Брайдер Юрий Михайлович. Особый отдел и пепел ковчега

   Все члены опергруппы, кроме Вани, вооружились табельными стволами, а сверх того прихватили несколько светошумовых гранат, предназначенных для психологического подавления противника. Кондаков прямо в кабинете собрал несложное, но, по его словам, весьма эффективное взрывное устройство, способное, наподобие легендарной ключ-травы, открывать любые запоры.
   Едва стемнело, как всё уже было готово к штурму.
   Ваню, снабжённого видеокамерой и узконаправленным микрофоном, послали на каланчу. Наученный горьким опытом предыдущей ночи, он обрядился как на Северный полюс – не забыл ни вязаной шапочки, ни мехового комбинезончика, ни пуховых варежек. Однако сволочная погода будто бы издевалась над ним – ближе к ночи внезапно потеплело и хлынул проливной дождь. Ваня, доступный всем капризам стихии, словно вперёдсмотрящий парусного судна, насквозь промок и взопрел, как бы побывав в сауна-баре.
   Лишь только в знакомом окне вновь вспыхнул свет и гости, взявшиеся неизвестно откуда, стали рассаживаться, лилипут навёл на цель остронаправленный микрофон, внешне похожий на старомодный жестяной абажур. Однако все попытки уловить хотя бы одно прозвучавшее в квартире слово оказались тщетными, и Ваня уже стал подозревать, что капризный прибор вышел из строя. Но стоило навести микрофон на первое попавшееся постороннее окно, как в наушниках раздался бурный семейный скандал, в ходе которого жена обвиняла мужа сразу и в разврате и в импотенции.
   Ваня по мобильнику сообщил о своих проблемах Цимбаларю, и тот, не задумываясь, ответил, что окна «катрана», скорее всего, снабжены специальными стеклопакетами, не пропускавшими наружу ни единого звука (в точности такие же недавно установили на всех этажах особого отдела).
   В заключение Цимбаларь осведомился:
   – Все каталы собрались?
   – Ага, – подтвердил Ваня. – И даже расселись в прежнем порядке. Учти, на столе возле Пляжника лежит какой-то массивный предмет, похожий на пистолет.
   – Учту, – зловещим тоном пообещал Цимбаларь. – А ты не забывай снимать все наши действия на видеокамеру.
 
   Без всякого труда одолев кодовый замок, они проникли в подъезд и почти бесшумно (если не считать пыхтения Кондакова) поднялись на лестничную площадку верхнего этажа. Применять в таких операциях лифт категорически возбранялось, поскольку его шум мог выдать опергруппу с головой.
   Цимбаларь стал с ходу совать в замочную скважину свои лучшие отмычки, но это было то же самое, что смертному посягать на девственность валькирии или верблюду пытаться пролезть сквозь игольное ушко. Фраза: «Уж очень тут хитроумный замок стоит!» – означала, что основной вариант вторжения в квартиру потерпел фиаско.
   – Ну что же, они сами виноваты. – В устах Кондакова эти слова прозвучали как приговор.
   В замочную скважину он напихал какого-то вещества, похожего на жвачку, и туда же воткнул тоненький стерженёк, от которого на лестничную площадку нижнего этажа тянулись два провода. Взрывную машинку заменял выключатель от торшера и обыкновенная батарейка.
   – Ты обещал, что всё будет сделано аккуратно, – напомнил Цимбаларь.
   – Не аккуратно, а ювелирно, – ответил Кондаков, заканчивая последние приготовления к взрыву. – Таким способом я когда-то вскрывал сейфы в резиденции принца Нородома Сианука. А там хранились драгоценные камни стоимостью в миллионы долларов. И ни один из них не пострадал.
   – Ну тогда приготовимся. – Цимбаларь натянул на лицо маску. – Людка возьмет на себя старуху, а мы мужиков. Действовать жёстко, но в рамках закона.
   – Поучи цыгана коней красть, – замыкая взрывную цепь, буркнул Кондаков.
 
   Ювелирной работы, конечно же, не получилось. Более того, не получилось вообще ничего. Сколько Кондаков ни щёлкал выключателем, сколько ни зачищал контакты, а результат был один – чепуха на постном масле.
   – Кина не будет, – с расстановкой произнёс Цимбаларь. – Кинщик от старости забыл, куда заправляется киноплёнка.
   – Наверное, батарейка села, – резюмировал оконфузившийся Кондаков. – Или взрывчатка отсырела.
   Тут наверху что-то лязгнуло и заминированная дверь распахнулась сама – распахнулась ровно настолько, чтобы выпустить наружу белую пушистую кошечку.
   – Вперёд! – Увлекая за собой товарищей, Цимбаларь рванулся к двери, которая должна была вот-вот захлопнуться.
   – Ноги вытирайте! – успела пискнуть старушка, оттеснённая Людочкой на кухню.
   Выставив вперёд пистолеты, Цимбаларь и Кондаков проскочили узкую, как пенал, прихожую и влетели в ярко освещённую гостиную, где четверо мужчин как ни в чём не бывало продолжали шлёпать картами о зеленый плюш скатерти.
   Лицо игрока, сидевшего спиной к окну, и в самом деле было наполовину скрыто массивными солнцезащитными очками, но рядом с ним лежал отнюдь не пистолет, а пухлый бумажник, сделанный из чёрной кожи. Человек с волевой внешностью, оказавшийся к опергруппе ближе всех, оглянулся через плечо, но не со страхом, а скорее с любопытством. Двое других игроков проявили к незваным гостям ещё меньше интереса. Тот, который находился справа от окна и в данный момент держал в руках трефового туза, был удивительно похож на полковника Горемыкина.
   Заранее приготовленная фраза: «Руки вверх!» – всё же сорвалась с губ Цимбаларя, но прозвучала как-то неубедительно.
   – Вы бы оружие опустили, – посоветовал человек, чьё тождество с Горемыкиным уже не вызывало сомнений. – Так и до беды недалеко.
   – Слушаюсь. – Цимбаларь беспрекословно исполнил приказание своего непосредственного начальника.
   – Явившись сюда, вы забыли представиться, но по голосу я, кажется, узнаю майора Цимбаларя. – Оставив игру, Горемыкин всё своё внимание сосредоточил на оперативниках, ощущавших себя как тот волк из басни, который вместо овчарни попал на псарню.
   – Так точно, – вынужден был признаться Цимбаларь.
   – Какие же ветры занесли вас сюда? – поинтересовался Горемыкин. – Только не говорите, что хотели поздравить меня с юбилеем особого отдела или с международным днём стандартизации.
   – Разрешите доложить! – на ходу срывая дурацкую маску, вперёд выступил Кондаков. – Сюда мы явились в поисках карточного шулера по кличке Пляжник, якобы владеющего тем самым предметом, который мы в настоящее время разыскиваем. К сожалению, оперативная информация оказалась недостоверной. Приносим наши глубочайшие извинения.
   – И кто же из нас подходит на роль Пляжника? – Горемыкин окинул своих друзей критическим взором.
   – Вот этот гражданин. – Кондаков указал на человека, сидевшего спиной к окну.
   – Разве? – делано удивился Горемыкин. – А я-то прежде знал его как кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» отставного полковника Российской армии Игоря Петровича Гусельникова. Ну-ка, Игоша, сними очки и яви нам свою злодейскую сущность.
   Гусельников приподнял очки на лоб, и стало видно, что верхняя часть его лица обезображена шрамами от ожогов, а левый глаз вообще отсутствует.
   – Вы удовлетворены? – с оттенком снисходительности осведомился он. – Или у вашего Пляжника должны иметься какие-то особые приметы?
   Поколебавшись всего мгновение, Кондаков сказал:
   – Разрешите глянуть на заднюю поверхность вашей шеи.
   – А что вы там хотите увидеть?
   – Родинку в форме сердечка.
   – Смотрите. – Гусельников привстал и, повернувшись к Кондакову боком, оттянул ворот сорочки вниз, так что стал виден вытатуированный на его загривке двухглавый российский орёл. – Другие вопросы имеются?
   – Никак нет. Ещё раз извините. Такая уж у нас служба.
   – Да, переусердствовали, – неодобрительно произнёс Горемыкин. – Весь паркет моей тетушке затоптали. А она особа строгая. Когда соседи приходят ко мне переброситься в преферанс, случается, метлой их гоняет.
   – Так вы, значит, все здесь живёте? – с глуповатой улыбочкой промолвил Кондаков. – В одном подъезде?
   – Да практически даже на одной лестничной площадке, – ответил Горемыкин. – Друзья детства... Вот Анатолий Иосифович работает в Министерстве налогов и сборов, а Виктор Николаевич в прокуратуре. Все, так сказать, на государевой службе...
   – Подождите-ка. – Человек с волевым лицом, которого Горемыкин назвал Анатолием Иосифовичем, обратился к Кондакову. – Я уже где-то слышал о матёром шулере, безбожно обирающем игорные дома и имеющем на шее отличительный знак-родинку, похожую не то на сердечко, не то на бабочку. Если хотите, я наведу о нём справки в гильдии владельцев казино. С посторонними они своей информацией, как правило, не делятся, но от меня, думаю, таиться не станут.
   – Будем весьма признательны... Разрешите идти? – Толкая задом Цимбаларя, Кондаков попятился из гостиной.
   – Идите, идите. – Горемыкин на прощание даже помахал им рукой. – Да не забудьте извиниться перед моей тётушкой.
   Людочку они застали на кухне, где та – естественно, уже без маски – в обществе хозяйки пила чай.
   – А я Клотильду Карловну узнала, – радостно объявила девушка. – Лет пять назад, ещё в бытность секретаршей, я привозила ей лекарства... Правда, Клотильда Карловна?
   – Правда, деточка, правда, – охотно подтвердила старушка. – У меня в ту пору было обострение базедовой болезни.
   – Вы уж извините, что мы так опростоволосились, – расшаркался Кондаков. – Спутали райские куши с геенной огненной.
   – Ох, как я вас понимаю! – затрясла головой Клотильда Карловна. – Сама когда-то приняла желаемое за действительное и поверила этим бредням о грядущем царстве социальной справедливости. А ведь у меня была возможность преспокойно перебраться во Францию.
   Дождавшись, когда хозяйка отойдёт к закипающему на плите чайнику, Людочка шёпотом сообщила:
   – Провалиться мне на месте, если в эту передрягу мы попали не по вине Ваньки Коршуна. Он, паршивец, наотрез отказался носить мезузу и потому остался уязвимым для зловредного влияния бетила. Вот иудейское зелье и сыграло с ним злую шутку. Заодно и нам перепало на орехи.
   – Похоже на правду, – согласился Цимбаларь, всё ещё потрясённый случившимся ляпсусом. – В такое дурацкое положение я не попадал с тех пор, как однажды в плавательном бассейне «Луч» потерял плавки... Словно какое-то помутнение на нас нашло. Дали маху. Как предки под Калкой.
   – Ничего ещё не известно, – заметил Кондаков, старавшийся не падать духом. – Авось мы через приятелей Горемыкина выйдем на боссов игорного бизнеса. Сообща-то этого хамелеона легче будет выявить.
   – А ты заметил, во что играла здешняя компания? – тихо спросил Цимбаларь.
   – Горемыкин же сказал, что в преферанс.
   – Как бы не так! Пока ты им уши шлифовал, я на карты смотрел. Голову даю на отсечение, что они в очко резались, как отпетые уркаганы. И не на щелбаны, между прочим. Недаром возле очкарика бумажник лежал... Может, в рассказе того бомжа и не всё было туфтой.
   – Ты лучше помалкивай, – цыкнул на него Кондаков. – Нас это не касается. Ещё спасибо скажи, что без неприятностей обошлось.
   Не успел он закончить эту поистине пророческую фразу, как в прихожей грохнуло, словно в дверь саданули тараном, и замок, вырванный, что называется, с мясом, угодил в настенное зеркало. На лестнице заверещала кошка, собиравшаяся, видимо, вернуться домой. Клотильда Карловна с испугу выронила заварочный чайник. Повсюду распространилась кислая вонь пластида.
   – Сработала твоя игрушка, – сказал Цимбаларь. – Правда, не вовремя... Так что без неприятностей нам не обойтись.

Глава 14
СПЛОШНАЯ НЕКРОМАНТИЯ

   Утром опергруппа собралась в кабинете Кондакова. Нельзя сказать, что настроение было похоронным, но и обычных шуточек сегодня что-то не слышалось.
   Ваня, на шее которого уже болтался хасидский амулет, вручённый ему чуть ли не силой, вновь и вновь прокручивал видеосюжет, снятый через окно злосчастной квартиры. Людочка красила ногти, что для неё всегда служило некой психологической разгрузкой. Цимбаларь, уже созвонившийся с Анатолием Иосифовичем из налогового ведомства, ожидал от него каких-то важных известий. Кондаков составлял список имущества, необходимого для восстановления пострадавшей квартиры.
   – Так... – листая телефонный справочник, бормотал он. – Насчёт дверей я договорился. Двери вставит фирма «Стальной щит»... Заварочный чайник отдам свой. Есть у меня хороший заварочный чайник, привезённый из Анголы... Зеркало придётся купить в антикварном магазине.
   – А что такое? – осведомился Цимбаларь. – Разве продукция Московской зеркальной фабрики уже не устраивает наше население?
   – Оказывается, это было венецианское зеркало, – тяжко вздохнул Кондаков. – Девятнадцатый век... Ладно, с зеркалом я как-нибудь разберусь. Осталась только кошка.
   – Неужто горемыкинскую кошку пришибло? – сразу оживился Ваня.
   – Да нет, просто сбежала с перепугу, – ответил Кондаков. – Но, похоже, надежд на возвращение не имеется.
   – Мало ли бездомных кошек по задворкам бродит. Поймай любую, лишь бы масть соответствовала, – посоветовал Цимбаларь.
   – Дело в том, что это была какая-то особая кошка, – пояснил Кондаков. – Редчайшей породы... Буду обзванивать все клубы любителей кошек.
   – Разорит тебя эта старушка, – с сочувствием сказал Цимбаларь.
   – Почему одного меня? – Кондаков сделал удивлённое лицо. – Вместе квартиру штурмовали, вместе и расплачиваться придётся.
   – Меня там вообще не было, – запротестовал Ваня. – Я на каланче сидел.
   – Забыл, из-за кого вся эта каша заварилась? – с недобрым прищуром поинтересовалась Людочка. – Кто нас в эту авантюру втравил? Сам знаешь, наводчику положен не только первый куш, но и первый кнут. И чтоб мезузу три дня носил не снимая!
   – Она же тяжёлая, словно гиря, – заныл Ваня. – Я шею сотру. И пахнет от неё противно.
   – Стерпишь, – отрезала Людочка. – От неё пахнет историей, а от тебя пивом «Балтика». Ощущаешь разницу?
   Зазвонил телефон, и Цимбаларь, отстранив руку Кондакова, сам взял трубку. Как он и ожидал, это был Анатолий Иосифович, оказавшийся человеком слова, что по нынешним временам считалось большой редкостью.
   – В общем, перетёр я этот вопрос с кем положено, – барственным баритоном сообщил он. – Конкретных фактов мне, конечно, не назвали. Но если я правильно понимаю довольно прозрачные намёки, проблема шулера с родинкой на загривке хозяев уже не волнует. Нет больше такой проблемы, понимаешь? И уже месяца два как нет.
   Поблагодарив горемыкинского дружка за ценную информацию и положив трубку, Цимбаларь задумчиво произнёс:
   – Нет проблем, значит, нет и человека. Так, по-моему, следует понимать эти слова.
   – Куда же он делся? – Кондаков на какое-то время забыл даже о пропавшей кошке. – Испарился?
   – Всё может быть. Если кувшин повадился ходить за водой, то долго ему не протянуть. Либо горлышко отобьют, либо донышко вышибут.
   – Считаешь, замочили его? – осведомился Ваня.
   – Скорее всего. И уже довольно давно. Зря мы в казино жизнь прожигали.
   – Что же ты предлагаешь? – Далеко отставив руку, Людочка любовалась своими ногтями, имевшими почему-то фиолетовый цвет. – Рапортовать о провале расследования?
   – Ничего я не предлагаю, – пожал плечами Цимбаларь. – Даже если Игоря и убили, бетил, скорее всего, перешел в другие руки. Например, случайного прохожего, первым наткнувшегося на труп. Милиционера, осматривавшего место происшествия. Водителя труповозки. Санитара морга. Да мало ли кого ещё... Не исключено, что он ненужной вещью валяется сейчас в каком-нибудь хранилище вещдоков. Для нас, наверное, это самый лучший вариант. Ещё неизвестно, как поведёт себя бетил, оставшийся без конкретного хозяина.
   – А если его вместе с хозяином на две сажени закопали под землю? – возразил Кондаков. – Или утопили где-нибудь в Бабаевском пруду?
   – Нет, у бетила есть хозяин, – твердо сказала Людочка. – Не знаю, новый или старый, но есть. Иначе он не стал бы оказывать нам такое активное противодействие.
   – Тоже верно, – кивнул Цимбаларь. – Значит, нам, как и прежде, нужно искать Игоря. Но на сей раз уже его хладный труп. А потом брать на заметку всех тех. кто к этому трупу хотя бы приближался, включая Уличных мальчишек и дворников. Счастливые перемены в судьбе кого-то из этих людей, случившиеся за последние два месяца, и подскажут нам, какая кошка мясо съела... Подходит вам такой план?
   – Другого всё равно нет, – буркнул Ваня.
   – Тогда пусть каждый сам выбирает сферу приложения собственных усилий.
   – Я, как всегда, вольюсь в ряды изгоев общества, – сказал Ваня, дёргая мезузу так, словно это была петля, предательски наброшенная ему на шею. – А потом под рюмку стеклоочистителя или под затяжку анаши буду выспрашивать у бомжей о всех загадочных убийствах случившихся в конце лета, особенно если след от них тянется к казино.
   – Ну а я поработаю с убойными отделами, сотрудники которых обязаны выезжать на каждый огнестрел, – сообщила Людочка. – Уверена, что нашего клиента не задавили шнурками от ботинок и не зарезали кухонным ножом, а пристрелили по всем правилам киллерского ремесла. Кроме того, не следует забывать, что его труп, по всей видимости, окажется в разряде неопознанных, поскольку Игорь жил по фальшивым документам.
   – Одна ты этот воз не потянешь, – сказал Цимбаларь, – Нужно будет и очевидцев допрашивать, и старые дела поднимать, и, возможно, даже проводить эксгумации. Давай разделим работу. Я возьму центр и южные округа, а ты всё остальное. Договорились? Ну вот и ладненько... А ты, Пётр Фомич, почему молчишь, как баптист на присяге?
   – Ребята, дайте мне возможность до конца разобраться с этой проклятой квартирой, – попросил Кондаков. – Как только старая фурия снимет все свои претензии, я немедленно присоединюсь к вам.
   – Быть по сему! – изрёк Цимбаларь.
 
   Два очень разных и совершенно незнакомых человека – Халявкина и Анатолий Иосифович – сходились в одном: помеченный сердцеобразной родинкой игрок, беспощадно обиравший все столичные казино подряд, исчез около двух месяцев назад. Поэтому Людочка первым делом засела за изучение оперативных сводок, поступавших в конце июля и в августе.
   Огнестрелы со смертельным исходом случались чуть ли не каждый день, но личность большинства жертв устанавливалась почти сразу и их со стенаниями или со скрытым облегчением забирали родственники, чтобы в соответствии с национальными традициями предать земле.
   Впрочем, хватало и неопознанных трупов. Из них Людочка выбирала мужчин зрелого возраста, прилично одетых и имевших славянскую внешность (было весьма сомнительно, что Игорь рискнёт придать себе сходство с кавказцем, а тем более с африканцем).
   По каждому интересующему её случаю Людочка звонила в местные органы милиции, проводившие расследование, а то и в прокуратуру. Несколько раз она выезжала к территориалам и на месте изучала фотографы и уже кремированных покойников.
   К сожалению, все старания были тщетны. Несколько многообещающих ниточек привели в тупик. У Цимбаларя дела обстояли примерно таким же манером. Ничего не дали и Ванины хождения в народ.
   Оставались две версии – либо Игоря убили где-то за пределами столицы, и тогда для дополнительных поисков понадобится ещё несколько недель, либо труп тщательно спрятали, а то и уничтожили, о чём заранее предупреждал Кондаков. Впрочем, второй вариант казался маловероятным – так поступали убийцы-бытовики и убийцы-сериальщики, но отнюдь не профессиональные киллеры, одного из которых, вне всякого сомнения, и наняли хозяева казино.
 
   Имелось и ещё одно заведение, где можно было получить информацию о неопознанных трупах, – бюро регистрации несчастных случаев. Здесь бесхозных покойников дактилоскопировали, фотографировали в разных ракурсах, составляли словесный портрет, а уж потом передавали в распоряжение ритуальной службы.
   Перед Людочкой сложили целую стопку картонных карточек, от одного взгляда на которые кровь стыла в жилах – были здесь и утопленники, и удавленники, и жертвы дорожно-транспортных происшествий, и расчленёнка, и просто обуглившиеся человеческие костяки.
   Людочка со свойственным ей усердием просмотрела все карточки, но ничего полезного для себя вновь не обнаружила. Тогда она попросила позволения лично переговорить с людьми, которые оформляют документацию на неопознанные трупы.
   Подобные мероприятия никогда прежде не практиковались, но в ясных глазах девушки было столько мольбы, что здешний начальник – седой как лунь, но ещё не одряхлевший душой подполковник – вынужден был уступить.
   Беседа состоялась в маленькой комнате отдыха, где две немолодые, усталые женщины хлебали домашние щи, разогретые в микроволновке. Людочка рассказала, что ищет человека, убитого примерно два месяца назад, о котором известно очень немногое: пол мужской, возраст тридцать-сорок лет, холёная внешность, а на задней поверхности шеи имеется родимое пятно в форме сердечка.
   Одна женщина ничего такого не помнила, а вторая весь август провела в отпуске.
   – Вам надо Дуню спросить, – посоветовала она. – Дуня меня подменяла.
   Выяснилось, что эта Дуня, а точнее, Евдокия Максимовна Начинкина с некоторых пор находится на пенсии, но охотно подменяет своих товарок, уходящих в отпуск. Ни телефона, ни мобильника у Дуни не было, а проживала она в частном секторе где-то в Мякинине.
   Неизвестно почему, но сердце Людочки дрогнуло. Предчувствие, которому она обычно не слишком доверяла, подсказывало, что сегодня наконец-то придёт удача. А может, так бывает всегда, когда остаётся один-единственный шанс?
 
   Короче, она вызвала Цимбаларя, и спустя минут тридцать-сорок «Ситроен», формально принадлежавший Халявкиной, уже катил по Волоколамскому шоссе.
   На прямой вопрос Людочки он откровенно ответил, что по-прежнему получает от Саломеи Давыдовны по пятьдесят долларов в день, хотя в казино больше не ходит. Эти деньги Цимбаларь называл компенсацией за моральный и физический ущерб, недавно нанесённый Ване Коршуну.
 
   Усадьба Евдокии Начинкиной представляла собой как бы последний бастион деревенского мира, к которому со всех сторон подступали многоэтажные цитадели урбанизации. И дом, и все относящиеся к нему хозяйственные постройки официально считались снесёнными, что, впрочем, не мешало благоденствовать здесь ни самой Евдокии Максимовне, ни рыжей корове, ни двум тёлочкам, ни целому стаду коз.
   В настоящий момент хозяйка-пенсионерка, сложением и повадками напоминавшая отставного капрала, рыла яму для закладки компоста.
   Выслушав Людочку, она отставила лопату в сторону и сказала:
   – А то как же! Отлично помню этого жмурика. В августе я им занималась, тридцатого числа. Последнее моё дежурство было, вот в память и запало.
   – Как он выглядел? – едва удержавшись, чтобы не перекреститься, спросила Людочка.
   – Да как все мертвецы! Синий, холодный. Видно, что в морге лишнего повалялся. Душок от него шёл, и на руках уже трупные пятна появились... Меня что удивило: в сопроводиловке было ясно сказано, что труп женский, а у него, простите за выражение, мудьё по колено. Подивилась я такому обстоятельству, но всё сделала как положено. И отпечатки пальцев сняла, и приметы описала, и фотографии на бланк наклеила, которые наш фотограф заранее сделал. Я на покойницкой службе, считай, лет тридцать. Порядки знаю досконально, хотя университетов не кончала. На родинку эту я сразу внимание обратила – ну в точности сердечко. Хотя родинки мы в особых приметах редко указываем, только если у покойника лица нет. А у этого с лицом всё в порядке было. Родной человек сразу бы узнал.
   – Вы номер карточки помните? – спросила Людочка.
   – Не помню. – Евдокия Начинкина вновь взялась за лопату. – Так ведь это не трудно узнать. Позвоните в бюро и назовите дату, тридцатое августа. Я в тот день всего двух покойников оформила – этого мужчину с родинкой и девочку, изгрызенную собаками.
   – Скажите, пожалуйста, а какова причина смерти?
   – Застрелили родимого.
   – Куда попали пули?
   – Да весь он был в дырках. Нас это не касается. Пусть дырки милиционеры считают, которые должны убийцу искать...
 
   Спустя ещё пару часов Цимбаларь и Людочка, имея на руках идентификационную карточку неопознанного трупа, явились в отдел милиции, на территории, подконтрольной которому, этот труп когда-то и обнаружили.
   Найти здесь какие-либо концы было не легче, чем в кавказском ауле, спаянном кровным родством и круговой порукой. Чужака, даже размахивающего грозным удостоверением, поджидала масса препон – официальных, полуофициальных и закулисных. Иван кивал на Петра, Пётр на Ивана, а тот отсылал к вышестоящему начальству, которое, как нарочно, отсутствовало.
   Тем не менее кто-то из давних знакомых Цимбаларя тишком указал на инспектора патрульно-постовой службы, дежурившего в ту злополучную ночь.
   Инспектор, как бы загипнотизированный лучистым взором Людочки, стоявшей за спиной Цимбаларя, юлить не стал. Ознакомившись со всеми нюансами деликатного дела, ради которого сотрудники особого отдела явились сюда, он начал свой безыскусный рассказ: