Ближе к концу пути они вступили в приятную долину с крутыми откосами по обеим сторонам и плоским ложем, разделенным на возделанные поля, разгороженные мексиканскими изгородями. Изгороди эти состояли из стволов мескита, скрепленных между собой проволокой и оплетенных колючими и вьющимися кустарниками. Даже вблизи такая плотная изгородь высотой в четыре фута не позволяла разглядеть огороженного поля и казалась непроходимой даже для змей или насекомых.
— Через такую изгородь, — заметил Куинс, — никому не пробраться.
— Олень перепрыгивает, иногда лошади, — ответил Гарьен, — но, если задевают ногами за шипы, больше никогда не предпринимают попыток.
Доехав до конца долины, они увидели крестьян, вспахивавших большое поле деревянными сохами. Питер остановил коня и удивленно протер глаза. Такими орудиями не иначе пользовались в библейские времена и уж никак не позднее! Они представляли собой деревянные рогатины — прямой ствол служил оглоблей, а выступавший под острым углом сук играл роль лемеха, конец которого оставлял на земле лишь заметные царапины, не больше. Соху лениво тянула пара быков, останавливавшихся после каждого шага. Муж управлял упряжкой, а жена следом старательно бросала в крошечную борозду зерна кукурузы. Когда отдышался Злой Рок и у самого Питера уши привыкли к тишине долины, до него стали доноситься слабые, отдаленные, но отчетливые голоса людей.
— Чья это земля? — спросил он.
— Сеньора Монтерея.
— Ага! Значит, нам уже недалеко?
— Пока далеко. Мы уже давно едем по его земле. Поглядите назад! — Хуан указал на неровные очертания оставшейся позади горы, разрезанной по склону темным ущельем. — Перевалив через эту гору, — пояснил он, — мы въехали на земли Монтерея. И надо добраться вон до той горы впереди нас, прежде чем покинуть его владения! — И Хуан указал на возвышавшуюся над остальными, пропадавшую в далекой дымке, словно парившую в небе, другую вершину.
— Вот это да! — изумленно воскликнул Питер. — Выходит, у него тут целое королевство!
— Вы правы, сеньор, — поспешил подтвердить его спутник. — Он и есть король!
Питер некоторое время молча переваривал эту реплику. Вскоре долина повернула, и их глазам предстала деревня. Питер аж разинул рот от потрясения. Она походила на виденные им в книгах картинки африканских селений, разве что жилища имели вид прямоугольников, а не цилиндров. Но крыши те же самые, крытые небрежно набросанным тростником. Подъехав ближе, он увидел грубые сооружения, без окон, с дверями, завешенными мешками или одеялами. Все, начиная от замшелых тростниковых крыш, говорило об ужасающих бедности и запущенности, а Питер знал, что мексиканцы, даже живя в бедности, стараются содержать свое жилище в чистоте. Жалкий вид и ничтожные размеры хижин особенно бросались в глаза в сравнении с видневшимся на отдалении внушительным белостенным домом, со всех сторон окруженным затенявшими его деревьями.
— Разве это по-королевски — держать в такой нищете своих подданных? — полушутя, полусерьезно бросил Питер.
— Об этом лучше спросить сеньора.
С тех пор как они въехали в пределы поместья, Хуан при упоминании хозяина пользовался лишь этим обращением, как будто оно подчеркивало достоинство Монтерея полнее, чем, скажем, титул принца или герцога.
— Не разгневает ли его такой вопрос? — полюбопытствовал Питер.
— Его не разгневает никакой вопрос, — спокойно сообщил Хуан. — Он выше этого.
— Живущий в таком доме человек, — заметил Питер, — может позволить себе быть выше гнева. Поглядывай себе с высока из окна на прозябающих в нищете жалких обитателей этих лачуг и спи спокойно!
— Знаете, как ответил бы на это сеньор?
— Как?
— Он сказал бы, что его единственная забота — дать своим людям счастье.
— И он подумал бы, что я этому поверю?
— Послушайте, сеньор Куинс, — всегда ли счастливы богачи?
— Разумеется, нет.
— А всегда ли невеселы бедняки?
— Тоже нет.
— Тогда вы признаете, что и эти бедняки тем не менее могут быть очень счастливы?
— Вполне возможно.
— Так и есть на самом деле, сеньор. Спросите их. Но можно обойтись и без вопросов. Послушайте, как они поют. Прислушайтесь к их голосам. Посмотрите на их лица. Счастливее их нет никого в Мексике, и они подтвердят вам, что они самые счастливые люди на свете!
— Не может быть, Хуан.
— Тем не менее это сущая правда. И еще они скажут, что всем обязаны сеньору.
— Что их убеждает в этом?
— Это правда, что они работают на него и в урожайные годы приносят ему кучу денег. Но что бывает, когда урожай плохой?
— Ну?
— Им бы пришлось голодать. И вот тогда-то сеньор открывает им свои хранилища. Каждый работник получает достаточно. Он, его жена, даже самые малые дети. Скажем, бедняк заболел. Будут ли голодать его дети? Помрет ли он? Нет, сеньор посылает доктора ухаживать за бедняком, шлет семье пропитание. Вот в чем состоит его забота. А теперь представьте, что работник не поладил с кем-то из надсмотрщиков. Его не прогоняют, как в других местах. Его вызывают на суд. Как вы думаете, кто судья?
— Сеньор?
— Нет, что вы, — торжествующе рассмеялся Хуан. — Судьи — жители деревни, всякий, кто пожелает прийти. Все клянутся судить по справедливости. Потом говорит надсмотрщик, доказывает, что работник ленится и дерзит; за ним выступает работник, жалуется, что на него взваливают много работы или что он болен и не в состоянии справиться с поручением. После них произносит речь староста деревни. Он говорит, что думает об обеих сторонах. Потом выступают все желающие. После этого объявляется голосование. Жители деревни решают, кто не прав, и если не прав работник, как его наказать.
— Думаю, они всегда голосуют в пользу работника.
— Совсем нет.
— А если они голосуют против надсмотрщика?
— Сеньор рассматривает их решение. Бывает, что разжалует его в работники.
— Предположим, не старается арендатор.
— Жители деревни тоже решают голосованием. Если он плохо старается, они лишают его того, что получают в трудные времена, — скажем, врачебного ухода, продуктов. Бездельников прогоняют.
— Выходит, живущие в поместье Монтерея работники получают все, кроме прибылей.
— Что такое прибыли, сеньор?
— Ну разумеется, деньги.
— Для нас, — бесхитростно заметил Хуан, — деньги мало что значат. Люди должны жить ради чего-то лучшего.
Питер замолчал, смущенно уставившись на луку седла. Это было выше его понимания. Такая покорность и такое великодушие окончательно его обезоружили.
— Но вот мы проезжаем мимо дома Монтерея! — произнес он.
— Этого? — рассмеялся Хуан, указывая на спрятавшийся среди деревьев роскошный особняк. — Нет, нет! Здесь живет всего лишь надсмотрщик!
— Ничего себе! — воскликнул Питер и поскакал вперед, стараясь смотреть перед собой. Но все же не устоял, оглянулся. Настоящий дворец! Как же тогда богат сеньор, если его приказчики живут в такой роскоши, — приказчики, которых могут своим решением сместить работники!
В самый разгар утра они въехали в более широкую долину, где равнины перемежались с пологими холмами, заросшими большими вечнозелеными деревьями.
— Наверное, лесной заповедник, — предположил Питер, когда они подъехали поближе.
— Это парк, — поправил Хуан.
Когда они заехали поглубже, Питер убедился, что мексиканец не шутил; большие участки парка превращены в огромные сады с широченными газонами, бьющими фонтанами и многоцветьем растений. Сады переходили в ухоженные участки леса, а те, в свою очередь, в дикие леса. Им пришлось преодолеть изрядное расстояние, хотя, признаться, подлинные размеры парка, казалось, трудно определить, поскольку дорога постоянно петляла из стороны в сторону.
— Предположим, кому-то надо быстрее попасть в дом Монтерея, — сказал Питер. — Наверняка где-то должен быть более короткий путь.
— Люди на службе у сеньора, никогда не спешат, — ответил Хуан. — А что касается остальных, они всегда рады выбрать более долгий путь.
Реплика прозвучала явно двусмысленно, но Питеру не хотелось над ней раздумывать.
— Сколько в парке садовников? — спросил он.
— Сотни, — ответил Хуан. — Кроме того, когда нет работы на полях, множество крестьян доставляется оттуда.
— Разве они могут быть довольны, если их отрывают от дома и заставляют, как рабов, трудиться здесь?
— Что вы, это для них веселая прогулка. Каждый вечер здесь песни и танцы, устраивается настоящий банкет.
— И лишний заработок?
— Даже теперь вы ничего не поняли. Сеньор расплачивается не золотом, а счастьем.
Питер пожал плечами. Причуды и могущество этого странного человека, своего рода короля в пределах республики, начинали его и раздражать, и удивлять. Но прежде чем Питер нашелся, как ответить на довольно презрительное замечание Хуана, он увидел такое, от чего потерял дар речи.
Глава 21
Глава 22
Глава 23
— Через такую изгородь, — заметил Куинс, — никому не пробраться.
— Олень перепрыгивает, иногда лошади, — ответил Гарьен, — но, если задевают ногами за шипы, больше никогда не предпринимают попыток.
Доехав до конца долины, они увидели крестьян, вспахивавших большое поле деревянными сохами. Питер остановил коня и удивленно протер глаза. Такими орудиями не иначе пользовались в библейские времена и уж никак не позднее! Они представляли собой деревянные рогатины — прямой ствол служил оглоблей, а выступавший под острым углом сук играл роль лемеха, конец которого оставлял на земле лишь заметные царапины, не больше. Соху лениво тянула пара быков, останавливавшихся после каждого шага. Муж управлял упряжкой, а жена следом старательно бросала в крошечную борозду зерна кукурузы. Когда отдышался Злой Рок и у самого Питера уши привыкли к тишине долины, до него стали доноситься слабые, отдаленные, но отчетливые голоса людей.
— Чья это земля? — спросил он.
— Сеньора Монтерея.
— Ага! Значит, нам уже недалеко?
— Пока далеко. Мы уже давно едем по его земле. Поглядите назад! — Хуан указал на неровные очертания оставшейся позади горы, разрезанной по склону темным ущельем. — Перевалив через эту гору, — пояснил он, — мы въехали на земли Монтерея. И надо добраться вон до той горы впереди нас, прежде чем покинуть его владения! — И Хуан указал на возвышавшуюся над остальными, пропадавшую в далекой дымке, словно парившую в небе, другую вершину.
— Вот это да! — изумленно воскликнул Питер. — Выходит, у него тут целое королевство!
— Вы правы, сеньор, — поспешил подтвердить его спутник. — Он и есть король!
Питер некоторое время молча переваривал эту реплику. Вскоре долина повернула, и их глазам предстала деревня. Питер аж разинул рот от потрясения. Она походила на виденные им в книгах картинки африканских селений, разве что жилища имели вид прямоугольников, а не цилиндров. Но крыши те же самые, крытые небрежно набросанным тростником. Подъехав ближе, он увидел грубые сооружения, без окон, с дверями, завешенными мешками или одеялами. Все, начиная от замшелых тростниковых крыш, говорило об ужасающих бедности и запущенности, а Питер знал, что мексиканцы, даже живя в бедности, стараются содержать свое жилище в чистоте. Жалкий вид и ничтожные размеры хижин особенно бросались в глаза в сравнении с видневшимся на отдалении внушительным белостенным домом, со всех сторон окруженным затенявшими его деревьями.
— Разве это по-королевски — держать в такой нищете своих подданных? — полушутя, полусерьезно бросил Питер.
— Об этом лучше спросить сеньора.
С тех пор как они въехали в пределы поместья, Хуан при упоминании хозяина пользовался лишь этим обращением, как будто оно подчеркивало достоинство Монтерея полнее, чем, скажем, титул принца или герцога.
— Не разгневает ли его такой вопрос? — полюбопытствовал Питер.
— Его не разгневает никакой вопрос, — спокойно сообщил Хуан. — Он выше этого.
— Живущий в таком доме человек, — заметил Питер, — может позволить себе быть выше гнева. Поглядывай себе с высока из окна на прозябающих в нищете жалких обитателей этих лачуг и спи спокойно!
— Знаете, как ответил бы на это сеньор?
— Как?
— Он сказал бы, что его единственная забота — дать своим людям счастье.
— И он подумал бы, что я этому поверю?
— Послушайте, сеньор Куинс, — всегда ли счастливы богачи?
— Разумеется, нет.
— А всегда ли невеселы бедняки?
— Тоже нет.
— Тогда вы признаете, что и эти бедняки тем не менее могут быть очень счастливы?
— Вполне возможно.
— Так и есть на самом деле, сеньор. Спросите их. Но можно обойтись и без вопросов. Послушайте, как они поют. Прислушайтесь к их голосам. Посмотрите на их лица. Счастливее их нет никого в Мексике, и они подтвердят вам, что они самые счастливые люди на свете!
— Не может быть, Хуан.
— Тем не менее это сущая правда. И еще они скажут, что всем обязаны сеньору.
— Что их убеждает в этом?
— Это правда, что они работают на него и в урожайные годы приносят ему кучу денег. Но что бывает, когда урожай плохой?
— Ну?
— Им бы пришлось голодать. И вот тогда-то сеньор открывает им свои хранилища. Каждый работник получает достаточно. Он, его жена, даже самые малые дети. Скажем, бедняк заболел. Будут ли голодать его дети? Помрет ли он? Нет, сеньор посылает доктора ухаживать за бедняком, шлет семье пропитание. Вот в чем состоит его забота. А теперь представьте, что работник не поладил с кем-то из надсмотрщиков. Его не прогоняют, как в других местах. Его вызывают на суд. Как вы думаете, кто судья?
— Сеньор?
— Нет, что вы, — торжествующе рассмеялся Хуан. — Судьи — жители деревни, всякий, кто пожелает прийти. Все клянутся судить по справедливости. Потом говорит надсмотрщик, доказывает, что работник ленится и дерзит; за ним выступает работник, жалуется, что на него взваливают много работы или что он болен и не в состоянии справиться с поручением. После них произносит речь староста деревни. Он говорит, что думает об обеих сторонах. Потом выступают все желающие. После этого объявляется голосование. Жители деревни решают, кто не прав, и если не прав работник, как его наказать.
— Думаю, они всегда голосуют в пользу работника.
— Совсем нет.
— А если они голосуют против надсмотрщика?
— Сеньор рассматривает их решение. Бывает, что разжалует его в работники.
— Предположим, не старается арендатор.
— Жители деревни тоже решают голосованием. Если он плохо старается, они лишают его того, что получают в трудные времена, — скажем, врачебного ухода, продуктов. Бездельников прогоняют.
— Выходит, живущие в поместье Монтерея работники получают все, кроме прибылей.
— Что такое прибыли, сеньор?
— Ну разумеется, деньги.
— Для нас, — бесхитростно заметил Хуан, — деньги мало что значат. Люди должны жить ради чего-то лучшего.
Питер замолчал, смущенно уставившись на луку седла. Это было выше его понимания. Такая покорность и такое великодушие окончательно его обезоружили.
— Но вот мы проезжаем мимо дома Монтерея! — произнес он.
— Этого? — рассмеялся Хуан, указывая на спрятавшийся среди деревьев роскошный особняк. — Нет, нет! Здесь живет всего лишь надсмотрщик!
— Ничего себе! — воскликнул Питер и поскакал вперед, стараясь смотреть перед собой. Но все же не устоял, оглянулся. Настоящий дворец! Как же тогда богат сеньор, если его приказчики живут в такой роскоши, — приказчики, которых могут своим решением сместить работники!
В самый разгар утра они въехали в более широкую долину, где равнины перемежались с пологими холмами, заросшими большими вечнозелеными деревьями.
— Наверное, лесной заповедник, — предположил Питер, когда они подъехали поближе.
— Это парк, — поправил Хуан.
Когда они заехали поглубже, Питер убедился, что мексиканец не шутил; большие участки парка превращены в огромные сады с широченными газонами, бьющими фонтанами и многоцветьем растений. Сады переходили в ухоженные участки леса, а те, в свою очередь, в дикие леса. Им пришлось преодолеть изрядное расстояние, хотя, признаться, подлинные размеры парка, казалось, трудно определить, поскольку дорога постоянно петляла из стороны в сторону.
— Предположим, кому-то надо быстрее попасть в дом Монтерея, — сказал Питер. — Наверняка где-то должен быть более короткий путь.
— Люди на службе у сеньора, никогда не спешат, — ответил Хуан. — А что касается остальных, они всегда рады выбрать более долгий путь.
Реплика прозвучала явно двусмысленно, но Питеру не хотелось над ней раздумывать.
— Сколько в парке садовников? — спросил он.
— Сотни, — ответил Хуан. — Кроме того, когда нет работы на полях, множество крестьян доставляется оттуда.
— Разве они могут быть довольны, если их отрывают от дома и заставляют, как рабов, трудиться здесь?
— Что вы, это для них веселая прогулка. Каждый вечер здесь песни и танцы, устраивается настоящий банкет.
— И лишний заработок?
— Даже теперь вы ничего не поняли. Сеньор расплачивается не золотом, а счастьем.
Питер пожал плечами. Причуды и могущество этого странного человека, своего рода короля в пределах республики, начинали его и раздражать, и удивлять. Но прежде чем Питер нашелся, как ответить на довольно презрительное замечание Хуана, он увидел такое, от чего потерял дар речи.
Глава 21
КАК В СКАЗКЕ
На фоне неба возвышался дом, скорее дворец. Нижнюю часть закрывали верхушки деревьев, и поначалу он сам показался гостю горой. Только выехав на просеку, Питер увидел сооружение в его настоящем виде.
Дорога широкой дугой футов на полтораста поднималась по крутому, почти отвесному склону, и там, на вершине скалы, сияя ослепительной белизной, высилось чудовищных размеров сооружение из белого известняка, соединявшее в себе самые разнообразные типы архитектуры. Тут один этаж, там четыре, потом длинная открытая колоннада, а вон квадратная башня в добрых сто футов высотой! С первого взгляда видно, что здесь вложен труд не одного поколения; воплощены в камне капризы, фантазии и мечты множества могущественных магнатов. Результатом явилось фантастическое смешение всего на свете и все же не утратившее в целом идеальной красоты.
В Питере оставалось еще много ребяческого, и поэтому, увидев наяву этот перенесенный из сказки уголок, он чуть не умер от восторга, понимая, что внешние очертания — ничто по сравнению с внутренним убранством. Его восклицание выразило первое впечатление.
— Сеньор! — воскликнул он. Величественное сооружение действительно соответствовало его представлению о хозяине.
— Правильно, он, — самодовольно улыбаясь, подтвердил Хуан. — Теперь вы начинаете кое-что понимать.
«Начинаю понимать, — подумал про себя Питер, — что, возможно, во всем этом есть известная доля правды, но приправленная изрядной порцией вздора!»
Подъехав к подножию скалы, они оказались в английском саду, длинной лентой окаймленном лесом. Изящные лабиринты нежных цветочных клумб служили невыразимо приятным контрастом стоявшим позади огромным темным деревьям. По дорожкам, заложив руки за спину, в глубоком раздумье прохаживался высокий мужчина, очень старый, чуть сутулый, в светло-сером фланелевом костюме с маленьким красным цветком в петлице. Солнце высвечивало выглядывавшие из-под шляпы седые волосы.
— Вот он сеньор! — благоговейно произнес Питер.
— Это джентльмен, который управляет домом сеньора, — шепнул Хуан.
Питер досадливо прикусил губу. Пожилой джентльмен, увидев их, поспешил навстречу. Еле заметно кивнув Хуану, приподнял шляпу перед Питером. Услужливые манеры, но в то же время полная достоинства и изящества осанка приводили Питера в смущение.
— Сеньор Монтерей, — начал тот, — с нетерпением ждет вас, господин Куинс, а мне хотелось бы получить ваши распоряжения относительно устройства Злого Рока.
Еще одна озадачивающая деталь. Откуда Монтерей вообще мог узнать кличку коня, поскольку после встречи с грубияном горцем, давшем коню эту кличку, Питер Куинс не упоминал о ней ни одной живой душе? Про себя он решил сохранять невозмутимость, несмотря ни на какие словесные ухищрения. Сеньор Монтерей может напускать на себя видимость всеведущего, но если это сходит ему с рук среди соотечественников, ему следует усвоить, что в глазах Питера он выглядит просто смешно.
— Моему коню, — сказал Питер, — нужны лишь хорошее сено и зерно да чистая вода. Поставить можно где угодно.
Старик хлопнул в ладоши, и из-за скалы выбежал молодой парень, жаждавший взяться за дело.
— Конь трудный, — предупредил Питер.
— Иметь дело с трудными конями — наша обязанность, — ответил собеседник, взмахом руки отвергая возражения.
Вместо ответа Питер невозмутимо соскочил с коня и вручил поводья парню.
— Поставишь коня в новую конюшню, Рикардо, — приказал мажордом.
— И поберегись, — предупредил Питер Куинс. — Это сущий тигр!
Благодарно взглянув на Питера, Рикардо взял жеребца под самые удила. Шагнул вперед, но Злой Рок, прижав уши, не трогался с места. Парень потянул за уздечку, и тут серый, показывая норов, бросился на Рикардо. Глухо вскрикнув, парень повалился на землю. Злой Рок ударил его передним копытом и, встряхивая уздечкой, молнией умчался прочь.
Мажордом даже не взглянул на лежавшего. Побледнев от ярости, он смотрел вслед жеребцу, а тот, взметая тучи драгоценного перегноя, носился по клумбам. На крик управляющего сбежался сонм слуг. Прозвучал грозный приказ: одним духом и сию же минуту доставить жеребца целым и невредимым, иначе наступит расплата и на бездельников обрушится жестокая кара.
Управляющий еще не закрыл рта, как полдюжины молодцов вскочили на коней и стрелой ринулись в погоню. Но что толку от их рвения? Питер Куинс еще не встречал коня, который бы больше пяти минут выдержал гонку с серым. А на сей раз хорошей компенсацией за тяготы долгого пути было опустевшее седло. Легко упорхнув от преследователей, Злой Рок скрылся в лесу.
Питер не видел всего этого, сосредоточив внимание на распростертой недвижимой фигуре Рикардо. Зрелище ужасное — кожа на голове содрана до кости, кровь заливала лицо и куртку. Достав шейную косынку, Куинс расторопно забинтовал рану. Рикардо со стоном открыл глаза.
Питер поставил парня на ноги.
— Голову проломили, — выдавил из себя бедняга.
— Чепуха! — воскликнул Куинс. — Стоять можешь, руки целы. Все ребра, все кости на месте. Только раз шарахнули по голове. Через день-другой будешь как стеклышко. Благодари своего святого, Рикардо, а я очень сожалею, что Злой Рок так тебя отделал.
С этими словами он потихоньку достал горсть монет и высыпал в карман куртки Рикардо. Только теперь до слуха Питера стали доходить слова доведенного до крайности управляющего, и он увидел, что серого нет.
— Господин Куинс, — повернув к Питеру белое от страха и ярости лицо, заискивающе произнес управляющий, — коня вам немедленно вернут. А вы в свою очередь не сочли бы возможным при встрече с сеньором Монтереем на время умолчать…
— Не скажу ни слова, — заверил Питер, удивляясь тем не менее поведению старого слуги. Что там ему мололи о доброте Монтерея? Вот перед ним человек, отдавший семье добрую половину жизни, и он, как мальчишка, дрожит от страха перед наказанием из-за происшествия, в котором практически не виноват. — Кроме того, — добавил Питер, — я сейчас сам верну Злого Рока.
С этими словами он издал такой пронзительный свист, что паривший над долиной ястреб метнулся в сторону и обеспокоенно завертел головой.
— Через минуту будет тут, — уверенно заявил Питер. — А пока будем надеяться, что они не станут пытаться его заарканить.
— А что?
— Он повалит седока вместе с лошадью. Но погодите, скоро явится. — Они замолчали. Затем вдали послышался шум продиравшихся сквозь заросли множества лошадей и крики всадников. — Скачут по пятам Злого Рока, — отметил Питер, и тут из чащи вылетел серый. Взбрыкивая всеми четырьмя, промчался по саду и, сделав на глазах изумленного мажордома широкий круг, радостно встряхивая головой, как вкопанный встал перед хозяином. Из леса выскочили остальные.
— У него не ноги, а крылья! — восхищенно воскликнул управляющий. — Но как вы справляетесь с этим дьяволом?
— Возможно, вам объяснит сеньор, — ответил Питер с улыбкой, скорее адресованной Хуану Гарьену, и повел серого, куда указывал старик.
В пятидесяти футах от дороги находился широкий вход в глубь скалы. Внутри нее размещалась просторная конюшня. Под нее, расширив, оборудовали вымытую водой в известняке большую естественную пещеру. В скале пробили вентиляционные отверстия, обеспечив свободную циркуляцию воздуха, раздвинули с обеих сторон стены, оставив поддерживающие колонны. Пройдя по длинному коридору с боковыми ответвлениями, где можно было спокойно разместить десятки лошадей, они вдруг увидели впереди яркий солнечный свет и синее небо. Поначалу Питер не мог понять откуда. Каса-Монтерей стоял на скале, имеющей форму клина, и конюшни вырубили в направлении острия. Основная часть дома находилась на восточном краю скалы, а здесь располагалось недавно вырубленное в известняке большое стойло с проемом для поступления воздуха и света, пол покрывал деревянный настил.
Здесь Питер оставил собственноручно расседланного Злого Рока, и мажордом, представившийся сеньором Ромеро, повел гостя в Каса-Монтерей.
Дорога широкой дугой футов на полтораста поднималась по крутому, почти отвесному склону, и там, на вершине скалы, сияя ослепительной белизной, высилось чудовищных размеров сооружение из белого известняка, соединявшее в себе самые разнообразные типы архитектуры. Тут один этаж, там четыре, потом длинная открытая колоннада, а вон квадратная башня в добрых сто футов высотой! С первого взгляда видно, что здесь вложен труд не одного поколения; воплощены в камне капризы, фантазии и мечты множества могущественных магнатов. Результатом явилось фантастическое смешение всего на свете и все же не утратившее в целом идеальной красоты.
В Питере оставалось еще много ребяческого, и поэтому, увидев наяву этот перенесенный из сказки уголок, он чуть не умер от восторга, понимая, что внешние очертания — ничто по сравнению с внутренним убранством. Его восклицание выразило первое впечатление.
— Сеньор! — воскликнул он. Величественное сооружение действительно соответствовало его представлению о хозяине.
— Правильно, он, — самодовольно улыбаясь, подтвердил Хуан. — Теперь вы начинаете кое-что понимать.
«Начинаю понимать, — подумал про себя Питер, — что, возможно, во всем этом есть известная доля правды, но приправленная изрядной порцией вздора!»
Подъехав к подножию скалы, они оказались в английском саду, длинной лентой окаймленном лесом. Изящные лабиринты нежных цветочных клумб служили невыразимо приятным контрастом стоявшим позади огромным темным деревьям. По дорожкам, заложив руки за спину, в глубоком раздумье прохаживался высокий мужчина, очень старый, чуть сутулый, в светло-сером фланелевом костюме с маленьким красным цветком в петлице. Солнце высвечивало выглядывавшие из-под шляпы седые волосы.
— Вот он сеньор! — благоговейно произнес Питер.
— Это джентльмен, который управляет домом сеньора, — шепнул Хуан.
Питер досадливо прикусил губу. Пожилой джентльмен, увидев их, поспешил навстречу. Еле заметно кивнув Хуану, приподнял шляпу перед Питером. Услужливые манеры, но в то же время полная достоинства и изящества осанка приводили Питера в смущение.
— Сеньор Монтерей, — начал тот, — с нетерпением ждет вас, господин Куинс, а мне хотелось бы получить ваши распоряжения относительно устройства Злого Рока.
Еще одна озадачивающая деталь. Откуда Монтерей вообще мог узнать кличку коня, поскольку после встречи с грубияном горцем, давшем коню эту кличку, Питер Куинс не упоминал о ней ни одной живой душе? Про себя он решил сохранять невозмутимость, несмотря ни на какие словесные ухищрения. Сеньор Монтерей может напускать на себя видимость всеведущего, но если это сходит ему с рук среди соотечественников, ему следует усвоить, что в глазах Питера он выглядит просто смешно.
— Моему коню, — сказал Питер, — нужны лишь хорошее сено и зерно да чистая вода. Поставить можно где угодно.
Старик хлопнул в ладоши, и из-за скалы выбежал молодой парень, жаждавший взяться за дело.
— Конь трудный, — предупредил Питер.
— Иметь дело с трудными конями — наша обязанность, — ответил собеседник, взмахом руки отвергая возражения.
Вместо ответа Питер невозмутимо соскочил с коня и вручил поводья парню.
— Поставишь коня в новую конюшню, Рикардо, — приказал мажордом.
— И поберегись, — предупредил Питер Куинс. — Это сущий тигр!
Благодарно взглянув на Питера, Рикардо взял жеребца под самые удила. Шагнул вперед, но Злой Рок, прижав уши, не трогался с места. Парень потянул за уздечку, и тут серый, показывая норов, бросился на Рикардо. Глухо вскрикнув, парень повалился на землю. Злой Рок ударил его передним копытом и, встряхивая уздечкой, молнией умчался прочь.
Мажордом даже не взглянул на лежавшего. Побледнев от ярости, он смотрел вслед жеребцу, а тот, взметая тучи драгоценного перегноя, носился по клумбам. На крик управляющего сбежался сонм слуг. Прозвучал грозный приказ: одним духом и сию же минуту доставить жеребца целым и невредимым, иначе наступит расплата и на бездельников обрушится жестокая кара.
Управляющий еще не закрыл рта, как полдюжины молодцов вскочили на коней и стрелой ринулись в погоню. Но что толку от их рвения? Питер Куинс еще не встречал коня, который бы больше пяти минут выдержал гонку с серым. А на сей раз хорошей компенсацией за тяготы долгого пути было опустевшее седло. Легко упорхнув от преследователей, Злой Рок скрылся в лесу.
Питер не видел всего этого, сосредоточив внимание на распростертой недвижимой фигуре Рикардо. Зрелище ужасное — кожа на голове содрана до кости, кровь заливала лицо и куртку. Достав шейную косынку, Куинс расторопно забинтовал рану. Рикардо со стоном открыл глаза.
Питер поставил парня на ноги.
— Голову проломили, — выдавил из себя бедняга.
— Чепуха! — воскликнул Куинс. — Стоять можешь, руки целы. Все ребра, все кости на месте. Только раз шарахнули по голове. Через день-другой будешь как стеклышко. Благодари своего святого, Рикардо, а я очень сожалею, что Злой Рок так тебя отделал.
С этими словами он потихоньку достал горсть монет и высыпал в карман куртки Рикардо. Только теперь до слуха Питера стали доходить слова доведенного до крайности управляющего, и он увидел, что серого нет.
— Господин Куинс, — повернув к Питеру белое от страха и ярости лицо, заискивающе произнес управляющий, — коня вам немедленно вернут. А вы в свою очередь не сочли бы возможным при встрече с сеньором Монтереем на время умолчать…
— Не скажу ни слова, — заверил Питер, удивляясь тем не менее поведению старого слуги. Что там ему мололи о доброте Монтерея? Вот перед ним человек, отдавший семье добрую половину жизни, и он, как мальчишка, дрожит от страха перед наказанием из-за происшествия, в котором практически не виноват. — Кроме того, — добавил Питер, — я сейчас сам верну Злого Рока.
С этими словами он издал такой пронзительный свист, что паривший над долиной ястреб метнулся в сторону и обеспокоенно завертел головой.
— Через минуту будет тут, — уверенно заявил Питер. — А пока будем надеяться, что они не станут пытаться его заарканить.
— А что?
— Он повалит седока вместе с лошадью. Но погодите, скоро явится. — Они замолчали. Затем вдали послышался шум продиравшихся сквозь заросли множества лошадей и крики всадников. — Скачут по пятам Злого Рока, — отметил Питер, и тут из чащи вылетел серый. Взбрыкивая всеми четырьмя, промчался по саду и, сделав на глазах изумленного мажордома широкий круг, радостно встряхивая головой, как вкопанный встал перед хозяином. Из леса выскочили остальные.
— У него не ноги, а крылья! — восхищенно воскликнул управляющий. — Но как вы справляетесь с этим дьяволом?
— Возможно, вам объяснит сеньор, — ответил Питер с улыбкой, скорее адресованной Хуану Гарьену, и повел серого, куда указывал старик.
В пятидесяти футах от дороги находился широкий вход в глубь скалы. Внутри нее размещалась просторная конюшня. Под нее, расширив, оборудовали вымытую водой в известняке большую естественную пещеру. В скале пробили вентиляционные отверстия, обеспечив свободную циркуляцию воздуха, раздвинули с обеих сторон стены, оставив поддерживающие колонны. Пройдя по длинному коридору с боковыми ответвлениями, где можно было спокойно разместить десятки лошадей, они вдруг увидели впереди яркий солнечный свет и синее небо. Поначалу Питер не мог понять откуда. Каса-Монтерей стоял на скале, имеющей форму клина, и конюшни вырубили в направлении острия. Основная часть дома находилась на восточном краю скалы, а здесь располагалось недавно вырубленное в известняке большое стойло с проемом для поступления воздуха и света, пол покрывал деревянный настил.
Здесь Питер оставил собственноручно расседланного Злого Рока, и мажордом, представившийся сеньором Ромеро, повел гостя в Каса-Монтерей.
Глава 22
КОЗЫРИ РАСКРЫТЫ
Направляясь к дому Монтерея, Питер Куинс чувствовал себя солдатом, который должен предстать перед генералом вражеской армии. Неизвестно, отпустят ли его на свободу, арестуют как шпиона или просто бросят в тюрьму. Всякое возможно.
— Итак, Хуан, — спросил он, когда они подошли к дверям большого дома, — что меня ждет?
— Сюрприз, — с обычной ухмылкой ответил Хуан.
Их действительно ждал сюрприз. Мажордом провел их в отделанную темным деревом небольшую угловую комнату с очень высоким потолком и двумя узкими витражами. По стенам — высокие полки, уставленные книгами в богатых переплетах. С потолка на чугунной цепи свисала большая лампа. Под лампой — столик для чтения. Рядом со столиком большое кресло. На столике — разнообразные соблазны для курильщика: сигары толстые и тонкие, длинные и короткие, темные и светлые. Все, что душе угодно. Питеру так и захотелось надкусить толстую, с тупым концом «перфекто», чья коричневая маслянистая обертка скрывала сказочный аромат. Сигареты лежали в узком длинном мелком бронзовом ящичке, поделенном на отделения для различных сортов табака. Глядя на замысловатую резьбу на стенках ящичка, гость подумал, что сигареты в нем такого отменного качества, что за удовольствие насладиться ими настоящий курильщик отдаст душу. А такой вычурный орнамент можно увидеть разве что только на Востоке. Но, несмотря на обилие табака, в воздухе не чувствовалось его запаха. Его заглушал слабый неведомый аромат. Сначала Куинс не мог сказать, приятен он или нет. Поискав глазами источник, разглядел две тонкие струйки дыма, поднимавшиеся из стоявших по бокам окон курильниц.
Комната для одного, маленькая библиотека. Чтобы взять любимую книгу в руки, следовало лишь слегка приподняться в кресле. Так пожелал человек, создававший ее. И этот человек спроектировал ее и обставил таким образом, что в ней помещались лишь один стол, одно кресло и один источник света. Верно, у двери стояло еще два небольших стула, но они выглядели здесь совсем неуместно.
Но если эта комната для одного человека, то о самом хозяине она говорила весьма красноречиво. В воображении Питера рисовалось худое темное лицо, густые черные брови, глубоко запавшие усталые глаза, порочный взгляд, тонкие губы, обманчивая для неискушенных улыбка, медленные кошачьи манеры и беспокойные пальцы — словом, страшный человек.
Вместо этого пред ним предстал пышущий здоровьем румяный молодец лет пятидесяти, с большими живыми голубыми глазами под широченным лбом. Круглое веселое лицо, глядя на которое хочется улыбнуться. Вечно молодое, несмотря на седину и лысеющий лоб. Пухлые щеки излучают здоровье и довольство жизнью. Могучая шея свидетельствует о незаурядной силе. Когда он подался вперед в кресле, казалось, пиджак вот-вот лопнет в плечах. Поднявшись навстречу гостю, Монтерей шагнул вперед и протянул руку Питеру.
— Питер Куинс! — воскликнул он. — Я рассчитывал, что придется ждать вас по меньшей мере тройку дней. Теперь вижу, что нож в стене обернулся в мою пользу! — И к неописуемому изумлению Питера, выпустив его руку и взявшись за бока, он от души расхохотался. Восторг, казалось, так велик, что сеньор, потирая ладони и громогласно фыркая, забегал по комнате. Создавалось впечатление, что, обрадованный успехом своей выходки, он даже забыл о присутствии Питера. — А ведь мошенник швырнул так близко, что задел кожу!
— Он и метил в голову, — уточнил Питер. — Да еще с такой силой.
— В голову? Чепуха! Он прекрасно знал, что, если бы причинил вам вред, с него бы содрали кожу, вываляли в песке и отдали на съедение муравьям! Нет, он только чуть перестарался. Хуан!
Оглушительный голос не вмещался в комнате и отдавался эхом в самых отдаленных залах.
— Хуан Гарьен!
Тихие шаги; в дверях возник Хуан Гарьен.
— Ты поцарапал ему кожу ножом, — сказал Фелипе Монтерей.
— Зато он свернул мне челюсть, — криво ухмыльнулся Хуан.
— Так это ты, Хуан? — пораженно выдохнул Питер. — Ты бросил нож?
— Конечно. Кто же еще?
— Но я видел его у тебя за поясом!
— Это другой, — отмахнулся Хуан. — У меня еще два, видите?
Он показал длинное лезвие. Блеснув в руке, оно снова исчезло за пазухой. Питер Куинс тяжело вздохнул. До него стало доходить, что для этих южан он всего лишь ничтожная пылинка. Сеньор взмахом руки отпустил Хуана Гарьена.
— Сколько таких, как он? — спросил Питер. — Сколько у вас таких, как Хуан Гарьен?
— Таких, как он… ни одного, — ответил богач. — Поэтому я и послал его за вами. Выбрал одного из сотен других. Он самый лучший.
— Вы имеете в виду, что послали его еще в первый раз?
— Конечно.
— Уже тогда я был вам нужен?
— Разумеется.
— Для чего?
— Это долгая история. Садитесь, закуривайте.
— Благодарю. — Питер сел. Ему предложили ящичек с сигаретами. Он взял одну и затянулся ароматным дымком. Медленно выпустил его изо рта, стараясь распробовать на вкус. — И все же, — настаивал он, — мне не терпится узнать, зачем вы послали за мной.
— Я много наслышан о Питере Куинсе… до нас тоже дошло, как он проехал через пять штатов, оставив в дураках шерифов и их прихлебателей-добровольцев… как унес свою голову, за которую давали сто тысяч и даже больше долларов… и все из-за преступления, которого он не совершал! — Понизив голос, Монтерей серьезно добавил: — Но разве не помогал тебе сам Господь, Питер? Одной ловкости и хитрости мало.
— Пускай, как вы говорите, вам известны все мои приключения, — отмахиваясь от последнего замечания, продолжал настаивать Питер, — зачем я нужен вам?
— Значит, вам требуется ответ?
— За этим и тащился сорок миль.
— Если бы в этом сомневались, то не поехали бы в такую даль?
— Не поехал бы.
— Значит, не доверились бы мне.
— Ошибаетесь, сеньор Монтерей. Я знал, что если приеду, то придется иметь дело непосредственно с вами.
— А теперь, когда вы здесь? — с еле заметной улыбкой невозмутимо спросил сеньор.
— Вы утверждаете, что знаете меня, — сдержанно заметил Питер. — Но видимо, не поняли одного: для меня все зависит от исхода нашей беседы. Если буду удовлетворен — прекрасно. Если возникнут подозрения — я выхожу из дома позади вас, приставив револьвер к вашей спине.
— Вы самоуверенны, мой друг, — процедил сквозь зубы сеньор.
— Да, я в себе уверен, — подтвердил Питер.
— Но не проще разве взять вас обманом, а потом прибрать к рукам?
— Я игрок по натуре, сеньор Монтерей. Если сумеете меня обмануть, будете в дальнейшем пользоваться своим преимуществом. Но предупреждаю, что в данный момент я настороже каждую минуту.
— Знаю, — усмехнулся Монтерей. — И понимаю, что действительно привело вас сюда, — стремление докопаться до сути всего происходящего. Не так ли?
— Отчасти так. А отчасти любопытство в отношении вас и любопытство в отношении девушки, о которой недавно рассказывал мне Мартин Эвери.
Питер заметил, как вспыхнуло до того невозмутимое лицо Монтерея, но тот тут же скрыл свое замешательство за улыбкой.
— Мы или очень хорошо поладим, — констатировал Монтерей, — или вдребезги рассоримся.
— Отлично! — кивнул Питер. — А теперь все же скажите, зачем меня к вам привезли.
Сеньор Монтерей встал со стула и прошел в дальний конец комнаты. Отодвинул панель, и перед ними предстало зловещее лицо Тигра. Изображение было таким живым, что Питеру на мгновение показалось, что перед ним реальный человек. Потом понял, что это всего лишь картина. Облегченно вздохнув, он откинулся на стуле.
— Испугался, а? — поддразнил его Монтерей.
— Еще как!
Оба рассмеялись.
— Хвалю за откровенность, — сказал богач. — В таком случае постараюсь тоже говорить напрямик. Я привез тебя сюда и готов купить твои услуги. В первую очередь мне нужна голова этого человека, Тигра. Понятно?
— А-а, — отозвался Питер Куинс, — вот, значит, где собака зарыта!
Сложив руки, Питер заставил себя посмотреть на портрет. Он боялся признаться себе, но чем больше смотрел на портрет, тем больше убеждался в одном: несмотря на то что Тигр отказался принять вызов, Питер Куинс испытывал перед ним смертельный страх. Впервые за свою сознательную жизнь!
— Итак, Хуан, — спросил он, когда они подошли к дверям большого дома, — что меня ждет?
— Сюрприз, — с обычной ухмылкой ответил Хуан.
Их действительно ждал сюрприз. Мажордом провел их в отделанную темным деревом небольшую угловую комнату с очень высоким потолком и двумя узкими витражами. По стенам — высокие полки, уставленные книгами в богатых переплетах. С потолка на чугунной цепи свисала большая лампа. Под лампой — столик для чтения. Рядом со столиком большое кресло. На столике — разнообразные соблазны для курильщика: сигары толстые и тонкие, длинные и короткие, темные и светлые. Все, что душе угодно. Питеру так и захотелось надкусить толстую, с тупым концом «перфекто», чья коричневая маслянистая обертка скрывала сказочный аромат. Сигареты лежали в узком длинном мелком бронзовом ящичке, поделенном на отделения для различных сортов табака. Глядя на замысловатую резьбу на стенках ящичка, гость подумал, что сигареты в нем такого отменного качества, что за удовольствие насладиться ими настоящий курильщик отдаст душу. А такой вычурный орнамент можно увидеть разве что только на Востоке. Но, несмотря на обилие табака, в воздухе не чувствовалось его запаха. Его заглушал слабый неведомый аромат. Сначала Куинс не мог сказать, приятен он или нет. Поискав глазами источник, разглядел две тонкие струйки дыма, поднимавшиеся из стоявших по бокам окон курильниц.
Комната для одного, маленькая библиотека. Чтобы взять любимую книгу в руки, следовало лишь слегка приподняться в кресле. Так пожелал человек, создававший ее. И этот человек спроектировал ее и обставил таким образом, что в ней помещались лишь один стол, одно кресло и один источник света. Верно, у двери стояло еще два небольших стула, но они выглядели здесь совсем неуместно.
Но если эта комната для одного человека, то о самом хозяине она говорила весьма красноречиво. В воображении Питера рисовалось худое темное лицо, густые черные брови, глубоко запавшие усталые глаза, порочный взгляд, тонкие губы, обманчивая для неискушенных улыбка, медленные кошачьи манеры и беспокойные пальцы — словом, страшный человек.
Вместо этого пред ним предстал пышущий здоровьем румяный молодец лет пятидесяти, с большими живыми голубыми глазами под широченным лбом. Круглое веселое лицо, глядя на которое хочется улыбнуться. Вечно молодое, несмотря на седину и лысеющий лоб. Пухлые щеки излучают здоровье и довольство жизнью. Могучая шея свидетельствует о незаурядной силе. Когда он подался вперед в кресле, казалось, пиджак вот-вот лопнет в плечах. Поднявшись навстречу гостю, Монтерей шагнул вперед и протянул руку Питеру.
— Питер Куинс! — воскликнул он. — Я рассчитывал, что придется ждать вас по меньшей мере тройку дней. Теперь вижу, что нож в стене обернулся в мою пользу! — И к неописуемому изумлению Питера, выпустив его руку и взявшись за бока, он от души расхохотался. Восторг, казалось, так велик, что сеньор, потирая ладони и громогласно фыркая, забегал по комнате. Создавалось впечатление, что, обрадованный успехом своей выходки, он даже забыл о присутствии Питера. — А ведь мошенник швырнул так близко, что задел кожу!
— Он и метил в голову, — уточнил Питер. — Да еще с такой силой.
— В голову? Чепуха! Он прекрасно знал, что, если бы причинил вам вред, с него бы содрали кожу, вываляли в песке и отдали на съедение муравьям! Нет, он только чуть перестарался. Хуан!
Оглушительный голос не вмещался в комнате и отдавался эхом в самых отдаленных залах.
— Хуан Гарьен!
Тихие шаги; в дверях возник Хуан Гарьен.
— Ты поцарапал ему кожу ножом, — сказал Фелипе Монтерей.
— Зато он свернул мне челюсть, — криво ухмыльнулся Хуан.
— Так это ты, Хуан? — пораженно выдохнул Питер. — Ты бросил нож?
— Конечно. Кто же еще?
— Но я видел его у тебя за поясом!
— Это другой, — отмахнулся Хуан. — У меня еще два, видите?
Он показал длинное лезвие. Блеснув в руке, оно снова исчезло за пазухой. Питер Куинс тяжело вздохнул. До него стало доходить, что для этих южан он всего лишь ничтожная пылинка. Сеньор взмахом руки отпустил Хуана Гарьена.
— Сколько таких, как он? — спросил Питер. — Сколько у вас таких, как Хуан Гарьен?
— Таких, как он… ни одного, — ответил богач. — Поэтому я и послал его за вами. Выбрал одного из сотен других. Он самый лучший.
— Вы имеете в виду, что послали его еще в первый раз?
— Конечно.
— Уже тогда я был вам нужен?
— Разумеется.
— Для чего?
— Это долгая история. Садитесь, закуривайте.
— Благодарю. — Питер сел. Ему предложили ящичек с сигаретами. Он взял одну и затянулся ароматным дымком. Медленно выпустил его изо рта, стараясь распробовать на вкус. — И все же, — настаивал он, — мне не терпится узнать, зачем вы послали за мной.
— Я много наслышан о Питере Куинсе… до нас тоже дошло, как он проехал через пять штатов, оставив в дураках шерифов и их прихлебателей-добровольцев… как унес свою голову, за которую давали сто тысяч и даже больше долларов… и все из-за преступления, которого он не совершал! — Понизив голос, Монтерей серьезно добавил: — Но разве не помогал тебе сам Господь, Питер? Одной ловкости и хитрости мало.
— Пускай, как вы говорите, вам известны все мои приключения, — отмахиваясь от последнего замечания, продолжал настаивать Питер, — зачем я нужен вам?
— Значит, вам требуется ответ?
— За этим и тащился сорок миль.
— Если бы в этом сомневались, то не поехали бы в такую даль?
— Не поехал бы.
— Значит, не доверились бы мне.
— Ошибаетесь, сеньор Монтерей. Я знал, что если приеду, то придется иметь дело непосредственно с вами.
— А теперь, когда вы здесь? — с еле заметной улыбкой невозмутимо спросил сеньор.
— Вы утверждаете, что знаете меня, — сдержанно заметил Питер. — Но видимо, не поняли одного: для меня все зависит от исхода нашей беседы. Если буду удовлетворен — прекрасно. Если возникнут подозрения — я выхожу из дома позади вас, приставив револьвер к вашей спине.
— Вы самоуверенны, мой друг, — процедил сквозь зубы сеньор.
— Да, я в себе уверен, — подтвердил Питер.
— Но не проще разве взять вас обманом, а потом прибрать к рукам?
— Я игрок по натуре, сеньор Монтерей. Если сумеете меня обмануть, будете в дальнейшем пользоваться своим преимуществом. Но предупреждаю, что в данный момент я настороже каждую минуту.
— Знаю, — усмехнулся Монтерей. — И понимаю, что действительно привело вас сюда, — стремление докопаться до сути всего происходящего. Не так ли?
— Отчасти так. А отчасти любопытство в отношении вас и любопытство в отношении девушки, о которой недавно рассказывал мне Мартин Эвери.
Питер заметил, как вспыхнуло до того невозмутимое лицо Монтерея, но тот тут же скрыл свое замешательство за улыбкой.
— Мы или очень хорошо поладим, — констатировал Монтерей, — или вдребезги рассоримся.
— Отлично! — кивнул Питер. — А теперь все же скажите, зачем меня к вам привезли.
Сеньор Монтерей встал со стула и прошел в дальний конец комнаты. Отодвинул панель, и перед ними предстало зловещее лицо Тигра. Изображение было таким живым, что Питеру на мгновение показалось, что перед ним реальный человек. Потом понял, что это всего лишь картина. Облегченно вздохнув, он откинулся на стуле.
— Испугался, а? — поддразнил его Монтерей.
— Еще как!
Оба рассмеялись.
— Хвалю за откровенность, — сказал богач. — В таком случае постараюсь тоже говорить напрямик. Я привез тебя сюда и готов купить твои услуги. В первую очередь мне нужна голова этого человека, Тигра. Понятно?
— А-а, — отозвался Питер Куинс, — вот, значит, где собака зарыта!
Сложив руки, Питер заставил себя посмотреть на портрет. Он боялся признаться себе, но чем больше смотрел на портрет, тем больше убеждался в одном: несмотря на то что Тигр отказался принять вызов, Питер Куинс испытывал перед ним смертельный страх. Впервые за свою сознательную жизнь!
Глава 23
РАЗГОВОР С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ
Но вслух всего лишь спросил: