— Что я имею?
   — Если условия — это единственное, что вас удерживает, мы скоро договоримся. Говорите, что требуете. Самый лучший способ начать дело.
   Монтерей улыбался в предвкушении, что Питер уже у него в руках.
   — Мне нужны факты, — заявил Питер.
   — Не деньги?
   — Плевал я на них.
   Монтерей удивленно уставился на парня.
   — Я хочу знать, почему Тигр должен умереть, — продолжал Питер.
   — А его преступления, разве этого мало? — отрезал богач.
   Он зажег сигару и выкурил ее в несколько быстрых затяжек. Пожалуй, единственная заметная реакция на настойчивое любопытство.
   — Преступления, — с нагловатой ухмылкой заметил Питер, — вызывают у меня лишь симпатии.
   — На его счету сотни убийств.
   — На моем около двух десятков, — возразил Питер, — но я всегда стрелял, обороняясь.
   — Его преступления подтверждают тысячи свидетелей, — продолжал Монтерей.
   — Мои тоже, — добавил Питер. — Всегда найдется тысяча лжецов, готовых броситься на лежачего! Однако у него есть сторонники, даже в этом городке.
   — Его боятся, мистер Куинс.
   — Может, и так, но одним страхом нельзя удержать в спокойствии целый город. Между прочим, не думаете ли вы, что все здешние обитатели исполняют ваши желания из одной любви к вам?
   — Это предмет моей гордости.
   — Ошибаетесь.
   — Кто-нибудь сказал, что боится меня?
   — Я видел страх в глазах по меньшей мере двух десятков людей. Улыбаетесь, сеньор? Вижу, вам это льстит!
   — Вы весьма наблюдательны, — заметил Монтерей, — но все же заблуждаетесь.
   — Возможно.
   — Но вернемся к Тигру. Я вижу, что вам надо. Вы не удовлетворены объяснением, что этот человек — сущее бедствие для всех, и хотите понять, почему именно я считаю его своим врагом?
   — Точно.
   — Вам станет легче, если я скажу вам, что у меня есть личные основания его ненавидеть?
   — Повторяю, сеньор Монтерей, я не стану гнаться за ним ни мили, если у меня не появится веских оснований преследовать его как жалкого койота. Я никогда не охотился на человека, и мне не нравится сама эта идея!
   — Хорошо, я дам вам основания ненавидеть его. Итак, у меня есть племянница, которая мне как дочь. И причина моей ненависти связана с ней.
   Он замолк, хмуро глядя в пол, будто собирался с силами, чтобы начать трудный разговор.
   — Моя сестра овдовела через три месяца после того, как вышла замуж, — начал он. — Она вернулась в мой дом, и в должный срок я отвез ее в Мехико. Родила девочку… Господи, уже прошло восемнадцать лет! Девочку назвали Мэри, так хотел при жизни покойный муж сестры. Мать с ребенком вернулись в Каса-Монтерей. После рождения дочери сестра окончательно потеряла здоровье. Когда Мэри исполнилось пять лет, ее украли.
   — Похитили ради выкупа? — воскликнул Питер.
   — Именно так. Рассказывали, что ее схватил всадник, когда она играла в саду у подножия скалы. Известие убило мою сестру! Для меня, бездетного холостяка, это явилось… — Играя желваками, он замолчал, потом нашел силы взять себя в руки. — Вспоминать этот день — все равно что смотреть в дуло револьвера… Хотя потом случались и счастливые дни.
   — Итак, всадник…
   — Тем всадником, разумеется, был Тигр.
   — Почему — разумеется?
   — Отчасти потому, что его видели и узнали по его росту, его коню и манере ездить; отчасти потому, что во всей стране не нашелся бы другой человек, который, откровенно говоря, осмелился бы совершить такое в отношении ребенка, живущего в Каса-Монтерей. Тигра знал каждый. Он американец и появился в Мексике за пять лет до того печального происшествия.
   — Однако Мэри вам вернули?
   — Мы гнались за ним в глубь гор. Он похитил ее ясным утром. Однако стояла зима, и в горах, куда бандит уходил, поднялась вьюга, настоящая снежная буря. Я и поныне помню обжигающий лицо и перехватывающий дыхание ураганный ветер! В такой дикий холод Тигру оставалось или бросить Мэри, или дать ей замерзнуть у него на руках. Он ее оставил. Мы нашли ребенка завернутым в его куртку и дождевик. И…
   — Выходит, ради нее он рисковал замерзнуть сам? — перебил его Питер Куинс.
   — В случае удачи девочка означала бы для него целое состояние. Конечно, поэтому он и завернул ее таким образом.
   — Бросил ее, пожертвовав собственной одеждой?
   — Я не психолог.
   — Ладно, продолжайте.
   — В тот раз он от нас ушел. Мы с полузамерзшей Мэри вернулись в Каса-Монтерей. Тогда я впервые понял, как она мне дорога… то ли потому, что чуть ее не потерял… я так радовался ее возвращению, что кончину сестры перенес сравнительно легко. Во всяком случае, девочка осталась со мной, Тигр в кои-то веки потерпел поражение, правда, из-за погоды! Мы думали, что этим все кончилось, но спустя месяц этот сорвиголова предпринял новую попытку!
   — Что его заставило?
   — Неужели трудно догадаться? Знал, как знает и теперь, что если она будет в его руках, то только за ее возвращение он сможет получить половину моего состояния. Исколесив Мексику вдоль и попрек, он не награбил и десятой части того, что заплатил бы я. Это вам ясно?
   — Вполне. И все же…
   — Да?
   — Я видел Тигра. Даже разглядел за дулом револьвера его лицо. Но у меня не создалось впечатления, что это тот человек, который станет охотиться за детьми ради выкупа. Он действительно похож на тигра, как вы его называете, но в нем жестокость другого рода. Однако…
   — За последние дюжину лет он предпринимал еще пять попыток, — перебил Монтерей. — Словом, друг мой, он вбил себе в голову, что хитрее меня и моих людей.
   — Но вы его не подпускаете.
   — В доме и вокруг него постоянно находятся пятьдесят вооруженных охранников. Достаточно нажать в этой комнате кнопку, как не далее чем через десять секунд здесь появится десяток бойцов.
   — Плохая работа… плохая работа, сеньор, — невозмутимо заметил Питер. — Убийца успеет выстрелить и удрать за сотню ярдов… и все за десять секунд! — Он покачал головой. — Вам надо бы заботиться о себе получите. Охрана у вас никуда, сеньор.
   — Похоже, сегодня вы в хорошем настроении, — улыбнулся Монтерей.
   — И все же, — продолжал Питер, — не вижу, чем могу быть полезен человеку, который сам творит чудеса.
   — Вы имеете в виду…
   — Для вас пустяк за один вечер махнуть в город за сорок миль отсюда и вернуться обратно.
   — Вы говорите о телефоне.
   — Только и всего? — И Питер расхохотался вместе с Монтереем. — А я-то по глупости не догадался. А что, телефон на другом конце пишет ваши послания?
   — Вы имеете в виду то, которое я передал Хуану Гарьену со всадником?
   — Он действительно получил его таким путем?
   — Сущая правда. У меня в городе есть доверенный человек. Он пишет мои послания и научился очень точно подделывать мою подпись. Без него мне бы не обойтись. Благодаря ему жители городка считают, что я повелеваю сверхъестественными силами. Знаете, здесь, в горах, не так уж много телефонов.
   — Думаю, что так. Как же вам удалось, не привлекая внимания, провести его?
   — Не посвящая никого в суть дела, я доставил с юга большую партию рабочих, которые под руководством одного инженера очень быстро проложили кабель. Работы велись в разгар зимы, когда бушевали вьюги. Тем охотникам, которые наталкивались на связистов, из-за холода было недосуг подробно расспрашивать. И вот результат — теперь здесь считают, что я способен за десять секунд слетать в город и обратно.
   — Однако вы раскрываете загадку первому встречному?
   — Тем, кого это интересует. Неужели такой пустяк заставил вас задуматься?
   — Я во всем люблю ясность, — серьезно подчеркнул Питер.
   — Как видите, я постарался насколько мог.
   — Глубоко вам признателен.
   — А как насчет предлагаемого вам дела?
   — Мэри живет у вас уже восемнадцать лет. Почему вдруг испугались теперь?
   — Я не переставал бояться. Всегда искал силу, способную убрать Тигра со сцены.
   — Если откровенно, какая связь между захватом бандитами Мартина Эвери и вашим внезапным решением взять меня на службу?
   — Не догадываетесь?
   — Эвери узнал что-то важное для вас, и вы опасаетесь, что Тигр расколет его.
   — Вы не ошиблись.
   — Так в чем секрет?
   — Если откровенно, не имею возможности ответить на ваш вопрос. Если бы я мог!
   — В таком случае, если, в свою очередь, быть откровенным, я не могу быть к вашим услугам, сеньор Монтерей.
   — Вы серьезно? Нет, подумайте до вечера. Давайте сначала поужинаем, а потом будем решать.
   — Как вам угодно.
   — Мне бы хотелось. Вас проводят в вашу комнату. Чувствуйте себя как дома, все удобства к вашим услугам… пока не решите, а на это не обязательно надо много дней.
   При этих словах он нажал утопленную в подлокотнике кнопку и приказал возникшему в. дверях слуге проводить гостя в отведенные ему покои. Тому ничего не оставалось, как, попрощавшись с хозяином, покинуть библиотеку. Следуя за слугой по широкой лестнице, Питер размышлял, отчего нахмурился хозяин, когда он повернулся уходить, — то ли от какой-то мысли, то ли от закипавшей злости. Ему также пришло в голову, что войти сюда куда легче, чем выбраться отсюда. Это, пожалуй, будет очень трудно.

Глава 24
ПОЕДИНОК ЕЩЕ С ОДНОЙ МЭРИ

   Покои, куда привели Питера, включали в себя целую анфиладу комнат, состоявшую из спальни, гостиной, ванной, небольшой комнатки для прислуги и садика на крыше, куда выглядывали окна гостиной и куда открывалась стеклянная дверь. И в довершение всего — идеально обставленная небольшая библиотека с полками книг в богатых переплетах и роскошным камином с двумя такими уютными креслами по бокам, что при одном их виде улетучивались все заботы. Погрузившись в одно из них, Питер принялся обдумывать свое положение. Вскоре позади раздались легкие шаги, и он увидел перед собой слугу, обратившегося к нему «мсье» и пожелавшего знать, как он предпочел бы одеться к ужину. Когда Питер стал уверять, что все его на нем, камердинер с поклоном взял на себя смелость сообщить, что он упустил из виду гардеробную, и предложил ее показать.
   Посмотреть было на что. Проследовав за ним в спальню, Питер обнаружил платяной шкаф размером с добрую комнату, увешанный самыми разнообразными костюмами. Бриджи, плотные уличные брюки, халаты и смокинги — короче, здесь имелось больше одежды, чем Питер когда-либо видел у одного человека. Что касалось его, то он на каждый день обходился несколькими штанами и фланелевыми рубашками с курткой, шейной косынкой, сомбреро да сапогами. А по торжественным случаям облачался в единственную «воскресную» пару.
   Однако теперь он встал перед дилеммой — приходилось решать, что надеть к ужину. Камердинер так искусно привлекал его внимание к тому или иному предмету, что казалось, командует Питер, а совсем не слуга. В конечном счете, оказавшись в смокинге, он пораженно оглядел себя в высоком зеркале — стройная безупречная фигура. Таким себя Питер еще никогда не видел. Как будто в данную минуту его возвели в княжеское достоинство.
   — Откуда, черт возьми, у сеньора Монтерея столько барахла? — воскликнул он. — Неужели он таким же образом встречает всех гостей?
   Камердинер не понял. Ему лишь сказано, что одежда для гостя находится в спальне. Как видите, она здесь! Итак, когда подошло время, Питер стал неторопливо спускаться вниз, ощущая контраст между бронзовыми от загара лицом и руками и белизной воротничка и манжет. Еще сильнее ощущалось отсутствие револьвера.
   В такой плотно облегавшей одежде его абсолютно невозможно пристроить таким образом, чтобы он не бросался в глаза. Для этой цели больше пригодился бы небольшой короткоствольный пистолет. Не носить же в открытую оружие в присутствии такого любезного хозяина. Пока он спускался, ему не раз пришло на ум, что вся эта церемония с переодеванием к ужину всего лишь уловка, ради того, чтобы обезоружить его и тем самым оставить беспомощным.
   При этой мысли Питер стиснул зубы, но, увидев сиявшего радушием хозяина, шагнувшего навстречу, и ожидавший его коктейль, отринул подозрения. Рассказанная сеньором забавная история и коктейль убили всякую осторожность, и Питер посмотрел на Монтерея новыми глазами. Исчез, испарился куда-то хитрый интриган. Перед ним стоял движимый благородными побуждениями обыкновенный человек, посвятивший жизнь счастью племянницы. Монтерей заговорил о ней.
   — Сейчас найдете то, на розыски чего отправились, — предупредил он. — Полагаю, она скоро спустится.
   — Вы всегда читаете чужие мысли? — спросил, краснея, Питер.
   — В жизни не читал, — ответил сеньор. — Но, знаете ли, каждому по силам простые умозаключения, как у великих сыщиков. И коли мне известно, что шесть женщин в разное время навлекли на вас неприятности, могу предположить, что седьмая вас от неприятностей избавит! — И так заразительно рассмеялся, что Питер, не устояв, расхохотался вместе с ним.
   — Как, черт побери, вам удалось столько обо мне разузнать? — удивился Питер.
   — Неужели не понимаете: наломали столько дров, что заставили о себе говорить?
   — Предполагаю.
   — Многие охотники за славой прежде подумали бы, если бы знали, что известность — это бредень, который извлечет на поверхность все прошлое и выставит на всеобщее обозрение все темные делишки. Мы, обыкновенные люди, чаще всего ковыляем потихоньку в тени. Забываем о собственных грехах. Но ежели попадаем на глаза людей, нам припоминается все. Оказываемся в лучах прожекторов. Так и вы, Куинс. Как только начали свое бегство на юг, лучи прожекторов обратились к вам. И когда я захотел получить интересующую информацию, мне стоило лишь связаться с Эль-Пасо. Рассказали даже больше того, что я запрашивал. Вам приписали десятки убийств, которых вы никак не могли совершить, и среди прочего обратили внимание на ваше происхождение, доложили о приютившей вас семье, о шести дамах, встреченных вами на жизненном пути, с которыми вы завели интрижки. Утверждали даже, что вы известный развратник. — Все стало понятно. Чтобы добыть исчерпывающие сведения, Монтерей всего лишь снял трубку и поговорил по телефону с сержантом полиции в Эль-Пасо. — Мне также сообщили, — продолжал Монтерей, — что последние четыре года вы регулярно высылали деньги своему приемному отцу. И это, Куинс, убедило меня, что вы именно тот человек, который мне нужен. Даже среди любителей подраться вы прославились своими бойцовскими качествами. И в то же время способны услужить женщине. Вот почему я решил, что вам по силам сокрушить Тигра, а защита женщины мотив достаточный, чтобы пойти на такой шаг. Но если…
   Монтерей смолк, и Питер, обернувшись, увидел, что в комнату входит она. Еще не разглядев ее черты, он ощутил, будто вместе с этим юным, очаровательным, счастливым созданием в комнату ворвалась свежесть раннего утра. Он не понимал, улыбается она ему или же посмеивается над ним. Очарованный ее красотой, он витал как в тумане. Не помнил, как прошел ужин. Смутно осознавал, что Монтерей не переставая о чем-то говорит, что он сам, бессмысленно глядя на собеседников, старается вести себя как нормальный человек и что его пытаются вовлечь в разговор. Заметив, как Мэри недоуменно нахмурилась, почувствовал себя законченным дураком. Больше его не беспокоили.
   Сеньор окончательно взял бразды разговора в свои руки и справлялся с этим идеально. Хороший хозяин способен разговорить даже статую, и Монтерею в конце концов это удалось с Питером Куинсом. После трапезы они вышли в сад, разбитый на крыше по одну сторону дома. Воздух был прохладен в той мере, когда приятнее прохаживаться, чем сидеть, и они стали не спеша прогуливаться вдоль здания, пока Монтерей не нашел повод на несколько минут оставить Питера и Мэри одних.
   — Как только я уйду, — пошутил он, обращаясь к племяннице, — Куинс скорее всего начнет говорить, как ты прекрасна. Он известный донжуан. Не верь ни единому его слову!
   И ушел, смеясь и довольно потирая руки. Однако Мэри не произнесла ни слова и не улыбнулась.
   — За дядей Фелипе водится такая дурная привычка, — вздохнула она, — страшно любит ставить других в глупое положение.
   — Но если знать и не обращать внимания… — начал было Питер Куинс.
   — Правда, о Питере Куинсе ходит столько легенд…
   — О его амурных похождениях?
   — Да. Дядя Фелипе потешал меня вчера, рассказав по меньшей мере полдюжины таких историй.
   Питер про себя разразился проклятиями в адрес дядюшки.
   — Представьте, что мужчина занимается старательством, — начал он.
   — Надо ли тогда предположить, что женщины — это золото?
   — Нет, трудная порода с редкими прожилками золота. Чтобы добраться до золота, мужчины раздирают в кровь руки и сердца.
   — Довольно грустно!
   — Не пойму, вы, кажется, смеетесь надо мной.
   Мэри повернулась к нему.
   — Так-то лучше, — кивнул Питер.
   — Что — лучше?
   — Свет луны освещает только одну сторону лица. Оно словно мраморное.
   — Опять о камне и женщинах!
   — Когда мрамор улыбается, мисс Портер, это…
   — Оставим эту метафору. Сравнение со старателем, кажется, более перспективное.
   — Хорошо. Я как раз хотел заметить, что в поисках золота старатель разбивает молотком тысячу камней. Изредка нападает на жилы, но те скоро выклиниваются, и блеск исчезает. Однако когда он наконец попадает на настоящую жилу — она видна с первого взгляда.
   — И что?
   — Так и мужчина среди женщин. Знаете ли, все мужчины охотятся за женщинами.
   — Перспектива, страшная для девушки.
   — Сдается, что девушки держатся довольно отважно перед такой опасностью.
   — Ладно, продолжайте.
   — И я время от времени гонялся за ними. Как все, набирался опыта.
   — Набирались опыта?
   — С тем чтобы, когда нападу на настоящее золото, мог его распознать.
   — Надеюсь, — улыбнулась Мэри Портер, — что вам повезет.
   — Без сомнения, так и будет.
   — Вы так уверены?
   — Я достаточно узнал, чтобы разбираться в девушках лучше других.
   — Вот как! — воскликнула мисс Портер, бросив в его сторону злой, презрительный взгляд.
   «Ничего, по крайней мере, с интересом слушает. Пускай от злости, но как приятно порозовели щечки», — подумал Питер.
   — Как вы считаете, — внимательно наблюдая за ней, спросил Питер, — такой умный человек, как ваш дядюшка, может ошибаться?
   — Никогда не видела, чтобы он ошибся.
   — Прошу прощения.
   — В чем дело?
   — Давайте отойдем подальше от двери.
   — Зачем?
   — Могут подслушать.
   — Думаете, за нами следят? — презрительно спросила она.
   — За мной в этом доме следят каждую минуту, — спокойно возразил Питер.
   Она покачала головой, но все же послушно отошла от ведущей в дом двери. В глазах мелькнуло любопытство, смешанное с тревогой, чудесный ротик чуть приоткрылся. Залюбовавшись ею, Питер забыл, о чем говорил.
   — Что дальше?
   — Расскажу вам о самой большой ошибке вашего дядюшки. Он считает, что его самый страшный враг где-то там, в горах. А я за один вечер увидел, что он ошибается.
   — Мистер Куинс!
   — Я серьезно. Своим главным врагом он считает Тигра.
   — Об этом известно всему миру.
   — Весь мир очень ошибается.
   — Как так?
   — Сегодня его главный враг находится в этом доме.
   — Эта скользкая змея, дон…
   — Нет, это не мужчина.
   — Тогда ничего не понимаю, — призналась она. — Кто этот враг и почему вы не сказали дяде?
   — Стоит ли говорить? Он хочет, чтобы я убил человека. Зачем тогда говорить, что настоящий враг здесь — это вы?
   — Я? — ошеломленно воскликнула Мэри Портер. — Я?
   Она отпрянула от него, словно опасаясь за его рассудок и собственную безопасность.
   — Вы сами этого не знаете, — продолжал Питер. — Вот почему я даже горжусь своим открытием.
   — Не хочу вас обижать, мистер Куинс, — выпалила она, — но это полнейшая чепуха! Это я-то… враг моего дорогого дяди Фелипе?
   — Такой большой враг, что намерены украсть у него, что ему дороже всего на свете.
   — Мистер Куинс, я полагаю, что это всего лишь розыгрыш, хотя и довольно непонятный. Не станете же вы всерьез обвинять меня в намерении его ограбить?
   — Именно в этом я вас и обвиняю!
   — Жду получить разгадку.
   — Словом, вы намереваетесь украсть у него саму себя!
   Питер прикусил губу. Мэри непонимающе поглядела на него и вдруг от всей души рассмеялась.
   — Не нахожу слов! — воскликнула она. — Потрясающий розыгрыш!

Глава 25
ПИТЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

   Питер почувствовал себя игроком, поставившим на кон последние деньги при ставке сто к одному. Если бы выиграл, выигрыш оказался бы колоссальный. Но коль скоро он проиграл, то потерял все. Однако только на миг он признал свое поражение. И возобновил атаку.
   — Вы в этом уверены? — спросил он.
   — Тысячу раз уверена! Оставить дорогого дядю Фелипе? Скорее умру, чем подумаю об этом! Во-первых, это разобьет мое сердце; во-вторых, боюсь, что это разобьет его сердце.
   — Вижу, — пожал плечами Питер, — вы не замечаете собственных мыслей. Позвольте попытаться показать вам правду.
   — Вы странный человек. Разумеется, я послушаю. Каждой девушке интересно услышать, что о ней говорят. Но поторопитесь. В любой момент вернется дядя Фелипе.
   — Совсем нет. Он намеренно оставил нас наедине. Мне предстоит оставаться с вами до тех пор, пока не буду окончательно покорен и не буду в состоянии воспротивиться его предложению.
   — Мистер Куинс!
   — Извините, но это голая правда! В конце концов, вашему дяде не чуждо ничто человеческое.
   — Все равно не верю. И кроме того…
   — Погодите, — остановил ее Питер, — я собираюсь вам сказать то, что вы обязаны услышать. Прежде всего мне бросилось в глаза, что вам здесь до смерти надоело.
   — В таком-то дворце? — воскликнула девушка.
   — Именно. В этом дворце рядом с вами нет ни единой души. Никого, кроме прислуги и вашего дядюшки. Что бы вы дали за единственную подружку?
   Мэри Портер вздохнула:
   — Но ведь у каждого есть свои мелкие неудобства.
   — Это не мелочь. Атмосферой одиночества пропитан весь дворец, как вы его называете. Да вы бы отдали все, лишь бы десяток минут поболтать с подружкой.
   — Разумеется, это не так.
   — Признайтесь, что так. Вам очень хочется поговорить об этом — о моем предположении, что дворец вам действительно надоел, что вы охотно поменяли бы его на хижину, где вас окружали бы сверстники.
   — Не хочу больше слушать. — Мэри повернулась, собираясь уйти.
   Питер встал перед ней.
   — Пустите, будьте любезны! — твердо потребовала девушка.
   — Ну почему вы отказываетесь слушать?
   — Слушать, что вы несете, это… это предательство по отношению к дорогому дяде Фелипе.
   — Вы не потому уходите. Настоящая причина в том, что вы боитесь самой себя… боитесь, что будет с вами, если я открою вам глаза!
   — Как же я ненавижу всю эту вашу мнимую житейскую мудрость! — вдруг крикнула она. — Ненавижу… ненавижу! Во всем вашем словоблудии нет ни капли правды!
   — Моя дорогая леди, — усмехнулся Питер Куинс, — вы слишком бурно протестуете. У меня ощущение, что прежде я двигался ощупью, а вот теперь попал в самую точку.
   — Хотите сказать, — воскликнула девушка, — что все это время брали на пушку, а на самом деле ходили в потемках?
   — Именно так.
   Это открытие почему-то сломило ее. Она тяжело опустилась в кресло и пристально посмотрела на него.
   — Какой вы ужасный человек! — тяжело вздохнула Мэри Портер. — Страшно представить!
   Шаль чуть съехала на спину. Он поправил ее, прикрыв белевшие в темноте плечи. Она не пошевелилась. Бессильно откинувшись в кресле, не спускала с него потрясенного взгляда.
   — Зачем вам это надо? — наконец тихо спросила она.
   — Поставьте себя на мое место. Представьте, что встретили человека, который рассказал, что нашел несметное сокровище, но его спугнули. Представьте, что, услышав описание этого сокровища, вы загорелись желанием увидеть его, потрогать его. Этот человек говорил вам, что это очень опасно и, раз увидев это сокровище, вы будете несчастливы, пока не завладеете им, — что бы вы сделали?
   — Я бы пошла на смерть, лишь бы его отыскать.
   — Полностью с вами согласен. Именно так я и решил. И это сокровище вы, а человек, рассказавший мне о вас, Мартин Эвери!
   — Бедный Мартин Эвери! — воскликнула Мэри.
   Это восклицание очень много значило для Питера. Она не сочла его заявление оскорбительным и даже выразила готовность перевести разговор в это русло.
   Более того, в ее сочувствии прозвучало и то, что Эвери не произвел на нее никакого впечатления.
   — Какую тайну раскрыл Эвери, что ради нее Тигр решился его украсть, и чего так боится ваш дядюшка? — спросил Питер.
   Мэри покачала головой:
   — Не имею ни малейшего представления, о чем речь.
   — Тогда оставим. Вернемся к тому, о чем говорили.
   — Но я вовсе не хочу к этому возвращаться!
   — Вы до такой степени боитесь правды?
   — Это не правда, а…
   — Когда вы вошли, я же по лицу увидел, что вас что-то омрачает. И при первом же предположении о причине этого я попал в точку. Когда уеду, что вы с этим станете делать?
   — С чем, Питер Куинс?
   — С вашей напрасно растраченной здесь жизнью.
   — И вы называете ее напрасно растраченной?
   — А вы нет? Не проводили ли вы сотни часов в мечтах о другой жизни? Не видели ли вы себя в компании милых девушек и обожающих вас молодых людей?
   — Нет, нет!
   — Вы не искренни. Конечно же мечтали. Всякий раз, когда вы смотрите в зеркало, оно вам говорит, что ваше место среди таких же молодых, как вы.