Бриггз Патриция. Тень Ворона

   – Ты еще молод, чтобы быть в отставке, – заметил Таер. – А Редерн – странный выбор для человека на пенсии – в этих горах зимой слишком холодно.
   Мастер Виллон принадлежал к числу тех людей, кто всегда улыбается – даже на смертном одре.
   – Мой сын получил звание мастера в прошлом году, – ответил он. – В нем есть страстность, благодаря которой он далеко продвинется, но если я буду рядом контролировать бизнес, он останется на одном уровне, отдав свою жизнь на конкуренцию со мной. Поэтому я ушел в отставку.
   Виллон бесшумно рассмеялся и покачал головой.
   – Но это не так-то просто. Люди, которые служили в моем доме, были верны мне в течение тридцати лет. Они выслушивали моего сына, кивали головой, а потом шли ко мне получить одобрение его приказам. Поэтому я вынужден был оставить Таэлу, и на ум мне пришел Редерн.
   Он чокнулся с Циро большой пивной кружкой.
   – Во время своего первого путешествия в качестве главы каравана я проходил как раз мимо этого постоялого двора и был пленен редчайшим представлением, которое я когда-либо слышал – два человека пели так, как будто их слушателями были сами боги. Я считал, что при дворах Таэлы я слушал самых замечательных музыкантов в мире, но то, что я услышал здесь… Конечно, бизнес бизнесом, господа. Но в моей душе живет музыка – к сожалению, не в моем голосе.
   – Если ты любишь музыку, то ее здесь предостаточно, – согласился Таер, когда несколько молодых мужчин как раз проходили в дверь.
   – Ох, посмотрите, кто наконец решил приземлиться, – приветствовал его один из них. – Ты улизнул от надзора сестры, Таер?
   Конечно, Таер приветствовал их всех, когда вернулся с войны, но это было сделано при различных обстоятельствах: или когда они были клиентами в пекарне, или когда он сам был их клиентом. Здесь, в таверне, они были ближе друг к другу. Так много всего. С появлением молодежи музыки стало меньше, разговоров – больше. Им следовало поговорить с его матерью, потому что большинство разговоров крутились вокруг его предстоящей свадьбы. И вопрос стоял так: он собирается жениться не когда, а на ком?
   Таер неожиданно для себя поспешно принес извинения и обнаружил, что мастер Виллон собирается уходить вместе с ним.
   – Не позволяй, чтобы тебя допекали глупыми вопросами.
   – Постараюсь, – ответил Таер, не вполне сумев подавить горечь. Может быть, потому, что чужак понимал его лучше, чем любой из его друзей и родственников, оставшихся за пределами таверны. – В жизни есть нечто большее, чем свадьбы, размножение и выпекание хлеба.
   Он двинулся решительным шагом, и Виллон пошел рядом с ним.
   – Я слышал столько хороших отзывов в твой адрес, как о пекаре, столько эмоций у меня от твоего пения. А ты не хочешь быть пекарем?
   – Пекарь…
   Таер старался изо всех сил правильно установить причину, которая беспокоила его в семейном бизнесе.
   – Выпекание булочек все равно что стирка – результаты одинаково временные, – он усмехнулся. – Это мое высокомерие, не так ли? Я бы хотел совершить нечто великое, нечто, что переживет меня, как эти здания пережили людей, которые их построили.
   – Я раньше об этом даже не задумывался, – медленно произнес Виллон. – Но бессмертие… Думаю, что основной инстинкт предпочтительнее предмета гордости. Это ведет к тому же, к чему тебя пытаются принудить. Как ты это называешь? Свадьба и размножение. Бессмертие человека в его детях.
   Дети? Таер осознавал, что об этом он не думал, но сдавившее его грудь ощущение: «Я не могу дышать под тяжестью желаний своей семьи» – задвинуло подальше все его инстинкты.
   – И чем бы ты хотел заниматься, если не оставаться пекарем? – спросил Виллон. Этот вопрос выдал в нем чужака. В Редерне никому даже в голову не придет, что можно заниматься чем-то другим. – Ты бы вернулся войну, если бы пришлось?
   – Не солдатом, – твердо ответил Таер. – Мне пришлось столько убивать… Война несет только смерть. – Он тяжело вздохнул и крепко зажмурил глаза. Возможно, это было видение маленькой долины в утреннем свете, когда он выезжал верхом на коне, – внутри него вибрировало, как одна из струн виолы Циро, когда он наконец выдохнул. – Я бы хотел возделывать землю.
   Виллон рассмеялся, но его смех улучшал настроение:
   – Не уверен, что забота вырастить урожай будет более долговременной, чем выпекание хлеба, – просто займет немного больше времени для получения окончательного результата.
   Нет, не так. Это другое. Таер остановился от внезапной догадки, что разница в словах, какой бы незначительной она ни казалась, как и сами по себе глупые слова, была правдой.
   – Я знавал фермеров, – сказал Таер. – Большинство тех, кто защищал Фаларн, были земледельцами, отстаивающими свои земли. Их земли – это большей частью они сами, как хлеб большей частью состоит из муки. – Он резко замотал головой из стороны в сторону и застенчиво усмехнулся, потому что все прозвучало еще глупее. – Земля бессмертна, мастер Виллон, и земледелец обладает частью этого бессмертия.
   – Значит, ты собираешься стать фермером? – с интересом подвел итого Виллон.
   – И жениться и размножаться? – легко подхватил Таер, опередив следующий вопрос Виллона. – Не совсем. – Он снова пошел вперед, хотя они прошли дальше пекарни. У него еще не было желания возвращаться домой. – В Редерне нет женщины, которая бы вышла за меня замуж и позволила мне заняться земледелием. Я знаю, какие деньги приносит фермерство и что пекарня дает в десять раз больше. И что мое желание разобьет сердце моим домашним.
   – Земледельцы не в почете, – согласился мастер-торговец. – Но если ты внимательно посмотришь вокруг, то обязательно найдешь женщину, которой лучше стать женой земледельца, чем жить в деревне под тиранией своих соседей.
 
   Той ночью Сэра проснулась в выделенной ей маленькой комнатке и, оставив раскладушку, завернулась в одеяло и вылезла через окно в сад позади дома. Твердые стены давили на нее. Она ошущала себя как в западне. Большую часть своей жизни она спала под навесом, в палатке, а не в домах.
   Она отыскала лавку, служившую ей не одну ночь вместо кровати с тех пор, как решила остаться здесь, и легла на нее, подняв взгляд к звездам.
   Ей пора уходить, без еды и укутавшего ее одеяла. Эти люди считают ее ничтожеством. Она не принадлежит этому миру. Она не слышала, о чем спорили Таер с Алиной, когда она подметала в передней комнате, но ей прекрасно было слышно, что говорили они на повышенных тонах.
   Завтра она уйдет. Через две-три недели она найдет клан, куда ее примут с удовольствием.
   Приняв окончательное решение, она закрыла глаза и постаралась загнуть. Сон долго не шел, потом скорее от изнеможения, чем от воли, она расслабилась и задремала.
 
   Гнилой помидор растекся по плечу Арвага, и мальчишки солсенти запрыгали в возбуждении. Неужели они не знали, что старик мог их всех убить одним прикосновением магии? Они не знали, что он и Сэра провели последние два дня, изгоняя харлога – демона духа, который охотился на ночных посетителей, пришедших к городскому колодцу?
   Вместо этого ее учитель дотронулся своими пораженными артритом пальцами до месива на плече и превратил его в свежий спелый помидор.
   – Большое спасибо, молодые люди, – поблагодарил он. – Нечастое дополнение к моему обеду.
   Картинка померкла, когда Сэра тревожно воспротивилась старому воспоминанию. Потом успокоилась, и сон перенес ее в другую точку времени.
   Полусонная после сытного обеда и теплоты костра она прислонилась к колену отца, который нежно перебирает пальцами ее волосы.
   – Уничтожен целый клан? – В его низком голосе слышится потрясение. – Ты точно уверен, что это была имперская армия?
   Их визитер устало кивнул головой.
   – Насколько мы смогли установить, в последней деревне, через которую они шли, пожаловались командующему имперскими войсками, расположившимися в окрестностях. Было сказано, что Вечные Странники украли пару молодых женщин. Несколько отрядов атаковали клан и устроили резню, не пощадив ни глубокого старика, ни вчера родившегося младенца. Оказалось, что женщины были захвачены бандитами – имперские отряды встретили их по пути из деревни…
   Они похоронили Арвага, как он хотел, в пустынной горной долине. Сэра лично бросила первую полную пригоршню земли. Он умер, пытаясь управлять магией, с которой больше уже не мог справиться, потому что боль в суставах одержала свою зловещую победу над ним. Он знал, что рискует.
   Однажды – такое случается только во сне – Арваг стоял рядом с Сэрой, наблюдая, как его хоронят ее отец и братья.
   – Наша задача позаботиться о них или умереть, – сказал он ей. – Наша цель удержать тени зла взаперти и помогать солсенти, которые против них беспомощны. Эту задачу выполняли Вороны до нас, за этим следил я, как Ворон, теперь должна ты. Ты еще совсем молодая, а я слишком стар, но мы делаем то, что должны делать.
 
   Таер достаточно долго прожил за пределами расслабленной безопасности своей деревни, потому он еще не привык безмятежно засыпать, не обращая внимания на шорохи в ночи. Он слышал, как на улицу вышла Сэра, она делала это очень часто, и после этого он провалился в сон. Но вдруг внезапно проснулся.
   Он подождал, когда шум повторился, натянул брюки и незаметно выскользнул через окно в сад, где Сэра беспомощно хныкала во сне из-за ночных кошмаров.
 
   Человек был из клана Ядозуба Толстого, он бежал передать сообщение в другой клан. Он флиртовал со старшей сестрой Сэры и умер ночью. Ее сестра умерла следующим утром, потому что ее легкие наполнились жидкостью, которую невозможно было откачать.
   Спустя четыре дня мертвых хоронили только Сэра и ее брат Ушир. Ушир работал, пока не упал. Она очень испугалась, решив, что он тоже умер; и только через некоторое время осознала, что он всего лишь потерял сознание. Она волоком оттащила его от мертвых, сложенных в центре раскинутого на ночевку лагеря, и сожгла все – как лагерь, так и тела. После этого недели и недели она не могла совершать магические ритуалы, даже высечь искру огня.
   Когда наконец она смогла это сделать, тело Ушира горело на костре, и он вращал головой до тех пор, пока удавалось фиксировать свой горящий взгляд. Как будто в смерти он смог управлять магией, чему так завидовал при жизни. Своей волей он удерживал ее взгляд.
   – Ты оставила меня, – сказал он. – Ты оставила свои обязанности. Ты не можешь бегать вечно, Сэра, Ворон из клана Изольды Молчаливой.
 
   Она проснулась от удушья и собственного крика. И вдруг ее подняли теплые руки. Это был Таер, он стал нежно баюкать девушку:
   – Тс-с-с. Это всего лишь сон. Ты в безопасности.
   Она спрятала лицо на его плече и, оставив постоянный самоконтроль, со всхлипываниями разрыдалась.
   – Я не могу это делать. Я не хочу быть Вечной Странницей. Они все умирают, и я должна их сжигать или хоронить. Я так устала от смерти и долга. Я хочу… Я хочу…
   Чего она хотела, было далеко от нее сплетено в пряди вины и обязательств, но она ощутила нечто замечательное, что примерно соответствовало ее желаниям, в сильных руках Таера.
   – Тс-с-с. Ты не должна уходить, если не хочешь.
   Его слова кружились вокруг нее, бурные эмоции утихли, оставив чувство печали и вины, но звук его голоса ее успокаивал.
 
   В одном из трех окон, выходящих в сад, Алина наблюдала, как ее брат обнимался с ведьмой, потом занес ее на руках в дом. Но прежде чем отвернуться, Алина заметила, как та сцепила руки на его шее.
 
   Когда ужас прошел, смущение заставило Сэру отвернуться и вытереть слезы уголком одеяла.
   – Извини, – прошептала она. – Мне приснился кошмар.
   – А, – вздохнул Таер и позволил ей от себя оторваться. – Тебе было хуже, чем мне.
   Она пожала плечами, но в глаза не смотрела.
   – Воспоминания приносят самые худшие кошмары. Так всегда говорил мой отец.
   – Тебе необязательно уходить искать другой клан, – ответил он. – Ты можешь остаться здесь.
   Она попыталась подавить непроизвольный смех. С ее стороны будет не слишком вежливо оскорблять гостеприимство его семьи.
   – Нет, не могу. Спасибо тебе. Но нет.
   – Я не могу сейчас уйти, – пояснил Таер. – Боюсь, осталось совсем недолго. Мать так ворчит и раздражается, что даже не верится, будто она больна… Однако продолжает худеть, и цвет ее кожи стал еще хуже. Ты можешь подождать?
   Сэра взяла себя в руки. Могла ли она снять с себя свою обязанность? О да. Подождать вечность, если сможет. Но было ли это решение правильным? Наконец она кивнула:
   – Я подожду.
   – Хорошо.
   Таер еще немного посидел с ней вдвоем, пока холодный пот, выступивший на спине, не высох. С серьезным видом, какой бывает у людей, принявших какое-то решение, он снял что-то со своей шеи и вложил ей в руки.
   – Они прошли со мной всю войну и охраняли меня в бесчисленных сражениях. Так как теперь они едва ли мне будут нужны, я бы хотел, чтобы они были у тебя.
   Она аккуратно перебирала пальцами деревянные четки.
   – Они не такие большие, чтобы их рассматривать, – поспешно и с некоторым смущением пояснил он. – Но их благословил наш священник, Карадок. Ты его знаешь?
   Она кивнула. Он разыскал ее, чтобы выразить свое сочувствие по поводу смерти ее брата. Единственный из всего Редерна. Она не знала, как общаться со священником – Вечные Странники не годились для поклонения многочисленным божествам, – но ей он показался неплохим человеком.
   – Карадок дал мне их за то, что я помогал ему ухаживать за садом, когда однажды летом он сломал запястье.
   – Должно быть, здесь скрыто нечто большее, чем просто помощь, – задумчиво возразила Сэра. – Люди так легко не делают такие подарки.
   Он смутился.
   – Это просто связка деревянных четок, Сэра.
   Она подняла их к лицу и потерлась о них, как кошка, ощущая тепло, исходящее от потертого дерева.
   – Старые деревянные четки. Я точно не скажу, насколько они стары, но они были подарены с любовью и их носили с любовью очень-очень долго. Мне с ними комфортно – а как было в них тебе, когда ты был вдали от дома?
   Она не стала ждать ответа. – Расскажи мне, как ты ухаживал за садом Карадока.
   – Я был юн, – наконец начал он. – Карадок… ну, ты знаешь его. Он всегда находил время со мной поговорить, выслушать меня, когда у нас с отцом бывали стычки.
   Он поведал свою историю, запинаясь, и в его голосе не звучало обычного ритма рассказчика:
   – Карадок сломал запястье, я тебе это уже говорил. Сад – его гордость и радость – почти сразу стал зарастать. Думаю, будучи служителем бога, он оказывает определенное воздействие на свой сад.
   Он нанял мальчика ухаживать за садом, но когда подошло время сбора урожая, мальчику надо было помогать в поле своему отцу, а Карадок не смог никого найти взамен. Поэтому я стал вставать утром пораньше, чтобы немного поработать в саду.
   Сэра слегка улыбнулась: четки и Таер совершали свое собственное волшебство.
   – Он не знал, что это ты.
   – Ну, я не очень был уверен, что буду помогать. Может, разок-другой. Пекарь встает рано, чтобы успеть испечь хлеб и булочки до наступления жары. Я не хотел обещать то, в чем не уверен.
   – И Карадок сам узнал, что это был ты, – закончила Сэра. – А когда ты отказался от оплаты, он дал тебе это.
   Таер молча кивнул головой.
   Сэра обернула четки вокруг шеи и завязала шнурки. Подарки не возвращают, только принимают с благодарностью. Ей следует найти то, чем она могла бы отблагодарить его за подарок и доброту к ней. Благословение Вечной Странницы будет весьма полезным.
   – Спасибо тебе. Я буду их бережно хранить столько, сколько они будут в моих руках, и передам их дальше, как это сделали ты и Карадок.
   Им было уютно даже молчать.
   – Сегодня у меня спросили, чем бы я хотел заниматься, кроме как быть пекарем и солдатом, – нарушил молчание Таер.
   – И что ты сказал?
   – Сельским хозяйством, – ответил он.
   Она согласно кивнула.
   – Земля возвращает обратно все, что ты в нее посадил, и даже больше, если есть умения.
   – Если бы ты могла что-то сделать, кем-то стать, кем бы ты была?
   Она задумалась. Она знала о жизни в деревне, знала, что судьба большинства людей – надпись на надгробном камне. Когда они становились чуть старше детей, их отдавали в ученики научиться ремеслу – в противном случае им выпадал жребий скитаться и быть только рабочими или солдатами. Женские судьбы зависели от воли их мужей.
   Вечные Странники были более свободны в большинстве случаев. Кузнец, если хотел, мог ковать и приносить пользу клану. Если человек чего-то хотел, то никто не мог ограничить его в своем выборе. И женщин в клане не ограничивали. Судьба была определена только у тех, кого причисляли к определенному ордену, когда Ворон провозглашал, каким талантом они награждены от рождения.
   Ни один Вечный Странник никогда не спросит у Ворона, кем хотелось бы стать ему.
   Молчание обещало затянуться надолго, потому об сказал:
   – Сегодня этот вопрос меня тоже захватил врасплох. Но мне преподнесли урок. Чем бы ты занималась?
   – Вороны не создают семей, – внезапно произнесла она. Ей было легко говорить, особенно в темноте. – Мы не можем позволить себе отвлекаться. Мы не выполняем ежедневную рутинную работу в клане. Не готовим, не собираем ветки для костра. Мы не штопаем свою одежду и не шьем.
   – Ты прекрасно готовишь, – возразил он.
   – Потому что Ушир вообще не умел готовить. Я научилась многому, когда мы остались одни. Но быть Вороном – это не одно и то же, что быть пекарем, Таер. Ты смог сбежать и стать солдатом. Ты можешь сейчас все бросить и стать земледельцем, если захочешь. Но я не могу не быть Вороном.
   – Но если бы могла, что бы ты сделала?
   Она закинула назад руки и покачала ногами вперед-назад с пятки на носок, скамья была для нее немного высока. Улыбаясь, полусонно она произнесла:
   – Я бы стала женой, как старая карга, которая держит постоялый двор в Борсдоке на западном побережье. У нее десяток детей. Все они намного выше нее ростом и все в страхе замирают, когда она проходит мимо. Ее муж – старый моряк с одной ногой. Не припомню, чтобы я услышала от него хоть одно слово, кроме «да, дорогая».
   Она удивила его, и Таер рассмеялся. Чтобы остановить хохот, пришлось крепко сомкнуть губы.
   Удовлетворенно улыбаясь в темноте, она подумала, что самое странное в ее заявлении то, что она сказала правду. Да, пожилая женщина держала постоялый двор, и ее дети с женами и мужьями – и все они, каждый из них, – любили ее. Она жила в мире дневного света, где существа из мира теней не осмеливались даже показать свои лица, и дети в ее семье отвечали только за чистку нескольких лошадей или уборку комнаты.
   Но то, чему больше всего завидовала Сэра, произошло однажды зимним вечером, когда ее дядя развлекал шумную толпу, собравшуюся у большого костра. Он рассказывал им истории о привидениях и сумеречных существах, а пожилая мудрая женщина со смехом покачала головой и сказала, что чем слушать выдумки о чудовищах, лучше детей отправить спать.
 
   Вот так она и осталась, когда ей надо было уйти. Неделя или месяц – для исполнения своего долга разницы никакой – целая жизнь или две тоже практически разницы никакой, сказала бы она. Поэтому она осталась.
 
   – Не дергай. Это же луковица ириса. Она слегка подрезана, чтобы цвести, – говорила несколько недель спустя сестра Таера. – Ты не знаешь, как полоть траву?
   Сэра оставила злополучную траву нетронутой, распряилась и почти застонала от облегчения в спине.
   – Нет, – ответила она, хотя, когда Алина давала ей задание, она об этом говорила. Как бы она научилась полоть траву? Травы и съедобные растения она знала, но у нее совсем отсутствовал опыт выращивания цветов.
   Однажды в обед разразился ураган: Таера одновременно осаждали сестра и мать, которая даже вылезла из постели только для того, чтобы попытаться заставить его найти себе жену. После этого Алина стала придираться к Сэре, как будто та мешала Таеру устраивать свою жизнь. Сэре определяли полдюжины заданий только для того, чтобы заставить что-нибудь делать, а потом обнаружить в ее работе недостатки: реальные или вымышленные.
   – Ну, тогда остановись, – попросила Алина. – Полагаю, Бандор или я обязательно закончим. Девочка, ты совершенно ни к чему не приспособлена. Не умеешь шить, не умеешь готовить, не умеешь полоть. В пекарне надо подмести пол – но подумай, как это сделать. Мне не нужно, чтобы пыль попала в муку.
   Сэра встала и стряхнула пыль с юбки: она сняла удобные брюки, когда заметила, что в Редерне женщины носят только юбки.
   – Стыдно, – не выдержала она, – что у Таера, такого учтивого и обходительного, сестра – полная противоположность.
   У Алины отвисла челюсть, а Сэра развернулась и скрылась в доме. Она тут же пожалела, что высказала свое мнение. В клане женщины были не вежливее Алины в своих просьбах. Но они никогда не предъявляли требований или претензий Ворону.
   Кроме того, Сэра достаточно хорошо знала солсенти. Грубость Алины к гостье была намеренно неуважительной. Конечно, если рядом находился Таер, то приказания произносились в более мягкой форме.
   Сэра старалась изо всех сил не придавать значения поведению женщины, старше себя по возрасту. Тем более, что в доме Алины она была гостьей. Она не протестовала против заданий, которые ей давали – ее просили делать то, что больше никто не делал. Но, игнорируя грубость Алины, Сэра донимала ее больше, чем если бы высказывалась в ответ.
   Сэра с силой сжала черенок деревянной метлы и стала подметать аккуратными медленными движениями. Ворон не может позволить себе потерять контроль над своими чувствами. Она глубоко вздохнула, задержала дыхание и успокоилась.
   Распахнулась дверь: Алина. Когда она заговорила, ее тон был очень учтивый.
   – Я грубиянка. Допускаю. Думаю, самое время для прямого разговора. Мой братец думает, что ты еще дитя.
   Не выпуская метлу из рук, Сэра в замешательстве посмотрела на Алину. Что думает Таер?
   – Но я знаю лучше, – продолжала та. – В твоем возрасте я вышла замуж.
   «А я уничтожила вампиров, которые убили моего учителя, когда мне было десять, – подумала Сэра. – Ворон не может быть ребенком». Вообще-то ей было понятно, к чему клонит Алина.
   – Я сказала Таеру, что ты уже взрослая, но он этого не видит, – продолжала Алина. – Та, кто станет женой моего брата, получит эту пекарню.
   «Та, кто станет женой твоего брата, будет защищена всю свою жизнь», – непроизвольно подумала Сэра, и всем сердцем позавидовала его будущей жене.
   – Но ты его никогда не получишь! Сэра пожала плечами.
   – И меня он никогда не получит.
   Она снова принялась подметать пол – и страстно желала стать старой хозяйкой постоялого двора, которая думала, что привидения и демоны – всего лишь сказки для запугивания детей. Она нагнулась, чтобы метлой вымести из-под нижней полки стола, где Таер замешивал тесто.
   – Где ты это взяла?
   Алина бросилась к Сэре. Вздрогнув от неожиданности, Сэра уронила метлу, а Алина схватила в кулак ожерелье с четками Таера: они выскользнули из-под воротника блузы, когда она наклонилась.
   – Грязная потаскуха! Воровка! – закричала Алина, яростно дергая за ожерелье. – Где ты их взяла?
   Сэра молча выслушивала все оскорбления – все недели подавляла свой гнев. Легкая боль от резкого толчка Алины за висящее на шее ожерелье была ничем по сравнению со вспыхнувшей яростью от того, что Алина посмела схватить его, стиснув горло.
   Она услышала, как в общей комнате открылась дверь и услышала голос Таера, но все было вторичным по сравнению с обуявшей ее яростью. Ярость была вскормлена смертью ее клана, смертью Ушира, ее отчаянием, безысходной виной за то, что она выжила, когда все погибли, и зажжена этой глупой женщиной солсенти, которая толкала ее и толкала, пока Сэре стало некуда больше отступать.
   Алина заметила нечто в ее взгляде, потому что разжала пальцы, опустила руку и отступила на два шага назад. Ожерелье вновь прикоснулось к шее Сэры, как поцелуй друга. Сердечное тепло, исходящее от подарка Таера, помогло ей обрести контроль, чтобы не вырвалась на свободу волна магии. Наверное, это спасло жизнь Алины, а заодно и Сэры, потому что выпущенная в гневе магическая волна неразборчива.
   Керамическая посуда разбилась вдребезги, а каменное строение с глухим грохотом заходило ходуном. По всей комнате разлетелись черпаки, деревянная стружка и керамическая щитка. Большая дверь, отделяющая горячие духовые шкафы от пекарни, слетела с петель и пронеслась между Сэрой и Алиной, ударившись о противоположную стену, от чего штукатурка взлетела в воздух толстым белым облаком. Алина закричала от страха. Перед падением на пол дверь повалила заодно два столика и задела сбоку бочонок, наполовину наполненный мукой. Взлетело еще одно облако – муки.
   Увидев испуганное лицо Алины, Сэра закрыла глаза и с трудом потянула к себе выпущенную ею волну. Рожденная гневом и подпитанная яростью, магическая волна ускользала. Показав свою мощь и возможность выйти из-под контроля, магическая энергия искривилась и вернулась на зов: прозрачной стеклянной струей она как бы влилась в свою хозяйку. Шелуха и керамические черепки плитки мягко осели на пол.
   Сэра открыла глаза и оценила ущерб. С Алиной все в порядке – хотя ее сильно трясло и она громко визжала. Стену надо штукатурить заново, дверь повесить на место, косяк двери – отремонтировать или заменить. Кувшины, высоко ценимые матерью, которыми пользовались для замеса теста, каким-то образом уцелели, а число разбитых горшков оказалось меньше, чем она ожидала.