Детишки, визжа от страха, бросились врассыпную.
   — Зачем ты их мною пугаешь? — запротестовал Питер.
   — Спокойнее, когда дети тебя боятся, чем когда любят, — ответил пеон.
   — Ты умный малый, — похвалил Питер.
   Тот отвесил легкий поклон.
   — Где ты научился таким манерам?
   — У меня есть глаза.
   — Как тебя зовут, приятель?
   — Хуан Гарьен.
   — Скажи мне, Хуан, какого черта ты все утро увиваешься вокруг меня?
   — А-а, — хитро ухмыльнулся Хуан, — хочу близко наблюдать человека, сделавшего такое великое дело.
   — Такое уж великое дело встретиться с Тигром и остаться в живых, чтобы рассказывать об этом?
   — Конечно, сеньор это знает. Он первый.
   — Хуан, ты здесь не из-за этого.
   — А из-за чего же? Зачем еще мне видеть сеньора?
   — Скажи сам, Хуан.
   — Хорошо, нужно говорить правду. Но у тебя глаз, как у того ястреба. Видишь меня насквозь, видишь мое сердце. А правда в том, сеньор, что я голодный и мне нужен завтрак.
   — Позавтракаешь, Хуан.
   Он бросил Хуану Гарьену блестящий серебряный доллар. Тот поймал монету на лету и потер между ладонями, будто желая убедиться, что она не фальшивая. Потом, сняв шляпу, прижал ее к груди.
   — Сеньор, — торжественно произнес он, — да хранит тебя Пресвятая Дева!
   — Не сомневаюсь, — ответил Питер Куинс, — что ты все еще врешь, Хуан. Однако я предпочел бы позабавиться, чем оказаться правым.
   Хуан Гарьен расплылся в улыбке.
   — Тебе стало на доллар веселее, — лукаво пропел он, — а я стал на доллар богаче. Адью!
   — Прощай! Приятного аппетита, Хуан.
   — Долго осталось жить Тигру?
   Питер вздрогнул:
   — Почему думаешь, что он скоро умрет?
   — Ну, сеньор, так это всякому понятно. Тигр осмелился в тебя стрелять, а потом удрал. Но бегство его не спасет! За ним нужно в погоню, и потом…
   — У меня нет ни малейшего желания гоняться за Тигром.
   Хуан изящно всплеснул руками:
   — Это, конечно, правда, но иногда можно сомневаться даже в правде. Разве не так?
   — Возможно.
   Хуан Гарьен вынул складной нож и стал рассеянно стругать столб, о который опирался.
   — Сеньор, есть и другие люди, которые уверены, что ты станешь охотиться за Тигром.
   — Вот как? Ошибаешься, приятель.
   — Ставлю все, что у меня есть, что Тигр не доживет до зимы.
   — Ну и дурак.
   — Может быть.
   — А нет ли у тебя дружка, который мог бы передать послание Тигру?
   — Конечно нет, сеньор.
   — А если по правде, Хуан Гарьен… и за пять песо?
   — За пять песо… такие деньги могут соблазнить даже человека, который трусит.
   — Я тоже так думаю. Значит, найдешь мне дружка?
   — Я сам буду им, сеньор!
   — Тогда отправляйся к Тигру и передай ему от меня, что он пес, а не тигр.
   Хуан испуганно охнул.
   — Пусть готовится: я явлюсь по его душу.
   — Передам, сеньор, даже если он потом вцепится в меня своими когтями.
   — Скажи ему, что я растяну на скалах его шкуру, а мясо брошу койотам и стервятникам. И можешь добавить что хочешь от себя, Хуан.
   — Есть у меня пара мыслишек.
   — Уверен, что есть. Вот деньги.
   — Тысяча молитв за сеньора!
   — А как я буду знать, что ты исполнил мое поручение?
   — Я оставил доказательство на столбе. Сеньор может посмотреть!
   С этими словами Хуан Гарьен побежал легким, размашистым шагом, свидетельствовавшим, что в его жилах течет немало индейской крови. Питер поспешил к столбу и обнаружил вырезанные ножом Хуана грубые контуры буквы «М».
   Получалось, что Хуану можно доверять.

Глава 15
ОБМЕН ПОСЛАНИЯМИ

   Возможно, Хуану Гарьену очень хотелось позавтракать, но еще больше хотелось доставить послание. Не сбавляя шага, он пробежал семь миль по окружавшим городок низким пологим холмам и оказался в узкой долине, посреди которой тонкой струйкой сочился илистый ручеек, а на берегу ручейка стояла хижина, скорее похожая на собачью конуру, чем на человеческое жилье. Однако именно сюда и направлялся Хуан Гарьен. Не добежав пятидесяти шагов, он остановился и подал голос. Хозяин дома — глубокий старик, сморщенный и высохший от времени, но не утративший осанки и острого взгляда — вышел сразу. Он поднял руку, приветствуя гостя.
   — Педро Ринкон, — начал младший, — я рад найти тебя здесь.
   — Ты спешил издалека, — констатировал Педро Ринкон. — Зачем бежал ко мне, Хуан Гарьен?
   — Я принес сообщение для твоего хозяина.
   — У меня нет хозяина, Хуан.
   — Совсем нет?
   — Не считая Господа на небесах.
   — Педро, я могу назвать еще одного.
   — Назови.
   — Тигр. Мы давно знаем, что ты ему служишь.
   Лицо старика не дрогнуло.
   — Ты и те, которые работают на Монтерея?
   — Они самые.
   — Мне пока некого бояться, — спокойно бросил старик. — Пока жив Тигр, пока вы боитесь его руки, пусть вас будет хоть сто человек, вы не посмеете тронуть его или кого-нибудь из его людей.
   — Может, и так, — согласился гость.
   — Да, это так. У Монтерея тоже есть храбрые люди.
   — Ты считаешь меня трусом, Педро Ринкон?
   — Ты станешь трусом. Когда сердце человека покупают за серебро, вместе с ним продается его мужество.
   — А чем Тигр купил тебя?
   — Добротой, доверием и честью.
   — Что он для тебя сделал?
   — Когда моего мальчика во время революции взяли в плен и хотели повесить как предателя, деньги Тигра купили ему смерть честного человека — его расстреляли!
   — И именно за это ты так благодарен Тигру?
   — Моя жизнь принадлежит ему!
   — Тогда, Педро Ринкон, я скажу тебе такое, что у тебя кровь застынет в жилах.
   — Только не о Тигре.
   — Представь себе, твой Тигр прыгнул и промахнулся!
   Педро, предостерегающе подняв руку, отпрянул к двери хижины. В тот же миг из низкой двери появился человек и встал во весь рост перед Хуаном Гарьеном. Желтое лицо Хуана посерело от страха. Щеки ввалились, как у покойника, кожа покрылась пупырышками.
   — Знаешь меня? — спросил рослый мужчина.
   Хуан Гарьен рухнул на колени.
   — Пощади! — вымолвил он.
   — Дурак, — бросил великан. — Встань! Я в жизни не ударил труса.
   Хуан Гарьен нерешительно поднялся.
   — Что ты должен мне передать?
   — Ничего.
   — Говори, Хуан Гарьен!
   — Это слова одного гринго.
   — Повтори их мне.
   — Сеньора Питера Куинса.
   — Кого? — воскликнул Тигр.
   Шагнув к дрожавшему от страха Хуану, он вцепился ему в плечо. Тот обмяк.
   — Кого? — грозно прорычал Тигр.
   — Сеньора Питера Куинса. Так он себя назвал.
   Тигр отпустил руку, и Хуан, съежившись от страха, повалился на землю.
   — Это ложь! — крикнул Тигр.
   — Да, да, — торопливо заговорил Хуан. — Его зовут так, как пожелает Тигр!
   Бандит достал кошелек. Раскрыв, высыпал в огромную ладонь пригоршню звонких золотых монет.
   — Гляди! — приказал он.
   — Вижу, вижу, — заскулил Хуан Гарьен.
   — Теперь говори правду!
   — Клянусь Пресвятой Девой Марией. Он назвал себя Питером Куинсом. Но если угодно Тигру, я говорю, что он лжет и его зовут не так. Не знаю как!
   — С какой стороны он приехал?
   — С севера.
   — Так! Что о нем слышно?
   — Приезжал один человек и рассказывал…
   — О чем?
   — Что Питер Куинс убил много американос. Они заплатят за него двести тысяч песо, живого или мертвого! Подумать только, сеньор!
   — Ложь! — скрипнул зубами Тигр.
   — Да, да, ложь… конечно ложь! — заикаясь, поддакивал Хуан Гарьен.
   — Да встань же, дурак! — раздраженно приказал Тигр, поднимая его за шиворот. — Ты намерен вернуться к Питеру Куинсу?
   — Не желаю больше видеть его гнусную рожу. Клянусь, ни за что!
   — А я говорю тебе, жалкий трусливый идиот, что ты вернешься к Питеру Куинсу и передашь от меня послание.
   — Для бедного Хуана Гарьена такая честь дороже золота.
   — Отлично! Возвращайся к Питеру Куинсу и передай ему, что в первый раз я оставил его в живых, потому что он молод. При второй встрече я его непременно убью.
   — Передам, сеньор. Можете не сомневаться, сеньор. Передам ему каждое ваше бесценное слово!
   — И скажи ему, если он уедет дальше на юг, этим все кончится. Я его не трону. Он молод, а молодым свойственно совершать ошибки. Пусть дует отсюда и не оглядывается. Передай, что так сказал Тигр!
   — Запомню до единого слова. Чтобы не забыть по дороге, буду их петь!
   — Хорошо, Хуан. Возьми! — И он вложил золотые в руку бедного пеона. — Теперь выкладывай, — приказал Тигр, — что тебе велели мне сказать.
   — Одни глупости, сеньор, одни глупости!
   — И ради этих глупостей ты мчался целых семь миль?
   — У меня язык отсохнет, если я их произнесу!
   — Хватит, болван, я сверну тебе шею, если не выложишь все начистоту!
   Хуан занял самое безопасное положение — то есть рухнул на колени.
   — Он приказал мне ехать к вам… грозил ужасной смертью, если не отправлюсь с посланием к Тигру, хотя я умолял его…
   — Хорошо, ближе к делу!
   — Он приказал мне сказать вам… Я не могу произнести, сеньор, хоть убейте!
   — Давай!
   — Он сказал, что разделается с вами, Тигр!
   — Ну?
   — И когда доберется до вас, растянет вашу шкуру на скалах!
   — Прекрасно.
   — И бросит мясо койотам и стервятникам! Ради всего святого, будьте милосердны, сеньор, это его слова, не мои!
   — Верю, — кивнул Тигр. — Теперь встань!
   Бедняга поднялся.
   — Возвращайся к этому дурню и передай ему, что я отпустил бы его целым, но раз он меня оскорбил, то должен умереть.
   — Я передам слово в слово, Тигр.
   — Живо!
   Хуана Гарьена словно и не было. Он помчался так быстро, что в мгновение ока взлетел по склону и скрылся за гребнем холма. Но Тигр еще долго не отводил глаз от вершины в глубокой задумчивости. Педро Ринкон наконец украдкой удалился и вскоре вернулся с гнедым великаном в поводу. Но даже теперь бандит стоял по-прежнему погруженный в молчание.
   — Они выйдут на твой след, Тигр, — наконец тихо промолвил старик. Ответа не последовало. — Могут нагрянуть неожиданно, сеньор. — Тигр продолжал молчать. — А когда придут, если даже Тигр уже уедет, старому человеку все равно оставаться здесь.
   При этих словах бандит наконец встряхнулся и положил руку на плечо Ринкона:
   — Уходим сейчас. Седлай своего коня. Поедешь со мной.
   Педро Ринкон повернулся, чтобы собраться, но Тигр вдруг его остановил:
   — Нет, тебе не зачем покидать хижину, Педро. Если человеку хватило мужества бросить вызов Тигру, он не станет трогать старика. Этот парень храбр, Педро, и куда страшнее, чем два десятка таких крыс, как Хуан Гарьен!

Глава 16
В ОЖИДАНИИ ТИГРА

   Целых три мили Хуан Гарьен мчался так резво, что глаза в конце полезли из орбит, а ставшие словно ватными ноги отказывались нести его дальше. Он побежал мелкой трусцой, все еще с опаской оглядываясь через плечо. Наконец отдышался. Ближе к городу поубавилось и страху. И все же когда он наконец доплелся до Питера Куинса, его покрытая пылью фигура имела жалкий вид.
   — Передал, что я просил?
   — Самому Тигру! — выдохнул Хуан, переводя дух.
   Ему даже не верилось, что он, именно он, разговаривал с этим страшным чудовищем, что собственными глазами лицезрел известного душегуба.
   — Тигр? — недоверчиво пробормотал Питер, но, увидев возбужденное лицо парня, понял, что тот не врет.
   — Я говорил с самим Тигром!
   — И что ты сказал?
   — Когда я пришел к нему, он обедал.
   — Обедал с утра?
   — Он ест только раз в день, сеньор.
   — Неужели?
   — Это известно каждому младенцу. Так вот, когда я пришел, Тигр ел.
   — И что он ел, Хуан?
   — Жареное мясо… с чесноком!
   — В такой-то час? Что другое, а желудок у него железный!
   — Когда нет огня, он ест сырое мясо.
   — Неужели, Хуан?
   — Правда, правда, сеньор.
   Куинс едва удержал улыбку. В Хуане уживалось столько легковерия и лживости, что определить, когда он откровенно врет сам, а когда повторяет чужую ложь, казалось, невозможно.
   — Ладно. Ты пришел, когда Тигр ел сырое мясо.
   — Нет, жареное, с чесноком!
   — Ах ты, плут! — воскликнул Питер. — Когда это он успел нажарить себе мяса?
   — Все равно, — неуверенно промямлил Хуан, — все было так, как я говорю. Он посмотрел на меня и спрашивает: «Почему ты пришел так поздно?»
   — Значит, обрадовался, увидев тебя, Хуан?
   — Очень обрадовался, сеньор. Спросил меня, почему я не приходил раньше. «А зачем мне приходить?» — спросил я. «Потому что у меня всегда есть место для храбрецов», — говорит Тигр. «Вы очень любезны», — поклонился я. «Я всего лишь хорошо осведомлен, — продолжает он. — Знаю цену человеку… и тебе тоже, Хуан Гарьен».
   — Обходительный бандит, — заметил Питер Куинс, пряча улыбку.
   — Я лишь повторяю его слова, сеньор.
   — Конечно же, Хуан. Я прекрасно знаю, что ничто не может заставить тебя говорить неправду.
   — Ничто, сеньор.
   — Однако продолжай.
   — «Если будешь у меня служить, Хуан, я сделаю тебя богатым человеком», — обещает он. «Сеньор Тигр, — объясняю я, — уже поздно. Я на службе у человека, который является вашим врагом». Тут он бьет себя в грудь: «Значит, я потерял тебя, Хуан?» — «Да, потеряли!» — «Вижу, меня ждут черные дни, — восклицает Тигр. — Продолжай! Кто этот человек?» — «Это человек, который поклялся растянуть вашу шкуру на скалах, а мясо бросит койотам и стервятникам!» Он вскочил и разразился проклятиями. «Сеньор, — так же спокойно, как сейчас, остановил его я, — проклятия вам не помогут. Мой хозяин жаждет вашей крови!» — «Я убью его! — закричал Тигр. — Возвращайся и скажи ему, что я еду его убивать!» И все-таки, сеньор, как видите, он не приехал. Но я читал по глазам его мысли: «Если слуга меня не боится, то каков должен быть хозяин?» Он уже боится, сеньор. В самом деле, сеньор!
   — Значит, поступим так, — хитро прищурился Питер Куинс. — Я останусь дома, а ты пойдешь драться вместо меня. И все будет в порядке! Когда явится Тигр, пошлю тебя ему навстречу.
   — Я к вашим услугам, сеньор, — отводя глаза, выдавил из себя Хуан.
   — Сперва к услугам Монтерея?
   — Я же вам признался.
   — Хуан, погляди мне прямо в глаза.
   Пеон повиновался.
   — А ну-ка, отвечай! Эта чертовщина с ножом прошлой ночью в номере бедного сеньора Эвери — твоих рук дело?
   — Сеньор… нож… чертовщина! Ничего не понимаю!
   — Ты искусный и ловкий лгунишка. Однако…
   — Слово чести…
   — И не имеешь никакого отношения к вырезанным в досках буквам?
   — Никакого, сеньор. Какие буквы?
   — Начинать следовало с вопроса. Однако у меня нет времени припереть к стенке такого скользкого мошенника, как ты. Короче, что нужно от меня Монтерею?
   — Он всего лишь хотел вас видеть.
   — Это делает мне честь. Имеешь представление зачем?
   — Догадываюсь.
   — Так что там у него?
   — Я не осмеливаюсь говорить за него, сеньор.
   Он вдруг собрался и помрачнел, так что Питер понял, что тянуть из него что-нибудь о хозяине бесполезно.
   — Если я поеду к нему, какая гарантия, что со мной обойдутся по-честному?
   — Подтверждением тому, сеньор, служат стертые буквы на подоконнике и на полу в коридоре.
   — Значит, признаешься, что тебе это известно?
   — Мне сказали.
   — Тогда объясни мне, Хуан, почему столько людей здесь служит Монтерею?
   — Потому что он добр.
   — Ну?
   — Он щедр и держит слово. Если я сегодня у него работаю, а завтра заболею, обо мне будут заботиться до конца жизни. Слуги для него как собственные дети. Он беспокоится о них, как о себе. Вот его слова. Когда один недобрый человек спросил его, зачем он тратит столько денег на работников, он ответил: «Они часть меня самого. Мои руки, мои ноги, мои уши и мои глаза. Те, кто готовит мне еду, обрабатывает мои поля, ухаживает за моим садом, строит мои дома, копает мои каналы, — все они часть меня». Вам понятно?
   — Верится с трудом, — ответил Питер, — но думается, мысль неплохая.
   — Это чистая правда.
   — Сам-то ты как считаешь — отпустит меня сеньор Монтерей целым и невредимым, если я окажусь в его власти?
   — Я не могу за него решать. Но на его месте я не тронул бы человека, который мне доверился.
   — Но ты не сеньор Монтерей.
   — Клянусь, что он во всех отношениях намного лучше меня.
   Обезоруженный таким восхитительным простодушием, Питер рассмеялся.
   — Хуан, — сказал он, — готовься проводить меня к его дому. Поеду к нему сразу после встречи с этим хвастуном Тигром.
   — Сколько ждать?
   — Пока не явится Тигр!
   — Сеньор не передумает с ним встретиться?
   — Не успокоюсь, пока не доберусь до него. И для начала остаюсь здесь ждать этого людоеда до полудня. Нет, лучше поеду в горы и буду ждать там.
   — Ага, и там он набросится на вас, как орел на ягненка!
   — Увидит, что я ему не по зубам. А потом, как он догадается, что я его жду, а, Хуан Гарьен?
   — Такая весть дойдет до него очень быстро. У него повсюду глаза и уши. Может, мой брат тоже один из людей Тигра. Откуда мне знать? И выведывает секреты у матери! — Бедный Хуан испуганно воздел очи к небу.
   — Как же ты набрался храбрости предстать перед ним? — с любопытством спросил Питер.
   — Сеньор Монтерей хорошо платит!
   Вот, оказывается, в чем секрет.
   — Ладно, — кивнул Питер, — видишь вон тот холм с плоской вершиной?
   — Прекрасно вижу.
   — Я полдня буду ждать там Тигра.
   — Сеньор! Не надо!
   — Пусти эту новость, Хуан. Таково мое последнее слово.
   Так прошел самый удивительный и в некотором отношении самый бездарный день в жизни Питера. Как обещал, в назначенный срок он поднялся на холм и стал ждать. Солнце стояло высоко. На соседних холмах и чуть дальше он видел фигурки людей, устраивавшихся ради такого зрелища на удобных позициях. День поворачивал к вечеру. Подложив под голову седло, он уснул. Когда проснулся, наступил вечер, солнце спустилось к горизонту. Питер выспался, наверстав упущенное прошлой ночью, но так и не увидел никаких следов Тигра. Встал, потянулся, огляделся вокруг. Расположившиеся в отдалении десятки мужчин, женщин и детей все еще молча зачарованно ждали.
   Питер сел на коня и решил вернуться в гостиницу. Зеваки, перекрикиваясь между собой, помчались следом. На постоялом дворе он нашел бледного от страха и потрясения Хуана Гарьена.
   — Где твой кровожадный орел… где Тигр, Хуан?
   — Сеньор, не нахожу слов!

Глава 17
ПУМА И МЕДВЕДЬ

   События того дня поразили не только обитателей городка. Спустя пять минут после того, как Питер выехал на встречу с бандитом, с противоположной окраины украдкой выскользнул гонец и, попетляв между холмами, ровной трусцой побежал на запад. Он направлялся к Тигру, но как он знал, где найти этого человека? Путь ему, вероятно, подсказывали два столбика дыма, два тонких столбика, таявших в синей дымке неба. Они поднимались далеко к северу от города, но гонец, ориентируясь на них, держал путь на запад. Два часа поработав ногами, не уступая доброй лошади, он приблизился к цели. Его, несомненно, заметили издали и позволили подойти, поскольку сразу признали в нем своего. Лавируя между скалами, посыльный выбрался в небольшую расщелину, где, прячась от солнца, сидело и лежало с полдюжины людей.
   Подстегиваемый захватывающей новостью, он целых два часа без передышки бежал и карабкался по крутым склонам, но как только увидел тех, кому нес эту новость, перешел на шаг. Придав усталому лицу равнодушное выражение, выбрал себе местечко в тени большого валуна, уселся, скрестив ноги, и принялся скручивать сигарету.
   Пока он крутил сигарету, раскуривал, все молчали. Никто не решился ни на секунду оторвать его от этого столь естественного после такой пробежки занятия. И только когда над головой взвилась тонкая струйка дыма, ему наконец подали флягу с водой. Благодарно сверкнув темными глазами, он поднял флягу, но сделал всего лишь несколько глотков. Долгий бег, пыль, жара, табачный дым вызывали такую жажду, что он запросто осушил бы две таких фляги, однако требовалось сохранять достоинство. Эти несколько глотков смочили глотку, облегчили дыхание, приглушили жажду.
   К прибывшему подошел высокий стройный малый с гибкой изящной фигурой танцора, одетый в расшитую золотыми галунами куртку и украшенные серебристыми ракушками брюки. Это был не кто иной, как Гильермо Суаве, иначе Нежный Уильям, правая рука Тигра. Гильермо всячески старался показать мягкость в обращении, оставляя крайности на особый случай. В пылу боя он истерично вопил, пел, рыдал и дрался как безумный или пьяный, но обычно выглядел нежным и ласковым, словно девица. Его боялись даже больше, чем самого Тигра, потому что своей жестокостью он прославился во всех концах этого горного края.
   — Итак, — опершись на камень и одаряя улыбкой гостя, начал он, — у тебя снова неприятности и ты явился за помощью?
   — Нет, сеньор! — воскликнул тот.
   — Нет, — констатировал Гильермо, слабой улыбкой давая понять окружающим, что он пока лишь вызывает гонца на разговор.
   — Я пришел с важным известием для Тигра.
   — Ну, тогда хорошо.
   Никто вокруг, даже Тигр, не пошевелился.
   — Иногда даже Тигру приходится ходить голодным, если не удается найти упитанного оленя, не так ли? — ухмыльнулся гонец.
   — Бывает, — кивнул Гильермо.
   — Но больше ему не придется голодать.
   — Ну?
   — Это говорю вам я! Люди сошли с ума. Они сами бросаются ему в когти.
   — Что ты имеешь в виду?
   — На холме за городом сидит человек и ждет, когда к нему явится Тигр.
   — Вот как? Ждет Тигра?
   Все до одного сели и возрились на гонца. Бандиты в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет; разных национальностей — от черных до белых; преимущественно в мексиканских одеждах, но со многими вариациями; гладко выбритые и бородатые; голубоглазые и черноглазые. Правда, пребывание в этих краях стерло различия между ними, и все они теперь походили друг на друга. Опасности, трудные дороги, горное безмолвие наложили на всех одинаковый отпечаток. Укрывшись в тени, они ждали конца загаданной загадки.
   — Он не уходит! — крикнул прибывший. — А в отдалении сидят сотни людей и с нетерпением ждут, когда явится Тигр и среди белого дня произойдет убийство.
   — Что это за сумасшедший? — спросил Гильермо, когда стихли удивленные возгласы.
   — Гринго.
   Поднялся Ранхель Вериал. Если Гильермо можно назвать в стае пумой, тогда Ранхель явно напрашивался на медведя. Маленькая голова на широких мускулистых плечах. Длинные, тоже мускулистые руки. Он выглядел неуклюжим, но в действительности обладал молниеносной звериной реакцией. А как известно, человеку не по силам тягаться в проворстве с диким зверем. Ранхель Вериал и являл собой образец такого дикого зверя. Одна деталь не позволяла ему стать столь знаменитым воином, как сам Тигр, а именно маленькие круглые черные глазки. Они выдавали ограниченные умственные способности этого амбала. Вообще-то если бы он освободился от бремени преклонения перед вожаком, то спокойно мог бы одолеть даже Тигра. Но Тигр подавлял его своей непоколебимой уверенностью и непостижимой способностью держать людей в руках. Стоило Тигру чуть повысить голос, как Ранхеля бросало в дрожь. Правда, на этот раз разговор шел об обычном деле — какой-то нахал осмелился бросить вызов, — и посему Ранхеля переполняла злоба и желание наказать наглеца. Он машинально потянулся к рукоятке револьвера, потом схватился за нож.
   — Могу назвать имя этого человека, — приподнявшись на локте, отозвался Тигр. Снова раздались удивленные возгласы. — Умеешь читать? — спросил Тигр.
   — Нет.
   — Вот его имя. — И Тигр нацарапал на песке: «Питер Куинс». Вслух сказал: — Опиши мне его.
   — Он бледнолицый, сеньор.
   — Какие глаза?
   — Голубые.
   — Волосы?
   — Желтые, как золото!
   — Как у девки! — заржал Ранхель Вериал.
   — Чушь! — крикнул Тигр. — Глупости говоришь, Ранхель!
   Все застыли в изумлении. Если нельзя свободно насмехаться над врагом, куда же дальше?
   — Если бы он не вызвал первым Тигра, — заявил Ранхель, — уж я бы с ним потолковал!
   — Я не пойду!
   Новый удар грома. Соратники переглянулись.
   — Тогда пусти меня, — решительно потребовал Ранхель.
   — Да он разорвет тебя на куски.
   — Я притащу его уши. Если даже Тигр его боится…
   Вожак глухо зарычал.
   — Боится? — прогремел он. — Кто сказал, что я кого-нибудь боюсь?
   Ранхель съежился.
   — Тысяча извинений, — пробормотал он.
   — Смотрите! — прогрохотал Тигр, поднимаясь на ноги. Он был очень высок. Возвышаясь над самыми рослыми сообщниками, обежал своими светлыми глазами их лица и увидел, что они подозревают его в трусости, раз он не принял вызов этого гринго. Бандиты поеживались под его красноречивым взглядом. — Гильермо! — приказал он. — Прочти, что я написал. Как зовут гринго?
   — Питер Куинс, — ответил Гильермо.
   Окружающие удивленно ахнули. Гонец же испуганно и изумленно воскликнул:
   — Ничто не спрячется от глаза Тигра! Истинная правда. Имя того человека — Питер Куинс.
   — И я прошу всех моих добрых друзей держаться от него подальше, — грозно предупредил Тигр. — На свете есть только один живой человек, который может одолеть его, и этот человек — я! Ранхель Вериал, запомни мои слова. Если ты пойдешь на него, от тебя ничего не останется. — Тигр повернулся к гонцу: — Хотя я и без тебя все знал, однако рад, что ты сразу пришел ко мне. Вот кое-что для тебя, и если когда-нибудь что-то случится в семье, я тебя не забуду!