— А откуда он узнал о Такере? — спросил доктор. Голос его звучал чуть-чуть резче, чем раньше.
   — Откуда мне знать? Может, этот ублюдок умеет читать мысли?! Разрази его гром! Но только, видит Бог, ему все было известно!
   — Что он сделал с Такером?
   — То-то и оно, что ничего! Мягко попенял ему за беспокойство, будь он проклят, и все!
   — И где он сейчас?
   — Валяется у себя в комнате! Сказал, что, дескать, устал смертельно, и велел принести ему ужин в комнату! Командует, словно лорд какой!
   — Так, значит, велел подать ужин к нему в комнату, — задумчиво повторил доктор, почесывая собаку за ушами. — И что, вы намерены выполнить его просьбу?
   — Да по мне, лучше бы он сдох! — рявкнул Харпер, — но жена… она вроде как боится этого дьявола. Говорит, что он вроде бы и не человек вовсе, а демон… и порой я и сам в это верю! Вот так и выходит, что мы вдвоем служим ему не за страх, а за совесть, и даже ломаного гроша за это не имеем!
   — Так он вам не заплатил?
   — Ни пенни!
   — Ай-ай-ай! — укоризненно покачал головой доктор. — Боюсь, что это очень дурной, испорченный юноша! Но пусть сегодня вечером все будет, как он хочет! Не противьтесь нечестивцу, друг мой! Когда один из них бьет вас по щеке, подставьте другую и молитесь о его душе! Пусть ваша добрая жена приготовит ему вкусный ужин, но прежде, чем отнести его, пусть даст мне знать. Думается мне, будет лучше, если я чуть-чуть приправлю его. Эй, приятель… а он может видеть меня из окна?
   — Нет, вряд ли, — покачал головой Харпер. — Но все равно — держу пари, он знает, что вы тут. Сквозь стены он видит, что ли, черт его знает! Жена толкует, что так оно и есть, и, будь я проклят, если она не права!
   Они зашагали к лесу, а когда вернулись, солнце уже село. Харпер первый вошел в дом и узнал от жены, что приезжий все еще у себя в комнате и так и не выходил. После этого он сделал доктору знак войти, и оба поспешили на кухню.
   Ужин для постояльца состоял из двух толстых ломтей оленины, вареного картофеля, хлеба с патокой и кружки черного кофе. Расставляя тарелки на подносе, миссис Харпер что-то мрачно бормотала себе под нос.
   Доктор усмехнулся.
   — Что он любит больше всего? — полюбопытствовал он
   — Мясо, что же еще! — буркнула миссис Харпер. — Дай ему полкоровы, сожрет и не подавится! Будто ветром из желудка все высвистывает, не иначе. Экая, прости Господи, прорва обжорливая!
   — Чревоугодие — смертный грех, — елейно пробормотал доктор. — Остается только надеяться, что небеса простят его, хотя, с другой стороны, покарать грешника — дело благое! Пожалеешь розгу — испортишь ребенка!
   Он распростер обе руки над подносом, уставленном тарелками, и лишь очень внимательный взгляд успел бы заметить, как при этом движении крохотная щепотка белого порошка почти невидимым облачком опустилась вниз.
   — Что это такое? — воскликнула миссис Харпер. — Что это вы проделали с мясом, доктор? Чак, Чак, я не понесу ему поднос, хоть убей — не понесу!
   — Сам отнесу, — буркнул Чак. — А что такого, в самом деле?! Хватит ему нас объедать!
   И с помрачневшим лицом он повернулся, чтобы выйти, но доктор схватил его за руку.
   — Улыбайтесь, друг мой! Улыбка в нашем мире может многое… куда больше, чем револьвер или нож!
   Гигант Чак, тяжело ступая, направился вверх по лестнице, а за ним по пятам, втягивая дрожащими ноздрями аппетитный запах оленины, кралась гончая. Не прошло и нескольких минут, как он вернулся с пустыми руками. Губы его кривились в злобной усмешке, в глазах горел коварный огонек.
   — Увидел оленину, так аж руками всплеснул! — ухмыльнулся он. — Я еще и уйти не успел, а он уж посолил и отхватил здоровенный кусок! Доктор, мы что-нибудь услышим? Что с ним будет?
   — Ничего особенного… просто звук падения, — махнул рукой доктор. — Это будет хороший урок таким нечестивцам, как он, мой дорогой Чак. Да падут их грехи на их головы, так сказал Господь!
   Он повернулся к миссис Харпер.
   — Ну а теперь, моя дорогая, — добродушно сказал он, — давайте и мы отдадим должное вашему замечательному жаркому. Только на этот раз для приправы ограничимся одной лишь солью. А где мой пес, Чак?
   — Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Он вроде как поднимался со мной. Тьфу, будто мне больше делать нечего, как следить за собаками! — добавил он важно. — А скажите-ка мне, доктор, эта штука… убивает человека быстро… будто пуля?
   — Да, мой друг, будто пуля в лоб! Достаточно даже крошки этого снадобья, чтобы свалить лошадь!
   Огромные ломти душистой оленины уже аппетитно брызгали маслом и шипели на сковородке, когда доктор весело продолжал разговор.
   — Чего ему нужно, этому молодому ослу? Что он о себе воображает? А, да ладно, там будет ви…
   Дверь с грохотом распахнулась и на пороге выросла исполинская фигура Каррика Данмора. В комнате воцарилось гробовое молчание. Лица всех троих собеседников за столом покрыла зеленоватая бледность.
   — Не хотел вам мешать, друзья, — сказал он, и доктор Леггс машинально отметил, что не слышал ни малейшего шороха шагов за дверью. — Жаль, что придется вас огорчить.
   Выхватив из руки миссис Харпер огромную вилку, он перевернул оленину, чтобы не подгорела. Воспользовавшись моментом, когда он стоял к ним спиной, доктор Леггс выразительно подмигнул Харперу, как бы говоря:
   — Время пришло!
   Однако ему было достаточно лишь взглянуть на Чака, чтобы убедиться, что тот от страха почти в обмороке, и не смог бы и пальцем пошевельнуть, даже если бы от этого зависела его собственная жизнь. Добрейший доктор незаметно сунул руку в карман.
   Но в тот момент, когда она скользнула туда, Каррик обернулся и выразительно помахал вилкой перед их глазами.
   — Нет ничего лучше сочного куска мяса, когда бурчит в животе! — хмыкнул он. — Аромат этой оленины проник в мою комнату, и я полетел на этот запах, как бабочка — на огонь! Вы ведь не откажете голодающему, миссис Харпер, правда?
   Ненависть на мгновение возобладала над страхом и миссис Харпер, злобно сверкнув глазами, рявкнула:
   — Вы уже получили, кажется, свою долю?! На троих хватило бы, а вам все мало!
   — Да, к тому же приготовленное так, что и королева не погнушалась бы отведать его! — с веселой усмешкой воскликнул Данмор. — Только, — сокрушенно покачивая головой, добавил он, — видно, не судьба была мне отведать его!
   — Не судьба?! — негодующе воскликнула миссис Харпер.
   — Да, увы! Мальчишка Чилтонов пробрался в дом и…
   — Ах… Боже милостивый! — воскликнула в ужасе миссис Харпер, и лицо ее помертвело.
   — И стоило мне только отвернуться на минутку, чтобы сказать пару слов маленькому паршивцу, — медленно продолжал Каррик, — как этот пес, Денни, стянул мясо! Это убило на его месте! Бедный пес! Точно пуля в лоб!

Глава 13. Благодарный постоялец

   Рука доктора замерла на собачке револьвера. Он оцепенел, а взгляд Каррика Данмора, остановившись на его лице, стал жестким.
   — Новый постоялец, я так полагаю?
   — Да, — промямлил доктор.
   — Я слышал, как кто-то звал собаку «Денни!». Полагаю, это были вы?
   — Н нет.
   — Стало быть, пес не ваш?
   — Мой.
   — О, мне ужасно жаль, что так вышло. Должно быть, вы очень расстроены. Наверное, поэтому-то вы все так молчаливы, — продолжал он. Взгляд его немного смягчился. — Впрочем, думаю, вам и прежде случалось видеть мертвецов. Не собак, конечно, а людей.
   И хотя сказано это было самым дружелюбным и приветливым тоном, в глазах доктора блеснул страх… блеснул и тут же погас. Они вновь стали пустыми. Он меланхолично кивнул в ответ, но не проронил ни слова. Однако он не мог не заметить, что все это время юноша не выпускал вилки, которую сжимал в левой руке, в то время как правая была свободна… на всякий случай.
   — Понятия не имею, что с ним стряслось! Может, подавился? Но все равно, все произошло уж слишком быстро! Так как высказали, из-за чего он умер?
   — Разрыв сердца, по всей видимости, — невозмутимо обронил доктор Леггс.
   — Разрыв сердца?! — протянул Каррик. — Ну, конечно! Все понятно! А все из-за разреженного воздуха здесь, в горах! Скорее всего, несчастный пес слишком быстро взбежал по лестнице, потом разнервничался из-за того, что стянул оленину, вот сердце и не выдержало!
   Он замолчал.
   Сделав это более, чем смехотворное предположение, Каррик задержал увлажненный слезой взгляд на Леггсе и добавил:
   — Сразу видно, что вы доктор, вон как хорошо все растолковали! Я слышал только об одном докторе в этих краях… докторе Леггсе.
   Он крупными шагами направился к нему, на ходу радушно протягивая руку.
   — Счастлив познакомиться с вами, доктор, — воскликнул Данмор.
   Леггс, покосившись на Каррика, бросил выразительный взгляд в сторону Чака. Молодой человек как раз повернулся к хозяину спиной. Момент был самый подходящий.
   И вдруг он увидел, как челюсть у Чака отвисла, и он прижал ладонь к трясущимся губам. Этого было достаточно, чтобы достойный доктор не сомневался — помощи от хозяина ждать бесполезно. Впрочем, и жена его тоже, казалось, превратилась в соляной столб.
   Делать было нечего. Доктор неохотно пожал протянутую руку молодого человека.
   — Рад познакомиться. Вы, по всей видимости, и есть Каррик Данмор, о котором мне рассказывал мистер Харпер.
   — Харпер так добр ко мне, — растроганно пробормотал Каррик. — И миссис Харпер тоже.
   Он снова повернулся к очагу, и вновь его широкая спина обратилась к доктору. Пальцы его конвульсивным движением стиснули рукоятку револьвера… и разжались. Будто ледяным ветром вдруг пахнуло ему в лицо. Страх, обуявший Харпером, передался ему, и судорогой стиснул горло.
   — Кажется, нет ничего такого, чего бы эти милейшие люди не сделали для меня, — продолжал между тем Каррик, снова переворачивая на сковороде ломти оленины. — Миссис Харпер пришила оторвавшиеся пуговицы, перестирала всю одежду, а уж какой глянец навела на сапоги — любо-дорого посмотреть! Да и Чак так и заглядывает в глаза, так ему хочется хоть чем-то услужить! Мировые хозяева, ей Богу! Да вот, чего далеко ходить… миссис Харпер просто умолила меня забрать мясо, а ведь она жарила его для всех! Право же, у меня просто нет слов! Какое золотое сердце! Только голодный сможет по достоинству оценить этот великодушный жест!
   Он одарил ее сияющей улыбкой. Она в свою очередь сделала героическую попытку улыбнуться в ответ, но губы ей не повиновались.
   — А какая стряпуха! — восторженно продолжал Данмор. — Восторг и упоение! Вы только вдохните божественный аромат! Наверняка сердце Денни не выдержало такого блаженства и разорвалось! Вы согласны, доктор Леггс?
   Доктор прерывисто вздохнул. Чего он отчаянно желал в этот момент, так это оказаться за тридевять земель отсюда. И все же… душу его снедало какое-то странное любопытство.
   — Если вы и есть доктор Леггс, — продолжал Данмор, — стало быть, вы лучший друг Джима Танкертона? Я угадал?
   Доктор только крепче сжал губы. Упоминать это имя было небезопасно.
   — И раз уж представился такой случай, — гнул свое Данмор, — я и решил — воспользуюсь-ка я возможностью, да передам ему пару слов.
   — Что вы хотите? — наконец неохотно пробурчал Леггс.
   — Скажите Танкертону, что я, право, удивлен, что он сам все еще не решился заглянуть ко мне! Да, и передайте, кстати, что мне доставило истинное удовольствие познакомиться с его приятелем, Линном Такером! А уж принять у себя доктора Леггса — большая честь для меня! Но хотелось бы все-таки потолковать с самим Танкертоном! Так что не в службу, а в дружбу — передайте ему мои слова, идет?
   Доктора вдруг обуяла злоба.
   — Молодой человек, — спросил он, — а вы хорошо подумали? Вы и впрямь хотите увидеться с Джимом Танкертоном?
   — Поверьте — я ничего так не хотел, как только познакомиться с ним, — заверил Каррик.
   — Ладно, — кивнул Леггс. — Думаю, это можно организовать. Джим Танкертон сам придет к вам, Каррик Данмор!
   — Вот спасибо! — обрадовался тот.
   Подхватив тяжелую сковороду, он направился к двери.
   Уже на пороге он обернулся.
   — Вы ведь не забудете, что ваша собачка все еще в моей комнате, верно, мистер Леггс?
   Захлопнув за собой дверь, он вышел, а трое за его спиной обменялись молчаливыми взглядами. Все были подавлены.
   Миссис Харпер душил праведный гнев, от которого содрогалось все ее грузное тело.
   Супруг ее был мертвенно бледен, будто человек, готовый вот-вот грохнуться в обморок.
   А доктор в глубокой задумчивости потирал подборок.
   Наконец миссис Харпер не выдержала.
   — Вот, полюбуйтесь, что мы получили, — с горечью сказала она, — и это после того, как трудились, как каторжные, сражались, не щадя жизни, и страдали во имя Джима Танкертона! Вот… и этого вместо той помощи, на которую мы могли рассчитывать…
   Схватив ее за плечо, Чак встряхнул рассерженную женщину так, что зубы застучали.
   — Заткнись ты! — рявкнул он. — А что, если он стоит под дверью?
   — И смеется над нами! — взвизгнула миссис Харпер, которой уже море было по колено. — Еще как смеется! Да и как же ему не смеяться, когда такой здоровенный бугай, как ты и то не хозяин в собственном доме! Какой-то наглец вваливается в дом, уносит наш ужин прямо из под носа, а ты от страха трясешься, как осенний лист!
   — Да замолчишь ты или нет?! — заорал Чак, занося над ее головой тяжелый кулак.
   — Помолчите-ка вы оба! — нетерпеливо вмешался доктор Леггс. — Уверяю вас, что этот негодяй будет мертв еще до конца недели! Даю вам слово!

Глава 14. Его королевство

   Джеймс Хэмбл Танкертон спустился в Харперсвилль.
   Сегодня он ехал на Ганфайре, а это означало, что они неслись галопом, поскольку другого аллюра Ганфайр попросту не признавал.
   Именем своим он был обязан оглушительному грохоту подков по каменистой тропеnote 2 — словно рота вела беглый огонь, как сказал один шериф, пока его отряд безуспешно рыскал в темноте по все округе в поисках неуловимых бандитов.
   И вот теперь Танкертон верхом на Ганфайре вихрем слетел вниз по склону горы и только добравшись до тропы, которая вела в Харперсвилль, перешел на более ровный аллюр.
   Добравшись до холма, который нависал прямо над городом, главарь бандитов натянул поводья и придержал жеребца. Упершись руками в бедра, он горделиво оглядел расстилавшуюся у его ног страну, будто владыка — свое королевство. Впрочем, так оно и было на самом деле, ибо все здесь жило по законам Джима Танкертона.
   Здесь, в диком краю, окруженном со всех сторон зубчатыми вершинами гор, иссеченном глубокими морщинами каньонов, скрывавшимися за зеленой массой вековых деревьев, он был некоронованным королем, и никто не оспаривал его власть.
   Впрочем, королевство его не было особо богатым. Жили здесь в основном бедные трапперы да нищие охотники, да еще батраки, что трудились на соседних фермах. Но Танкертон, как ни странно, был даже доволен этим. Чем беднее жили его подданные, тем более безраздельной была его власть.
   А уж если говорить откровенно, то он не получал от них и ломаного гроша. Больше того, его нищее королевство требовало от него бесконечных затрат, давая взамен лишь чувство некоторой безопасности. Кое-кто любил его, остальные боялись, и те и другие отчаянно нуждались в нем. К тем ничтожным суммам, что приносили их разоренные фермы и изголодавшийся, тощий скот, прибавлялись весьма щедрые дары, которые Танкертон имел обыкновение рассыпать направо и налево. Он подавал свою милостыню беспечно, но с истинной заботой. Однако все хорошо знали, что рука эта, щедрая и милостивая, может и карать. Не раз и не два кое-кто получал от него отеческий совет убраться из этих мест, да поскорее, и мало кто осмеливался пропустить его мимо ушей. Ослушников находили спустя много дней где-нибудь в лесу с пулей в голове.
   «Несчастный случай во время охоты» — такой вердикт в подобных случаях выносил коронерnote 3. Само собой, каждый прекрасно понимал, что к чему, и урок не пропадал даром. Те же, кто верой и правдой служил Танкертону, щедро пользовались его милостями. Все хорошо помнили случай, когда для того, чтобы выручить попавшего в беду приятеля, он со своими людьми проскакал две сотни миль и атаковал городскую тюрьму, стоявшую на главной площади. Вырвав пленника, можно сказать, уже из петли, он с триумфом вернулся в свое горное королевство.
   Именно такие подвиги и давали ему право на почти королевскую власть. Люди принимали его таким, какой он есть. Впрочем, хоть он и был грабителем, в его собственных владениях о разбоях и не слыхивали. Однако и в эти края то и дело долетали слухи о том, как внизу, в долине, где лежали куда более богатые земли, вдруг с гор, словно снег на голову, сваливалась шайка вооруженных с ног до головы всадников на быстрых, как ветер, конях. Вихрем ворвавшись в город, они молниеносно очищали банк, или ювелирный магазин, почтовый поезд или дилижанс с богатыми пассажирами и исчезали, будто растворялись в воздухе, укрывшись в родных горах с богатой добычей, а вскоре после таких набегов золотой дождь проливался над головами бедных жителей гор.
   Постепенно здесь установились свои законы. Ни шерифу, ни судебному приставу, возымевшему желание добраться до Танкертона, не удавалось проникнуть вглубь его горного королевства. На губах местных жителей лежала печать молчания, все они были глухи и слепы, и служители закона не могли рассчитывать ни на помощь, ни на простое гостеприимство. Да что говорить о помощи, когда сотни добровольных лазутчиков, словно круги по воде, волнами катились далеко впереди их отряда, предупреждая о приближающейся опасности. Довольно было нескольких дней, чтобы весть о них разнеслась по горам. Становилось известным все: и сколько людей в отряде шерифа, и куда они направляются. А если, случалось, порой одного или двух из них вдруг находили убитыми, то ничто не связывало трупы с самим Джимом Танкертоном. Ему служили верно. Местные жители были его телохранителями, их неподкупная преданность служила залогом его безопасности. Никогда еще властям не удавалось даже близко подобраться к нему. Долгие переходы по головокружительным горным тропам, изнуряющие долгие погони, бесконечная погоня, а в результате — ничего, кроме убитых и покалеченных лошадей.
   Об этом как раз и думал в эту минуту Танкертон, глядя вниз на лежавшее у его ног королевство. Власть его была незыблема, и он это знал. А кроме того, он любил эту землю и не променял бы ее ни на какую другую в мире. Даже сам воздух здесь пьянил его, каждый запах казался родным и каждая дорога — знакомой. Даже лист не мог бы сорваться с дерева так, чтобы он об этом не узнал. У него было все, о чем может только мечтать любой владыка: его подданные боялись, уважали и любили его. А кроме того, как любой азартный игрок, он наслаждался каждым мгновением своей власти над этим уголком мира1
   Солнце близилось к закату и внизу, в долине, на землю уже ложились синеватые тени. Каньон как будто стал глубже. Снеговые шапки, укрывавшие вершины гор, в лучах заходящего солнца ослепительно сверкали, посылая в разные стороны снопы разноцветных искр, и все вокруг постепенно заволакивала голубоватая дымка.
   Все здесь: узкие расщелины, леса, ущелья, было окутано туманом, все в нем казалось призрачным, даже сверкающие вершины гор, рядом с которыми особенно ослепительно сияла синева неба. Сквозь дымку просвечивал лес, на дне же ущелий она казалась особенно темной, и все утопавшее в ней горное королевство Танкертона можно было бы назвать империей Поднебесья.
   Вволю насладившись этой пленительной картиной, он вновь дал шпоры коню и черный жеребец вихрем помчался вниз.
   Подъехав к гостинице, Танкертон увидел мальчишку, взбиравшегося по тропе навстречу. Резко натянув поводья, так что Ганфайр мгновенно превратился в статую из черного дерева, четко вырисовывающуюся на фоне зелени листвы, он ждал, пока мальчик поравняется с ним, рассчитывая рассмотреть его вблизи.
   Они ничуть не удивился, увидев перед собой загорелого до черноты паренька лет четырнадцати, в то и дело спадавших штанах, видимо, унаследованных от отца, протертых до дыр, сквозь которые то тут, то там проглядывало худенькое тело, и не сваливавшихся на землю только благодаря лямке, перекинутой через плечо. Мальчишка сжимал в руках невероятно древний карабин. На лице была гримаса разочарования.
   Когда паренек подошел поближе, Танкертону показалось, что он уже видел его. Само собой, он конечно, не мог знать в лицо всех, кто жил в этих местах, но по крайней мере по возможности всегда старался следовать в этом смысле примеру Цезаря. Впрочем, скорее он знал не самого мальчишку, а его отца.
   Итак, он терпеливо ждал, пока юнец не подойдет поближе. Но когда между ними уже оставалось не больше четыре — пяти шагов, тот вдруг вскинул голову и впился ему в лицо подозрительным взглядом горящих глаз. Танкертон невольно поежился. Взгляд этот напомнил ему взгляд хищного зверька, который ему не раз доводилось ловить на себе, пробираясь сквозь чащу. Мальчишка, косматый, оборванный и взъерошенный, был точной копией детеныша гризли. Но в глазах его светился живой ум и отчаянная храбрость дикого зверя, и Танкертон с невольным уважением вдруг понял, что с возрастом этот мальчик станет грозным бойцом. Именно благодаря таким людям держался его трон, и Танкертон это знал. Ибо власть его зависела не от шайки вооруженных грабителей, не от сонма лазутчиков и осведомителей, не от воров, взломщиков и убийц, которых под его началом было немало. Нет, именно эти люди, его горная гвардия, составляли костяк его огромной армией, грудью заслонявшей своего вожака от рук закона.
   — Эй! — вдруг окликнул он.
   Мальчишка вздрогнул, молниеносно вскинул карабин к плечу и уже готовился спустить курок, как вдруг понял, кто перед ним.
   Он охнул и чуть было не выронил из рук ружье:
   — Мать честная! Ну и натворил бы я дел!
   Танкертон выехал на тропу.
   — Ты меня знаешь? — спросил он.
   — Еще бы! — кивнул мальчишка.
   — И кто я, по-твоему?
   — Джек Тимберлин, — объявил паренек.
   — Так, стало быть, меня зовут Джек Тимберлин?
   — Угу.
   — А еще что-нибудь ты обо мне знаешь?
   — У тебя паршивые легкие, вот и все, что мне известно, — невозмутимо заявил мальчуган.
   — А с чего ты это взял?
   — Ну, будь это вранье, — протянул тот в ответ, — стал бы ты жить тут, в горах, верно? А может, ты один из тех чокнутых книжных червей, которые изучают бабочек или червяков, черт его знает! Но готов биться об заклад, что Джек Тимберлин — парень, что надо!
   Танкертон не смог сдержать улыбку.
   — Я знаю твоего отца, — сказал он.
   — Не может быть, — Мальчишка покачал головой.
   — Ты уверен?
   — Он вот уж почти десять лет как умер. Должно быть, вы знакомы с дядей Биллом.
   — А ты на него похож?
   — Разве я по-вашему, смахиваю на дикого кабана? — презрительно фыркнул он, и добавил: — Надеюсь, что ни капельки!
   — Сколько тебе лет, сынок?
   — Достаточно, чтобы свалить оленя! — важно ответил парнишка.
   — И освежевать его? — полюбопытствовал Танкертон.
   — Да, и освежевать, и вырезать лучший кусок на жаркое. Держу пари, ни один мясник не справится с этим быстрее меня!
   — Уверен?
   — Так сказал сам Билл из Харперсвилла!
   Внезапно Танкертон припомнил сутулые плечи и продолговатую физиономию Билла, мясника из Харперсвилла.
   — Старый Билл Огден, знаете его? Я учился у него разделывать мясо. Только сейчас он больше греется на солнышке да точит лясы с Чаком Харпером.
   — Значит, твоя фамилия Огден?
   — Моя-то? Боже упаси! Скажете тоже! Меня кличут Джеймс МакВей Олдервуд Ларрен!
   — Славное имя. И такое длинное!
   — Мой папаша, царствие ему небесное, был добрый человек и любил повторять, что Ларрены, дескать, имеют по одному имечку на каждые два фута росту!
   — А Билл Огден — твой родственник, раз взял тебя в ученики…
   — Брал он меня, как же! Он, если хотите знать, палец о палец ради меня не ударил!
   Жирная горная куропатка, прятавшаяся в кустах, почему-то решила, что пришло самое время взлететь, и с шумом захлопала крыльями, поднимаясь в воздух. Мальчишка вскинул к плечу карабин, оглушительно грохнул выстрел, и птица смятым комком перьев рухнула в кусты.
   Проводив птицу взглядом, мальчик убедился, что она упала в кусты, но не двинулся с места. Вместо этого он с небрежным видом повернулся к Танкертону.
   — Чертовски хороший выстрел, — одобрительно кивнул тот. — Что же ты не подберешь ее?
   — Сейчас, — откликнулся мальчишка и через минуту вернулся со своей добычей. — Прямо в глаз, — похвастался он и добавил: — Ох, и влетело бы мне от Билла, если бы промазал!
   — И часто тебе влетает от него? Наверное, всякий раз, как возвращаешься домой с пустыми руками?
   — А то как же? Ух, и мастер же он драться! А ручищи у него здоровенные, ведь он кожевник!
   Мальчишка беззлобно рассмеялся:
   — А, все это ерунда! К тому же вот уж год, как я рта не открываю, когда он дерется. А это старому хрену словно нож острый! Все удовольствие пропадает!
   — Наверное, это что-то вроде закалки для тебя, — осторожно спросил Танкертон, немало удивленный этой странной философией.