Брэдли Селеста. Все твои тайны

   «Твои волосы никогда не должны выбиваться из прически. Ты должна следить, чтобы твои ноги не выглядывали из-под подола платья, иначе все решат, что ты ничем не лучше доярки. Ты не должна смеяться слишком громко или слишком долго. А лучше вообще не смейся. Улыбайся, но не показывай зубы. Ты слишком широко улыбаешься. Постарайся не нависать над джентльменом, но и не сутулься!»
   Матушкины правила теперь не имели значения. Внезапно Оливия осознала, что у ее жениха – мужа! – имелись свои собственные правила, и скорее всего еще строже, чем правила леди Челтнем. Правила… и требования.
   Требования. О Боже! Но Оливия редко чего-то боялась.
   «Этот мерзавец даже не удосужился за мной поухаживать! – досадовала она. – Ни визита, ни единой записочки! Ничегошеньки, кроме драгоценностей!»
   Подарки были частыми, дорогими и бездушными. Оливия предпочла бы им хотя бы коротенькую беседу с глазу на глаз.
   До сегодняшнего дня она видела своего суженого лишь дважды. В первый раз – в тот ужасный день, когда чуть не утонула под мостом. Из той встречи она запомнила лорда Гринли как человека, всегда готового прийти на помощь. Он представлялся ей громадным, точно опоры моста, и тщеславным, хотя у него имелись на то все основания. А еще ему явно нравилось разглядывать женскую грудь.
   То же самое можно было сказать о половине мужчин в свете.
   Во второй раз девушка увидела его на следующий день, когда он попросил у отца ее руки. Не вернись она как раз в ту минуту домой после очередной бесконечной череды утренних визитов в компании матушки, она и не увидела бы, как двое заговорщиков в холле пожимают друг другу руки, словно только что сговорились о продаже любимой лошади. И скорее всего она так ничего бы и не узнала о своей помолвке до самой свадьбы.
   Лорд Гринли даже не смутился, а только на миг склонился над ее рукой, сказав, что счастлив получить согласие ее отца, и выплыл в распахнутую дверь, тогда как она, разинув рот, уставилась ему вслед.
   Из той встречи Оливия вынесла суждение, что лорд высокомерен, властен и эгоистичен, хотя, как правило, так можно было охарактеризовать чуть ли не всех джентльменов, которых маменька навязывала ей в Лондоне, впихнув ее в высшее общество, точно похищенного матроса на вражеский корабль.
   Сегодня ее одели и подготовили к встрече с ним, словно овечку на заклание. Она почти ничего не видела сквозь узорчатое кружево и большую часть церемонии провела, сосредоточив все силы на том, чтоб ее не вывернуло наизнанку. Во время свадебного завтрака сидевший рядом с ней господин был слишком безразличен, уделяя все свое внимание мужчине, сидевшему рядом с ним по другую руку. Как смутно припоминала Оливия, тот почти не уступал в красоте самому лорду Гринли, вот только волосы у него были немного темнее, а лицо – печальнее.
   Таким образом, хоть лорд Гринли и обладал приятными манерами и тело его источало совершенно изумительный запах, зачастую он бывал весьма и весьма неучтив.
   Да, негусто. Но дело сделано. Теперь она до конца жизни связана с этим человеком узами брака. Вся ее будущая жизнь была в его руках, таких больших и красивых. В сущности, обладая внушительными размерами, он двигался с грацией льва, так и притягивая к себе ее взгляд.
   Однако теперь ее восхищение куда-то испарилось в приступе раздражения. Неужели нельзя побыстрее разделаться с этим? Лучше уж перейти к делу, чем сидеть и дрожать как осиновый лист! Девушка обхватила себя обеими руками, несмотря на жар, исходивший от огня. Ей почему-то никак не удавалось согреться.
   Опустив голову, Оливия еще раз прошлась перед камином, размышляя о качествах лорда Гринли.
   «Да, он не слишком пунктуален!»
   К счастью, Оливия почувствовала, как гнев снова захлестывает ее, вытесняя страх.
   Мужчины – самые настоящие крысы.
 
   У Дейна Колуэлла, виконта Гринли, имелась проблема. Очень большая проблема. Даже стоя за дверью спальни, где его ждала молодая жена, он чувствовал, как проблема растет. Проклятие, он еще даже не притронулся к ней!
   С этой проблемой ничего нельзя было поделать. Некому было о ней рассказать, потому что эту проблему нельзя было обсудить ни в кругу прочих мужчин, ни тем более с добропорядочной леди. Даже с недобропорядочной, коли на то пошло.
   Один-единственный раз Дейн обратился к врачу. Тот расхохотался в голос и похлопал его по спине:
   – Это не проблема, милорд. Это ценный дар!
   И отослал прочь.
   Ценный дар?
   Даже самые опытные куртизанки в ужасе отшатывались от него. А теперь он должен был зачать наследника, овладев невинной, целомудренной девушкой…
   Иные мужчины на его месте взяли бы ее силой не задумываясь. В законе черным по белому прописано, что муж имеет на это право. Дейн содрогнулся, ужаснувшись, что такая мысль вообще пришла ему в голову. Он пошел бы на многое, лишь бы защитить будущее Гринли, но только не на это. Не будь Дейн единственным наследником, он даже и не пытался бы вступить в брак, предпочитая умереть вечным холостяком. Зачем досаждать какой-нибудь женщине своей… проблемой?
   Конечно, он собирался войти в супружескую спальню, но его проблема росла как на дрожжах. Вот так обстояли дела.
   Гринли изо всех сил постарался оттянуть этот миг, вплоть до того, что провел большую часть первой брачной ночи в кабинете за работой. И только когда часы пробили одиннадцать раз, он понял, что дальше тянуть некуда.
 
   Сидевший напротив Дейна его друг и протеже Маркус Рамзи, лорд Драйден, заметил гримасу на его лице и покачал головой:
   – Знаешь, она вроде не дурнушка.
   Дейн равнодушно пожал плечами, усилием воли придав лицу невозмутимое выражение.
   – Это именно то, что мне нужно. По-настоящему красивая женщина только отвлекала бы меня отдел.
   Маркус склонил голову набок:
   – Так в чем же дело? Почему ты работаешь, когда тебе надо бы лежать в объятиях молодой женушки?
   Дейн тяжело вздохнул. Упершись обеими руками в подлокотники кресла, он с трудом оторвался от сиденья.
   – Я иду к ней. Ты удовлетворен?
   Маркус ухмыльнулся. Озорной огонек юности осветил его обыкновенно серьезное лицо.
   – Не думаю, что нынешней ночью буду удовлетворен. – Дейну удовлетворение тоже не светило, но он определенно ничего не мог объяснить Маркусу и нахмурился:
   – Мы говорим о моей жене.
   Маркус поднял вверх обе руки под свирепым взглядом Дейна:
   – Извини. Ну, ступай. Я сегодня же лично отвезу бумаги премьер-министру. Не стоит доверять их нарочному. Как-никак, но главный шпион Наполеона до сих пор на свободе.
   Дейн кивнул. Химеру нельзя было недооценивать. «Королевская четверка» однажды уже допустила эту ошибку. Добрых полгода глава французской агентурной сети, опутавшей Лондон, ухитрялся оставаться инкогнито, несмотря на все старания «Клуба лжецов» – группы элитных шпионов, действовавших по приказу «Королевской четверки» и пытавшихся раскрыть его личность. Только пару недель назад выяснилось, что Химера в совершенстве владел искусством маскировки. Все это время он спокойно разгуливал среди них в обличье хамоватого слуги, на которого никто из них не обращал внимания, считая его безобидным.
   Денни (все они знали его именно под этим именем, вымышленным, разумеется) переходил от «лжеца» к «лжецу», когда из-за вызывающего поведения его становилось невозможно держать в доме. Дейн недоумевал. Не было ли это очередным хитроумным ходом Химеры? Ведь побывать в домах сразу нескольких шпионов намного полезнее, чем находиться в бессменном услужении у прежнего главы шпионской разведки, Саймона Рёйнза, ушедшего в отставку.
   Химера слишком много знал о «Клубе лжецов», но что он знал о «Королевской четверке»? Только премьер-министру и самому принцу-регенту была известна вся подноготная о «четверке», ну и еще нынешнему главному шпиону «Клуба лжецов», Далтону Монморенси, лорду Этериджу, который некогда был одним из них.
   Размышляя над этим вопросом, Дейн медленно взбирался по лестнице навстречу томившейся в ожидании новобрачной. Если Химера узнает правду, если кто-нибудь по другую сторону пролива узнает о власти, которой обладает «четверка» – власти над самим престолом! – если тайна «четверки» будет раскрыта, то правительство Англии разорвут в клочья. Особенно если выяснится, что именно «Королевская четверка» провозгласила короля Георга сумасшедшим и упрятала его подальше от людских глаз, назначив принца Георга IV регентом всей Британии. Кобра, Лев, Лис и Сокол совершили страшную государственную измену, движимые единственно глубочайшей преданностью короне.
   И хотя данное решение было принято прежним Львом, предшественником и наставником Дейна, нынешний Лев одобрял его всей душой. Недопустимо, чтобы один человек, будь он хоть трижды король, привел Англию к краху. Даже сам Дейн – один из могущественной «четверки» в стране – был не вправе ставить кого-либо или что-либо превыше своего долга.
   Этот урок преподал Дейну его слабовольный и вероломный отец. Между Генри Колуэллом и его долгом встала женщина – прекрасная француженка, увлекшая отца Дейна на путь низменной страсти и предательства.
   Самого Дейна ни в коей мере не коснулась тень подозрения, но он прекрасно понимал: если бы о предательстве отца стало известно до его назначения, не видать бы ему места Льва, как своих ушей.
   «Голос крови не заглушить».
   Никто не осмеливался произнести эти слова даже шепотом, но Дейн ощущал пристальное внимание к своей персоне со стороны прочих членов «четверки». Словно кто-то постоянно тяжело дышал ему в затылок. Ему до конца жизни придется выкладываться больше и соблюдать данные им клятвы строже остальных, а также всегда быть готовым пожертвовать своим благополучием во имя короны. Временами он почти завидовал испытаниям, через которые пришлось пройти Нейту Стоунвеллу, Кобре. Того как-то вынудили разыграть перед всем народом роль предателя, дабы прикрыть неблагоразумные действия короля. У Дейна не было таких возможностей подкрепить свою преданность королю. Все, что у него было, – это тень отцовской слабости, следовавшая за ним по пятам.
   «Голос крови не заглушить».
   Потому-то он и выбрал себе в жены леди Оливию. Она была не из тех женщин, в которых можно влюбиться без памяти. Эта женщина не будет смущать его душевный покой.
   И не доведет его до предательства.
   Теперь Дейн стоял в своей спальне и с беспокойством смотрел на смежную дверь. Прежде чем выбрать дочь Челтнема, он тщательнейшим образом все проверил. По словам маменьки Оливии, эта барышня была воплощением благоразумия и добродетели, обучена всему, что полагается знать леди. Дейн и сам убедился: девушка обладала поразительной стойкостью духа, а ведь ее так оберегали от всех жизненных невзгод!
   Что-что, а стойкость духа ей уж точно понадобится, если она собиралась стать его женой не на словах, а на деле. Не в силах примириться с мыслью, что какой-нибудь другой господин отхватит себе этакий трофей, Гринли со своей обычной решимостью развернул бурную деятельность, чтобы заполучить ее себе.
   Тут Дейну пришло в голову (слишком поздно, разумеется), что, пожалуй, стоило бы немного поухаживать за девушкой. Теперь будет не так-то просто расположить ее к себе. Гринли по опыту знал: если не проявить деликатность, ни за что не удастся заручиться ее согласием… хотя бы на то время, которое необходимо, чтобы зачать наследника. Будь он трижды проклят, если оставит родовое имение Гринли какому-нибудь дальнему родственнику, нога которого ни разу не переступала его порога!
   Дейн был вынужден признать, что намеренно избегал общества невесты. Трус! Конечно, последние две недели у него были куда более важные дела, но виконт вполне мог бы прислать ей пару-тройку цветистых романтических записочек.
   Теперь уже было слишком поздно. Не оставалось ничего, кроме как встретиться с ней.

Глава 2

   Когда дверь в спальню отворилась, в голове Оливии первым делом мелькнула мысль, что пора бы завязывать с необдуманными желаниями.
   Вторую мысль было выразить невозможно. Скорее, это накатила волна жара и изумления, жгучим бурливым потоком прокатившаяся через все ее существо.
   По широким, необъятным плечам лорда Гринли свободно струились длинные золотистые волосы. На нем была только свободного кроя белая рубашка, заправленная в черные брюки, плотно обтягивающие его мускулистые ноги, отлично обрисовывая упругие бедра и плоский живот. Он стоял напротив нее во всей своей грациозно-непринужденной кошачьей красе.
   Оливия подумала о божественной красоте своего мужа. Да, в ее спальне, бесспорно, стоял бог. Богам, внезапно решила Оливия, воистину следовало бы почаще появляться в спальнях.
   Если только она не ошибалась – а она слишком долго прожила в деревне, чтобы ошибаться, – он тоже был рад их встрече. Оторвав взгляд от внушавшей трепет области ниже пояса мужа, девушка постаралась рассмотреть его целиком.
   «Да, божество», – вновь подумала Оливия. Обликего излучал необузданность, грациозность и дикарскую мощь. Ни дать ни взять норманнский вождь из тех времен, когда цивилизация еще не совсем вытеснила варварство.
   Еще тогда, при первой встрече, в реке, Оливия решила, что он хорош собой. Увидев его в холле своего дома, она подумала, что он бесподобен. Во время брачной церемонии она почти не видела его сквозь кружевную вуаль, а во время свадебного завтрака ее так мутило, что ей не удалось как следует его рассмотреть.
   Теперь, оставшись с мужем один на один, Оливия почувствовала, как под воздействием его внушительных размеров вкупе с золотистым великолепием ей становится нечем дышать. Казалось, его мощные плечи заполнили собой всю комнату, которую она раньше считала просторной. Голубые глаза Дейна притягивали ее взгляд как магнит. По правде говоря, ей по-прежнему было нечем дышать, и от этого у нее закружилась голова.
   Оливия приложила руку ко лбу. Очень… очень сильно… закружилась голова…
   Лорд Гринли одним махом оказался рядом и подхватил ее даже раньше, чем у нее ослабли колени. Оторвав ее от пола, словно она весила не больше кошки – а Оливия точно знала, что весит больше, чем целая орава хорошо откормленных кошек, – он в мгновение ока перенес ее в кресло перед камином.
   – Тебе нездоровится? – Мягкое и теплое дыхание Дейна коснулось ее щеки. Оливия закрыла глаза, обескураженная его заботой и слишком смущенная проявлением своей слабости, чтобы дать ответ. – Может, позвать камеристку?
   Муж по-прежнему сжимал ее стан, будто поддерживая, хотя она чувствовала себя просто прекрасно. Она как будто оказалась зажатой меж двумя каменными арками, словно никакая сила на свете не могла заставить виконта отпустить ее. Жар его тела приятно обволакивал ее каким-то незнакомым дурманящим ароматом. Оливия зарделась, поймав себя на мысли, что ей это очень нравится. К сожалению, она не могла вечно лежать в его объятиях. Оливия никогда не умела лгать, поэтому и выложила все как есть:
   – От тебя у меня дух перехватывает.
   Виконт ослабил хватку. Тут же пожалев о своих словах, Оливия с трудом сдержала порыв вновь упасть на его широкую грудь в глубоком обмороке. Внезапно девушка поняла, что вправе позволить себе любую вольность, ведь в этом ничего не будет зазорного. Теперь он принадлежит ей.
   Но какой бы соблазнительной ни была эта мысль, Оливия не хотела показаться слишком навязчивой.
   – Я не совсем это имела в виду, – промолвила она, с отвращением чувствуя, как пунцовый румянец заливает лицо. Она никогда не умела очаровательно краснеть, как некоторые барышни, у которых на щеках распускались розы. Румянец на ее щеках, пожалуй, походил на две кляксы. – Я сегодня не поела. Немного нервничаю. Ты такой… огромный!
   Дейн посмотрел на свою новоиспеченную жену с глубоким разочарованием. Все-таки он ошибся. Во время их предыдущих встреч она показалась ему этакой славной пышечкой: выносливой и полной здравого смысла. Гринлй довольно неохотно выпустил ее и встал. Она была такой приятной на ошупь, и он так надеялся…
   Очевидно, она гораздо слабее и застенчивее, чем он считал. Ей не по силам даже смотреть на него. Не важно. Сделанного не воротишь. Теперь она его жена. Его долг – защищать ее, даже если защищать придется от самого себя. Она ничего не могла поделать со своей слабохарактерностью, равно как и он ничего не мог поделать со своей… проблемой.
   – Я позвоню, чтобы пришла камеристка, – мягко сказал он, спрятав разочарование. – А потом уйду, чтобы тебя не тревожить.
   Его новоиспеченная женушка изумленно вскинула на него глаза, и огненно-красный румянец медленно сбежал с ее лица.
   – Уйдешь?
   Лицо Дейна приняло холодно-высокомерное выражение.
   – Разумеется, не такой я человек, чтобы навязывать себя…
   – Нет! – В мгновение ока она оказалась на ногах. – Я не желаю снова через это проходить!
   Дейн вздрогнул.
   – Разумеется, я не стану ничего требовать…
   Невероятно, но его скромница жена, предполагаемый образец самообладания и благоприличия, топнула ногой и вскинула на него свирепый взгляд.
   – Ты хоть представляешь, что я пережила, когда ждала тебя нынче вечером? А каких мук мне стоили последние две недели, если на то пошло? Да у меня такое чувство, будто я только и делала, что неделями сиднем сидела у окна! А теперь, не побыв со мной и пары минут, ты снова… снова… собираешься уйти? – Она скрестила руки под грудью и свирепо уставилась на него. – Нет уж! Ты остаешься!
   С минуту Дейн только и мог, что стоять и молча смотреть на нее. Никто не разговаривал с ним в подобном тоне. Никогда.
   Уже в шестнадцать лет он вымахал точно пожарная каланча и возвышался над прочими мальчишками. С тех пор к нему все относились исключительно с боязливым почтением. Дейн никогда не прибегал к своему росту для устрашения, но, с другой стороны, он и не сталкивался с подобной необходимостью. Ему достаточно было открыть рот, и он мог поручиться, что каждое его слово будет услышано и исполнено.
   Гринлй попытался уменьшить исходившую от него угрозу, нацепив на себя маску рубахи-парня. Это противоречило его серьезному нраву, но одиночество, вызванное этим настороженно-почтительным отношением, только усугубилось, когда он окончательно окреп и возмужал. Даже принц-регент в присутствии Дейна сводил свои капризы к минимуму, а лорд Ливерпул, премьер-министр, всегда пасовал перед мнением Дейна.
   И тем не менее вот эта барышня, еще совсем девчонка, коли на то пошло, только что топнула на него ногой!
   Либо она сумасшедшая, либо гораздо смелее, чем показалось ему поначалу. Как бы то ни было, но, видимо, она понятия не имела, что происходит с ее полными грудями в прозрачной ночной сорочке, когда она скрещивает руки. Дейн обнаружил, что ему трудно отвести взгляд от ее прелестей.
   – Ты требуешь, чтобы я остался? – Оливия раздраженно вскинула бровь:
   – Именно так.
   Ради интереса Дейн тоже скрестил руки на груди и расставил ноги в стороны. До сих пор на его пути не встретился ни один мужчина, который бы нисколько не дрогнул при виде этой устрашающей позы.
   Уму непостижимо, но в ответ новоиспеченная леди Гринлй, у которой еще молоко на губах не обсохло, тоже расставила ноги в стороны, и гневный огонь в ее взгляде полыхнул с удвоенной силой. Тяжелый локон светлых волос соскользнул с ее плеча и легким занавесом опустился на одну налитую грудь. От изнеженной, хорошенькой, безмятежно-спокойной дочери Челтнема не осталось и следа. Теперь она напоминала разгневанную богиню плодородия.
   Дейн хотел было улыбнуться, но заподозрил, что это только подольет масла в огонь. Поскольку, по совести говоря, его обделенная вниманием женушка имела полное право досадовать на него. Гринли развел руками и улыбнулся:
   – В таком случае я остаюсь.
   – Хорошо.
   На долгое время повисла неловкая пауза. Дейн выжидал. Его молодая жена беспокойно переминалась с ноги на ногу, но любопытство все-таки пересилило, и Гринли поинтересовался:
   – Э-э… ты не соизволишь пояснить, для чего я остаюсь?
   Гнев в ее взоре потух, а раздражение уступило место внезапной робости. Дейн с интересом наблюдал за этой переменой. Лицо ее было похоже на зеркало, в котором отражались все движения ее души. Что-то сейчас творится в ее головке?
   Оливия смущенно откашлялась.
   – Я думала, может, мы обсудим… то есть, мне бы очень хотелось узнать, что… что ты от меня ждешь?
   Дейн с любопытством разглядывал ее.
   – Я жду, что ты будешь мне хорошей женой.
   На миг смущение отпустило Оливию. Она метнула в него насмешливо-недоверчивый взгляд. «Не валяй дурака», – говорил этот взгляд.
   Надо бы развеять ее страхи, хотя ему очень понравилось наблюдать за игрой противоречивых эмоций на ее лице. Похоже, только в одной области леди Оливия не могла бросить ему вызов.
   – Я не настаиваю на немедленном скреплении наших обетов, – спокойно заметил Дейн. – Надеюсь, ты будешь умницей и вскоре разделишь со мной радости любовной близости.
   Покусывая губу, Оливия отвела взгляд в сторону.
   – Ты ручаешься, что твои представления… о любовной близости не выходят за рамки обычных? – Она устремила на него неожиданно пронзительный взгляд. – Видишь ли, я наслышана о таких вещах.
   Гринли не удержался. Слишком уж она была обворожительной. Он напустил на себя озадаченный вид.
   – Прости, ты не могла бы выразиться яснее?
   Оливия и впрямь открыла рот, собираясь ответить, но, должно быть, что-то в лице Дейна выдало его. Глаза ее сузились.
   – Не вижу ничего забавного. Ты знаешь, о чем я. Черт! Ну ладно.
   Гринли развел руками, признавая свой промах.
   – Знаю. И могу заверить вас, миледи, что я… э-э… совершенно нормальный человек. – Это не вполне соответствовало действительности, но сейчас не время поднимать этот вопрос. В любом случае она спрашивала не об этом.
   Леди Оливия испустила долгий вздох и ласково улыбнулась:
   – Что ж, очень хорошо. Садись, пожалуйста. Давай немного побеседуем.
   До тех пор пока его молодая жена оставалась в тонюсеньком пеньюаре, тесемки которого держались на честном слове, Дейн был согласен часами сидеть напротив нее и беседовать о чем угодно. Оказывается, она куда соблазнительнее, чем представлялось поначалу, но эта потрясающая грудь сразу бросилась ему в глаза.
   Придвинув стул от туалетного столика поближе, Гринли усадил в него Оливию, а сам занял кресло побольше. Не по-джентльменски, конечно, но не мог же он сейчас ей объяснять, что за свою жизнь сломал не один стул. Наклонившись вперед, Дейн уперся локтями в колени и принялся со знанием дела разглядывать жену.
   «Вот уж воистину изумительная…»
   – Мои глаза находятся чуть выше, милорд, – сухо заметила Оливия.
   Когда Гринли оторвал взгляд от ее груди, лицо ее было каменным.
   «Ага, она снова поймала меня с поличным». Дейн улыбнулся уголком рта:
   – Примите мои глубочайшие извинения, миледи. Уверяю, у меня и в мыслях не было ничего, кроме восхищения.
   Оливия вскинула голову:
   – Даже не знаю, то ли сказать спасибо, то ли залепить пощечину, ведь положение мужа освобождает от соблюдения некоторых приличий…
   Гринли уверенно кивнул:
   – Ода.
   Девушка рассеянно затеребила тесемку у ворота. Узел развязался окончательно, открыв еще один дюйм пухлой ложбинки. Гринли беспокойно поерзал на сиденье, кровь начала пульсировать в его чреслах. Похоже, эта затея с беседой оказалась каверзнее, чем он поначалу ожидал.
   – Я почти ничего о тебе не знаю, – говорила Оливия. – К примеру, у тебя есть родственники, с которыми я должна буду познакомиться? Я обратила внимание, что нынче утром на свадебной церемонии не было ни души.
   Родственники. Слово это не сразу пробилось сквозь пелену рассеянности к его сознанию.
   – Нет-нет, моих ближайших родственников уже нет в живых. Матушка ушла из жизни, когда я еще был ребенком, а отец… – Что он делает? Ни с кем раньше он не обсуждал Генри Колуэлла.
   Леди Оливия ободряюще смотрела на него.
   – А отец?
   Дейн заставил себя небрежно пожать плечами:
   – Скончался два года назад. Несчастный случай. – Надо бы уточнить некоторые подробности, не то она может услышать что-нибудь совершенно иное, хоть он и сделал все возможное, чтобы замять то дело. – Погиб, когда чистил свой пистолет. Ну, сама понимаешь.
   Оливия подалась вперед и накрыла ладонью его сцепленные в замок пальцы.
   – До чего же это тяжело, да? Я, конечно, люблю своих родителей, но когда мой брат Уолтер утонул месяц назад… – Она умолкла, тяжело сглотнув. – Ближе брата у меня никого не было, – тихо промолвила она.
   Лорд Уолтер, по всеобщему мнению, был испорченным оболтусом, но едва ли испорченнее прочих юных лордов, ныне заполонивших Лондон. По всей видимости, Оливия любила этого лоботряса, несмотря на дурную славу, ходившую о нем после кончины. Это говорило в ее пользу.
   – Однако ваша семья не слишком строго соблюдала траур, – заметил он, следя, чтобы в голос не вкралось осуждение.
   Оливия все гадала, когда же кто-нибудь задаст ей этот вопрос. Они с родителями носили полутраур: одевались в приглушенные тона и пропускали все танцы на светских раутах. Но этих незначительнейших знаков скорби было явно недостаточно, чтобы подобающим образом почтить память Уолтера.
   – Мне надо было сделать хорошую партию в этом году, – медленно проговорила она.
   Дейн накрыл ее ручку, сочувственно сжимавшую его пальцы, огромной теплой ладонью.