– Тебе нравится так?
   – О, да!
   Мэгги качнулась, и Кристофер застонал от удовольствия. Обрадованная новым ощущением, она сделала волнообразное движение, позволяя напряженной плоти проникнуть все глубже, приближая обоих к экстазу.
   Кристофер обеими руками сжал бедра Мэгги.
   – Колдунья! – простонал он. – Учить манерам тебя бесполезно.
   Он приподнял бедра, делая толчок навстречу. Мэгги уловила ритм движений и откликнулась. Очень быстро они достигли экстаза. Казалось, все силы покинули Мэгги. Она наклонилась, готовая упасть, но Кристофер подхватил ее, не позволяя телам разъединиться, ловко перекатился и оказался сверху.
   Мэгги несколько раз глубоко вздохнула и взглянула в напряженное лицо мужа.
   – Я знаю. Леди так себя не ведут.
   Улыбка Кристофера была такой теплой, что сразу развеяла все сомнения.
   – Ты не раз говорила, что жена не всегда должна быть леди. Можешь поступать так, когда захочешь.
* * *
   Когда Мэгги проснулась, в комнату проникали через окно бледно-розовые лучи. Она была укрыта легким пледом, место Кристофера пустовало. Мэгги села, отбросила волосы с лица и, обхватив колени, улыбнулась.
   Ей нравилось быть женой. Если даже ее не любят, то, по крайней мере, страстно занимаются любовью. Страсть должна привести к любви. Мэгги знала нескольких проституток в Денвере, которым не повезло, хотя те и придерживались подобной тактики. Но с Мэгги это не должно случиться… Она разочаровалась, когда поняла – Кристофер считает ниже своего достоинства любить ее. Но сейчас она была его женой в полном смысле этого слова. Возможно, его отношение изменится.
   Так как помочь застегнуть платье было некому, Мэгги натянула юбку, блузку и вышла на лестницу. Она начала понимать, почему Питер Скаборо считал дом в Денвере небольшим коттеджем.
   Дом герцога был просто огромным. С площадки, на которой стояла Мэгги, одна лестница вела наверх, другая – вниз. Коридоры шли в двух направлениях, главный был скорее похож на галерею, чем на коридор. Мэгги подумала, что в особняке можно заблудиться и умереть от голода прежде, чем найдешь выход. При этой мысли в животе заурчало. Они с Кристофером были так заняты, что забыли заказать чай.
   С любопытством глядя по сторонам, Мэгги спустилась с лестницы. Дом как будто вымер. Не видно ни одного слуги. Из-за закрытой двери около холла доносились голоса, значит, там кто-то есть. Один голос принадлежал Кристоферу, другой – женский – звучал визгливо.
   Мэгги отогнала угрызения совести и приблизилась к двери, чтобы подслушать – любопытство победило. Она приложила ухо к двери и услышала:
   – Кристофер, но это абсолютно неприемлемо. Что все скажут? Как будет выглядеть наша семья, когда придется представить обществу… как ты сказал ее зовут?
   – Магдалена Тереза Мария Монтойя Тэлбот. Короче, Мэгги. Если тебя это интересует, она потомок древнего испанского рода.
   Женщина громко фыркнула.
   – Мэгги, – она произнесла это имя, словно выплюнула что-то отвратительное. – Неотесанная девка из Америки. Сомневаюсь, что в ее жилах течет аристократическая кровь. Кем она была, когда ты ее нашел? Актриской?
   – Танцовщицей в баре. Но она очень талантлива. Увидишь.
   – Сомневаюсь, что смогу оценить это. Танцовщица в баре! Боже, Кристофер! Ничего хуже не может быть. Это просто стихийное бедствие. О чем ты думал, когда вез ее сюда?
   – Мама, ты знаешь, что брак с наследницей Монтойя был необходим, чтобы вернуть землю. Мы с Питером и тобой все обсудили еще до отъезда в Америку. Ты не возражала.
   – Мой дорогой мальчик, ты сделал все необходимое, чтобы помочь с финансами и сохранить семейную честь. Это возможно только потому, что ты младший сын в семье и твой брак не настолько важен, как брак твоего брата Джеймса. Но это не значит, что ты должен выставлять напоказ, как мы низко пали в достижении своих целей. Некоторые союзы лучше хранить подальше от глаз общества, сам прекрасно знаешь.
   – Мама, я хочу пояснить одну вещь, – твердо сказал Кристофер. – Мэгги – моя жена. Она очень храбрая женщина, умная, и не важно, где я ее нашел. Она внесла значительную долю в благосостояние семьи. Если ты хочешь принять ее землю и доход, который та приносит, должна принять и ее саму. Все члены семьи обязаны относиться к ней с почтением.
   Женщина сварливо ответила.
   – Как ты можешь просить меня и свою сестру о подобном? Мы хорошо воспитанные, утонченные натуры. Ты дал этой танцовщице имя и хорошее будущее. А теперь заставляешь нас пойти наперекор принципам, общаясь с подобной персоной?
   Мэгги не слышала ответа Кристофера, ее лицо горело от гнева. ТАНЦОВЩИЦА в устах герцогини звучало как ругательство. ПЕРСОНА – тоже презрительно. «Утонченные натуры» нашли в этом нечто вульгарное и оскорбительное. У старой ведьмы хватает совести обсуждать жену сына, даже не встретившись с нею.
   Не думая о последствиях, Мэгги открыла дверь и вошла. Вдоль стен стояли книжные полки. Больше половины комнаты занимал огромный дубовый стол, над каминной полкой висел портрет мужчины строгого вида в костюме прошлого столетия. Он смотрел прямо на Мэгги, словно требуя, чтобы она вышла из комнаты. Такое же суровое выражение лица было у темноволосой женщины, одетой в розово-лиловое платье. Она сидела на скамейке у окна с видом королевы на троне. Ее возраст выдавала проседь на висках. Острые черты лица были красивы и, казалось, выточены из холодного мрамора. Пронзительные зеленые глаза расширились при внезапном появлении Мэгги.
   – Мадам, я не персона, – в это слово девушка вложила столько же презрения, сколько и дама. – Никто не смеет обзывать Магдалену Монтойя.
   – В самом деле? – женщина подняла лорнет и принялась разглядывать Мэгги, будто насекомое, выползшее из-под ковра. – Как я понимаю, это та самая девушка.
   Кристофер на секунду закрыл глаза, затем вздохнул.
   – Мама, хочу представить свою жену, Мэгги. Мэгги, эта дама – моя мать.
   – Герцогиня Торрингтонская, – прервала женщина. Она сделала паузу, ожидая увидеть эффект, который произведут эти слова на простолюдинку.
   Мэгги не сказала вежливых слов «рада вас видеть». Как можно радоваться человеку, который говорит о тебе, как о грязи. Даже хуже.
   – Дорогая, вы привыкли подслушивать чужие разговоры?
   Мэгги не собиралась сдаваться перед холодным взглядом герцогини.
   – Разговор идет обо мне, и я имею право слышать его.
   – Кристофер, тебе нужно было обучить ее хотя бы каким-то манерам, прежде чем пускать в цивилизованное общество.
   – Мне кажется, герцогиня, вам самой не мешает поучиться манерам.
   Леди Торрингтон открыла рот. Опомнилась она лишь через несколько мгновений.
   – Никогда не слышала такой наглости. В Англии, мисс, молодые люди с уважением относятся к старшим. А молодым дамам недопустимо так бесстыдно вести себя.
   – На Западе уважают тех, кто этого заслуживает. И человек говорит о чем думает, если считает это правильным.
   – Невыносимо! Ты представляешь, кто я? Кристофер сделал попытку вмешаться.
   – Мама, пожалуйста, спокойно. Мэгги, следи за собой. Это не Нью-Мексико.
   Мэгги взглянула на мужа. Он должен защищать ее, почему же не заступается?
   Кристофер с упреком посмотрел на нее.
   – Ты сама захотела в Лондон.
   Да, он предупреждал, что Мэгги не приживется здесь, что не знает, как себя вести. Тепло, напоминавшее о занятии любовью, улетучилось.
   – Мама, Мэгги – иностранка и не знает наших обычаев. Мы проживем здесь всего несколько недель. На это время я жду от тебя понимания. А от тебя, Мэгги, уважения к моей матери.
   Девушка чувствовала себя; как набедокуривший ребенок. Все, что она могла сделать – надуться.
   – Понятно? – Кристофер обратился сначала к Мэгги, потом к матери. – Понятно? – он требовал ответа, так как обе промолчали.
   – Конечно, – резко ответила герцогиня. – Вряд ли в Лондоне найдется более понятливая дама, чем я.
   – Мэгги?
   – Я попытаюсь. Но ей не стоит обзывать меня.
   – Она не будет.
   Мэгги хотела, чтобы леди Торрингтон хоть на день приехала в Нью-Мексико. Несколько минут в коровнике пошли бы ей на пользу.
   – Я буду уважать ее так, как она этого заслуживает.
   Во взгляде Кристофера ясно читалось – этот ответ ему не понравился. По нахмуренному лицу герцогини было заметно то же самое. «Ну, – подумала Мэгги, – придется постараться».
   За ужином Мэгги представили остальным членам семейства Тэлботов. Это формальное событие возглавлял герцог. Его жены не было – она лежала в постели с нервным приступом.
   – Мама очень чувствительна, – извинилась Элизабет. – Волнение от вашего приезда вызвало нервное потрясение.
   Молодой человек, которого Кристофер представил как младшего брата Родни, фыркнул при заявлении Элизабет о чувствительности матери.
   – Она так же чувствительна, как дракон. Просто разыграла представление, чтобы Кристофер чувствовал себя виноватым из-за долгого отсутствия.
   – Родни, как ты груб. Что подумает наша новая сестра? – спросил Джеймс, старший из братьев.
   Мэгги решила, что Родни пьян. Она учуяла запах виски несмотря на то, что тот сидел далеко от нее.
   – Кто? Наша новая, кто? – герцог окинул взглядом собравшихся. В черном вечернем костюме он смотрелся очень элегантно. Высокий, стройный, седовласый. Было очевидно, что решительные, сильные черты лица передались Кристоферу от отца. Слегка рассеянное выражение лица, выцветшие глаза, словно подернутые пеленой, и морщины вокруг говорили о почтенном возрасте.
   – Наша новая сестра, отец, – нетерпеливо повторил Джеймс. – Кристофер женился, ты же знаешь.
   – Конечно, знаю. Мелисса, Мелинда – что-то в этом роде.
   – Магдалена, – подсказал Кристофер.
   – О, интересное имя! Она папистка?
   – Нет, папа. Она из Америки.
   – Ну, тогда другое дело. Твой прапрадедушка, второй герцог Торрингтонский, подавил восстание американцев. И был убит. Хорошо, что у него остался сын, иначе нас бы не было на свете.
   Мэгги почему-то почувствовала себя виноватой.
   – Мне очень жаль, Ваша Светлость. Герцог с трудом пытался рассмотреть ее лицо.
   – Не нужно жалеть, детка. Сомневаюсь, что его убила ты.
   – Нет, сэр.
   – Отец! – вмешался Родни. – Сейчас 1883 год. Она не могла убить его.
   Через стол от Мэгги сидела единственная дама, которая ничего не говорила, лишь глотала пищу с каменным выражением лица. Ее представили как леди Стефан Тэлбот – Катарину, несчастную вдову Стефана. Неэмоциональная, как каменная, она была очень красива. Мягкие каштановые волосы обрамляли прекрасный овал лица. На бледной коже чуть выделялся румянец. Светло-карие глаза сочетались с цветом волос. Полные губы неодобрительно сжаты.
   – Аделия! – позвал герцог. – Где Аделия?
   – Мама в своей комнате. У нее опять расшалились нервы, – объяснил Джеймс.
   – Нервы, что за вздор! – герцог, разрезавший пирог с говядиной, вдруг резко переменил тему. – Откуда вы?
   – Из Нью-Мексико, сэр. – Если все семейные разговоры такие, как этот, то неудивительно, что Родни пьян, Джеймс слишком сдержан, Элизабет застенчива, а Катарина молчалива. – Это в Америке.
   – Что вы говорите!
   – И как велико ранчо моего мужа? – спросила Катарина.
   – Теперь это ранчо не твоего мужа, – отрезал Джеймс. – Оно принадлежит Кристоферу и семье.
   – В действительности, оно принадлежит Мэгги и мне, – вмешался Кристофер.
   Джеймс бросил на брата колючий взгляд.
   – Я отвечу на вопрос Катарины, – продолжил Кристофер. – Ранчо «Дель-Рио» занимает площадь сто тысяч акров. Его в свое время подарил семье Монтойя губернатор штата, а все владения Монтойя в пять раз больше. Мы постараемся разработать всю землю, но для этого нужно все хорошо спланировать.
   – Планировать, как пасти скот? – с усмешкой спросил Джеймс.
   – Кроме скота, есть много других работ, – не выдержала Мэгги. Все удивленно посмотрели на нее, как будто она сказала что-то не совсем приличное, затем отвернулись.
   – Сколько стоит земля? – не унимался Джеймс. – Мы сейчас в затруднительном положении. Конечно, не только мы. С тех пор, как цены на сельскохозяйственную продукцию упали, стало трудно собирать арендную плату. Может быть, лучше продать землю, а деньги вложить во что-нибудь еще?
   – Это неразумно! – категоричным тоном объявила Мэгги. – Моя земля – богатейшее пастбище на Западе, а рынок скота быстро растет.
   Опять все уставились на нее, только Кристофер не удивился выступлению жены.
   – Прости нас, Мэгги, – сказал Джеймс, – мы должны были помнить, что обсуждать дела в присутствии дам не стоит.
   Разговор переключился на критику оперы, которую Джеймс и Родни смотрели несколько дней назад. Элизабет рассказала о новом артисте, восхищавшем весь Лондон. Катарина хранила молчание. Герцог пытался вставлять свои комментарии, не имеющие ничего общего с темой разговора, но на него никто не обращал внимания, и он вскоре замолчал.
   Мэгги обед показался вечностью, но все когда-то кончается. Как только они с Кристофером остались одни, Мэгги с жаром набросилась на мужа:
   – Ты не будешь продавать землю? Ты не можешь это сделать. Ранчо…
   – Мэгги, успокойся, никто не будет продавать ранчо «Дель-Рио».
   – Я категорически против продажи! Даже продав всю землю, ты не сможешь помочь ЭТОМУ! – она развела руками, имея в виду дом и всю его обстановку.
   Перед обедом Элизабет показала ей дом, и Мэгги потеряла счет комнатам – для прислуги на чердаке, отдельные апартаменты для каждого члена семьи на втором этаже, общие и личные гостиные, кабинеты, библиотеки, на первом этаже – огромный холл, столовая, коридор, ведущий к бесчисленным кладовкам, помещению для мытья посуды, кухне, а в цокольном этаже еще ряд комнат – экономки, дворецкого, сапожника и еще неизвестно кого.
   – Не могу понять, зачем вам нужна моя земля, такие люди должны быть богаты, как короли!
   Кристофер усмехнулся.
   – Когда-то Торрингтоны и были богаты, как короли. Но постепенно финансы истощились. У нас, конечно, есть источники доходов – в основном, это земля. Моя доля в корабельном бизнесе тоже помогает поддерживать семью.
   Мэгги села на кровать, пытаясь понять эту странную страну и странный образ жизни английского общества.
   – А что, никто из Торрингтонов не работает?
   – Никто. Как ты поняла из разговора за обедом, Родни пьет и играет в карты, Джеймс проводит время, волочась за женщинами, отец впал в детство, ну а дамы заняты светскими приемами и немного благотворительностью.
   – Ха! Неудивительно, что у вашей семьи нет денег!
   Кристофер опять усмехнулся.
   – Может, ты и права. Здесь все не так, как в Нью-Мексико.
   – Мне там больше нравится.
   – Ты могла остаться. Мэгги вздернула подбородок.
   – Я хотела познакомиться с жизнью аристократов, но это не значит, что обязательно должна их полюбить. Я же не нравлюсь твоей семье.
   – Я и не ожидал, что они тебя полюбят. Это потому, что ее не любит он? Интересно, ведь кое-когда жена ему нравится.
   – Мэгги, ты приехала сюда по доброй воле и тебе будет намного легче, если постараешься побыстрее привыкнуть к английскому понятию о хороших манерах.
   Ну, вот, опять Кристофер недоволен ее поведением. С другой стороны, если она решила завоевать мужа, нужно, видимо, постараться, чтобы он был доволен.
   – Я подумаю.
   – И, пожалуйста, не высказывай свое мнение по неженским вопросам. Оставляй их для наших личных бесед.
   – Неженские вопросы?
   – Земля и бизнес.
   – Но твой брат говорил о продаже МОЕЙ земли, чтобы ему было чем оплачивать билеты в оперу, а Родни – карточные долги.
   – Мэгги, одна из целей возвращения земли – финансовая помощь семье. Можешь быть спокойна, я не позволю ни Джеймсу, ни кому-либо другому принимать неразумные решения по поводу траты денег. Я ведь обещал, ты никогда не пожалеешь, что доверила мне землю.
   – Похоже, – фыркнула Мэгги, – твоя семья нуждается в большей помощи, чем может дать земля.
   Кристофер раздевался.
   – Все, достаточно на эту тему. Теперь ты член нашей семьи и должна помнить о семейной преданности.
   – Ха! – Пообщавшись с Тэлботами всего несколько часов, Мэгги поняла, почему американские колонии восставали против англичан.
   – Перестань сердиться и иди сюда, – тихо сказал Кристофер.
   Мэгги было пока не до объятий.
   – Иди сюда, я помогу тебе снять платье. Она не двигалась, и Кристофер подошел сам.
   От прикосновения его пальцев обида улетучилась, когда была снята последняя одежда, от Мэгги только что не шел пар. Они упали на постель и растворились в наслаждении.
   Однако тревога и беспокойство вернулись. Англия оказалась более чужой, чем она себе представляла, – странная страна, населенная странными людьми. До боли захотелось вернуться на знакомые улицы Денвера, к горам и равнинам Нью-Мексико, открытым трудолюбивым людям, таким, как Слейтеры, Мосс Райли, Луиза. Как она соскучилась по Луизе и ранчо «Дель-Рио»! Как хотелось домой!
* * *
   Луиза сидела в кресле-качалке перед холодным камином и задумчиво покачивалась, держа в руке письмо от Питера Скаборо. Последние лучи солнца еще проникали через окно, но прохлада сумерек уже поглотила дневную жару. Приближалась осень. Даже сейчас, в конце августа, чувствовалась перемена сезона.
   В десятый раз Луиза просмотрела письмо, написанное на пути через Атлантику. Питер писал, что Кристофер много времени бродит в задумчивости по палубе. Питеру неизвестно, что беспокоит Кристофера – возвращение в семью с неподобающей женой или то, что оставил ранчо на чужих людей. Возможно, и то и другое. Мэгги все время тошнит, она ведет себя примерно, запираясь в каюте. Но Питер считал – если бы не качка, она везде совала бы свой нос. Он не знал никого более энергичного, чем Мэгги. Однако тошнота может укротить любого. Даже ему не совсем хорошо.
   Луиза грустно улыбнулась. Сейчас Питер навсегда в Англии, как будто они никогда не встречались. И Мэгги с Кристофером. Интересно, как там девочка? Неужели англичанин настолько холоден, что не полюбит ее. Луиза ни к кому не питала привязанности, но Мэгги полюбила. Несмотря на дерзость, девочка была доброй, как ангел.
   Дверь в гостиную приоткрылась, послышался голос Мосса:
   – Миссис Луиза, где вы?
   – В гостиной.
   Он вошел и замялся у порога, теребя в руках шляпу.
   – Добрый вечер, миссис Луиза. Я кое о чем узнал в городе и решил, что вы тоже должны знать.
   – Садитесь, вы выглядите усталым. Было много работы?
   – Сначала на южном берегу реки гонялся за ворами, потом за коровами, которые чего-то наелись и взбесились. И, черт возьми, – извините, мадам, – по пути из города у брички сломалось колесо. Поэтому я так поздно.
   – Позвольте угостить вас лимонадом.
   – С удовольствием выпью.
   Луиза принесла два стакана сладкого напитка. Из-под очков краешком глаза наблюдала за Райли. Хороший человек, верный, надежный, и по-своему привлекательный. Она хотела бы заинтересоваться им так, как он интересовался ею, но не могла.
   – Что же вы узнали в городе?
   – Что? Ах, да. Угадайте, кто купил большой участок, граничащий с нашим ранчо на юге?
   – Кто?
   – Тод Харли, вот кто. Я слышал, он перенял профессию отца, выиграл в карты много денег и потратил их на землю.
   – Как интересно, – и, наверное, тревожно, решила Луиза. – Вы считаете, он принесет нам беспокойство?
   – Трудно сказать. Тод – не более чем тень своего отца. Но теперь, когда отец за решеткой, неизвестно, на что способен сын.
   – Думаю, не стоит предвзято судить о нем. Вы правильно заметили, сын – не отец. Что плохого он может сделать?
   Мосс пожал плечами.
   – Трудно сказать.

ГЛАВА 14

   Мэгги проснулась на рассвете. Постель рядом была пуста – Кристофер уже ушел. Интересно, когда-нибудь ей доведется проснуться вместе с мужем? Она сонно потянулась и попыталась снова уснуть, но не могла – мешало голодное урчание в животе. Ужин был обильным и вкусным, но Мэгги не могла есть – разговоры за столом не способствовали аппетиту. Может быть, удастся найти что-нибудь в кухне?
   Мэгги встала, умылась холодной водой и натянула скромное платье, которое Кристофер назвал «утренним». Как только они приехали в Лондон, он сразу же купил ей дюжину готовых туалетов, как будто одежда из Нью-Мексико для Лондона не годилась. Мало того, он собирался еще заказать платья портнихе. Мэгги осуждала англичан за то, что они так беспокоятся об одежде, вынуждая работать на себя армию швей и портных. Можно подумать, она большую часть жизни проведет, меняя одежду, и от этого будет счастлива.
   Внизу лестницы ее хмуро приветствовал Грейс:
   – Доброе утро, леди Кристофер.
   – Доброе утро, Грейс.
   Интересно, что бы сказал безупречный, похожий на сову дворецкий, если бы она попросила называть ее Мэгги. Лучше этого не делать, он еще страшнее Тэлботов.
   – Вы не знаете, где мой муж?
   – Думаю, уехал куда-нибудь верхом. Это его обычное занятие по утрам.
   – Ага. – Мэгги подумала, что Кристоферу необходимо побыть одному, чтобы сохранить здравый разум.
   – Леди Элизабет в саду, с ней мисс Ракел.
   – Как пройти в сад?
   – Идите за мной.
   В саду не было ни грядок с овощами, ни фруктовых деревьев. Это был огромный, огороженный стенами участок с аккуратно подстриженным кустарником и хорошо ухоженными клумбами, где цветы сплетались в замысловатые узоры. Двойная французская дверь вела с застекленной веранды на вымощенную плитами дорожку с каменными скамейками и небольшим фонтаном. Вдоль дорожки росли деревья, бросавшие на нее тень.
   В конце дорожки у мольберта Мэгги увидела Элизабет. Рядом с ней стояла маленькая девочка с темными волосами, каждая прядь которых была накручена на кусочек ткани, чтобы получились локоны. Ребенок оглянулся, ночная сорочка взметнулась, обнажив босые ножки.
   – Тетя Элизабет, кто это? Элизабет оторвалась от мольберта.
   – Мэгги! Как спалось? Ты встала так рано.
   – Как и ты.
   – Меня зовут Ракел, – вставила девочка, – я убежала от мисс Фиссуотер. А ты кто?
   – Я – Мэгги.
   – Ракел, мисс Фицуотер, а не Фиссуотер. Прежде, чем говорить, нужно подумать. – Элизабет повернулась к Мэгги. – Ракел – дочь Стефана и Катарины. Ракел, Мэгги – жена твоего дяди Кристофера.
   Мэгги присела перед девочкой на корточки:
   – Почему тебя не представили мне вчера?
   – Мисс Фиссуотер сказала, чтобы я никому не мешала.
   – Мисс Фисс… ой! Теперь и я так говорю! Мисс Фицуотер – няня Ракел.
   – Няня?
   – Она присматривает за малышкой.
   – Как мать?
   – О, да!
   – А Катарина?
   Элизабет сдержанно улыбнулась.
   – Детей аристократов всегда растят няни и гувернантки.
   – Думаю, я не захочу, чтобы моих детей воспитывал кто-то чужой, – безапелляционно заявила Мэгги.
   – Ты не сможешь отказаться от правил поведения ради воспитания ребенка. Нельзя забывать об общественных обязанностях, которые навязывает наше положение.
   Внимание Мэгги переключилось на картину на мольберте – рассвет в саду. На фоне розового неба слабо вырисовывались силуэты деревьев. На каменной скамье лежит раскрытая книга, рядом с ней два листика, упавших с дерева. Детали не прорисованы, но общий замысел ясен. Картина была пронизана теплотой уходящего лета.
   – Как красиво! – похвалила Мэгги. Элизабет смутилась и покраснела.
   – Просто развлечение. Мама говорит, такое занятие поможет успокоить нервы.
   – У тебя они тоже не в порядке? – Мэгги вспомнила о нервном припадке герцогини, из-за которого та не присутствовала на обеде.
   Элизабет криво улыбнулась.
   – Все утонченные дамы немного нервные. Мэгги продолжала любоваться картиной.
   Солнце уже встало, сад приобрел другой вид, но можно было легко представить, как он выглядел на рассвете.
   – Прекрасная картина!
   – Ты так считаешь?
   – Да, ты настоящая художница.
   – Мэгги, ты мне льстишь. Мама и братья считают, что в моей жизни искусство может служить только для приятного времяпровождения. Я никогда не смогу стать настоящим художником, чьи работы украшают стены гостиных.
   – Ну, что ты! Конечно сможешь. Мне лично очень бы понравилась такая картина на стене моей гостиной. Взглянешь и увидишь, как наяву, конец лета, предрассветный час.
   – Тогда возьми картину в подарок.
   – Я не могу это сделать.
   – Нет, можешь. Пусть это будет моим свадебным подарком. – Элизабет задумчиво посмотрела на Мэгги. – Пейзажи мне не очень удаются, я всегда воображала себя портретистом. Лица так интересны, правда?
   – Наверно, их трудно рисовать?
   – Чтобы вышло похоже, нужно терпение. – Вдруг девушка улыбнулась. – Мэгги, хочешь, я напишу твой портрет? Ты могла бы мне позировать рано утром, когда здесь никого нет. Домашние редко встают до полудня.
   – Почему ты хочешь меня рисовать?
   – У тебя интересное лицо, волевое и озорное одновременно, если ты не обидишься на эти слова. Интересно, смогу ли я это передать?
   – Подумать только! – Мэгги усмехнулась. – Мое лицо – на портрете! Все равно, что стать знаменитой.
   – Должна предупредить, я не такой художник, кто приукрашивает модель.
   – Здорово, – задумчиво протянула Мэгги, вспомнив свои мечты о том, как она танцует в Сан-Франциско и афиши с ее изображением расклеены по всему городу. – Бери кисть.