Страница:
И тут терпение Каа кончилось. Он ударил плавниками и бросился.
Сначала темнота, потом все в тумане, в боли и оцепенении.
Инстинктивно тело Каа совершало все необходимые движения. Становилось вертикально. Высовывало дыхало над водой. Дышало. Снова погружалось. Позволяло разорванной личности снова медленно соединиться.
– Давай, мой мальчик, – говорил ему помогающий. – Еще немного.
Каа послушно плыл дальше, делал то, что велели. Этому учишься рано: если тебя ранили, всегда повинуйся помогающему. Это может быть твоя мать, тетка или какой-нибудь взрослый самец. Всегда рядом оказывается помогающий, иначе море поглотит тебя.
Со временем он вспомнил имя помогающего – Брукида. Начал вспоминать и своеобразный плеск воды недалеко от берега. Каа даже отчасти вспомнил, что привело его в такое состояние, что всякое представление о речи исчезло из сознания.
Была схватка. Он боролся против превосходящего противника, надеясь захватить его врасплох простой стремительностью и смелостью своего нападения.
Потребовался всего один удар концентрированного звука, чтобы отправить его в двойное сальто, причем дрожь сотрясала каждую мышцу. Парализованный, он смутно чувствовал, как уплывают два самца и уводят с собой его любовь.
– Тебе лучше? – спросил Брукида. Пожилой дельфин сонаром просветил внутренности Каа, проверяя его состояние. Затмевающие сознание тучи начали расходиться. Достаточно, чтобы вспомнить кое-что еще. Разбитое убежище – к нему не стоит плыть. Безнадежность преследования скоростных саней, даже если на них три пассажира, поскольку скоро ночь.
Травмированный мозг посылал приказы по невральной линии, и механические руки дергались. Каа сумел немного поднять голову, когда дышал в следующий раз, и узнал очертания береговых холмов. Брукида вел его ближе к туземному рыбацкому поселку.
– Мопол и Заки порвали все кабели и трансмиттеры в куполе. Но я считаю, что мы можем найти линии, ведущие к роботам-разведчикам в порту Вуфон, подсоединиться к ним и связаться с кораблем.
Хаотические мысли Каа постепенно приходили в порядок. Достаточно, чтобы понять, что говорит старый фин. Возвращение к разумности вызывало противоречивые чувства. Он испытывал облегчение от того, что потеря временная, но тосковал по простоте, которая сейчас должна уйти, смениться срочными безнадежными делами.
Тринари вернулся легче англика.
Каа понимал разумность этого предложения. Одним из принципов человеческой законности, который находил аналогии у естественных китообразных, была организация отрядов взаимопомощи и соблюдения закона. Когда совершается преступление против всей стаи, можно звать на помощь. Нельзя встречаться с трудностями в одиночку.
Он позволил Брукиде отвести его в место, где внизу, подальше от глаз наблюдателей с берега, проложены кабели. Гулкий прибой напомнил Каа счастливые утренние занятия любовью. Этот звук заставил его издать протестующий писк на праймале. Он протестовал против несправедливости случившегося. Найти подругу и потерять ее в тот же день.
В воде вкус хунов и квуэнов, а также дерева и смолы. Каа отдыхал на поверхности, восстанавливая сознание, а Брукида нырнул, чтобы установить связь.
– Сейсер. Заки выстрелил в меня лучом из сейсера.
Смутно он сознавал, что Заки, возможно, спас ему жизнь. Если бы этот залп не остановил его, следующим, несомненно, выстрелил бы Мопол. И выстрелил бы из мощного оружия саней.
– Спас меня ради чего?
Ифни, скажи мне, в чем смысл?
Каа не считал, что у него снова есть прозвище.
Несколько часов – и оно снова исчезло. Она унесла его с собой.
Рядом вынырнул Брукида, оживленный, достигший быстрого успеха.
– Готово! Пошли, Каа. На линии Джиллиан. Она хочет поговорить с тобой.
В жизни иногда приходится делать выбор. Нужно выбрать, по какому течению плыть, какой прилив приведет к судьбе.
Иногда тебя разрывает на части, словно с двух сторон ухватили два гигантских кальмара, один укусил за плавники, другой играет в перетягивание каната с твоим рылом.
Каа слышал приказ. Он понял его.
Но не был уверен, что сможет его выполнить.
– Мне очень жаль, что так случилось с Пипое, – сказала Джиллиан Баскин. Голос ее прорывался сквозь треск импровизированной линии связи, подключенной непосредственно к слуховому нерву Каа. Мы освободим ее и воздадим должное дезертирам, когда обстоятельства позволят. Поверь мне, это первостепенное дело.
Но сейчас важнее другое. От этого зависит наша жизнь, Каа.
Женщина помолчала.
– Я хочу, чтобы ты направился в гавань Вуфона.
Пора одному из нас появиться в городе.
СУНЕРЫ
ЭВАСКС
ВУББЕН
БЛЕЙД
Сначала темнота, потом все в тумане, в боли и оцепенении.
Инстинктивно тело Каа совершало все необходимые движения. Становилось вертикально. Высовывало дыхало над водой. Дышало. Снова погружалось. Позволяло разорванной личности снова медленно соединиться.
– Давай, мой мальчик, – говорил ему помогающий. – Еще немного.
Каа послушно плыл дальше, делал то, что велели. Этому учишься рано: если тебя ранили, всегда повинуйся помогающему. Это может быть твоя мать, тетка или какой-нибудь взрослый самец. Всегда рядом оказывается помогающий, иначе море поглотит тебя.
Со временем он вспомнил имя помогающего – Брукида. Начал вспоминать и своеобразный плеск воды недалеко от берега. Каа даже отчасти вспомнил, что привело его в такое состояние, что всякое представление о речи исчезло из сознания.
Была схватка. Он боролся против превосходящего противника, надеясь захватить его врасплох простой стремительностью и смелостью своего нападения.
Потребовался всего один удар концентрированного звука, чтобы отправить его в двойное сальто, причем дрожь сотрясала каждую мышцу. Парализованный, он смутно чувствовал, как уплывают два самца и уводят с собой его любовь.
– Тебе лучше? – спросил Брукида. Пожилой дельфин сонаром просветил внутренности Каа, проверяя его состояние. Затмевающие сознание тучи начали расходиться. Достаточно, чтобы вспомнить кое-что еще. Разбитое убежище – к нему не стоит плыть. Безнадежность преследования скоростных саней, даже если на них три пассажира, поскольку скоро ночь.
Травмированный мозг посылал приказы по невральной линии, и механические руки дергались. Каа сумел немного поднять голову, когда дышал в следующий раз, и узнал очертания береговых холмов. Брукида вел его ближе к туземному рыбацкому поселку.
– Мопол и Заки порвали все кабели и трансмиттеры в куполе. Но я считаю, что мы можем найти линии, ведущие к роботам-разведчикам в порту Вуфон, подсоединиться к ним и связаться с кораблем.
Хаотические мысли Каа постепенно приходили в порядок. Достаточно, чтобы понять, что говорит старый фин. Возвращение к разумности вызывало противоречивые чувства. Он испытывал облегчение от того, что потеря временная, но тосковал по простоте, которая сейчас должна уйти, смениться срочными безнадежными делами.
Тринари вернулся легче англика.
– Да, конечно, я согласен. Ужасное положение у Пипое, бедной девочки. Но сначала свяжемся со «Стремительным». Может, нам смогут помочь.
Мы должны преследовать
Отродье сифилитических червей,
Пока их звуковой след еще свеж!
Каа понимал разумность этого предложения. Одним из принципов человеческой законности, который находил аналогии у естественных китообразных, была организация отрядов взаимопомощи и соблюдения закона. Когда совершается преступление против всей стаи, можно звать на помощь. Нельзя встречаться с трудностями в одиночку.
Он позволил Брукиде отвести его в место, где внизу, подальше от глаз наблюдателей с берега, проложены кабели. Гулкий прибой напомнил Каа счастливые утренние занятия любовью. Этот звук заставил его издать протестующий писк на праймале. Он протестовал против несправедливости случившегося. Найти подругу и потерять ее в тот же день.
В воде вкус хунов и квуэнов, а также дерева и смолы. Каа отдыхал на поверхности, восстанавливая сознание, а Брукида нырнул, чтобы установить связь.
– Сейсер. Заки выстрелил в меня лучом из сейсера.
Смутно он сознавал, что Заки, возможно, спас ему жизнь. Если бы этот залп не остановил его, следующим, несомненно, выстрелил бы Мопол. И выстрелил бы из мощного оружия саней.
– Спас меня ради чего?
Ифни, скажи мне, в чем смысл?
Каа не считал, что у него снова есть прозвище.
Несколько часов – и оно снова исчезло. Она унесла его с собой.
Рядом вынырнул Брукида, оживленный, достигший быстрого успеха.
– Готово! Пошли, Каа. На линии Джиллиан. Она хочет поговорить с тобой.
В жизни иногда приходится делать выбор. Нужно выбрать, по какому течению плыть, какой прилив приведет к судьбе.
Иногда тебя разрывает на части, словно с двух сторон ухватили два гигантских кальмара, один укусил за плавники, другой играет в перетягивание каната с твоим рылом.
Каа слышал приказ. Он понял его.
Но не был уверен, что сможет его выполнить.
– Мне очень жаль, что так случилось с Пипое, – сказала Джиллиан Баскин. Голос ее прорывался сквозь треск импровизированной линии связи, подключенной непосредственно к слуховому нерву Каа. Мы освободим ее и воздадим должное дезертирам, когда обстоятельства позволят. Поверь мне, это первостепенное дело.
Но сейчас важнее другое. От этого зависит наша жизнь, Каа.
Женщина помолчала.
– Я хочу, чтобы ты направился в гавань Вуфона.
Пора одному из нас появиться в городе.
СУНЕРЫ
ЭВАСКС
Мои кольца, наконец-то это произошло.
Радуйтесь! Вашему мастер-кольцу удалось наконец восстановить некоторые жирные воспоминания, которые вы/мы/Я считал навсегда утраченными. Эти ценные следы памяти, которые исчезли, когда храбрый и глупый Аскс растопил воск!
Этот акт неверно понятой преданности слишком на долгое время уменьшил полезность этой гибридной груды колец. Некоторые из экипажа «Полкджи» называли Меня/нас неудавшимся экспериментом. Даже капитан-лидер усомнился в этой попытке превратить дикого треки в нашего верного эксперта по джиджоанским проблемам.
Следует признать, что наши/Мои сведения о Шести Расах оказались неполными. Допускались ошибки вопреки/благодаря нашим советам.
Но теперь Я/мы вернул утраченные секреты! Вернул убеждения, некогда заполнявшие центр мульчи рассеянного существа, которое называлось Асксом.
Глубоко под расплавленным воском сохранилось несколько воспоминаний.
Не дергайтесь так! Вы должны радоваться такому важному открытию.
Яйцо.
До сих пор мы встречались только с высокомерием и самонадеянностью со стороны рас сунеров, задержками и неохотным сотрудничеством с высланными нами разведывательными группами.
Паразитов г'кеков не собирают в назначенных пунктах.
Нет миграции груд треки для оценки и преображения.
Рои роботов начали прочесывать местность в поисках групп г'кеков и треки и гнать их в огражденные места, где их можно сосредоточить в большем количестве. Но эта задача оказалась трудной и малоэффективной. Было бы гораздо удобней, если бы местные жители выполнили эту задачу.
И что еще хуже, эти падшие существа по-прежнему утверждают, что ничего не знают о нашей добыче – земном корабле.
Добиться большего сотрудничества оказалось трудно.
Нападения на населенные пункты встречены покорно. Население разбегается.
Их мрачная религия противопоставляет нам стоическую пассивность. Трудно внушить надежду тем, у кого ее никогда не было.
Но теперь у нас есть новая цель!
Имеющая для Шести Рас гораздо большее значение, чем любая из их деревень. Цель, которая способна убедить их в нашей безжалостной решимости.
Мы уже кое-что знали о Святом Яйце. Его излучения раздражали, искажая данные наших приборов, но мы считали это геологической аномалией. Пси-резонирующие формации известны на некоторых планетах. Вопреки местной мифологии, в нашей корабельной Библиотеке можно отыскать несколько аналогичных случаев. Редкий феномен, но доступный объяснениям.
И только теперь мы поняли, какова роль этого камня в местной религии. Для туземцев это центральный объект поклонения. Их «душа».
Радуйтесь! Вашему мастер-кольцу удалось наконец восстановить некоторые жирные воспоминания, которые вы/мы/Я считал навсегда утраченными. Эти ценные следы памяти, которые исчезли, когда храбрый и глупый Аскс растопил воск!
Этот акт неверно понятой преданности слишком на долгое время уменьшил полезность этой гибридной груды колец. Некоторые из экипажа «Полкджи» называли Меня/нас неудавшимся экспериментом. Даже капитан-лидер усомнился в этой попытке превратить дикого треки в нашего верного эксперта по джиджоанским проблемам.
Следует признать, что наши/Мои сведения о Шести Расах оказались неполными. Допускались ошибки вопреки/благодаря нашим советам.
Но теперь Я/мы вернул утраченные секреты! Вернул убеждения, некогда заполнявшие центр мульчи рассеянного существа, которое называлось Асксом.
Глубоко под расплавленным воском сохранилось несколько воспоминаний.
Не дергайтесь так! Вы должны радоваться такому важному открытию.
Яйцо.
До сих пор мы встречались только с высокомерием и самонадеянностью со стороны рас сунеров, задержками и неохотным сотрудничеством с высланными нами разведывательными группами.
Паразитов г'кеков не собирают в назначенных пунктах.
Нет миграции груд треки для оценки и преображения.
Рои роботов начали прочесывать местность в поисках групп г'кеков и треки и гнать их в огражденные места, где их можно сосредоточить в большем количестве. Но эта задача оказалась трудной и малоэффективной. Было бы гораздо удобней, если бы местные жители выполнили эту задачу.
И что еще хуже, эти падшие существа по-прежнему утверждают, что ничего не знают о нашей добыче – земном корабле.
Добиться большего сотрудничества оказалось трудно.
Нападения на населенные пункты встречены покорно. Население разбегается.
Их мрачная религия противопоставляет нам стоическую пассивность. Трудно внушить надежду тем, у кого ее никогда не было.
Но теперь у нас есть новая цель!
Имеющая для Шести Рас гораздо большее значение, чем любая из их деревень. Цель, которая способна убедить их в нашей безжалостной решимости.
Мы уже кое-что знали о Святом Яйце. Его излучения раздражали, искажая данные наших приборов, но мы считали это геологической аномалией. Пси-резонирующие формации известны на некоторых планетах. Вопреки местной мифологии, в нашей корабельной Библиотеке можно отыскать несколько аналогичных случаев. Редкий феномен, но доступный объяснениям.
И только теперь мы поняли, какова роль этого камня в местной религии. Для туземцев это центральный объект поклонения. Их «душа».
Как забавно.
Как патетично.
И как удобно.
ВУББЕН
Когда его престарелые колеса в последний раз катились по этой пыльной тропе, это было в обществе двенадцати дюжин одетых в белое паломников – лучших глаз, умов и колец всех шести рас, проходивших мимо крутых утесов и выбросов пара, чтобы попросить руководства у Святого Яйца. На то время, когда полная надежд процессия заставляла стены каньона вибрировать в такт, в Общине сохранялись единство и мир.
Увы, прежде чем добраться до цели, группа оказалась в водовороте огня, кровопролития и отчаяния. И вскоре мудрецы и их последователи были слишком заняты выживанием, чтобы размышлять над невыразимым. Однако за все последующие недели Вуббен никак не мог забыть о недоконченном деле. О чем-то жизненно важном, но незавершенном.
Отсюда и его одиночное возвращение, хотя при этом его колеса оказываются слишком близко к кораблю джофуров. Оси Вуббена дрожали от трудного подъема, и он с тоской вспоминал храброго квуэна, который добровольно вызвался отнести его сюда в удобстве на широкой серой спине.
Но он не мог этого принять. Несмотря на возраст и скрип в колесах, Вуббен должен был прийти один.
Наконец он добрался до последнего поворота перед входом в Гнездо. Вуббен остановился, чтобы перевести дыхание и привести в порядок мысли перед предстоящим испытанием. Мягкой тряпкой он вытер зеленый пот со всех четырех век и глазных стебельков.
Говорят, что организм г'кеков не мог развиться на планете. Наши колеса и тонкие конечности больше подходят искусственным мирам, где жили наши богоподобные предки, прежде чем сделали большую ставку, выиграли и все потеряли.
Он часто думал, каково было жить в огромном вращающемся городе, внутреннее пространство которого заполнено бесчисленными хрупкими дорогами, которые изгибаются, как витой сахар. Эти дороги разумны, они изгибаются, поворачивают и соединяются по вашему приказу, так что путь между двумя пунктами может быть прямым или великолепно изогнутым, как вам больше нравится. Жить там, где планета не давит на вас безжалостно дур за дуром от рождения до смерти, раздавливая ободья и забивая подшипники жесткой пылью.
Больше чем любой другой расе, г'кекам приходилось тяжело трудиться, чтобы любить Джиджо. Наше убежище. Наше чистилище.
Как только Яйцо дало знать о своем присутствии, стебельки Вуббена невольно сжались. От земли исходили колебания тайвиш. Спорадические рисунки дрожи становились все более напряженными, чем ближе он подходил к их источнику. Вуббен задрожал, когда новая волна колебаний накатилась на него, погладила напряженные оси, заставила вибрировать мозг в прочном черепе. Слова, даже на галактическом два или три, не могут выразить это ощущение. Пси-эффект не вызывает галлюцинаций или драматичных эмоций. Скорее, возникает ощущение ожидания, оно постепенно усиливается, нарастает, как будто наконец начинает осуществляться какой-то долгожданный план.
Эпизод достиг высшего напряжения, но вот оно схлынуло, и в нем все еще не было связности, на которую Вуббен надеялся.
«Теперь начнем по-настоящему», – подумал он. Его двигательные шпульки задрожали, ведь им помогали только слабые толчковые ноги; оба колеса повернули от заходящего солнца к загадке.
«Помоги твоему народу», – просил Вуббен, настраивая свои мысли, гармонизируя их с вибрацией циклоида.
«Поднимись. Проснись. Вмешайся и спаси нас».
Обычно для связи требовалось больше одного просителя. Вуббен добавил бы свой вклад к терпению хуна, упорству квуэна, альтруистическому дружелюбию треки, а также к цепкости и ненасытности, которые делают такими похожими лучших людей и уров. Но передвижение такой большой группы могли бы заметить джофуры. Да он и не мог просить других рисковать быть пойманными в обществе г'кека.
С каждым оборотом вокруг Яйца он поднимал глазной стебелек и вглядывался в гору Ингул, чья вершина видна была за краем кратера. Фвхун-дау обещал поместить там семафорную группу, которая должна была дать сигнал при приближении угрозы – или если появятся шансы на договор с чужаками. Пока на вершине на западе не видно вспышек.
Но и другие отвлечения спутывали мысли.
В той же самой западной части неба повис Лусен; вдоль терминатора в форме полумесяца, который отделяет темную половину от светлой, видны яркие точки. Традиция утверждает, что это отражения от куполов, накрывающих города. Улетая, буйуры оставили их нетронутыми, поскольку на Лусене нет естественной экосистемы, которую нужно было бы восстанавливать. Время едва прикоснется к ним, пока этой галактике и ее мириадам звездных систем не придадут новый законный статус и в спиральных рукавах снова оживет торговля.
Как эти лунные города должны были искушать первых г'кеков, бежавших из своих покинутых космических жилищ, лишь на несколько прыжков опередив линчующие толпы. Пройдя бури Измунути и оказавшись наконец в безопасности, они увидели в этих куполах напоминание о доме. Обещание низкого тяготения и гладких ровных поверхностей.
Но такие места не могут служить долговременным надежным убежищем от безжалостных врагов. Для беглецов больше подходит поверхность планеты, с ее жизнеобеспечивающей системой и отсутствием необходимости в компьютерах. Сложная мещанина естественного мира делала его надежным укрытием, где можно вести примитивный образ жизни и добывать пищу, как животные.
На самом деле у Вуббена было мало данных, чтобы представить мысли первых колонистов. Единственными письменными источниками того времени были Священные Свитки, а в них почти ничего не говорилось о прошлом, они рассказывали о необходимой гармонии на Джиджо и обещали спасение тем, кто пройдет Тропой Избавления.
Вуббен был известен своим глубоким знанием этих текстов и умением их цитировать. «Но на самом деле мы, мудрецы, уже сто лет назад перестали опираться на эти свитки».
Он продолжил свое одинокое паломничество, завершая четвертый обход, когда обрушилась новая волна тайвиш. Теперь Вуббен был уверен, что циклы становятся все более связными. Но было и ощущение, что гораздо большая сила еще спит под поверхностью – сила, в которой он отчаянно нуждается.
Деды хунов и квуэнов сохранили показания, что в последние дни Дрейка Молодого узор колебаний был необыкновенно мощным. Тогда Яйцо еще сохранило тепло своего рождения – оно только что вышло из матки Джиджо. Тогда все шесть рас видели принудительные сны, которые убедили даже самых консервативных в Том, что это истинное откровение.
В принятии огромного овоида сыграла свою роль и политика. Дрейк и Ур-Чоун в своих призывах истолковывали по явление нового знамения таким образом, что оно укрепляло Общину.
Камень мудрости – дар Джиджо, знамение, санкционирующее и ратифицирующее Великий Мир, объявили они, и имели определенный успех. Отныне надежда стала частью обновленной религии, хотя из почтения к Свиткам само это слово использовалось редко.
Теперь Вуббен пытался найти надежду для себя, для своей расы и для всех Шести. Он искал признаки того, что великий камень снова оживает.
«Я чувствую, что это происходит! Только бы он проявил всю свою силу и сделал это быстро».
Но активность камня усиливалась по какому-то собственному ритму, с такой инерцией, которая заставляла Вуббена чувствовать себя насекомым, танцующим рядом с каким-то гигантским существом.
«Может быть, – размышлял Вуббен, – мое присутствие не имеет ничего общего с этими переменами.
И в том, что произойдет, я совсем не буду участвовать».
Увы, прежде чем добраться до цели, группа оказалась в водовороте огня, кровопролития и отчаяния. И вскоре мудрецы и их последователи были слишком заняты выживанием, чтобы размышлять над невыразимым. Однако за все последующие недели Вуббен никак не мог забыть о недоконченном деле. О чем-то жизненно важном, но незавершенном.
Отсюда и его одиночное возвращение, хотя при этом его колеса оказываются слишком близко к кораблю джофуров. Оси Вуббена дрожали от трудного подъема, и он с тоской вспоминал храброго квуэна, который добровольно вызвался отнести его сюда в удобстве на широкой серой спине.
Но он не мог этого принять. Несмотря на возраст и скрип в колесах, Вуббен должен был прийти один.
Наконец он добрался до последнего поворота перед входом в Гнездо. Вуббен остановился, чтобы перевести дыхание и привести в порядок мысли перед предстоящим испытанием. Мягкой тряпкой он вытер зеленый пот со всех четырех век и глазных стебельков.
Говорят, что организм г'кеков не мог развиться на планете. Наши колеса и тонкие конечности больше подходят искусственным мирам, где жили наши богоподобные предки, прежде чем сделали большую ставку, выиграли и все потеряли.
Он часто думал, каково было жить в огромном вращающемся городе, внутреннее пространство которого заполнено бесчисленными хрупкими дорогами, которые изгибаются, как витой сахар. Эти дороги разумны, они изгибаются, поворачивают и соединяются по вашему приказу, так что путь между двумя пунктами может быть прямым или великолепно изогнутым, как вам больше нравится. Жить там, где планета не давит на вас безжалостно дур за дуром от рождения до смерти, раздавливая ободья и забивая подшипники жесткой пылью.
Больше чем любой другой расе, г'кекам приходилось тяжело трудиться, чтобы любить Джиджо. Наше убежище. Наше чистилище.
Как только Яйцо дало знать о своем присутствии, стебельки Вуббена невольно сжались. От земли исходили колебания тайвиш. Спорадические рисунки дрожи становились все более напряженными, чем ближе он подходил к их источнику. Вуббен задрожал, когда новая волна колебаний накатилась на него, погладила напряженные оси, заставила вибрировать мозг в прочном черепе. Слова, даже на галактическом два или три, не могут выразить это ощущение. Пси-эффект не вызывает галлюцинаций или драматичных эмоций. Скорее, возникает ощущение ожидания, оно постепенно усиливается, нарастает, как будто наконец начинает осуществляться какой-то долгожданный план.
Эпизод достиг высшего напряжения, но вот оно схлынуло, и в нем все еще не было связности, на которую Вуббен надеялся.
«Теперь начнем по-настоящему», – подумал он. Его двигательные шпульки задрожали, ведь им помогали только слабые толчковые ноги; оба колеса повернули от заходящего солнца к загадке.
* * *
Яйцо, округлый камень, возвышалось над головой и уходило на расстояние в половину полета стрелы, прежде чем начать закругляться. Столетие паломничества вырыло колею в слежавшейся пемзе, тем не менее Вуббену потребовался почти мидур, чтобы в первый раз обойти овоид у основания. Масса Яйца продавила углубление в боку вулкана. По пути Вуббен поднимал тонкие руки и глазные стебельки в благословении, подкрепляя свою мысленную мольбу языком жестов.«Помоги твоему народу», – просил Вуббен, настраивая свои мысли, гармонизируя их с вибрацией циклоида.
«Поднимись. Проснись. Вмешайся и спаси нас».
Обычно для связи требовалось больше одного просителя. Вуббен добавил бы свой вклад к терпению хуна, упорству квуэна, альтруистическому дружелюбию треки, а также к цепкости и ненасытности, которые делают такими похожими лучших людей и уров. Но передвижение такой большой группы могли бы заметить джофуры. Да он и не мог просить других рисковать быть пойманными в обществе г'кека.
С каждым оборотом вокруг Яйца он поднимал глазной стебелек и вглядывался в гору Ингул, чья вершина видна была за краем кратера. Фвхун-дау обещал поместить там семафорную группу, которая должна была дать сигнал при приближении угрозы – или если появятся шансы на договор с чужаками. Пока на вершине на западе не видно вспышек.
Но и другие отвлечения спутывали мысли.
В той же самой западной части неба повис Лусен; вдоль терминатора в форме полумесяца, который отделяет темную половину от светлой, видны яркие точки. Традиция утверждает, что это отражения от куполов, накрывающих города. Улетая, буйуры оставили их нетронутыми, поскольку на Лусене нет естественной экосистемы, которую нужно было бы восстанавливать. Время едва прикоснется к ним, пока этой галактике и ее мириадам звездных систем не придадут новый законный статус и в спиральных рукавах снова оживет торговля.
Как эти лунные города должны были искушать первых г'кеков, бежавших из своих покинутых космических жилищ, лишь на несколько прыжков опередив линчующие толпы. Пройдя бури Измунути и оказавшись наконец в безопасности, они увидели в этих куполах напоминание о доме. Обещание низкого тяготения и гладких ровных поверхностей.
Но такие места не могут служить долговременным надежным убежищем от безжалостных врагов. Для беглецов больше подходит поверхность планеты, с ее жизнеобеспечивающей системой и отсутствием необходимости в компьютерах. Сложная мещанина естественного мира делала его надежным укрытием, где можно вести примитивный образ жизни и добывать пищу, как животные.
На самом деле у Вуббена было мало данных, чтобы представить мысли первых колонистов. Единственными письменными источниками того времени были Священные Свитки, а в них почти ничего не говорилось о прошлом, они рассказывали о необходимой гармонии на Джиджо и обещали спасение тем, кто пройдет Тропой Избавления.
Вуббен был известен своим глубоким знанием этих текстов и умением их цитировать. «Но на самом деле мы, мудрецы, уже сто лет назад перестали опираться на эти свитки».
Он продолжил свое одинокое паломничество, завершая четвертый обход, когда обрушилась новая волна тайвиш. Теперь Вуббен был уверен, что циклы становятся все более связными. Но было и ощущение, что гораздо большая сила еще спит под поверхностью – сила, в которой он отчаянно нуждается.
Деды хунов и квуэнов сохранили показания, что в последние дни Дрейка Молодого узор колебаний был необыкновенно мощным. Тогда Яйцо еще сохранило тепло своего рождения – оно только что вышло из матки Джиджо. Тогда все шесть рас видели принудительные сны, которые убедили даже самых консервативных в Том, что это истинное откровение.
В принятии огромного овоида сыграла свою роль и политика. Дрейк и Ур-Чоун в своих призывах истолковывали по явление нового знамения таким образом, что оно укрепляло Общину.
Камень мудрости – дар Джиджо, знамение, санкционирующее и ратифицирующее Великий Мир, объявили они, и имели определенный успех. Отныне надежда стала частью обновленной религии, хотя из почтения к Свиткам само это слово использовалось редко.
Теперь Вуббен пытался найти надежду для себя, для своей расы и для всех Шести. Он искал признаки того, что великий камень снова оживает.
«Я чувствую, что это происходит! Только бы он проявил всю свою силу и сделал это быстро».
Но активность камня усиливалась по какому-то собственному ритму, с такой инерцией, которая заставляла Вуббена чувствовать себя насекомым, танцующим рядом с каким-то гигантским существом.
«Может быть, – размышлял Вуббен, – мое присутствие не имеет ничего общего с этими переменами.
И в том, что произойдет, я совсем не буду участвовать».
БЛЕЙД
Ветер уносил его в неверном направлении.
Неудивительно. Погода на Склоне необычная уже больше года. Но и метафорически Шесть Рас подвержены действию ветров перемен. Тем не менее в конце длинного насыщенного дня у Блейда было достаточно оснований проклинать этот упрямый противный ветер.
К концу дня косые солнечные лучи превращали леса и рощи бу в панораму чередующихся теней и света. Вершины Риммера как фаланга гигантских воинов, их броня блестит под заходящим солнцем. Внизу обширное болото уступает прерии, которая, в свою очередь, становится лесистыми холмами. С большой высоты видно мало признаков обитания. Впрочем, Блейд ограничен неспособностью смотреть непосредственно вниз. Хитиновый панцирь его широкого тела не дает возможности посмотреть прямо на землю под ним.
«Хотел бы я хоть раз в жизни посмотреть, что находится у меня под ногами!»
Его пять ног в этот момент ничем особенным не заняты. Когти висят в пространстве, иногда рефлекторно сжимаясь, тщетно пытаясь схватить воздух. И что еще более необычно, чувствительные органы вокруг рта не могут, как всегда, касаться земли и грязи, пробовать их текстуру. Они тоже бесполезно повисли. Блейд чувствовал себя немым и обнаженным в том направлении, которое квуэны меньше всего привыкли демонстрировать.
После взлета к этому привыкнуть было труднее всего. Для квуэна структура жизни определяется окружающей средой. Песок и соленая вода – для красного. Пресная вода и грязь – для синего. Мир каменных пещер – для величественных серых. И хотя у их предков были звездные корабли, квуэны Джиджо меньше всего подходят для полетов.
Открытая местность величественно уходила назад, а Блейд рассуждал, что он первым из своего рода за сотни лет поднялся в воздух.
«Какое приключение! Стоит рассказать о нем Грызущей Бревно и остальным матронам, когда я вернусь домой, за дамбу Доло. Личинки в темном логове захотят прослушать этот рассказ раз сорок или пятьдесят.
Если бы только путешествие было чуть беднее приключениями и более предсказуемо.
Я надеялся сейчас уже разговаривать с Сарой, а не плыть прямо в зубастую пасть врага».
Блейд слышал, как над его куполом и зрительной полоской ритмично, с предварительным шипением, раскрываются клапаны, затем следует волна жара. Не в состоянии пошевелиться или повернуть свое подвешенное тело, он мог только представлять себе, как над головой в плетеной корзине работает это урское сооружение, самостоятельно пополняет запасы горячего воздуха и поддерживает воздушный шар на определенной высоте.
Но не в определенном направлении.
Насколько позволяла технология кузнецов, все было автоматизировано, но избежать тирании ветра оказалось невозможно. В распоряжении Блейда было только одно средство управления – веревка, привязанная к ножу высоко над головой. Если он потянет за веревку, нож разрежет оболочку шара, выпустит горячий воздух, и шар начнет опускаться с постоянной скоростью – так уверяли кузнецы, – быстро, но не очень. И у него как у пилота была только одна обязанность: так рассчитать падение, чтобы оно завершилось в достаточно большом количестве воды.
Но даже если он упадет на большой скорости, особого вреда его бронированному дискообразному телу не будет. Если ноги запутаются в веревках и порванной ткани и все это утащит его вниз, Блейд может задержать дыхание настолько, чтобы высвободиться и выбраться на берег.
Тем не менее было очень трудно убедить выжившие остатки совета, заседавшего в развалинах города Овун, позволить ему испытать эту безумную идею. Члены совета, естественно, не очень верили его утверждению, что их следующим курьером должен стать синий квуэн.
Но в последние дни погибло слишком много человеческих юношей и девушек, устремляясь на хрупких глайдерах. Уры на воздушных шарах ломали ноги и шеи. «А мне нужно только упасть в воду, и я гарантированно смогу выбраться. Нынешние жестокие обстоятельства сделали из меня идеального авиатора!»
Оставалась только одна проблема. Присоединяя Блейда к своему сооружению, кузнецы заверяли его, что в это время года ветер надежен, он дует прямо по долине Гентта. И в течение нескольких мидуров донесет его до озера Процветания. Оттуда потребуется небольшая прогулка пешком, и к вечеру он доберется до ближайшей семафорной станции. И тогда его сообщения о том, что происходит в разрушенном Овуне, будут переданы потоком вспышек. После чего Блейд сможет утолить свой зуд деятельности и восстановить контакт с Сарой, как он и поклялся. Конечно, если она на горе Гуэнн.
Но ветер изменился меньше чем через мидур после взлета, И обещанная быстрая прогулка на восток превратилась в долгий крюк на север.
По направлению к дому, заметил Блейд. К несчастью, между ним и домом враг. При такой скорости его подстрелят еще до того, как он увидит деревню Доло.
И что еще хуже, он начинал испытывать жажду.
Какая нелепая ситуация, ворчал Блейд, наблюдая, как вечернее солнце сменяется звездами. Ветер периодически сменялся порывами в другом направлении. Несколько раз у Блейда оживала надежда, когда такие порывы относили его к вершинам, на которых он видел другие семафорные станции, передающие вспышки вдоль горной цепи. Очевидно, сегодня передается очень много сообщений, в основном на север.
Но как только в нужном направлении показывалось достаточно большое озеро, другой порыв ветра уносил шар в сторону острых скал и деревьев. Раздражение только обостряло жажду.
«Если так будет продолжаться, я буду настолько обезвожен, что прыгну в самую маленькую лужу».
Скоро Блейд понял, как далеко залетел. Когда последние солнечные лучи исчезали с самых высоких вершин, он увидел в горах ущелье, которое узнал бы каждый представитель Шести Рас на Джиджо. Это тропа, ведущая на Поляну Праздников. Здесь ежегодно собирается Община, чтобы отпраздновать – и оплакать – еще один год изгнания. Какое-то время после захода солнца компанию Блейду составлял яркий полумесяц Лусена, освещая холмы. Блейд думал, что поверхность по мере продвижения на северо-восток будет становиться ближе, но урский альтиметр как будто чувствовал изменение и добавлял жару, мешая шару столкнуться с дном долины.
Но потом зашел и Лусен, оставив Блейда в мире теней. Горы превратились в черные укусы, вырванные из звездного неба. Блейд остался наедине со своим воображением, которое рассказывало, что будут делать с ним джофуры.
Вырвется ли вспышка холодного пламени из брюха жестокого корвета, который уничтожил город Овун? Разрежут ли его на куски звуковыми скальпелями? Или ему вместе с воздушным шаром суждено испариться при столкновении с каким-то защитным силовым полем? Барьером, который описан в причудливых земных романах?
Но что хуже всего – Блейд представлял себе «луч притяжения», который хватает его и тащит на пытки в созданный джофурами ад.
«Потянуть ли сейчас за веревку? – думал он. – Чтобы наши враги не узнали тайну воздушных шаров?»
До прихода на Джиджо квуэны никогда не смеялись. Но каким-то образом синяя разновидность усвоила эту привычку, приводившую в ярость серых королев, еще до того, как можно было бы обвинить в дурном влиянии хунов и людей. Ноги Блейда поджались, он издавал самые разнообразные свисты ножными щелями.
«Верно! Нельзя допустить, чтобы наша „технология“ оказалась во вражеских руках вернее, кольцах. Да ведь джофуры смогут делать собственные шары и использовать против нас!»
Каньоны негромко повторяли раскаты его хохота, и это эхо немного его подбодрило, как будто есть аудитория, наблюдающая за его неминуемым расставанием со вселенной. Ни одному квуэну не хочется умирать в одиночестве», – думал Блейк, покрепче берясь за веревку. Один рывок – и он устремится к темной поверхности Джиджо. «Надеюсь только, кто-нибудь найдет останки, чтобы правильно от них избавиться».
И в этот момент он уловил слабый блеск. Он виден был прямо впереди, дальше в сужающейся долине, под горной тропой. Блейд старался сфокусировать свое зрительное кольцо и опять проклял слабое зрение, унаследованное от древнейших предков. Он всматривался в бледное свечение.
Неужели?..
Слабый свет напомнил ему отражение звезд в воде, и Блейд решил на несколько дуров задержать рывок веревки. Если это действительно горное озеро, у него будет совсем немного времени, чтобы рассчитать расстояние, включая скорость своего движения, и выбрать правильный момент для рывка. С моей удачей, это обязательно окажется ядовитое озеро мульк-паука. Но по крайней мере будет решена проблема мульчирования.
Блеск приближался, но его очертания казались необычно ровными, не похожими на природную водную поверхность. Виден был овальный профиль, а отражения казались выпуклыми.
«Ифни и предки! – в отчаянии выругался Блейд. – Да это же корабль джофуров!»
Он в ужасе разглядывал гигантский шар.
«Такой огромный. Я думал, это часть местности».
Хуже того, Блейд проверил направление и скорость своего движения.
«Скоро я буду прямо над ним».
Ветер в спину усилился и ускорил его движение.
И тут у Блейда возникла идея, изменившая его представление о своей жестокой судьбе.
«Так-то лучше, – решил он. – Как в романе, который я читал прошлой зимой. Его написал до контакта человек. Воннегут. В конце романа герой делал смелый личный жест по отношению к Богу.
Тогда этот жест казался своевременным, а сейчас – тем более. Когда тебе грозит неизбежная гибель, а противник невероятно превосходит тебя, единственный выбор смертного – умереть вызывающе».
Неудивительно. Погода на Склоне необычная уже больше года. Но и метафорически Шесть Рас подвержены действию ветров перемен. Тем не менее в конце длинного насыщенного дня у Блейда было достаточно оснований проклинать этот упрямый противный ветер.
К концу дня косые солнечные лучи превращали леса и рощи бу в панораму чередующихся теней и света. Вершины Риммера как фаланга гигантских воинов, их броня блестит под заходящим солнцем. Внизу обширное болото уступает прерии, которая, в свою очередь, становится лесистыми холмами. С большой высоты видно мало признаков обитания. Впрочем, Блейд ограничен неспособностью смотреть непосредственно вниз. Хитиновый панцирь его широкого тела не дает возможности посмотреть прямо на землю под ним.
«Хотел бы я хоть раз в жизни посмотреть, что находится у меня под ногами!»
Его пять ног в этот момент ничем особенным не заняты. Когти висят в пространстве, иногда рефлекторно сжимаясь, тщетно пытаясь схватить воздух. И что еще более необычно, чувствительные органы вокруг рта не могут, как всегда, касаться земли и грязи, пробовать их текстуру. Они тоже бесполезно повисли. Блейд чувствовал себя немым и обнаженным в том направлении, которое квуэны меньше всего привыкли демонстрировать.
После взлета к этому привыкнуть было труднее всего. Для квуэна структура жизни определяется окружающей средой. Песок и соленая вода – для красного. Пресная вода и грязь – для синего. Мир каменных пещер – для величественных серых. И хотя у их предков были звездные корабли, квуэны Джиджо меньше всего подходят для полетов.
Открытая местность величественно уходила назад, а Блейд рассуждал, что он первым из своего рода за сотни лет поднялся в воздух.
«Какое приключение! Стоит рассказать о нем Грызущей Бревно и остальным матронам, когда я вернусь домой, за дамбу Доло. Личинки в темном логове захотят прослушать этот рассказ раз сорок или пятьдесят.
Если бы только путешествие было чуть беднее приключениями и более предсказуемо.
Я надеялся сейчас уже разговаривать с Сарой, а не плыть прямо в зубастую пасть врага».
Блейд слышал, как над его куполом и зрительной полоской ритмично, с предварительным шипением, раскрываются клапаны, затем следует волна жара. Не в состоянии пошевелиться или повернуть свое подвешенное тело, он мог только представлять себе, как над головой в плетеной корзине работает это урское сооружение, самостоятельно пополняет запасы горячего воздуха и поддерживает воздушный шар на определенной высоте.
Но не в определенном направлении.
Насколько позволяла технология кузнецов, все было автоматизировано, но избежать тирании ветра оказалось невозможно. В распоряжении Блейда было только одно средство управления – веревка, привязанная к ножу высоко над головой. Если он потянет за веревку, нож разрежет оболочку шара, выпустит горячий воздух, и шар начнет опускаться с постоянной скоростью – так уверяли кузнецы, – быстро, но не очень. И у него как у пилота была только одна обязанность: так рассчитать падение, чтобы оно завершилось в достаточно большом количестве воды.
Но даже если он упадет на большой скорости, особого вреда его бронированному дискообразному телу не будет. Если ноги запутаются в веревках и порванной ткани и все это утащит его вниз, Блейд может задержать дыхание настолько, чтобы высвободиться и выбраться на берег.
Тем не менее было очень трудно убедить выжившие остатки совета, заседавшего в развалинах города Овун, позволить ему испытать эту безумную идею. Члены совета, естественно, не очень верили его утверждению, что их следующим курьером должен стать синий квуэн.
Но в последние дни погибло слишком много человеческих юношей и девушек, устремляясь на хрупких глайдерах. Уры на воздушных шарах ломали ноги и шеи. «А мне нужно только упасть в воду, и я гарантированно смогу выбраться. Нынешние жестокие обстоятельства сделали из меня идеального авиатора!»
Оставалась только одна проблема. Присоединяя Блейда к своему сооружению, кузнецы заверяли его, что в это время года ветер надежен, он дует прямо по долине Гентта. И в течение нескольких мидуров донесет его до озера Процветания. Оттуда потребуется небольшая прогулка пешком, и к вечеру он доберется до ближайшей семафорной станции. И тогда его сообщения о том, что происходит в разрушенном Овуне, будут переданы потоком вспышек. После чего Блейд сможет утолить свой зуд деятельности и восстановить контакт с Сарой, как он и поклялся. Конечно, если она на горе Гуэнн.
Но ветер изменился меньше чем через мидур после взлета, И обещанная быстрая прогулка на восток превратилась в долгий крюк на север.
По направлению к дому, заметил Блейд. К несчастью, между ним и домом враг. При такой скорости его подстрелят еще до того, как он увидит деревню Доло.
И что еще хуже, он начинал испытывать жажду.
Какая нелепая ситуация, ворчал Блейд, наблюдая, как вечернее солнце сменяется звездами. Ветер периодически сменялся порывами в другом направлении. Несколько раз у Блейда оживала надежда, когда такие порывы относили его к вершинам, на которых он видел другие семафорные станции, передающие вспышки вдоль горной цепи. Очевидно, сегодня передается очень много сообщений, в основном на север.
Но как только в нужном направлении показывалось достаточно большое озеро, другой порыв ветра уносил шар в сторону острых скал и деревьев. Раздражение только обостряло жажду.
«Если так будет продолжаться, я буду настолько обезвожен, что прыгну в самую маленькую лужу».
Скоро Блейд понял, как далеко залетел. Когда последние солнечные лучи исчезали с самых высоких вершин, он увидел в горах ущелье, которое узнал бы каждый представитель Шести Рас на Джиджо. Это тропа, ведущая на Поляну Праздников. Здесь ежегодно собирается Община, чтобы отпраздновать – и оплакать – еще один год изгнания. Какое-то время после захода солнца компанию Блейду составлял яркий полумесяц Лусена, освещая холмы. Блейд думал, что поверхность по мере продвижения на северо-восток будет становиться ближе, но урский альтиметр как будто чувствовал изменение и добавлял жару, мешая шару столкнуться с дном долины.
Но потом зашел и Лусен, оставив Блейда в мире теней. Горы превратились в черные укусы, вырванные из звездного неба. Блейд остался наедине со своим воображением, которое рассказывало, что будут делать с ним джофуры.
Вырвется ли вспышка холодного пламени из брюха жестокого корвета, который уничтожил город Овун? Разрежут ли его на куски звуковыми скальпелями? Или ему вместе с воздушным шаром суждено испариться при столкновении с каким-то защитным силовым полем? Барьером, который описан в причудливых земных романах?
Но что хуже всего – Блейд представлял себе «луч притяжения», который хватает его и тащит на пытки в созданный джофурами ад.
«Потянуть ли сейчас за веревку? – думал он. – Чтобы наши враги не узнали тайну воздушных шаров?»
До прихода на Джиджо квуэны никогда не смеялись. Но каким-то образом синяя разновидность усвоила эту привычку, приводившую в ярость серых королев, еще до того, как можно было бы обвинить в дурном влиянии хунов и людей. Ноги Блейда поджались, он издавал самые разнообразные свисты ножными щелями.
«Верно! Нельзя допустить, чтобы наша „технология“ оказалась во вражеских руках вернее, кольцах. Да ведь джофуры смогут делать собственные шары и использовать против нас!»
Каньоны негромко повторяли раскаты его хохота, и это эхо немного его подбодрило, как будто есть аудитория, наблюдающая за его неминуемым расставанием со вселенной. Ни одному квуэну не хочется умирать в одиночестве», – думал Блейк, покрепче берясь за веревку. Один рывок – и он устремится к темной поверхности Джиджо. «Надеюсь только, кто-нибудь найдет останки, чтобы правильно от них избавиться».
И в этот момент он уловил слабый блеск. Он виден был прямо впереди, дальше в сужающейся долине, под горной тропой. Блейд старался сфокусировать свое зрительное кольцо и опять проклял слабое зрение, унаследованное от древнейших предков. Он всматривался в бледное свечение.
Неужели?..
Слабый свет напомнил ему отражение звезд в воде, и Блейд решил на несколько дуров задержать рывок веревки. Если это действительно горное озеро, у него будет совсем немного времени, чтобы рассчитать расстояние, включая скорость своего движения, и выбрать правильный момент для рывка. С моей удачей, это обязательно окажется ядовитое озеро мульк-паука. Но по крайней мере будет решена проблема мульчирования.
Блеск приближался, но его очертания казались необычно ровными, не похожими на природную водную поверхность. Виден был овальный профиль, а отражения казались выпуклыми.
«Ифни и предки! – в отчаянии выругался Блейд. – Да это же корабль джофуров!»
Он в ужасе разглядывал гигантский шар.
«Такой огромный. Я думал, это часть местности».
Хуже того, Блейд проверил направление и скорость своего движения.
«Скоро я буду прямо над ним».
Ветер в спину усилился и ускорил его движение.
И тут у Блейда возникла идея, изменившая его представление о своей жестокой судьбе.
«Так-то лучше, – решил он. – Как в романе, который я читал прошлой зимой. Его написал до контакта человек. Воннегут. В конце романа герой делал смелый личный жест по отношению к Богу.
Тогда этот жест казался своевременным, а сейчас – тем более. Когда тебе грозит неизбежная гибель, а противник невероятно превосходит тебя, единственный выбор смертного – умереть вызывающе».