Страница:
Пола бросила взгляд на него. Черты его лица разгладились. Он спал. Ее сердце преисполнилось любовью. Как много всего смешалось в нем: импульсивность, экстравагантность, некоторое тщеславие – и в то же время ум, нежность, умение любить, глубокомыслие и страстность во всем. Благодаря кельтскому происхождению, в нем было нечто мистическое, таинственное, и он мог иногда стать задумчивым и меланхоличным. И, конечно, у него кошмарный характер. В детстве они не раз ссорились до хрипоты. Она часто оказывалась жертвой его капризов, взрывов и жестоких выходок. Но в то же время Шейн гибок, и он всегда мог успокоить и очаровать ее, призвав на помощь умение посмеяться над собой, свой тонкий юмор и всепобеждающее природное обаяние Словом, он не менее сложный мужчина, чем она – сложная женщина.
Вдруг Пола задумалась об их отношениях, о том, как они сложились на данный момент. Они были настолько необычны, что ей показалось непросто даже охарактеризовать их для себя. А потом она сказала себе: «У нас с Шейном единство не только тел, но и сердец, и умов. Вместе мы составляем одно целое. Я чувствую себя женой Шейна в гораздо большей степени, чем женой Джима».
Пола замерла, пораженная тем, что пришло ей в голову. Но мало-помалу она привыкла к новой мысли и признала, что так оно и есть. И тогда она задумалась о Джиме.
«Почему ты вышла за него?» – спросил ее Шейн еще в Нью-Йорке. «Потому что любила», – ответила она. Шейн согласился с такой возможностью, но высказал предположение, что прежде всего ее могла привлечь в Джиме его фамилия. «Из-зa прошлого Эммы все, связанное с Фарли, было запретным плодом», – сказал Шейн и, наверное, был прав. Она действительно верила, что любила Джима, и все же теперь поняла, что ее чувство к нему не шло ни в какое сравнение с нынешней духовной и эмоциональной тягой к Шейну. Они с Джимом – абсолютно разные люди; с Шейном на удивление похожи. И она не знала, что такое настоящий секс, не получала никогда истинного наслаждения, пока не сошлась с Шейном. Она сказала ему об этом. Он ничего не ответил, только вздохнул и крепче сжал ее своими сильными любящими руками.
Обстоятельства ее жизни, ее ответственность перед другими людьми, ее положение в деловом мире и сложности семейных отношений разом вдруг напомнили о себе. Внезапно будущее заглянуло ей в лицо, подобно страшному призраку. Ее охватил страх, что станет с ней, с Шейном? «Забудь о страхе, отбрось печальные мысли, – приказала она себе. – Ради Бога, не копайся в своих проблемах сейчас. Иначе ты испортишь оставшиеся дни. Наслаждайся обществом Шейна, наслаждайся свободой и отсутствием оков».
Пола теснее прижалась к любимому и обняла его за талию.
Шейн пошевелился, открыл глаза и посмотрел на нее. Он улыбнулся своим мыслям. Любовь и нежность переполняли его сердце. Девочка его мечты превратилась в женщину его мечты. Только она – не мечта. Она – реальность. Его реальность. Его жизнь. Она развеяла всю боль, всю горечь, всю тоску, что скопилась в его сердце и душе. С ней он может действительно стать самим собой, может открыться ей полностью, как никогда не мог открыться никакой другой женщине. До этого дня, два года назад, у него было множество женщин. Слишком даже много, и не слишком высокого качества. Теперь он принадлежал Поле – как принадлежал ей всегда в мыслях, сердце и мечтах. И будет принадлежать ей всю свою оставшуюся жизнь. Она завладела им навек.
Пола открыла глаза и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, поцеловал ее, провел рукой по высокой груди. Его ладонь скользнула вниз. Пола отвечала ему горячими ласками. Всего через несколько минут оба уже испытывали величайшее возбуждение. Шейн лег на нее и, подсунув руки ей под ягодицы, проник в нее. Он начал медленно двигаться, глядя в эти неестественно синие глаза Полы и радуясь выражению счастья, залившему ее лицо. Он шептал ее имя, признавался в любви, и сердце у него замирало. Наконец Шейн, как и Пола, закрыл глаза, и оба они забыли обо всем на свете. Тишину взорвал резкий звонок телефона. Они вздрогнули и, открыв глаза, недоуменно посмотрели друг на друга.
– О Господи, – застонал Шейн. Он высвободился из ее объятий, включил свет и еще раз оглянулся на Полу.
Та схватила его за руку и, сев в постели, воскликнула:
– Может, лучше мне взять трубку, поскольку мы находимся в моем номере.
– Все в порядке, не волнуйся так. Я же сказал, что телефонистки принимают звонки на твое и мое имя. – После четвертого звонка он поднял трубку.
– Шейн О'Нил. – И после паузы продолжил: – Спасибо, Лоанна. Соединяй. – Он прикрыл микрофон рукой и пояснил: – Мой отец.
– Ой, – пискнула Пола и до подбородка натянула простыню.
Шейн так и фыркнул от смеха.
– Он не увидит, как ты лежишь здесь голая.
Пола нашла в себе силы рассмеяться.
– Но я неловко себя чувствую. Словно на витрине.
– Там и оставайся – при условии, что я буду единственным зрителем, – отозвался Шейн, а затем крикнул в трубку:
– Папа! Привет! Как твои дела? Что ты хотел мне сказать? – Пока на другом конце провода отвечали, он зажал трубку между щекой и плечом, закурил сигарету, поправил поудобнее подушки. – Ну, должен признать, я ожидал такого поворота событий, и следует согласиться: у данной идеи много преимуществ. Но я не могу лететь туда прямо сейчас. Уж конечно не раньше января-февраля. У меня по горло дел в Нью-Йорке. Ты же знаешь: строительство отеля вошло в свою решающую стадию. Если я уеду, все пойдет прахом. И мне казалось, что ты сам хотел, чтобы я провел праздники на островах. Господи, пап, не могу же я оказаться сразу в нескольких местах одновременно! – Шейн стряхнул пепел с сигареты, облокотился о подушки и снова принялся слушать. – Ну, хорошо, – прервал он собеседника – Да, да, я согласен. Ты сам получишь удовольствие от поездки. А почему бы тебе и маму не прихватить с собой?
Пола выскользнула из кровати, нашла в ванной свой халат, накинула его и вернулась в спальню. Там она начала собирать свою одежду, разбросанную по всей комнате. «Мы очень спешили», – подумала она и, усевшись на стул, принялась наблюдать за ним.
Шейн опять слушал. Он подмигнул ей, послал воздушный поцелуй. Потом снова перебил отца.
– Между прочим, только что сюда вошла Пола. Она хочет с тобой поздороваться.
Пола отчаянно затрясла головой. Она почему-то чувствовала себя до крайности неловко.
Шейн положил трубку и сигарету, прыжками соскочил с кровати, схватил ее и потащил к телефону, шепча:
– Глупышка, он же не знает, что мы два безумных часа занимались любовью. Здесь только семь тридцать. Я уверен, что он думает, будто мы пьем аперитив перед обедом.
Поле не оставалось ничего другого, как взять трубку.
– Здравствуйте, дядя Брайан, – произнесла она изо всех сил, стараясь говорить нормальным голосом. Потом замолчала, слушая отца Шейна – О, да. Я приехала сегодня днем. Отель просто превосходен, и салон тоже. Шейн отлично поработал. Он очень способный. Мне все очень понравилось – Она села на кровать, пока Брайан рассказывал лондонские новости. Наконец Поле удалось вставить словечко.
– Значит, вы увидите бабушку раньше меня. И дядю Блэки тоже. Пожалуйста, передайте им от меня привет. И тете Джеральдине, и Мерри. До скорой встречи, дядя Брайан, и хорошей поездки.
Шейн взял у нее трубку, и Пола передвинулась на другой край кровати.
– Ну, хорошо, папа, значит так. Я останусь здесь до утра понедельника. Потом ты найдешь меня в Нью-Йорке. Привет маме и Мерри, поцелуй за меня крошку Лауру и береги себя. Да, послушай. Не забудь передать от меня привет деду и тете Эмме. Ну, пока.
Шейн повесил трубку, поглядел на Полу и закатил глаза. Оба они так и покатились со смеху.
– Иди сюда, моя маленькая колдунья, – воскликнул он, подтащил к себе и крепко обнял.
Пола, шутя, отбивалась и ерошила ему волосы. Они катались по постели, и их веселье все возрастало и возрастало.
– Мой отец не мог выбрать более неподходящего времени для звонка, – выдохнул Шейн. – Только мы собрались уделить несколько минут нашего времени плотским удовольствиям.
– Несколько минут! – вскричала Пола. – Ты, наверное, хочешь сказать, часок-другой?
– Ты жалуешься или поощряешь меня? – Он поцеловал ее за ухом и со смехом передразнил: – Шейн отлично поработал, дядя Брайан. Он очень способный. Мне очень понравилось. – Уже своим нормальным голосом он прошептал, уткнувшись губами ей в шею: – Искренне надеюсь, что Шейн действительно отлично поработал, что он очень способный, и что тебе очень понравилось, киска.
– Ах ты, – Пола легонько стукнула кулачком его по груди, – тщеславный, самовлюбленный, невозможный, чудесный тип!
Он поймал ее за запястье, крепко сжал и заглянул ей в глаза.
– Да, как этот тип любит тебя, дорогая. – Вдруг он отпустил ее и сел.
Пола последовала его примеру.
– Так значит, Блэки решил купить отель в Сиднее, – сказала она. – Ни секунды не сомневаюсь, что это с бабушкиной подачи. – Она пристально посмотрела на него. – Дядя Брайан хочет послать тебя в Сидней, да?
– Да. Дедушка еще не окончательно купил отель. Вот почему он хочет, чтобы папа или я слетали туда незамедлительно и завершили сделку. Но я сказал правду – я не могу уезжать. Я по уши в делах. К тому же, можешь даже не рассчитывать, что я отлучусь куда-нибудь, пока ты в Нью-Йорке. Папе только на пользу покинуть свой кабинет на недельку-другую. Он сказал, что может прилететь в Нью-Йорк в начале декабря вместе с мамой, и они хорошо отдохнут.
Шейн чмокнул Полу в нос.
– Пойду-ка я приму душ, оденусь и спущусь вниз. Мне надо кое-что проверить.
Он соскочил с кровати и поднял Полу.
– Не хочешь ли встретиться со мной внизу, когда будешь готова?
– Разумеется, хочу. Где тебя искать?
– Я буду ждать тебя в баре рядом с главным холлом.
В день двадцатичетырехлетия Шейна, в первых числах июня 1965 года Эмма в разговоре с Полой сделала одно замечание. Она сказала, что Шейн излучает свет. Четыре года назад Пола не совсем поняла, что имела в виду ее бабушка. Теперь она знала.
Пола замерла в дверях бара и глядела на него с неожиданной для себя объективностью. Он стоял в дальнем углу, облокотившись локтем о стойку и поставив ногу на медный брус у ее основания.
Он одел черные льняные брюки, черную тонкую рубашку и пиджак из серо-серебристого шелка. Даже без галстука он казался на редкость хорошо одетым и безупречно аккуратным, как всегда. Но свет, о котором говорила Эмма, не имел никакого отношения к его одежде, подумала Пола, исподтишка наблюдая за ним. Тут дело в его росте, его фигуре, его естественной красоте и силе его характера. Он казался уверенным в себе и привлекал к себе всеобщее внимание. «И от него исходит неотразимое обаяние, – отметила Пола, – вот в чем дело. За такое обаяние любой политик мира не задумываясь отдал бы свою правую руку».
Шейн оживленно болтал с какой-то парой, явно постояльцами отеля. Его подвижное лицо было оживлено. Женщина, явно очарованная, слушала его, раскрыв рот. Но, очевидно, то же относилось и к мужчине.
Шейн в разговоре повернул голову, увидел Полу, весь подобрался и вежливо попрощался с собеседниками.
В баре собралось довольно много народа, и, пока они шли навстречу друг другу, Пола заметила, что не одна пара женских глаз смотрела ему вослед.
– Я рад, что ты надела синее платье, – сказал Шейн, беря ее под руку. Он быстрым шагом повел ее к заранее заказанному столику в уголке. – Оно очень тебе идет. Ты прекрасно выглядишь.
Блеск ее глаз и сияние улыбки ясно показали, как она благодарна и как ей приятны его слова.
– Я подумал, раз уж у нас праздник, то нам следует выпить шампанского, – заявил он.
– Какой праздник?
– Праздник нового обретения друг друга.
– О, Шейн, это просто замечательно!
Рядом с ними мгновенно появился официант и открыл бутылку, уже стоявшую на столе в ведерке со льдом, разлил шампанское и незаметно отошел в сторону.
– За нас, – поднял бокал Шейн.
– За нас, Шейн.
Он полез в карман за сигаретами. Рубашка немного распахнулась на его загорелой груди, и в просвете блеснуло золото. Она прищурилась:
– Боже, неужели ты надел медальон святого Кристофера, который я тебе подарила?
– Он самый. – Он потрогал медальон. – Я не носил его года два. Ты помнишь, когда подарила его мне?
– На твое двадцатилетие восемь лет назад.
– А что я подарил тебе на двадцатилетие?
– Антикварные аметистовые сережки. – Она нахмурилась, потом весело рассмеялась. – Неужели ты допускал, что я могла забыть?
– Нет, я был уверен, что помнишь. Но готов поспорить – ты не вспомнишь мой подарок, сделанный в тот год, когда ты достигла зрелого пятилетнего возраста?
– Еще как вспомню. Набор синих мраморных шариков.
Он с довольным видом откинулся на спинку стула.
– Верно. И ты сразу же начала их по одному терять. И так ревела, что мне пришлось пообещать тебе еще один. Но я не исполнил обещание, и потому… – он сунул руку в карман пиджака – Вот тебе кое-что взамен. – Он положил на стол перед ней маленькую матовую коробочку из пластмассы.
С кокетливым смехом, радуясь его веселому расположению духа, Пола открыла коробочку и заглянула в нее. Вдруг она замолчала. На ее ладони мерцали изящнейшие, прекрасного качества сережки с сапфирами и бриллиантами.
– О, Шейн, они просто восхитительны. Большое, большое спасибо. – Она поцеловала его в щеку и добавила: – Но ты весьма экстравагантен.
– Мне это уже говорили. Понравились?
– Понравились? Он еще спрашивает! Да я в восторге! И особенно потому, что мне подарил их ты. – Пола вытащила из ушей золотые серьги, бросила их в шелковую вечернюю сумочку, достала маленькое зеркальце и надела новые. Посмотрела, любуясь сережками. – Шейн, они мне идут, правда?
– Они почти такие же красивые, как твои волшебные глаза.
Пола сжала его руку. Неожиданный подарок тронул ее, даже поразил. У нее перехватило дыхание. Она вспомнила все, что он дарил ей в детстве. Его всегда отличала редкая щедрость. Месяцами он откладывал из своих домашних карманных денег, чтобы купить что-нибудь особенное. И еще Шейн обладал талантом дарить ей как раз то, что ей нравилось – как сегодня. Почему-то ее глаза наполнились слезами.
– Что случилось, милая? – нежно спросил он, наклонившись вперед.
Пола смахнула слезы и покачала головой.
– Не знаю. Я такая глупая. – Она достала из сумочки платок, высморкалась и растерянно улыбнулась ему.
Шейн молча следил за ней и ждал, пока она успокоится.
– Я вспомнила наше детство, – пояснила она через несколько секунд. – Когда-то мне казалось, что те дни никогда не кончатся – чудесные летние дни в «Гнезде цапли». Но они все-таки прошли, как проходит лето. – И, не удержавшись, добавила: – И это тоже скоро кончится.
Он накрыл ее ладонь своей.
– Пола, дорогая, не думай о грустном.
– Дни, залитые солнцем, волшебные часы… они не более чем короткий просвет в серых буднях, Шейн.
Шейн сплел ее пальцы со своими и медленно произнес.
– Ты говоришь о конце… Я говорю о начале. Вот что происходит сейчас. Начало. Помнишь, что я говорил о времени? Так вот перед нами – будущее. Оно здесь, сейчас. Вокруг нас. Частица вечно текущей реки времени.
Пола молчала, ее глаза внимательно изучали ее лицо.
– Я не хотел пускаться в дискуссию о том запутанном положении, в котором мы оказались, по крайней мере, не здесь. Но, возможно, нам следует поговорить. Хочешь?
Пола кивнула.
На его лице играла уверенная улыбка.
– Ты знаешь, как я тебя люблю. Еще раньше, в машине, я сказал, что никому не отдам тебя, и это так и есть. Мы слишком дороги друг другу, чтобы упустить свое счастье. Мы предназначены друг для друга. Согласна?
– Да, – прошептала она.
– Тогда совершенно очевидно, как тебе придется поступить. Ты получишь развод и выйдешь за меня. Ты ведь хочешь стать моей женой?
– О, да, Шейн. Очень.
Он увидел, как она побледнела, и что ее яркие сверхъестественно синие глаза потемнели от дурного предчувствия.
– Скажи, что беспокоит тебя, Пола.
– Ты говорил, что в детстве я была бесстрашной – но, повзрослев, я изменилась. И я боюсь.
– Чего? – спросил Шейн с нежностью. – Ну, скажи. Если кто-то и может развеять твои страхи, то это я.
– Я боюсь потерять своих детей и боюсь потерять тебя.
– Ты же сама знаешь, такого никогда не случится. Мы все втроем всегда будем рядом с тобой.
Пола глубоко вздохнула и произнесла, как бросившись в омут головой:
– Не думаю, что Джим согласится на развод.
Шейн слегка отпрянул и с подозрением посмотрел на нее.
– Не могу представить, чтобы он повел себя подобным образом. Особенно, когда узнает о твоем намерении покончить с неудачным браком.
– Ты не знаешь Джима, – возразила она дрогнувшим голосом. – Он упрям, и его трудно переубедить. У меня такое недоброе предчувствие, что он займет непоколебимую позицию. Я тебе уже говорила: он уверен, что у нас все в порядке. А детей он использует как орудие, особенно если поймет, что тут замешан другой мужчина.
– У него не будет оснований думать, будто в твоей жизни появился другой мужчина, – спокойно произнес Шейн. – Ты будешь встречаться только со мной, а уж меня-то никто не заподозрит. – Он выдавил из себя смешок. – Я всего лишь товарищ твоих детских игр. – Его брови взлетели кверху, – Ну же, милая, не грусти.
Пола тяжело вздохнула.
– Да, возможно, мне не следует мучиться дурными предчувствиями. – Она покачала головой. – Бедный Джим. Честно говоря, мне жаль его.
– Знаю. Но нельзя строить отношения с человеком на жалости. Никому от этого не бывает хорошо. Ты станешь приносить себя в жертву, а он не перенесет унижения. В конце концов вы возненавидите друг друга.
– Наверное, ты прав, – согласилась Пола.
– Я точно знаю, что я прав. И послушай, не начинай сама себя казнить. Так ты тоже ни к чему хорошему не придешь. – Он крепче сжал ее пальцы. – И у тебя нет никаких причин для самобичевания. Ты старалась спасти свой брак, изо всех сил пыталась укрепить его, судя по твоим словам. Но ничего не получилось. Так что ты должна с ним покончить – как ради себя, так и ради Джима.
Пола прикусила губу. Ее беспокойство не утихало.
– Мне может потребоваться какое-то время, чтобы все уладить, чтобы все сложилось наилучшим образом, – пробормотала она.
– Понимаю. Такое никогда не обходится без проблем. Но я подожду. Я проявлю ангельское терпение. Я всегда буду готов оказать тебе моральную поддержку. И еще – мы оба молоды. У нас впереди вся жизнь.
– Не искушай судьбу, Шейн!
Он покачал головой.
– Ничего я не искушаю, просто говорю то, что есть. – И хотя он доверял ее здравому смыслу и в глубине души разделял ее мнение о Джиме, ему не хотелось произносить свое мнение вслух и тем самым огорчать ее еще больше. Не сегодня. Наоборот, он решил развеять ее грусть, приуменьшив страхи Полы. Поэтому он изобразил самую уверенную из своих улыбок и принял самый веселый тон.
– Давай заключим пакт, – воскликнул он. – Как в детстве.
– Какой пакт?
– Договоримся не обсуждать наши проблемы – а они мои столь же, сколь и твои – в ближайшие несколько недель. А за два дня до твоего возвращения в Англию серьезно поговорим и все обсудим. Вдвоем мы решим, как тебе поступить. Что скажешь?
– Прекрасная мысль. Обстоятельства не должны оказаться сильнее нас, верно? Иначе мы не сможем наслаждаться драгоценными днями, отведенными нам.
– Вот и умница. Давай выпьем за наш пакт. Мы же едва пригубили шампанское.
Пола кивнула. Шейн налил ей и себе и они чокнулись. Их руки невольно соприкоснулись.
Он глядел на нее ласковым и нежным взглядом. Немного погодя, он произнес:
– Ты должна доверять мне. Доверься моей любви, Пола.
Она с удивлением посмотрела на него, вспомнив некогда оброненные ее бабушкой слова, как важно верить в любовь. Когда ее глаза встретились с прямым взглядом темных глаз Шейна, она почувствовала, как ее страхи начали понемногу рассеиваться. Ее настроение стало потихоньку улучшаться.
– Я верю в твою любовь, а ты должен верить в мою. – Уголки ее губ тронула слабая улыбка. – Все образуется. Обязательно, Шейн – ведь мы есть друг у друга.
Но Пола ошиблась. Ее беды только начинались.
Глава 37
Вдруг Пола задумалась об их отношениях, о том, как они сложились на данный момент. Они были настолько необычны, что ей показалось непросто даже охарактеризовать их для себя. А потом она сказала себе: «У нас с Шейном единство не только тел, но и сердец, и умов. Вместе мы составляем одно целое. Я чувствую себя женой Шейна в гораздо большей степени, чем женой Джима».
Пола замерла, пораженная тем, что пришло ей в голову. Но мало-помалу она привыкла к новой мысли и признала, что так оно и есть. И тогда она задумалась о Джиме.
«Почему ты вышла за него?» – спросил ее Шейн еще в Нью-Йорке. «Потому что любила», – ответила она. Шейн согласился с такой возможностью, но высказал предположение, что прежде всего ее могла привлечь в Джиме его фамилия. «Из-зa прошлого Эммы все, связанное с Фарли, было запретным плодом», – сказал Шейн и, наверное, был прав. Она действительно верила, что любила Джима, и все же теперь поняла, что ее чувство к нему не шло ни в какое сравнение с нынешней духовной и эмоциональной тягой к Шейну. Они с Джимом – абсолютно разные люди; с Шейном на удивление похожи. И она не знала, что такое настоящий секс, не получала никогда истинного наслаждения, пока не сошлась с Шейном. Она сказала ему об этом. Он ничего не ответил, только вздохнул и крепче сжал ее своими сильными любящими руками.
Обстоятельства ее жизни, ее ответственность перед другими людьми, ее положение в деловом мире и сложности семейных отношений разом вдруг напомнили о себе. Внезапно будущее заглянуло ей в лицо, подобно страшному призраку. Ее охватил страх, что станет с ней, с Шейном? «Забудь о страхе, отбрось печальные мысли, – приказала она себе. – Ради Бога, не копайся в своих проблемах сейчас. Иначе ты испортишь оставшиеся дни. Наслаждайся обществом Шейна, наслаждайся свободой и отсутствием оков».
Пола теснее прижалась к любимому и обняла его за талию.
Шейн пошевелился, открыл глаза и посмотрел на нее. Он улыбнулся своим мыслям. Любовь и нежность переполняли его сердце. Девочка его мечты превратилась в женщину его мечты. Только она – не мечта. Она – реальность. Его реальность. Его жизнь. Она развеяла всю боль, всю горечь, всю тоску, что скопилась в его сердце и душе. С ней он может действительно стать самим собой, может открыться ей полностью, как никогда не мог открыться никакой другой женщине. До этого дня, два года назад, у него было множество женщин. Слишком даже много, и не слишком высокого качества. Теперь он принадлежал Поле – как принадлежал ей всегда в мыслях, сердце и мечтах. И будет принадлежать ей всю свою оставшуюся жизнь. Она завладела им навек.
Пола открыла глаза и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, поцеловал ее, провел рукой по высокой груди. Его ладонь скользнула вниз. Пола отвечала ему горячими ласками. Всего через несколько минут оба уже испытывали величайшее возбуждение. Шейн лег на нее и, подсунув руки ей под ягодицы, проник в нее. Он начал медленно двигаться, глядя в эти неестественно синие глаза Полы и радуясь выражению счастья, залившему ее лицо. Он шептал ее имя, признавался в любви, и сердце у него замирало. Наконец Шейн, как и Пола, закрыл глаза, и оба они забыли обо всем на свете. Тишину взорвал резкий звонок телефона. Они вздрогнули и, открыв глаза, недоуменно посмотрели друг на друга.
– О Господи, – застонал Шейн. Он высвободился из ее объятий, включил свет и еще раз оглянулся на Полу.
Та схватила его за руку и, сев в постели, воскликнула:
– Может, лучше мне взять трубку, поскольку мы находимся в моем номере.
– Все в порядке, не волнуйся так. Я же сказал, что телефонистки принимают звонки на твое и мое имя. – После четвертого звонка он поднял трубку.
– Шейн О'Нил. – И после паузы продолжил: – Спасибо, Лоанна. Соединяй. – Он прикрыл микрофон рукой и пояснил: – Мой отец.
– Ой, – пискнула Пола и до подбородка натянула простыню.
Шейн так и фыркнул от смеха.
– Он не увидит, как ты лежишь здесь голая.
Пола нашла в себе силы рассмеяться.
– Но я неловко себя чувствую. Словно на витрине.
– Там и оставайся – при условии, что я буду единственным зрителем, – отозвался Шейн, а затем крикнул в трубку:
– Папа! Привет! Как твои дела? Что ты хотел мне сказать? – Пока на другом конце провода отвечали, он зажал трубку между щекой и плечом, закурил сигарету, поправил поудобнее подушки. – Ну, должен признать, я ожидал такого поворота событий, и следует согласиться: у данной идеи много преимуществ. Но я не могу лететь туда прямо сейчас. Уж конечно не раньше января-февраля. У меня по горло дел в Нью-Йорке. Ты же знаешь: строительство отеля вошло в свою решающую стадию. Если я уеду, все пойдет прахом. И мне казалось, что ты сам хотел, чтобы я провел праздники на островах. Господи, пап, не могу же я оказаться сразу в нескольких местах одновременно! – Шейн стряхнул пепел с сигареты, облокотился о подушки и снова принялся слушать. – Ну, хорошо, – прервал он собеседника – Да, да, я согласен. Ты сам получишь удовольствие от поездки. А почему бы тебе и маму не прихватить с собой?
Пола выскользнула из кровати, нашла в ванной свой халат, накинула его и вернулась в спальню. Там она начала собирать свою одежду, разбросанную по всей комнате. «Мы очень спешили», – подумала она и, усевшись на стул, принялась наблюдать за ним.
Шейн опять слушал. Он подмигнул ей, послал воздушный поцелуй. Потом снова перебил отца.
– Между прочим, только что сюда вошла Пола. Она хочет с тобой поздороваться.
Пола отчаянно затрясла головой. Она почему-то чувствовала себя до крайности неловко.
Шейн положил трубку и сигарету, прыжками соскочил с кровати, схватил ее и потащил к телефону, шепча:
– Глупышка, он же не знает, что мы два безумных часа занимались любовью. Здесь только семь тридцать. Я уверен, что он думает, будто мы пьем аперитив перед обедом.
Поле не оставалось ничего другого, как взять трубку.
– Здравствуйте, дядя Брайан, – произнесла она изо всех сил, стараясь говорить нормальным голосом. Потом замолчала, слушая отца Шейна – О, да. Я приехала сегодня днем. Отель просто превосходен, и салон тоже. Шейн отлично поработал. Он очень способный. Мне все очень понравилось – Она села на кровать, пока Брайан рассказывал лондонские новости. Наконец Поле удалось вставить словечко.
– Значит, вы увидите бабушку раньше меня. И дядю Блэки тоже. Пожалуйста, передайте им от меня привет. И тете Джеральдине, и Мерри. До скорой встречи, дядя Брайан, и хорошей поездки.
Шейн взял у нее трубку, и Пола передвинулась на другой край кровати.
– Ну, хорошо, папа, значит так. Я останусь здесь до утра понедельника. Потом ты найдешь меня в Нью-Йорке. Привет маме и Мерри, поцелуй за меня крошку Лауру и береги себя. Да, послушай. Не забудь передать от меня привет деду и тете Эмме. Ну, пока.
Шейн повесил трубку, поглядел на Полу и закатил глаза. Оба они так и покатились со смеху.
– Иди сюда, моя маленькая колдунья, – воскликнул он, подтащил к себе и крепко обнял.
Пола, шутя, отбивалась и ерошила ему волосы. Они катались по постели, и их веселье все возрастало и возрастало.
– Мой отец не мог выбрать более неподходящего времени для звонка, – выдохнул Шейн. – Только мы собрались уделить несколько минут нашего времени плотским удовольствиям.
– Несколько минут! – вскричала Пола. – Ты, наверное, хочешь сказать, часок-другой?
– Ты жалуешься или поощряешь меня? – Он поцеловал ее за ухом и со смехом передразнил: – Шейн отлично поработал, дядя Брайан. Он очень способный. Мне очень понравилось. – Уже своим нормальным голосом он прошептал, уткнувшись губами ей в шею: – Искренне надеюсь, что Шейн действительно отлично поработал, что он очень способный, и что тебе очень понравилось, киска.
– Ах ты, – Пола легонько стукнула кулачком его по груди, – тщеславный, самовлюбленный, невозможный, чудесный тип!
Он поймал ее за запястье, крепко сжал и заглянул ей в глаза.
– Да, как этот тип любит тебя, дорогая. – Вдруг он отпустил ее и сел.
Пола последовала его примеру.
– Так значит, Блэки решил купить отель в Сиднее, – сказала она. – Ни секунды не сомневаюсь, что это с бабушкиной подачи. – Она пристально посмотрела на него. – Дядя Брайан хочет послать тебя в Сидней, да?
– Да. Дедушка еще не окончательно купил отель. Вот почему он хочет, чтобы папа или я слетали туда незамедлительно и завершили сделку. Но я сказал правду – я не могу уезжать. Я по уши в делах. К тому же, можешь даже не рассчитывать, что я отлучусь куда-нибудь, пока ты в Нью-Йорке. Папе только на пользу покинуть свой кабинет на недельку-другую. Он сказал, что может прилететь в Нью-Йорк в начале декабря вместе с мамой, и они хорошо отдохнут.
Шейн чмокнул Полу в нос.
– Пойду-ка я приму душ, оденусь и спущусь вниз. Мне надо кое-что проверить.
Он соскочил с кровати и поднял Полу.
– Не хочешь ли встретиться со мной внизу, когда будешь готова?
– Разумеется, хочу. Где тебя искать?
– Я буду ждать тебя в баре рядом с главным холлом.
В день двадцатичетырехлетия Шейна, в первых числах июня 1965 года Эмма в разговоре с Полой сделала одно замечание. Она сказала, что Шейн излучает свет. Четыре года назад Пола не совсем поняла, что имела в виду ее бабушка. Теперь она знала.
Пола замерла в дверях бара и глядела на него с неожиданной для себя объективностью. Он стоял в дальнем углу, облокотившись локтем о стойку и поставив ногу на медный брус у ее основания.
Он одел черные льняные брюки, черную тонкую рубашку и пиджак из серо-серебристого шелка. Даже без галстука он казался на редкость хорошо одетым и безупречно аккуратным, как всегда. Но свет, о котором говорила Эмма, не имел никакого отношения к его одежде, подумала Пола, исподтишка наблюдая за ним. Тут дело в его росте, его фигуре, его естественной красоте и силе его характера. Он казался уверенным в себе и привлекал к себе всеобщее внимание. «И от него исходит неотразимое обаяние, – отметила Пола, – вот в чем дело. За такое обаяние любой политик мира не задумываясь отдал бы свою правую руку».
Шейн оживленно болтал с какой-то парой, явно постояльцами отеля. Его подвижное лицо было оживлено. Женщина, явно очарованная, слушала его, раскрыв рот. Но, очевидно, то же относилось и к мужчине.
Шейн в разговоре повернул голову, увидел Полу, весь подобрался и вежливо попрощался с собеседниками.
В баре собралось довольно много народа, и, пока они шли навстречу друг другу, Пола заметила, что не одна пара женских глаз смотрела ему вослед.
– Я рад, что ты надела синее платье, – сказал Шейн, беря ее под руку. Он быстрым шагом повел ее к заранее заказанному столику в уголке. – Оно очень тебе идет. Ты прекрасно выглядишь.
Блеск ее глаз и сияние улыбки ясно показали, как она благодарна и как ей приятны его слова.
– Я подумал, раз уж у нас праздник, то нам следует выпить шампанского, – заявил он.
– Какой праздник?
– Праздник нового обретения друг друга.
– О, Шейн, это просто замечательно!
Рядом с ними мгновенно появился официант и открыл бутылку, уже стоявшую на столе в ведерке со льдом, разлил шампанское и незаметно отошел в сторону.
– За нас, – поднял бокал Шейн.
– За нас, Шейн.
Он полез в карман за сигаретами. Рубашка немного распахнулась на его загорелой груди, и в просвете блеснуло золото. Она прищурилась:
– Боже, неужели ты надел медальон святого Кристофера, который я тебе подарила?
– Он самый. – Он потрогал медальон. – Я не носил его года два. Ты помнишь, когда подарила его мне?
– На твое двадцатилетие восемь лет назад.
– А что я подарил тебе на двадцатилетие?
– Антикварные аметистовые сережки. – Она нахмурилась, потом весело рассмеялась. – Неужели ты допускал, что я могла забыть?
– Нет, я был уверен, что помнишь. Но готов поспорить – ты не вспомнишь мой подарок, сделанный в тот год, когда ты достигла зрелого пятилетнего возраста?
– Еще как вспомню. Набор синих мраморных шариков.
Он с довольным видом откинулся на спинку стула.
– Верно. И ты сразу же начала их по одному терять. И так ревела, что мне пришлось пообещать тебе еще один. Но я не исполнил обещание, и потому… – он сунул руку в карман пиджака – Вот тебе кое-что взамен. – Он положил на стол перед ней маленькую матовую коробочку из пластмассы.
С кокетливым смехом, радуясь его веселому расположению духа, Пола открыла коробочку и заглянула в нее. Вдруг она замолчала. На ее ладони мерцали изящнейшие, прекрасного качества сережки с сапфирами и бриллиантами.
– О, Шейн, они просто восхитительны. Большое, большое спасибо. – Она поцеловала его в щеку и добавила: – Но ты весьма экстравагантен.
– Мне это уже говорили. Понравились?
– Понравились? Он еще спрашивает! Да я в восторге! И особенно потому, что мне подарил их ты. – Пола вытащила из ушей золотые серьги, бросила их в шелковую вечернюю сумочку, достала маленькое зеркальце и надела новые. Посмотрела, любуясь сережками. – Шейн, они мне идут, правда?
– Они почти такие же красивые, как твои волшебные глаза.
Пола сжала его руку. Неожиданный подарок тронул ее, даже поразил. У нее перехватило дыхание. Она вспомнила все, что он дарил ей в детстве. Его всегда отличала редкая щедрость. Месяцами он откладывал из своих домашних карманных денег, чтобы купить что-нибудь особенное. И еще Шейн обладал талантом дарить ей как раз то, что ей нравилось – как сегодня. Почему-то ее глаза наполнились слезами.
– Что случилось, милая? – нежно спросил он, наклонившись вперед.
Пола смахнула слезы и покачала головой.
– Не знаю. Я такая глупая. – Она достала из сумочки платок, высморкалась и растерянно улыбнулась ему.
Шейн молча следил за ней и ждал, пока она успокоится.
– Я вспомнила наше детство, – пояснила она через несколько секунд. – Когда-то мне казалось, что те дни никогда не кончатся – чудесные летние дни в «Гнезде цапли». Но они все-таки прошли, как проходит лето. – И, не удержавшись, добавила: – И это тоже скоро кончится.
Он накрыл ее ладонь своей.
– Пола, дорогая, не думай о грустном.
– Дни, залитые солнцем, волшебные часы… они не более чем короткий просвет в серых буднях, Шейн.
Шейн сплел ее пальцы со своими и медленно произнес.
– Ты говоришь о конце… Я говорю о начале. Вот что происходит сейчас. Начало. Помнишь, что я говорил о времени? Так вот перед нами – будущее. Оно здесь, сейчас. Вокруг нас. Частица вечно текущей реки времени.
Пола молчала, ее глаза внимательно изучали ее лицо.
– Я не хотел пускаться в дискуссию о том запутанном положении, в котором мы оказались, по крайней мере, не здесь. Но, возможно, нам следует поговорить. Хочешь?
Пола кивнула.
На его лице играла уверенная улыбка.
– Ты знаешь, как я тебя люблю. Еще раньше, в машине, я сказал, что никому не отдам тебя, и это так и есть. Мы слишком дороги друг другу, чтобы упустить свое счастье. Мы предназначены друг для друга. Согласна?
– Да, – прошептала она.
– Тогда совершенно очевидно, как тебе придется поступить. Ты получишь развод и выйдешь за меня. Ты ведь хочешь стать моей женой?
– О, да, Шейн. Очень.
Он увидел, как она побледнела, и что ее яркие сверхъестественно синие глаза потемнели от дурного предчувствия.
– Скажи, что беспокоит тебя, Пола.
– Ты говорил, что в детстве я была бесстрашной – но, повзрослев, я изменилась. И я боюсь.
– Чего? – спросил Шейн с нежностью. – Ну, скажи. Если кто-то и может развеять твои страхи, то это я.
– Я боюсь потерять своих детей и боюсь потерять тебя.
– Ты же сама знаешь, такого никогда не случится. Мы все втроем всегда будем рядом с тобой.
Пола глубоко вздохнула и произнесла, как бросившись в омут головой:
– Не думаю, что Джим согласится на развод.
Шейн слегка отпрянул и с подозрением посмотрел на нее.
– Не могу представить, чтобы он повел себя подобным образом. Особенно, когда узнает о твоем намерении покончить с неудачным браком.
– Ты не знаешь Джима, – возразила она дрогнувшим голосом. – Он упрям, и его трудно переубедить. У меня такое недоброе предчувствие, что он займет непоколебимую позицию. Я тебе уже говорила: он уверен, что у нас все в порядке. А детей он использует как орудие, особенно если поймет, что тут замешан другой мужчина.
– У него не будет оснований думать, будто в твоей жизни появился другой мужчина, – спокойно произнес Шейн. – Ты будешь встречаться только со мной, а уж меня-то никто не заподозрит. – Он выдавил из себя смешок. – Я всего лишь товарищ твоих детских игр. – Его брови взлетели кверху, – Ну же, милая, не грусти.
Пола тяжело вздохнула.
– Да, возможно, мне не следует мучиться дурными предчувствиями. – Она покачала головой. – Бедный Джим. Честно говоря, мне жаль его.
– Знаю. Но нельзя строить отношения с человеком на жалости. Никому от этого не бывает хорошо. Ты станешь приносить себя в жертву, а он не перенесет унижения. В конце концов вы возненавидите друг друга.
– Наверное, ты прав, – согласилась Пола.
– Я точно знаю, что я прав. И послушай, не начинай сама себя казнить. Так ты тоже ни к чему хорошему не придешь. – Он крепче сжал ее пальцы. – И у тебя нет никаких причин для самобичевания. Ты старалась спасти свой брак, изо всех сил пыталась укрепить его, судя по твоим словам. Но ничего не получилось. Так что ты должна с ним покончить – как ради себя, так и ради Джима.
Пола прикусила губу. Ее беспокойство не утихало.
– Мне может потребоваться какое-то время, чтобы все уладить, чтобы все сложилось наилучшим образом, – пробормотала она.
– Понимаю. Такое никогда не обходится без проблем. Но я подожду. Я проявлю ангельское терпение. Я всегда буду готов оказать тебе моральную поддержку. И еще – мы оба молоды. У нас впереди вся жизнь.
– Не искушай судьбу, Шейн!
Он покачал головой.
– Ничего я не искушаю, просто говорю то, что есть. – И хотя он доверял ее здравому смыслу и в глубине души разделял ее мнение о Джиме, ему не хотелось произносить свое мнение вслух и тем самым огорчать ее еще больше. Не сегодня. Наоборот, он решил развеять ее грусть, приуменьшив страхи Полы. Поэтому он изобразил самую уверенную из своих улыбок и принял самый веселый тон.
– Давай заключим пакт, – воскликнул он. – Как в детстве.
– Какой пакт?
– Договоримся не обсуждать наши проблемы – а они мои столь же, сколь и твои – в ближайшие несколько недель. А за два дня до твоего возвращения в Англию серьезно поговорим и все обсудим. Вдвоем мы решим, как тебе поступить. Что скажешь?
– Прекрасная мысль. Обстоятельства не должны оказаться сильнее нас, верно? Иначе мы не сможем наслаждаться драгоценными днями, отведенными нам.
– Вот и умница. Давай выпьем за наш пакт. Мы же едва пригубили шампанское.
Пола кивнула. Шейн налил ей и себе и они чокнулись. Их руки невольно соприкоснулись.
Он глядел на нее ласковым и нежным взглядом. Немного погодя, он произнес:
– Ты должна доверять мне. Доверься моей любви, Пола.
Она с удивлением посмотрела на него, вспомнив некогда оброненные ее бабушкой слова, как важно верить в любовь. Когда ее глаза встретились с прямым взглядом темных глаз Шейна, она почувствовала, как ее страхи начали понемногу рассеиваться. Ее настроение стало потихоньку улучшаться.
– Я верю в твою любовь, а ты должен верить в мою. – Уголки ее губ тронула слабая улыбка. – Все образуется. Обязательно, Шейн – ведь мы есть друг у друга.
Но Пола ошиблась. Ее беды только начинались.
Глава 37
Эмма Харт внимательно смотрела на Полу, наморщив лоб.
– Что-то я тебя не понимаю, – сказала она. – Что ты имеешь в виду, утверждая, что нас ждет трудное Рождество?
– Прежде чем я все объясню, – быстро проговорила Пола, – я хочу, чтобы ты уяснила себе – с ним все вообще-то в порядке…
– С кем?
– С Джимом, бабушка. Но он попал в катастрофу. Довольно серьезную, и он…
– Неужели на этом своем чертовом самолете? – вскричала Эмма и, еще сильнее нахмурившись, распрямила плечи.
– Да. Он разбился. Две недели назад. Дня через два после моего возвращения из Нью-Йорка в начале декабря, – торопливо пояснила Пола и, желая побыстрее успокоить бабушку, добавила: – Но ему все-таки повезло, поскольку самолет упал на поле йедонского аэропорта. Его успели вытащить, прежде чем самолет загорелся.
– О Боже! – У Эммы волосы встали дыбом при мысли об огромной опасности, которой подвергался Джим. Он легко мог погибнуть, да и Пола вполне могла оказаться с ним и не спастись. Подавшись вперед, Эмма озабоченно спросила: – Он сильно пострадал?
– Сломал правую ногу и левую ключицу, трещины нескольких ребер. К тому же он получил множественные ушибы. Однако ни одна из травм не угрожает его жизни или здоровью, хотя сами по себе они достаточно серьезны.
– А внутренние повреждения?
– Слава Богу, нет. Джима сразу отправили в больницу в Лидсе, где он провел пять дней и прошел полное обследование – неврологическое и всякое другое. К счастью, врачи ничего не нашли. Травмы только внешние. – Пола замолчала и посмотрела на бабушку. Ее лицо выражало глубокое беспокойство. – Ему наложили две шины и фиксирующую повязку на грудную клетку. Мне пришлось нанять санитара для ухода за ним. Видишь ли, Джим не может сам одеваться и вообще ему трудно, а порой и невозможно делать самые элементарные вещи.
Эмма выдохнула. Шок от услышанного еще не прошел.
– Но почему ты мне ничего не рассказала, пока я находилась в Нью-Йорке? Или вчера, когда я приехала в Лондон?
– Мне не хотелось беспокоить тебя, пока ты еще не вернулась из отпуска. А вчера вечером ты так радовалась возвращению, что я не решилась портить тебе настроение и праздничный ужин, который затеяла мама в твою честь. Я собиралась все рассказать тебе по пути из аэропорта, но… – Пола пожала плечами и виновато улыбнулась, – …решила, что эти новости вполне могут подождать до следующего дня.
– Ясно. – Эмма покачала головой. – Мне так жаль, Пола. Ужасно, просто ужасно. Но слава Богу, что не случилось ничего более страшного. Разумеется, несколько месяцев он будет полностью выбит из колеи.
– Да, – пробормотала Пола. – Гипс снимут не раньше, чем через шесть недель. А затем ему предстоит пройти курс интенсивной физиотерапии. От недостатка движения у него начнется мышечная атрофия. Доктор объяснил, что, пока мышцы снова не наберут силу, Джим не сможет ни руку поднять, ни перенести тяжесть тела на сломанную ногу. Похоже, к нормальной жизни он вернется через добрых полгода.
– А как случилась эта катастрофа? – спросила Эмма.
– Мотор заглох. Джим изо всех сил старался приземлиться, но не смог удержать самолет. Тот рухнул и при ударе о землю буквально развалился пополам. Так что Джиму еще ужасно повезло.
– Да, действительно. – Губы Эммы сжались в тонкую ниточку. – Я всегда знала, что он когда-нибудь разобьется на своем чертовом самолете, и это меня очень беспокоило. – Она снова покачала головой, не скрывая раздражения. – Хотя я очень огорчена тем, что с ним произошло, и от всей души сочувствую ему, но все-таки определенная безответственность здесь есть. – Она осторожно посмотрела на внучку. – Он женатый человек с двумя детьми, и ему не следует подвергать свою жизнь такому риску. Какая глупость с его стороны! Ничего не случилось бы, послушай он моего совета избавиться от этой консервной банки.
– Ну, ты же знаешь его упрямство.
– Слишком мягко сказано, – буркнула Эмма. – Я не хочу показаться толстокожей или злорадной, но, на мой взгляд, он рисковал без всякой необходимости. С какой целью – ума не приложу. Возможно, твой муженек прислушается к моим словам теперь. И я настаиваю: если уж нашей семье необходим самолет, то надо купить солидную машину. Я больше никогда не позволю Джиму вальсировать в небе на такой скорлупке. Нет, нет, ни под каким соусом. – Эмма откинулась на спинку стула с выражением глубочайшей решимости.
– Да, бабушка. – Пола опустила глаза, услышав железные потки в знакомом и таком родном голосе. Ее бабка была в ярости, и Пола ее отлично понимала. Джиму действительно не хватало чувства ответственности, и он упорно отвергал все просьбы приобрести более надежный и современный самолет.
Эмма вдруг поняла, что говорила слишком резко, и смягчила тон:
– Наверное, бедняжка Джим очень страдает, да, дорогуша?
– Безумно. Сломанная ключица не дает ему ни минуты отдыха. Он говорит, что сам не знает, что хуже – постоянная ноющая боль в плече или онемение в загипсованной руке. Очень неприятное состояние.
– Что-то я тебя не понимаю, – сказала она. – Что ты имеешь в виду, утверждая, что нас ждет трудное Рождество?
– Прежде чем я все объясню, – быстро проговорила Пола, – я хочу, чтобы ты уяснила себе – с ним все вообще-то в порядке…
– С кем?
– С Джимом, бабушка. Но он попал в катастрофу. Довольно серьезную, и он…
– Неужели на этом своем чертовом самолете? – вскричала Эмма и, еще сильнее нахмурившись, распрямила плечи.
– Да. Он разбился. Две недели назад. Дня через два после моего возвращения из Нью-Йорка в начале декабря, – торопливо пояснила Пола и, желая побыстрее успокоить бабушку, добавила: – Но ему все-таки повезло, поскольку самолет упал на поле йедонского аэропорта. Его успели вытащить, прежде чем самолет загорелся.
– О Боже! – У Эммы волосы встали дыбом при мысли об огромной опасности, которой подвергался Джим. Он легко мог погибнуть, да и Пола вполне могла оказаться с ним и не спастись. Подавшись вперед, Эмма озабоченно спросила: – Он сильно пострадал?
– Сломал правую ногу и левую ключицу, трещины нескольких ребер. К тому же он получил множественные ушибы. Однако ни одна из травм не угрожает его жизни или здоровью, хотя сами по себе они достаточно серьезны.
– А внутренние повреждения?
– Слава Богу, нет. Джима сразу отправили в больницу в Лидсе, где он провел пять дней и прошел полное обследование – неврологическое и всякое другое. К счастью, врачи ничего не нашли. Травмы только внешние. – Пола замолчала и посмотрела на бабушку. Ее лицо выражало глубокое беспокойство. – Ему наложили две шины и фиксирующую повязку на грудную клетку. Мне пришлось нанять санитара для ухода за ним. Видишь ли, Джим не может сам одеваться и вообще ему трудно, а порой и невозможно делать самые элементарные вещи.
Эмма выдохнула. Шок от услышанного еще не прошел.
– Но почему ты мне ничего не рассказала, пока я находилась в Нью-Йорке? Или вчера, когда я приехала в Лондон?
– Мне не хотелось беспокоить тебя, пока ты еще не вернулась из отпуска. А вчера вечером ты так радовалась возвращению, что я не решилась портить тебе настроение и праздничный ужин, который затеяла мама в твою честь. Я собиралась все рассказать тебе по пути из аэропорта, но… – Пола пожала плечами и виновато улыбнулась, – …решила, что эти новости вполне могут подождать до следующего дня.
– Ясно. – Эмма покачала головой. – Мне так жаль, Пола. Ужасно, просто ужасно. Но слава Богу, что не случилось ничего более страшного. Разумеется, несколько месяцев он будет полностью выбит из колеи.
– Да, – пробормотала Пола. – Гипс снимут не раньше, чем через шесть недель. А затем ему предстоит пройти курс интенсивной физиотерапии. От недостатка движения у него начнется мышечная атрофия. Доктор объяснил, что, пока мышцы снова не наберут силу, Джим не сможет ни руку поднять, ни перенести тяжесть тела на сломанную ногу. Похоже, к нормальной жизни он вернется через добрых полгода.
– А как случилась эта катастрофа? – спросила Эмма.
– Мотор заглох. Джим изо всех сил старался приземлиться, но не смог удержать самолет. Тот рухнул и при ударе о землю буквально развалился пополам. Так что Джиму еще ужасно повезло.
– Да, действительно. – Губы Эммы сжались в тонкую ниточку. – Я всегда знала, что он когда-нибудь разобьется на своем чертовом самолете, и это меня очень беспокоило. – Она снова покачала головой, не скрывая раздражения. – Хотя я очень огорчена тем, что с ним произошло, и от всей души сочувствую ему, но все-таки определенная безответственность здесь есть. – Она осторожно посмотрела на внучку. – Он женатый человек с двумя детьми, и ему не следует подвергать свою жизнь такому риску. Какая глупость с его стороны! Ничего не случилось бы, послушай он моего совета избавиться от этой консервной банки.
– Ну, ты же знаешь его упрямство.
– Слишком мягко сказано, – буркнула Эмма. – Я не хочу показаться толстокожей или злорадной, но, на мой взгляд, он рисковал без всякой необходимости. С какой целью – ума не приложу. Возможно, твой муженек прислушается к моим словам теперь. И я настаиваю: если уж нашей семье необходим самолет, то надо купить солидную машину. Я больше никогда не позволю Джиму вальсировать в небе на такой скорлупке. Нет, нет, ни под каким соусом. – Эмма откинулась на спинку стула с выражением глубочайшей решимости.
– Да, бабушка. – Пола опустила глаза, услышав железные потки в знакомом и таком родном голосе. Ее бабка была в ярости, и Пола ее отлично понимала. Джиму действительно не хватало чувства ответственности, и он упорно отвергал все просьбы приобрести более надежный и современный самолет.
Эмма вдруг поняла, что говорила слишком резко, и смягчила тон:
– Наверное, бедняжка Джим очень страдает, да, дорогуша?
– Безумно. Сломанная ключица не дает ему ни минуты отдыха. Он говорит, что сам не знает, что хуже – постоянная ноющая боль в плече или онемение в загипсованной руке. Очень неприятное состояние.