Дайнаэль. – Без тебя – никуда. Разве что с Денетосом ты чуть-чуть переиграл: бедняга едва не тронулся от твоего последнего послания. Хотя остальное, должен признать, ты просчитал просто блестяще.
– Ну да, – иронически согласился мужчина, хотя после такой похвалы ему сразу расхотелось спорить. – Особенно Веденекоса.
– Разве Веденекос вписался в эту историю хуже остальных? – лукаво поинтересовался Дайнаэль. – И не ты ли, мой мальчик, говорил в свое время, что симпатизируешь ему больше других иерархов?
– Айригаль все же симпатизировал ему значительно больше, – усмехнулся Эрсин. – Но подозреваю, что даже он не мог предположить…
– Ты заставляешь меня повторяться. Я уже не раз говорил тебе: люди куда более непредсказуемы, чем боги. Да только ты почему-то слабо в это верил.
Эрсин покачал головой, признавая свое поражение.
– Мне и в самом деле пора, – поднявшись со скамьи, он низко склонился перед Дайнаэлем. – В конце недели соберется синклит, а потом я, пожалуй, и точно залягу в резиденции. Имеет же, в конце концов, иерарх полное право подумать на досуге, какие там планы у его собственного бога…
Париж – Бордо – Москва, 1998 – 2001
– Прошу.
– Держитесь! – крикнул вдруг Мэтт, хватаясь за стену.
Было полное ощущение, что неведомый великан сжал Лайгаш в кулаке и как следует встряхнул в надежде выяснить, есть ли кто внутри.
Но на этот раз друзья устояли на ногах.
– Нет уж, давай сначала ты, – кивнул на панельку Мэтт, когда пол перестал дрожать. – А то, сам знаешь, попаду я к этому вашему Айригалю – и что? Лучше уж он тобой сперва перекусит.
Гном и сам понял, что шутка у него вышла скорее грустная, но Лентал улыбнулся.
Грохот и удары доносились теперь сверху почти беспрерывно. Лайгашу оставалось не больше нескольких минут.
– Мэтт, не упрямься. Что я, что ты…
Бэх подняла на него глаза.
– Не спорь. Все равно его не переупрямить. А чем дольше мы здесь…
Взяв девушку за руку, Лентал нажал на панельку. Свет. Мэтт остался один.
– Другое дело, – пробормотал он. – Ну, где это видано, чтобы гном уходил из сокровищницы с пустыми руками.
Вернувшись на дюжину шагов назад, он свернул в первое попавшееся ответвление.
Выбив топорищем замок, гном печально обвел взглядом свою добычу: комната оказалась забита продолговатыми плоскими ящиками.
– И никакой тебе романтики, – разочарованно протянул гном. – Нет бы хоть напоследок…
Будто откликаясь на слово «напоследок», потолок с треском раскололся, обрушив на Мэтта поток мелких камней.
Гном пошатнулся, но не отступил. Не дожидаясь, пока стены комнаты начнут проваливаться внутрь, он схватил один из ящиков и решительно потащил его в главный коридор.
Грохот. Удар.
Мэтт и сам не понял, как оказался на полу. Проведя рукой по выбивающимся из-под шлема волосам, он почувствовал на ладони кровь.
– Ну что тебе, жалко что ли? – пропыхтел гном, явно обращаясь к самому Лайгашу. – Маленький такой ящичек…
Почувствовав, что не в силах встать на ноги, Мэтт принялся толкать ящик перед собой. Рэппи жалобно попискивала рядом, то и дело тычась носом в окровавленные руки хозяина.
От сильного порыва ветра факелы на стенах коридора погасли.
Камни свистели в воздухе уже непрерывно: уворачивайся – не уворачивайся…
Надвинув поглубже шлем и вздрагивая всем телом от каждого удара, гном упорно полз к телепорту. Перед глазами вставала багровая пелена, ног он уже не чувствовал.
До гнома донеслись отчаянные крики. «Воины Лайгаша нашли свою судьбу, – равнодушно подумал он. – А я вот-вот найду свою».
Ящик уперся во что-то твердое. Подняв глаза, Мэтт с трудом разглядел перед собой стену.
Приподнявшись на локтях, гном попытался дотянуться до панельки. Рука бессильно проскребла по стене. Во рту появился отчетливый привкус крови.
Мэтт перевел дух. Вдавить панельку в стену ему удалось только с четвертой попытки.
Ничего не произошло.
Привалившись спиной к стене, гном подхватил перепуганную дрожащую Рэппи и бережно посадил ее на колени.
– Прости, животина! – только и смог сказать он.
Ну, раз напоследок, так напоследок…
Подцепив лезвием топора крышку ящика, Мэтт отжал язычок замка и заглянул внутрь.
Сапфиры. Подобранные один к одному, как на прилавке у ювелира. Чудовищно богатого ювелира.
Гном улыбнулся и закрыл глаза. x x x
Когда Макобер надавил на красную кнопку, я подумал, что надо было все-таки провести пару вечеров над картами Лайгаша. Да, задним умом…
Вокруг нас зеленела редкая березовая роща, насквозь прогретая ласковым весенним солнышком. После Лайгаша пейзаж казался неприлично, идиллически безмятежным, если не сказать банальным. Густой бархат травы, приютившаяся на рухнувшем стволе чага, ярко-желтые россыпи одуванчиков…
Поначалу даже трудно было поверить, что это не очередная западня, специально сотворенная для того, чтобы грабители расслабились и добраться до них не составило особого труда.
Последним появился Мэтт. Он был без сознания и выглядел так, точно каждому из трех-четырех разрушенных уровней Лайгаша удалось оставить на нем свой след. Рэппи попискивала от ужаса и никому не давала к себе притронуться.
Убедившись, что спастись удалось всем, друзья рухнули, где стояли. Только мы с Бэх нежились в потоках Силы наших богов, точно две ящерицы на теплых валунах. А потом, не сговариваясь, принялись за дело.
Пока я пытался подлатать Торрера, Бэх удалось привести в чувство гнома. Однако свои приключения после того, как остальные покинули Лайгаш, Мэтт описывал весьма туманно. А в конце поклялся, что перед тем, как провалиться в небытие, заметил приземистую фигуру какого-то другого гнома, спешащую к нему из темноты коридора.
Пришлось сделать вид, что мы ему верим. Тем более что Макобер со значением показал глазами на солидную вмятину на шлеме и потребовал, чтобы мы оставили Мэтта в покое.
Как бы то ни было, сапфиров талиссе хватит не на один год безбедной жизни.
А вот нас в первый день хватило только на то, чтобы отдыхать, отдыхать и снова отдыхать. Не было желания даже разводить костер.
Забавно, что Терри сразу выпустил поразмяться своего дракончика. Кто бы мог ожидать, что он так трогательно к нему привяжется…
Свиток Абу Дамлаха вызвал у талиссы весьма умеренный интерес и еще более умеренный энтузиазм. По общему мнению, никакие сокровища мира не стоили ни Айвена, ни Баураста. С чем, в общем-то, трудно не согласиться.
Как оказалось, нас выбросило всего в дне пути от Трумарита, столицы герцогства Этренского. И талисса была настроена остаться в ней до тех пор, пока ей не наскучат городская суета, мягкие кровати и светлый майонтский эль.
В Трумарите мы с Бэх и объявили о своей помолвке. Меня поздравляли довольно сдержанно, да и на ее долю, как мне кажется, досталось больше напутствий, нежели поздравлений.
После свадьбы мы отправились в мой родовой замок. Я сказал Бэх, что мечтаю познакомить ее с родителями, но еще больше мне хотелось сказать маме, что я вернулся. К ним. К Ашшарат.
Расставались без особых церемоний. Талисса обещала ждать нас в Трумарите по крайней мере месяц. И никто не сомневался, что совсем скоро мы увидимся вновь.
Никто, кроме меня.
Эпилог
Высокая стена плюща, окружающая сад со всех четырех сторон, скорее должна была уберечь его хозяина от докучливого любопытства соседей, нежели сам сад – от разграбления окрестными мальчишками.
Как раз с мальчишками-то было проще всего. Когда хозяин отсутствовал, калитка сама впускала их внутрь и ворчливо напоминала, чтобы они не жадничали, не дрались и ничего не поломали. А когда хозяин возвращался, что бывало не часто, та же калитка просила шалопаев не беспокоить его и заглянуть попозже.
Отделаться от взрослых оказалось куда сложнее. Встречать сборщика налогов или одержимого садовода, прослышавшего про творящиеся за забором чудеса, выходил унылый долговязый слуга, сообщавший, что хозяина дома нет, когда будет неведомо, а что до чудес, так чего только люди не придумают, ежели заняться больше нечем.
В отличие от калитки, заходить попозже слуга не приглашал. Но налоги платил исправно…
Большую часть времени сад пустовал. Однако сегодняшний душный летний вечер служил редким исключением из правил.
Под платаном, в глубоком плетеном кресле устроился добродушного вида старичок. На гравюрах так частенько изображают магов, скорее даже Великих Магов: спускающаяся чуть ли не до земли борода, лучики-морщинки вокруг мудрых, немало повидавших на своем веку глаз, пронзительно седые волосы. Одним словом, как любят говаривать сказители, «убеленный сединами старец».
Вполуха прислушиваясь к беседе, у его ног вальяжно возлежал разморенный жарой сайгак.
Сказать по правде, старичок этот не был не только Великим, но и самым обыкновенным магом, однако чувствовал себя в образе вечного доброго дедушки весьма уютно и не видел резонов от него отказываться. В конце концов, он действительно мог бы иметь седины.
Напротив старичка, на врытой в землю скамейке, расположился мужчина лет тридцати в просторном белом одеянии, стянутом небесно-голубым поясом. В нем сразу чувствовалась та южноимперская порода, что так привлекала женщин удивительным сочетанием безмятежного внутреннего спокойствия и неуемной, бьющей через край энергии.
Сквозь распахнутый ворот на шее виднелась цепочка с серебряной фигуркой филина.
– Благодарю вас за угощение, Величайший, – мужчина чопорно склонил голову, – и если мне будет дозволено вас покинуть…
– Дозволено, отчего ж нет? – проворчал старик, отправляя в рот бело-розовую гроздь своих любимых ягод, весьма напоминающих по вкусу клубнику со сливками. – Я с раннего детства слишком многое тебе позволял. Сам теперь и расхлебываю. Кстати, мой мальчик, если ты вдруг запамятовал, то вот уже лет тридцать, как ты зовешь меня Дайнаэлем.
И добавил, заметив протестующий жест собеседника:
– Хотя, если вам, дорогой Эрсин тен…
– Простите, Дайнаэль, – тут же поправился мужчина.
– Так-то лучше. А то все «ваш покорный слуга», да «если мне будет дозволено», – передразнил старичок. – Тьфу!
– Еще раз простите, – смутился мужчина, – но я и в самом деле чувствую себя полным дураком. Больше двух лет готовить операцию, чтобы в финале узнать, что вы и сами вполне способны навестить Лайгаш! Никогда не поверю, что вам трудно было бы обрушить его без всяких там талисс, денетосов и прочей ерунды! Кстати, до сих пор не пойму, зачем вам понадобилось целую неделю торчать в этом каземате!
– Ты так говоришь, точно я получал от этого удовольствие! – не сдержался старик. – Милый мой, ты хоть представляешь себе, при всех своих регалиях, что такое мгновенное изменение пространства? Да если бы я всю неделю не создавал по дюйму этот коридор, то у сокровищницы талиссу не Дейнэр – сам Айри встречал бы с распростертыми объятьями. И хорошо, если он один.
– Пусть так, – не отступал Эрсин. – И что с того? Когда я вас спрашивал, имеете ли вы право что-нибудь сделать с Лайгашем, что вы мне ответили?
– Чистую правду: не имею. Да ты ешь, ешь, – старик пододвинул блюдо к Эрсину, – я и так что-то увлекся.
Мужчина непроизвольно отщипнул несколько ягод.
– Если так, я, признаться, не очень вас понимаю. В чем тогда состоит этот ваш пресловутый Договор? Я всегда как думал: гору, скажем, хоть двигай, хоть в пыль, а людей…
– А людей – не трогай, – закончил за него Дайнаэль. – Все правильно.
– И чем же Лайгаш столь отличается от горы?
– Тем, что его сотворили люди. Тем, что его исчезновение меняет жизни десятков людей сегодня и тысяч – завтра.
Эрсина особенно задевало то, что Дайнаэль оставался абсолютно спокоен. Сам же он по-прежнему чувствовал себя лишь учеником. Быть может, лучшим, но все же не более чем учеником, которого мэтр даже не считает нужным посвящать в свои планы.
– Все, Син, хватит! – Дайнаэль коснулся руки собеседника, и обида внезапно показалась Эрсину на удивление детской и глупой. – Если бы не ты, следующий ход Айри не заставил бы себя ждать.
– А теперь? – подобрался мужчина, предчувствуя, что Лайгашем дело, пожалуй, не кончится.
– А теперь я бы на твоем месте заперся на недельку в загородной резиденции Ордена и хорошенько подумал: как бы ты поступил на его месте? – посоветовал старик. – Твои планы не изменились, дражайшая супруга по-прежнему мечтает видеть остальных богов толпящимися у подножия ее трона. Деньги и мощнейшие артефакты, которые ты стягивал в Лайгаш со всего материка, погибли… И главное – совершенно непонятно, кого в этом винить.
Заметив удивленный взгляд собеседника, Дайнаэль хитро прищурился:
– А кто, собственно, его разрушил? Макобер уверен, что он. Веденекос наверняка приписывает это себе.
– А я – себе? – улыбнулся Эрсин. – Но ведь если бы я не придумал эту историю с графом…
– Вот и я про то, – улыбнулся в ответ Дайнаэль. – Без тебя – никуда. Разве что с Денетосом ты чуть-чуть переиграл: бедняга едва не тронулся от твоего последнего послания. Хотя остальное, должен признать, ты просчитал просто блестяще.
– Ну да, – иронически согласился мужчина, хотя после такой похвалы ему сразу расхотелось спорить. – Особенно Веденекоса.
– Разве Веденекос вписался в эту историю хуже остальных? – лукаво поинтересовался Дайнаэль. – И не ты ли, мой мальчик, говорил в свое время, что симпатизируешь ему больше других иерархов?
– Айригаль все же симпатизировал ему значительно больше, – усмехнулся Эрсин. – Но подозреваю, что даже он не мог предположить…
– Ты заставляешь меня повторяться. Я уже не раз говорил тебе: люди куда более непредсказуемы, чем боги. Да только ты почему-то слабо в это верил.
Эрсин покачал головой, признавая свое поражение.
– Мне и в самом деле пора, – поднявшись со скамьи, он низко склонился перед Дайнаэлем. – В конце недели соберется синклит, а потом я, пожалуй, и точно залягу в резиденции. Имеет же, в конце концов, иерарх полное право подумать на досуге, какие там планы у его собственного бога…
Париж – Бордо – Москва, 1998 – 2001