Прикрывшись спереди полотенцем, она вернулась в комнату.
   Эрик ждал ее, совершенно раздетый, и Кэти чуть не задохнулась, вновь поразившись силе и красоте его тела.
   Он повернулся к ней, заглянул в ее глаза, чтобы проверить, как отреагирует она на его наготу, и сразу приободрился.
   — Ты мой датский принц, — прошептала Кэтлин.
   — Нет, принц датский — это Гамлет.
   — Ты еще лучше, чем он!
   Краешком полотенца она вытерла ему волосы, потом любовно обтерла лицо. Для плеч понадобилось уже все полотенце целиком, и Эрик ахнул, когда увидел, что она тоже совершенно обнажена.
   Кэти вытерла ему грудь, движения ее рук были ласкающими. Потом переместилась на живот и, не опускаясь ниже, закинула полотенце ему за спину и стала вытирать его сзади. Эрик был явно разочарован, но зато теперь он мог беспрепятственно разглядывать ее тело.
   Кэти насухо вытерла ему спину, притягивая его полотенцем ближе к себе. Когда оно спустилось до бедер, Эрик выжидательно затаил дыхание, и его терпение было вознаграждено.
   — Видишь, что ты натворила, — с укором сказал он, когда она ощутила, как он возбужден. — Сама во всем виновата, теперь придется расплачиваться.
   Покончив с играми, он обнял ее за плечи и властно притянул к себе. Раздвинул ей губы языком, слегка прикусил их зубами.
   Каждый нерв в ее теле ликовал, приветствуя его прикосновения. Руки Эрика безошибочно находили самые чувствительные места. Вот он наклонился, подхватил ее на руки и отнес на кровать. Устроил поудобнее, сам лег рядом, оперся на локоть и, посмотрев на нее сверху вниз, сказал:
   — Кэтлин, если ты опять намерена…
   Она приложила палец к его губам.
   — Эрик, давай заниматься любовью. Скорей!
   Тогда он взял ее за руку и поцеловал ладонь.
   — Вообще-то я люблю обстоятельность, но сейчас мое терпение на исходе.
   — Мое тоже, — призналась она и сама протиснулась под него. Ее тело зазывно раскинулось, и Эрик не заставил себя ждать.
   — Милая, — прошептал он. — Ты мне рада. Я-то думал, что память приукрашивает мгновения любви с тобой, но теперь я вижу, что это не так.
   Его руки сжимали ей лицо, губы не уставали от поцелуев.
   Кэти почувствовала, что он сдерживается, чуть ли не боится ее, и тогда она посмотрела в его синие глаза и с трепетом в голосе попросила:
   — Дай себе волю. Я хочу тебя всего.
   — Кэтлин, милая, дорогая…
   И он перестал сдерживаться. Отдал ей всего себя, и она ответила ему тем же.
 
   — Это было божественно, — сладко вздохнула она, нежась под его пальцами. Эрик массировал ей мышцы плеч.
   — Я так и думал, что тебе понравится.
   — Где ты научился всему этому?
   — Вопрос практики, — рассмеялся Эрик.
   — Ты скотина! — воскликнула она, искоса взглянув на него.
   — Лежи смирно, иначе не будет никакого массажа.
   После того, как они приняли душ и вернулись в постель, он велел ей лечь на живот и принялся растирать спину и плечи.
   — Ну уж нет. Мне так хорошо.
   — Тогда не дерзи, а не то будешь наказана.
   — Наказана? Каким образом?
   — У меня богатое воображение. Например, я могу поступить с тобой таким вот жестоким образом.
   Его пальцы принялись ласкать внутренние сгибы ее коленей, поднимаясь все выше и выше, но намеренно не касаясь того места, которое Кэти так старательно подставляла.
   — Ну, Эрик!
   — Что, теперь будешь более покладистой?
   Он улегся на нее сверху и дал рукам волю.
   — Да, буду, — томно согласилась она.
   Он пристроился на ней поудобней, и она почувствовала его возбуждение.
   — Эрик, ну пожалуйста…
   — Нет уж, ты тоже заставила меня помучиться, — он звонко чмокнул ее в губы.
   Положив руки ей на плечи, он развернул трепещущую Кэти на спину, отвел волосы с ее лба и улыбнулся — ее лицо было искажено гримасой нетерпения.
   — Кажется, кто-то называл мое поведение непристойным? Неужели вы и есть та самая женщина?
   — Она самая, — озорно откликнулась Кэтлин, протягивая руки ему навстречу.
   Эрик увернулся.
   — Веди себя прилично. В прошлый раз мы немножко увлеклись, слишком поторопились. Теперь я торопиться не буду. Хочу как следует тобой налюбоваться.
   Он поцеловал ее. Этот сладостный поцелуй пробудил в них обоих жгучую страсть — в нем были жажда и утоление, вызов и капитуляция, обещание и предвкушение.
   — От тебя всегда так вкусно пахнет, — прошептал Эрик ей на ухо и стал целовать шею и грудь Кэтлин.
   У ее бюста он замер, завороженный красотой картины.
   — Закинь-ка руки, — приказал он.
   Кэти повиновалась, а Эрик все любовался и никак не мог налюбоваться.
   Ее волосы разметались по подушке каштановой волной, обрамляя идеальный овал лица. Нежная кожа, белоснежная там, где ее скрывали от солнца узкие полоски бикини, сияла в полумраке, соски гордо и торжествующе вздымались вверх.
   — Ты само совершенство, — прошептал он. — То, что нужно — не слишком большая и не слишком маленькая. Идеальная женщина.
   Опустив голову, Эрик коснулся одного из сосков языком.
   — Красота!
   Потом замолчал, занявшись соском всерьез. Переместившись на другую грудь, он сказал:
   — Жаль, молоко у тебя кончилось. Я бы с удовольствием его попробовал.
   Она обхватила его руками за шею:
   — Видишь, тебе во мне все-таки чего-то не хватает.
   Его руки исследовали ее бока, талию, живот, палец обвёл контур каштанового треугольника.
   Кэтлин сдавленно простонала, а Эрик опустился на колени и она ощутила горячее прикосновение его языка. Накатывало сладкое забвение. Ничего подобного Кэти прежде не испытывала. Жаркие лобзания Эрика словно печатью скрепили их союз.
   Чувствуя, как подступает наслаждение, она сжала ладонями его виски и прошептала:
   — Нет, не так. Вместе!
   Тогда он приподнялся. И их тела слились. Он вошел в нее глубоко и мощно, а она обволокла его своим телом. Его плоть достигала самых сокровенных тайников ее естества. Этому не было конца, и Кэти чувствовала, что вот-вот растает, растворится. Торопиться было некуда. У них в распоряжении была целая вечность. Они оба воскресали к жизни, возрождались.
   В конце концов влюбленные дали себе волю и в миг высшего эсктаза превратились в единое тело и единый дух.
 
   — Я умираю от голода, — пожаловалась Кэтлин.
   Она присела на кровати, натянула простыню до подбородка. Эрик стоял у окна, разглядывая облака, несшиеся над поверхностью океана куда-то на восток. Буря шла на убыль, но дождь еще накрапывал.
   Обернувшись, Эрик весело улыбнулся:
   — Неудивительно. Мы за ночь израсходовали по меньшей мере десять тысяч калорий.
   Она очаровательно порозовела:
   — Мне все равно нужно было похудеть. А это самый приятный из способов сбросить вес.
   — Зачем тебе худеть? Ты и так кожа да кости.
   — Я? Кожа да кости? — Она возмущено сбросила простыню. — Ничего подобного!
   Он посмотрел на ее бюст и признал:
   — Ладно, местами ты даже полновата.
   Кэти швырнула в него подушкой, но Эрик ловко увернулся.
   — По-моему, ты надеешься, что я по-рыцарски отправлюсь на поиски пропитания, — Так поступил бы настоящий джентльмен. Попользовался девушкой и даже ужином не накормил.
   — Но я ведь снова промокну, — жалобно протянул он.
   — Ничего. Вернешься — опять разденешься. Я одеваться не буду. Из деликатности. Чтобы ты не стеснялся расхаживать в чем мать родила. Но если ты никуда не идешь…
   — Иду-иду, — поспешно сказал Эрик, натягивая так и не успевшие высохнуть джинсы. — Лежи, отдыхай, я мигом.
   Он подмигнул на прощанье и захлопнул за собой дверь.
   Кэтлин положила подбородок на колени и сказала вслух:
   — Не буду ни о чем думать. Ни о последствиях, ни о… Вообще не буду думать. Я с Эриком. Я его люблю. Могу я хоть раз в жизни устроить себе праздник? Да или нет? Ответственность, верность, мораль — это все потом. Завтра. Сегодня же он со мной, он меня любит. Этого достаточно. И я его люблю. Люблю.
   Когда Эрик вернулся с целым пакетом провизии, Кэтлин встретила его распростертыми объятьями.
   Со смехом он тряхнул мокрыми волосами, и на нее полетели капли.
   — Обманщик! Ты же обещал, что никогда больше не будешь меня мочить!
   — Я нарушил обещание еще ночью, когда затащил тебя под душ. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Что-то ты там не жаловалась.
   — Я просто вела себя вежливо, — возмутилась Кэти.
   — Вежливо? Я, конечно, наслышан о калифорнийском гостеприимстве, но это уж было…
   Она запихнула ему в рот сдобную булочку.
   Эрик принес булочки, пончики, фрукты, печенье, сыр, чипсы, шоколад и банку тунца, которую за неимением консервного ножа открыть они не смогли.
   И тем не менее это был самый лучший пир в их жизни. Они устроили пикник прямо на полу. Эрик снял мокрую одежду, но из соображений пристойности пирующие обернулись в полотенца, причем по-честному: он до пояса, и она тоже. Правда, Эрик позволил ей повесить на шею коралловые бусы, заметив:
   — Они свисают как раз до нужного места.
   Наевшись досыта, они оставили кое-что на потом, а сами занялись туалетом: Кэти встала на колени и принялась расчесывать Эрику мокрые волосы.
   — Смотри-ка, шрама под волосами совсем не видно, — сказала она, проводя пальцем по розовой полоске, напоминавшей об авиакатастрофе.
   — Да, волосы отросли за несколько недель.
   — Какие они у тебя красивые.
   — Это ты красивая.
   Он взял ее за руку, и расческа упала на пол. Эрик ткнулся лбом ей в грудь и слегка подул на соски, которые тут же затвердели.
   — Смотри, как я тебя хочу, — сказал он. — Возьми меня руками.
   Она так и сделала, а он прошептал:
   — Такой, как ты, больше нет. Ты меня околдовала. Я стал одновременно очень сильным и очень слабым.
   Она ласкала его, и Эрик чувствовал себя совершенно счастливым.
   — Ну же, — взмолился он.
   Она обхватила ногами его бедра, и он вошел в нее, как меч в бархатные ножны.
   — Кэтлин, — всхлипнул Эрик, стиснув ее в объятьях.
   Нежно, даже бережно, он то притягивал ее к себе, то отодвигал, и оба ощущали безграничное спокойствие, словно им принадлежала целая Вселенная.
   В душе Кэти зарождалось какое-то новое чувство, удовлетворенность еще более исчерпывающая, чем оргазм. Она стала Эриком, а он стал ею.
   Когда же наслаждение стало нестерпимым, она выкрикнула его имя, а он хрипло ответил:
   — Ты моя!
 
   — Так есть у тебя ямочка или нет? — лениво спросила она, водя пальцем по его губам.
   Они лежали в постели лицом друг к другу, совершенно обессиленные. Но их руки все не могли угомониться — продолжали трогать, поглаживать, ласкать.
   — Надо усы сбрить, чтобы вопросов не возникало. — Он слегка куснул ее за палец.
   — Только попробуй!
   — А почему бы и нет?
   — По двум причинам. Во-первых, без усов ты можешь оказаться жутким уродом.
   — Спасибо. А во-вторых?
   — С ними так приятно…
   — Правда? Где именно? — оживился он. — Вот здесь? — И коснулся краешка ее губ.
   — И здесь тоже.
   — А здесь? — Он зажал меж пальцев ее cq-сок.
   — Да.
   — А тут?
   Она изогнулась, приподняв бедра, и выдохнула:
   — Да, да!
   И он продемонстрировал ей, как хорошо знает все тайны ее тела.
 
   Дождь к вечеру кончился, и они, взявшись за руки, отправились гулять к океану.
   — В хорошую погоду видно песчаную отмель, — сказал Эрик. — Она вон там. Говорят, до нее можно по воде дойти. А во время прилива отмель скрывается под волнами. Как будто ее и не было.
   — Милый пейзаж, — охотно признала Кэти. Ей сейчас любой пейзаж показался бы очаровательным.
   Они разговаривали без умолку целый день. Эрик рассказывал, как ушел с телевидения, как жил в Европе. С особым интересом Кэтлин слушала о маленьком Джейми, которого усыновили Боб и Салли.
   — Малыш так изменился. Стал открытый, веселый. Все время болтает — не остановишь. Моя мать в нем души не чает. Ведь Джейми стал ее первым внуком — пока прошлым летом не родилась Дженнифер.
   Оба мысленно добавили еще одного внука — Терона.
   — Твоя мать живет в Сиэттле? — спросила Кэтлин, чтобы заполнить паузу.
   — Да.
   — А Боб и Салли?
   — В Талсе. Вот почему они так быстро добрались до Форт-Смита в день аварии. В моих документах было указано имя брата как ближайшего родственника, которого следует уведомить в случае какого-либо несчастного случая. Как только позвонили из госпиталя, Боб и Салли немедленно отправились в Форт-Смит. Боб работает инженером в нефтяной компании.
   Они говорили обо всем на свете, кроме Сета Кирхофа и своего будущего. Сегодня этой проблемы не существовало.
   — Кстати, у меня с Тамарой ничего не было, — сообщил Эрик, когда они бродили по мокрому после дождя песку.
   — Что? — встрепенулась Кэтлин и, отвернувшись, холодно заметила: — А я ничего такого и не говорила.
   — Но подумала. Хотя могла бы иметь обо мне и более высокое мнение. Неужто ты думала, что я клюну на такую шлюху? — Он, кажется, не на шутку расстроился. — Да она дает всем на свете. А на пляж тогда я отправился один, она притащилась сама.
   — Я же видела, как она вертелась перед тобой совершенно голая! И еще плюхнулась на тебя сверху!
   — Но ты не видела, как я ее турнул. — Заметив скептическую гримасу на лице Кэти, он добавил: — То есть я, конечно, не отрицаю, что она мне проходу не дает, но я-то тут при чем? Я ей никаких авансов не делал. Тамара не отличается понятливостью и ужасно не любит, когда ее посылают.
   — Каждый раз, когда она начинала тебя лапать, я была готова прикончить ее на месте, — свирепо прошипела Кэти.
   — Да вы просто маленькая тигрица, Кэтлин Хэйли.
   Оба даже не заметили, что он назвал ее девичьей фамилией.
   — А вы меня разве не лапали?
   — Это совсем другое дело!
   — Что верно, то верно.
   Они вернулись в бунгало, боясь, что на берегу кто-нибудь нарушит их одиночество.
 
   — Звонил на аэродром, — уныло сообщил Эрик. — Сегодня самолетов уже не будет, но завтра с утра пораньше есть один рейс…
   Он сидел на кровати, ненавидяще глядя на телефонную трубку.
   — Хорошо, — только и сказала Кэтлин, выйдя из ванной.
   Он взял ее за руки, усадил рядом и впился взглядом в ее лицо, запоминая каждую черточку и жадно вдыхая аромат ее кожи.
   — Нужно возвращаться, — тихо промолвил Эрик.
   Она погладила его по голове, провела пальцами по его бровям, усам, губам.
   — Знаю. Но ведь это будет только завтра.
   Эрик откинулся на спину. Выражение лица у него было задумчивое. Пальцами он медленно перебирал ее локоны.
   — Ты что?
   — М-м? — рассеянно промычал он.
   — О чем ты задумался?
   — Раскаиваюсь, — Эрик глубоко вздохнул.
   Она приподнялась на локте. Никогда еще она не видела его таким серьезным — разве что в самом начале их знакомства, когда он рассказывал ей об Эфиопии.
   — В чем?
   — В том, что неправильно себя с тобой повел. Каждый раз я кидаюсь на тебя, словно племенной бык. Только страсть и только секс. И никакой нежности.
   — Страсть взаимна. Я давала тебе только то, что хотела дать. Не больше и не меньше.
   — Я тоже…
   Он встал и подошел к окну. Кэтлин же осталась на кровати, удивленная столь резкой переменой в его настроении.
   — Да что с тобой?
   — Ты ведь не знаешь, как я к тебе отношусь на самом деле. Наверное, ты думаешь, что мне нужен от тебя только секс. Но есть ведь и другое… — Он беспомощно взмахнул рукой, с трудом подбирая нужные слова. — Знаешь, мне тяжело даются всякие там нежности.
   — Неправда. С Тероном ты такой ласковый. Да и в лагере с детишками ты тоже был чудо как хорош.
   — Так-то оно так, — отмахнулся он. — Но с тобой я все время был таким агрессивным. Конечно, характер у меня скверный, а ты постоянно испытывала мое терпение… В общем, я сам не понимаю, почему я был таким. Ведь я к тебе так отношусь… Даже не знаю, как сказать… Почему я все время на тебя кидаюсь? Словно хочу наказать за что-то.
   Она слушала его, пальцы ее комкали край простыни.
   — Но… но почему тебе так трудно выражать свои чувства? — дрогнувшим голосом спросила она.
   Он сел в кресло и мрачно принялся разглядывать пол.
   — Понимаешь, мой отец был, в сущности, очень добрым человеком, зла никому не делал… Но он был противником нежностей. Я не помню, чтобы он хоть раз приласкал меня или Боба. Он любил мать, но, по-моему, никогда об этом не говорил вслух. Отец терпеть не мог то, что называл «телячьими нежностями». Для него это было равносильно слабости. И я получился таким же. Причем у меня это происходит не на сознательном уровне. Например, я стараюсь побольше ласкать Терона. Малышам это так необходимо. И знай, — он посмотрел ей в глаза, — я люблю тебя. Насколько способен любить. И прости, что никогда не говорил об этом. Неплохо было бы знать, что и ты меня любишь, хотя бы чуть-чуть, — грубовато закончил он.
   — Эрик, — прошептала она, — Эрик.
   Больше произнести Кэтлин ничего не смогла — брачные узы с Сетом мешали ей говорить вслух о любви. Но зато она могла показать свою любовь на деле. Она протянула руки, и Эрик лег с ней рядом.
   Всю ночь они не разнимали объятий.

20

   — Где тебя черти носили? — обрушился на нее Элиот.
   Кэтлин замерла на пороге своего номера, ничего не понимая. Они с Эриком только что прилетели с Чаб-Кэя. Откуда тут взялся Элиот? Эрик угрожающе нахмурился.
   — Что ты здесь делаешь? — недоуменно спросила Кэтлин.
   Она еще не свыклась с мыслью, что идиллия кончена. На борту самолета дистанция между ней и Эриком увеличивалась неуклонно и неумолимо. Сначала они перестали касаться друг друга, потом замолчали, а под конец уже сидели, отвернувшись в разные стороны. Каждый вернулся в свой собственный мир, между влюбленными вновь пролегла бездна. И вот новая напасть — неизвестно откуда взявшийся Элиот, да еще такой сердитый, того и гляди с кулаками накинется.
   — Надеюсь, Кэтлин, ты славно провела время, — саркастически обронил Элиот. — Я торчу тут со вчерашнего дня, тебя дожидаюсь.
   — Я… У нас был выходной. Я летала на другой остров. А потом шторм начался. Эрик беспокоился из-за меня, прилетел…
   — Не нужно лишних подробностей, — ядовито перебил ее Элиот.
   — Что стряслось? Зачем ты прилетел? Как снег на голову, без предупреждения!
   — Сет в больнице, — сухо сообщил он. — В отделении интенсивной терапии. Он не хотел, чтобы тебя срывали с места, но Джордж считает, что ты должна быть рядом с мужем. Он умирает, — с вызовом закончил Элиот.
   Кэтлин зажала рукой рот. Кровь отлила от ее лица, глаза с ужасом смотрели на Элиота.
   — Перестаньте на нее кидаться, — вмешался Эрик, сохранивший полнейшее хладнокровие. — Она же ничего не знала. Лучше расскажите все толком.
   Элиот кинул на него холодный взгляд. Только теперь Кэти заметила, какой изможденный вид у ее щеголеватого помощника: одежда помята, волосы растрепаны, на лице щетина. А ведь он всегда придавал такое значение своей внешности!
   — Сета увезли в больницу три дня назад. После аварии у него начались проблемы с почками, и теперь они совсем отказали. Интоксикация организма. Сет не хотел тебе говорить. Но мы с Джорджем решили иначе.
   Она сделала два шага вперед, умоляюще простерла руки:
   — Элиот, скажи, что ты сгустил краски. Ведь Сет на самом деле не…
   Она не договорила, пытливо вглядываясь в его лицо, но ни малейших признаков всегдашней циничной гримасы там не обнаружила. Элиот перевел взгляд на Эрика, снова посмотрел на Кэтлин, и она поняла все без слов.
   — О нет! Ради Бога, нет! — Кэти закрыла лицо ладонями и рухнула на постель.
   — Кэтлин, — сказал Эрик. — Сейчас не время раскисать.
   — Он прав, — подхватил Элиот. — Я прилетел спецрейсом. Самолет ждет. Нужно немедленно вылетать в Сан-Франциско.
   — Да, хорошо, — пролепетала Кэтлин и бесцельно заметалась по комнате. Надо что-то делать. Но что? Голова отказывалась работать.
   — О вещах не думай. Мы все упакуем и отправим, — сказал Эрик. Он положил руки ей на плечи. — Не беспокойся. Я поскорее сверну съемки и завтра же утром буду в Сан-Франциско.
   — Нет! — решительно воскликнула Кэтлин. — Лучше оставайся и закончи работу. Я уверена, что Сет хочет именно этого. Да и не нужно тебе… появляться в больнице.
   Смысл сказанного был ясен. Она не хочет, чтобы он был рядом. Почему она все время отводит глаза? Эрик раздраженно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Сине-стальные глаза заглянули в смятенно-зеленые. У рта Эрика пролегла гневная складка. Отвернувшись от Кэтлин, он сказал Элиоту:
   — Приглядите за ней. Если понадобится моя помощь — немедленно сообщите. Постараюсь закончить тут все как можно быстрее. Послезавтра прилечу.
   — Отлично, — кивнул Элиот, и Эрик вышел.
   Кэтлин снова опустилась на кровать. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Пусть другие решают, что делать и как поступать.
   — Кэти, нам пора, — поторопил ее Элиот. Она послушно встала и пошла за ним, автоматически прихватив с собой сумочку.
   Полет до Сан-Франциско не отложился у нее в памяти. Она превратилась в автомат, бездумно делавший все, что скажет Элиот. Перед ее мысленным взором все время представали две сменяющие друг друга картины: умирающий на больничной койке Сет и двое любовников на тропическом острове. Она виновата и заслужила кару, но почему расплачиваться должен Сет? Разве он мало страдал?
   Она хотела прямо из аэропорта отправиться в больницу, но Элиот сказал:
   — Ты посмотри, на кого ты похожа. Просто монстр из фильма ужасов. Сету и так плохо, а тут еще заявится этакое чудище. Он считает, что ты богиня, вот и будь похожа на богиню.
   По тону было ясно, что сам Элиот ее богиней отнюдь не считает, но в данный момент это ее ничуть не трогало.
   Заехав домой и взглянув на себя в зеркало, Кэти увидела, что выглядит и в самом деле ужасно. Она приняла душ, кое-как причесалась, чуть подкрасилась.
   Терон пришел в восторг при виде мамы. Кэти, крепко обняла сына, но провела с ним всего несколько минут. Когда она передала малыша на руки Элис, Терон жалобно запищал. Сердце матери разрывалось, но долг звал ее к Сету.
   У дверей палаты караулила Хэйзел. Лицо ее злобно исказилось:
   — Не очень-то ты торопилась, — прошипела она. — Я бы предпочла тебя вообще больше никогда не видеть, но Сету будет приятно… что ты приехала посмотреть, как он умирает.
   — Где лечащий врач? — спросила Кэтлин, не обращая внимания на ее слова.
   — В палате, — бросила Хэйзел, отворачиваясь.
   Кэтлин обессиленно прислонилась к стене. Элиот, все это время не отходивший от нее ни на шаг, крепко сжал ей руку.
   — Знаешь, ты прости меня, что я так на тебя кидался.
   — Ты вел себя как настоящий друг. — Она на миг закрыла глаза и тихо прибавила. — Я ничего другого и не заслужила.
   — Не будь к себе такой безжалостной. Ты ведь не знала…
   — А могла бы и знать. Я же чувствовала — с ним что-то не в порядке. Нельзя мне было уезжать!
   — Ты уже здесь. Остальное неважно. — Он немного поколебался и прямо спросил: — Ты влюбилась в Гуджонсена, да?
   Кэтлин испуганно воззрилась на него:
   — Откуда… Как ты догадался?
   — Когда двое исчезают вместе в неизвестном направлении, — Элиот улыбнулся, — а потом возвращаются с таким виноватым видом, догадаться нетрудно. А что касается любви… Ты ведь у нас такая ангелица, что без любви, пардон, трахаться не станешь. Я прав?
   — Да, я его люблю, — тихо ответила Кэтлин. — Но я люблю и Сета. Только по-другому.
   — Понимаю. Жизнь — шикарная штука.
   В его словах прозвучала невыразимая горечь.
   Открылась дверь палаты, в коридор вышли Джордж и какой-то лысоватый господин — очевидно, врач.
   — Привет, Кэтлин, — участливо поздоровался Джордж и пожал ей руку.
   — Здравствуй, Джордж, — ее губы так дрожали, что говорить было трудно.
   — Я тебе давно порывался рассказать, уговаривал Сета, но он уперся и ни в какую. Не хотел, чтобы ты беспокоилась. А ему становилось все хуже и хуже.
   — Я знаю. Слава Богу, ты находился все время с ним. Меня он к себе не подпускал.
   — Миссис Кирхоф, я — доктор Александер. Мы как-то разговаривали с вами по телефону, но ни разу не встречались. — Он не протянул ей руки.
   — Здравствуйте, доктор. Насколько тяжелым является состояние моего мужа?
   Откуда появилось такое спокойствие, прозвучавшее в ее голосе? Внутренне она этого спокойствия не ощущала.
   Врач насупил мохнатые брови и принялся разглядывать носки своих туфель.
   — Не буду вас обманывать. Состояние критическое. Мистер Кирхоф знает, что его болезнь неизлечима, однако отказывается от каких-либо кардинальных способов лечения.
   — Но почему? — вскричала Кэтлин. — Если есть хоть какой-то шанс…
   — Об этом вам лучше поговорить с ним.
   — А можно?
   — Только недолго.
   — Вы же говорили, что пустите туда меня! — возмутилась Хэйзел.
   Доктор Александер на миг замешкался.
   — Разумеется, мисс Кирхоф, но вы ведь понимаете, что ваш брат хотел бы увидеться со своей женой.
   — Пока она развлекалась на Багамах, я торчала тут день и ночь! Я глаз не смыкала!
   Не договорив, она разразилась шумными рыданиями. Кэтлин отлично видела, что все это сплошное притворство. Хэйзел решила до конца разыгрывать роль любящей, заботливой сестры. При иных обстоятельствах Кэтлин с превеликим удовольствием выцарапала бы этой двуличной стерве глаза.