– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал он.
   Пола вернулась за стол, села, потянулась к телефону, но звонить не стала. Какое-то время она сидела задумавшись. Оставалось сделать еще одну вещь, чтобы полностью закрепить успех, но тут надо было быть совершенно безжалостной. На такой шаг Эмма Харт, при всей ее твердости, никогда бы не пошла. И все же Пола продолжала обдумывать эту идею. Она посмотрела на портрет бабушки, потом перевела взгляд на настольную фотографию в серебряной рамке. На ней были изображены Шейн и дети. Это тоже наследники Эммы. Надо и о них думать.
   Отбросив сомнения, она потянулась к аппарату и набрала прямой номер сэра Рональда.
   Тот почти сразу поднял трубку:
   – Каллински слушает.
   – Дядя Ронни, это снова я. Извините, что весь день надоедаю.
   – Ну что ты, дорогая. – Сэр Рональд немного помолчал. – Он ушел?
   – Да. Потрясен, но не сдался. Похоже, наоборот, собирается продолжать борьбу. Так что, наверное, придется действовать, как договорились, чтобы покончить с ним. Копия отчета будет послана в официальные инстанции в Гонконг. Но, честно говоря, дядя Ронни, я…
   – Никакого снисхождения, Пола.
   – Но это жестоко. Бабушка никогда не была такой безжалостной.
   – Ты заблуждаешься, дорогая. Эмма могла быть и бывала совершенно безжалостной, если того требовали обстоятельства, то есть, когда речь шла о «Харт», об империи, которую она возвела буквально из ничего, или о близких.
   – Может, вы и правы.
   – Разумеется, я прав, – негромко проговорил сэр Рональд. – Я ведь говорил тебе вчера, что Джонатан Эйнсли вечно будет у тебя висеть на шее, как гиря. Он не оставит своей бредовой идеи отнять у тебя компанию. Такой уж это человек.
   Не услышав ответа, сэр Рональд добавил:
   – Тебе нечего не остается, как только навсегда остановить его. Чтобы защитить себя.
   – Да-да, дядя Ронни, понимаю.
 
   Джонатан сидел в «Кларидже», забившись в угол просторного холла, где подавали чай. Но едва ли он слышал стук приборов, звуки скрипки, шум голосов. Он был совершенно поглощен чтением.
   Джонатан прочитал отчет дважды.
   Поначалу он показался ему совершенной выдумкой, превратным толкованием фактов, особенно тех, что касались Тони Чу. Но потом он заколебался. Слишком много было в этом отчете реальных фактов, чтобы отбросить его просто, как фальшивку. Он испытал смятение, например, прочитав целую страницу, посвященную его отношениям с леди Сьюзен Соррел. Отношения эти были настолько тайными, что он поначалу глазам не поверил, наткнувшись на ее имя в этих бумагах. Он был совершенно убежден, что Сьюзен никому не рассказывала об их романе, пока он продолжался и после того, как закончился. Она слишком боялась сплетен, которые могли достичь ушей мужа. Меньше всего ей хотелось разводиться с богатым банкиром.
   Но сам он был чист, как и сказал Поле. Даже если верна информация о Тони, что, разумеется, настораживало. Если это правда, то тогда, не исключено, его вовлекли в какую-то аферу, о которой он и не подозревал. И тогда его компания, да и он сам, может оказаться в опасности. В серьезной опасности. Нужно как можно скорее лететь в Гонконг и заняться собственным расследованием.
   Однако более всего он был потрясен и надломлен всплывшими деталями из прошлого Арабеллы. Информация подтверждалась фотокопиями документов, относящихся к времени ее жизни в Париже. Они тщательнейшим образом фиксировали французский период ее биографии. Не оставалось никаких сомнений в том, что она действительно была у мадам Клео «девушкой по вызову» под именем Фрэнсин. Об этом свидетельствовали, впрочем, не только документы. Например, ее искушенность в постели, сам подход к мужчинам, который выдавал ее принадлежность древнейшей профессии, особого рода светскость, элегантность… Девочки у мадам Клео всегда были высший класс.
   Тщательно сложив бумаги и вернув их в конверт, Джонатан поднялся и зашагал к лифту. Что касается гонконгских дел, то здесь, в Лондоне, ими он заняться не мог. Но подняться наверх и потолковать с женщиной, на которой был женат, – это он мог.
   Пока Джонатан поднимался на десятый этаж, ярость, клокотавшая в нем и до того тщательно подавляемая, готова была излиться наружу. В люкс он вошел, весь дрожа, с посеревшим лицом. Он закрыл дверь негромко, и все равно Арабелла услышала и, улыбаясь, вышла в холл.
   – Ну как, дорогой, все в порядке? – спросила она, подходя и целуя его в щеку.
   Джонатан, находившийся под впечатлением прочитанного о жене, едва выдержал ее прикосновение. Ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не отшатнуться или не ударить ее.
   Ведь он любил ее, считал ее самым большим приобретением в жизни, а оказывается, она запятнана и порочна.
   – Так как прошла встреча в «Харт»? – снова спросила Арабелла.
   – Да так, – неопределенно ответил он, снова загоняя внутрь душащий его гнев.
   Непривычная холодность мужа заставила Арабеллу подозрительно посмотреть на него. «Впрочем, скорее всего, – решила она, – его дурное настроение вызвано встречей со злым гением, Полой О'Нил». Она вернулась в гостиную, где читала в ожидании Джонатана, и села на диван. Рядом лежало вязанье. Арабелла взяла недоконченную детскую кофточку и начала работать спицами.
   Джонатан последовал за ней, положил конверт на стол, прошел к бару и налил себе чистой водки.
   Потягивая ее, он глядел на жену. Сегодня живот ее выглядел особенно большим. Роды вот-вот начнутся, и, как бы разъярен он ни был, надо сдерживать себя. Она ему больше была не нужна, с ней он разведется не мешкая, но ребенком он не поступится ни за что. Ему нужен сын и наследник.
   Джонатан спросил как бы между прочим:
   – Тебе приходилось встречаться в Гонконге с неким Тони Чу?
   Если Арабеллу и насторожил вопрос, она ничем этого не выдала.
   – Нет, а что? – мягко откликнулась она.
   – Да нет, просто так. Его имя упоминали сегодня, когда я встречался со своими адвокатами. Я подумал, может, ты познакомилась с ним во время своих разъездов. Или просто слышала что-нибудь.
   – Боюсь, что нет, милый.
   Джонатан допил водку, взял со стола конверт и пересек комнату. Подтащив к дивану стул и усевшись напротив Арабеллы, он сказал:
   – Ты в свое время долго жила в Париже. Однако всегда отказывалась съездить туда. Отчего?
   – Я никогда не любила этот город, – по-прежнему ласково ответила Арабелла, поднимая взгляд от вязанья.
   – Тогда почему же ты прожила там целых восемь лет?
   – Я там работала. Ты же знаешь, я была манекенщицей. А почему ты, собственно, спрашиваешь, милый?
   – Ты что, боишься ехать в Париж? – медленно спросил Джонатан.
   – Ну разумеется, нет. Какие странные вопросы ты задаешь сегодня. Право, не могу тебя понять.
   – Боишься случайно столкнуться со своими прежними… клиентами, не так ли, Фрэнсин?
   Арабелла посмотрела на Джонатана. В бездонной черноте ее глаз светилась невинность.
   – Не пойму о чем ты. И почему ты называешь меня Фрэнсин? – Она негромко рассмеялась и покачала головой.
   – Потому что так тебя называли, когда ты была «девушкой по вызову».
   – Бог с тобой, о чем ты? – Арабелла снова метнула на мужа быстрый взгляд.
   – Не смей возражать! Вот здесь все свидетельства. Пола О'Нил была так любезна, что снабдила меня ими. Пожалуйста, можешь сама полюбоваться, – сказал он, прожигая ее взглядом. – Они тут исследовали мое прошлое… да и твое заодно.
   Арабелле ничего не оставалось, как взять бумаги, которые Джонатан подталкивал ей.
   – Читай!
   И вот тут ее охватил страх. Она увидела в его глазах мрачный блеск, непримиримую злость. В гневе он бывал жесток и опасен – это она знала. Арабелла повиновалась. Она бегло проглядела лежавшие перед ней бумаги. Читать внимательно не было нужды, она знала, что в них содержится ее приговор. И все равно слова сами бросились в ее глаза. Сердце у нее защемило.
   Она вернула Джонатану бумаги. Лицо у нее было белее полотна. В глазах сверкнули слезы.
   – Милый, умоляю, выслушай меня. Позволь мне объясниться. Пожалуйста. Мое прошлое не имеет ничего общего с настоящим, с тобой, с нами обоими. Это ведь было так давно. Я была очень молодой. Мне было всего девятнадцать лет. И эту жизнь я давно оставила позади, милый.
   – Еще раз спрашиваю тебя, – сказал Джонатан. – Ты знаешь Тони Чу?
   – Да, – прошептала Арабелла.
   – Он финансировал твою лавку древностей в Гонконге?
   – Да.
   – Почему?
   – Нам и раньше приходилось работать вместе. Он был для меня чем-то вроде антрепренера.
   – И он натравил тебя на меня, не так ли? Превратил меня в нечто вроде мишени. Хотел, чтобы я клюнул на тебя и женился, чтобы навсегда оказаться под его неусыпным оком. А ты чтобы докладывала ему результаты наблюдения.
   – Нет-нет, это не так. О Джонни, я просто влюбилась в тебя! Честное слово! Как ты можешь в этом сомневаться?
   – Признавайся, это была просто ловушка! Мне все известно, – напирал Джонатан.
   Арабелла задрожала.
   – Правда состоит в том, что в тот вечер, когда мы познакомились у Сьюзен Соррел, я действительно хотела тебя поймать. Но потом все переменилось. Я полюбила тебя. Верь мне. И как ты можешь сомневаться в этом после Мужена, где мы были так близки, так потрясающе близки – мы стали одно целое.
   – Я не верю ни одному твоему слову, – заявил Джонатан и пошел налить себе еще водки.
   Арабелла молчала, ожидая, когда он вернется на место. Едва он сел, как она заговорила вновь.
   – Я сказала Тони, что ничего не буду ему про тебя рассказывать. Не хочу. А когда я поняла, что у нас будет ребенок, об этом вообще не могло быть речи… Я люблю тебя, – повторила Арабелла, не отводя от Джонатана глаз.
   – И в этом деле с наркотиками ты тоже замешана?
   – Я не знаю, о чем ты говоришь! – На сей раз Арабелла и впрямь растерялась.
   – Да перестань же ты, ради Бога, отрицать очевидное! – крикнул Джонатан. Заслон внутри него прорвался. Он вскочил со стула и бешено затряс Арабеллу за плечи.
   – Шлюха! – кричал он. – Гулящая, проститутка! А ведь я любил тебя. Да что там любил – обожал. Я считал, что ты само совершенство, что ты самая прекрасная женщина на свете… самая чистая. А ты… ты ничто… грязь под ногами.
   Арабелла разрыдалась.
   – Нет, ты должен мне поверить, Джонни. Я люблю тебя всем сердцем, я ни слова ему не сказала…
   – Лгунья! – заорал Джонатан. Арабелла схватила его за руку.
   Он выдернул руку и посмотрел на нее с презрением и ненавистью.
   – Не прикасайся ко мне.
   Внезапно лицо Арабеллы исказилось, и она прижала руки к животу.
   – Ребенок! У меня начались схватки. Ради Бога, помоги, Джонни. Отвези меня в больницу. Пожалуйста, – простонала она.
   Арабеллу немедленно доставили в палату рожениц лондонской клиники. А Джонатана проводили в помещение для родственников. Через полтора часа у него родился сын. Медицинская сестра сказала, что через некоторое время его проводят к жене и ребенку.
   На Арабеллу ему было наплевать. Но сын – иное дело. Он всегда хотел, чтобы у него был наследник. При первой же возможности он отнимет у нее ребенка. Женщинам вроде Арабеллы – шлюхам – дети не нужны. Мальчика воспитают, как английского аристократа. Он будет учиться в Итоне, где некогда учился сам Джонатан, а потом в Кембридже.
   Погрузившись в свои мысли, Джонатан терпеливо ожидал, когда можно будет увидеть ребенка. Он вдруг понял, насколько хочется ему взять младенца на руки. Отец с матерью будут счастливы. Это у них первый внук. Может, он назовет сына Робином. После крестин в Палате будет устроен прием. Его отец – один из ведущих политиков, депутат парламента, он без труда устроит это.
   Мысли Джонатана переключились на Полу О'Нил. Более, чем когда-либо, он был преисполнен решимости довести до конца свой план, стать владельцем магазинов «Харт». Он просто должен добиться этого. Теперь ему нужно заботиться о сыне и наследнике.
   Сестра пришла за ним раньше, чем он думал. Он последовал за ней в отдельную палату, которую еще месяц назад зарезервировал для Арабеллы в самой знаменитой частной клинике Лондона. Сестра открыла ему дверь и сказала, что через минуту вернется с ребенком.
   Арабелла лежала на высоко взбитых подушках. Выглядела она бледной и измученной.
   – Джонни, – начала она, протянув к нему руки. В глазах ее была мольба. – Ну, пожалуйста, не будь таким со мной. Дай мне еще один шанс. Ради нашего ребенка. Я никогда не делала тебе ничего дурного. Никогда. Я люблю тебя дорогой.
   – Мне не о чем с тобой разговаривать, – резко оборвал ее Джонатан.
   – Но Джонни… – Звук открывающейся двери заставил Арабеллу умолкнуть. Вошла сестра. В руках у нее был теплый комочек, обернутый в одеяла и кружевной кашемировый платок.
   Видя, что сестра передает ребенка в протянутые руки Арабеллы, Джонатан резко шагнул к постели. Они одновременно посмотрели на свое дитя.
   Джонатан так и застыл на месте. Первое, что бросилось ему в глаза, был узкий разрез глаз, явно выдававший восточное происхождение младенца.
   Его перекосившееся лицо зеркально отразило ужас, выплеснувшийся в глазах Арабеллы. Она не могла вымолвить ни слова.
   – Это не мой ребенок! – в ярости закричал Джонатан. – Это ребенок Тони Чу. Или какого-нибудь другого китайца, с которым ты спала, грязная шлюха!
   Оттолкнув растерявшуюся сестру, он проковылял на подгибающихся ногах к двери и дальше – вон из клиники, стараясь как можно дальше оказаться от этой женщины.
   Шофер в форменной куртке включил зажигание, и большой серебристый «роллс-ройс», величественно отчалив от отеля «Кларидж», взял курс на лондонский аэропорт.
   Джонатан откинулся на мягкую спинку сиденья. Ярость все еще клокотала в нем. Он не мог оправиться от шока, который пережил, узнав о прошлом Арабеллы, ее двуличии, ее предательстве, измене. Она спала с другим мужчиной, будучи замужем за ним, Джонатаном. Этого отрицать она не могла. Живое свидетельство – ребенок. Тони Чу – в который уж раз промелькнуло это имя в сознании Джонатана. Да, старый друг и благодетель – наиболее вероятный отец ребенка.
   Джонатан бросил взгляд на лежащий рядом дипломат, и мысли его вновь переключились на недавно прочитанный отчет. В какой мере соответствует действительности информация, касающаяся деятельности Тони Чу, сказать трудно, но если этот тип действительно отмывает деньги в его компании, этому следует немедленно положить конец. А уж потом он найдет способ посчитаться с этим так называемым партнером.
   Джонатану не терпелось возвратиться в Гонконг. Взглянув на часы, он увидел, что еще только половина десятого. У него достаточно времени, чтобы успеть на самолет, вылетающий в Гонконг ровно в полночь.
   Сунув руку в карман, Джонатан нащупал крупный гагатовый камень. Он вытащил его и принялся разглядывать при тусклом свете салона. Глаза его сузились. Камешек словно бы изменился на вид. Как будто немного потускнел. И все равно это был его талисман. Что-то в последнее время он совсем не приносит ему удачи. Плохой талисман. Очень плохой.
   Спустив окно, Джонатан выбросил камешек наружу, проследив, как он скатился в кювет.
   Машина прибавила скорость. Джонатан снова откинулся на сиденье и улыбнулся. Хорошо, что он избавился от этого камня. Может, теперь удача повернется к нему лицом.

ЭПИЛОГ

   Мы сами творим свою жизнь…
   Не на кого валить вину и некому принимать похвалу, кроме нас самих.
   Слова Пола Макгилла из романа «Состоятельная женщина».
 
   Они взобрались на Вершину Мира и сели на камни.
   Был чудесный субботний полдень второй половины сентября. Небо было цвета вероники, солнце сияло вовсю, а внизу, под ними, расстилались бескрайние болота, поросшие густым вереском. Откуда-то издали доносился шум воды – это разбивались об утес набегающие волны. Прозрачный воздух был наполнен запахами вереска, папоротника и черники.
   Погруженные каждый в свои мысли, они некоторое время молчали. Так приятно было сидеть вдвоем в этом тихом месте.
   Внезапно Шейн обнял Полу за плечи и притянул к себе.
   – Как чудесно быть снова дома, с тобой, – сказал он. – В разлуке я сам не свой.
   Она повернулась к нему и улыбнулась.
   – И я тоже.
   – Хорошо, что мы пошли сегодня на болота, – продолжал Шейн. – Таких мест во всем свете не сыщешь.
   – Это бабушкины болота, – откликнулась Пола. – Она тоже любила их.
   – Особенно эти, на Вершине Мира.
   – Бабушка однажды сказала, что секрет жизни заключается в том, чтобы вытерпеть, выдюжить, – негромко проговорила Пола и с усмешкой взглянула на Шейна. – Надеюсь, мне это удастся.
   – Ну разумеется, дорогая. Ты уже выдюжила. Ты не только выдюжила, ты победила. Эмма по-настоящему бы гордилась тобой. Она всегда хотела видеть тебя самой лучшей. И ты действительно лучшая.
   – Ну-ну, Шейн, ты не можешь быть объективным.
   – А я и не утверждаю, что объективен. И все равно, это правда.
   – Но ведь я едва не потеряла «Харт», – прошептала Пола.
   – И все-таки не потеряла. Только это имеет значение.
   Шейн вскочил, взял Полу за руку и помог подняться.
   – Пошли, пора возвращаться. Я обещал Патрику и Линнет, что мы попьем с ними чай в детской.
   Они двинулись сквозь вереск, держась за руки и прикрываясь от порывистого ветра. Машина ждала их на размытой дороге. Пола искоса взглянула на мужа, взгляд ее был полон любви.
   Как хорошо, что он наконец вернулся из Австралии. Он прилетел вчера вечером, и с тех пор без умолку говорил о перестройке отеля в Сиднее.
   Пола остановилась.
   Шейн тоже остановился и посмотрел на нее.
   – Что случилось, дорогая? – спросил он. – Что-нибудь не так?
   – Надеюсь, нет, – рассмеялась Пола. Глаза ее светились от счастья. – Я еще вчера хотела сказать, но ты так и не дал мне возможности…
   – Сказать что?
   Пола прислонилась к груди мужа и, подняв голову, посмотрела в его глаза, которые так любила всю жизнь.
   – У нас будет ребенок. Я уже три месяца как беременна.
   Шейн притянул ее к себе, обнял, а потом отпустил.
   – Никогда еще мне не дарили такого замечательного подарка к возвращению, – сказал он, улыбаясь.
   Весь оставшийся путь до Пеннистоун-ройял улыбка не сходила у него с лица.