Брэдфорд Барбара Тейлор. Быть лучшей

   – Если, конечно, она состоится.
   Пола настороженно взглянула на Майкла.
   – А что может ей повредить? – спросила она мгновенно изменившимся тоном, в котором теперь звучала тревога.
   – Ну, с такой возможностью всегда надо считаться, Правда, в данном случае беспокоиться, по-моему, особенно не о чем. Насколько я знаю, конкурентов у тебя пока нет. Харви, когда я виделся с ним в Нью-Йорке, говорил, что председатель правления готов начать переговоры в любой момент, как только ты будешь готова. А голос Миларда Ларсона в данном случае – решающий, потому что он основной пайщик и главное лицо в компании. Так что на твоем месте я бы отправился в Нью-Йорк как можно скорее.
   – Это верно, только, к сожалению, не получится, по крайней мере, в течение ближайших двух недель. Завтра из школы приезжают Лорн и Тесса. На пасхальные каникулы. И я должна быть с ними.
   – Ох, я совсем забыл про Пасху! У меня такая же ситуация. Боюсь, и мне придется отложить поездку.
   Пола удивленно подняла брови.
   – А ты разве тоже собираешься в Штаты, Майкл?
   – Я думал, что мне стоит быть рядом с тобой на случай, если понадоблюсь, – живо откликнулся Майкл. Лицо у него разгорелось. – В конце концов, кто, как не я, познакомил тебя с Харви Роусоном, отыскал клиента и вообще закрутил дело? – Он хитровато подмигнул ей. – К тому же в этом месяце мне все равно надо быть в Нью-Йорке по своим делам, так что я одним ударом убью двух зайцев.
   Пола ничего не ответила, и Майкл спросил:
   – Ну, как ты смотришь на это?
   – Ну что ж, почему бы и нет… – Устыдившись собственных колебаний, она тут же добавила более твердым голосом: – Конечно, конечно, поедем.
   – Значит, решено, – сказал Майкл, явно довольный успехом своей маленькой хитрости. Перспектива оказаться с Полой вдвоем в Нью-Йорке вдохновляла его.
   – А теперь, – продолжил он нарочито равнодушным тоном, – нам лучше обратиться к папиной выставке. А то последние десять минут он как-то странно на нас посматривает. Не ровен час, обидится.
   Пола рассмеялась.
   – Ничего удивительного. На что это, в самом деле, похоже: стоим посреди зала и толкуем неизвестно о чем, не обращая ни малейшего внимания на него, на его гостей и, наконец, на все эти сокровища. Пойдем к нему, живо. Ведь он хотел сам провести меня по выставке и рассказать о каждом из шедевров Фаберже, которые ему удалось заполучить. И, должна признаться, я с удовольствием бы послушала. Оказывается, коллекция у него гораздо больше, чем мне раньше казалось.
   – Здесь не все принадлежит отцу, – заметил Майкл. – Кое-что одолжила для выставки королевская семья, что-то дал Кеннет Сноумен, один из крупнейших специалистов по Фаберже, и Малкольм Форбс, еще один страстный, вроде отца, коллекционер.
   – Знаю. Дядя Ронни говорил мне. Но все равно у него замечательная коллекция.
   – Это уж точно. Последние несколько лет она, помимо бизнеса, главная его забота.
   Они двинулись по просторному салону Королевской академии искусств в Берлингтон-Хауз, где в этот апрельский вечер состоялся вернисаж выставки произведений Фаберже. Его устраивал сэр Рональд Каллински, а выручка должна была пойти на благотворительные цели. Галерея была заполнена народом.
   Перед Полой и Майклом остановился официант.
   Майкл взял с серебряного подноса два бокала шампанского, поблагодарил официанта и протянул один Поле.
   Заметив, что они направляются к нему, сэр Рональд отделился от небольшой группы людей и поспешил к ним навстречу.
   – Эй, молодежь, я знаю, что вы всегда по горло в делах и редко думаете о чем-нибудь другом, но неужели даже на моем приеме нельзя отвлечься? – с явным неудовольствием спросил он. Но, взяв Полу под руку и двинувшись с ней по галерее, он тут же смягчился, глаза его потеплели.
   – Ну, а теперь, милая, – сказал сэр Рональд, – позволь мне быть твоим гидом. В последнее время я купил много нового, чего ты еще не видела. Кстати, и ты, Майкл, тоже, – добавил он, оглядываясь на сына.
   – Я уже давно жду случая полюбоваться твоими новыми приобретениями, – искренне сказал тот. – Извини, что мы заболтались о делах.
   – Ладно, ладно, сынок, – откликнулся сэр Рональд, и они отправились осматривать выставку.
   Остановившись у одного из экспонатов, сэр Рональд сказал Поле:
   – Это не мое. К сожалению. Эту штуку мне любезно предоставила для выставки Ее Величество королева. Между прочим, одно из моих любимейших произведений Фаберже. На мой взгляд, это самая необычная вещь из всей серии пасхальных яиц. Это яйцо подарил царице Александре Федоровне Николай II на Пасху в девятьсот четырнадцатом году. Как видишь, оно покрыто тонким слоем платины и «цветочной вышивкой», сделанной из драгоценных камней. Это рубины, сапфиры, алмазы и изумруды и по краям – жемчуг. А посреди, видишь, миниатюрные портреты царских детей. Тут художник использовал сепию.
   – Потрясающе, – восхищенно промолвила Пола, разглядывая яйцо со всех сторон. – А подставка убирается внутрь, да? Я имею в виду, когда яйцо не выставляется?
   – Именно. – Сэр Рональд снова взял Полу под руку, и обход галереи продолжился.
   – В том-то, в частности, и состоит гений Фаберже, что разного рода удивительные, волшебные секреты скрыты внутри вещи, – рассказывал сэр Рональд. – Вроде, например, фантастического золотого петушка, который выскакивает из почти прозрачного пасхального яйца, покрытого голубой эмалью. Кстати, когда-то оно принадлежало твоей бабушке. – Сэр Рональд улыбнулся.
   – Да-да, – улыбнулась в ответ Пола, – очень красивое, по крайней мере на мой взгляд. И мне так приятно, что когда-то на аукционе вы всех побили, и оно снова оказалось в вашей коллекции. Осталось, так сказать, внутри содружества кланов.
   Сэр Рональд усмехнулся.
   – Наверное, никогда не забуду тот день на «Сотби». Борьба шла страшная. Нервы щекотала. И, конечно, я был страшно рад, когда выяснилось, что победа за мной. Естественно, я не мог не выставить это яйцо сегодня. Пойдемте, посмотрим на него, а потом перейдем в другой зал. Там тоже шедевры Фаберже, которые он успел сделать для династии Романовых, прежде чем их постиг трагический конец.
   – А я и не знал, что Аманда тоже здесь! – удивленно воскликнул Майкл, заметив, что она, остановившись у входа, оглядывается по сторонам, разыскивая их.
   – Я забыла сказать тебе, – спохватилась Пола. – Я послала ей билет, и она сказала, что обязательно постарается быть.
   – Пойду, приведу ее. – Майкл направился к двери.
   Проводив его взглядом, Пола подмигнула сэру Рональду.
   Тот пристально взглянул на нее и проговорил с расстановкой:
   – Если не ошибаюсь, ты играешь роль свахи, да, Пола?
   – А почему бы и нет? – рассмеялась она – Аманда хвостиком за Майклом бегает. Так почему бы ему не пойти ей навстречу?
   Сэр Рональд изумился, но только на миг.
   – А в самом деле, почему бы нет? – кивнул он. – Аманда очаровательная юная дама. К тому же далеко не глупая. Эмили и Александр по-настоящему поработали с ней. Не сомневаюсь, что она передаст нам «Леди Гамильтон» в лучшем виде. Думаю, ты согласишься со мной. Я уже говорил на днях Эмили, что мои сотрудники очень довольны ею. Мы чрезвычайно сожалеем, что она уходит. Но Эмили объяснила, что она нужна в «Харт Энтерпрайзиз», и я это могу понять. И тем не менее… – Он оборвал фразу, и на лицо его легла тень бесконечной печали.
   Пола поняла, что сэр Рональд подумал в этот момент об Александре, сообщившем ему о своей болезни. Ей тоже сделалось очень грустно. Сэнди ушел в отставку в начале марта, и теперь председателем правления и исполнительным директором была Эмили. Аманда сменила ее на посту руководителя «Генре», а Уинстон по-прежнему руководил своей корпорацией «Йоркшир Консолидейтед Ньюспейпер Компании» и ее филиалами, где он был также акционером. Так сложился тесный союз предприятий. «Харт Энтерпрайзиз» по-прежнему процветал, но все равно Пола каждую минуту ощущала отсутствие Александра, хоть и звонила часто в Наттон-Прайори, где он тихо доживал свои дни.
   – Привет, дорогая, – сказала она, увидев подошедших Аманду и Майкла. – Прекрасно выглядишь.
   – Спасибо, Пола. – Аманда улыбнулась и чмокнула двоюродную сестру в щеку. – Добрый вечер, дядя Ронни. Извините, что опоздала, но на дороге сегодня полно пробок.
   – Ничего страшного, дорогая. – Сэр Рональд галантно поцеловал Аманде руку. – Майкл, сделай одолжение, принеси Аманде бокал шампанского, – обратился он к сыну.
   – Сию минуту, – ответил тот.
   Аманда повернулась к Поле, и у сэра Рональда появилась возможность присмотреться к ней. Высокая, стройная, со светлыми волосами, Аманда была молода и красива и очень походила на свою сестру Эмили. Сегодня вечером на ней был отлично сшитый костюм из алого шелка, в петлице – бриллиантовая брошь бантиком в викторианском стиле, в ушах – жемчужные серьги. Шикарно, но строго, подумал сэр Рональд. У этой юной дамы явно хороший вкус и хорошее воспитание. Он взглянул на нее новыми глазами. Как на будущую невестку. И в этом качестве она ему весьма приглянулась. Аманда могла стать Майклу идеальной женой – умная, развитая, привлекательная, энергичная, с хорошими манерами, словом, настоящая внучка Эммы Харт. Как раз то, что нужно сыну. Брачный союз между представителями двух кланов – Хартов и Каллински – показался ему весьма перспективным. Этот союз следовало выпестовать, чем Пола, как видно, была уже занята. Да, Майкл и Аманда должны пожениться. Попозже надо будет спокойно потолковать с Полой. Вдвоем они выработают план действий. Майкла надо аккуратно подвести к мысли, что о лучшем браке и мечтать нельзя. А то его сын, как только дело доходило до женщин, терял всякую уверенность. И слишком уж засиделся в бобылях после развода.

Глава 31

   Сад был по-прежнему ее любимым местом. С самого детства Пола с огромным удовольствием работала в нем: сажала, полола, окучивала, собирала урожай. Труд на свежем воздухе всегда был ей в охотку и неизменно приводил в наилучшее расположение духа.
   К тому же она давно обнаружила, что именно в это время ей приходят в голову самые ценные мысли. Сегодняшний день не был исключением. В этот солнечный апрельский полдень, сразу после Пасхи, дул легкий ветерок, и на ослепительно-голубом небе не было ни облачка.
   Пола возилась с декоративными каменными горками, которые только недавно устроила, и сосредоточенно думала об американской сети магазинов. Стороны уже обменялись первоначальными предложениями, и на следующей неделе Милард Ларсон ожидал ее в Нью-Йорке, где они должны были сесть за стол переговоров и выработать условия и сроки сделки. Еще задолго до появления Ларсона Пола, раздумывая над расширением своей деятельности в Америке, решила, что купит новую компанию на свои собственные деньги.
   Шестьсот пятьдесят миллионов долларов. Эта цифра неотвязно крутилась у нее в голове, пока она раскладывала по сортам альпийские растения. Да, ничего не скажешь, деньги гигантские. Вот уже несколько дней она прикидывала, как лучше собрать их.
   Она подавила вздох. Если бы мать в прошлом году согласилась продать акции «Сайтекс», проблема была бы решена. Согласно условиям дедова завещания, они с Филипом получали треть доходов от любой операции – то есть в данном случае их выручка выражалась бы в сотнях миллионов долларов на каждого. Но мать отказалась продавать нефтяные акции. Отказалась тогда, продолжает упорствовать и сейчас. Так что Пола примирилась с тем, что, если подвернется что-нибудь подходящее, деньги придется добывать другим способом.
   Она прикидывала различные варианты и в конце концов от всех них отказалась – слишком уж сложными и затейливыми они были. Тогда она вернулась к мысли, возникшей с самого начала: продать десять процентов акций, оставленных ей Эммой. Они принесут от двухсот до трехсот миллионов и в то же время никак не поколеблют ее ключевого положения в компании. С оставшимся сорока одним процентом акций она все равно будет крупнейшим держателем ну и, разумеется, по-прежнему председателем правления и исполнительным директором сети магазинов «Харт». Недостающую сумму она легко займет в банке под будущие доходы, особенно от недвижимости, которая была теперь в большой цене.
   После долгих колебаний Пола решилась. Да, именно так она и поступит. И без промедления. Прямо с утра в понедельник свяжется со своим биржевым маклером.
   Лицо ее осветилось радостной улыбкой, сменившей озабоченное выражение, державшееся весь день. Теперь ее уже ничто не отвлекало от альпийской рассады, которую предстояло засунуть в расселины между камнями.
   – Мама! Мама!
   Услышав голос Патрика, Пола вздрогнула. Дети во всю прыть неслись по гравиевой дорожке, полого спускавшейся от длинной террасы, окаймлявшей заднюю часть Пеннистоун-ройял.
   На обоих были свитера и джинсы, а поверх – меховые куртки. Глядя на детей, Пола порадовалась, какими бодрыми и здоровыми они сегодня выглядят. Особенно Патрик. Отсутствующее выражение, столь часто появлявшееся у него в глазах, исчезло, причем уже довольно давно. Разумеется, она была счастлива. Может, ее сын, пусть и медленно, но выздоравливает? Она так любила свое нежное, прекрасное – и больное дитя.
   – Патрик! Осторожнее! Упадешь! – крикнула она. – И ты тоже, Линнет. Что за спешка? Я же никуда не денусь. – Пола поднялась, поставила ведро с садовым инвентарем и начала медленно спускаться с каменной насыпи.
   Патрик на бегу уткнулся ей в грудь, жадно глотая воздух.
   Она откинула у него с висков темные пряди волос и с волнением сказала:
   – Ну-ну, милый, разве так можно? Ты бежал так быстро, что я…
   – Я немного запыхался, мама, – перебил Патрик, серьезно глядя ей в глаза. – Линнет тоже запыхалась.
   – Вовсе нет, – решительно запротестовала Линнет. Не обращая на нее внимания, Патрик продолжал:
   – Лошадку, мама. Патрик хочет лошадку.
   Пола с удивлением перевела глаза на шестилетнюю дочку, как делала нередко, когда Патрик начинал говорить загадками.
   – Это он про лошадку на чердаке, – пояснила Линнет. – Она ему зачем-то нужна, а я сказала, что брать нельзя, не спросив папу. А папа велел спросить у тебя.
   – Лошадка на чердаке? Никак не пойму, о чем ты, дорогая?
   – Лошадка на кусели… знаешь, которая бегает по кругу… бегает и бегает. Под музыку.
   – Ка-ру-сель. Лошадка на карусели. Теперь ясно. – Пола улыбнулась. – Но что-то я не припомню, чтобы на чердаке… Впрочем, если вы видели…
   – Она в сундуке, – затараторила Линнет. – Мы только сейчас видели ее. Папа разрешил нам после прогулки поиграть на чердаке.
   – Ах, вот как. – Пола стянула садовые перчатки, бросила их в ведро поверх инструментов и, взяв детей за руки, повела их к дому.
   Несколько минут спустя они уже рылись в сундуках, годами стоявших на чердаке нетронутыми. Патрик немедленно завладел игрушечной каруселью, Пола дала ему маленький ключ и показала, как им пользоваться.
   Лошади двигались по кругу, мерно опускаясь и поднимаясь под музыку вальса. Патрик был совершенно счастлив. Пола с любовью наблюдала, как он самозабвенно отдается новой игре.
   Оставив его с каруселью, Линнет и Пола принялись рыться в другом сундуке.
   Они деловито раскладывали игрушки. Тут были большой деревянный солдатик, ящик с детскими кубиками, покрытый многолетней пылью безглазый медвежонок с оторванной лапой, другие животные, разнообразные картинки-загадки, коробка с оловянными солдатиками, куча мягких игрушек.
   На самом дне сундука обнаружилась красивая фарфоровая кукла. Пола так и расплылась в радостной улыбке. Эту куклу она прекрасно помнила. Ее подарила бабушка, и Пола всячески холила и нежила игрушку. Она любила эту куклу больше всего на свете. Много лет назад, перебираясь после смерти Джима из Лонгмидоу в Пеннистоун-ройял, она тщательно упаковала ее и взяла с собой. Пола собиралась подарить ее Тессе, но за всеми бедами, которые свалились на нее в тот несчастный год, забыла.
   Присев на корточки, Пола пригладила золотистые локоны куклы, поправила сбившееся набок кружевное платьице. Удивительно, как хорошо она сохранилась – выглядела почти как новая.
   Линнет молча наблюдала, переводя взгляд с матери на куклу.
   – Это что, твоя кукла, мама? – спросила она наконец.
   – Да, родная. Ее мне подарила бабушка, когда я была такая же, как ты.
   – Бабушка Эмма?
   Пола кивнула.
   – Тогда ты никому ее не отдашь! – с величайшей серьезностью сказала Линнет, не в силах отвести глаз от куклы.
   Пола рассмеялась.
   – Может, и отдам. Например, девочке, которая будет за ней по-настоящему ухаживать. Так же, как я.
   – Выходит, Тессе, – с оттенком печали в голосе сказала Линнет.
   – Нет. Мне кажется, эту девочку зовут Линнет.
   – Правда, мама?
   – Держи, дорогая. – Пола протянула куклу. – Я назвала ее когда-то Флорабель.
   – Тогда я тоже буду так звать ее. – Крепко схватив куклу, Линнет прижалась к Поле и потерлась носом о ее щеку.
   – Я люблю тебя, мама, – прошептала она. – Ты так вкусно пахнешь. Как букет цветов. – Линнет склонила голову и задумчиво поглядела на мать. Потянувшись, она легонько прикоснулась к ее щеке.
   – Ты не потеряешься, мама? – с неожиданной тоской спросила она.
   Брови у Полы удивленно изогнулись.
   – Что ты хочешь этим сказать, детка?
   – Бывает, мы ждем тебя, ждем, и папа говорит: «Наверное, наша мама потерялась. Ума не приложу, где она может быть». И идет к окну высматривать. А я волнуюсь, пока ты не вернешься. И Патрик тоже. По крайней мере, мне так кажется.
   – Это всего лишь присказка такая, милая. Папа вовсе не хочет сказать, что я на самом деле потерялась, – успокаивающе улыбнулась дочери Пола.
   – Это точно, мама?
   – Ну разумеется, точно.
   – Тогда все в порядке.
   Пола пригладила дочери золотистые волосы и уселась в стороне, наблюдая, как она играет с куклой. «Как же легко рассеять детскую тревогу, – подумала она. – Любовь, ласка, забота, дисциплина – а больше ничего и не нужно. С ними все так просто и ясно. Вот если бы со взрослыми…»
   – Стало быть, вот где вы прячетесь! – воскликнул с порога Шейн. Все трое вздрогнули от неожиданности.
   Пола поднялась.
   – Мы тут разыскали целое сокровище, – сказала она – Для Патрика – карусель, а для Линнет – мою старую куклу Флорабель.
   Шейн кивнул и обнял жену за талию.
   – А теперь пошли-ка вниз. Няня приготовила чай в детской для всех нас.
 
   – Хорошо посидели, верно? И дети были в восторге, – сказал Шейн, когда они переодевались к ужину. – Мы уж давным-давно не были в детской. Надо бы почаще играть с ними.
   – Ты совершенно прав, милый, – согласилась Пола. Она сидела перед зеркалом, приглаживая серебряной щеткой волнистые темные волосы. Затем она подкрасила губы и надушилась своей любимой «Голубой гарденией». – А Патрик-то наш поразительные успехи делает, как тебе кажется? – Пола полуобернулась к Шейну.
   – Я тоже заметил. Это все наш новый гувернер Марк. Он прямо чудеса творит.
   Шейн надел темно-голубой блейзер, поправил галстук и подошел к жене. Положив Поле руки на плечи, он улыбнулся ей в зеркало.
   – Ты неотразима, Стручок, – сказал он. – Так что хватит прихорашиваться. Пошли-ка лучше наверх, в гостиную. Я там поставил в лед пару бутылок шампанского. Выпьем, пока не подошли Эмили с Уинстоном.
   – Прекрасная мысль. – Пола поднялась и поцеловала мужа в щеку. – Впрочем, как почти все твои мысли.
   Она взяла его под руку, и они отправились наверх.
   Верхняя гостиная в Пеннистоун-ройял была самой любимой комнатой Эммы Харт во всем этом огромном доме. Пола тоже ее обожала. Ее причудливая геометрия и обстановка не вполне оправдывали название «гостиная», но почему-то оно издавна закрепилось за ней. Гигантские размеры, высокий потолок с причудливой лепниной в стиле короля Якова I придавали этой комнате величие. В ней был застекленный снизу доверху эркер со ставнями, паркетный пол и камин, отделанный резными дубовыми панелями. Обставила гостиную Эмма так, что ее внушительные размеры не подавляли, а как бы растворялись в атмосфере уюта и плавных линий.
   Поле и в голову не приходило менять здесь обстановку – впрочем, это было бы чистым святотатством. Так что выглядела гостиная, как и пятьдесят лет назад, когда Эмма купила дом. Разве что ежегодно подкрашивали стены во все тот же бледно-желтый цвет, да время от времени меняли занавеси и покрывала.
   Над камином висел бесценный пейзаж Тернера в размытых голубых и зеленых тонах и три маслом писанных портрета молодой дворянской четы кисти сэра Джошуа Рейнолдса. Они прекрасно гармонировали со старинными предметами эпохи короля Георга, роскошным ковром и тонкой фарфоровой посудой в чиппендейлском буфете. На двух огромных диванах в центре комнаты чудные цветастые покрывала из вощеного ситца. Между диванами стоял столик красного дерева, а старинные фарфоровые лампы были забраны в светлые шелковые абажуры. Все вокруг переливалось серебром.
   Лампы были включены, в камине ярко пылал огонь. Расставленные повсюду нарциссы и гиацинты раскрылись в тепле, и воздух благоухал их терпким ароматом.
   Садясь на диван, Пола подумала, что сегодня вечером гостиная прекрасна, как никогда. Темнело, сгущались сумерки. Небо в огромных окнах становилось густо-синим, и на этом ровном фоне ярко полыхали багровые лучи заката. Дул сильный ветер, деревья качались, и издали, предвещая грозу, доносились раскаты грома.
   Но в гостиной царили мир и покой. Поле казалось, что над ней не властно само время. В каждом ее уголке таилось прошлое, каждая вещь порождала поток драгоценных воспоминаний о детстве, юности и тех незабываемых годах, когда в ней начала пробуждаться женщина. И еще – воспоминаний о людях, особенно дорогих ей, – живых и мертвых, об отце и бабушке, о матери, Филипе, друзьях молодости, об Эмили, Уинстоне, Александре. И разумеется, о Шейне, который занимал особое место в этих воспоминаниях, ставших пленниками гостиной. «Это мой дом, – думала Пола – Да, здесь мои корни. Точно так же, как это было для бабушки. И потому нигде мне не быть счастливой, кроме как здесь».
   – О чем задумалась? – Неожиданно возникший перед глазами Шейн заставил Полу вздрогнуть. Он протянул ей бокал шампанского, в котором весело звякали льдинки.
   – Спасибо, милый. О чем задумалась? Да об этой чудесной комнате и о том, сколько она хранит воспоминаний.
   – Да, вся жизнь тут прошла. – Шейн чокнулся с ней. – С самого детства.
   Они нежно улыбнулись друг другу, и Шейн, усевшись на диван напротив Полы, откинулся на мягкие подушки.
   – Вообще-то говоря, в последнее время я думала не столько о прошлом, сколько о будущем, – сказала Пола, наклонившись к нему. – Знаешь, Шейн, я твердо решила купить эти магазины в Штатах.
   Шейн пристально посмотрел на жену. Выражение его темных глаз переменилось, в них мелькнула тревога, но голос звучал, как обычно, размеренно и спокойно:
   – Ну что ж, если ты считаешь, что это надо, значит, так тому и быть. Я рад, что ты покончила с сомнениями. – Шейн полагал, что Пола берет на себя слишком большую ответственность, но он давно взял за правило не вмешиваться в ее деловые операции. Не в последнюю очередь из-за этого их брак оказался таким прочным.
   – Мне кажется, шестьсот пятьдесят миллионов долларов – справедливая цена, – медленно проговорила Пола. – Она подняла свои изящно изогнутые брови. – Ты так не считаешь?
   – Нет, почему же, вполне согласен с тобой.
   – Ну и чудесно. Я решила сама, на свои деньги купить эти магазины, – добавила Пола, неотрывно глядя на Шейна.
   Взгляд его выдал удивление, хотя голос сохранил прежнюю интонацию.
   – Ах вот как… И что же ты собираешься продать, чтобы иметь наличные на покупку?
   – Займу в банке – под заклад недвижимости и других активов Ларсона. Это дает около трехсот миллионов. А другая половина получится от продажи десяти процентов акций «Харт».
   – Пола! – не сдержался на сей раз Шейн. – Неужели ты действительно собираешься это сделать? Это же слишком рискованно. Не хочу вмешиваться в твои дела, дорогая, но подумай, ведь эти акции – твое мощное оружие и надежная защита, они дают тебе абсолютную власть в компании. Если ты продашь десять из пятидесяти одного процента, соответственно и положение твое переменится. Ты будешь уязвима.
   – Ну что за ерунда, Шейн! Кто это собирается вредить мне? – засмеялась Пола. – И правление, и вкладчики всегда меня поддержат. Они на моей стороне. Да и магазины-то эти – мои. Так что ни члены правления, ни акционеры не посмеют восставать против меня. В конце концов, «Харт» – это я, как некогда его воплощением была Эмма.
   – Ну, не знаю, – начал было Шейн и тут же остановился. Получилось, что он все-таки нарушил правило, которому следовал с момента женитьбы. Тогда он пообещал себе, что никогда не будет давать жене деловых советов. И обещания своего ни разу не нарушил. К тому же она не смогла бы к ним прислушиваться – точно так же, как в свое время Эмма Харт. Пола была упряма и независима. И как правило, подобно бабушке, не ошибалась в своих расчетах. Шейн глубоко вздохнул, подавляя желание продолжать спор.
   – По лицу вижу, что решение твое окончательное, – осторожно заметил он. – Сомнения исчезли, ты сама уверенность. Ну что ж, по-другому и быть не должно, когда пускаешься в такое предприятие. – Шейн улыбнулся и, не кривя душой, добавил: – Я всегда с тобой, дорогая.