Глава 19
ПОКИНУТ!
Можете быть уверены, что он покраснел; можете быть уверены, что и она слегка побледнела, но прошла бы мимо, просто приветливо кивнув и улыбнувшись, если бы он быстрым жестом не остановил ее и не сказал:
— Вы не можете уйти вот так!
Она замедлила шаг, и он понял, что она не желает оставаться рядом с ним, и это понимание обидело и смутило его. Она, которая была такой беспомощной, так умоляюще на него смотрела, так верила в него — еще вчера утром!
— Вы должны объяснить, что произошло! — воскликнул он. — Вы чем-то озабочены — и решили не говорить со мной о деле вашего брата?
— Я… — заколебалась она. Но затем сказала: — Я не могу вам этого объяснить. Прошу прощения, но я не могу объяснить! — Она не смогла удержаться и продолжила: — Но, Боже, поверьте мне! Никогда мне не было так необходимо поговорить с вами, как теперь!
— Так говорите же, дитя мое, говорите! — воскликнул он.
— Я не могу! Я уже и так слишком много сказала!
— Вы? Боже милосердный, да что же вы сказали?
— Он не хочет, чтоб я разговаривала с вами, — выдохнула девушка и бросилась прочь.
Дэвид смотрел ей вслед в полном замешательстве.
Кто осмелился запретить ей видеться с ним? Кто так напугал ее, что она боится даже заговорить с ним?
Он посмотрел в том направлении, куда она бросила взгляд, когда сказала, что не может больше оставаться рядом с ним, и сперва не увидел ничего, кроме тени под долгим рядом тополей, растущих вдоль улицы. Но потом среди теней он разглядел кое-что еще — ясно вырисовывающийся силуэт волкодава и Одиночку Джека Димза рядом с ним.
Изумление и ярость неистово вспыхнули в нем. Как этот Одиночка Джек только посмел заговорить с этой девушкой? Посмел запретить ей разговаривать с ним — Дэйвом Эпперли?!
Он почти подбежал к тому пятну, где угадывалась эта пара.
— Димз!
— Да? — послышался мягкий голос.
— Димз, вы разговаривали с мисс Гранж?
Последовало короткое молчание, затем голос спросил:
— Она так сказала?
— Не прямо. Нет! Но я догадался, что это вам неприятно, когда я с ней разговариваю. Я догадался, что это вы самолично заставили ее принять такое решение. Димз, в чем дело?
Ответа не последовало.
— Вы слышали, что я спросил? — резко сказал Эпперли. — Так в чем же дело, Димз?
В тени по-прежнему молчали.
Внезапно прекрасное лицо Эстер, испуганное, печальное, умоляющее, встало перед внутренним взором Дэвида, и ярость, пылавшая в мозгу, вспыхнула и в его сердце. Перед ним стоял тип, который имел дерзость встать между ним и этой милейшей из женщин!
— Димз, — сказал он. — Я человек спокойный. Я очень спокойный человек. Но я никогда в жизни не сталкивался с такой невероятной наглостью…
— Минутку, — прервал его спокойный голос Одиночки Джека. — Я больше не хочу этого слышать.
— Вы не хотите этого слышать? Опомнитесь, Димз, или вы пьяны?
Он вдруг понял, что Одиночка Джек пододвинулся ближе к нему, и призрачный волкодав с горящими зеленым огнем глазами тоже сделал шаг вперед.
— Вы будете жить без меня. Вы умрете без меня. Вы сгниете без меня, глупец! — сказал Одиночка Джек. — Прощайте.
Он вновь нырнул в тень, и Команч скользнул за ним. Вдруг огромный пес подпрыгнул и ткнулся в плечо своему хозяину, как будто его коснулась электрическая искра радости, когда он увидел своего хозяина свободным от тягостной службы.
Молодой адвокат наблюдал за отступлением обоих с некоторым страхом, но когда Димз повернулся к нему спиной, он внезапно ощутил заметную слабость. Как основательно Димз поддерживал его в течение первых его дней в Джовилле, Дэвид никогда прежде не догадывался. Но теперь он понял, что означало постоянно иметь за спиной грозное мастерство этого умелого стрелка, искусного человекоубийцы. Сотня револьверов была парализована одним присутствием рядом с Дэвидом Эпперли Одиночки Джека!
А теперь он по собственной воле отбросил этот щит!
Это так сильно отрезвило Дэвида, что он на минуту забыл даже про Эстер Гранж, зато вспомнил старую истину: женщина — вот корень всех зол.
Он засел в своей конторе, хмуро разглядывая груду бумаг на рабочем столе. Но в конторе, почувствовал Дэвид, уже изменилась сама атмосфера. Прежде это было просто местом работы. Теперь это помещение превратилось в подобие ловушки. Он с самого начала приобрел себе врагов в этом городе. Но если они приходили сюда, они знали, что Эпперли здесь не один, что здесь также Одиночка Джек, — а это совсем другое дело. Совсем другое дело.
Вдруг он почувствовал, что совершил непоправимую ошибку и должен немедленно предпринять какие-то шаги, чтоб ее исправить. Он бросился на улицу, под ночное небо, надеясь отыскать Одиночку Джека. В первую очередь он направился в гостиницу.
— Димз скатал свое одеяло и только что ушел, — сообщил гостиничный клерк. — Я думал, это вы его отослали. Разве нет?
Глаза клерка сузились, и в них блеснула зловещая искра — а ведь он всегда был таким раболепно-почтительным! Нет, даже гостиничный слуга больше его не боялся— да и с чего ему относиться с почтением к этому законнику, который по собственной воле отбросил свой щит Ахилла!
Никогда еще человек не раскаивался так быстро и так горько в том, что натворил сгоряча, как раскаивался теперь Дэвид Эпперли. А когда он вспомнил ту почти собачью преданность, с которой его охранял и оберегал его постоянный спутник, раскаяние вспыхнуло в нем с новой силой — и отдалось болью в сердце!
Он медленно пошел обратно.
Но по дороге, как только мог, ожесточал себя, расправляя плечи. Все-таки хорошо он делал, что не считал помощь молодого Димза такой неоценимой. Он чувствовал, что зависит только сам от себя, а Одиночка Джек был для него всего лишь обременительной обузой. Он должен вернуться к этому ощущению! Он должен сам пройти сквозь все препятствия до конца и, пока он носит имя Эпперли, он не имеет права отступить!
Так решил Дэвид Эпперли, чувствуя, что становится сильнее по мере того, как к нему возвращается храбрость. И все же — если бы он отнесся с немного большим терпением к Одиночке Джеку, выяснил бы мотивы…
Минуту спустя эта жалость растворилась как дым. Где-то неподалеку в доме отворилось окно, и сквозь ночную тьму донесся журчащий девичий смех. Дэвид Эпперли почувствовал в груди укол боли и радости, и вдруг образ Эстер Гранж вновь ярко вспыхнул перед его мысленным взором.
Разве не было правильным то, другое его решение? Ничего плохого не случилось бы, если б он прогулялся до того домика, где живет Эстер Гранж, и если б он случайно встретил ее гуляющей и наслаждающейся прохладой вечера. Всего несколько слов…
Он повернулся в том направлении. На сердце полегчало. Он уверенно зашагал к дому Эстер, как вдруг мужчина, проезжавший мимо в повозке, окликнул его:
— Эй! Эпперли!
— Да, это я.
— А я — Дунстан.
— Здравствуйте, Дунстан.
Дэвид свернул с дороги, подошел и пожал крепкую руку старого фермера.
— Слушайте, Эпперли, у вас неприятности?
— Неприятности?
— Ну да. У вас с Димзом.
— Что? Да не стоит об этом говорить.
— Вы, я слышал, даже отослали его прочь?
— Я позволил ему уйти.
На минуту воцарилось молчание, потом фермер сказал:
— Я вот думаю, не провести ли вам пару деньков на моем ранчо? А то оставайтесь сколько хотите! Когда же поедете в город, я могу послать с вами крепких ребят, чтоб они вас прикрыли.
— Черт возьми, Дунстан, я же не ребенок! Я сам о себе могу позаботиться! Я много лет занимался охотой. Я владею оружием. И могу держать в руках револьвер. Если кто-нибудь из здешних жителей думает, что я боюсь показаться на улице без охранника за спиной, они сильно ошибаются, и я могу доказать это им на деле, если понадобится!
— Ну, ну! — успокаивающе пробормотал Дунстан. — Ясно, вы нервничаете. Все знают, что вы из рода Эпперли. И все знают, из какого теста сделан ваш брат. Только… вы подумайте над тем, что я сказал.
— Я не могу этого сделать. Я буду опозорен…
— Лучше быть чуток опозоренным, чем совсем мёртвым, Эпперли!
— Может быть, но не для меня. Кроме того, я не боюсь! Я готов их встретить в любую минуту.
— Эх, парень!.. Ладно, каждый сам себе судья. Но я желаю вам продолжить то хорошее, что вы начали в этом городе. Спокойной ночи!
— Спасибо вам за вашу доброту, Дунстан. Спокойной ночи!
Повозка покатилась в ночь.
Дэвид Эпперли хмуро смотрел ей вслед, и душевные колебания с новой силой охватили его. Потом оглянулся через плечо. Он ни разу не оглядывался с тех пор, как жил в Джовилле, потому что был уверен: его спина защищена. Теперь он был открыт с тыла.
— Вы не можете уйти вот так!
Она замедлила шаг, и он понял, что она не желает оставаться рядом с ним, и это понимание обидело и смутило его. Она, которая была такой беспомощной, так умоляюще на него смотрела, так верила в него — еще вчера утром!
— Вы должны объяснить, что произошло! — воскликнул он. — Вы чем-то озабочены — и решили не говорить со мной о деле вашего брата?
— Я… — заколебалась она. Но затем сказала: — Я не могу вам этого объяснить. Прошу прощения, но я не могу объяснить! — Она не смогла удержаться и продолжила: — Но, Боже, поверьте мне! Никогда мне не было так необходимо поговорить с вами, как теперь!
— Так говорите же, дитя мое, говорите! — воскликнул он.
— Я не могу! Я уже и так слишком много сказала!
— Вы? Боже милосердный, да что же вы сказали?
— Он не хочет, чтоб я разговаривала с вами, — выдохнула девушка и бросилась прочь.
Дэвид смотрел ей вслед в полном замешательстве.
Кто осмелился запретить ей видеться с ним? Кто так напугал ее, что она боится даже заговорить с ним?
Он посмотрел в том направлении, куда она бросила взгляд, когда сказала, что не может больше оставаться рядом с ним, и сперва не увидел ничего, кроме тени под долгим рядом тополей, растущих вдоль улицы. Но потом среди теней он разглядел кое-что еще — ясно вырисовывающийся силуэт волкодава и Одиночку Джека Димза рядом с ним.
Изумление и ярость неистово вспыхнули в нем. Как этот Одиночка Джек только посмел заговорить с этой девушкой? Посмел запретить ей разговаривать с ним — Дэйвом Эпперли?!
Он почти подбежал к тому пятну, где угадывалась эта пара.
— Димз!
— Да? — послышался мягкий голос.
— Димз, вы разговаривали с мисс Гранж?
Последовало короткое молчание, затем голос спросил:
— Она так сказала?
— Не прямо. Нет! Но я догадался, что это вам неприятно, когда я с ней разговариваю. Я догадался, что это вы самолично заставили ее принять такое решение. Димз, в чем дело?
Ответа не последовало.
— Вы слышали, что я спросил? — резко сказал Эпперли. — Так в чем же дело, Димз?
В тени по-прежнему молчали.
Внезапно прекрасное лицо Эстер, испуганное, печальное, умоляющее, встало перед внутренним взором Дэвида, и ярость, пылавшая в мозгу, вспыхнула и в его сердце. Перед ним стоял тип, который имел дерзость встать между ним и этой милейшей из женщин!
— Димз, — сказал он. — Я человек спокойный. Я очень спокойный человек. Но я никогда в жизни не сталкивался с такой невероятной наглостью…
— Минутку, — прервал его спокойный голос Одиночки Джека. — Я больше не хочу этого слышать.
— Вы не хотите этого слышать? Опомнитесь, Димз, или вы пьяны?
Он вдруг понял, что Одиночка Джек пододвинулся ближе к нему, и призрачный волкодав с горящими зеленым огнем глазами тоже сделал шаг вперед.
— Вы будете жить без меня. Вы умрете без меня. Вы сгниете без меня, глупец! — сказал Одиночка Джек. — Прощайте.
Он вновь нырнул в тень, и Команч скользнул за ним. Вдруг огромный пес подпрыгнул и ткнулся в плечо своему хозяину, как будто его коснулась электрическая искра радости, когда он увидел своего хозяина свободным от тягостной службы.
Молодой адвокат наблюдал за отступлением обоих с некоторым страхом, но когда Димз повернулся к нему спиной, он внезапно ощутил заметную слабость. Как основательно Димз поддерживал его в течение первых его дней в Джовилле, Дэвид никогда прежде не догадывался. Но теперь он понял, что означало постоянно иметь за спиной грозное мастерство этого умелого стрелка, искусного человекоубийцы. Сотня револьверов была парализована одним присутствием рядом с Дэвидом Эпперли Одиночки Джека!
А теперь он по собственной воле отбросил этот щит!
Это так сильно отрезвило Дэвида, что он на минуту забыл даже про Эстер Гранж, зато вспомнил старую истину: женщина — вот корень всех зол.
Он засел в своей конторе, хмуро разглядывая груду бумаг на рабочем столе. Но в конторе, почувствовал Дэвид, уже изменилась сама атмосфера. Прежде это было просто местом работы. Теперь это помещение превратилось в подобие ловушки. Он с самого начала приобрел себе врагов в этом городе. Но если они приходили сюда, они знали, что Эпперли здесь не один, что здесь также Одиночка Джек, — а это совсем другое дело. Совсем другое дело.
Вдруг он почувствовал, что совершил непоправимую ошибку и должен немедленно предпринять какие-то шаги, чтоб ее исправить. Он бросился на улицу, под ночное небо, надеясь отыскать Одиночку Джека. В первую очередь он направился в гостиницу.
— Димз скатал свое одеяло и только что ушел, — сообщил гостиничный клерк. — Я думал, это вы его отослали. Разве нет?
Глаза клерка сузились, и в них блеснула зловещая искра — а ведь он всегда был таким раболепно-почтительным! Нет, даже гостиничный слуга больше его не боялся— да и с чего ему относиться с почтением к этому законнику, который по собственной воле отбросил свой щит Ахилла!
Никогда еще человек не раскаивался так быстро и так горько в том, что натворил сгоряча, как раскаивался теперь Дэвид Эпперли. А когда он вспомнил ту почти собачью преданность, с которой его охранял и оберегал его постоянный спутник, раскаяние вспыхнуло в нем с новой силой — и отдалось болью в сердце!
Он медленно пошел обратно.
Но по дороге, как только мог, ожесточал себя, расправляя плечи. Все-таки хорошо он делал, что не считал помощь молодого Димза такой неоценимой. Он чувствовал, что зависит только сам от себя, а Одиночка Джек был для него всего лишь обременительной обузой. Он должен вернуться к этому ощущению! Он должен сам пройти сквозь все препятствия до конца и, пока он носит имя Эпперли, он не имеет права отступить!
Так решил Дэвид Эпперли, чувствуя, что становится сильнее по мере того, как к нему возвращается храбрость. И все же — если бы он отнесся с немного большим терпением к Одиночке Джеку, выяснил бы мотивы…
Минуту спустя эта жалость растворилась как дым. Где-то неподалеку в доме отворилось окно, и сквозь ночную тьму донесся журчащий девичий смех. Дэвид Эпперли почувствовал в груди укол боли и радости, и вдруг образ Эстер Гранж вновь ярко вспыхнул перед его мысленным взором.
Разве не было правильным то, другое его решение? Ничего плохого не случилось бы, если б он прогулялся до того домика, где живет Эстер Гранж, и если б он случайно встретил ее гуляющей и наслаждающейся прохладой вечера. Всего несколько слов…
Он повернулся в том направлении. На сердце полегчало. Он уверенно зашагал к дому Эстер, как вдруг мужчина, проезжавший мимо в повозке, окликнул его:
— Эй! Эпперли!
— Да, это я.
— А я — Дунстан.
— Здравствуйте, Дунстан.
Дэвид свернул с дороги, подошел и пожал крепкую руку старого фермера.
— Слушайте, Эпперли, у вас неприятности?
— Неприятности?
— Ну да. У вас с Димзом.
— Что? Да не стоит об этом говорить.
— Вы, я слышал, даже отослали его прочь?
— Я позволил ему уйти.
На минуту воцарилось молчание, потом фермер сказал:
— Я вот думаю, не провести ли вам пару деньков на моем ранчо? А то оставайтесь сколько хотите! Когда же поедете в город, я могу послать с вами крепких ребят, чтоб они вас прикрыли.
— Черт возьми, Дунстан, я же не ребенок! Я сам о себе могу позаботиться! Я много лет занимался охотой. Я владею оружием. И могу держать в руках револьвер. Если кто-нибудь из здешних жителей думает, что я боюсь показаться на улице без охранника за спиной, они сильно ошибаются, и я могу доказать это им на деле, если понадобится!
— Ну, ну! — успокаивающе пробормотал Дунстан. — Ясно, вы нервничаете. Все знают, что вы из рода Эпперли. И все знают, из какого теста сделан ваш брат. Только… вы подумайте над тем, что я сказал.
— Я не могу этого сделать. Я буду опозорен…
— Лучше быть чуток опозоренным, чем совсем мёртвым, Эпперли!
— Может быть, но не для меня. Кроме того, я не боюсь! Я готов их встретить в любую минуту.
— Эх, парень!.. Ладно, каждый сам себе судья. Но я желаю вам продолжить то хорошее, что вы начали в этом городе. Спокойной ночи!
— Спасибо вам за вашу доброту, Дунстан. Спокойной ночи!
Повозка покатилась в ночь.
Дэвид Эпперли хмуро смотрел ей вслед, и душевные колебания с новой силой охватили его. Потом оглянулся через плечо. Он ни разу не оглядывался с тех пор, как жил в Джовилле, потому что был уверен: его спина защищена. Теперь он был открыт с тыла.
Глава 20
ШОДРЕСС ГОВОРИТ СО СВОИМИ ПРИХВОСТНЯМИ
Тем временем новости как по волшебству достигли ушей толстого босса Джовилла. Большой Шодресс с трудом поверил в такие приятные вести. Но он не терял времени даром. В задних комнатах его гостиницы весь день и большую часть ночи торчали несколько головорезов, проводя время за картами и дрянным виски. Шодресс отправился в эту часть своих владений и оглядел подонков, собравшихся в игорном зале. «Подонки» — было для них самое подходящее слово. Раз в месяц, а то и чаще это помещение становилось местом всеобщих побоищ, когда по всему залу летали стулья и беспорядочно палили револьверы. А случалось это тогда, когда кого-нибудь из членов компании уличали в нечестной игре, и не обязательно справедливо. Время от времени Шодресс предпринимал попытки навести хоть какой-то порядок в игорном зале, несмотря на постоянные семейные разборки, но стоило это дорого. Теперь он исправлял причиненный ущерб с помощью веревок и проволоки. Так что зал был наполнен связанными попарно стульями и столами, которые шатались и кренились на рахитичных ножках, точно хотели в сотый раз загреметь на пол.
Сейчас там сидело с полдюжины мужчин, трое играли в покер по пенни партия, еще трое просто угрюмо наблюдали за ними. Опытным глазом мистер Шодресс сразу разглядел, что они так равнодушны, потому что на мели. Он присмотрелся к ним повнимательнее.
Босс никогда не забывал лиц, а эти были ему хорошо знакомы. Это была троица необузданных, побывавших в переделках парней, родом из самых разных мест, где родная земля почему-либо припекла им пятки, так что в конце концов, как осы, которых выкурили из гнезда, они отыскали себе единственное прибежище, где им было спокойно, где их достоинства нашли себе применение, а грехи были тотчас забыты.
Одним словом, они прибыли в Джовилл, где немедленно поступили на службу к его властелину, толстому, хитрому, чудовищно богатому Александру Шодрессу. И поскольку ему постоянно требовалось делать какую-нибудь грязную работенку, то и нужда в подобных личностях была у него тоже постоянная.
Он нанял этих троих для разных дел. Дэн Макгрюдер, чье багровое лицо покрывала недельной давности белесая щетина и чьи голубые глазки так и шныряли по сторонам, а выступающие зубы торчали из постоянно растянутого в непроизвольной ухмылке рта, был тотчас отправлен по следу пары мексиканских бандитов, которые за день до того совершили налет на местечко, опекаемое Большим Шодрессом. Тип с засаленными черными волосами, Лефти Манделл, получил более простую задачу — догнать одного карточного шулера, который заехал в Джовилл, загреб кучу деньжат, передергивая карты, и быстро смылся. Третьим был Хэнк Вестовер, долговязый, тощий мужчина, мосластый и тонконогий. Он присоединился к толпе охотников, которые нацелились совершить вояж по долине в поисках скота, предпочтительно принадлежащего Эндрю Эпперли.
Все трое превосходно проявили себя с первого же раза. Когда компанию грабителей вспугнул атакующий отряд разъяренных, негодующих, вопящих ковбоев Эндрю Эпперли, Хэнк Вестовер остался в тылу, руководимый собственными соображениями. Он нашел убежище между скал, венчавших вершину холма, послал оттуда пулю в плечо вожаку отряда, а потом затеял такую быструю и точную стрельбу с тыла, что сбитые с толку ковбои отступили, увозя с собой еще одного раненого, а Вестовер не спеша проехал через холмы и присоединился к своим товарищам.
Лефти Манделл шел по петляющему следу пять дней и застал в разгаре азартную игру в одном из равнинных городков. Он понаблюдал, как парень с помощью крапленой колоды очищает карманы сгрудившихся вокруг него простаков. Потом вывел его в тихую темную аллею и вытряхнул из него все деньги, оружие и крапленую колоду. Потом, для ровного счета отобрав у шулера и лошадь, он ускакал прочь и принес добычу хозяину, не попытавшись присвоить и пенни из захваченных денег.
Дэну Макгрюдеру досталась самая сложная задача. Он скакал за мексиканцами по горячему следу и под вечер второго дня погони сделал последний рывок, настигнув обоих. Но они начали стрелять. Он убил одного, однако и сам был дважды ранен. Ему удалось отползти в холмы, залечить там свои раны и вновь бесстрашно броситься по давно остывшему следу. Но он знал, что покалечил мексиканца почти так же сильно, как покалечили его самого. Почти месяц он обшаривал Юг, выискивал четкий, ясный след среди путаницы обманных намеков, пока наконец, ведомый лишь чутьем, не наткнулся прямо на того, кого искал. Мексиканец сидел на пороге дома в мексиканской части небольшого городка скотоводов. Ружья выстрелили по разу с каждой стороны. Мексиканец перевалился через порог и растянулся во весь рост, уткнувшись лицом в густую бархатную пыль, а мистер Макгрюдер, понаблюдав, как пороховой дым улетучивается в небеса, развернулся и поехал по собственному следу, весьма довольный содеянным и собой.
Таковы были три избранные души, наблюдавшие за развитием событий в грошовой партии покера, когда в игорный зал вошел мистер Шодресс. Он подозвал всех троих и начал разговор у стойки бара, предложив подошедшим по стакану паршивого коричневого виски.
— Парни, — сказал он, — для вас есть легкая работенка. Одиночка Джек бросил службу, слыхали?
Они кивнули.
— Теперь дорожка свободна. Пойдите и сделайте этого молокососа, Дэвида Эпперли.
Вестовер и Лефти Манделл с ворчанием задвигали стульями, одним глотком допили свое виски и быстро поднялись. Но Дэн Макгрюдер, растянув рот в ухмылке и больше обычного оскалив торчащие зубы, энергично помотал головой.
— В чем дело, Дэн? — спросил Вестовер. — Ты что, испугался этого щенка?
Дэн, за которым давно установилась прочная репутация храбреца, даже не счел нужным отвергать обвинение. Вместо этого он произнес значительно:
— Я не против работы, босс, но не хочу, чтоб на мне зарабатывали газетчики!
— Что это ты вспомнил про газетчиков? — спросил Шодресс.
— Потому что за кое-какие дела люди попадают в газетные заголовки. Я не против поохотиться за скальпами мексикашек или индейцев, и вы это знаете. И о шулере с белой кожей, и о любителе пострелять я тоже могу позаботиться. Но нападать со спины на порядочного человека, на парня, который стоит за закон и порядок и который ничего не сделал подлого и бесчестного, — это совсем другое дело! Я, может быть, и стреляю, но я не трусливый убийца!
Эту речь Дэн произнес с такой яростной убежденностью, что два его компаньона восхищенно уставились на него с открытыми ртами. Потом Хэнк Вестовер энергично задвигал кадыком, пока мысль прокладывала путь в его возбужденную голову.
— Скажите мне, если я буду не прав, — заявил он. — Когда джентльмен связывается с убийством, на которое газетчики слетаются как мухи на мед, ему самое время расстегивать пуговицу на воротнике, потому как в скором времени его шея сильно вытянется!
На мистера Шодресса этот разговор произвел гораздо большее впечатление, чем он старался показать, и его горящие крысиные глазки заметались от одного парня к другому. Они, конечно, были честнее и прямее своего босса, но он-то знал, что может справиться с ними при помощи хитрости. И сказал:
— Парни, вы думаете, что Дэвид Эпперли порядочный человек?
— Точно, — без колебаний ответил Дэн Макгрюдер. — Я этого джентльмена видел. У него глаз наметанный. Он вам в душу заглянет и не ошибется. Он вроде как в облаках витает и свысока глядит, но дело свое знает. А брат его уж точно человек порядочный!
Если бы Эндрю Эпперли мог слышать этот панегирик его брату, он бы уж наверняка немало порадовался.
— Еще я вас спрошу, — оборвал Макгрюдера Шодресс. — Вы знаете Стива Гранжа?
— Ну, кто же Стива не знает! Я с ним много дней провел в дороге. Хороший он парень, этот Стив. Правда, бешеный, как тигр.
— Да, — сказал Шодресс, — бешеный, злой, бесчестный и подлый, вот что о нем говорят!
— Кто говорит?! — воскликнул Дэн Макгрюдер, оскалив выступающие зубы, которые грозно блеснули. — Я бы поговорил с этой крысой, которая осмелилась такое ляпнуть про моего дружка! Да Стив безвреден как каша с молоком! Да он с себя последнюю рубашку снимет, да он за друга жизнь отдаст!
— Погоди-ка, — прервал его Шодресс. — Ты сам не знаешь, что мелешь! Ты ошибаешься в одном из двух. Ты сказал, что оба, и Эпперли, и Стив Гранж, хорошие люди. Но как это может быть, если Эпперли пытается засадить твоего дружка в тюрьму? И это еще не все. В тюрьме Стив Гранж скоро спятит. Пока они держат его здесь, они едва справляются с ним, чтоб он не разломал стены: ведь он не терпит, когда его запирают под замок. А когда они попытаются перевезти его в постоянную тюрьму, кто-нибудь обязательно за это поплатится. Разве это хорошо?
Мистер Макгрюдер замолчал под этим перекрестным огнем, которым Шодресс загонял его в угол. А тот еще и добавил:
— А разве Эпперли успокоится, если не засадит парня за решетку? Нет, вы еще мало знаете его, если так считаете! Он, как бульдог, вцепится мертвой хваткой и не отпустит, пока беднягу Стива не упекут. А это то же самое, что прострелить Стиву башку. И вы это знаете. Он вырвется на свободу или будет убит при попытке к бегству!
Дэн Макгрюдер признал справедливость этих слов и сказал, поднимаясь со стула:
— Шодресс, я не понимал правды, пока ты не объяснил мне, как обстоит дело. За мной должок! Сейчас пойду и сам найду этого Эпперли!
— Парни, — облегченно воскликнул Алек Шодресс, — не думайте, что про вас забудут после этой работы! Если об этом речь, я пригляжу, чтоб о вас позаботились! Да и если уж на то пошло, не будет уже никакого Эпперли, чтоб тащить вас в суд к этому тупице юристу! У меня наготове пять сотен долларов для каждого из вас, и вы их получите в ту же минуту, когда придете и доложите, что дело сделано!
Пять сотен долларов — больше, чем можно заработать за год, — и всего лишь за то, чтобы только спустить курок?! Лефти Манделл и Хэнк Вестовер расплылись от удовольствия, но Дэн Макгрюдер ответил почти печально:
— Не думал я, что ввяжусь в это дело, пока не поговорю с молодым Эпперли. Но если уж ввязываюсь, то не из-за платы. Если я возьму хоть пенни, тогда уж наверняка стану убийцей. Но если все же придется пристрелить Эпперли, так только потому, что Стив Гранж — мой друг!
— Я запомню это, — с некоторым уважением сказал Шодресс. — И позабочусь о том, чтобы Стив Гранж узнал об этих твоих словах!
Сейчас там сидело с полдюжины мужчин, трое играли в покер по пенни партия, еще трое просто угрюмо наблюдали за ними. Опытным глазом мистер Шодресс сразу разглядел, что они так равнодушны, потому что на мели. Он присмотрелся к ним повнимательнее.
Босс никогда не забывал лиц, а эти были ему хорошо знакомы. Это была троица необузданных, побывавших в переделках парней, родом из самых разных мест, где родная земля почему-либо припекла им пятки, так что в конце концов, как осы, которых выкурили из гнезда, они отыскали себе единственное прибежище, где им было спокойно, где их достоинства нашли себе применение, а грехи были тотчас забыты.
Одним словом, они прибыли в Джовилл, где немедленно поступили на службу к его властелину, толстому, хитрому, чудовищно богатому Александру Шодрессу. И поскольку ему постоянно требовалось делать какую-нибудь грязную работенку, то и нужда в подобных личностях была у него тоже постоянная.
Он нанял этих троих для разных дел. Дэн Макгрюдер, чье багровое лицо покрывала недельной давности белесая щетина и чьи голубые глазки так и шныряли по сторонам, а выступающие зубы торчали из постоянно растянутого в непроизвольной ухмылке рта, был тотчас отправлен по следу пары мексиканских бандитов, которые за день до того совершили налет на местечко, опекаемое Большим Шодрессом. Тип с засаленными черными волосами, Лефти Манделл, получил более простую задачу — догнать одного карточного шулера, который заехал в Джовилл, загреб кучу деньжат, передергивая карты, и быстро смылся. Третьим был Хэнк Вестовер, долговязый, тощий мужчина, мосластый и тонконогий. Он присоединился к толпе охотников, которые нацелились совершить вояж по долине в поисках скота, предпочтительно принадлежащего Эндрю Эпперли.
Все трое превосходно проявили себя с первого же раза. Когда компанию грабителей вспугнул атакующий отряд разъяренных, негодующих, вопящих ковбоев Эндрю Эпперли, Хэнк Вестовер остался в тылу, руководимый собственными соображениями. Он нашел убежище между скал, венчавших вершину холма, послал оттуда пулю в плечо вожаку отряда, а потом затеял такую быструю и точную стрельбу с тыла, что сбитые с толку ковбои отступили, увозя с собой еще одного раненого, а Вестовер не спеша проехал через холмы и присоединился к своим товарищам.
Лефти Манделл шел по петляющему следу пять дней и застал в разгаре азартную игру в одном из равнинных городков. Он понаблюдал, как парень с помощью крапленой колоды очищает карманы сгрудившихся вокруг него простаков. Потом вывел его в тихую темную аллею и вытряхнул из него все деньги, оружие и крапленую колоду. Потом, для ровного счета отобрав у шулера и лошадь, он ускакал прочь и принес добычу хозяину, не попытавшись присвоить и пенни из захваченных денег.
Дэну Макгрюдеру досталась самая сложная задача. Он скакал за мексиканцами по горячему следу и под вечер второго дня погони сделал последний рывок, настигнув обоих. Но они начали стрелять. Он убил одного, однако и сам был дважды ранен. Ему удалось отползти в холмы, залечить там свои раны и вновь бесстрашно броситься по давно остывшему следу. Но он знал, что покалечил мексиканца почти так же сильно, как покалечили его самого. Почти месяц он обшаривал Юг, выискивал четкий, ясный след среди путаницы обманных намеков, пока наконец, ведомый лишь чутьем, не наткнулся прямо на того, кого искал. Мексиканец сидел на пороге дома в мексиканской части небольшого городка скотоводов. Ружья выстрелили по разу с каждой стороны. Мексиканец перевалился через порог и растянулся во весь рост, уткнувшись лицом в густую бархатную пыль, а мистер Макгрюдер, понаблюдав, как пороховой дым улетучивается в небеса, развернулся и поехал по собственному следу, весьма довольный содеянным и собой.
Таковы были три избранные души, наблюдавшие за развитием событий в грошовой партии покера, когда в игорный зал вошел мистер Шодресс. Он подозвал всех троих и начал разговор у стойки бара, предложив подошедшим по стакану паршивого коричневого виски.
— Парни, — сказал он, — для вас есть легкая работенка. Одиночка Джек бросил службу, слыхали?
Они кивнули.
— Теперь дорожка свободна. Пойдите и сделайте этого молокососа, Дэвида Эпперли.
Вестовер и Лефти Манделл с ворчанием задвигали стульями, одним глотком допили свое виски и быстро поднялись. Но Дэн Макгрюдер, растянув рот в ухмылке и больше обычного оскалив торчащие зубы, энергично помотал головой.
— В чем дело, Дэн? — спросил Вестовер. — Ты что, испугался этого щенка?
Дэн, за которым давно установилась прочная репутация храбреца, даже не счел нужным отвергать обвинение. Вместо этого он произнес значительно:
— Я не против работы, босс, но не хочу, чтоб на мне зарабатывали газетчики!
— Что это ты вспомнил про газетчиков? — спросил Шодресс.
— Потому что за кое-какие дела люди попадают в газетные заголовки. Я не против поохотиться за скальпами мексикашек или индейцев, и вы это знаете. И о шулере с белой кожей, и о любителе пострелять я тоже могу позаботиться. Но нападать со спины на порядочного человека, на парня, который стоит за закон и порядок и который ничего не сделал подлого и бесчестного, — это совсем другое дело! Я, может быть, и стреляю, но я не трусливый убийца!
Эту речь Дэн произнес с такой яростной убежденностью, что два его компаньона восхищенно уставились на него с открытыми ртами. Потом Хэнк Вестовер энергично задвигал кадыком, пока мысль прокладывала путь в его возбужденную голову.
— Скажите мне, если я буду не прав, — заявил он. — Когда джентльмен связывается с убийством, на которое газетчики слетаются как мухи на мед, ему самое время расстегивать пуговицу на воротнике, потому как в скором времени его шея сильно вытянется!
На мистера Шодресса этот разговор произвел гораздо большее впечатление, чем он старался показать, и его горящие крысиные глазки заметались от одного парня к другому. Они, конечно, были честнее и прямее своего босса, но он-то знал, что может справиться с ними при помощи хитрости. И сказал:
— Парни, вы думаете, что Дэвид Эпперли порядочный человек?
— Точно, — без колебаний ответил Дэн Макгрюдер. — Я этого джентльмена видел. У него глаз наметанный. Он вам в душу заглянет и не ошибется. Он вроде как в облаках витает и свысока глядит, но дело свое знает. А брат его уж точно человек порядочный!
Если бы Эндрю Эпперли мог слышать этот панегирик его брату, он бы уж наверняка немало порадовался.
— Еще я вас спрошу, — оборвал Макгрюдера Шодресс. — Вы знаете Стива Гранжа?
— Ну, кто же Стива не знает! Я с ним много дней провел в дороге. Хороший он парень, этот Стив. Правда, бешеный, как тигр.
— Да, — сказал Шодресс, — бешеный, злой, бесчестный и подлый, вот что о нем говорят!
— Кто говорит?! — воскликнул Дэн Макгрюдер, оскалив выступающие зубы, которые грозно блеснули. — Я бы поговорил с этой крысой, которая осмелилась такое ляпнуть про моего дружка! Да Стив безвреден как каша с молоком! Да он с себя последнюю рубашку снимет, да он за друга жизнь отдаст!
— Погоди-ка, — прервал его Шодресс. — Ты сам не знаешь, что мелешь! Ты ошибаешься в одном из двух. Ты сказал, что оба, и Эпперли, и Стив Гранж, хорошие люди. Но как это может быть, если Эпперли пытается засадить твоего дружка в тюрьму? И это еще не все. В тюрьме Стив Гранж скоро спятит. Пока они держат его здесь, они едва справляются с ним, чтоб он не разломал стены: ведь он не терпит, когда его запирают под замок. А когда они попытаются перевезти его в постоянную тюрьму, кто-нибудь обязательно за это поплатится. Разве это хорошо?
Мистер Макгрюдер замолчал под этим перекрестным огнем, которым Шодресс загонял его в угол. А тот еще и добавил:
— А разве Эпперли успокоится, если не засадит парня за решетку? Нет, вы еще мало знаете его, если так считаете! Он, как бульдог, вцепится мертвой хваткой и не отпустит, пока беднягу Стива не упекут. А это то же самое, что прострелить Стиву башку. И вы это знаете. Он вырвется на свободу или будет убит при попытке к бегству!
Дэн Макгрюдер признал справедливость этих слов и сказал, поднимаясь со стула:
— Шодресс, я не понимал правды, пока ты не объяснил мне, как обстоит дело. За мной должок! Сейчас пойду и сам найду этого Эпперли!
— Парни, — облегченно воскликнул Алек Шодресс, — не думайте, что про вас забудут после этой работы! Если об этом речь, я пригляжу, чтоб о вас позаботились! Да и если уж на то пошло, не будет уже никакого Эпперли, чтоб тащить вас в суд к этому тупице юристу! У меня наготове пять сотен долларов для каждого из вас, и вы их получите в ту же минуту, когда придете и доложите, что дело сделано!
Пять сотен долларов — больше, чем можно заработать за год, — и всего лишь за то, чтобы только спустить курок?! Лефти Манделл и Хэнк Вестовер расплылись от удовольствия, но Дэн Макгрюдер ответил почти печально:
— Не думал я, что ввяжусь в это дело, пока не поговорю с молодым Эпперли. Но если уж ввязываюсь, то не из-за платы. Если я возьму хоть пенни, тогда уж наверняка стану убийцей. Но если все же придется пристрелить Эпперли, так только потому, что Стив Гранж — мой друг!
— Я запомню это, — с некоторым уважением сказал Шодресс. — И позабочусь о том, чтобы Стив Гранж узнал об этих твоих словах!
Глава 21
ПОСЛАНЦЫ СМЕРТИ
Никто не может сказать, что бы произошло, если бы трое преследователей не руководствовались безошибочной интуицией мистера Дэна Макгрюдера. Она прямиком повела его через гостиничные двери вниз по главной улице, а там его потянуло выйти на прихотливо изогнутую тропинку, окаймляющую Джовилл. И, пройдя сотню футов этим извилистым путем, троица вышла к окраине сада семьи Гранж, где внезапно наткнулись на мистера Дэвида Эпперли.
— Это он! — заорал Хэнк Вестовер. — Парни, я его вижу!
Но рука Дэна Макгрюдера молниеносно взлетела и ударила товарища по правой руке, в которой тот держал револьвер.
— Сперва мы с ним поговорим, — сказал он. — Мы не какая-нибудь шайка убийц, Хэнк.
Хэнк Вестовер заворчал:
— Не вижу ничего хорошего в том, чтобы заводить разговоры, когда потом все одно придется стрелять!
Может быть, в словах Хэнка Вестовера и таилась глубокая истина, но Макгрюдер не собирался менять своего решения. Дэвид Эпперли, разглядев в вечерних сумерках блеск стали, — блеск, который означал, как он правильно догадался, нацеленное на него оружие, — остановился на ходу и ждал развития событий, демонстративно положив правую руку на кобуру У бедра. К нему приблизился Макгрюдер.
— Эпперли, — сказал он, — мое имя Дэн Макгрюдер. Я пришел поговорить с вами пару минут о моем приятеле. Я имею в виду Стива Гранжа.
— Что вы хотите услышать? — спросил Дэвид Эпперли, бросив острый взгляд на тех двоих, что держались поодаль.
— Вы насчет них не беспокойтесь, — сказал Дэн. — Они не собираются вас трогать. Я хочу сперва мирно с вами поговорить!
В этой речи заключался мрачный намек, и Дэвид тотчас уловил его. Еще он понял, что это, возможно, пришла к нему сама смерть. И он побледнел немного, хотя жизнь — особенно сейчас, в этом месте, куда доносилось благоухание из сада Гранжей, — казалась ему столь сладкой. Но он не мог даже и помыслить о том, чтобы отступить или изменить свою позицию ради примирения.
— У меня есть немного времени, чтобы выслушать вас, Макгрюдер, — сказал он. — Полагаю, вас послал Шодресс?
— Я буду говорить от своего имени, и ни от какого другого.
— Предупреждаю вас, Макгрюдер. Я знаю, что вы подошли ко мне потому, что Одиночки Джека больше нет со мной рядом. Ваши парни думают, что я не умею управляться с револьвером. Так вот, я это умею. Точка. Так что вы хотели сказать?
Вы видите, что речь Дэвида нельзя было назвать вежливой, но Макгрюдер не обиделся. Он знал, что видит перед собой очень храброго человека, прижатого к стене, и со своей стороны не испытывал к законнику ничего, кроме симпатии и уважения.
Он не удержался и сказал:
— Тебя крепко прижали, приятель. Мне нравится, что ты не даешь нам спуску. Но я тебе скажу вот что: я и не думал про Одиночку Джека. Да будь он даже с тобой, это мне без разницы. Я бы и при нем сказал то же самое, что собираюсь сказать сейчас. Ты мне нравишься, Эпперли. Я за тебя. У тебя есть мужество, а здесь это ценят. Но ты хочешь до смерти замучить моего дружка! Я про Стива Гранжа.
— Стив Гранж! — откликнулся Дэвид Эпперли. Не удержавшись, он бросил взгляд на домик, стоявший неподалеку. — Так, значит, это она послала вас ко мне?
— Эстер? — мгновенно догадавшись, переспросил Макгрюдер. — Нет, девчонка меня не посылала. Я говорю, что объездил со Стивом весь этот край вдоль и поперек. Он парень в порядке. Это я как бы свидетелем на суде выступаю.
Мозг юриста против его воли принялся анализировать это показание, пытаясь понять, стоит ли к нему прислушаться.
— Вы говорите, что знаете про Гранжа. Теперь я скажу, что известно мне. А я знаю одно: стадо скота, принадлежащее Эндрю Эпперли, сбил в кучу и погнал прочь именно этот человек. Его настигли и окружили пятеро. Даже в этих обстоятельствах он оказывал сопротивление…
— Ага! — радостно воскликнул Макгрюдер. — Старину Стива ничем не запугаешь!
— Он отчаянно отбивался, не жалея ни своей жизни, ни жизни тех, кто его окружил. Одна его пуля пробила шляпу ковбоя, другая проделала дыру в куртке; без сомнения, третьей пулей он уложил бы кого-нибудь наземь, и его заставила прекратить стрельбу только пуля, случайно едва задевшая его голову и сбившая его с коня. Только поэтому удалось захватить Стива прежде, чем он совершил убийство, а может, и не одно. Вот по каким причинам, а также потому, что, как нам известно, он всегда был заносчивым, легкомысленным, праздношатающимся; что он любил встревать в перестрелки, всегда готов подраться, но никогда не готов поработать…
— Вот уж нет! — перебил его собеседник. — Я работал бок о бок со Стивом. Ни в одном ковбойском лагере не называли его лентяем. Он объезжал свой участок в феврале, в метель, и никогда не отлынивал в августе из-за жары. Он никого не надувал, как бы вы там ни считали! Я с ним дружил. Я с ним работал. Порядочнее парня в целом мире нет!
— Я думаю, — сказал Дэвид, — в какой-то степени вы правы. Видит Бог, я не питаю к нему ни малейшей злобы. Он человек храбрый и на свой лад честный. Но он воровал скот и пытался убить тех, кто хотел помешать воровству. На это может быть только один ответ — тюрьма!
Повисло долгое молчание. Ветерок, неслышно подкравшись вдоль улицы, закрутил небольшой пыльный смерч, ясно видимый в свете звезд. Колеблющийся столбик пыли, двигаясь с шуршанием, подобным шепоту, напоминал привидение, и Дэвид знал, что это предвестник его скорого конца!..
— Вот что я вам скажу, — откликнулся наконец Макгрюдер. — Я не желаю слушать всякие ваши фантазии и рассуждения по этому поводу. Скажу только, что друг есть друг, и я не назову того человека другом, который не встанет за меня, коли что со мной случится. Понимаете, Эпперли? Вы мне нравитесь. Вы не трус. Вы настоящий мужчина. Будь другой расклад, я бы хотел говорить о вас так же, как говорю сейчас о Стиве. Но вот что: Стив — мой друг. Я прошу вас, будьте так добры, вытащите его из того дерьма, в которое он вляпался! Потому что, если вы запихнете его за решетку, он там спятит!
Макгрюдер произнес эти слова так энергично, что голос его загремел, а зубы выступили еще больше, так что тонкие губы, растянувшись, совсем перестали быть видны. Вот как он верил в то, что говорил!
— Это он! — заорал Хэнк Вестовер. — Парни, я его вижу!
Но рука Дэна Макгрюдера молниеносно взлетела и ударила товарища по правой руке, в которой тот держал револьвер.
— Сперва мы с ним поговорим, — сказал он. — Мы не какая-нибудь шайка убийц, Хэнк.
Хэнк Вестовер заворчал:
— Не вижу ничего хорошего в том, чтобы заводить разговоры, когда потом все одно придется стрелять!
Может быть, в словах Хэнка Вестовера и таилась глубокая истина, но Макгрюдер не собирался менять своего решения. Дэвид Эпперли, разглядев в вечерних сумерках блеск стали, — блеск, который означал, как он правильно догадался, нацеленное на него оружие, — остановился на ходу и ждал развития событий, демонстративно положив правую руку на кобуру У бедра. К нему приблизился Макгрюдер.
— Эпперли, — сказал он, — мое имя Дэн Макгрюдер. Я пришел поговорить с вами пару минут о моем приятеле. Я имею в виду Стива Гранжа.
— Что вы хотите услышать? — спросил Дэвид Эпперли, бросив острый взгляд на тех двоих, что держались поодаль.
— Вы насчет них не беспокойтесь, — сказал Дэн. — Они не собираются вас трогать. Я хочу сперва мирно с вами поговорить!
В этой речи заключался мрачный намек, и Дэвид тотчас уловил его. Еще он понял, что это, возможно, пришла к нему сама смерть. И он побледнел немного, хотя жизнь — особенно сейчас, в этом месте, куда доносилось благоухание из сада Гранжей, — казалась ему столь сладкой. Но он не мог даже и помыслить о том, чтобы отступить или изменить свою позицию ради примирения.
— У меня есть немного времени, чтобы выслушать вас, Макгрюдер, — сказал он. — Полагаю, вас послал Шодресс?
— Я буду говорить от своего имени, и ни от какого другого.
— Предупреждаю вас, Макгрюдер. Я знаю, что вы подошли ко мне потому, что Одиночки Джека больше нет со мной рядом. Ваши парни думают, что я не умею управляться с револьвером. Так вот, я это умею. Точка. Так что вы хотели сказать?
Вы видите, что речь Дэвида нельзя было назвать вежливой, но Макгрюдер не обиделся. Он знал, что видит перед собой очень храброго человека, прижатого к стене, и со своей стороны не испытывал к законнику ничего, кроме симпатии и уважения.
Он не удержался и сказал:
— Тебя крепко прижали, приятель. Мне нравится, что ты не даешь нам спуску. Но я тебе скажу вот что: я и не думал про Одиночку Джека. Да будь он даже с тобой, это мне без разницы. Я бы и при нем сказал то же самое, что собираюсь сказать сейчас. Ты мне нравишься, Эпперли. Я за тебя. У тебя есть мужество, а здесь это ценят. Но ты хочешь до смерти замучить моего дружка! Я про Стива Гранжа.
— Стив Гранж! — откликнулся Дэвид Эпперли. Не удержавшись, он бросил взгляд на домик, стоявший неподалеку. — Так, значит, это она послала вас ко мне?
— Эстер? — мгновенно догадавшись, переспросил Макгрюдер. — Нет, девчонка меня не посылала. Я говорю, что объездил со Стивом весь этот край вдоль и поперек. Он парень в порядке. Это я как бы свидетелем на суде выступаю.
Мозг юриста против его воли принялся анализировать это показание, пытаясь понять, стоит ли к нему прислушаться.
— Вы говорите, что знаете про Гранжа. Теперь я скажу, что известно мне. А я знаю одно: стадо скота, принадлежащее Эндрю Эпперли, сбил в кучу и погнал прочь именно этот человек. Его настигли и окружили пятеро. Даже в этих обстоятельствах он оказывал сопротивление…
— Ага! — радостно воскликнул Макгрюдер. — Старину Стива ничем не запугаешь!
— Он отчаянно отбивался, не жалея ни своей жизни, ни жизни тех, кто его окружил. Одна его пуля пробила шляпу ковбоя, другая проделала дыру в куртке; без сомнения, третьей пулей он уложил бы кого-нибудь наземь, и его заставила прекратить стрельбу только пуля, случайно едва задевшая его голову и сбившая его с коня. Только поэтому удалось захватить Стива прежде, чем он совершил убийство, а может, и не одно. Вот по каким причинам, а также потому, что, как нам известно, он всегда был заносчивым, легкомысленным, праздношатающимся; что он любил встревать в перестрелки, всегда готов подраться, но никогда не готов поработать…
— Вот уж нет! — перебил его собеседник. — Я работал бок о бок со Стивом. Ни в одном ковбойском лагере не называли его лентяем. Он объезжал свой участок в феврале, в метель, и никогда не отлынивал в августе из-за жары. Он никого не надувал, как бы вы там ни считали! Я с ним дружил. Я с ним работал. Порядочнее парня в целом мире нет!
— Я думаю, — сказал Дэвид, — в какой-то степени вы правы. Видит Бог, я не питаю к нему ни малейшей злобы. Он человек храбрый и на свой лад честный. Но он воровал скот и пытался убить тех, кто хотел помешать воровству. На это может быть только один ответ — тюрьма!
Повисло долгое молчание. Ветерок, неслышно подкравшись вдоль улицы, закрутил небольшой пыльный смерч, ясно видимый в свете звезд. Колеблющийся столбик пыли, двигаясь с шуршанием, подобным шепоту, напоминал привидение, и Дэвид знал, что это предвестник его скорого конца!..
— Вот что я вам скажу, — откликнулся наконец Макгрюдер. — Я не желаю слушать всякие ваши фантазии и рассуждения по этому поводу. Скажу только, что друг есть друг, и я не назову того человека другом, который не встанет за меня, коли что со мной случится. Понимаете, Эпперли? Вы мне нравитесь. Вы не трус. Вы настоящий мужчина. Будь другой расклад, я бы хотел говорить о вас так же, как говорю сейчас о Стиве. Но вот что: Стив — мой друг. Я прошу вас, будьте так добры, вытащите его из того дерьма, в которое он вляпался! Потому что, если вы запихнете его за решетку, он там спятит!
Макгрюдер произнес эти слова так энергично, что голос его загремел, а зубы выступили еще больше, так что тонкие губы, растянувшись, совсем перестали быть видны. Вот как он верил в то, что говорил!