Брэдфорд Барбара Тейлор. Быть лучшей

   – Одно ясно, мистер О'Нил, – сказал Дон Арнольд. – У вас, по всему видно, самая лучшая в мире система безопасности. Дымовые датчики, пожарные краны, пожарный ход работали как часы. Если бы не превосходное оборудование, итог был бы куда более печальный.
 
   – Как-то не по себе мне здесь, – сказал Джейсон.
   Шейн вопросительно посмотрел на него.
   – Не по себе, говорю, мне здесь. Так мрачно, темно, лампы едва светят. – Джейсон взглянул на полупустую бутылку виски, стоявшую на кофейном столике. – Что это ты, Шейн? Пить посреди дня? Совсем на тебя не похоже. Ты, конечно, можешь напиться, парень, но лучше тебе от этого не станет.
   – Я трезв как стеклышко. Хотя, откровенно говоря, не прочь бы напиться. До чертиков напиться, если уж совсем начистоту.
   Джейсон покачал головой.
   – Тебе просто не повезло, Шейн. Но ведь ты давно не новичок в бизнесе, и хорошо знаешь, что такие вещи случаются.
   – Все никак не могу поверить, что отель сгорел дотла, – сказал Шейн и осекся.
   Он вскочил и начал мерить шагами комнату.
   – Разгильдяйство! Чистейшее разгильдяйство! – взорвался он. – Если я не подгоняю их каждую минуту, все идет кувырком…
   – Да ну, брось, в бизнесе ко всему надо быть готовым. Тем не менее я вполне тебя понимаю. Этот пожар – настоящая трагедия. Неудивительно, что ты так себя чувствуешь.
   – Я плачу им большую зарплату, – возбужденно продолжал Шейн, – они получают разные надбавки и премии. И вот – даже мебель не могли проверить в каком-то паршивом люксе. Это преступление, Джейсон. Чистой воды преступление. Вы не хуже меня понимаете, что если бы они работали как надо, никакого пожара бы не было. Никто бы не погиб. Никто бы не пострадал. Вот что меня бесит. А сколько горя выпало семьям погибших!.. Что до меня, так я теперь по уши погрязну в судебных разбирательствах, не говоря уж о делах со страховыми компаниями. Они наверняка начали собственное расследование причин пожара.
   – Ну, этого следовало ожидать, – быстро откликнулся Джейсон. – Ты прекрасно понимаешь это. Только я уверен, что их люди придут к тем же выводам, что и пожарники. И уж во всяком случае это не причина, чтобы помешать тебе начать восстановление отеля. Архитекторы хоть завтра могут взяться за чертежи.
   – Вряд ли я буду его восстанавливать.
   Джейсон был поражен.
   – Нет, ты обязан сделать это, Шейн! Это твой долг перед дедом. И что еще важнее – перед самим собой.
   Шейн не ответил. Он тяжело сел на диван и обхватил голову руками. Его поза выражала безнадежность и отчаяние.
   Джейсон обеспокоенно смотрел на него. Он никогда еще не видел Шейна таким – небритым, растерянным, в пижаме, хоть был уже полдень. Что за молодежь нынче пошла? Или у них вовсе нет мужества? Сначала Филип голову потерял после смерти Мэдди, теперь Шейн сам не свой. Джейсон откашлялся.
   – Ты так нервно говорил с Дэзи по телефону, что она попросила меня приехать посмотреть, что происходит. И еще она приглашает тебя к нам сегодня поужинать.
   Шейн покачал головой.
   – Мне надо работать. – Он подвинул к себе кипу бумаг. – Все это связано с пожаром. Придется разбираться.
   – Сегодня суббота. Надо же когда-то и отдыхать. Между прочим, где Филип?
   – Право не знаю, Джейсон. И, честно говоря, мне сейчас не до этого. Слишком много своих забот.
   – Понимаю. Поэтому нам с Дэзи и хотелось поужинать вместе. Тебе не помешает выйти на люди.
   – Нет, хочу побыть один. Честное слово, так будет лучше. К тому же мне действительно надо поработать. А еще больше – подумать.
   – Ладно. Но если передумаешь, будем тебе рады.
   – Да. Спасибо, Джейсон.
   Шейн взял бутылку и налил себе еще виски. Джейсон грустно покачал головой, пересек холл и тихо вышел из пентхауза.

Глава 39

   Он в одиночестве ехал по своей земле на красавце жеребце Черном Опале. Рядом трусила лошадь без всадника – Гильда, кобылица, которую он подарил Мэдди после женитьбы. Перед выездом из конюшни он надел на Гильду седло с серебряной каймой, которое так любила Мэдди, и закинул стремена на круп – как символ того, что хозяйке уже больше никогда не ездить на ней.
   Впервые он вернулся в Данун после похорон Мэдди, со времени которых прошел месяц.
   Он появился здесь в пятницу вечером. Тим и другие работники хозяйства были рады его появлению. И ему тоже приятно было их видеть.
   Он все еще не мог прийти в себя после смерти Мэдди. Душу его переполняла огромная печаль. И он страшно боялся, что приезд в Данун лишь усилит ее. Ведь они были так счастливы здесь вдвоем. Но этим воскресным полднем, когда он медленно ехал по красивым мирным полям, в душе его разливался покой. Понятно, что им он был обязан спокойствию и тишине самих этих мест.
   Долгое время он ехал вдоль реки, затем свернул в сторону, пересек луга и по извилистой дороге начал подниматься на зеленые холмы Дануна. Достигнув вершины одного из них, он слез с лошади, подошел к огромному дубу и засмотрелся на расстилающийся вокруг великолепный пейзаж.
   Как же прекрасен он был после дождя, который лил, не переставая, два дня. Все вокруг сверкало изумрудной зеленью. Был конец августа, исход зимы. Через несколько недель настанет весна. Но уже сейчас погода была прекрасной; не часто такая бывает в это время года. Филип поднял взгляд. На голубом, без единого облачка небе ярко сияло солнце. На фоне такого великолепия как-то особенно остро ощущалась душевная печаль. В такой день надо, чтобы кто-то был рядом…
   Вернувшись к дубу, Филип прилег на землю, прислонился к могучему стволу. Отбросив в сторону широкополую шляпу, он попытался расслабиться. Мысли его путались, сердце щемило от боли. Но, может быть, ему все же удастся немного успокоиться.
   Это было его любимое место – с самого детства. Мэдди оно тоже пришлось по душе. Она говорила, что здесь чувствуешь себя частичкой неба. При воспоминании об этом он улыбнулся, и тут же ему пришло на память утро в картинной галерее, когда он впервые ее увидел. С тех пор не прошло и года.
   Они приезжали сюда и долго сидели под этим старым ветвистым дубом. Он тогда, к собственному изумлению, разоткровенничался с ней. Но она, казалось, приняла это как должное. Просто смотрела своими чудесными серыми глазами и не говорила ни слова. Именно в тот момент он понял, что женится на ней.
   Таких, как Маделина, он никогда не встречал. С самого начала знакомства она сделалась удивительно близка ему. Ощущение было такое, словно он знал ее издавна, только они расстались, а потом встретились вновь. Теперь ему стало ясно, что чувство это возникло от того, что он всю жизнь искал такую женщину. И вот нашел ее – женщину своей мечты. Но нашел лишь затем, чтобы потерять… и так быстро.
   Маделина была наделена поразительным внутренним изяществом. Не оттого ли она словно бы светилась, словно горел внутри нее факел. В памяти у него мелькнула строка из стихотворения Руперта Брука: «В тебе тот свет, что даже темной ночью…»
   Филип вздохнул и прикрыл глаза. Перед его внутренним взором медленно скользили образы былого. Он вспоминал мельчайшие подробности своей жизни с Маделиной. Каждое мгновенье всплывало в памяти с прозрачной чистотой. Он вспоминал часы, дни, недели, месяцы. Каждая деталь их была чрезвычайно рельефной и плотно прилегала к другой, словно перед глазами разворачивалась кинолента. Здесь, на вершине холма, куда ребенком его брала Эмма Харт, он вновь обрел свою Мэдди. Он увидел ее такой, какой запомнил с первой встречи. Образ ее ничуть не потускнел. Он вдыхал аромат ее волос, слышал веселый смех, ощущал мягкое прикосновение руки. А потом потекли слезы, и он плакал и плакал, вспоминая ее, и оставался на вершине, пока день не начал клониться к закату.
   А по пути домой, когда с ним рядом по-прежнему шла неоседланная лошадь, он ощущал присутствие Мэдди повсюду и понял, что уже никогда не потеряет ее. Она была частью его сердца и души, и так будет, покуда он жив. Шейн был-таки прав. Дух Мэдди жил в нем.
   Поздно вечером он улетел в Сидней, а в понедельник утром явился к матери.
   Увидев его столь неожиданно посреди гостиной, Дэзи не могла скрыть безумной радости.
   В мягких лучах солнца, проникавших сквозь окно, лицо Филипа было болезненно-бледным. У Дэзи от жалости защемило сердце. Филип выглядел так, словно не спал несколько недель. Весь облик его выражал страдание. Дэзи с тоскою отметила, как сильно он осунулся, как побелели его виски. Куда делись его живость, энергия, бодрость? Перед ней была лишь тень прежнего Филипа.
   Дэзи хотела обнять сына, утешить его. Но не решалась. После смерти Мэдди Филип сторонился ее, не подпускал к себе. Что же ей было делать – пришлось оставить его наедине со своим горем.
   Тем более поражена она была, когда он порывисто шагнул к ней и заключил в объятия. Он крепко прижался к ней, как в детстве, когда нуждался в ее утешении, и Дэзи с готовностью и любовью откликнулась на его сыновний порыв. Оба молчали. Да они и не нуждались в словах – достаточно было одного долгого объятия. И Дэзи инстинктом поняла, что процесс выздоровления начался. И возблагодарила в душе Бога.
   Наконец Филип отпустил ее и сказал:
   – Я решил, мама, что надо прийти к тебе…
   – И хорошо сделал, сынок.
   – Извини, ма, извини за то, что я в последнее время был таким со всеми. Наверное, со мной невозможно было иметь дело. Но пойми, от меня это не зависело.
   – Я понимаю, родной, все понимаю. Ты слишком страдал.
   – Да. – Филип запнулся, а затем медленно заговорил: – Мэдди умерла такой молодой, и этот удар был слишком страшным. Я думал, никогда не оправлюсь. Это был чистый ад, мама. Но вчера вечером, когда я возвращался из Дануна, мне пришло в голову, что во всем этом было немало эгоизма с моей стороны. Я оплакивал не только Мэдди, но и себя самого, и ту жизнь, которую нам с ней уже никогда не прожить.
   – Но это же естественно. – В голубых глазах Дэзи светились жалость и понимание.
   – Наверное. – Филип отодвинулся от нее, пошел к двери и внезапно резко повернулся. Помолчав немного, он выпалил: – Я пришел за девочкой.
   Дэзи бросила на него быстрый взгляд. Сердце у нее так и подпрыгнуло от радости.
   – Фиона с няней. Это молодая англичанка, которую Мэдди наняла перед… – Дэзи внезапно остановилась и смущенно поглядела на Филипа.
   – Можешь не бояться слова «смерть», мама. Я примирился с тем, что Мэдди больше нет.
   Дэзи только кивнула. Зачем сыну слышать, как дрожит ее голос?
   Она повела его наверх.
   – Это мой сын, мистер Эмори, – сказала она, входя в детскую.
   – Я знаю, миссис Рикардс. Мы виделись, когда миссис Эмори вызывала меня на беседу.
   Филип подал няне руку, пробормотал слова приветствия и прошел в угол, где стояла кроватка.
   Его взор остановился на младенце.
   Он не видел девочку со дня рождения. Теперь ей был месяц.
   Постояв немного, он нагнулся и взял ее на руки с такой бережностью, будто боялся, что она расколется, как хрупкая ваза.
   Вытянув руки, он смотрел на крохотное личико. Ответом ему был немигающий взгляд серьезных серых глаз. «Глаза Мэдди», – подумал он, и в горле у него встал комок. Филип крепко прижал девочку к самому сердцу, поддерживая ей головку. Ребенок Мэдди. Его ребенок. Его захлестнула волна нежности к дочери.
   С Фионой на руках Филип пересек комнату, остановился у двери и обернулся.
   – Я забираю ребенка домой, – сказал он и посмотрел на Дэзи. – И, ради Бога, не надо волноваться, мама. Все будет в порядке. Я уже пришел в себя. – Губы его изогнулись в едва заметной улыбке. – У нас с ней все будет хорошо. Мы нашли друг друга.

Глава 40

   – Не стоило тебе приезжать, Эмили, – сказала Пола, увидев кузину у себя в кабинете на Белгрейв-сквер. – Я звонила тебе, но было уже поздно. Твоя экономка сказала, что ты только что ушла.
   Эмили остановилась в центре старинного обюссонского ковра и, прищурившись, посмотрела в сторону Полы, сидевшей на диване. В комнату проникал мягкий свет сентябрьского солнца.
   – А разве ты не хочешь, чтобы я проводила тебя в Хитроу?
   Пола смущенно покачала головой.
   – Я только что разговаривала с Шейном. Он не хочет, чтобы я летела в Сидней. Так что я остаюсь дома.
   Эмили была явно удивлена.
   – Но почему? Ведь раньше ты мне говорила, что он даже настаивает, чтобы ты прилетела к нему.
   – Так оно и было. И я тоже считала, что в такой момент мне надо быть рядом с ним. Но вот видишь, теперь он говорит, что уже пришел в себя после пожара и вполне справится со всем сам. А мне лучше остаться с детьми. Ты же знаешь, это у него пунктик: кто-нибудь из нас двоих всегда должен быть дома.
   – С Уинстоном то же самое. Да и мы с тобой разве не такие? – сказала Эмили и внимательно посмотрела на Полу. – Вспомни-ка, бабушка всегда учила нас, что надо быть ответственными родителями. Она говорила, что когда у нас будут дети, они должны стать главным в жизни. А уж потом все остальное. Она буквально вдалбливала в нас эту мысль – может, потому, что на собственных детей не слишком-то обращала внимание.
   – Эмили! Как ты можешь так говорить?
   – Но это правда. Да бабушка и сама это признавала. Дети у нее были на втором плане – они была слишком занята строительством империи. Единственным исключением была твоя мать. Тете Дэзи повезло. Может, потому, что ко времени ее появления на свет империя уже была построена.
   Пола весело рассмеялась.
   – Сдаюсь. Ты, как всегда, права, Эмили. – Она глубоко вздохнула. – Как бы мне ни хотелось быть сейчас рядом с Шейном, решать ему. – Грустная улыбка слегка тронула ее губы. – И все же я жалею, что оказалась на месте, когда зазвонил телефон. Видишь ли, что бы он там ни говорил, я все равно считаю, что нужна ему сейчас, хотя бы для моральной поддержки.
   – Ну так и поезжай.
   – Ну что ты такое говоришь, Коротышка? – улыбнулась Пола. – Шейн только разозлится. Ты же знаешь, как он любит командовать. И какой же толк выйдет из моего появления? Только хуже будет.
   – Да, пожалуй, ты права, – согласилась Эмили.
   Действительно, с Шейном порой бывало очень трудно иметь дело. Усаживаясь в кресло напротив Полы, Эмили посмотрела на старинный кофейный столик и увидела, что завтрак накрыт на двоих.
   – Спасибо большое, что не забыла и мне поставить чашечку, – радостно сказала она и, наливая себе чай, внимательно посмотрела на корзинку с разнообразной французской выпечкой. – Ты на эту булочку не претендуешь?
   – Ничуть. Что-то я за последнюю неделю пополнела. Но и тебе лучше воздержаться, – ответила Пола.
   – Согласна. – И Эмили тут же потянулась к корзинке. Жуя булочку, она откинулась на спинку кресла и задумчива произнесла: – Слушай, Пола, а может, Уинстону стоит слетать в Сидней? По крайней мере Шейну будет не так одиноко. И я уверена, он сможет ему во многом помочь. Сегодня в полдень он улетает из Торонто и к вечеру будет в Нью-Йорке. Вместо того, чтобы лететь в Рачестер и осматривать там типографию, он вполне может отправиться в Лос-Анджелес. А оттуда ночным рейсом, которым и ты всегда летаешь, – в Сидней. Я могла бы позвонить ему прямо сейчас.
   – Но ведь в Канаде сейчас четыре утра!
   – Ну и что с того? Дело-то срочное.
   – Вовсе нет, Эмили, уже не срочное. И потом, я не думаю, что Уинстону стоит лететь в Сидней. Шейн со всем справится сам, он сильный человек. Просто этот пожар поначалу произвел на него шоковое впечатление. Да и кто на его месте не был бы в шоке? Он все еще не может забыть, что так много людей погибло и пострадало. Он только об этом и говорит мне по телефону, а звонит он каждый день, и не по одному разу. Мне кажется, он на несколько дней впал в депрессию – по крайней мере у мамы было именно такое впечатление. Но теперь все позади – я сужу об этом по голосу. Повторяю, мне хотелось бы быть рядом с ним, но я сделаю так, как он считает нужным.
   – Ясно, – откликнулась Эмили и тут же добавила: – Что правда, то правда – Шейн на редкость сильная личность. Если кто и способен справиться с такой ситуацией, так это он.
   – Все будет нормально, Коротышка. И, в конце концов, он там не один. Около него мама, Джейсон, Филип…
   – Так Филип оправился?
   – К счастью, да. Шейн сказал мне, что на днях он заходил к маме и наконец забрал дочь.
   – Ну и слава Богу. Надо признаться, я уж начала беспокоиться. Мне подумалось, что девочку придется воспитывать тете Дэзи и Джейсону. Представляешь, в их-то возрасте!
   Легкая улыбка скользнула по лицу Полы.
   – На взгляд Шейна, именно пожар и его последствия вывели Филипа из заторможенного состояния и вернули к жизни.
   – Думаю, он прав. Вообще-то Шейн отлично разбирается в людях, видит их насквозь. – Эмили грустно покачала головой. – Бедная Мэдди… Так внезапно умереть. Невозможно примириться с этим.
   – Да, конечно. – Пола замолчала, вспоминая Мэдди. В сердце уже давно не проходила тупая боль. Пола болезненно переживала смерть Мэдди; уже немало времени прошло, как она умерла, а Пола все еще остро тосковала по ней. Бывало, глаза ее неожиданно наполнялись слезами. Это случалось даже на работе, когда вокруг было полно людей, и тогда Поле приходилось, извинившись, удаляться, чтобы взять себя в руки. Мэдди была такой необыкновенной и так много привнесла в жизнь всей их семьи…
   Пола откинулась на подушки, и взгляд ее устремился вдаль. В глазах появилось отсутствующее выражение.
   Эмили смотрела на нее, не произнося ни слова, не желая нарушать установившееся молчание. Она понимала, что Пола думает о Маделине, чья смерть произвела не нее такое тяжелое впечатление.
   Встряхнувшись, Пола сказала мрачно:
   – Иногда мне кажется, что над нашей семьей тяготеет какое-то проклятье.
   Встревоженная серьезностью ее тона, Эмили резко выпрямилась.
   – Пола! Что за дикие мысли! В этом есть что-то кельтское. Наверное, это на тебя так Шейн влияет с его ирландской кровью.
   – Но ты вспомни прошлый год, Эмили. В Ирландии всплыл наружу старый обман, который в конце концов привел к смерти управляющего имением. Я знаю, каково было Энтони и Сэлли. Им пришлось как бы заново пережить смерть Мин. А Энтони до сих пор думает, что он виноват, что у Майкла Лемонта случился удар.
   – Хотя для него это только лучше – ведь иначе его судили бы за убийство!
   – Право, Эмили, ты иногда такие вещи говоришь, что даже слушать не хочется.
   – Но ведь это правда! Зачем же лицемерить?
   – Я знаю, что это правда, но нельзя же так…
   – А что, бабушка тоже всегда все говорила начистоту.
   – Верно, – согласилась Пола. Помолчав немного, она продолжила: – Затем страшная болезнь Сэнди и нелепая смерть, потом – Мэдди с кровоизлиянием в мозг и, наконец, этот страшный пожар в отеле. Разве всего этого недостаточно? Как тут не задумаешься? Может, и впрямь над нами проклятье? А вспомни о тех несчастьях, которые свалились на бабушку? Или лавину, в которой погибли папа, Джим и Мэгги? А мой Патрик? – Пола остановила на Эмили тяжелый взгляд. – Невольно подумаешь, что мы несем наказание за что-то.
   Стараясь отвлечь Полу от тяжелых мыслей, Эмили повела рукой, как бы отметая пустое.
   – Чушь! Не верю я в это! У нас большая, по всему миру разбросанная семья. Как Кеннеди. Мало ли какие в жизни выпадают испытания. Но когда семья большая, просто кажется, что и несчастий больше, чем в маленьких семьях. Я-то на самом деле считаю, что нам повезло… и еще как повезло!
   – В том смысле, что мы богаты, что нам сопутствует успех в делах – верно. Но заплатили мы за этот успех полной мерой.
   – И, наверное, еще придется платить.
   – Хорошенькое утешение.
   – Извини, дорогая, мне вовсе не хочется тебя еще больше расстраивать, но и прикидываться, будто ничего не произошло, я тоже не хочу. Только причем здесь дурацкое суеверие? Удивляюсь тебе. Проклятье, скажешь тоже. – Эмили широко улыбнулась и, словно чему-то радуясь, тряхнула головой. – Знаешь что? Услышь это бабушка, у нее колики бы от смеха случились.
   – Что ты такое говоришь?
   – Она бы тоже тебе сказала, что это чушь. Она часто повторяла, что мы сами пишем сценарий собственной жизни, живем в мире, построенном нами самими, и сами несем ответственность за то, что с нами происходит.
   – Никогда не слышала от нее ничего подобного, – нахмурившись, сказала Пола. – Ты уверена, что говорила это именно бабушка?
   – Ну конечно, уверена.
   Пола кивнула и сменила тему разговора.
   Но ночью она припомнила эти слова и, ощущая некое смутное предчувствие грядущих событий, вынуждена была признать их совершенную правоту.
   Остаток утра и большую часть дня Пола провела в залах своего магазина в Найтсбридже.
   Вернулась она к себе в кабинет около четырех, и тут как раз зазвонил телефон. Поспешив к столу, Пола схватила трубку. Может, это Шейн? Сидней отдален от Лондона десятью часовыми поясами, и Шейн нередко звонил ей перед сном.
   – Пола О'Нил слушает, – живо проговорила она, прижимая трубку к уху и обходя стол.
   – Пола, это Чарльз Россистер.
   – Привет, Чарльз, как дела? – Пола постаралась не выдать разочарования.
   – Да ничего, все нормально, спасибо.
   – Так вам передали, что я звонила?
   – Звонили? – с какой-то странной интонацией переспросил Чарльз.
   – Да, я звонила сегодня утром, чтобы сказать, что не лечу в Сидней. Так что можно встретиться за обедом в пятницу, как и собирались.
   – Ах да, конечно, мне передали…
   Банкир неожиданно запнулся, и, почувствовав его неуверенность, она спросила:
   – Вы ведь за эти звоните? Чтобы подтвердить нашу встречу?
   – Честно говоря, нет.
   Поле снова послышалось нечто странное в его голосе.
   – Что-нибудь случилось, Чарльз?
   – Боюсь, что да.
   – Но мне казалось, что с этими новыми бумагами все в порядке, так что…
   – Дело не в наших банковских делах, – перебил Полу Чарльз. – Тут нечто другое. Надо срочно увидеться. Вы можете приехать в банк прямо сегодня? Скажем, часов в пять?
   – Да в чем дело, Чарльз? Что случилось? Ничего понять не могу.
   – Сегодня мне позвонил сэр Логан Кэртис. Вы наверняка слышали о нем и его компании «Блэр, Кэртис, Сомерсет и Ломакс».
   – Разумеется. Это известная адвокатская контора, а сэр Логан помимо того пользуется репутацией одного из лучших юристов в Англии.
   – Совершенно верно. Так вот, сэр Логан попросил меня о встрече. Сегодня же, у меня в банке. И он хотел, чтобы и вы там были.
   – Но почему? – удивленно спросила Пола.
   – Судя по всему, он представляет интересы вашего кузена Джонатана Эйнсли, который приехал в Лондон из Гонконга, где, кажется, живет последние десять-двенадцать лет. По словам сэра Логана, он, то есть Джонатан, хочет увидеться с нами. Ему надо обсудить какие-то дела.
   От изумления Пола едва не выронила трубку из рук. На мгновенье она даже лишилась дара речи.
   – Но у меня нет никаких дел с Джонатаном Эйнсли, – воскликнула она. – И вам, Чарльз, это прекрасно известно. Ведь вы уже столько лет мой банкир. Разумеется, мой кузен получает дивиденды от «Харт Энтерпрайзиз», но это единственная ниточка, связывающая его с семьей.
   – Сэр Логан считает иначе.
   – Но вы-то ведь знаете, что это именно так! – едва сдерживаясь, сказала Пола. – Сэра Логана явно ввели в заблуждение.
   – Не думаю.
   – Ради всего святого, Чарльз, что вы хотите этим сказать? – Пола бессильно опустилась на стул.
   – Слушайте, Пола, мне, право, не хочется разговаривать обо всем этом по телефону. Это в принципе не телефонный разговор. К тому же я вышел на минуту с итогового годового заседания правления, чтобы только позвонить вам и сказать, что сэр Логан вскоре будет у меня. Поймите, у меня нет больше ни секунды, меня ждут на правлении. Единственное, что я могу сказать, – вам просто необходимо быть у меня сегодня.
   – Не понимаю.
   – Не знаю уж, что у вас там за дела с Джонатаном Эйнсли, но ясно одно: к этому имеет отношение и наш банк, и другие лондонские банки, с которыми вы связаны, и магазины «Харт».
   – Еще меньше понимаю. Да объяснитесь же толком, ради Бога!
   – Но говорю же вам, Пола, сейчас не могу. – Чарльз изрядно нервничал. – Поверьте, я не ухожу от ответа. Честное слово, нет. Сэр Логан объяснил мне все лишь в общих чертах. Ему тоже не хотелось беседовать о весьма конфиденциальных предметах по телефону. Он только сказал, что все это чрезвычайно важно для всех нас. Поэтому я и согласился на встречу. Похоже, дело серьезное. Вам непременно надо быть.
   – Ладно, Чарльз, я приеду. Ровно в пять.
   – Отлично. Еще одно, Пола… Должен предупредить вас, что Джонатан Эйнсли тоже будет.
   – Ясно, – мрачно откликнулась она.
   Попрощавшись и повесив трубку, Пола прижала ладони к глазам. Все это было настолько неожиданно, что ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и оценить ситуацию.
   Она сосредоточилась на кузене. Джонатан Эйнсли, думала она. Зачем он вернулся? Что ему нужно? Ответов Пола не находила. Но она вспомнила его давнюю угрозу, и у нее застыла кровь в жилах.

Глава 41

   Без пяти пять Пола входила в Торговый банк «Россистер» в Сити. Личная секретарша Чарльза уже ждала ее в приемной и немедленно проводила в кабинет к шефу. Председатель правления банка, старый друг семьи Полы, стремительно вышел ей навстречу, чмокнул в щеку.
   – Они здесь? – спросила Пола, отодвигаясь от Чарльза, и с тревогой посмотрела на него.