Брэнд Макс. Король поднебесья

   — Не может быть, чтобы ты это серьезно.
   — Поверь, я сейчас серьезен, как никогда в жизни.
   — Уехать с тобой… в горы… на десять дней? То есть, ты хочешь сказать… провести их с тобой наедине?
   — Да. Только ты и я.
   — Ну, — взвизгнула девушка, — тогда, значит, ты окончательно спятил!
   Данмор пожал плечами.
   — Ну скажи на милость, — простонала она, — что это тебе даст? Кроме того, конечно, что мое имя станут трепать на всех перекрестках?!
   Он помрачнел.
   — Я уже думал об этом, — кивнул Данмор. — Можем, если хочешь, вначале обвенчаться…
   — Не хочу! — буркнула она, губы ее презрительно искривились.
   У него вдруг запершило в горле. Чтобы не видеть пренебрежения на этом прекрасном лице Данмор отвел взгляд в сторону, туда, под солнцем ослепительно сверкала гладь реки, и легкий ветерок гнал по ней белые барашки волн… на выбеленную солнцем гальку и прохладную тень под деревьями.
   Он обернулся. На лице его вновь играла его обычная легкая улыбка, та самая загадочная улыбка, что сбивала ее с толку и сводила с ума.
   — Впрочем, — усмехнулся он, — не думаю, что кому-то придет охота сплетничать о моих друзьях, какого бы пола они ни были!
   Он запнулся.
   — А если такой и найдется, — наконец сказал он, — клянусь, что пошлю ему вызов. Надеюсь, это хоть немного утешит тебя.
   Она взглянула на него в упор.
   — И мы будем вместе целых десять дней… в лесу?
   — Да. Таков мой план.
   — А если я расскажу обо всем Танкертону?
   — Думаю, он соберет своих людей и отправится в погоню. И уж тогда ему придется драться! Конечно, если его люди согласятся последовать за ним.
   — Ты считаешь, они могут отказаться?
   — Не знаю, — протянул он. — Они, конечно, люди надежные, но есть вещи, которых нельзя требовать даже от них.
   — То есть, сражаться с тобой, ты это имеешь в виду?
   — Просто им не по душе связываться с таким славным парнем, как я.
   — И чего ты этим добьешься, позволь узнать, — вспыхнула девушка, — Разве что покроешь меня позором и заставишь всех в округе преследовать тебя, как дикого зверя?
   Данмор снова пожал плечами.
   — Я старался объяснить тебе, — сказал он, — но, видно, зря. Так что просто ответь, ты согласна?
   — Неужели ты решил, что я соглашусь на это безумство?
   — Но тебе ведь не хочется иметь на совести смерть Фурно, правда? — напомнил он.
   — Что бы там ни было у тебя на уме, видно, мне так и не понять. Что ж, похоже, мне придется поехать с тобой, а там будь, что будет. Но, видит Бог, хотела бы я знать, есть ли еще женщина, которая бы согласилась на такое?!
   Она шагнула к нему, вся дрожа от волнения. В глазах ее стоял вопрос.
   — И все-таки я хотела бы знать, почему ты хочешь, чтобы я уехала с тобой?
   — Любовь, Беатрис, — улыбнулся он. — Разве ты не понимаешь, что я до смерти влюблен в тебя?
   — И при этом ты смеешься мне в лицо?! Господи, что делать?! Что мне делать?!
   — Постарайся решить это к обеду, — усмехнулся Данмор, — иначе молодой Фурно умрет еще до того, как опустеют тарелки!

Глава 35. Конец Чака Харпера

   Она отшатнулась и бросилась в сторону от него, на другой берег ручья, прыгая по выступавшим из воды камням. Там на мгновение замешкалась, переминаясь с ноги на ногу, словно собираясь что-то сказать, но передумала. С опущенной головой она поплелась к лесу и кусты сомкнулись у нее за спиной.
   — Похоже, девчонка до последнего надеялась, что вы шутите, — проговорил чей-то голос за спиной у Данмора.
   Он оглянулся и увидел перед собой Джимми.
   — Разве она ошиблась? — спросил Данмор.
   — А то нет? — ухмыльнулся Джимми. — Открыла бы глаза пошире, и сама бы в этом убедилась!
   — По моему, Джимми, глаза у нее были открыты.
   — Уж очень она ломала себе голову, а это, знаете ли, вредно для глаз, — глубокомысленно заявил Джимми. — Вот возьмите хотя бы меня! Когда как-то раз Чак Барнард вернулся в город, ух, я перетрусил! Его папаша в свое время махал кулаками на ринге, и Чак перенял у своего старика чертову пропасть всяких хитрых штучек! Представляете, каково с ним драться?
   — А для чего с ним драться?
   — Ну, а как же? — удивился Джимми. — Неужто сразу дать стрекача, даже не попытавшись потрепать его?! Ну так вот, значит, затеяли мы это дело возле гумна старика Шулера. Он сразу кинулся на меня с кулаками. Хотел ударить левой в челюсть, а потом правой — в плечо. И несдобровать мне, если б я не заметил озадаченное выражение у него на лице, вроде как он пытался что-то припомнить. Я сразу приободрился. Нацелился ему в живот, да как двинул! А он-то, бедняга, решил, что это ложный выпад, а я мечу ему в лицо. Ну вот, после парочки таких же ошибок он уже стал никакой, сник, захлюпал носом и решил, что лучше пойти домой и перестать валять дурака.
   Запыхавшийся Джимми , сверкая счастливыми глазами, облизал губы
   — Уж слишком много он думал, если хотите знать, вместо того, чтобы следить за моими кулаками! Да и Беатрис тоже… вместо того, чтобы раздумывать, что там кроется за вашими словами, лучше б повнимательнее пригляделась к вам!
   — И что бы она сделала тогда, а, Джимми?
   — Ну… пошла бы и хорошенько подумала, наверное, — хихикнул Джимми.
   — А потом?
   — Ну как же? Что будет, если женщина сядет и хорошенько подумает?
   — Вот ты мне и скажи!
   — Сказать-то я могу, да вы и сами это знаете. Однажды, как сейчас помню, моя тетка вот так же села и подумала, покупать ли ей новую шляпку. И думала до тех пор, пока весь хлеб в печи не сгорел. После этого она пошла-таки и купила шляпку!
   Данмор захохотал.
   — И что же, все женщины так?
   — Само собой! Когда мужчина садится и думает, это значит, что он еще ничего не решил. А возьмите любую женщину! Все наоборот! Она разве думает? Пфф! Она придумывает предлог, чтобы сделать то, что ей хочется!
   — Так ты думаешь, что Беатрис уже все для себя решила?
   Джимми задумчиво поковырял кончиком башмака мокрый песок.
   — Честно говоря, не знаю, — признался он. — Правда, не знаю. Она ведь не такая, как все… вроде чистокровной лошади, только ветер свистнет в ушах, и уж обо всем забыла! Конечно, может, она передумает. Но сейчас, держу пари, девчонка сама до смерти хочет уехать с вами.
   — По-моему, тоже, — согласился Данмор.
   Джимми тяжело вздохнул.
   — Я буду здорово скучать, пока вас не будет, — прошептал он.
   — А ты едешь с нами, — бросил Данмор.
   — С вами?! А куда?
   — Куда я решу!
   — Только она, вы и я, да?
   — Да, только мы трое.
   — Вот это мне по душе, — кивнул Джимми. — Так по душе, что и сказать не могу!
   — Вот и хорошо. Тогда мы отправимся сегодня же ночью. Держи лошадь наготове.
   — Сегодня?
   — Я надеюсь.
   — А вы не слишком торопите события?
   — Нет, Джимми. Еще один день, и вряд ли мне удастся убраться отсюда живым!
   Теперь настала очередь Джимми удивленно таращить глаза.
   — Кто-то точит на вас нож?
   — Пока никто. Но достаточно почуять запах дыма, чтобы догадаться о пожаре, верно?
   — Это точно, — глубокомысленно кивнул Джимми. — Мы потом вернемся сюда?
   — Разве что на носилках! Так что будем надеяться, что нет.
   — Тогда мустанг мне не понадобится.
   — Что это ты задумал?
   — Да есть в конюшне один пегий жеребец, на которого я давно уж положил глаз. Да и я ему по душе. Так что, думаю, мы с ним неплохо поладим.
   Данмор ухмыльнулся.
   — А чей он?
   — Самого Линна Такера!
   — Тогда забирай его, если сможешь. Выводи лошадей, пока все еще будут ужинать. Пусть они будут наготове. Мы постараемся уехать, как можно быстрее, а вдвоем или втроем — будет видно!
   Они друг за другом перебрались на другой берег. Джимми ловко прыгал с камня на камень, Данмор не торопился, не желая свалиться в воду. Не успел он ступить на берег, как услышал пронзительный вопль Джимми.
   — Ложись!
   И тело мальчика рухнуло ему под ноги. Все произошло настолько неожиданно, что Данмор распростерся на земле.
   — Харпер! — припав к его коленям, прохрипел Джимми.
   Падая, Данмор успел почувствовать легкое дуновение воздуха у виска и, молниеносно выхватив кольт, выстрелил туда, где в зарослях напротив чуть заметно дрогнула ветка. И услышал, как с отвратительным чавканьем пуля вошла в живую плоть.
   Через минуту кусты раздвинулись, и они увидели верхнюю часть тела Чака Харпера с простертыми вперед руками. Он словно пытался в последний раз добраться до горла ненавистного врага. Злоба и ненависть сверкали в его глазах, недобрая усмешка кривила губы.
   Но вместо этого он, ломая ветки, рухнул навзничь и, перекатившись на спину, замер неподвижно.
   Он был в одной рубашке, на которой уже расплывались огромные багровые пятна. Ноги и руки его судорожно дергались.
   — Харпер, — наклонившись к нему, спросил Данмор, — ты сам решил прикончить меня или кто-то тебя послал? Ответь мне честно и я сделаю все, чтобы тебе помочь. А если нет, останешься здесь истекать кровью, проклятый ублюдок!
   Харпер слабо шевельнул рукой и Данмор нагнулся, чтобы не пропустить ни слова. Собрав остаток сил, Харпер приподнялся. В руке его блеснул нож. Острие уже готово было по самую рукоятку войти в живот Данмору, когда тот сделал неуловимое движение и нож выпал из ослабевших пальцев кабатчика.
   Кровь запузырилась на губах у Чака Харпера; судорога смертельной агонии исказила лицо. На скулах вздулись желваки. Он вздрогнул в последний раз, вытянулся и затих.
   Данмор покосился на помертвевшее лицо от ужаса лицо своего юного приятеля.
   — Спасибо, Джим, — сказал он, — Еще бы чуть-чуть и…
   Джимми попытался рассмеяться. Его все еще била дрожь.
   — У вас всегда револьвер под рукой, да? — спросил он.
   — В кобуре под мышкой. Как-нибудь покажу тебе, как это делается. Хотелось бы мне разрешить эту загадку.
   — Какую загадку?
   — Сам он пришел или все же кто-то его послал…
   — Может быть, ответ на этот вопрос вы найдете у него в кармане.
   — Что?! Ну что ж, давай посмотрим.
   Джимми опустился на колени возле распростертого на земле исполинского тела. Через минуту он продемонстрировал Данмору пухлый бумажник. Открыв его, они обнаружили толстую пачку банкнот.
   — Пять сотен! — восторженно присвистнул Джимми. — Такая куча деньжищ, подумать только! Да и то, сдается мне, здесь только половина! Держу пари, что тот, кто его нанял, сразу всего не отдал!
   Данмор угрюмо кивнул.
   — Тысяча долларов — слишком высокая плата для Харпера! — нахмурился он.
   — Это верно! Он так вас ненавидел, что согласился бы и бесплатно! — поддакнул Джимми. — Только вот решился бы он подкараулить вас — это еще вопрос! Да и потом Чак Харпер — такой жадюга, что достаточно было только издалека показать ему зеленые, и он бы решился на что угодно!
   — Что-то ты бледно выглядишь, парень!
   — Я? Ну, ведь для меня это, так сказать, дело новое!
   Тень легла на лицо Данмора.
   — Этот… который тут лежит, был скорее распоследней свиньей, чем человеком, — тихо сказал он, но все равно… смерь — штука сложная: что-то дает, что-то отнимает, — тяжело вздохнув, он добавил: — Я еще никому не желал смерти, Джимми, поверь мне!
   — Да я немного струхнул, это точно, — прошептал Джимми. — Лежит так, лицом вниз… что он видит, интересно?
   — Вспоминает все хорошее, что было в его жизни, и все дурное, все, чего хотел и о чем мечтал. Возвращайся на поляну, Джимми, и расскажи Танкертону, что Харпер окончательно спятил и пытался прикончить меня. Я подожду тебя здесь.
   Джимми обвел испуганным взглядом темную стену деревьев, смыкавшуюся вокруг них, и со свистом втянул воздух.
   — Один? — переспросил он. — Вы останетесь тут один?!
   — Да, — коротко ответил Данмор, — один. Да, кстати, Джим. Эти пять сотен твои, если не возражаешь…
   Личико Джимми просветлело, но через мгновение губы скривились от омерзения. Рука его разжалась, и банкноты разлетелись по земле.
   — Грязные это деньги, — буркнул он. — Лошадь можно купить, и седло, и сапоги со шпорами, и нож… и все такое. Но, будь я проклят, если продамся за деньги!
   Он еще мгновение поколебался, глядя на валявшиеся под ногами хрустящие банкноты. Потом, вздернув плечи, решительно зашагал к лесу, всем своим видом показывая, что не намерен поддаваться искушению.
   Данмор слышал, как далеко под его ногой хрустнула ветка. Потом встал и принялся расхаживать взад — вперед, как часовой.

Глава 36. Доктор пытается вмешаться

   А высоко в горах, в лучах полуденного солнца, испуганно мигал гелиограф, посылая весть о беде вниз, в Харперсвилль:
   — Харпер мертв. Застрелен Данмором. Сообщите миссис Харпер.
   Через минуту пришел ответ:
   — Можете его похоронить. Миссис Харпер приехать не сможет. Слишком занята: коптит окорок!
   В лагере угрюмо посмеивались. С похоронами было покончено быстро.
   — Больше всего на свете он любил сидеть на солнце, — напомнил Линн Такер.
   Именно поэтому ему выкопали могилу на солнечном склоне горы, куда никогда не падала тень от деревьев. И когда, засыпав его тело землей, они собрались вокруг небольшого холмика, щедро залитого лучами заходящего солнца, все вокруг, казалось, утопало в голубовато-розовом мареве.
   Танкертон коротко спросил, может быть, кто-то хотел бы сказать несколько слов прежде, чем все разойдутся. Ответом ему было неловкое молчание, все смущенно переглядывались, каждый с надеждой посматривал на соседа. Лица всех были угрюмы. Да и по правде сказать, Чака Харпера все дружно не любили.
   Наконец вперед выступил доктор Леггс.
   — Понимаю, хорошо понимаю вас, друзья мои, — скорбно покачав головой, промолвил он. — Трудно говорить, когда сердца переполнены горечью. А Чак Харпер был одним из нас, и образ его сохранится в сердце каждого. И сейчас я хотел бы сказать на прощанье несколько слов об этом необыкновенном человеке.
   — Он был самым сильным среди нас до тех пор, пока не появился наш новый брат, Каррик Данмор. А на что теперь ему вся его сила? Чтобы до отказа заполнить могилу, куда мы только что опустили его? Вот, братья мои, лучший пример бренности всего земного, а паче всего — сильных рук и могучих мускулов!
   — Но если даже могучее тело Чака Харпера и покинуло нас, то память о нем еще долго будет жить в наших сердцах. А уж если вспомнить о других его достоинствах, то я положительно не знаю, с чего начать.
   — Впрочем, братья мои, все вы, должно быть, помните, как Чак любил солнце. Он был бы счастлив, если бы мог с рассвета и до заката купаться в его лучах.
   — И еще он был влюблен в эту землю, братья! Он любил ее столь нежно, что под конец забыл, что она досталась ему от жены, и так же пламенно он любил свой дом. Я сам не раз слышал, как он хвастался им, утверждая, что прекраснее его нет ничего в наших горах, и грозил прикончить любого, кто осмелится усомниться в этом. И однако, не в привычках Чака было подкрашивать его, чтобы дом выглядел поприличнее. Голову даю на отсечение, что в этом году он вообще его не красил!
   — Мы все тут презираем лицемеров и святош, а Чак не был ни тем, ни другим. Всегда имевший смелость говорить то, что думает, он терпеть не мог лести.
   — Мы ненавидим мотов и транжир, а разве Чак был таким? Стоило только монетке попасть к нему в руки, как он тут же прятал ее в свою кубышку. Да, думаю, не ошибусь, если скажу, что деньжата хранились у него надежнее, чем в банковском сейфе!
   — И наконец, уверен, никто не станет возражать мне, если я скажу, что брат наш Чак никогда не нарушал христианских заповедей. И еще: ручаюсь, что ни один из вас никогда не осмелится утверждать, чтобы Чак хоть когда-нибудь ставил кому-то угощение!
   — Наконец давайте вспомнить, что даже смерть, постигшая его, находится в полном соответствии с прожитой им жизнью. Как жил, так и умер, братья мои! Что же до меня самого, то я горд и счастлив тем, что был знакомым с самым громадным из людей, которым когда-либо удавалось взгромоздиться на лошадь. Надеюсь, искренне надеюсь, что в той жизни он будет куда счастливее, чем в этой.
   Закончив свою речь, доктор отступил на шаг. Все ждали только сигнала Танкертона, чтобы разойтись, когда вдруг оглушительное улюлюканье донеслось откуда-то издалека, а вслед за ним послышался знакомый голос кашевара, — Эге-гей! Все готово! Прошу к столу.
   Все, как по команде, вприпрыжку помчались к лагерю.
   Среди них был и Данмор. Он сухо и коротко изложил, как было дело. Джимми Ларрен, живой свидетель, охотно подтвердил, что Каррик только защищался, после чего тот принес новое одеяла, в которое и завернули тело Харпера, прежде чем предать его земле. После этого все молчаливо признали, что он выполнил свой долг, а конец расследованию положили слова Танкертона, заявившего:
   — Теперь нам известно, как был убит Чак Харпер. Если у кого-то еще остались вопросы, он волен их задать.
   Ни одна рука не поднялась.
   — Тогда — продолжал Танкертон, — будем считать, что все забыто. Всякое воспоминание об этом деле будет похоронено вместе с Харпером.
   На этом все и закончилось.
   Когда все торопливо спускались с холма, торопясь в лагерь, дорогу Данмору вдруг заступил Чилтон.
   — Партнер, — чуть слышно прошептал он, глядя в сторону, — надеюсь, ты доволен?
   — А почему бы и нет? — удивился Данмор.
   — Ребятам, по правде говоря, все это не очень понравилось, — покачал головой Чилтон. — Многие злятся на тебя.
   — Почему?
   — Да так, разговоры разные… Думаю, тут уж Леггс и Такер постарались на пару! Само собой, при мне они не говорили… знали, что я вроде как твой должник. Но остальные ребята, похоже, считают, что ты не такой, как они. Насколько я знаю, обычно тут-то и начинаются неприятности, если ты понимаешь, о чем я.
   Тот кивнул.
   — Ладно, — проворчал Чилтон. — Похоже, и в этот раз все козыри у тебя на руках, старина. Ну что ж, тогда твой ход! А в случае чего можешь смело рассчитывать на меня.
   Он исчез так же бесшумно, как и появился. Но не успел Данмор сделать и нескольких шагов, как за его спиной опять выросла чья-то тень. На этот раз это оказалась Беатрис Кирк.
   — Подожди еще немного, Данмор, — умоляюще прошептала она. — Похоже, он еще не проведал о кольце. Но стоит тебе только надеть его за ужином, как ему тут же все станет известно!
   Данмор заколебался.
   — И сколько же мне ждать? — проворчал он.
   — Только до конца ужина. И я сразу же дам тебе ответ, обещаю, но только если ничего не случится с Фурно!
   — Хорошо, — кивнул Данмор.
   Стянув с пальца кольцо, он опустил его в жилетный карман.
   — Но это последний срок, Беатрис, — проворчал он.
   Он заметил вырвавшийся у нее жест отчаяния. Беатрис уже повернулась, чтобы уйти, а он все смотрел на нее, не в силах скрыть удивления. Казалось, ничто ее не волнует, часто она казалась черствой и бессердечной и он ничуть не сомневался, что в сущности, она не любит Фурно. Поэтому его все больше изумляла готовность девушки пойти на какие угодно жертвы, лишь бы сохранить жизнь этому юнцу. И все это не давало ему покоя, ведь эта новая Беатрис добрая и сострадательная, была для него незнакомкой.
   Погрузившись в раздумья, он направился туда, откуда доносились веселые возгласы и плеск воды, когда мужчины шумно умывались, окатывая друг друга водой и плескаясь, как дети. Потом вытирались и с еще мокрыми волосами шли ужинать.
   Смеясь и болтая, они входили в столовую и, судя по выражению их лиц, ни одна живая душа не догадалась бы, что еще совсем недавно они провожали в последний путь своего убитого товарища.
   Как раз об этом думал Данмор, входя и прикрывая за собой дверь. Лишь только он обвел глазами это дикое сборище за столом, как вдруг с неожиданной грустью понял, что хотя его далекий предок, первый Каррик Данмор и создал когда-то горное королевство для всех, кто преступил закон, но ему самому подобное наследство не по плечу.
   Все они были верными подданными Танкертона, его паладинами., рыцарями и вассалами. А он, как он ни отличился при освобождении Чилтона, как ни боялись его все , кто был близок к Танкертону, он, по правде сказать, так и не стал по-настоящему своим в этой шайке.
   Усевшись за стол, он почувствовал это еще острее.
   Только двое за столом имели смелость поднять на него глаза, и не отвели их в сторону, встретившись с ним взглядом. Это были Чилтон и Джимми Ларрен, смотревший на него с обожанием. Для него он был богом.
   Остальные же, болтая и смеясь с приятелями, старательно обходили его взглядом, словно одна лишь необходимость заставляла их мириться с его присутствием за столом.
   Как обычно, стоило только водрузить на стол блюдо с жарким, и разговоры стихли, как по волшебству. Проголодавшись, все набросились на еду, и первые несколько минут слышно было только, как звенят вилки. Едоки озабоченно косились на соседей, ревниво гадая, не достанется ли кому облюбованный ими кусок. Данмор не обращал на них внимания, то и дело поглядывая в сторону троицы, которая интересовала его больше всего на свете: Танкертона, молодого Фурно и Беатрис.
   Фурно настолько явно не мог оторвать глаз от Беатрис, что едва притронулся к ужину. Она в свою очередь столь же явно игнорировала его страстные взгляды. Всего лишь раз Данмор успел перехватить адресованную ему открытую и нежную улыбку, и глаза Фурно вспыхнула радостью.
   Все бы могло закончиться вполне мирно, если бы уже под конец звон посуды и шумное чавканье не прервал елейный голос доктора Леггса.
   — Послушайте, Данмор, насколько я знаю, вам удалось заполучить рубин молодого Фурно. Это правда?

Глава 37. Будьте наготове

   Над столом будто грянул гром. Наступила зловещая тишина. Огоньки свечей слились над головой в сверкающий хоровод. Данмору показалось, что какая-то пелена застилает ему глаза, но даже сквозь нее он отчетливо видел злобно ухмыляющегося доктора и застывшие лица остальных.
   Беатрис побелела, как смерть. Вся ее великолепная, граничившая с наглостью, самоуверенность исчезла, как по мановению волшебной палочки. Помертвев от страха, она слепо смотрела перед собой невидящими глазами.
   Словно дикий зверь, учуявший добычу, Танкертон сразу насторожился. Можно было поклясться, что ему все было известно заранее! Только бедняга Фурно явно ничего не понимал.
   — Мой рубин, доктор? — переспросил он. — Бог с вами! Он у Беатрис!
   И, обведя всех взглядом, заговорщически подмигнул и расхохотался с самым глупым видом, ничуть не сомневаясь, что тайна его сердца уже давным-давно всем известна.
   — И где же оно? — полюбопытствовал доктор. — Насколько я вижу, на пальце Беатрис его нет!
   Фурно глянул на руку девушки и слегка нахмурился. Потом поднял глаза на ее лицо. Несмотря на все героические попытки Беатрис скрыть свой страх, ей это плохо удалось.
   Джимми Ларрен бесшумно сполз со скамьи и, словно тень, выскользнул за дверь. Никто, в том числе и Данмор, этого не заметил.
   Больше всего на свете в эту минуту Каррику хотелось бы придушить мерзкого старикашку! А тот, издав дребезжащий смешок, вдобавок ткнул в него пальцем.
   — Ах, эти женщины! — фыркнул он. — Кто их поймет! Паршивка вытянула из тебя колечко и тут же отдала его своему возлюбленному! Вот так-то, Фурно! Пусть это будет тебе уроком!
   Доктор весь трясся от смеха. А Фурно разинув от удивления рот, глядел на Беатрис.
   — Данмору?! — не веря своим ушам, хрипло переспросил он.
   Та промолчала.
   И это убедило его больше, чем любые слова. Побледнев еще сильнее, чем девушка, Фурно без сил откинулся назад.
   — Ну что ж, — прохрипел он наконец, — некоторые ничем не брезгуют, чтобы добиться своего… у женщин!
   Он угрюмо покосился в сторону Данмора, и тому показалось, что глаза его застилает багровая дымка.
   Дыхание у него пресеклось. Словно в тумане он видел, как потемнели лица сидевших за столом. Достаточно было одного столько слова, чтобы десятки рук схватились за оружие. Глаза Беатрис на помертвевшем лице были похожи на два бездонных черных омута, наполненные ужасом. Губы Танкертона кривила ядовитая усмешка.
   И тогда Данмор вдруг понял. Все было заранее подстроено Танкертоном и доктором. Их коварный замысел был страшен и прост. Главная роль в нем отводилась недалекому юноше, который должен был сыграть роль запала. Стрелял он ненамного хуже Данмора. Возможно, придет время, когда он сможет его превзойти, думали они. И потом, когда грянут первые выстрелы, кто станет разбираться, из чьего ствола вылетела роковая пуля? Тем более, что и Линн Такер, и доктор постараются не пустить свой шанс.
   Как ни странно, но, похоже, Данмор ничуть не чувствовал себя оскорбленным.
   Вместо того, чтобы схватиться за револьвер, он преспокойно продолжал жевать, как ни в чем ни бывало!
   До его ушей долетел прокатившийся по рядам изумленный вздох. Люди украдкой переглядывались. Никто ничего не понимал. Как?! Данмор, который так легко одержал верх над доктором и Такером, тот, кто, не моргнув глазом, прикончил Харпера, перед кем готов был склониться даже сам Танкертон, у них на глазах проглотил оскорбление от зеленого юнца!
   — Ты что, не слышишь меня? — повысил голос Фурно.
   Данмор, по-прежнему продолжая жевать, невозмутимо пожал плечами. Руки его чуть заметно дрожали. Он многое отдал бы за то, чтобы в руке у него сейчас оказался револьвер, но понимал, что нужно молчать.
   — Могу повторить, — продолжал гнуть свое Фурно. — Есть же на свете такие ублюдки, которые не гнушаются выманивать подарки даже у женщин!
   Данмор медленно поднял на него глаза.
   Сквозь застилавшую их кровавую пелену он заметил посреди стола громадное блюдо с яблоками, а за ним, бледное, полное страха и отчаяния лицо девушки. И неожиданно спокойствие снизошло на него.