Брэдбери Рэй Дуглас. ФАТА-МОРГАНА 4 (Фантастические рассказы и повести)

   — Слава Богу, свет держит их на расстоянии, — буркнул он. — Прелестные подданные Его Королевского Величества, ^[6]верно? Боже, храни короля, если у него таких много!
   Пат вновь занялась, поиском образцов. Она уже включила свои прожектора и ловко пробиралась между фантастическими обелисками этой странной удивительной равнины. Хэм пошел за ней следом, глядя, как она отрывает от скал кровоточащие и постанывающие образцы растений. Она нашла с дюжину разновидностей и одно маленькое извивающееся создание в виде сигары, которое разглядывала с удивлением, не в силах понять — растение это, животное или еще что-то другое. В конце концов сумка для образцов заполнилась до самых краев, и оба направились к ракете, иллюминаторы которой светили издалека, как ряд вглядывающихся в них глаз.
   Однако, открыв дверь, чтобы войти внутрь, они испытали потрясение. Оба отпрянули, когда изнутри пахнуло в лицо теплым, душным, гнилым воздухом, не пригодным для дыхания и насыщенным запахом падали.
   — Что… — прохрипел Хэм, а потом расхохотался. — Твоя мандрагора! — смеялся он. — Взгляни на нее!
   Растение, которое они оставили внутри корабля, превратилось в бесформенную полуразложившуюся массу. В теплом воздухе оно быстро стало полужидким, растекшись по резине. Пат вытащила коврик и выбросила наружу.
   Они вошли во все еще воняющую ракету, и Хэм включил вентилятор. Воздух, который он гнал, был, разумеется, холодным, но чистым, стерильным и свободным от пыли после пятитысячемильной дороги над замерзшими океанами и горами. Хэм захлопнул дверь, включил обогреватель и опустил забрало, чтобы взглянуть на Пат.
   — И это твой чудесный организм! — рассмеялся он.
   — Это был чудесный организм, Хэм. Какие могут быть претензии — ведь его подвергли действию температуры, которой он никогда не испытывал. — Она вздохнула и бросила на пол свою сумку для образцов. — Думаю, придется их немедленно обработать, раз уж они так плохо сохраняются.
   Хэм что-то буркнул и занялся приготовлением пищи, делая это с профессионализмом истинного жителя Тропиков. Он взглянул на Пат, которая, склонившись над своими образцами, впрыскивала им раствор двухлорида.
   — Ты считаешь, что трехглазый — высшая форма жизни на темной стороне? — спросил он.
   — Несомненно, — ответила Пат. — Если бы здесь существовала какая-то высшая форма, она давно истребила бы этих диких дьяволов.
   Однако она ошибалась.
   В течение четырех дней Пат и Хэм использовали все возможности, какие давала им волнистая местность вокруг ракеты. Пат собрала различные образцы, а Хэм провел множество наблюдений за температурой, ариациями магнитного поля, направления и скорости холодного ветра.
   Затем они свернули лагерь, и ракета стартовала на юг, к месту, где, как предполагалось, огромные и таинственные Горы Вечности возвышались над ледяным барьером и морозным миром ночной стороны. Они летели медленно, уменьшив скорость до пятидесяти миль в час, поскольку пользовались лишь передним прожектором, освещавшим торчащие пики.
   Дважды они останавливались, и каждый раз им хватало дня или двух, чтобы определить, что район напоминает первую стоянку. Те же самые жилковатые, клубневидные растения, тот же вечный низовой ветер, тот же хохот кровожадных трехглазых.
   Однако в третий раз оказалось иначе. Они приземлились на диком и мрачном плоскогорье у подножия Больших Гор Вечности. Далеко на запад половина горизонта по-прежнему светилась фальшивым закатом солнца, скрытая от глаз огромными вершинами хребта, вздымавшегося к черным небесам на высоту двадцати пяти миль. Горы, конечно, были невидимы в этом краю вечной ночи, но двое людей в ракете ощущали могучее соседство этих невероятно высоких вершин.
   Мощь Гор Вечности действовала на них еще и другим способом. Район этот был теплым, конечно, не так, как сумеречный пояс, но гораздо теплее, чем находящаяся внизу равнина. Термометры показывали ноль с одной стороны ракеты и плюс пять градусов с другой. Гигантские вершины, поднимающиеся до уровня верховых ветров, вызывали возникновение вихрей и ложных течений, которые отводили вниз теплый воздух, смягчая холодное дуновение низового.
   Хэм мрачно смотрел на видимое в свете ракеты плоскогорье.
   — Не нравится мне здесь, — буркнул он. — Я никогда не любил этих гор, особенно с тех пор, как ты сваляла дурака, собираясь пересечь их в Стране Холода.
   — Сваляла дурака? — переспросила Пат. — А кто дал название этим горам? Кто пересек, их? Кто их открыл? Мой отец, вот кто!
   — И ты решила, что они принадлежат тебе, — парировал Хэм, — и нужно только свистнуть, чтобы они упали к твоим ногам и начали ластиться, а Перевал Безумца превратится в парковую аллею? В результате, если бы я не оказался на месте и не вытащил тебя, ты была бы сейчас кучкой чисто обглоданных костей, лежащих в ущелье.
   — Эх ты, пугливый янки! — бросила она. — Я иду наружу осмотреться. — Натянув скафандр, Пат направилась к двери, но на пороге остановилась. — А… может, ты тоже пойдешь?
   Хэм усмехнулся.
   — Разумеется! Я хотел только, чтобы ты это сказала. — Он переоделся в полярный костюм и пошел следом за женой.
   На сей раз снаружи было по-другому. На первый взгляд плоскогорье являло собой ту же мрачную дикость льда и камня, которую они встретили на расположенной внизу равнине. Здесь были выветренные скалы самых фантастических форм, а дикий пейзаж, поблескивающий в свете шлемных ламп, походил на тот, который они видели прежде.
   Однако мороз был здесь не таким пронзительным; по мере подъема становилось теплее, а не холоднее, как на Земле, поскольку температура повышалась по мере приближения к зоне верховых ветров. Кроме того, здесь меньше докучал низовой ветер, разбитый могучими вершинами на слабые дуновения.
   Растительность тоже стала богаче. Повсюду виднелись жилковатые и клубневидные массы, и Хэму пришлось ступать осторожно, чтобы не повторить неприятного опыта, когда он наступил на одно из них и услышал стон боли. Пат со своей стороны не испытывала никаких угрызений совести, уверяя, что это всего лишь тропизм, что образцы, которые она вырвала и препарировала, испытывали не больше боли, чем яблоко, когда его едят, и что в конце концов биолог должен быть биологом.
   Где-то среди пиков раздался скрежещущий, язвительный смех трехглазых, и Хэму несколько раз казалось, что на границе досягаемости света шлемов он замечает фигуры этих демонов тьмы. Но даже если так оно и было, свет удерживал их на безопасном расстоянии и ни один камень не пролетел рядом с людьми.
   И все же было довольно жутковато идти вперед посреди движущегося пятна света; все время казалось, что за пределами видимости таятся Бог знает какие странные и невероятные создания, хотя рассудок убеждал, что такие монстры не остались бы незамеченными.
   Лучи прожекторов остановились на ледяном вале, насыпи или нависи, тянувшемся вправо и влево поперек их пути.
   Пат вдруг указала в ту сторону.
   — Смотри! — воскликнула она, удерживая свет прожектора в одном месте. — Пещеры во льду или, скорее, норы. Видишь?

   Хэм заметил черные отверстия размером с клапан водосточной трубы, целый ряд которых находился у основания ледяного вала. Что-то темное со смехом промчалось вверх по скользкому склону и исчезло — трехглазый. Неужели это их жилища? Хэм пригляделся внимательнее.
   — Там что-то есть! — шепнул он Пат. — Смотри! Перед половиной отверстий что-то лежит — может, просто камни, блокирующие вход?
   Они осторожно приблизились, держа в руках оружие. Ничто больше не шевелилось, но в усиливающемся свете эти предметы все меньше напоминали камни, и скоро стали видны жилки и мясистая клубневидность живых существ.
   Впрочем, эти создания были каким-то новым видом. Хэм разглядел ряд похожих на глаза пятен, а под ними клубок ног. Существа походили на перевернутые корзины, примерно того же размера и формы, покрытые жилами, дряблые и без особых примет, если не считать глазных пятен. Теперь можно было даже заметить полупрозрачные веки, которые закрывались явно для того, чтобы защитить глаза от болезненного света.
   Люди находились всего в двадцати футах от одного из существ. Поколебавшись, Пат двинулась прямо к неподвижной фигуре.
   — Ого! — сказала она. — Это что-то новое, Хэм. Привет, старик!
   В следующую секунду оба остановились как вкопанные, удивленные, совершенно ничего не понимающие. Высокий, клекочущий голос, идущий как будто от пленки, расположенной наверху создания, произнес:
   — Привет, старик!
   Воцарилась тревожная тишина. Хэм держал в руке свой пистолет, но даже если бы потребовалось им воспользоваться, не сумел бы ничего сделать, забыв об оружии. Вообще, его словно парализовало. Пат наконец заговорила.
   — Это… это невозможно, — сказала она слабым голосом. Это тропизм. Эта создание просто отражает звуки, которые до него доходят. Разве не так, Хэм? Разве не так?
   — Я… я… ну, разумеется! — Он разглядывал глаза, закрытые веками. — Так и должно быть. Слушай! — Он наклонился вперед и крикнул «Привет!» прямо в сторону создания. — Сейчас оно ответит.
   И существо ответило.
   — Это не тропизм, — заклекотало оно пискливым, но идеальным английским языком.
   — Это не эхо! — Пат говорила с трудом и пятилась все дальше. — Я боюсь! — пискнула она, таща Хэма за руку. — Бежим, быстро!
   Хэм задвинул ее за себя.
   — Может, я и боязливый янки, — буркнул он, — но собираюсь допросить этот живой граммофон, чтобы узнать, что или кто приводит его в движение.
   — Нет! Нет, Хэм! Я боюсь!
   — Он не выглядит опасным, — заметил он.
   — Опасности нет, — согласилось существо на льду.
   Хэм сглотнул слюну, а Пат испуганно вскрикнула.
   — Кто… кто ты? — спросил Хэм дрожащим голосом.
   Ответа не было. Глаза с веками неподвижно смотрели на него.
   — Кто ты? — попробовал он еще раз.
   И снова нет ответа.
   — Откуда ты знаешь английский? — продолжал спрашивать Хэм.
   — Не знаешь английский, — заклекотал голос.
   — Тогда… гм… почему ты говоришь по-английски?
   — Ты говоришь по-английски, — логично объяснило создание.
   — Я спрашиваю не почему, а каким образом?
   К этому времени Пат уже частично справилась со своим испугом, и ее мозг нашел решение.
   — Хэм, — прошептала она, — это существо использует слова, которыми пользуемся мы. А значение их узнает от нас.
   — Значение узнает от вас, — подтвердило существо.
   Хэма вдруг осенило.
   — О Боже! — воскликнул он. — Значит, мы можем расширить его словарь.
   — Вы говорить, я говорить, — предложило существо.
   — Ну конечно! Понимаешь, Пат? Мы можем говорить, что угодно… — Он задумался. — Что бы ему… «Когда в теченье наших дел…»
   — Умолкни, янки! — оборвала его Пат. — Мы на британской территории! «Быть или не быть — вот в чем вопрос…»
   Хэм улыбнулся и замолчал, а когда Пат умолкла, не зная, что говорить дальше, принял от нее эстафету: «Жили однажды три Медведя…».
   Так они говорили по очереди, и вдруг до Хэма дошло, что вся ситуация фантастически абсурдна — Пат рассказывает сказку о Красной Шапочке лишенному чувства юмора существу с ночной стороны Венеры! Он внезапно расхохотался, и девушка удивленно уставилась на него.
   — Расскажи ему сказку о бродяге и дочке крестьянина! сказал он, задыхаясь от смеха. — Посмотрим, улыбнется ли он хоть раз!
   Пат подхватила его смех.
   — Однако вопрос действительно серьезен, — сказала она наконец. — Представь себе, Хэм! Разумная жизнь на темной стороне. А ты действительно разумен? — обратилась она к созданию на льду.
   — Я разумен, — заверило оно. — Я разумно разумен.
   — По крайней мере, ты превосходный лингвист, — сказала девушка. — Хэм, ты когда-нибудь слышал, чтобы английский изучали за полчаса? Подумай об этом! — Страх ее совсем прошел.
   — Что ж, воспользуемся этим, — предложил Хэм. — Как тебя зовут, дружище?
   Ответа не было.
   — Разумеется, — вставила Пат. — Он не может сказать нам свое имя, пока мы не произнесем его по-английски, а мы не можем этого сделать, потому что… Ну, хорошо, в таком случае назовем его Оскар, этого хватит.
   — Пусть будет так. Кто ты, Оскар?
   — Я человек.
   — Что? Разрази меня гром, если это правда!
   — Такие слова ты сказал мне. Для меня я человек для тебя.
   — Подожди-ка. «Для меня я…» Я понял. Пат. Он хочет сказать, что единственные слова, которые у нас есть для определения того, кем он себя считает, это «человек». Ну, хорошо, в таком случае как называется твой народ?
   — Люди.
   — Я имею в виду твою расу. К какой расе ты относишься?
   — К расе людей.
   — Уф! — тяжело вздохнул Хэм. — Попробуй ты, Пат.
   — Оскар, — сказала девушка, — ты человек. Ты млекопитающее?
   — Для меня человек млекопитающее для тебя.
   — О Боже! — Она попыталась еще раз. — Оскар, как размножается твоя раса?
   — У меня нет подходящих слов.
   — Вы рождаетесь?
   Странное лицо или же тело существа без лица слегка изменилось. Полупрозрачные веки, защищающие его многочисленные глаза, покрылись еще более толстыми заслонками; это выглядело так, словно существо задумчиво сморщило лоб.
   — Не рождаемся, — заклекотало оно.
   — Тогда, может… семена, споры, партеногенез? Или же деление?
   — Споры, — пропищало таинственное создание, — и деление.
   — Но ведь… — Она умолкла, и в тишине они услышали зловещий вой трехглазого где-то далеко слева. Люди повернулись, взглянули и в ужасе отступили. Там, куда едва доставал сноп света, один из хохочущих дьяволов подхватил и уносил что-то, несомненно, бывшее одним из пещерных созданий. Остальные же, еще более усиливая ужас положения, продолжали все так же сидеть перед своими ямами.
   — Оскар! — крикнула Пат. — Одного из вас схватили!
   Она умолкла на полуслове, прерванная громом револьвера, но выстрел оказался неудачным.
   — О-о! — простонала девушка. — Это дьяволы! Они схватили одного! — Существо, находившееся перед ней, молчало. — Оскар! — крикнула Пат. — Неужели это тебе безразлично? Они убили одного из вас, ты понимаешь это?
   — Да.
   — Но… неужели это не имеет для тебя никакого значения? — Пат испытывала что-то вроде человеческого сочувствия к этим существам. — Тебя это вообще не касается?
   — Да.
   — Но что эти дьяволы делают с вами? Почему вы позволяете им убивать себя?
   — Они едят нас, — спокойно сказал Оскар.
   — О! — От ужаса у Пат перехватило дыхание. — Но… почему вы не… — Она замолчала, потому что существо начало медленно и методически отползать к своей норе.
   — Подожди! — крикнула девушка. — Они сюда не придут. Наши фонари…
   — Холодно, — донесся до нее ответ. — Я ухожу из-за холода.
   Стало тихо.
   Действительно стало холоднее, участились порывы морозного ветра. Оглядевшись вокруг, Пат заметила, что нее жители пещер забираются в свои норы. Девушка беспомощно посмотрела на Хэма.
   — Это… это был сон? — прошептала она.
   — В таком случае мы спали вместе, Пат. — Он взял ее за руку и повел обратно к ракете, иллюминаторы которой приглашающе светились в темноте.
   Когда они оказались в теплом помещении и скинули неуклюжую верхнюю одежду, Пат поджала свои стройные ноги, закурила и принялась довольно рационально взвешивать происшедшее.
   — Во всем этом есть что-то непонятное, Хэм. Ты заметил странности в разуме Оскара?
   — Он дьявольски быстро соображает!
   — Да, он весьма умен. Уровень его интеллекта равняется человеческому или даже… — она заколебалась, — выше его. Однако это не человеческий разум. Он какой-то другой… чужой, странный. Я не могу выразить свои чувства, но заметил ли ты, что Оскар не задал ни одного вопроса? Ни одного!
   — Погоди-ка… а ведь точно! Это странно!
   — Это чертовски странно. Каждый разум человеческого типа, встречая иную мыслящую форму жизни, задал бы множество вопросов. Мы задавали их. — Она задумчиво выпустила клуб дыма. — Но это еще не все. Это равнодушие, когда трехглазый атаковал его соплеменника… разве это по-человечески или хотя бы по-земному? Я видела, как охотящийся паук схватил одну муху из роя, не беспокоя других, но может ли такое быть с разумными существами? Не может, даже в случае мозгов, развитых так слабо, как у оленей или воробьев. Убей одно животное, и остальные испугаются.
   — Это верно, Пат. Чертовски странные создания эти соплеменники Оскара. Странные зверушки.
   — Зверушки? Только не говори, что не заметил, Хэм.
   — Не заметил чего?
   — Оскар не животное. Он растение — теплокровное, движущееся растение. Все время, что мы разговаривали, он укоренялся своим… своим корнем. А то, что выглядело как ноги — это стручки. Он не ходил на них, передвигался на корне. Более того…
   — Что?
   — Более того, Хэм, эти стручки такие же, как те, которыми трехглазые закидали нас в ущелье Гор Вечности, те, от которых мы чуть не задохнулись…
   — Ты хочешь сказать, от которых ты потеряла сознание?
   — Во всяком случае я успела их заметить! — ответила она, покраснев. — Это часть тайны, Хэм. Разум Оскара — это разум растения! Не кажется ли тебе, — спросила вдруг девушка, что присутствие Оскара и его соплеменников представляет угрозу людям, живущим на Венере? Я знаю, что эти существа с темной стороны, но что будет, если здесь откроют ценные месторождения? Если именно здесь начнется промышленная эксплуатация? Люди не могут жить совсем без солнечного света, я это знаю, но может возникнуть потребность основания здесь временных колоний — и что тогда?
   — Вот именно, что тогда? — повторил Хэм.
   — Что тогда? Разве хватит на одной планете места для двух разумных рас? Разве рано или поздно не наступит конфликт интересов?
   — И что с того? — буркнул он. — Это примитивные существа, Пат. Они живут в пещерах, не создали культуры, не имеют оружия. Для человека они не опасны.
   — Но они так великолепно разумны! Откуда ты знаешь, не являются ли встреченные нами всего лишь варварами и что где-то в глубине темной стороны не существует цивилизация растений? Ты же знаешь, что цивилизация не является привилегией исключительно человека. Взгляни на могучую, хоть и клонящуюся к закату культуру Марса и на мертвые ее остатки на Титане. Человек просто стал ее самой сильной версией, по крайней мере пока.
   — Это правда, Пат, — согласился Хэм. — Но если соплеменники Оскара воинственны не более, чем в отношении того кровожадного трехглазого, они не представляют особой опасности.
   — Этого я вообще не могу понять. — Она вздрогнула. — Интересно… — Пат замолчала, хмуря брови.
   — Что интересно?
   — Я… не знаю. Мне кое-что пришло в голову… — Она подняла взгляд. — Хэм, завтра я хочу точно установить, на каком уровне интеллект Оскара. Если удастся.
   Однако с этим возникли некоторые трудности. Когда Хэм и Пат приблизились к краю ледяного вала, с трудом преодолев фантастически смятый район, оказалось, что они понятия не имеют, перед которой пещерой разговаривали с Оскаром. В мерцающем свете ламп каждое отверстие казалось им похожим на другие, а существа, находящиеся у выходов, смотрели на них глазами, в которых не просматривалось никакого выражения.
   — Ну вот, — озабоченно сказала Пат. — Придется экспериментировать. Эй, это ты, Оскар?
   — Да, — произнес клекочущий голос.
   — Не верю, — вставил Хэм. — Он был правее. Эй, это ты, Оскар?
   — Да, — заклекотал другой голос.
   — Но вы не можете оба быть Оскаром!
   — Мы все им являемся, — ответил тот, которого выбрала Пат.
   — А, неважно, — прервала девушка, опередив дальнейшие возражения Хэма. — Что знает один, явно знают все, поэтому не имеет значения, которого выбрать. Оскар, вчера ты сказал, что разумен. Ты более разумен, чем я?
   — Да, много больше.
   — Ха! — фыркнул Хэм. — Вот видишь. Пат!
   Она со злостью шмыгнула носом.
   — Этим он тебя превосходит, янки. Оскар, ты говоришь когда-нибудь неправду?
   Полупрозрачные веки закрылись вторыми, толстыми.
   — Неправду, — повторил пискливый голос. — Неправду. Нет. Нет необходимости.
   — Тогда что… — она вдруг замолчала, услышав глухой треск. — Что такое? О, смотри, Хэм, один из его стручков лопнул! — Пат отодвинулась.
   В ноздри людей ударил острый, терпкий запах, напомнивший им часы в ущелье, но сейчас не такой сильный, чтобы Хэм начал задыхаться, а Пат потеряла сознание. Резкий, терпкий и одновременно не совсем неприятный.
   — Что это такое, Оскар?
   — Это служит для… — голос умолк.
   — Для размножения? — подсказала Пат.
   — Да, для размножения. Ветер разносит наши споры между нами. Мы живем там, где нет постоянного ветра.
   — Однако вчера ты говорил, что ваш способ — это деление.
   — Да. Споры садятся на наши тела и происходит… — голос вновь умолк.
   — Оплодотворение? — подсказала девушка.
   — Нет.
   — Тогда… поняла! Раздражение!
   — Да.
   — Которое вызывает появление шишковидного нароста?
   — Да. Когда его рост прекращается, мы делимся.
   — Фу! — фыркнул Хэм. — Шишка!
   — Заткнись! — рявкнула Пат. — Ребенок в лоне матери тоже не более чем шишка.
   — Не более… Как я рад, что не стал биологом! И что не родился женщиной!
   — Я тоже, — серьезно ответила Пат. — Оскар, каковы твои знания: что ты вообще знаешь?
   — Все.
   — Ты знаешь, откуда прибыли люди, похожие на меня?
   — Со стороны света.
   — Да, а до этого?
   — Нет.
   — Мы прибыли с другой планеты, — торжественно сказала девушка, а поскольку Оскар молчал, добавила: — Ты знаешь, что такое планета?
   — Знаю.
   — Но знал ли ты раньше, до того как я произнесла это слово?
   — Да, гораздо раньше.
   — Но откуда? Ты знаешь, что такое машины? А оружие? Знаешь, как все это производить?
   — Да.
   — Тогда… почему вы этого не делаете?
   — Нет необходимости.
   — Нет необходимости! — воскликнула она. — Имея свет, даже просто огонь, вы могли бы держать триопов на безопасном расстоянии. Вы могли бы избежать съедения!
   — Нет необходимости.
   Пат беспомощно повернулась к мужу.
   — Он лжет, — предположил тот.
   — Не думаю, — буркнула она. — Это что-то другое… что-то, чего мы не понимаем. Оскар, откуда вы все это знаете?
   — Разум.
   У входа в другую пещеру с глухим треском лопнул очередной стручок.
   — Но откуда? Скажи, как вы узнаете факты?
   — Из любого факта, — заклекотало существо на льду, — разум может создать образ… — Воцарилась тишина.
   — Вселенной? — подсказала Пат.
   — Да, Вселенной. Я начинаю с одного факта и на основании его делаю выводы. Строю образ Вселенной. Начинаю с другого факта, делаю выводы. Констатирую, что полученный образ Вселенной такой же, как в первом случае. Я знаю, что образ правдив.
   — Слушай, — выдавил Хэм, — если это правда, мы можем узнать у Оскара все! Оскар, ты можешь выдать нам тайны, которых мы не знаем?
   — Нет.
   — Почему?
   — Вы должны знать нужные слова, чтобы сообщить их мне. Я не могу рассказать вам того, для чего у вас нет нужных слов.
   — Верно! — шепнула Пат. — Но, Оскар, я знаю слова «время» и «пространство», «энергия» и «материя», «закон» и «причина». Скажи мне конечный закон Вселенной.
   — Это закон… — Тишина.
   — Сохранения энергии или материи? Гравитации?
   — Нет.
   — Закон… Бога?
   — Нет.
   — Жизни?
   — Нет. Жизнь не имеет значения.
   — Тогда чего? Мне больше ничто не приходит на ум.
   — Может, случая? — задумчиво сказал Хэм. — Для этого нет нужного слова.
   — Да, — заклекотал Оскар. — Это закон случая. Все остальные слова — другие аспекты закона случая.
   — О, небо! — прошептала Пат. — Оскар, ты знаешь, что такое звезды, солнца, созвездия, планеты, туманности, атомы, протоны и электроны?
   — Да.
   — Но… откуда? Ты когда-нибудь видел звезды, находящиеся за этим вечным слоем облаков? Или Солнце за барьером?
   — Нет. Достаточно разума, поскольку есть лишь один способ существования Вселенной. Только то, что возможно, — реально; то что нереально, — одновременно невозможно.
   — Это… кажется, это что-то значит, — прошептала Пат. Но я плохо понимаю, что. Оскар, почему… почему вы не используете свои знания, чтобы защититься от врагов?
   — Нет необходимости. Нет необходимости делать что-либо. Через сто лет мы будем… — Тишина.
   — В безопасности?
   — Да—нет.
   — Что? — Ее вдруг пронзила страшная догадка. — Ты хочешь сказать — вымрете?
   — Да.
   — Но… о, Оскар! Разве вы не хотите жить? Разве ваш народ не хочет уцелеть?
   — Хочет, — проскрипел Оскар. — Хочет-хочет-хочет. Это слово ничего не значит.
   — Оно значит… желает, жаждет.
   — Жаждет ничего не значит. Желает-желает. Нет, мой народ не желает уцелеть.
   — О! — слабо вздохнула Пат. — Тогда зачем вы размножаетесь?
   Словно в ответ лопнувший стручок осыпал их удушливой пылью.
   — Потому что должны, — заклекотал Оскар. — Когда на нас садятся споры — мы должны.
   — Понимаю, — медленно сказала Пат. — Хэм, кажется, я поняла. Вернемся на корабль.
   Она неуверенно повернулась, а Хэм пошел за ней следом, глубоко задумавшись. Его охватила странная апатия.
   Их ждала еще одна небольшая неприятность. Камень, брошенный каким-то трехглазым, прячущимся за льдом, разбил левую лампу на шлеме Пат. Казалось, это ее мало тронуло, девушка лишь мельком взглянула в ту сторону и шла дальше, но всю обратную дорогу их преследовали вой, писки и насмешливый хохот, несущийся с левой стороны, освещенной теперь только лампой Хэма.