Очевидно, история о бомбе стала известна здесь, в исследовательской лаборатории правительства. У всех охранников был затравленный взгляд, потому что они знали, что если что-то пойдет не так, они даже не услышат взрыва. И так лучше. Если бы ему удалось использовать этот факт в свою пользу, как он сделал это с предыдущими событиями, может быть, ему удалось бы…
   Он, пожав плечами, оторвался от размышлений. Внутренняя дверь открылась, охранники вытянулись по стойке смирно, и вошедший мужчина посмотрел на Йбора.
   Это был странный человек с цепкими темными глазами, странной формы лицом и властными манерами. На нем был пиджак, из рукавов которого вырисовывались ловкие на вид руки.
   — Итак, вы конечный результат, — сухо сказал он Йбору. — Входите!
   Йбор последовал за ним в лабораторию. Доктор Ситрук показал ему на плоский, неудобный стул; он сделал это пистолетом, который, словно указка, внезапно появился в его руке. Йбор сел, неотрывно смотря на ученого.
   — Что вы подразумеваете под «конечным результатом»? — осведомился он.
   — Разве это не ясно? — любезно спросил доктор. — Самолеты, которые пролетели над нами в последнюю ночь, были пусты; и еще, их скорость была слишком высока. Я весь день размышлял, ища смысл этой атаки. Теперь мне все ясно. Самолеты высадили вас.
   — Я что-то слышал о самолетах, — сказал Йбор, — но я их не видел.
   Доктор Ситрук вежливо поднял брови.
   — Мне очень жаль, но я вам не верю. Моя интерпретация событий следующая: у этих самолетов Сейлы была только одна цель. Они хотели высадить здесь своего агента, которому поручено было уничтожить урановую бомбу. Я уже довольно давно знаю, что верховному командованию Сейлы стало известно о ее существовании, и спрашиваю себя, какие же шаги оно предпримет, чтобы дезактивировать ее.
   Йбор не видел никакого смысла уходить в оборону.
   — Сейла изготавливает свою собственную бомбу. Но она может контролировать ее. Я здесь затем, чтобы сообщить вам об этом, чтобы вы использовали такой же контроль, как и у нашей бомбы. У нас есть время.
   Доктор Ситрук возразил:
   — Сегодня утром я слышал рассказ о вас. Вы сделали пару фантастически бессмысленных утверждений. По моему личному мнению, вы дилетант со всего лишь поверхностными знаниями на этот счет и пылко их отстаиваете. Я узнаю, так это или нет, прежде чем я убью вас. Ах, да, — он улыбнулся, — вы умрете в любом случае. На моей стороне знание. Власть. Если я обнаружу, что вам действительно известно что-то, неизвестное мне, мне хотелось бы, чтобы об этом узнал я один. Вы понимаете меня?
   — Вы здесь как бог. Это ясно видно по поведению охранников.
   — Верно. Я обладаю самой мощной взрывной системой в истории планеты, и моим желаниям повинуются, как железным приказам. Когда я хочу, я отдаю приказы верховному командованию. У них нет никакого другого выбора, кроме как повиноваться моим капризам. А теперь — ваше имя не играет никакой роли, оно, несомненно, фальшивое — расскажите мне, что вы знаете.
   — Почему я должен это делать? Если я в любом случае должен буду умереть, вот моя точка зрения: черт побери, доктор Ситрук! Я знаю кое-что, чего не знаете вы, и у вас нет времени, чтобы узнать это от кого-нибудь другого. Пока ваши шпионы заберутся к нам достаточно высоко, чтобы узнать это, Сикса давно уже будет разбита. Но я не вижу, почему я должен дарить вам эту информацию. Я хочу продать ее — в обмен на мою жизнь.
   При этих словах Йбор осмотрел маленькую, ярко освещенную лабораторию и обнаружил ее. Она была не особенно велика; объем ее не был основанием для ужаса, который, словно когтями, сжал его сердце. Ужас вызвал тот факт, что бомба была готова. Она висела в защищающем ее от толчков гамаке. Ни одна бомбардировка не могла серьезно встряхнуть ее. Она взорвется только тогда, когда этого захочет доктор.
   — Она действительно заставила вас побледнеть. Ваше лицо сейчас словно лист бумаги, — хихикнув, сказал доктор Ситрук. — Она тут, самое разрушительное оружие, которое когда-либо знал мир.
   Йбор судорожно сглотнул. Да, это была она. Она означала конец войны и одновременно конец мира. В голову ему пришла ироничная мысль, что все эти религиозные фанатики, которые утверждают, что война прекратится чудесным образом благодаря божественному вмешательству, не проживут достаточно долго, чтобы назвать этим чудом бомбу. Какое развитие дал бы взрыв их доктрине, если бы только они смогли пережить его!
   — Я побледнел потому, — ответил он доктору Ситруку, — что вижу ее как слепую, неконтролируемую силу. Я вижу ее как конец цикла, в котором погибнет всякая жизнь. Потребуются тысячелетия, пока другая цивилизация возникнет и поднимется до нашего уровня.
   — Это правда, что здесь присутствует элемент случайности. Если эта бомба вызовет распад материи на довольно значительном расстоянии вокруг себя, весьма вероятно, что вся высшая жизнь будет уничтожена в одно мгновение. Однако, если окружающая материя не детонирует, мы завоюем весь мир. Я один а теперь еще и вы — знаем это. Верховное командование видит в этом оружии только победу. Но хватит бесполезной болтовни. Вы хотите обменять информацию о том, как контролировать взрыв, на свою жизнь. Если вы убедите меня, что у вас есть такие знания, я отпущу вас. Как насчет этого?
   — Теперь мы снова остановились на мертвой точке, — заметил Йбор. — Я не скажу вам этого, пока не буду свободен, а вы не отпустите меня, пока я вам этого не скажу.
   Доктор Ситрук поджал губы.
   — Это так. А как насчет этого: я отдаю охранникам снаружи письменный приказ без задержки пропустить вас после того, как вы выйдете из лаборатории?
   — А что может помешать вам убить меня здесь, внутри, как только я вам все расскажу?
   — Я даю вам слово.
   — Этого для меня недостаточно.
   — А какой у вас выбор?
   Йбор подумал и неохотно признал правоту доктора. Когда-нибудь или он, или доктор Ситрук будут вынуждены довериться другому. Доктор здесь дома, а Йбор был его пленником и легко мог предположить, кому на чье слово придется положиться. Ну, это даст ему передышку. Теперь ему нужно было только время.
   — Пишите приказ, — сказал он.
   Доктор Ситрук подошел к письменному столу и стал писать. Он не спускал глаз с Йбора, чтобы обезопасить себя от внезапного нападения. Даже если Йбор достаточно быстро вскочит со стула, все закончится его смертью, потому что доктор находился слишком далеко от него и у него было время поднять пистолет и выстрелить. Что-то подсказало Йбору, что у доктора Ситрука есть великолепная защита. Он стал ждать.
   Доктор Ситрук вызвал охранника, отдал приказ и сказал, что он должен позволить Йбору прочитать его. Йбор прочитал приказ и кивнул. Охранник вышел.
   — А теперь… — начал доктор Ситрук и замолк, потому что зазвонил телефон. Он снял трубку, стал слушать, прищурившись и наблюдая за Йбором, потом положил трубку на рычаг. — Может быть, вас интересует, — спросил он, — что девушку, которую мы взяли в плен, вырвали из рук охранников члены подполья?
   — Не особенно, — произнес Йбор. — Это только… нет! — воскликнул он. — Это меня интересует! Это доказывает, что я говорил правду. Вы знаете, как разветвлено подполье, как оно могуче. Совершенно ясно, что произошло. Члены подполья знали, что я приду, проследили мой путь и арестовали меня. Они хотели пытать меня в подвале. А теперь они пытаются украсть бомбу. Если это им удастся, они смогут диктовать свои условия.
   Это, может быть, звучало немного нелогично, но Йбор говорил как нельзя более убедительно. Доктор Ситрук задумчиво посмотрел на него.
   — Они могут попытаться. К делу!
   Теперь Йбор сам попал в свою паутину, сотканную из лжи. Он не знал способа управлять бомбой. Доктору Ситруку это было неизвестно, и он просто застрелит его, если Йбор зайдет слишком далеко. Йбор должен удержать его и выбрать благоприятный момент, чтобы сделать необходимое. Он может записать это в свой актив; если он выйдет наружу через эту дверь, он свободен. Итак, он должен выйти через эту дверь — и с бомбой. А у доктора Ситрука в руке пистолет.
   — Начнем с реакции, — сказал Йбор.
   — Контроль! — набросился на него доктор Ситрук.
   Лицо Йбора затвердело.
   — Не напирайте. От этого зависит моя жизнь. Я должен убедить вас, что знаю, о чем говорю, и я смогу это сделать, если начну описывать метод с самого начала. А если вы будете прерывать меня, тогда черт с вами!
   Странное лицо доктора Ситрука пылало от гнева, который, однако, вскоре улегся. Он кивнул.
   — Продолжайте!
   — Кислород и азот не горят — если бы это было не так, любой огонь мог бы смести атмосферу этой планеты одним-единственным мощным взрывом. Однако кислород и азот горят, если их, например, нагреть до трех тысяч градусов, и при этом они выделяют энергию. Но энергии этой не хватит, чтобы поддерживать нужную температуру, — поэтому газы быстро охлаждаются, и огонь потухает. Если температуру искусственно поддерживать на этом уровне… ну, вам, конечно, знаком процесс получения окислов азота.
   — Конечно, — ехидно подтвердил доктор Ситрук.
   — Хорошо. Теперь при помощи урана-235 можно поднять температуру определенного объема окружающей материи там, где она… где мы хотим ее «сжечь» и получить энергию. Предположим, мы взорвали щепотку урана-235, окружающая материя тоже взорвалась, потому что она нагрелась до почти непредставимой температуры. Она быстро остывает; в течение примерно стомиллионной доли секунды она снова концентрируется вокруг точки взрыва. Потом проходит еще миллионная доля секунды, и температура падает на миллион градусов, а через минуту или около этого световое излучение снова достигает нормы. Это видимое излучение не составляет и стотысячной части видимого излучения при миллионе градусов — но оно во много раз ярче солнца. Верно?
   Доктор Ситрук кивнул. Йбору показалось, что в этом кивке появились признаки уважения.
   — Примерно так выглядит температурный цикл взрыва урана-235 и окружающей материи, доктор Ситрук. Я, конечно, очень сильно упрощаю, но нам и не нужно вдаваться в подробности. А теперь свое действие оказывает лучевое давление, физическое давление света длится лишь мгновение. Но давление света, исходящего от раскаленной до миллионов градусов материи, составляет тонны и тонны. Оно, как титанический шторм, обрушится на здания, и здания, поглотив эту чудовищную энергию, испарятся, даже не успев упасть. Верно?
   Доктор Ситрук снова кивнул. Он почти улыбался.
   — Хорошо, — продолжил Йбор. Теперь в своем рассказе он достиг той фазы, где мог только гадать, и у него не было никаких шансов продолжить это гадание во второй раз. — Что нам нужно — так это испаритель, что-то, что может снизить температуру окружающей материи. Таким образом, мы можем ограничить действие взрыва желаемой областью и не позволить разрушить города на другой стороне Катора. Способ изготовления испарителя зависит от точной механической структуры самой бомбы.
   Йбор беспрепятственно встал и прошел через лабораторию к сосуду, в котором находилась бомба. Он не смотрел на доктора Ситрука; он не отваживался делать это. Разве ему позволят подойти к бомбе? Не пробьет ли его мозг пуля, которой он не увидит и не услышит, прежде чем он сделает следующий шаг?
   Когда он прошел половину пути, ему показалось, что он преодолел уже тысячу миль. Каждый шаг, казалось, замедлялся во времени, а между ним и бомбой все еще находились многие мили. Он сохранял постоянный темп движения, силой воли подавляя желание броситься к своей цели, схватить ее и убежать.
   Он остановился у бомбы и посмотрел на нее. Затем серьезно кивнул.
   — Я понимаю, — сказал он постепенно восстанавливая в памяти записи Сворба и исчерпывающие объяснения, которые ему дали. — Два чугунных полушария, укрепленных над оранжевыми сегментами из кадмия. И взрыватель — я вижу, он там, внутри, — маленькая ампула из того же кадмия, содержащая крупицу радия в бериллиевом держателе, а также немного обычной взрывчатки, чтобы взорвать кадмиевую ампулу. Потом в центральную емкость ссыпается порошок окиси урана — вы поправите меня, если я ошибусь, да? Радий испускает нейтроны в огромном количестве — а их поглощает уран-235. Верно?
   Доктор Ситрук подошел к Йбору и встал у его плеча.
   — Вы что-то слишком много знаете об этой бомбе, — с подозрением произнес он.
   Йбор небрежно усмехнулся через плечо.
   — Это очевидно, не так ли? Кадмий задерживает нейтроны, он дешев и эффективен. Поэтому вы разделяете радий и уран-235 тонкими кадмиевыми стенками. Они так хрупки, что даже слабый взрыв разбивает их, но все же достаточно прочны, чтобы с некоторой осторожностью можно было обращаться с бомбой.
   Доктор Ситрук улыбнулся самому себе.
   — Вы действительно сказали правду!
 
   Он расслабился, и Йбор начал действовать. Он коротко ударил по рукоятке пистолета доктора Ситрука и рванул оружие вниз. Одновременно с этим его кулак врезался в челюсть ученого. Свободной рукой он вырвал оружие из руки доктора Ситрука.
   Он не дал доктору возможности упасть на пол от удара кулака и треснул его рукояткой пистолета по голове. Доктор Ситрук сразу же потерял сознание. Йбор, прищурив глаза, посмотрел на лежащую на полу фигуру. Стоит ли ему отважиться на выстрел? Нет, потому что тогда охранники, несмотря на полученный письменный приказ, не выпустят его без обыска. Итак…
   Рукоять пистолета опустилась во второй раз. Доктор Ситрук на некоторое время вообще перестал представлять какую-либо угрозу. Все, что нужно было Йбору, — это немного времени. Но сначала он должен был выйти наружу.
   Это значило, что он должен снять с бомбы взрыватель. Йбор подошел к гамаку с бомбой, нашел взрыватель и попытался вывинтить его. Тот был завинчен крепко. Йбор осмотрелся в поисках гаечного ключа. Но его не было. Он чуть было не ударился в панику. Мог ли он себе позволить искать ключ, которым он мог бы вывинтить взрыватель? Если кто-нибудь войдет сюда, он пропал. Нет, он должен покинуть лабораторию, пока это возможно.
   И если кто-то выстрелит в него и попадет в бомбу, это будет означать конец для Катера и всего живого на нем. Но он не должен больше здесь оставаться. И он должен перестать обливаться холодным потом и дрожать.
   Он снял гамак, взял его и осторожно направился к двери. Охранники снаружи, которые привели его сюда, побледнели. Кровь, схлынула с их лиц, как воздух из проколотого воздушного шарика. Они стояли неподвижно, только их колени слегка дрожали; они смотрели, как Йбор идет по вестибюлю.
   Доктор Ситрук написал «беспрепятственно». Йбору не только не препятствовали, его избегали. По-видимому, известие это распространилось по зданию как ядовитый газ под сильным ветром. Двери распахивались, фигуры людей выбегали наружу и мчались прочь от Йбора и его ноши. Охранники, ученые, мужчины в форме, девушки со стройными ногами, юноши в шортах бежали все.
   «Куда?» — спросил себя Йбор, сердце которого колотилось где-то у подбородка. Во всем мире не было ни одного безопасного места. Они могли бежать как угодно быстро и убраться как угодно далеко, но бомба все равно поймает их, если он ее уронит или если она случайно взорвется.
   Теперь он должен был найти самолет. Но как ему его найти, если все от него бегут? Он пошел бы на аэродром пешком, если бы знал, где он находится. Кроме того, когда он покинет здание, в котором находится лаборатория, любой полицейский может задержать его, отобрать оружие и, может быть, даже убить его.
   Бомба должна остаться у него.
   Но проблема эта разрешилась, по крайней мере, частично. Когда он вышел из здания и увидел людей, бегущих от него во все стороны, из-за одной из колонн вышла массивная фигура и схватила его за руку.
   — Слейг! — Йбор почти закричал. Ужас его сменился облегчением.
   — Идем, — потребовал Слейг. — Илас хочет тебя видеть.
   — Обеспечь мне самолет! — Йбору показалось, что он сказал это спокойно, но в желтых глазах Слейга засветилось любопытство.
   Огромный мужчина кивнул, согнул один из пальцев и пошел вперед. Бомба, по-видимому, не интересовала его. Йбор проследовал за ним к маленькой машине, стоящей у бордюра. Они забрались в нее, и Слейг вывел ее на центральную полосу улицы.
   Итак, Илас хочет его видеть. Зачем? Почему? Он отказался от напрасных размышлений и все свое внимание посвятил дороге перед ним. Он крепко сжимал бомбу в руках, чтобы защитить ее от тряски на неровной дороге.
   Он услышал звук моторов самолетов и возбужденно старался увидеть их. Теперь ему не хватало еще бомбардировки и прямого попадания в этот автомобиль! Ему было обещано, что не будет никакого нападения, пока они не удостоверятся в его успехе или провале, но золотопогонники — странные люди. Никогда не знаешь, что они сделают в следующий раз. Например, они могут изменить приказ, который отдали несколько минут назад.
   Но сигналов тревоги не было. Поэтому это должны были быть самолеты Сиксы. Йбор облегченно вздохнул.
   Они поехали дальше, и Йбор подумал об огромной молчаливой фигуре. Откуда Слейг узнал, что он должен выйти из здания? Откуда он вообще узнал, что он находится там? Разве руки подполья дотянулись и до кабинета доктора Ситрука?
   Это тоже были напрасные размышления, и Йбор, пожав плечами, оборвал их. Слейг выехал из города и поехал по зерновым полям. Очевидно, Сикса и ее армия питались в основном кашей, потому что других овощей и фруктов нигде не было видно.
   Слейг свернул с главного шоссе на ухабистую дорогу. Йбор покрепче обхватил бомбу.
   — Осторожнее, — предупредил он.
   Слейг послушно снизил скорость, и Йбора снова удивило поведение этого человека. Йбор, по-видимому, не был теперь пленником, но, с другой стороны, он не мог отдавать здесь распоряжения. Теперешняя ситуация была комбинацией двух предыдущих, и это было совсем неудобно.
   Они выехали на голый, ровный участок, где стоял самолет. Пропеллер его вращался на холостом ходу. Слейг подъехал к нему. Он остановил машину и знаком приказал Йбору выходить. Потом показал, что Йбор должен подняться на борт этого самолета.
   — Дай мне твою сумку с инструментами, — попросил Йбор, и гигант подал ее.
   На самолете были опознавательные знаки Сиксы, но Йбору теперь больше некуда было отступать. Если он использует бомбу в качестве угрозы, он будет в состоянии заставить любого человека подчиниться его воле. Несмотря на это, он испытывал грызущее чувство беспокойства.
   Когда он хотел было уже ступить на край несущей плоскости, из самолета раздался выстрел. Йбор инстинктивно пригнулся, но упал Слейг — с аккуратной дыркой между глаз. Йбор замер.
   Дверь в фюзеляже открылась, и наружу высунулось лицо.
   — Солрак! — воскликнул Йбор. — А я думал, что ты мертв!
   — Ты должен довериться мне, Йбор. Входи!
   — Подожди, пока я не передам тебе эту штуку, — Йбор подал сосуд с бомбой черноволосому человеку, который улыбнулся ему. — Держи этого бэби! — сказал Йбор. — Не урони его! Если он заревет, ты ничего больше не услышишь!
   Он взял сумку с инструментами и поднялся в самолет. Солрак взмахом руки приказал пилоту поднимать машину в воздух. Пока Йбор осторожно удалял взрыватель, Солрак сообщил:
   — Слейг оказался очень хитер, — рассказал он. — Мы считали его тупоумной обезьяной. Он затеял большую игру, и ему почти удалось довести ее до конца. Ты называешь меня как человека, который мог бы опознать тебя, но он не может допустить этого, потому что мы отправили бы тебя прямо к доктору Ситруку и помогли бы тебе. А Слейг еще не был готов, поэтому он сказал, что я мертв. Он позвал солдат, чтобы те обыскали дом и арестовали тебя. У него появились трудности, когда этот юбочник, фельдфебель, решил прихватить с собой Илас. Он практически вынужден был сообщить об этом остальным членам подполья, потому что ему нужно было дождаться собрания Большого Совета, во время которого он должен был нанести решающий удар.
   — Ты понимаешь, он никогда бы не доложил об этом, — продолжил Солрак. — Он наблюдал, боясь идти на риск. Когда Илас и я встретились, мы сопоставили все, что нам известно, обыскали его вещи и нашли доказательства. Потом мы подготовились к этой встрече — на тот случай, если тебе удастся ускользнуть. Илас сказала Слейгу, где ты находишься, и приказала ему привезти тебя сюда. Я не думал, что тебе удастся бежать, но она настаивала, что такой ловкий человек не позволит загнать себя в ловушку. Ну, тебе удалось бежать, и это хорошо. Не то чтобы это имело какое-то, особое значение. В случае твоей неудачи мы все равно как-нибудь завладели бы бомбой или просто взорвали бы лабораторию доктора Ситрука.
   Йбор не стал вступать в дискуссию; было совершенно безразлично, где взорвалась бы эта бомба. Ему надо было постараться не допустить взрыва здесь, в самолете. Наконец он удалил взрыватель. Он сделал знак Солраку, чтобы тот открыл бомбовый люк. Когда сдвижные створки разошлись, он выбросил взрыватель наружу.
   — Я выдернул зубы у этой штуки, — сказал он. — А теперь мы ее опустошим.
   Он отвинтил крепления и разъединил полушария. Зубилом из сумки с инструментами он проткнул каждую из оранжевых капсул-сегментов и высыпал порошок. Он улетел наружу и рассеялся над теми, кто продолжал жить, так ничего и не заметив.
   Жизнь будет продолжаться, потому что война теперь закончится прежде, чем доктор Ситрук успеет создать новую бомбу.
   — Мне кажется, это все, — сказал он. — Куда мы теперь полетим?
   — Мы выпрыгнем с парашютами, как только увидим корабль, находящийся в пятидесяти милях от берега, а самолет упадет в море. На борту корабля мы получим новый приказ. А эта миссия завершена.
 
    (Перевод с англ. И. Горачин)
 

Фриц Лейбер
ЗДРАВОМЫСЛИЕ

 
 
   — Входи, Фи, и устраивайся поудобнее.
   Звучный голос и внезапно открывшийся вход застигли Генерального Секретаря планеты за игрой с одним из комков зеленоватых газоидов. Он зажал их в кулаке и теперь смотрел, как плоские, нервущиеся усики вылезают между его пальцами. Он медленно, перекосив шею, повернул голову. Устремил на правителя мира Каррсбери взгляд, который был одновременно простодушным, хитрым и пустым. Внезапно на его лице появилась нервная улыбка. Худощавый мужчина напрягся, насколько ему позволили привычно опущенные плечи, вошел и опустился на самый краешек пневматического контурного кресла.
   Он смущенно посмотрел на комок газоидов в своем кулаке, затем перевел взгляд, ища подходящую щель. Не найдя ее, он сунул комок в карман. Затем, стиснув руки, подавил дрожь. Глаза его были устремлены в пол.
   — Как у тебя дела, старик? — спросил Каррсбери с дружеской теплотой в голосе.
   Генеральный секретарь не поднял взгляда.
   — Тебя что-то беспокоит, Фи? — озабоченно спросил Каррсбери. — Ты чувствуешь себя немного несчастным или недоволен своим… э-э… перемещением теперь, когда пришло время?
   Генеральный секретарь все еще ничего не отвечал. Каррсбери нагнулся над матово-серебристым полукруглым письменным столом и настойчиво произнес самым своим убедительным тоном:
   — Начинай, старина, расскажи обо всем!
   Генеральный секретарь не поднял головы, но закатил свои странные, смотрящие в пустоту глаза вверх, пока они не уставились прямо на Каррсбери. Он слегка вздрогнул, его тело словно уменьшилось, и руки крепко сцепились друг с другом.
   — Я знаю, — тихим, сдавленным голосом произнес он. — Ты считаешь меня душевнобольным.
   Каррсбери выпрямился, и брови его в удивлении поползли к гриве серебристых волос.
   — О, ты не должен волноваться из-за этого, — быстро продолжил Фи, когда первый лед был сломлен. — Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что значит это слово. Еще лучше… нам обоим лучше провести исторические исследования, чтобы выяснить это.
   — Душевнобольной, — словно во сне, повторил он, взгляд его блуждал. — Значительное отклонение от нормы. Неспособность следовать основополагающим правилам, определяющим все поведение человечества.
   — Глупости! — Каррсбери снова взял себя в руки, и на его лице опять появилась неотразимая, сердечная улыбка. — Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь. Ты немного устал, слегка перенапрягся, чуть рассеян — это я могу понять, принимая во внимание бремя, которое ты несешь. Небольшой отдых снова вернет тебя в форму, милый маленький отпуск вдали от всего. Но мысль, что ты… смешно!
   — И все же, — взгляд Фи впился в Каррсбери, — ты считаешь меня душевнобольным. И всех моих коллег в правительстве мира ты считаешь душевнобольными. Поэтому ты и заменяешь нас людьми, по десять лет обучавшимися в твоем институте политического руководства — с того мгновения, когда ты с моей помощью и под моим покровительством стал президентом мира.
   Каррсбери отступил перед категоричностью этих объяснений. Его улыбка в первый раз стала несколько неуверенной. Он хотел что-то сказать, но не решился и посмотрел на Фи, словно надеялся, что тот добавит что-нибудь еще.
   Но этот тип снова уставился в пол.
   Каррсбери откинулся назад и задумался. Когда он наконец заговорил, голос его снова был естественным, не таким наигранно успокаивающим и отеческим.
   — Ну, хорошо, Фи. Послушай, ты можешь честно ответить на мой вопрос? Не будешь ли ты — и остальные — счастливее, если избавишься от всей ответственности?
   Фи удовлетворенно кивнул.