Страница:
Рети печально смотрела, как молодые люди шутят со сверстниками из других рас. Она гадала, как мальчику удалось так незначительно обжечься на углях, но не могла заставить себя задать этот вопрос. Они только посмеются над ее нерасчесанными волосами, над неловкой речью и над ее шрамами.
Забудь о них, с горечью думала она. От сухого жара и дыма зудело лицо. У нее есть гораздо более важные дела. Надо кое-что вынести из своей палатки до темноты. Что-то такое, что послужит платой за билет отсюда. Такое, чего никогда не видел ни один из этих рослых красивых молодых людей и никогда не увидит, несмотря на всю свою гордость, мастерство и важное расхаживание. Билет в такое место, где прошлое больше не будет ее тревожить. Это гораздо важнее, чем наблюдать за тем, как дикари играют в свои яростные игры огня и воды.
– Послушай, я должна идти, – сказала она урску-самцу, вставая и осматриваясь. – Кажется, этот отвратительный нур ушел, так что ты тоже можешь уйти.
Крошечное создание смотрело на нее, повесив хвост и морду. Рети прочистила горло.
– Может, отнести тебя куда-нибудь? Твоя… гм… жена, наверно, волнуется за тебя.
Темные глаза печально блеснули. Уф-рохо больше не нужен йии. домашняя сумка полна скользких новорожденных. Вытолкнула йии, в правой сумке другой муж. Йии должен найти новую сумку или нору в траве, чтобы жить/умереть. Но в горах нет сладкой травы, только жесткий камень!
Последние слова прозвучали очень печально. Ужасно поступили с беспомощным маленьким созданием, и Рети рассердилась, думая об этом.
Хорошая сумка эта. Он издавал странную дрожащую мелодию, удивительно низкую для такого маленького существа. Там, где он прикасался к Рети, у нее покалывало кожу.
Йии хорошо служит новой жене. Делает то, что она захочет.
Рети смотрела на него, ошеломленная его предложением, Затем расхохоталась, прислонившись к дереву, и смеялась до тех пор, пока не закололо в боку. Сквозь полузакрытые глаза она видела, что йии тоже как будто смеется – по-своему. Наконец она вытерла слезы и улыбнулась.
– Ну, кое-что ты для меня уже сделал. Давно я так не смеялась.
И знаешь, что еще? Если подумать, то можно найти кое-что, что ты смог бы сделать. Такое, что сделает меня еще более счастливой.
Йии все сделает! Новая жена кормит йии, Йии делает жену счастливой.
Рети покачала головой, снова поражаясь неожиданным поворотам, которые могут делать жизнь ничего не подозревающего человека. Если ее новая идея сработает, возможно, этот поворот действительно счастливый.
– У тебя есть что-нибудь для меня?
Ранн протянул огромную руку. В полутьме, рядом с желтым бу, Рети смотрела на мозолистые пальцы мужчины, каждый толщиной с ее запястье. Его угловатые черты лица и массивный торс – намного больше, чем у самого крупного парня, игравшего сегодня в Вызов Дрейка, – делали ее маленькой и незначительной.
Рети подумала: Неужели все мужчины такие – там, среди звезд?
Могу ли я верить человеку с такими руками, дать ему власть мужа над собой?
Она всегда думала, что скорее умрет, чем выйдет замуж.
Однако теперь у нее есть муж, который урчит где-то возле ее живота. Рети чувствовала прикосновение теплого языка йии к коже, когда гладила шелковистую шею.
Ранн, казалось, заметил ее ироническую улыбку. Кажется ли она от нее более уверенной в себе?
Она сунула руку мимо йии и вытащила тонкий длинный предмет, пушистый с одного конца, твердый и острый с другого и положила перо на раскрытую ладонь Ранна. Он удивленно посветил на перо своим инструментом в разных сторон, а она в это время продолжала вспоминать события, которые привели к этому моменту, когда решается ее будущее.
По пути сюда Рети миновала несколько представителей разных рас из числа Шести, все они ожидали у какого-нибудь ориентира по маршруту ежевечерней прогулки Ранна. Как им и приказывали, никто не разговаривал и даже не пытался встретиться взглядом, хотя Рети заметила и подглядывающих шпионов: г'кека, двух хунов и человека. Они, держась на удалении, делали записи.
Рети все равно, что они расскажут Лестеру Кембелу о ее “предательстве”. После сегодняшнего вечера мудрецы не смогут распоряжаться ею.
Придя к желтому бу, она нервно ждала, поглаживая йии и кусая ногти. За несколько дуров до появления Ранна негромкий свист возвестил о приближении мощного робота, восьмиугольного, устрашающего. Девушка в ужасе вспомнила другое летающее чудовище, которое посылало огненные лучи в гнездо мульк-паука… вспомнила, как сильные руки Двера оттащили ее от обжигающего луча, удержали от падения, как он закрыл ее своим телом.
Рети прикусила губу, подавляя всякую мысль, всякое воспоминание, которые могут ослабить ее решимость. Не время размягчаться. Именно этого хотят мудрецы.
И как бесчисленное количество раз дома – когда она заставляла себя противостоять Джессу, несмотря на жестокое наказание, – она не стала скрываться от ужасного робота, стояла прямо, задрав подбородок.
Ты не можешь причинить мне вред, вызывающе думала она. Не посмеешь!
Но незваная мысль все же пробилась в сознание.
Один такой робот убил птицу.
Птица сопротивлялась и погибла.
Чувство вины едва не заставило ее повернуть и бежать. Но тут робот сам свернул в сторону, исчез в ночи, и его место занял Ранн, протягивая массивную руку.
Есть у тебя что-нибудь для меня? спросил он, улыбаясь, и Рети протянула ему перо.
Он продолжал нацеливать инструмент на перо – ее бесценное сокровище, и Рети видела, что его возбуждение растет. Стиснув губы, она пыталась укрепить свою решимость.
Дьявольщина, да, у меня есть кое-что для вас, мистер Звездный Человек. Что-то такое, что вам очень нужно.
Но дело в том, что у вас должно быть кое-что и для меня!
XV. КНИГА МОРЯ
Рассказ Олвина
XVI. КНИГА СКЛОНА
Легенды
Аскс
Сара
Забудь о них, с горечью думала она. От сухого жара и дыма зудело лицо. У нее есть гораздо более важные дела. Надо кое-что вынести из своей палатки до темноты. Что-то такое, что послужит платой за билет отсюда. Такое, чего никогда не видел ни один из этих рослых красивых молодых людей и никогда не увидит, несмотря на всю свою гордость, мастерство и важное расхаживание. Билет в такое место, где прошлое больше не будет ее тревожить. Это гораздо важнее, чем наблюдать за тем, как дикари играют в свои яростные игры огня и воды.
– Послушай, я должна идти, – сказала она урску-самцу, вставая и осматриваясь. – Кажется, этот отвратительный нур ушел, так что ты тоже можешь уйти.
Крошечное создание смотрело на нее, повесив хвост и морду. Рети прочистила горло.
– Может, отнести тебя куда-нибудь? Твоя… гм… жена, наверно, волнуется за тебя.
Темные глаза печально блеснули. Уф-рохо больше не нужен йии. домашняя сумка полна скользких новорожденных. Вытолкнула йии, в правой сумке другой муж. Йии должен найти новую сумку или нору в траве, чтобы жить/умереть. Но в горах нет сладкой травы, только жесткий камень!
Последние слова прозвучали очень печально. Ужасно поступили с беспомощным маленьким созданием, и Рети рассердилась, думая об этом.
Хорошая сумка эта. Он издавал странную дрожащую мелодию, удивительно низкую для такого маленького существа. Там, где он прикасался к Рети, у нее покалывало кожу.
Йии хорошо служит новой жене. Делает то, что она захочет.
Рети смотрела на него, ошеломленная его предложением, Затем расхохоталась, прислонившись к дереву, и смеялась до тех пор, пока не закололо в боку. Сквозь полузакрытые глаза она видела, что йии тоже как будто смеется – по-своему. Наконец она вытерла слезы и улыбнулась.
– Ну, кое-что ты для меня уже сделал. Давно я так не смеялась.
И знаешь, что еще? Если подумать, то можно найти кое-что, что ты смог бы сделать. Такое, что сделает меня еще более счастливой.
Йии все сделает! Новая жена кормит йии, Йии делает жену счастливой.
Рети покачала головой, снова поражаясь неожиданным поворотам, которые могут делать жизнь ничего не подозревающего человека. Если ее новая идея сработает, возможно, этот поворот действительно счастливый.
– У тебя есть что-нибудь для меня?
Ранн протянул огромную руку. В полутьме, рядом с желтым бу, Рети смотрела на мозолистые пальцы мужчины, каждый толщиной с ее запястье. Его угловатые черты лица и массивный торс – намного больше, чем у самого крупного парня, игравшего сегодня в Вызов Дрейка, – делали ее маленькой и незначительной.
Рети подумала: Неужели все мужчины такие – там, среди звезд?
Могу ли я верить человеку с такими руками, дать ему власть мужа над собой?
Она всегда думала, что скорее умрет, чем выйдет замуж.
Однако теперь у нее есть муж, который урчит где-то возле ее живота. Рети чувствовала прикосновение теплого языка йии к коже, когда гладила шелковистую шею.
Ранн, казалось, заметил ее ироническую улыбку. Кажется ли она от нее более уверенной в себе?
Она сунула руку мимо йии и вытащила тонкий длинный предмет, пушистый с одного конца, твердый и острый с другого и положила перо на раскрытую ладонь Ранна. Он удивленно посветил на перо своим инструментом в разных сторон, а она в это время продолжала вспоминать события, которые привели к этому моменту, когда решается ее будущее.
По пути сюда Рети миновала несколько представителей разных рас из числа Шести, все они ожидали у какого-нибудь ориентира по маршруту ежевечерней прогулки Ранна. Как им и приказывали, никто не разговаривал и даже не пытался встретиться взглядом, хотя Рети заметила и подглядывающих шпионов: г'кека, двух хунов и человека. Они, держась на удалении, делали записи.
Рети все равно, что они расскажут Лестеру Кембелу о ее “предательстве”. После сегодняшнего вечера мудрецы не смогут распоряжаться ею.
Придя к желтому бу, она нервно ждала, поглаживая йии и кусая ногти. За несколько дуров до появления Ранна негромкий свист возвестил о приближении мощного робота, восьмиугольного, устрашающего. Девушка в ужасе вспомнила другое летающее чудовище, которое посылало огненные лучи в гнездо мульк-паука… вспомнила, как сильные руки Двера оттащили ее от обжигающего луча, удержали от падения, как он закрыл ее своим телом.
Рети прикусила губу, подавляя всякую мысль, всякое воспоминание, которые могут ослабить ее решимость. Не время размягчаться. Именно этого хотят мудрецы.
И как бесчисленное количество раз дома – когда она заставляла себя противостоять Джессу, несмотря на жестокое наказание, – она не стала скрываться от ужасного робота, стояла прямо, задрав подбородок.
Ты не можешь причинить мне вред, вызывающе думала она. Не посмеешь!
Но незваная мысль все же пробилась в сознание.
Один такой робот убил птицу.
Птица сопротивлялась и погибла.
Чувство вины едва не заставило ее повернуть и бежать. Но тут робот сам свернул в сторону, исчез в ночи, и его место занял Ранн, протягивая массивную руку.
Есть у тебя что-нибудь для меня? спросил он, улыбаясь, и Рети протянула ему перо.
Он продолжал нацеливать инструмент на перо – ее бесценное сокровище, и Рети видела, что его возбуждение растет. Стиснув губы, она пыталась укрепить свою решимость.
Дьявольщина, да, у меня есть кое-что для вас, мистер Звездный Человек. Что-то такое, что вам очень нужно.
Но дело в том, что у вас должно быть кое-что и для меня!
XV. КНИГА МОРЯ
Тропа требует времени, поэтому время нужно покупать по дорогой цене.
Когда послушные закону ищут тебя – прячься. Когда они найдут тебя – молчи. Когда тебя судят – не дрожи.
То, что ты пытался сделать, запрещено по справедливости.
Но, если сделано хорошо, в нем есть красота.
С этим согласно большинство.
Свиток Избавления
Рассказ Олвина
У меня с собой словарь англика и разговорник, и я собираюсь провести эксперимент. Чтобы передать драматические события, которые произойдут дальше, я попытаюсь применить свое повествовательное мастерство в настоящем времени. Я знаю, что во многих рассказах со Старой Земли, которые я прочел, так не делается, но если это сделано правильно, то, мне кажется, придает рассказу ощущение непосредственного присутствия. Вот что у меня получилось.
Я следую за маленьким Зизом, тем самым новым треки, влен которого мы все видели в тот день, когда Гибц превратился в Тиуга и забыл все о звездных кораблях; Зиз скользит от своего загона к крану, где мы впервые собирались проверить нашу лодку. Предыдущую неделю Зиз провел в своем загоне, поедая сытную пищевую смесь, и заметно вырос. Тем не менее он еще совсем маленький. Никто не ждет чудес силы и ума от треки, который мне едва до задних колен.
Зиз движется по проложенному Тиугом следу-запаху почти до края утеса, откуда можно заглянуть в Большую Помойку, потому что здесь она резко поворачивает, разрезая материк такой глубокой и широкой раной, что наши предки выбрали ее естественной границей для поселенцев на Джиджо.
Огромная масса Окончательной скалы бросает длинную траурную тень, но “Мечта Вуфона”, наша гордость и радость, висит за пределами тени, сверкая на солнце. Вместо того чтобы ползти по рампе к закрытому люку лодки, Зиз спускается в маленькой клетке, смонтированной под выпуклым окном, перед восемнадцатью тяжелыми камнями балласта. Когда он минует Тиуга, Зиз и треки полного размера обмениваются облачками запахов на языке, для понимания которого ни у кого из остальных шести нет нужных органов.
Клетка закрывается, Урдоннел испускает свист, и группа хунов и квуэнов принимается за работу, сначала осторожно отводит лодку в сторону, потом опускает к морю, разматывая с барабанов трос-буксир и двойной шланг. Барабаны вращаются медленно, под четкий ритм, который повторяется снова и снова:
рамбл-дам-дамбл-ам-рамбл-дам-дамбл-ам…
Этот ритм захватывает. Хуны по всей скале, даже протестующие, подхватывают пульсообразный ритм веселой работы. Ритм команды, пота и радости.
Будучи единственным присутствующим нуром, Хуфу, кажется, считает своим долгом дико носиться по крану, словно по корабельным мачтам, изгибая спину и потягиваясь, как будто поют только для нее, чья-то рука гладит ее, поглаживает щетину на голове. Глаза нура сверкают, он смотрит, как все ниже и ниже спускается наша лодка. Видно только одно щупальце Зиза, высовывающееся из клетки.
Мне приходит в голову, что, может, Хуфу кажется, что маленького треки используют как приманку на конце поистине грандиозной рыболовной лески! Может, Хуфу любопытно, кого мы пытаемся поймать.
Это, в свою очередь, заставляет вспомнить дикие россказни Клешни о “чудовищах” в глубине. С самого прибытия сюда ни он, ни Гек ни разу об этом не упоминали, каждый по своим собственным причинам, мне кажется. Или я один не забыл об этом среди всеобщего возбуждения?
“Гордость Вуфона” опускается ниже края утеса, и мы бросаемся к краю, чтобы не потерять его из виду. Квуэны не любят высоту и реагируют на нее, прижимаясь к поверхности, царапая животом, цепляясь за землю. И я так поступил, лежа и набираясь мужества, чтобы поползти вперед. С другой стороны, Гек подкатилась к самому каменному краю и остановилась, отставив назад для равновесия толчковые ноги и как можно дальше высунув два глазных стебелька.
Ну что за девчонка! Вот тебе и г'кеки, осторожные существа высшего уровня. Глядя на нее, я понял, что не могу сделать меньше, поэтому высунул голову через край и заставил себя открыть глаза.
На западе океан обширным ковром уходит до самого горизонта. Там, где глубина континентального шельфа всего несколько кабельтовых, преобладают светлые тона. Но темная сине-серая полоса говорит о каньоне, отходящем от гигантской планетарной царапины, которая называется Помойкой. Эта глубокая-глубокая впадина проходит почти непосредственно под нами, потом поворачивает на восток, рассекая континент, как щель клинкерной обшивки обреченного корабля. Дальний берег всего в ста с небольшим полетах стрелы, но ряды острых, как лезвие, утесов и почти бездонные пропасти, идущие параллельно Трещине, образуют устрашающую преграду на пути всех, кто хочет нарушить Закон.
Я не ученый – к сожалению, у меня нет таких склонностей. Но даже я вижу, что эти рваные утесы должны быть новыми, иначе к этому времени ветер, прибой и дождь сгладили бы их. Подобно горе Гуэнн, в этом месте Джиджо активно обновляется. (С того времени, как мы здесь разбили лагерь, произошло два небольших землетрясения.) Неудивительно, что некоторые считают Окончательную скалу святым местом.
В других местах везде очень сильный прибой, покрывающий все пеной, но здесь море удивительно спокойно – гладкая поверхность. Небольшое противотечение уходит от берега. Идеальные условия для нашей экспедиции – если они постоянны. Но здесь никто не проводил наблюдений за погодой, поскольку ни один мусорный корабль сюда не заходит. “Мечта Вуфона” опускается все ниже, как муха-паук, которая выпускает за собой двойную тонкую нить. Трудно точно определить, сколько осталось до воды. Гек как можно шире расставила глазные стебельки, пытаясь определить надежнее. Она говорит:
– Ну, сейчас окунаемся… готово!
Я затаиваю дыхание, но ничего не происходит. Большие барабаны продолжают разматывать кабель и шланги. Лодка становится все меньше.
– Готово! – повторяет Гек.
Проходит еще один дур, а “Мечта Вуфона” остается сухой.
– Да, вниз далеко-леко-леко, – запинается Клешня.
– Можешь сказать еще раз, – добавляет Ур-ронн, нервно топая.
– Но не нужно, пожалуйста, – рявкает Гек, выдавая свое раздражение. Потом переходит на Галшесть: – Реальность вмешивается в ожидания, когда…
Так ей и надо: ее глубокомысленное рассуждение прерывает всплеск. Вращение больших барабанов замедляется, а я смотрю на обширную неподвижную водную поверхность, в которой исчезла “Мечта”.
рамбл-дум-бамлб-ум-рамбл-дум-дамбл…
Похоже на самого большого в мире нура, который не замолкает, не прерывает ворчание, чтобы перевести дыхание. И если бы дело дошло до голосования, на этом основании большой кран мог бы завоевать титул Почетного Капитана Юга.
Хуфу, изогнув от удовольствия спину, пробирается на самый конец стрелы. Тем временем кто-то ведет счет.
– Один кабельтов, сорок… Один кабельтов, шестьдесят… Один кабельтов, восемьдесят… Два кабельтова! Два кабельтова, двадцать…
Эти возгласы напоминают мне, рассказы Марка Твена о речных лоцманах на романтической Миссисипи, особенно сцену, в которой рослый черный человек стоит на носу “Принцессы дельты” и измеряет глубину, находя отмели в предательском тумане и спасая жизнь всех на борту.
Я океанский хун. Мои родители водят морские корабли, а не какие-то речные посудины. Тем не менее это любимые рассказы моего отца. И отца Гек тоже: когда она осталась сиротой и только еще начинала ходить на толчковых ногах, все ее четыре стебелька топорщились в удивлении, когда отец читал ей рассказы мира волчат, никогда не знавшего удушающей мудрости галактического образа жизни. Мира, чье невежество определенно не было благородным, но имело одно преимущество: оно давало шанс видеть, узнавать и делать то, чего никто раньше никогда не видел, не узнавал и не делал.
Так поступали люди на Земле.
А теперь так поступаем мы здесь!
И почти не сознавая, что делаю, я сажусь на свои сложенные вдвое задние ноги, откидываю назад голову и издаю радостный вопль. Могучий, громогласный крик. Он отдается по всей скале, отражается от оборудования и плывет над зубчатыми утесами Великой Трещины.
Насколько мне известно, он все еще плывет там.
Солнце проникает в спокойные воды по крайней мере на двадцать кабельтовых. Мы представляем себе, как “Мечта Вуфона” опускается все ниже, вначале сквозь облако пузырьков, потом сквозь обширную волну молчания, а свет сверху постепенно тускнеет и наконец совсем исчезает.
– Шесть кабельтовых, шестьдесят…
Шесть кабельтовых, восемьдесят…
Семь кабельтовых!
Когда мы будем опускаться, на этой глубине мы включим огни эйк и с помощью кислотной батареи пошлем искры по тросу, чтобы сообщить, что у нас все в порядке. Но у Зиза света нет и нет способа что-нибудь сообщить нам. Маленькая груда колец там, внизу, одна, хотя, мне кажется, треки никогда не бывают одиноки. Ведь их кольца могут бесконечно спорить друг с другом.
– Восемь кабельтовых!
Кто-то приносит кувшин вина мне и немного теплой крови симлы Ур-ронн. Гек через длинную изогнутую соломинку пьет ароматный галюк-эйд, а Клешня опрыскивает спину соленой водой.
– Девять кабельтовых!
Пробное погружение предполагалось только до десяти кабельтовых, так что постепенно начинают вводить в действие тормоз. Скоро барабан начнет вращаться в обратном направлении, чтобы вернуть “Мечту Вуфона” в мир воздуха и света.
И тут это происходит – громкий щелчок, словно дернули за натянутую струну виолы, громкий, как гром.
Руководитель крановой команды кричит:
– Отпустите тормоз!
Оператор устремляется к рукояти… слишком поздно: распространяющийся по шлангу толчок достигает крана, словно большая рыба внизу дернула за леску в стремлении уйти. Только этот толчок чрезвычайно силен, его не остановить.
Мы ахаем, видя маленькую фигуру Хуфу, вцепившуюся в самый конец раскачивающейся стрелы.
Одна лапа разжимается, затем другая. Хуфу кричит.
Наш маленький нур, вращаясь в воздухе, едва минует водоворот вокруг толстого троса и исчезает в воде. Мы в отчаянии беспомощно смотрим, как поглощает наш талисман пропасть, уже поглотившая Зиза, “Мечту Вуфона” и все наши надежды и результаты тяжелой работы за два года.
Я следую за маленьким Зизом, тем самым новым треки, влен которого мы все видели в тот день, когда Гибц превратился в Тиуга и забыл все о звездных кораблях; Зиз скользит от своего загона к крану, где мы впервые собирались проверить нашу лодку. Предыдущую неделю Зиз провел в своем загоне, поедая сытную пищевую смесь, и заметно вырос. Тем не менее он еще совсем маленький. Никто не ждет чудес силы и ума от треки, который мне едва до задних колен.
Зиз движется по проложенному Тиугом следу-запаху почти до края утеса, откуда можно заглянуть в Большую Помойку, потому что здесь она резко поворачивает, разрезая материк такой глубокой и широкой раной, что наши предки выбрали ее естественной границей для поселенцев на Джиджо.
Огромная масса Окончательной скалы бросает длинную траурную тень, но “Мечта Вуфона”, наша гордость и радость, висит за пределами тени, сверкая на солнце. Вместо того чтобы ползти по рампе к закрытому люку лодки, Зиз спускается в маленькой клетке, смонтированной под выпуклым окном, перед восемнадцатью тяжелыми камнями балласта. Когда он минует Тиуга, Зиз и треки полного размера обмениваются облачками запахов на языке, для понимания которого ни у кого из остальных шести нет нужных органов.
Клетка закрывается, Урдоннел испускает свист, и группа хунов и квуэнов принимается за работу, сначала осторожно отводит лодку в сторону, потом опускает к морю, разматывая с барабанов трос-буксир и двойной шланг. Барабаны вращаются медленно, под четкий ритм, который повторяется снова и снова:
рамбл-дам-дамбл-ам-рамбл-дам-дамбл-ам…
Этот ритм захватывает. Хуны по всей скале, даже протестующие, подхватывают пульсообразный ритм веселой работы. Ритм команды, пота и радости.
Будучи единственным присутствующим нуром, Хуфу, кажется, считает своим долгом дико носиться по крану, словно по корабельным мачтам, изгибая спину и потягиваясь, как будто поют только для нее, чья-то рука гладит ее, поглаживает щетину на голове. Глаза нура сверкают, он смотрит, как все ниже и ниже спускается наша лодка. Видно только одно щупальце Зиза, высовывающееся из клетки.
Мне приходит в голову, что, может, Хуфу кажется, что маленького треки используют как приманку на конце поистине грандиозной рыболовной лески! Может, Хуфу любопытно, кого мы пытаемся поймать.
Это, в свою очередь, заставляет вспомнить дикие россказни Клешни о “чудовищах” в глубине. С самого прибытия сюда ни он, ни Гек ни разу об этом не упоминали, каждый по своим собственным причинам, мне кажется. Или я один не забыл об этом среди всеобщего возбуждения?
“Гордость Вуфона” опускается ниже края утеса, и мы бросаемся к краю, чтобы не потерять его из виду. Квуэны не любят высоту и реагируют на нее, прижимаясь к поверхности, царапая животом, цепляясь за землю. И я так поступил, лежа и набираясь мужества, чтобы поползти вперед. С другой стороны, Гек подкатилась к самому каменному краю и остановилась, отставив назад для равновесия толчковые ноги и как можно дальше высунув два глазных стебелька.
Ну что за девчонка! Вот тебе и г'кеки, осторожные существа высшего уровня. Глядя на нее, я понял, что не могу сделать меньше, поэтому высунул голову через край и заставил себя открыть глаза.
На западе океан обширным ковром уходит до самого горизонта. Там, где глубина континентального шельфа всего несколько кабельтовых, преобладают светлые тона. Но темная сине-серая полоса говорит о каньоне, отходящем от гигантской планетарной царапины, которая называется Помойкой. Эта глубокая-глубокая впадина проходит почти непосредственно под нами, потом поворачивает на восток, рассекая континент, как щель клинкерной обшивки обреченного корабля. Дальний берег всего в ста с небольшим полетах стрелы, но ряды острых, как лезвие, утесов и почти бездонные пропасти, идущие параллельно Трещине, образуют устрашающую преграду на пути всех, кто хочет нарушить Закон.
Я не ученый – к сожалению, у меня нет таких склонностей. Но даже я вижу, что эти рваные утесы должны быть новыми, иначе к этому времени ветер, прибой и дождь сгладили бы их. Подобно горе Гуэнн, в этом месте Джиджо активно обновляется. (С того времени, как мы здесь разбили лагерь, произошло два небольших землетрясения.) Неудивительно, что некоторые считают Окончательную скалу святым местом.
В других местах везде очень сильный прибой, покрывающий все пеной, но здесь море удивительно спокойно – гладкая поверхность. Небольшое противотечение уходит от берега. Идеальные условия для нашей экспедиции – если они постоянны. Но здесь никто не проводил наблюдений за погодой, поскольку ни один мусорный корабль сюда не заходит. “Мечта Вуфона” опускается все ниже, как муха-паук, которая выпускает за собой двойную тонкую нить. Трудно точно определить, сколько осталось до воды. Гек как можно шире расставила глазные стебельки, пытаясь определить надежнее. Она говорит:
– Ну, сейчас окунаемся… готово!
Я затаиваю дыхание, но ничего не происходит. Большие барабаны продолжают разматывать кабель и шланги. Лодка становится все меньше.
– Готово! – повторяет Гек.
Проходит еще один дур, а “Мечта Вуфона” остается сухой.
– Да, вниз далеко-леко-леко, – запинается Клешня.
– Можешь сказать еще раз, – добавляет Ур-ронн, нервно топая.
– Но не нужно, пожалуйста, – рявкает Гек, выдавая свое раздражение. Потом переходит на Галшесть: – Реальность вмешивается в ожидания, когда…
Так ей и надо: ее глубокомысленное рассуждение прерывает всплеск. Вращение больших барабанов замедляется, а я смотрю на обширную неподвижную водную поверхность, в которой исчезла “Мечта”.
рамбл-дум-бамлб-ум-рамбл-дум-дамбл…
Похоже на самого большого в мире нура, который не замолкает, не прерывает ворчание, чтобы перевести дыхание. И если бы дело дошло до голосования, на этом основании большой кран мог бы завоевать титул Почетного Капитана Юга.
Хуфу, изогнув от удовольствия спину, пробирается на самый конец стрелы. Тем временем кто-то ведет счет.
– Один кабельтов, сорок… Один кабельтов, шестьдесят… Один кабельтов, восемьдесят… Два кабельтова! Два кабельтова, двадцать…
Эти возгласы напоминают мне, рассказы Марка Твена о речных лоцманах на романтической Миссисипи, особенно сцену, в которой рослый черный человек стоит на носу “Принцессы дельты” и измеряет глубину, находя отмели в предательском тумане и спасая жизнь всех на борту.
Я океанский хун. Мои родители водят морские корабли, а не какие-то речные посудины. Тем не менее это любимые рассказы моего отца. И отца Гек тоже: когда она осталась сиротой и только еще начинала ходить на толчковых ногах, все ее четыре стебелька топорщились в удивлении, когда отец читал ей рассказы мира волчат, никогда не знавшего удушающей мудрости галактического образа жизни. Мира, чье невежество определенно не было благородным, но имело одно преимущество: оно давало шанс видеть, узнавать и делать то, чего никто раньше никогда не видел, не узнавал и не делал.
Так поступали люди на Земле.
А теперь так поступаем мы здесь!
И почти не сознавая, что делаю, я сажусь на свои сложенные вдвое задние ноги, откидываю назад голову и издаю радостный вопль. Могучий, громогласный крик. Он отдается по всей скале, отражается от оборудования и плывет над зубчатыми утесами Великой Трещины.
Насколько мне известно, он все еще плывет там.
Солнце проникает в спокойные воды по крайней мере на двадцать кабельтовых. Мы представляем себе, как “Мечта Вуфона” опускается все ниже, вначале сквозь облако пузырьков, потом сквозь обширную волну молчания, а свет сверху постепенно тускнеет и наконец совсем исчезает.
– Шесть кабельтовых, шестьдесят…
Шесть кабельтовых, восемьдесят…
Семь кабельтовых!
Когда мы будем опускаться, на этой глубине мы включим огни эйк и с помощью кислотной батареи пошлем искры по тросу, чтобы сообщить, что у нас все в порядке. Но у Зиза света нет и нет способа что-нибудь сообщить нам. Маленькая груда колец там, внизу, одна, хотя, мне кажется, треки никогда не бывают одиноки. Ведь их кольца могут бесконечно спорить друг с другом.
– Восемь кабельтовых!
Кто-то приносит кувшин вина мне и немного теплой крови симлы Ур-ронн. Гек через длинную изогнутую соломинку пьет ароматный галюк-эйд, а Клешня опрыскивает спину соленой водой.
– Девять кабельтовых!
Пробное погружение предполагалось только до десяти кабельтовых, так что постепенно начинают вводить в действие тормоз. Скоро барабан начнет вращаться в обратном направлении, чтобы вернуть “Мечту Вуфона” в мир воздуха и света.
И тут это происходит – громкий щелчок, словно дернули за натянутую струну виолы, громкий, как гром.
Руководитель крановой команды кричит:
– Отпустите тормоз!
Оператор устремляется к рукояти… слишком поздно: распространяющийся по шлангу толчок достигает крана, словно большая рыба внизу дернула за леску в стремлении уйти. Только этот толчок чрезвычайно силен, его не остановить.
Мы ахаем, видя маленькую фигуру Хуфу, вцепившуюся в самый конец раскачивающейся стрелы.
Одна лапа разжимается, затем другая. Хуфу кричит.
Наш маленький нур, вращаясь в воздухе, едва минует водоворот вокруг толстого троса и исчезает в воде. Мы в отчаянии беспомощно смотрим, как поглощает наш талисман пропасть, уже поглотившая Зиза, “Мечту Вуфона” и все наши надежды и результаты тяжелой работы за два года.
XVI. КНИГА СКЛОНА
Легенды
Уры рассказывают о кризисе размножения.
Говорят, среди звезд продолжительность жизни у них была гораздо дольше, чем на Джиджо: они намного увеличили ее искусственными методами. Больше того, ур никогда не перестает стремиться к полным сумкам – либо с мужьями, либо с только что родившимися малышами. Существовали технические способы воспроизвести эти чувства, но большинство предпочитало естественный порядок.
Галактическое сообщество не одобряет тех, у кого слишком большое потомство: это нарушает миллиарднолетнее равновесие. Сохраняется постоянный ужас перед “диким пожаром” – кризисом перенаселения, подобным тому, который выжег половину Третьей Галактики сто с лишним миллионов лет назад.
Те расы, которые, подобно хунам, воспроизводятся медленно, особенно опасаются имеющих многочисленное потомство, таких, как уры.
Легенды рассказывают о конфликте из-за этого. Читая меж строк приукрашенной устной истории уров, можно понять, что барды повествуют о судебном процессе – причем разбирательство велось на высочайшем уровне галактического общества.
Уры проиграли процесс, и за ним последовали строжайшие меры по сокращению рождаемости.
Но некоторые проигравшие даже тогда не захотели сдаваться. Они направили один корабль в запретное пространство, чтобы поискать дикую планету, которую могли бы назвать своим домом.
Место, где они могли бы услышать топот мириадов крошечных урских ног.
Говорят, среди звезд продолжительность жизни у них была гораздо дольше, чем на Джиджо: они намного увеличили ее искусственными методами. Больше того, ур никогда не перестает стремиться к полным сумкам – либо с мужьями, либо с только что родившимися малышами. Существовали технические способы воспроизвести эти чувства, но большинство предпочитало естественный порядок.
Галактическое сообщество не одобряет тех, у кого слишком большое потомство: это нарушает миллиарднолетнее равновесие. Сохраняется постоянный ужас перед “диким пожаром” – кризисом перенаселения, подобным тому, который выжег половину Третьей Галактики сто с лишним миллионов лет назад.
Те расы, которые, подобно хунам, воспроизводятся медленно, особенно опасаются имеющих многочисленное потомство, таких, как уры.
Легенды рассказывают о конфликте из-за этого. Читая меж строк приукрашенной устной истории уров, можно понять, что барды повествуют о судебном процессе – причем разбирательство велось на высочайшем уровне галактического общества.
Уры проиграли процесс, и за ним последовали строжайшие меры по сокращению рождаемости.
Но некоторые проигравшие даже тогда не захотели сдаваться. Они направили один корабль в запретное пространство, чтобы поискать дикую планету, которую могли бы назвать своим домом.
Место, где они могли бы услышать топот мириадов крошечных урских ног.
Аскс
Странное сообщение пришло из города Тарек. Оно было послано Арианой Фу, почетным мудрецом-человеком в отставке.
Уставший гонец – самка урупала, спешно поднявшись с равнины Уоррил. Она так утомилась, что жаждала просто воды, сырой и неразбавленной.
А теперь сосредоточьтесь, мои кольца. Направьте свое вечно рассеивающееся внимание к сообщению Арианы Фу, которое вслух читает Лестер Кембел, ее преемник. Посылает ли эта новость парообразное удивление в мой/наш центр – о том, что загадочный раненый чужак появился однажды в верховьях Рони? Незнакомец, который может оказаться потерянным товарищем посетителей со звезд, нарушивших наше общее изгнание! Или, размышляет Ариана, он может оказаться беглецом от этих самых далеко забравшихся авантюристов? Могут его раны свидетельствовать о подобной вражде?
Ариана рекомендует, чтобы мы, члены совета, осторожно расследовали это дело с нашей стороны, может, используя постигающих истину, а она проведет свой эксперимент в Библосе.
У чужаков как будто есть и другие интересы, помимо поиска предразумных существ, чтобы украсть их с невозделанной Джиджо. Они изображают незаинтересованность, однако продолжают усиленно расспрашивать наши народы, предлагая вознаграждение и похвалы за сообщения о “чем-нибудь необычном”.
Как иронично слышать от них эти слова.
Затем есть еще птица.
Вы ведь помните металлическую птицу, мои кольца? Мы бы приняли ее за еще один буйурский реликт, добытый из паутины мертвого мульк-паука. Однако девушка-сунер клянется, что видела, как птица летела. Она пролетела большое расстояние, потом сражалась и была убита машиной ротенов!
Разве не в тот же вечер чужаки погребли свою станцию, словно они тоже боятся страшного неба?
Наши лучшие техники осмотрели птицу-машину, но у них нет инструментов, и поэтому они узнали мало. Установили только, что в металлической груди по-прежнему есть энергия. Может, группа, которую послал Лестер на восток, чтобы в соответствии с нашим законом собрать племя сунеров, узнает больше.
Так много вопросов. Но даже если мы получим ответы, изменится ли хоть немного в лучшую сторону наше ужасное положение?
Будь у нас время, я нацелил бы мои/наши разнообразные кольца на обсуждение этих загадок, и каждый вопрос заливал бы новым запахом наш влажный центр, словно воском, капая силлогизмами, пока сквозь блестящий покров не стала бы видна истина. Но для свойственного треки подхода к решению проблемы нет времени. И поэтому мы, мудрецы, спорим в сухом воздухе, и у нас нет даже реуков, чтобы компенсировать различия языков. И каждый потраченный день лишь немного отдаляет нашу судьбу.
Что касается других предложений Арианы, то мы использовали постигающих истину в своих разговорах с небесными людьми. Согласно нашим книгам и преданиям, эта пассивная форма пси-способностей не так заметна, как другие способы.
Вы ищете что-то определенное? – спросили мы только вчера. – Есть ли личность, существо или группа, которых нам следовало бы поискать для вас?
Их предводитель – тот, что отзывается на имя-ярлычок Ранн, – казалось, напрягся, но потом быстро пришел в себя и уверенно улыбнулся, как они это часто делают.
Мы всегда ищем чего-нибудь необычного. А вы что-то такое заметили?
И в этот момент напряжения один из наших постигающих что-то засек – короткую вспышку цвета. Темно-серого цвета, похожего на цвет панциря Серой Королевы. Но эта поверхность казалась тоньше, с гибкой податливостью, свободной от украшений волос, чешуек, перьев или торгов.
Вспышка сразу прекратилась. Но постигающий уловил ассоциацию – с водой.
Что еще ощутил он, мои кольца, во время этого краткого момента?
А, да. Вихрь пузырей.
Разбросанных и бесчисленных как звезды.
Пузырей, растущих в размерах, достигающих величины спутников Джиджо. Сверкающих. Древних. Лишенных возраста.
Пузырей, полных дистиллированными чудесами… запечатанных временем.
И больше ничего.
Увы, что еще можно спросить? Кто мы, как не любители – одна из сторон игры? Фвхун-дау и Ум-Острый-Как-Нож указывают, что даже этот “ключ” мог быть искусно вложен в сознание постигающего, чтобы отвлечь нас парадоксом.
Но в такие времена, когда реуки и Святое Яйцо нас как будто покинули, утопающий хватается даже за такой тонкий стебелек.
В своем послании Ариана обещает послать помощь другого рода. Специалиста, чье мастерство может поставить нас вровень с нашими врагами и, может быть, даже заставит их торговаться.
О, Ариана, как мне/нам не хватает твоего лукавого оптимизма! Если бы с неба упал огонь, ты увидела бы в этом возможность обжигать горшки. Если бы весь Склон задрожал, а затем погрузился в страшные глубины Помойки, ты нашла бы и это событие полным возможностей!
Уставший гонец – самка урупала, спешно поднявшись с равнины Уоррил. Она так утомилась, что жаждала просто воды, сырой и неразбавленной.
А теперь сосредоточьтесь, мои кольца. Направьте свое вечно рассеивающееся внимание к сообщению Арианы Фу, которое вслух читает Лестер Кембел, ее преемник. Посылает ли эта новость парообразное удивление в мой/наш центр – о том, что загадочный раненый чужак появился однажды в верховьях Рони? Незнакомец, который может оказаться потерянным товарищем посетителей со звезд, нарушивших наше общее изгнание! Или, размышляет Ариана, он может оказаться беглецом от этих самых далеко забравшихся авантюристов? Могут его раны свидетельствовать о подобной вражде?
Ариана рекомендует, чтобы мы, члены совета, осторожно расследовали это дело с нашей стороны, может, используя постигающих истину, а она проведет свой эксперимент в Библосе.
У чужаков как будто есть и другие интересы, помимо поиска предразумных существ, чтобы украсть их с невозделанной Джиджо. Они изображают незаинтересованность, однако продолжают усиленно расспрашивать наши народы, предлагая вознаграждение и похвалы за сообщения о “чем-нибудь необычном”.
Как иронично слышать от них эти слова.
Затем есть еще птица.
Вы ведь помните металлическую птицу, мои кольца? Мы бы приняли ее за еще один буйурский реликт, добытый из паутины мертвого мульк-паука. Однако девушка-сунер клянется, что видела, как птица летела. Она пролетела большое расстояние, потом сражалась и была убита машиной ротенов!
Разве не в тот же вечер чужаки погребли свою станцию, словно они тоже боятся страшного неба?
Наши лучшие техники осмотрели птицу-машину, но у них нет инструментов, и поэтому они узнали мало. Установили только, что в металлической груди по-прежнему есть энергия. Может, группа, которую послал Лестер на восток, чтобы в соответствии с нашим законом собрать племя сунеров, узнает больше.
Так много вопросов. Но даже если мы получим ответы, изменится ли хоть немного в лучшую сторону наше ужасное положение?
Будь у нас время, я нацелил бы мои/наши разнообразные кольца на обсуждение этих загадок, и каждый вопрос заливал бы новым запахом наш влажный центр, словно воском, капая силлогизмами, пока сквозь блестящий покров не стала бы видна истина. Но для свойственного треки подхода к решению проблемы нет времени. И поэтому мы, мудрецы, спорим в сухом воздухе, и у нас нет даже реуков, чтобы компенсировать различия языков. И каждый потраченный день лишь немного отдаляет нашу судьбу.
Что касается других предложений Арианы, то мы использовали постигающих истину в своих разговорах с небесными людьми. Согласно нашим книгам и преданиям, эта пассивная форма пси-способностей не так заметна, как другие способы.
Вы ищете что-то определенное? – спросили мы только вчера. – Есть ли личность, существо или группа, которых нам следовало бы поискать для вас?
Их предводитель – тот, что отзывается на имя-ярлычок Ранн, – казалось, напрягся, но потом быстро пришел в себя и уверенно улыбнулся, как они это часто делают.
Мы всегда ищем чего-нибудь необычного. А вы что-то такое заметили?
И в этот момент напряжения один из наших постигающих что-то засек – короткую вспышку цвета. Темно-серого цвета, похожего на цвет панциря Серой Королевы. Но эта поверхность казалась тоньше, с гибкой податливостью, свободной от украшений волос, чешуек, перьев или торгов.
Вспышка сразу прекратилась. Но постигающий уловил ассоциацию – с водой.
Что еще ощутил он, мои кольца, во время этого краткого момента?
А, да. Вихрь пузырей.
Разбросанных и бесчисленных как звезды.
Пузырей, растущих в размерах, достигающих величины спутников Джиджо. Сверкающих. Древних. Лишенных возраста.
Пузырей, полных дистиллированными чудесами… запечатанных временем.
И больше ничего.
Увы, что еще можно спросить? Кто мы, как не любители – одна из сторон игры? Фвхун-дау и Ум-Острый-Как-Нож указывают, что даже этот “ключ” мог быть искусно вложен в сознание постигающего, чтобы отвлечь нас парадоксом.
Но в такие времена, когда реуки и Святое Яйцо нас как будто покинули, утопающий хватается даже за такой тонкий стебелек.
В своем послании Ариана обещает послать помощь другого рода. Специалиста, чье мастерство может поставить нас вровень с нашими врагами и, может быть, даже заставит их торговаться.
О, Ариана, как мне/нам не хватает твоего лукавого оптимизма! Если бы с неба упал огонь, ты увидела бы в этом возможность обжигать горшки. Если бы весь Склон задрожал, а затем погрузился в страшные глубины Помойки, ты нашла бы и это событие полным возможностей!
Сара
Вопреки строжайшим приказам днем укрываться, пароход “Гофер” побил все свои прежние рекорды, идя вверх по течению от города Тарек, преодолевая весенний разлив Бибура; котлы его стонали, поршни бились о корпуса – могучая сила, с которой на Джиджо мог сравниться только другой пароход “Крот”. Символ великой человеческой технологии, эти пароходы оставались непревзойденными даже искусными урскими кузнецами, которые трудятся в высокогорных вулканах.
Сара вспомнила свое первое плавание, когда в возрасте пятнадцати лет была направлена на обучение в Библос. Как она гордилась своими новыми познаниями, особенно способностью каждый лязг и пыхтение парового двигателя рассматривать в терминах температуры, давления и единиц силы. Уравнения словно укрощали шипящее чудовище, превращая его отчаянный рев в некое подобие музыки.
А теперь все это испорчено. Клепаные корпуса и пульсирующие балансиры кажутся теперь примитивными приспособлениями, чуть более передовыми, чем каменный топор.
Даже если звездные боги улетят, не сделав ничего из тех ужасных вещей, которые предсказывает Ариана Фу, они уже причинили вред, развеяв наши иллюзии.
Только одному человеку, казалось, все равно. Незнакомец держался возле пышущей, напрягающейся машины, всматривался в балансиры, жестами просил, чтобы инженерная команда открыла большой корпус и позволила ему заглянуть внутрь. Вначале люди из команды опасались его странного поведения, но вскоре, вопреки его неспособности говорить, ощутили родственную душу.
Сара заметила, что жестами можно объяснить очень многое. Еще один случай приспособления языка к потребностям момента – почти так же колонисты на Джиджо приспосабливали известные им формальные галактические языки, когда люди представили им полмиллиона текстов, напечатанных преимущественно на англике, языке, созданном словно из сленга, жаргонов, каламбуров и двусмысленностей.
Это искаженное зеркальное отражение того, что происходило на Земле, где миллиардолетняя грамматика толкала людей к порядку. В обоих случаях движущей силой служила почти полная монополия на знания.
В этом есть очевидная ирония. Но Сара знала и другую, ее собственную теорию относительно языка и Шести, настолько еретическую, что взгляды Ларка по сравнению с ней казались абсолютно ортодоксальными.
Может, прошло время моего возвращения в Библос, доклада о работе… и подтверждения всего, чего я боюсь.
Незнакомец казался счастливым. Он был погружен в общение в инженерами, а Ариана Фу внимательно наблюдала за ним из своего инвалидного кресла. Поэтому Сара покинула шумное машинное помещение и направилась на нос корабля, где густой туман раздвигался стремительным движением “Гофера”. Из-за клочьев тумана на юге и востоке виднелись сверкающие вершины Риммера – там решается судьба Шести.
Сара вспомнила свое первое плавание, когда в возрасте пятнадцати лет была направлена на обучение в Библос. Как она гордилась своими новыми познаниями, особенно способностью каждый лязг и пыхтение парового двигателя рассматривать в терминах температуры, давления и единиц силы. Уравнения словно укрощали шипящее чудовище, превращая его отчаянный рев в некое подобие музыки.
А теперь все это испорчено. Клепаные корпуса и пульсирующие балансиры кажутся теперь примитивными приспособлениями, чуть более передовыми, чем каменный топор.
Даже если звездные боги улетят, не сделав ничего из тех ужасных вещей, которые предсказывает Ариана Фу, они уже причинили вред, развеяв наши иллюзии.
Только одному человеку, казалось, все равно. Незнакомец держался возле пышущей, напрягающейся машины, всматривался в балансиры, жестами просил, чтобы инженерная команда открыла большой корпус и позволила ему заглянуть внутрь. Вначале люди из команды опасались его странного поведения, но вскоре, вопреки его неспособности говорить, ощутили родственную душу.
Сара заметила, что жестами можно объяснить очень многое. Еще один случай приспособления языка к потребностям момента – почти так же колонисты на Джиджо приспосабливали известные им формальные галактические языки, когда люди представили им полмиллиона текстов, напечатанных преимущественно на англике, языке, созданном словно из сленга, жаргонов, каламбуров и двусмысленностей.
Это искаженное зеркальное отражение того, что происходило на Земле, где миллиардолетняя грамматика толкала людей к порядку. В обоих случаях движущей силой служила почти полная монополия на знания.
В этом есть очевидная ирония. Но Сара знала и другую, ее собственную теорию относительно языка и Шести, настолько еретическую, что взгляды Ларка по сравнению с ней казались абсолютно ортодоксальными.
Может, прошло время моего возвращения в Библос, доклада о работе… и подтверждения всего, чего я боюсь.
Незнакомец казался счастливым. Он был погружен в общение в инженерами, а Ариана Фу внимательно наблюдала за ним из своего инвалидного кресла. Поэтому Сара покинула шумное машинное помещение и направилась на нос корабля, где густой туман раздвигался стремительным движением “Гофера”. Из-за клочьев тумана на юге и востоке виднелись сверкающие вершины Риммера – там решается судьба Шести.