Страница:
— Вы, наверное, удивляетесь, почему я вдруг посетил вас, — сказал он, разгадав озадаченное выражение ее лица.
— По правде говоря, да. Заходите, пожалуйста. Они вошли в комнату. Миссис Пламмет чувствовала себя неловко, не зная, куда ей присесть, пока муж не указал ей на край кровати. Сам он сел в единственное кресло. Алекс тоже села на кровать, но в отдалении от миссис Пламмет, чтобы не стеснять друг друга. Преподобный оглядел комнату. Он явно не торопился раскрывать причину своего появления здесь.
Наконец, с чуть слышным нетерпением в голосе, Алекс спросила:
— Могу я вам чем-нибудь помочь, преподобный отец? Закрыв глаза, тот воздел руку к небесам и призвал господне благословение.
— Да прольется щедрая благодать небес на любезную господу дщерь его, — нараспев произнес он низким вибрирующим голосом.
И принялся громко и усердно молиться. Алекс разбирал неудержимый смех. В свое время Мерл Грэм позаботилась о том, чтобы внучка выросла в традиционной протестантской вере. Они регулярно ходили в церковь. И хотя Алекс не принимала тех жестких догм, которых твердо придерживалась бабушка, христианская вера была заложена в ней основательно.
— Извините, преподобный отец, — начала она, чувствуя, что молитва невыносимо затянулась, — у меня сегодня был очень тяжелый день. Может быть, мы перейдем к предмету вашего визита?
Он явно был задет тем, что она прервала его моления; однако произнес с таинственным видом:
— Я могу помочь вам в расследовании деятельности «Минтон Энтерпрайзес».
Алекс застыла, ошеломленная. Она меньше всего ожидала, что преподобный Пламмет каким-то образом окажется причастен к ее расследованию. Впрочем, надо действовать очень осторожно, напомнила она себе. Эта история вызывала у нее все больше сомнений. Какие страшные тайны мог знать этот чудной человечек о Седине, Риде Ламберте или о Минтонах? Конечно, священникам поверяют секреты, но она по опыту знала, что профессиональная этика обычно не позволяет им разглашать услышанное. Они неуклонно соблюдают тайну исповеди и могут что-то сообщить только в том случае, если чья-то жизнь оказывается под угрозой.
Маловероятно, чтобы Ангус или его сын раскрыли душу такому робкому, серенькому человечку, как Пламмет. А если исходить из чисто внешних данных, то вряд ли он имеет большое влияние на Всемогущего. А мысль о том, что Рид Ламберт вздумает исповедоваться в грехах, казалась сущей нелепицей.
Голос ее, как у опытного юриста, звучал спокойно и бесстрастно. Грег был бы доволен, услышав, как она невозмутимо спрашивает:
— Неужели? И как вы можете это сделать? Вы знали мою мать?
— К несчастью, не знал. Но я все равно могу ускорить ваше расследование. Мы — мои праведные прихожане и я — верим, что вы на нашей стороне. А с нами бог.
— С-спасибо, — с запинкой выговорила она, надеясь, что ответила правильно.
Очевидно, правильно, поскольку от миссис Пламмет, беззвучно молившейся все это время, долетело тихое «аминь».
— Преподобный отец, — нерешительно начала Алекс, — я не уверена, что вы вполне в курсе дела. Я здесь по распоряжению окружной прокуратуры.
— Господь направляет деяния людские, они лишь исполняют его священную волю.
— ..для расследования убийства моей матери, которое произошло в Пурселле двадцать пять лет назад, — Хвала тебе, господи, за то, что сие не праведное дело скоро будет исправлено! — возглашал он, потрясая кулачками. Алекс диву давалась. У нее вырвался нервный смешок.
— Да, гм, я тоже на это надеюсь. Однако не могу взять в толк, какая связь между моим расследованием и делами вашего прихода? У вас есть никому не ведомые данные об убийстве?
— Ах, если бы, мисс Гейтер, — возопил Пламмет. — Ах, если бы! Тогда мы ускорили бы это богоугодное дело и наказали бы не праведных.
— Не праведных?
— Грешников! — пылко воскликнул он. — Тех, кто готов совратить этот город и всех невинных чад господних, проживающих здесь. Они хотят построить сатанинское игрище, заполнить драгоценные вены детей наших наркотиками, их нежные рты — отвратительными напитками, а их животворный ум — похотью.
Алекс искоса взглянула на миссис Пламмет; та сидела, опустив голову, руки ее лежали на коленях, ноги плотно стиснуты от бедер до пят, словно склеенные.
— Вы имеете в виду пурселлские бега? — осторожно спросила Алекс.
Как она и опасалась, в ответ на ее слова забил целый фонтан протестантского благочестия. Пророчества рвались с уст священника, будто вышедший из берегов поток. Алекс выдержала целую проповедь, посвященную тому, что несут с собой ипподром, бега и прочее беспутство, с ними связанное. Но когда Пламмет принялся восхвалять ее как посланца господня, призванного уничтожить сатанинское отродье, она почувствовала необходимость прервать пламенные речи.
— Позвольте, преподобный отец…
После нескольких ее безуспешных попыток он наконец замолчал и посмотрел на Алекс бессмысленным взглядом. Она облизнула пересохшие от волнения губы, обижать его не хотелось, но нужно же было объясниться.
— От меня совершенно не зависит, получат Минтоны лицензию на открытие тотализатора на бегах или нет. Собственно, они уже получили «добро» от комиссии по скачкам. Остались сущие формальности.
— Но Минтоны ведь под следствием по поводу их участия в убийстве.
Тщательно выбирая слова и не упоминая Минтонов впрямую, она сказала:
— Если в результате моего расследования обнаружится достаточное количество улик и мотивов убийства, чтобы предъявить им обвинение, дело, возможно, будет передано на рассмотрение большого суда присяжных. А они уже вынесут свой вердикт. Во всяком случае, до тех пор все так или иначе связанные с этим преступлением лица считаются, в соответствии с конституцией, невиновными.
Она подняла руку, чтобы он ее не прерывал.
— Будьте добры, разрешите мне закончить. Что же касается предполагаемого открытия ипподрома, то по окончании данного расследования это всецело будет зависеть от комиссии по скачкам. К ее решению по этой или иной заявке на лицензию я никакого касательства иметь не буду. Собственно говоря, — продолжала она, — Минтоны оказались замешаны одновременно и в том, и в другом деле совершенно случайно. Я возобновила расследование убийства моей матери потому, что как прокурор была не удовлетворена решением суда и считала, что дело требует пересмотра. Личной вражды к этому городу или к какому-либо из его жителей я не питаю.
Пламмет ерзал и дергался, стремясь вставить слово, и она замолчала.
— Но вы же не хотите, чтобы и в Пурселле начали играть в азартные игры, правда? Вы ведь тоже против этих злоухищрений дьявола, от которых дитя лишается куска хлеба, браки распадаются, а слабые духом сбиваются на пути, ведущие в ад и к вечному проклятию?
— Мое мнение о тотализаторе — как, кстати, и обо всем прочем — вас, преподобный Пламмет, не касается. — Алекс поднялась с кровати. Она устала. Этот тип — просто чокнутый. Она и так потратила на него больше времени, чем он заслуживает. — Я вынуждена попросить вас и миссис Пламмет уйти.
Этот священник, что и говорить, не отличался ни образованностью, ни красноречием; он даже не потрудился досконально изучить вопрос и сделать соответствующие выводы. Можно ведь было привести обоснованные доводы и за и против. Но будут или нет играть в Пурселле на тотализаторе — Алекс не касалось.
— Мы не сдадимся, — заявил Пламмет, идя за нею к двери. — Мы готовы на любые жертвы, лишь бы свершилась воля божия.
— Воля божия? Если воля божия в том, чтобы Минтоны не получили этой лицензии, то тогда все ваши усилия тщетны, они не подкрепят его волю и не помешают ей, верно?
Но поймать его в логическую ловушку было не просто.
— Господь через нас творит волю свою. И через вас тоже, хотя вы этого, возможно, еще не осознаете. — Глаза его пылали фанатичным огнем. У Алекс даже мурашки побежали по телу. — Вы и есть ответ на наши молитвы. О, да, мисс Гейтер, ответ на наши молитвы. Так призовите же нас. Вы — помазанница божия, а мы — ваши смиренные и усердные слуги.
— Я, гм, буду иметь это в виду. До свидания. Теологическая система преподобного Пламмета была чудовищно искаженной. Алекс от него просто коробило. Она поскорее захлопнула дверь. И сразу же зазвонил телефон.
Глава 19
— По правде говоря, да. Заходите, пожалуйста. Они вошли в комнату. Миссис Пламмет чувствовала себя неловко, не зная, куда ей присесть, пока муж не указал ей на край кровати. Сам он сел в единственное кресло. Алекс тоже села на кровать, но в отдалении от миссис Пламмет, чтобы не стеснять друг друга. Преподобный оглядел комнату. Он явно не торопился раскрывать причину своего появления здесь.
Наконец, с чуть слышным нетерпением в голосе, Алекс спросила:
— Могу я вам чем-нибудь помочь, преподобный отец? Закрыв глаза, тот воздел руку к небесам и призвал господне благословение.
— Да прольется щедрая благодать небес на любезную господу дщерь его, — нараспев произнес он низким вибрирующим голосом.
И принялся громко и усердно молиться. Алекс разбирал неудержимый смех. В свое время Мерл Грэм позаботилась о том, чтобы внучка выросла в традиционной протестантской вере. Они регулярно ходили в церковь. И хотя Алекс не принимала тех жестких догм, которых твердо придерживалась бабушка, христианская вера была заложена в ней основательно.
— Извините, преподобный отец, — начала она, чувствуя, что молитва невыносимо затянулась, — у меня сегодня был очень тяжелый день. Может быть, мы перейдем к предмету вашего визита?
Он явно был задет тем, что она прервала его моления; однако произнес с таинственным видом:
— Я могу помочь вам в расследовании деятельности «Минтон Энтерпрайзес».
Алекс застыла, ошеломленная. Она меньше всего ожидала, что преподобный Пламмет каким-то образом окажется причастен к ее расследованию. Впрочем, надо действовать очень осторожно, напомнила она себе. Эта история вызывала у нее все больше сомнений. Какие страшные тайны мог знать этот чудной человечек о Седине, Риде Ламберте или о Минтонах? Конечно, священникам поверяют секреты, но она по опыту знала, что профессиональная этика обычно не позволяет им разглашать услышанное. Они неуклонно соблюдают тайну исповеди и могут что-то сообщить только в том случае, если чья-то жизнь оказывается под угрозой.
Маловероятно, чтобы Ангус или его сын раскрыли душу такому робкому, серенькому человечку, как Пламмет. А если исходить из чисто внешних данных, то вряд ли он имеет большое влияние на Всемогущего. А мысль о том, что Рид Ламберт вздумает исповедоваться в грехах, казалась сущей нелепицей.
Голос ее, как у опытного юриста, звучал спокойно и бесстрастно. Грег был бы доволен, услышав, как она невозмутимо спрашивает:
— Неужели? И как вы можете это сделать? Вы знали мою мать?
— К несчастью, не знал. Но я все равно могу ускорить ваше расследование. Мы — мои праведные прихожане и я — верим, что вы на нашей стороне. А с нами бог.
— С-спасибо, — с запинкой выговорила она, надеясь, что ответила правильно.
Очевидно, правильно, поскольку от миссис Пламмет, беззвучно молившейся все это время, долетело тихое «аминь».
— Преподобный отец, — нерешительно начала Алекс, — я не уверена, что вы вполне в курсе дела. Я здесь по распоряжению окружной прокуратуры.
— Господь направляет деяния людские, они лишь исполняют его священную волю.
— ..для расследования убийства моей матери, которое произошло в Пурселле двадцать пять лет назад, — Хвала тебе, господи, за то, что сие не праведное дело скоро будет исправлено! — возглашал он, потрясая кулачками. Алекс диву давалась. У нее вырвался нервный смешок.
— Да, гм, я тоже на это надеюсь. Однако не могу взять в толк, какая связь между моим расследованием и делами вашего прихода? У вас есть никому не ведомые данные об убийстве?
— Ах, если бы, мисс Гейтер, — возопил Пламмет. — Ах, если бы! Тогда мы ускорили бы это богоугодное дело и наказали бы не праведных.
— Не праведных?
— Грешников! — пылко воскликнул он. — Тех, кто готов совратить этот город и всех невинных чад господних, проживающих здесь. Они хотят построить сатанинское игрище, заполнить драгоценные вены детей наших наркотиками, их нежные рты — отвратительными напитками, а их животворный ум — похотью.
Алекс искоса взглянула на миссис Пламмет; та сидела, опустив голову, руки ее лежали на коленях, ноги плотно стиснуты от бедер до пят, словно склеенные.
— Вы имеете в виду пурселлские бега? — осторожно спросила Алекс.
Как она и опасалась, в ответ на ее слова забил целый фонтан протестантского благочестия. Пророчества рвались с уст священника, будто вышедший из берегов поток. Алекс выдержала целую проповедь, посвященную тому, что несут с собой ипподром, бега и прочее беспутство, с ними связанное. Но когда Пламмет принялся восхвалять ее как посланца господня, призванного уничтожить сатанинское отродье, она почувствовала необходимость прервать пламенные речи.
— Позвольте, преподобный отец…
После нескольких ее безуспешных попыток он наконец замолчал и посмотрел на Алекс бессмысленным взглядом. Она облизнула пересохшие от волнения губы, обижать его не хотелось, но нужно же было объясниться.
— От меня совершенно не зависит, получат Минтоны лицензию на открытие тотализатора на бегах или нет. Собственно, они уже получили «добро» от комиссии по скачкам. Остались сущие формальности.
— Но Минтоны ведь под следствием по поводу их участия в убийстве.
Тщательно выбирая слова и не упоминая Минтонов впрямую, она сказала:
— Если в результате моего расследования обнаружится достаточное количество улик и мотивов убийства, чтобы предъявить им обвинение, дело, возможно, будет передано на рассмотрение большого суда присяжных. А они уже вынесут свой вердикт. Во всяком случае, до тех пор все так или иначе связанные с этим преступлением лица считаются, в соответствии с конституцией, невиновными.
Она подняла руку, чтобы он ее не прерывал.
— Будьте добры, разрешите мне закончить. Что же касается предполагаемого открытия ипподрома, то по окончании данного расследования это всецело будет зависеть от комиссии по скачкам. К ее решению по этой или иной заявке на лицензию я никакого касательства иметь не буду. Собственно говоря, — продолжала она, — Минтоны оказались замешаны одновременно и в том, и в другом деле совершенно случайно. Я возобновила расследование убийства моей матери потому, что как прокурор была не удовлетворена решением суда и считала, что дело требует пересмотра. Личной вражды к этому городу или к какому-либо из его жителей я не питаю.
Пламмет ерзал и дергался, стремясь вставить слово, и она замолчала.
— Но вы же не хотите, чтобы и в Пурселле начали играть в азартные игры, правда? Вы ведь тоже против этих злоухищрений дьявола, от которых дитя лишается куска хлеба, браки распадаются, а слабые духом сбиваются на пути, ведущие в ад и к вечному проклятию?
— Мое мнение о тотализаторе — как, кстати, и обо всем прочем — вас, преподобный Пламмет, не касается. — Алекс поднялась с кровати. Она устала. Этот тип — просто чокнутый. Она и так потратила на него больше времени, чем он заслуживает. — Я вынуждена попросить вас и миссис Пламмет уйти.
Этот священник, что и говорить, не отличался ни образованностью, ни красноречием; он даже не потрудился досконально изучить вопрос и сделать соответствующие выводы. Можно ведь было привести обоснованные доводы и за и против. Но будут или нет играть в Пурселле на тотализаторе — Алекс не касалось.
— Мы не сдадимся, — заявил Пламмет, идя за нею к двери. — Мы готовы на любые жертвы, лишь бы свершилась воля божия.
— Воля божия? Если воля божия в том, чтобы Минтоны не получили этой лицензии, то тогда все ваши усилия тщетны, они не подкрепят его волю и не помешают ей, верно?
Но поймать его в логическую ловушку было не просто.
— Господь через нас творит волю свою. И через вас тоже, хотя вы этого, возможно, еще не осознаете. — Глаза его пылали фанатичным огнем. У Алекс даже мурашки побежали по телу. — Вы и есть ответ на наши молитвы. О, да, мисс Гейтер, ответ на наши молитвы. Так призовите же нас. Вы — помазанница божия, а мы — ваши смиренные и усердные слуги.
— Я, гм, буду иметь это в виду. До свидания. Теологическая система преподобного Пламмета была чудовищно искаженной. Алекс от него просто коробило. Она поскорее захлопнула дверь. И сразу же зазвонил телефон.
Глава 19
— Как вы смотрите на то, чтобы поужинать и потанцевать? — без предисловий спросил Джуниор Минтон.
— Как на сказку.
— Только скажите «да».
— Вы приглашаете меня поужинать и потанцевать?
— Приглашаю на ежемесячное празднество в Охотничьем клубе Пурселла. Умоляю, скажите, что пойдете со мной. Иначе я умру там со скуки.
Алекс рассмеялась:
— Что-то не верится, что вы, Джуниор, когда-нибудь скучаете. Особенно если рядом женщины. Они небось все, как одна, клюют на ваш треп?
— Клюют — почти без исключения. А если сегодня вы со мной пойдете в клуб, тогда, выходит, все поголовно.
— Сегодня?
— Разумеется, сегодня вечером. Что, я разве не сказал? Извините, что не смог пригласить заранее.
— Вы серьезно?
— Неужто я стал бы шутки шутить о таком важном событии, как вечер в Охотничьем клубе?
— Нет, конечно, не стали бы. Уж простите мое легкомыслие.
— Все прощу, если пойдете.
— Я правда не могу. У меня нет сил. Вчера вечером…
— Да, я слышал. Бог мой, это, наверное, было ужасно, так вот наткнуться на Клейстера Хикама. Жажду помочь вам развеяться.
— Очень ценю вашу заботу, но пойти не могу.
— Отказа я не приму.
Разговаривая, Алекс не без труда стянула с себя платье; теперь, в одной комбинации и чулках, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, она пыталась накинуть на себя халат. После уборки горничная неизменно выключала в номере отопление. Каждый вечер Алекс со страхом думала о возвращении в выстуженную комнату.
Она бросила взгляд на нишу, где висела ее одежда.
— Я в самом деле не могу пойти, Джуниор.
— Это почему же?
— Мои модные платья остались в Остине. Мне нечего надеть.
— Неужто даже такая острая на язык дама, как вы, тоже прибегает к этой избитой отговорке?
— Но это, между прочим, правда.
— Да там и не требуется особого парада. Наденьте кожаную юбку, в которой приезжали на днях. Вы в ней смотритесь обалденно.
Мучительно извиваясь, Алекс все-таки сумела влезть в халат, не уронив телефонной трубки. Она присела на край кровати и поплотнее завернулась в махровую ткань.
— И тем не менее придется сказать «нет».
— Почему? Я знаю, неприлично так припирать человека к стенке, но любезности от меня и дальше не ждите: не отпущу, пока вы не назовете веской причины отказа.
— Просто, на мой взгляд, нам не стоит бывать в обществе вместе.
— Потому что вы надеетесь, что я вскоре стану обитателем Хантсвиллской тюрьмы?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Я вовсе не хочу отправлять вас в тюрьму, но ведь в деле об убийстве главные подозрения падают на вас.
— Алекс, у вас было время составить мнение обо мне. Вы на самом деле полагаете, что я мог совершить такое тяжкое преступление?
Ей вспомнилось, как рассмеялся Рид при мысли, что Джуниора отправили бы на войну. Этого ленивого, лишенного честолюбия бабника? Нет, с ним приступы агрессивности никак не вязались.
— Не думаю, — тихо сказала она. — И все же вы под подозрением. Вряд ли уместно нам появляться вдвоем, показывая, что между нами есть какая-то связь.
— Вот славное словечко, — проворчал он. — Грязное такое, кровосмесительством отдает. А для вашего душевного спокойствия скажу, что связи я осуществляю в укромных местах. Не считая нескольких случаев, но то было в юности. Мы с Ридом, бывало…
— Умоляю, — простонала она. — Я об этом знать не хочу.
— Так и быть, избавлю вас от устрашающих подробностей, но при одном условии.
— Каком?
— Скажите, что сегодня пойдете со мной. Я заеду за вами в семь.
— Ну не могу я.
— Алекс, Алекс, — театрально застонал он, — посмотрите на это с другой стороны. За вечер я выпью стаканчик-другой, а может, и больше. Ударюсь вдруг в воспоминания, разнюнюсь, неосторожно что-нибудь ляпну. А вы тут как тут, все и услышите. Кто знает, какие поразительные сведения могут у меня вырваться во хмелю. Считайте этот вечер просто растянувшимся допросом. Вам же положено притуплять бдительность подозреваемых, правда? Если вы не воспользуетесь такой возможностью докопаться до истины, — продолжал он, — вы, значит, манкируете своими обязанностями. Как вы можете предаваться безделью в мотеле «Житель Запада», в то время как один из подозреваемых пьет и треплется себе в Охотничьем клубе? Позор! Вы в долгу перед налогоплательщиками, которые несут бремя расходов на ваше расследование. Вы обязаны сделать это ради отечества, Алекс.
Теперь уже она театрально застонала:
— Если я соглашусь пойти, вы обещаете больше таких речей не произносить?
— Значит, в семь часов.
В его голосе она услышала торжество.
Войдя в клуб, Алекс тотчас обрадовалась, что приехала. Отовсюду неслись музыка и смех. До нее долетали обрывки разговоров, но никто не упоминал имени Селины Гейтер. Уже это было приятно. Она радовалась, предвкушая несколько часов полного отдыха, уверенная, что заслужила передышку.
В то же время она пыталась оправдать свой приезд в клуб. Алекс ни минуты не верила, что Джуниор способен, подвыпив, устроить в обществе сцену. Едва ли ей доведется выслушать сенсационные признания.
И все же вечер мог оказаться небесполезным. Охотничий клуб — закрытое фешенебельное заведение, следовательно, в нем состоят лишь самые сливки пурселлского общества. Рид сказал, что то письмо, которое она при нем получила, подписали местные воротилы и почтенные высокообразованные граждане. Весьма вероятно, что она сегодня кое с кем из них познакомится и сама увидит, так ли уж враждебно к ней относятся.
И что еще важнее, она сможет пообщаться с горожанами, которые прекрасно знают Минтонов и Рида; а вдруг они откроют ей нечто новое в их характерах?
Джуниор заехал за ней на новеньком красном «Ягуаре». Он мчался по шоссе, не обращая никакого внимания на ограничения скорости. Его праздничное настроение оказалось заразительным. Неважно, в каком качестве она сюда явилась: как следователь или как свободная женщина; приятно было стоять рядом с самым красивым мужчиной в зале и чувствовать, как его рука легко, по-хозяйски придерживает ее сзади за талию.
— Бар вон там, — сказал он ей в самое ухо, потому что гремела музыка. Они двинулись сквозь толпу.
Клуб не поражал особым блеском. Он не был похож на роскошные, в неоновых огнях клубы, которые, словно новые звезды, вспыхивают в больших городах; те клубы рассчитаны прежде всего на молодых, получивших отличное образование честолюбцев; и приезжают туда на «БМВ», в костюмах от лучших модельеров.
"Конь и ружье» был в высшей степени техасским клубом. Бармен словно выпрыгнул из какого-нибудь вестерна. Усы у него торчали в стороны наподобие велосипедного руля; на нем был жилет и галстук-бабочка, а на рукавах, как и положено, алые атласные подвязки. Над затейливым резным баром прошлого века красовались рога техасского быка, и расстояние между их отполированными остриями достигало шести футов.
Стены украшали картины с изображением скаковых лошадей, выдающихся быков-производителей с яичками не меньше боксерской груши, а также пейзажи с изобилием васильков либо юкки. И почти на каждом полотне — непременная ветряная мельница, в суровом одиночестве возвышающаяся на фоне залитых солнцем далей. Будучи истинной техасской, Алекс нашла бар уютным и милым. Но, обладая умом и тонким вкусом, она не могла не заметить его аляповатости.
— Белого вина, — сказала она бармену, который самым беззастенчивым образом разглядывал ее.
— Везучий, сукин ты сын, — пробурчал тот Джуниору, подавая напитки. Под роскошными усами змеилась похотливая улыбка.
Джуниор приветствовал его, подняв бокал с разбавленным водой виски.
— А то? — Опершись локтем о стойку, он повернулся к Алекс, усевшейся на табурет. — На мой вкус, есть некоторый перебор с музыкой «кантри» и «вестерн», но если хотите потанцевать, я готов.
Она отрицательно покачала головой.
— Да нет, спасибо. Я лучше посмотрю. После нескольких музыкальных номеров Джуниор наклонился к ней поближе и прошептал:
— Большинство здесь училось танцевать на пастбище. У них и сейчас еще такой вид, будто они боятся наступить на коровью лепешку.
Вино уже начало оказывать свое действие. Глаза у Алекс сияли, щеки разгорелись. Чувствуя, как в голове приятно зашумело, она откинула волосы и засмеялась.
— Пошли-ка, — взяв ее под локоть, он помог ей сойти с табурета. — Мама с папой уже сидят за своим столиком.
Обойдя танцплощадку, Алекс подошла с ним к группе столов, накрытых к ужину. За одним из них сидели Сара-Джо и Ангус. Он пыхтел сигаретой. Сара-Джо лениво отмахивалась от едкого дыма.
Алекс не без опасений надела на вечер красновато-коричневую кожаную юбку и в тон ей отделанный кожей свитер, но чувствовала себя в этом костюме куда спокойнее, чем если бы, как Сара-Джо, вырядилась в темно-красное, цвета бургундского вина, атласное платье: едва ли оно уместно в зале, где люди самозабвенно топают в такт песенке «Джо с осоловелыми глазами», крича в нужных местах «Дерьмо!» и потягивая пиво прямо из непрозрачных янтарных бутылок.
— Здравствуйте, Алекс, — сказал Ангус, не вынимая сигареты изо рта.
— Здравствуйте. Джуниор радушно пригласил меня сюда, — сказала она, усаживаясь в кресло, которое Минтон-младший отодвинул для нее.
— Пришлось немножко повыворачивать руки, — заметил тот, садясь рядом с Алекс. — Она изображает недоступную женщину.
— Чем ее мать определенно не увлекалась.
Сухое, язвительное замечание Сары-Джо мгновенно прервало разговор. А легкое опьянение у Алекс как рукой сняло. Возбуждение улеглось, выветрилось — как газ из давно открытой бутылки лимонада. Она кивнула Саре-Джо и сказала:
— Здравствуйте, миссис Минтон. Вы сегодня очаровательны. Она и впрямь была очаровательна, несмотря на чересчур изысканное платье. Но какая-то безжизненная, подумалось Алекс. Сара-Джо не способна выглядеть оживленной и бодрой. В красоте ее чудилось нечто бесплотное, словно ее пребывание на земле было мимолетным и ничтожным. Она одарила Алекс неопределенной, сдержанной улыбкой и, пробормотав «благодарю», пригубила вина.
— Я слышал, это вы нашли тело Клейстера.
— Папа, мы пришли отдохнуть, — сказал Джуниор. — Алекс не хочется обсуждать эти ужасы.
— Нет-нет, ничего. Рано или поздно я бы сама об этом заговорила.
— Вряд ли вы встретили его в том притоне случайно, да еще и в кабину к нему забрались, — заметил Ангус, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой.
— Не случайно.
Она пересказала им свои телефонные переговоры с Клейстером.
— Батрак этот был врун, бабник, а что хуже всего, еще и жульничал в покер, — с некоторой горячностью заявил Ангус. — За последние годы он и вовсе напрочь отупел и обезумел. Потому мне и пришлось его выгнать. Надеюсь, у вас хватило здравого смысла не поверить его россказням.
Посреди этой речи Ангус махнул официанту, чтобы тот принес всем выпить.
— Конечно же, Клейстер вполне мог видеть, кто прошел в конюшню с Сединой, но увидел-то он кого? Придурка Бада.
Выложив это, он, не давая Алекс возможности усомниться в сказанном, принялся расписывать достоинства жокея из Руидосо, которого хотел переманить к себе. Поскольку хозяевами стола были Минтоны, воспитание не позволило Алекс сразу возобновить разговор о Клейстере Хикаме.
Когда все выпили по бокалу, Ангус и Джуниор предложили сходить к общему столу и принести дамам закусок и жареной на вертеле дичи. Алекс охотнее выстояла бы очередь к столу сама. Ей было нелегко поддерживать светскую беседу с Сарой-Джо, но, когда мужчины отошли, она храбро начала разговор.
— Вы давно в этом клубе?
— Ангус был в числе основателей, — рассеянно ответила Сара-Джо. Она не отрываясь смотрела на бесконечный хоровод пар, отплясывавших на танцевальной площадке тустеп.
— И в чем только он у вас не участвует, — обронила Алекс.
— Он любит быть в курсе того, что происходит в городе.
— И прикладывать к этому руку.
— Да. Он многое затевает и очень разбрасывается. — Она учтиво вздохнула. — Понимаете, у Ангуса потребность нравиться людям. Вечно он кого-то уговаривает, за что-то агитирует — как будто это очень важно.
Алекс сложила руки под подбородком, опершись локтями о стол.
— Вы считаете, неважно, что они думают?
— Нет. — Ее завороженность танцующими рассеялась. Впервые за весь вечер она посмотрела Алекс прямо в глаза. — Не придавайте большого значения ухаживаниям сына.
— Вот как?
— Он заигрывает с каждой новой знакомей. Алекс медленно опустила руки на колени. В ней поднималась мутная волна гнева, но, овладев собой, она тихо и ровно сказала:
— Мне неприятен ваш намек, миссис Минтон. Сара-Джо безучастно пожала плечом.
— Мои мужчины оба очаровательны, и оба это хорошо знают. Женщины, как правило, не понимают одной простой вещи: ухаживания что того, что другого ровным счетом ничего не означают.
— Не сомневаюсь, что с Ангусом дело именно так и обстоит, но что касается Джуниора, то не уверена. Три бывших жены могут и не согласиться с вашим утверждением — Они все для него не подходили.
— А моя мать? Она бы тоже ему не подошла? Сара-Джо вновь остановила на Алекс свой лишенный выражения взгляд.
— Абсолютно не подходила. А вы, знаете ли, очень на нее похожи.
— Да?
— Вам нравится вносить разлад. Вашей матери непременно надо было встревать в такие дела, от которых одно беспокойство. Разница между вами и ею лишь в том, что вы еще большая мастерица причинять неприятности и вызывать враждебность. Вы прямолинейны до бестактности; это, очевидно, за счет плохого воспитания., Она подняла глаза: позади Алекс кто-то подошел к их столу.
— Добрый вечер, Сара-Джо.
— Судья Уоллес! — Лицо Сары-Джо засияло нежной улыбкой. Невозможно было даже заподозрить, что она только что выпускала жало. — Здравствуйте, Стейси.
Алекс обернулась; лицо ее еще горело от несправедливых нападок Сары-Джо. Судья Уоллес смотрел на нее сверху вниз с явным неодобрением, словно само ее присутствие нарушало клубные порядки.
— Здравствуйте, мисс Гейгер.
— Здравствуйте, судья.
Стоявшая возле него женщина смотрела на Алекс с не меньшим осуждением, но почему? Этого Алекс понять не могла. Очевидно, среди этих людей один лишь Джуниор относится к ней дружелюбно.
Судья подтолкнул свою спутницу под локоть, и они направились к другому столу.
— Это его жена? — спросила Алекс, наблюдая за ними.
— Господи помилуй, нет, что вы. Это его дочь. Бедняжка Стейси. Неизменно безвкусно одета.
Стейси Уоллес все еще не сводила с Алекс исполненного злобы взгляда и прямо-таки заворожила ее. Алекс отвела от Стейси глаза, только когда вернувшийся к столу с двумя тарелками еды Джуниор, усаживаясь, задел коленом ее ногу.
— Надеюсь, вы любите грудинку с фасолью. — Он проследил за направлением ее взгляда. — Привет, Стейси. — Он подмигнул и дружески помахал ей рукой.
Губы ее раздвинулись в неуверенной улыбке. Покраснев, она прикрыла рукой вырез платья, будто смущенная девочка, и застенчиво отозвалась:
— Привет, Джуниор.
— Так как же?
Хотя судья и его дочь-хамелеон по-прежнему занимали Алекс, этот краткий вопрос Джуниора заставил ее обернуться.
— Простите?
— Любите грудинку с фасолью?
— Сейчас увидите, — засмеялась она, расстилая на коленях салфетку.
В нарушение великосветских приличий она уничтожила большую часть того, что лежало у нее на тарелке, и ее здоровый аппетит вызвал одобрение Ангуса.
— А вот Сара-Джо ест, как птичка. Не нравится тебе грудинка, да, солнышко? — спросил он, заглядывая в тарелку жены, оставшуюся почти нетронутой.
— Немного суховата.
— Хочешь, я закажу тебе чего-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
Когда они отужинали, Ангус вытащил из кармана новую сигару и закурил. Помахав спичкой, предложил:
— А отчего бы вам не потанцевать?
— Хотите? — осведомился Джуниор.
— Конечно. — Алекс отодвинула стул и встала. — Правда, в подобных танцах я не сильна, так что, пожалуйста, что-нибудь не слишком экстравагантное.
Джуниор привлек ее к себе и, вопреки ее просьбе, исполнил несколько замысловатых поворотов и наклонов.
— Очень мило, — улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз, и перешел на более спокойный тустеп. Рукой, лежавшей у нее на талии, он притянул ее к себе поближе. — Очень, очень мило.
Алекс не возражала: ей нравилось ощущать себя в крепких мужских объятиях. Ее партнер был хорош собой, обаятелен и умел внушить женщине, что она прекрасна. Она поддавалась его чарам, но, отлично это сознавая, как бы натянула страховочную сетку.
По правде говоря, она не способна была увлечься таким обольстительным болтуном, как Джуниор, но приятно время от времени пользоваться его вниманием, тем более что в обществе Рида ее личность, ее уверенность в себе всякий раз терпели поражение.
— А Рид член клуба? — как бы между прочим поинтересовалась она.
— Как на сказку.
— Только скажите «да».
— Вы приглашаете меня поужинать и потанцевать?
— Приглашаю на ежемесячное празднество в Охотничьем клубе Пурселла. Умоляю, скажите, что пойдете со мной. Иначе я умру там со скуки.
Алекс рассмеялась:
— Что-то не верится, что вы, Джуниор, когда-нибудь скучаете. Особенно если рядом женщины. Они небось все, как одна, клюют на ваш треп?
— Клюют — почти без исключения. А если сегодня вы со мной пойдете в клуб, тогда, выходит, все поголовно.
— Сегодня?
— Разумеется, сегодня вечером. Что, я разве не сказал? Извините, что не смог пригласить заранее.
— Вы серьезно?
— Неужто я стал бы шутки шутить о таком важном событии, как вечер в Охотничьем клубе?
— Нет, конечно, не стали бы. Уж простите мое легкомыслие.
— Все прощу, если пойдете.
— Я правда не могу. У меня нет сил. Вчера вечером…
— Да, я слышал. Бог мой, это, наверное, было ужасно, так вот наткнуться на Клейстера Хикама. Жажду помочь вам развеяться.
— Очень ценю вашу заботу, но пойти не могу.
— Отказа я не приму.
Разговаривая, Алекс не без труда стянула с себя платье; теперь, в одной комбинации и чулках, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, она пыталась накинуть на себя халат. После уборки горничная неизменно выключала в номере отопление. Каждый вечер Алекс со страхом думала о возвращении в выстуженную комнату.
Она бросила взгляд на нишу, где висела ее одежда.
— Я в самом деле не могу пойти, Джуниор.
— Это почему же?
— Мои модные платья остались в Остине. Мне нечего надеть.
— Неужто даже такая острая на язык дама, как вы, тоже прибегает к этой избитой отговорке?
— Но это, между прочим, правда.
— Да там и не требуется особого парада. Наденьте кожаную юбку, в которой приезжали на днях. Вы в ней смотритесь обалденно.
Мучительно извиваясь, Алекс все-таки сумела влезть в халат, не уронив телефонной трубки. Она присела на край кровати и поплотнее завернулась в махровую ткань.
— И тем не менее придется сказать «нет».
— Почему? Я знаю, неприлично так припирать человека к стенке, но любезности от меня и дальше не ждите: не отпущу, пока вы не назовете веской причины отказа.
— Просто, на мой взгляд, нам не стоит бывать в обществе вместе.
— Потому что вы надеетесь, что я вскоре стану обитателем Хантсвиллской тюрьмы?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Я вовсе не хочу отправлять вас в тюрьму, но ведь в деле об убийстве главные подозрения падают на вас.
— Алекс, у вас было время составить мнение обо мне. Вы на самом деле полагаете, что я мог совершить такое тяжкое преступление?
Ей вспомнилось, как рассмеялся Рид при мысли, что Джуниора отправили бы на войну. Этого ленивого, лишенного честолюбия бабника? Нет, с ним приступы агрессивности никак не вязались.
— Не думаю, — тихо сказала она. — И все же вы под подозрением. Вряд ли уместно нам появляться вдвоем, показывая, что между нами есть какая-то связь.
— Вот славное словечко, — проворчал он. — Грязное такое, кровосмесительством отдает. А для вашего душевного спокойствия скажу, что связи я осуществляю в укромных местах. Не считая нескольких случаев, но то было в юности. Мы с Ридом, бывало…
— Умоляю, — простонала она. — Я об этом знать не хочу.
— Так и быть, избавлю вас от устрашающих подробностей, но при одном условии.
— Каком?
— Скажите, что сегодня пойдете со мной. Я заеду за вами в семь.
— Ну не могу я.
— Алекс, Алекс, — театрально застонал он, — посмотрите на это с другой стороны. За вечер я выпью стаканчик-другой, а может, и больше. Ударюсь вдруг в воспоминания, разнюнюсь, неосторожно что-нибудь ляпну. А вы тут как тут, все и услышите. Кто знает, какие поразительные сведения могут у меня вырваться во хмелю. Считайте этот вечер просто растянувшимся допросом. Вам же положено притуплять бдительность подозреваемых, правда? Если вы не воспользуетесь такой возможностью докопаться до истины, — продолжал он, — вы, значит, манкируете своими обязанностями. Как вы можете предаваться безделью в мотеле «Житель Запада», в то время как один из подозреваемых пьет и треплется себе в Охотничьем клубе? Позор! Вы в долгу перед налогоплательщиками, которые несут бремя расходов на ваше расследование. Вы обязаны сделать это ради отечества, Алекс.
Теперь уже она театрально застонала:
— Если я соглашусь пойти, вы обещаете больше таких речей не произносить?
— Значит, в семь часов.
В его голосе она услышала торжество.
Войдя в клуб, Алекс тотчас обрадовалась, что приехала. Отовсюду неслись музыка и смех. До нее долетали обрывки разговоров, но никто не упоминал имени Селины Гейтер. Уже это было приятно. Она радовалась, предвкушая несколько часов полного отдыха, уверенная, что заслужила передышку.
В то же время она пыталась оправдать свой приезд в клуб. Алекс ни минуты не верила, что Джуниор способен, подвыпив, устроить в обществе сцену. Едва ли ей доведется выслушать сенсационные признания.
И все же вечер мог оказаться небесполезным. Охотничий клуб — закрытое фешенебельное заведение, следовательно, в нем состоят лишь самые сливки пурселлского общества. Рид сказал, что то письмо, которое она при нем получила, подписали местные воротилы и почтенные высокообразованные граждане. Весьма вероятно, что она сегодня кое с кем из них познакомится и сама увидит, так ли уж враждебно к ней относятся.
И что еще важнее, она сможет пообщаться с горожанами, которые прекрасно знают Минтонов и Рида; а вдруг они откроют ей нечто новое в их характерах?
Джуниор заехал за ней на новеньком красном «Ягуаре». Он мчался по шоссе, не обращая никакого внимания на ограничения скорости. Его праздничное настроение оказалось заразительным. Неважно, в каком качестве она сюда явилась: как следователь или как свободная женщина; приятно было стоять рядом с самым красивым мужчиной в зале и чувствовать, как его рука легко, по-хозяйски придерживает ее сзади за талию.
— Бар вон там, — сказал он ей в самое ухо, потому что гремела музыка. Они двинулись сквозь толпу.
Клуб не поражал особым блеском. Он не был похож на роскошные, в неоновых огнях клубы, которые, словно новые звезды, вспыхивают в больших городах; те клубы рассчитаны прежде всего на молодых, получивших отличное образование честолюбцев; и приезжают туда на «БМВ», в костюмах от лучших модельеров.
"Конь и ружье» был в высшей степени техасским клубом. Бармен словно выпрыгнул из какого-нибудь вестерна. Усы у него торчали в стороны наподобие велосипедного руля; на нем был жилет и галстук-бабочка, а на рукавах, как и положено, алые атласные подвязки. Над затейливым резным баром прошлого века красовались рога техасского быка, и расстояние между их отполированными остриями достигало шести футов.
Стены украшали картины с изображением скаковых лошадей, выдающихся быков-производителей с яичками не меньше боксерской груши, а также пейзажи с изобилием васильков либо юкки. И почти на каждом полотне — непременная ветряная мельница, в суровом одиночестве возвышающаяся на фоне залитых солнцем далей. Будучи истинной техасской, Алекс нашла бар уютным и милым. Но, обладая умом и тонким вкусом, она не могла не заметить его аляповатости.
— Белого вина, — сказала она бармену, который самым беззастенчивым образом разглядывал ее.
— Везучий, сукин ты сын, — пробурчал тот Джуниору, подавая напитки. Под роскошными усами змеилась похотливая улыбка.
Джуниор приветствовал его, подняв бокал с разбавленным водой виски.
— А то? — Опершись локтем о стойку, он повернулся к Алекс, усевшейся на табурет. — На мой вкус, есть некоторый перебор с музыкой «кантри» и «вестерн», но если хотите потанцевать, я готов.
Она отрицательно покачала головой.
— Да нет, спасибо. Я лучше посмотрю. После нескольких музыкальных номеров Джуниор наклонился к ней поближе и прошептал:
— Большинство здесь училось танцевать на пастбище. У них и сейчас еще такой вид, будто они боятся наступить на коровью лепешку.
Вино уже начало оказывать свое действие. Глаза у Алекс сияли, щеки разгорелись. Чувствуя, как в голове приятно зашумело, она откинула волосы и засмеялась.
— Пошли-ка, — взяв ее под локоть, он помог ей сойти с табурета. — Мама с папой уже сидят за своим столиком.
Обойдя танцплощадку, Алекс подошла с ним к группе столов, накрытых к ужину. За одним из них сидели Сара-Джо и Ангус. Он пыхтел сигаретой. Сара-Джо лениво отмахивалась от едкого дыма.
Алекс не без опасений надела на вечер красновато-коричневую кожаную юбку и в тон ей отделанный кожей свитер, но чувствовала себя в этом костюме куда спокойнее, чем если бы, как Сара-Джо, вырядилась в темно-красное, цвета бургундского вина, атласное платье: едва ли оно уместно в зале, где люди самозабвенно топают в такт песенке «Джо с осоловелыми глазами», крича в нужных местах «Дерьмо!» и потягивая пиво прямо из непрозрачных янтарных бутылок.
— Здравствуйте, Алекс, — сказал Ангус, не вынимая сигареты изо рта.
— Здравствуйте. Джуниор радушно пригласил меня сюда, — сказала она, усаживаясь в кресло, которое Минтон-младший отодвинул для нее.
— Пришлось немножко повыворачивать руки, — заметил тот, садясь рядом с Алекс. — Она изображает недоступную женщину.
— Чем ее мать определенно не увлекалась.
Сухое, язвительное замечание Сары-Джо мгновенно прервало разговор. А легкое опьянение у Алекс как рукой сняло. Возбуждение улеглось, выветрилось — как газ из давно открытой бутылки лимонада. Она кивнула Саре-Джо и сказала:
— Здравствуйте, миссис Минтон. Вы сегодня очаровательны. Она и впрямь была очаровательна, несмотря на чересчур изысканное платье. Но какая-то безжизненная, подумалось Алекс. Сара-Джо не способна выглядеть оживленной и бодрой. В красоте ее чудилось нечто бесплотное, словно ее пребывание на земле было мимолетным и ничтожным. Она одарила Алекс неопределенной, сдержанной улыбкой и, пробормотав «благодарю», пригубила вина.
— Я слышал, это вы нашли тело Клейстера.
— Папа, мы пришли отдохнуть, — сказал Джуниор. — Алекс не хочется обсуждать эти ужасы.
— Нет-нет, ничего. Рано или поздно я бы сама об этом заговорила.
— Вряд ли вы встретили его в том притоне случайно, да еще и в кабину к нему забрались, — заметил Ангус, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой.
— Не случайно.
Она пересказала им свои телефонные переговоры с Клейстером.
— Батрак этот был врун, бабник, а что хуже всего, еще и жульничал в покер, — с некоторой горячностью заявил Ангус. — За последние годы он и вовсе напрочь отупел и обезумел. Потому мне и пришлось его выгнать. Надеюсь, у вас хватило здравого смысла не поверить его россказням.
Посреди этой речи Ангус махнул официанту, чтобы тот принес всем выпить.
— Конечно же, Клейстер вполне мог видеть, кто прошел в конюшню с Сединой, но увидел-то он кого? Придурка Бада.
Выложив это, он, не давая Алекс возможности усомниться в сказанном, принялся расписывать достоинства жокея из Руидосо, которого хотел переманить к себе. Поскольку хозяевами стола были Минтоны, воспитание не позволило Алекс сразу возобновить разговор о Клейстере Хикаме.
Когда все выпили по бокалу, Ангус и Джуниор предложили сходить к общему столу и принести дамам закусок и жареной на вертеле дичи. Алекс охотнее выстояла бы очередь к столу сама. Ей было нелегко поддерживать светскую беседу с Сарой-Джо, но, когда мужчины отошли, она храбро начала разговор.
— Вы давно в этом клубе?
— Ангус был в числе основателей, — рассеянно ответила Сара-Джо. Она не отрываясь смотрела на бесконечный хоровод пар, отплясывавших на танцевальной площадке тустеп.
— И в чем только он у вас не участвует, — обронила Алекс.
— Он любит быть в курсе того, что происходит в городе.
— И прикладывать к этому руку.
— Да. Он многое затевает и очень разбрасывается. — Она учтиво вздохнула. — Понимаете, у Ангуса потребность нравиться людям. Вечно он кого-то уговаривает, за что-то агитирует — как будто это очень важно.
Алекс сложила руки под подбородком, опершись локтями о стол.
— Вы считаете, неважно, что они думают?
— Нет. — Ее завороженность танцующими рассеялась. Впервые за весь вечер она посмотрела Алекс прямо в глаза. — Не придавайте большого значения ухаживаниям сына.
— Вот как?
— Он заигрывает с каждой новой знакомей. Алекс медленно опустила руки на колени. В ней поднималась мутная волна гнева, но, овладев собой, она тихо и ровно сказала:
— Мне неприятен ваш намек, миссис Минтон. Сара-Джо безучастно пожала плечом.
— Мои мужчины оба очаровательны, и оба это хорошо знают. Женщины, как правило, не понимают одной простой вещи: ухаживания что того, что другого ровным счетом ничего не означают.
— Не сомневаюсь, что с Ангусом дело именно так и обстоит, но что касается Джуниора, то не уверена. Три бывших жены могут и не согласиться с вашим утверждением — Они все для него не подходили.
— А моя мать? Она бы тоже ему не подошла? Сара-Джо вновь остановила на Алекс свой лишенный выражения взгляд.
— Абсолютно не подходила. А вы, знаете ли, очень на нее похожи.
— Да?
— Вам нравится вносить разлад. Вашей матери непременно надо было встревать в такие дела, от которых одно беспокойство. Разница между вами и ею лишь в том, что вы еще большая мастерица причинять неприятности и вызывать враждебность. Вы прямолинейны до бестактности; это, очевидно, за счет плохого воспитания., Она подняла глаза: позади Алекс кто-то подошел к их столу.
— Добрый вечер, Сара-Джо.
— Судья Уоллес! — Лицо Сары-Джо засияло нежной улыбкой. Невозможно было даже заподозрить, что она только что выпускала жало. — Здравствуйте, Стейси.
Алекс обернулась; лицо ее еще горело от несправедливых нападок Сары-Джо. Судья Уоллес смотрел на нее сверху вниз с явным неодобрением, словно само ее присутствие нарушало клубные порядки.
— Здравствуйте, мисс Гейгер.
— Здравствуйте, судья.
Стоявшая возле него женщина смотрела на Алекс с не меньшим осуждением, но почему? Этого Алекс понять не могла. Очевидно, среди этих людей один лишь Джуниор относится к ней дружелюбно.
Судья подтолкнул свою спутницу под локоть, и они направились к другому столу.
— Это его жена? — спросила Алекс, наблюдая за ними.
— Господи помилуй, нет, что вы. Это его дочь. Бедняжка Стейси. Неизменно безвкусно одета.
Стейси Уоллес все еще не сводила с Алекс исполненного злобы взгляда и прямо-таки заворожила ее. Алекс отвела от Стейси глаза, только когда вернувшийся к столу с двумя тарелками еды Джуниор, усаживаясь, задел коленом ее ногу.
— Надеюсь, вы любите грудинку с фасолью. — Он проследил за направлением ее взгляда. — Привет, Стейси. — Он подмигнул и дружески помахал ей рукой.
Губы ее раздвинулись в неуверенной улыбке. Покраснев, она прикрыла рукой вырез платья, будто смущенная девочка, и застенчиво отозвалась:
— Привет, Джуниор.
— Так как же?
Хотя судья и его дочь-хамелеон по-прежнему занимали Алекс, этот краткий вопрос Джуниора заставил ее обернуться.
— Простите?
— Любите грудинку с фасолью?
— Сейчас увидите, — засмеялась она, расстилая на коленях салфетку.
В нарушение великосветских приличий она уничтожила большую часть того, что лежало у нее на тарелке, и ее здоровый аппетит вызвал одобрение Ангуса.
— А вот Сара-Джо ест, как птичка. Не нравится тебе грудинка, да, солнышко? — спросил он, заглядывая в тарелку жены, оставшуюся почти нетронутой.
— Немного суховата.
— Хочешь, я закажу тебе чего-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
Когда они отужинали, Ангус вытащил из кармана новую сигару и закурил. Помахав спичкой, предложил:
— А отчего бы вам не потанцевать?
— Хотите? — осведомился Джуниор.
— Конечно. — Алекс отодвинула стул и встала. — Правда, в подобных танцах я не сильна, так что, пожалуйста, что-нибудь не слишком экстравагантное.
Джуниор привлек ее к себе и, вопреки ее просьбе, исполнил несколько замысловатых поворотов и наклонов.
— Очень мило, — улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз, и перешел на более спокойный тустеп. Рукой, лежавшей у нее на талии, он притянул ее к себе поближе. — Очень, очень мило.
Алекс не возражала: ей нравилось ощущать себя в крепких мужских объятиях. Ее партнер был хорош собой, обаятелен и умел внушить женщине, что она прекрасна. Она поддавалась его чарам, но, отлично это сознавая, как бы натянула страховочную сетку.
По правде говоря, она не способна была увлечься таким обольстительным болтуном, как Джуниор, но приятно время от времени пользоваться его вниманием, тем более что в обществе Рида ее личность, ее уверенность в себе всякий раз терпели поражение.
— А Рид член клуба? — как бы между прочим поинтересовалась она.