Страница:
Он сел, чтобы выглядеть не таким устрашающим. Мальчишка, грязный оборванец, выглядел так, словно для него не уронить себя в глазах окружающих важней, чем выжить. Двер знал этот тип. На глазах у остальных парень скорее умрет, чем проявит страх. Раздувая грудь, он сделал несколько шагов по направлению к Дверу, потом оглянулся, проверяя, увидели ли это остальные.
– Смелый молодой человек, – заметил Двер. – И как же тебя зовут?
Мальчик как будто находился в затруднении. Можно подумать, что его никогда раньше не спрашивали об имени. Неужели можно вырасти, не зная, как зовут окружающих?
– Ну, не важно, – сказал Двер, замечая, что толпа растет: любопытство побеждало страх. – Хочу, чтобы ты выполнил мое поручение. Если выполнишь, я дам тебе что-то особенное, понял? Хорошо. Пожалуйста, иди к Рети. Скажи ей, что ее ждет один знакомый… – Двер повернулся и показал, откуда пришел, – …вон там. У деревьев. Запомнил?
Мальчик кивнул. Расчетливая алчность в нем сменила страх.
– А что я получу?
Двер достал из колчана одну стрелу. Она изготовлена лучшим мастером города Овум, совершенно прямая, со сверкающим на солнце наконечником из буйурского металла. Мальчик протянул руку, но Двер убрал стрелу.
– После того как приведешь Рети.
На мгновение их понимающие взгляды встретились. Небрежно пожав плечами, мальчик повернулся и исчез, пробежал мимо толпы, крича изо всех сил. Двер посмотрел на глазеющих дикарей и пошел назад к лесу, тихонько насвистывая. Оглянувшись, он заметил, что почти весь клан на небольшом удалении идет за ним. Что ж, пока все хорошо.
Дьявольщина, выругался он, увидев глейверов. Убирайтесь отсюда!
Они закончили рыться в гнилом стволе и направлялись к нему. Двер встревожился: если они увидят жителей деревни, могут испугаться и побежать к загону пленников. Самка глей-вера повернула один выпуклый глаз в сторону приближающейся толпы. Потом повернула и второй глаз – явный признак тревоги. Фыркнула, и ее напарник в удивлении и страхе отпрянул. Они повернулись – и побежали как раз в том направлении, которого Двер и опасался!
Опытным глазом следопыта, умеющим различать тень и свет, он видел за деревом, в том месте, где лес ближе всего подходит к тюрьме-загону, Дженин Уорли. Одна из целей Двера – отвлечь всех оттуда.
Он уже снял лук с плеча и наложил стрелу, когда неожиданно из высокой травы показался Грязнолапый и с шипением замахал лапами прямо перед бегущими глейверами. Те затормозили и с поразительной быстротой изменили направление своего движения, убежали прочь, а нур преследовал их, держась очень близко.
По какой-то причине местные нашли все это происшествие ужасно забавным. Казалось, им не важно, что они никогда раньше не видели нура. Они указывали пальцами, гоготали над отчаянием глейверов, хлопали, как будто Двер разыграл это специально для них. Он с улыбкой повернулся и снова повесил лук на плечо. Все что угодно, лишь бы удерживать их внимание.
Неожиданно толпа смолкла. Над Двером нависла тень. Низкий, уже знакомый гул двигателя вызвал мурашки на спине. Заслонив глаза от солнца, Двер посмотрел вверх и увидел парящую черную машину, угловатую, со свисающими щупальцами, как тот демон, что все еще приходит к нему во сне, – огнедышащее чудовище, которое прикончило в горах старого мульк-паука. Несмотря на окружающее машину темное мерцание, Двер разглядел некую восьмиугольную симметрию. Но только на этой машине, на широком плече, какой-то негеометрический силуэт.
– Значит, ты все-таки добрался сюда, – заметил силуэт. – Неплохо для слопи. Ты не неженка, хотя путешествие тебя утомило. Ты плохо выглядишь. Раньше ты выглядел лучше, Двер.
– Спасибо, Рети, – ответил он, поворачиваясь так, чтобы не слепило солнце. К тому же ему хотелось быть поближе к лесу. – А ты, с другой стороны, никогда не выглядела так хорошо. Как поживаешь?
Она ответила коротким смешком. Он прозвучал хрипловато, как будто она давно не смеялась.
– Я отвергла предложение ваших мудрецов. Они хотели, чтобы я добиралась сюда по горам и вела с собой толпу стариков. Зачем ходить, подумала я, если можно лететь?
Теперь он отчетливо видел ее. Если не считать старого шрама, она кажется сделанной заново, как говорят в некоторых частях города Тарек. Однако в глазах ее все та же мрачная настороженность.
Это также его первая возможность получше разглядеть машину чужаков. Со всех сторон восемь одинаковых прямоугольников, совершенно черных и как будто даже не отражающих солнечные лучи. Внизу по обе стороны механически свисают две руки-щупальца, они отходят от шара, покрытого стеклянными фасетами и металлическими трубками. Дэйнел предупредил Двера, чтобы он опасался этого шара. Сверху, там, где в прикрепленном седле сидит Рети, робот кажется плоским, только в центре поднимается острие. “Антенна”, как назвал это Дэйнел.
Двер кивком указал на парящую машину:
– Кажется, у тебя появились новые друзья, Рети. Девушка снова рассмеялась – словно резко залаяла.
– Друзья, которые увезут меня в места, каких ты никогда не видел.
Он пожал плечами.
– Я говорю не о звездных богах, Рети. Я имею в виду друга, который сейчас тебя подвез. Когда мы в последний раз видели такую штуку, она пыталась убить нас обоих…
Она оборвала его:
– С тех пор многое изменилось, Двер.
– …да, и она сожгла эту птицу, о которой ты так много говорила. Ну, наверно, выгодней присоединиться к тем, кто…
– Заткнись!
Робот среагировал на ее гневный выкрик, устремившись к Дверу. Отступая, Двер заметил, как повернулся шар с линзами и трубками под угловатым торсом машины, повернулся, следя за ним. Озава считал, что это оружейный отсек, и охотничий инстинкт Двера подтверждал эту догадку.
За Рети собралась толпа. Почти все племя теперь следило за противостоянием оборванного человека и той, что оседлала летающего дьявола. Столкновение казалось очень неравным.
Кое-что точно такое, каким кажется.
Двер уловил движение у загона с пленниками. Дженин начала действовать.
– Ну? – спросила Рети, глядя на него сверху вниз.
– Что ну?
– Ты послал за мной, дурак! Неужели прошел пешком полмира, только чтобы заставить меня чувствовать себя виноватой? Почему не держался в стороне, когда увидел, что здесь происходит?
– Я мог бы задать тот же вопрос тебе, Рети. А ты что делаешь? Рисуешься перед этим народом? Рассчитываешься за прошлые обиды? У звездных богов есть особые причины на то, чтобы получить проводника в эту подмышку Джиджо?
На ее лице столкнулись противоречивые чувства. Наконец победил смех.
– Подмышка ? Эй! Этим все сказано. – Она снова рассмеялась, потом придвинулась. – Но я не могу сказать тебе, что ищет здесь Кунн. Это секрет.
Рети не умеет лгать. Ты сама не имеешь ни малейшего представления, подумал Двер, и это тебя раздражает.
– Так где же те слопи, которых ты должен был привести сюда? – спросила Рети.
– Прячутся. Я пошел вперед, чтобы убедиться, что здесь безопасно.
– А какая может быть опасность? Ничего опасного, кроме, может, моих грязных родичей… и табуна вонючих лошаков…
Из сумки на ее поясе донесся тонкий пронзительный смех, словно звук флейты-пикколо.
– И убийц из космоса? – добавил Двер. – Собирающихся убить все мыслящие существа на этой планете? Рети нахмурилась.
– Это наглая ложь! Они этого не сделают. Они обещали.
– А что, если я тебе покажу доказательства? Взгляд ее нервно метнулся.
– Это тоже ложь. Зачем им это делать?
– Затем же, зачем стрелять в бедную, ни о чем не подозревающую птицу. Или без предупреждения нападать на уров. Слушая Двера, Рети покраснела.
– Пойдем. Я тебе покажу, о чем говорю. И прежде чем она смогла ответить, он повернулся, чтобы идти к лесу.
– Я оставил это там, за тем пнем.
Девушка что-то проворчала, но последовала за ним на своем коне-роботе. Двер опасался, что машина может оказаться более сложной, чем предполагал Озава. Справочник, который изучал мудрец, устарел на триста лет, и в нем было мало подробностей. Что, если робот понимает речь и может определить, когда лгут? Что, если он может читать мысли?
Древесный пень толще других. Сунерам, должно быть, трудно было своими примитивными орудиями свалить это дерево, когда они расчищали поляну. Двер наклонился и поднял два предмета, которые оставил с дальней стороны. Один предмет – тонкую трубку – он спрятал в рукав. Вторым оказалась книга в кожаном переплете.
– Что это? – спросила Рети, заставляя робота придвинуться ближе. На плоской верхней поверхности машины появились короткие щупальца с прозрачными концами. Три из них нацелились на Двера, а четвертое наблюдало за опасностью сзади. Пока Дэйнел Озава оказывается прав в своих догадках о механических органах робота. Если это его “глаза”, то узкое острие, выступающее из центра робота…
– Покажи! – потребовала Рети, опускаясь еще ниже и глядя на том примерно с сотней бумажных страниц – сокровище из наследия Дэйнела.
– А, это книга. – презрительно сказала она. – Думаешь доказать что-нибудь этим? У ротенов есть картинки, которые движутся, говорят и рассказывают тебе все, что ты хочешь знать!
Совершенно верно, подумал Двер. Они могут создавать образы, которые покажут точно то, что им нужно. Но ответил он с дружеским кивком:
– О, прости, Рети. Я забыл, что ты не умеешь читать. Открой книгу, там есть картинки. Я объясню, если хочешь.
Это была идея Дэйнела. На Поляне младший мудрец заметил, как Рети зачарованно смотрела картинки в книгах – когда считала, что ее никто не видит. Двер старался смешать подбадривание с оскорблением, стыд с любопытством, так чтобы девушка обязательно захотела посмотреть книгу.
Рети с неуверенной гримасой опустилась еще ниже и взяла книгу. Сидела и, явно удивленная, листала страницы.
– Не понимаю. На какой странице посмотреть?
Подъемное поле робота коснулось ноги Двера, заставив волосы встать дыбом. Во рту у него пересохло, сердце заколотилось. Пришлось силой воли бороться с дурными предчувствиями.
– Разве я не раскрыл на нужной картинке? Позволь, я покажу.
И когда Рети повернулась к нему, робот опустился еще ниже. Двер поднял руки и протянул их к книге, но пошатнулся, ударившись о борт робота.
Если машина решит, что на нее напали, его ждет огненная смерть. Поймет ли она нормальную человеческую неуклюжесть и сделает ли на нее скидку?
Ничего не произошло. Робот не боится прикосновений.
– Эй, следи за ним, – пожаловался Двер. – Скажи своему приятелю, чтобы действовал полегче!
– Что? А, это не я. – Она пнула машину. – Оставь его в покое, глупая штука! Двер кивнул:
– Хорошо, попробуем еще раз.
Поднял обе руки. Ноги как пружины – жизнь Двера повисла в воздухе, как звук, готовый улететь с ветерком.
Он прыгнул.
Краткая нерешительность робота кончилась неожиданным воплем, за которым последовала серия резких взрывов в лесу по соседству. Ноги Двера обожгло жаром, он ухватился за две сенсорные головки, используя их в качестве опор, прижимаясь к боку машины и стараясь уйти от смертоносного шара. Острая боль обожгла одно бедро за мгновение до того, как он вскинул тело на верх вращающейся машины. Двер левой рукой держался за прыгающего робота, а в правой держал тонкую трубку.
Мир превратился в мелькающую мешанину деревьев, облаков и неба. Прогремело еще несколько взрывов в сопровождении ужасных шипящих звуков. Двер отчаянно толкнул трубку к центральному веретенообразному утолщению на верху робота и нажал.
Смешались энзимы треки и начали выделяться с острым запахом и шипением, исчезая в отверстии у основания веретена. Двер продолжал выпускать струю из трубки, несмотря на дикие скачки робота, пока Рети не оттащила его руку в сторону. И только тут Двер расслышал посреди всеобщей сумятицы ее пронзительные крики. А когда она зубами впилась в его запястье, крик Двера смешался с общим шумом. Полупустая трубка выпала из его конвульсивно сжавшейся руки и упала.
Из центра робота поднимался пурпурный дым. Веретено начало оседать. Двер стряхнул с себя Рети и с отчаянным криком бросился к наклонившейся антенне, схватил обеими руками и потянул изо всех сил. И издал торжествующий крик, когда вся антенна оторвалась от основания, хотя при этом он покатился по поверхности, тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться.
Но не ухватился, перевалил через край и начал падать на луг.
Двер во время своего краткого падения не тревожился из-за того, что может удариться о камень или древесный пень. Машина, вероятно, разрубит его на кусочки до того, как он коснется земли.
Но он не был разрублен. И не ударился о жесткий луг. Удивленно мигая, он увидел, что его подхватила пара рук.
Но облегчение тут же исчезло: он увидел, что руки принадлежат роботу.
Здорово! Из огня да в…
Послышалась новая серия взрывов, и парящая машина покачнулась, словно ее ударили с одной стороны. Вися под восьмиугольным корпусом, Двер видел, как часть стеклянного шара взорвалась, испустив поток стальных и стеклянных обломков. Оружейный отсек уже представлял из себя дымящуюся развалину. Не уцелела ни одна стеклянная линза или трубка.
Отличная работа, Лена, подумал Двер, гордясь тем, как хорошо она использовала свои смертоносные орудия. Ведь на всем Склоне только она и еще несколько человек умеют ими пользоваться. Огнестрельное оружие, в котором нет ни одной металлической части. Он вовремя повернул голову, чтобы увидеть новые вспышки: это Лена и Дэйнел стреляли с края леса. Новый взрыв, и машина снова покачнулась. На этот раз одно из щупалец, державших Двера, задрожало и безжизненно повисло.
Это определенно работа Лены. Какая умная девушка, подумал он, полуошеломленный болью. Мудрецы выбрали правильно. Я был бы счастливчиком, если бы все развивалось по плану…
Но у него не было возможности закончить мысль, потому что робот повернулся и зигзагами полетел над лугом, используя тело Двера как щит между собой и опасностью. Двер видел, как Лена встала и прицелилась своим метательным снарядом, потом опустила его и покачала головой.
– Нет! Стреляй, черт побери! – закричал он. – Не думай обо мне!
Но поднявшийся от быстрого полета ветер отнес его слова. Лена опустила оружие и побежала к человеку, лежавшему на земле поблизости, возле еще одного метательного снаряда. Она перевернула Озаву и открыла бьющую потоком из груди кровь.
Следующий поворот робота скрыл от Двера эту страшную сцену. Зато теперь Двер увидел жителей поселка: они в ужасе жались к земле за невысокой кучей мусора возле загона пленников. И таков был их ужас от зрелища битвы, что они не видели группу, прижавшуюся к земле за ними. Это была Дженин Уорли и с ней двенадцать освобожденных уров. Бывшие пленники держали в руках веревки и арбалеты. Двер молился, чтобы эта часть плана Дэйнела осуществилась.
Все или ничего, сказал Озава. Либо мы живем вместе как цивилизованные существа, либо покончим со всем этим. Покончим сейчас, принеся как можно больше ущерба врагу.
Двер успел подумать об этом, как родичи Рети заметили перемену за своими спинами.
Учись быть мудрым…
Но тут летающая машина обогнула изгиб реки, поселок исчез, и теперь они оказались в узком проходе между лесистыми берегами и полетели прямо, все время увеличивая скорость.
Рети все еще кричала в своем седле, просила робота остановиться. Дверу, который продолжал висеть под корпусом машины, казалось, что земля внизу сливается в одно сплошное пятно. Преодолевая ветер, он поднял руки и ухватился за основание удерживавшего его щупальца. Щупальце держало его горизонтально по отношению к несущейся земле. Если он вырвет щупальце, падение может убить его, но все лучше этой пытки.
Он тянул изо всех сил, но щупальце не поддавалось. Иногда оно сгибалось, вовремя отдергивая его от летящих навстречу камня или ветки. Вскоре они уже летели посредине каньона, где река прокладывает себе путь через пороги, все время неожиданно поворачиваясь и обдавая Двера потоками брызг. Он со стоном закрыл глаза.
И тут же возникли видения, угрожая привести к потере сознания.
Послушай! ругал он себя. Сейчас не время сдаваться. Если не можешь бежать, проверь, каково твое состояние. Не истечешь ли ты кровью?
Боль помогла ему сосредоточиться, не обращать внимания на головокружение. Болело все: от обожженного левого бедра до укусов, оставленных Рети на правой руке, – из них сочилась кровь. Было больно от жестко сжимавшего щупальца, больно от многочисленных царапин на груди и животе. Словно кто-то всаживает в него тонкие иглы, проводя ими по всему избитому телу.
Он открыл глаза – и закричал, увидев зияющую пасть, полную ужасных блестящих клыков!
– О Ифни! – застонал Двер. – О боже, о боже, о боже…
И даже когда узнал призрак перед своим лицом, это не очень ему помогло. В этот момент и еще какое-то время Двер был способен только на жалкий прерывистый стон.
Грязнолапый нур зевнул вторично, и устроился в узком промежутке между грудью Двера и твердым корпусом робота. Зверь наблюдал за человеком, достигшим предела выдержки. И со вздохом, полным страсти и презрения, забормотал – скорее для собственного удовольствия, а не для того, чтобы успокоить Двера. Вышло нечто похожее на песню хунов, которые на корабле поют о радостях путешествия.
Аскс
Сара
– Смелый молодой человек, – заметил Двер. – И как же тебя зовут?
Мальчик как будто находился в затруднении. Можно подумать, что его никогда раньше не спрашивали об имени. Неужели можно вырасти, не зная, как зовут окружающих?
– Ну, не важно, – сказал Двер, замечая, что толпа растет: любопытство побеждало страх. – Хочу, чтобы ты выполнил мое поручение. Если выполнишь, я дам тебе что-то особенное, понял? Хорошо. Пожалуйста, иди к Рети. Скажи ей, что ее ждет один знакомый… – Двер повернулся и показал, откуда пришел, – …вон там. У деревьев. Запомнил?
Мальчик кивнул. Расчетливая алчность в нем сменила страх.
– А что я получу?
Двер достал из колчана одну стрелу. Она изготовлена лучшим мастером города Овум, совершенно прямая, со сверкающим на солнце наконечником из буйурского металла. Мальчик протянул руку, но Двер убрал стрелу.
– После того как приведешь Рети.
На мгновение их понимающие взгляды встретились. Небрежно пожав плечами, мальчик повернулся и исчез, пробежал мимо толпы, крича изо всех сил. Двер посмотрел на глазеющих дикарей и пошел назад к лесу, тихонько насвистывая. Оглянувшись, он заметил, что почти весь клан на небольшом удалении идет за ним. Что ж, пока все хорошо.
Дьявольщина, выругался он, увидев глейверов. Убирайтесь отсюда!
Они закончили рыться в гнилом стволе и направлялись к нему. Двер встревожился: если они увидят жителей деревни, могут испугаться и побежать к загону пленников. Самка глей-вера повернула один выпуклый глаз в сторону приближающейся толпы. Потом повернула и второй глаз – явный признак тревоги. Фыркнула, и ее напарник в удивлении и страхе отпрянул. Они повернулись – и побежали как раз в том направлении, которого Двер и опасался!
Опытным глазом следопыта, умеющим различать тень и свет, он видел за деревом, в том месте, где лес ближе всего подходит к тюрьме-загону, Дженин Уорли. Одна из целей Двера – отвлечь всех оттуда.
Он уже снял лук с плеча и наложил стрелу, когда неожиданно из высокой травы показался Грязнолапый и с шипением замахал лапами прямо перед бегущими глейверами. Те затормозили и с поразительной быстротой изменили направление своего движения, убежали прочь, а нур преследовал их, держась очень близко.
По какой-то причине местные нашли все это происшествие ужасно забавным. Казалось, им не важно, что они никогда раньше не видели нура. Они указывали пальцами, гоготали над отчаянием глейверов, хлопали, как будто Двер разыграл это специально для них. Он с улыбкой повернулся и снова повесил лук на плечо. Все что угодно, лишь бы удерживать их внимание.
Неожиданно толпа смолкла. Над Двером нависла тень. Низкий, уже знакомый гул двигателя вызвал мурашки на спине. Заслонив глаза от солнца, Двер посмотрел вверх и увидел парящую черную машину, угловатую, со свисающими щупальцами, как тот демон, что все еще приходит к нему во сне, – огнедышащее чудовище, которое прикончило в горах старого мульк-паука. Несмотря на окружающее машину темное мерцание, Двер разглядел некую восьмиугольную симметрию. Но только на этой машине, на широком плече, какой-то негеометрический силуэт.
– Значит, ты все-таки добрался сюда, – заметил силуэт. – Неплохо для слопи. Ты не неженка, хотя путешествие тебя утомило. Ты плохо выглядишь. Раньше ты выглядел лучше, Двер.
– Спасибо, Рети, – ответил он, поворачиваясь так, чтобы не слепило солнце. К тому же ему хотелось быть поближе к лесу. – А ты, с другой стороны, никогда не выглядела так хорошо. Как поживаешь?
Она ответила коротким смешком. Он прозвучал хрипловато, как будто она давно не смеялась.
– Я отвергла предложение ваших мудрецов. Они хотели, чтобы я добиралась сюда по горам и вела с собой толпу стариков. Зачем ходить, подумала я, если можно лететь?
Теперь он отчетливо видел ее. Если не считать старого шрама, она кажется сделанной заново, как говорят в некоторых частях города Тарек. Однако в глазах ее все та же мрачная настороженность.
Это также его первая возможность получше разглядеть машину чужаков. Со всех сторон восемь одинаковых прямоугольников, совершенно черных и как будто даже не отражающих солнечные лучи. Внизу по обе стороны механически свисают две руки-щупальца, они отходят от шара, покрытого стеклянными фасетами и металлическими трубками. Дэйнел предупредил Двера, чтобы он опасался этого шара. Сверху, там, где в прикрепленном седле сидит Рети, робот кажется плоским, только в центре поднимается острие. “Антенна”, как назвал это Дэйнел.
Двер кивком указал на парящую машину:
– Кажется, у тебя появились новые друзья, Рети. Девушка снова рассмеялась – словно резко залаяла.
– Друзья, которые увезут меня в места, каких ты никогда не видел.
Он пожал плечами.
– Я говорю не о звездных богах, Рети. Я имею в виду друга, который сейчас тебя подвез. Когда мы в последний раз видели такую штуку, она пыталась убить нас обоих…
Она оборвала его:
– С тех пор многое изменилось, Двер.
– …да, и она сожгла эту птицу, о которой ты так много говорила. Ну, наверно, выгодней присоединиться к тем, кто…
– Заткнись!
Робот среагировал на ее гневный выкрик, устремившись к Дверу. Отступая, Двер заметил, как повернулся шар с линзами и трубками под угловатым торсом машины, повернулся, следя за ним. Озава считал, что это оружейный отсек, и охотничий инстинкт Двера подтверждал эту догадку.
За Рети собралась толпа. Почти все племя теперь следило за противостоянием оборванного человека и той, что оседлала летающего дьявола. Столкновение казалось очень неравным.
Кое-что точно такое, каким кажется.
Двер уловил движение у загона с пленниками. Дженин начала действовать.
– Ну? – спросила Рети, глядя на него сверху вниз.
– Что ну?
– Ты послал за мной, дурак! Неужели прошел пешком полмира, только чтобы заставить меня чувствовать себя виноватой? Почему не держался в стороне, когда увидел, что здесь происходит?
– Я мог бы задать тот же вопрос тебе, Рети. А ты что делаешь? Рисуешься перед этим народом? Рассчитываешься за прошлые обиды? У звездных богов есть особые причины на то, чтобы получить проводника в эту подмышку Джиджо?
На ее лице столкнулись противоречивые чувства. Наконец победил смех.
– Подмышка ? Эй! Этим все сказано. – Она снова рассмеялась, потом придвинулась. – Но я не могу сказать тебе, что ищет здесь Кунн. Это секрет.
Рети не умеет лгать. Ты сама не имеешь ни малейшего представления, подумал Двер, и это тебя раздражает.
– Так где же те слопи, которых ты должен был привести сюда? – спросила Рети.
– Прячутся. Я пошел вперед, чтобы убедиться, что здесь безопасно.
– А какая может быть опасность? Ничего опасного, кроме, может, моих грязных родичей… и табуна вонючих лошаков…
Из сумки на ее поясе донесся тонкий пронзительный смех, словно звук флейты-пикколо.
– И убийц из космоса? – добавил Двер. – Собирающихся убить все мыслящие существа на этой планете? Рети нахмурилась.
– Это наглая ложь! Они этого не сделают. Они обещали.
– А что, если я тебе покажу доказательства? Взгляд ее нервно метнулся.
– Это тоже ложь. Зачем им это делать?
– Затем же, зачем стрелять в бедную, ни о чем не подозревающую птицу. Или без предупреждения нападать на уров. Слушая Двера, Рети покраснела.
– Пойдем. Я тебе покажу, о чем говорю. И прежде чем она смогла ответить, он повернулся, чтобы идти к лесу.
– Я оставил это там, за тем пнем.
Девушка что-то проворчала, но последовала за ним на своем коне-роботе. Двер опасался, что машина может оказаться более сложной, чем предполагал Озава. Справочник, который изучал мудрец, устарел на триста лет, и в нем было мало подробностей. Что, если робот понимает речь и может определить, когда лгут? Что, если он может читать мысли?
Древесный пень толще других. Сунерам, должно быть, трудно было своими примитивными орудиями свалить это дерево, когда они расчищали поляну. Двер наклонился и поднял два предмета, которые оставил с дальней стороны. Один предмет – тонкую трубку – он спрятал в рукав. Вторым оказалась книга в кожаном переплете.
– Что это? – спросила Рети, заставляя робота придвинуться ближе. На плоской верхней поверхности машины появились короткие щупальца с прозрачными концами. Три из них нацелились на Двера, а четвертое наблюдало за опасностью сзади. Пока Дэйнел Озава оказывается прав в своих догадках о механических органах робота. Если это его “глаза”, то узкое острие, выступающее из центра робота…
– Покажи! – потребовала Рети, опускаясь еще ниже и глядя на том примерно с сотней бумажных страниц – сокровище из наследия Дэйнела.
– А, это книга. – презрительно сказала она. – Думаешь доказать что-нибудь этим? У ротенов есть картинки, которые движутся, говорят и рассказывают тебе все, что ты хочешь знать!
Совершенно верно, подумал Двер. Они могут создавать образы, которые покажут точно то, что им нужно. Но ответил он с дружеским кивком:
– О, прости, Рети. Я забыл, что ты не умеешь читать. Открой книгу, там есть картинки. Я объясню, если хочешь.
Это была идея Дэйнела. На Поляне младший мудрец заметил, как Рети зачарованно смотрела картинки в книгах – когда считала, что ее никто не видит. Двер старался смешать подбадривание с оскорблением, стыд с любопытством, так чтобы девушка обязательно захотела посмотреть книгу.
Рети с неуверенной гримасой опустилась еще ниже и взяла книгу. Сидела и, явно удивленная, листала страницы.
– Не понимаю. На какой странице посмотреть?
Подъемное поле робота коснулось ноги Двера, заставив волосы встать дыбом. Во рту у него пересохло, сердце заколотилось. Пришлось силой воли бороться с дурными предчувствиями.
– Разве я не раскрыл на нужной картинке? Позволь, я покажу.
И когда Рети повернулась к нему, робот опустился еще ниже. Двер поднял руки и протянул их к книге, но пошатнулся, ударившись о борт робота.
Если машина решит, что на нее напали, его ждет огненная смерть. Поймет ли она нормальную человеческую неуклюжесть и сделает ли на нее скидку?
Ничего не произошло. Робот не боится прикосновений.
– Эй, следи за ним, – пожаловался Двер. – Скажи своему приятелю, чтобы действовал полегче!
– Что? А, это не я. – Она пнула машину. – Оставь его в покое, глупая штука! Двер кивнул:
– Хорошо, попробуем еще раз.
Поднял обе руки. Ноги как пружины – жизнь Двера повисла в воздухе, как звук, готовый улететь с ветерком.
Он прыгнул.
Краткая нерешительность робота кончилась неожиданным воплем, за которым последовала серия резких взрывов в лесу по соседству. Ноги Двера обожгло жаром, он ухватился за две сенсорные головки, используя их в качестве опор, прижимаясь к боку машины и стараясь уйти от смертоносного шара. Острая боль обожгла одно бедро за мгновение до того, как он вскинул тело на верх вращающейся машины. Двер левой рукой держался за прыгающего робота, а в правой держал тонкую трубку.
Мир превратился в мелькающую мешанину деревьев, облаков и неба. Прогремело еще несколько взрывов в сопровождении ужасных шипящих звуков. Двер отчаянно толкнул трубку к центральному веретенообразному утолщению на верху робота и нажал.
Смешались энзимы треки и начали выделяться с острым запахом и шипением, исчезая в отверстии у основания веретена. Двер продолжал выпускать струю из трубки, несмотря на дикие скачки робота, пока Рети не оттащила его руку в сторону. И только тут Двер расслышал посреди всеобщей сумятицы ее пронзительные крики. А когда она зубами впилась в его запястье, крик Двера смешался с общим шумом. Полупустая трубка выпала из его конвульсивно сжавшейся руки и упала.
Из центра робота поднимался пурпурный дым. Веретено начало оседать. Двер стряхнул с себя Рети и с отчаянным криком бросился к наклонившейся антенне, схватил обеими руками и потянул изо всех сил. И издал торжествующий крик, когда вся антенна оторвалась от основания, хотя при этом он покатился по поверхности, тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться.
Но не ухватился, перевалил через край и начал падать на луг.
Двер во время своего краткого падения не тревожился из-за того, что может удариться о камень или древесный пень. Машина, вероятно, разрубит его на кусочки до того, как он коснется земли.
Но он не был разрублен. И не ударился о жесткий луг. Удивленно мигая, он увидел, что его подхватила пара рук.
Но облегчение тут же исчезло: он увидел, что руки принадлежат роботу.
Здорово! Из огня да в…
Послышалась новая серия взрывов, и парящая машина покачнулась, словно ее ударили с одной стороны. Вися под восьмиугольным корпусом, Двер видел, как часть стеклянного шара взорвалась, испустив поток стальных и стеклянных обломков. Оружейный отсек уже представлял из себя дымящуюся развалину. Не уцелела ни одна стеклянная линза или трубка.
Отличная работа, Лена, подумал Двер, гордясь тем, как хорошо она использовала свои смертоносные орудия. Ведь на всем Склоне только она и еще несколько человек умеют ими пользоваться. Огнестрельное оружие, в котором нет ни одной металлической части. Он вовремя повернул голову, чтобы увидеть новые вспышки: это Лена и Дэйнел стреляли с края леса. Новый взрыв, и машина снова покачнулась. На этот раз одно из щупалец, державших Двера, задрожало и безжизненно повисло.
Это определенно работа Лены. Какая умная девушка, подумал он, полуошеломленный болью. Мудрецы выбрали правильно. Я был бы счастливчиком, если бы все развивалось по плану…
Но у него не было возможности закончить мысль, потому что робот повернулся и зигзагами полетел над лугом, используя тело Двера как щит между собой и опасностью. Двер видел, как Лена встала и прицелилась своим метательным снарядом, потом опустила его и покачала головой.
– Нет! Стреляй, черт побери! – закричал он. – Не думай обо мне!
Но поднявшийся от быстрого полета ветер отнес его слова. Лена опустила оружие и побежала к человеку, лежавшему на земле поблизости, возле еще одного метательного снаряда. Она перевернула Озаву и открыла бьющую потоком из груди кровь.
Следующий поворот робота скрыл от Двера эту страшную сцену. Зато теперь Двер увидел жителей поселка: они в ужасе жались к земле за невысокой кучей мусора возле загона пленников. И таков был их ужас от зрелища битвы, что они не видели группу, прижавшуюся к земле за ними. Это была Дженин Уорли и с ней двенадцать освобожденных уров. Бывшие пленники держали в руках веревки и арбалеты. Двер молился, чтобы эта часть плана Дэйнела осуществилась.
Все или ничего, сказал Озава. Либо мы живем вместе как цивилизованные существа, либо покончим со всем этим. Покончим сейчас, принеся как можно больше ущерба врагу.
Двер успел подумать об этом, как родичи Рети заметили перемену за своими спинами.
Учись быть мудрым…
Но тут летающая машина обогнула изгиб реки, поселок исчез, и теперь они оказались в узком проходе между лесистыми берегами и полетели прямо, все время увеличивая скорость.
Рети все еще кричала в своем седле, просила робота остановиться. Дверу, который продолжал висеть под корпусом машины, казалось, что земля внизу сливается в одно сплошное пятно. Преодолевая ветер, он поднял руки и ухватился за основание удерживавшего его щупальца. Щупальце держало его горизонтально по отношению к несущейся земле. Если он вырвет щупальце, падение может убить его, но все лучше этой пытки.
Он тянул изо всех сил, но щупальце не поддавалось. Иногда оно сгибалось, вовремя отдергивая его от летящих навстречу камня или ветки. Вскоре они уже летели посредине каньона, где река прокладывает себе путь через пороги, все время неожиданно поворачиваясь и обдавая Двера потоками брызг. Он со стоном закрыл глаза.
И тут же возникли видения, угрожая привести к потере сознания.
Послушай! ругал он себя. Сейчас не время сдаваться. Если не можешь бежать, проверь, каково твое состояние. Не истечешь ли ты кровью?
Боль помогла ему сосредоточиться, не обращать внимания на головокружение. Болело все: от обожженного левого бедра до укусов, оставленных Рети на правой руке, – из них сочилась кровь. Было больно от жестко сжимавшего щупальца, больно от многочисленных царапин на груди и животе. Словно кто-то всаживает в него тонкие иглы, проводя ими по всему избитому телу.
Он открыл глаза – и закричал, увидев зияющую пасть, полную ужасных блестящих клыков!
– О Ифни! – застонал Двер. – О боже, о боже, о боже…
И даже когда узнал призрак перед своим лицом, это не очень ему помогло. В этот момент и еще какое-то время Двер был способен только на жалкий прерывистый стон.
Грязнолапый нур зевнул вторично, и устроился в узком промежутке между грудью Двера и твердым корпусом робота. Зверь наблюдал за человеком, достигшим предела выдержки. И со вздохом, полным страсти и презрения, забормотал – скорее для собственного удовольствия, а не для того, чтобы успокоить Двера. Вышло нечто похожее на песню хунов, которые на корабле поют о радостях путешествия.
Аскс
Если Община выживет, если мы, Шесть, будем существовать и в последующем, происшедшее, несомненно, будет названо Битвой на Поляне.
Битва была короткой, кровавой и тактически решающей, не правда ли, мои кольца?
И стратегически напрасной. Короткий промежуток огня и ужаса, который заставил мои/наши многоцветные кольца радоваться/печалиться тому, что мы треки.
Печалиться, потому что эта груда колец казалась такой бесполезной, такой беспомощной по сравнению со стремительными действиями других существ, которых воинственная ярость так быстро вовлекает в кризис. Восковые образы не могут с такой скоростью создаваться в нашем сердечнике – они на целые дуры отстают от событий.
Печалиться, потому что мы не могли помочь, а могли только наблюдать и быть свидетелями того, что происходило.
И все же мы и радовались, не правда ли, мои кольца? Радовались, потому что насилие не заполнило нашу центральную полость обжигающим ужасом. Не заполнило до тех пор, когда все уже было кончено, оставив мертвецов, как дымящиеся уголья, разбросанных по земле. Это благословение, верно, мои кольца? Для нас “ужас” редко бывает непосредственным опытом – только воспоминанием.
Но так было не всегда. Существа, которыми мы были когда-то, когда летали меж звездами, наводя ужас на Пять Галактик, совершенно иные. В те дни подобные нам существа носили еще яркие сверкающие кольца. Не только те, которые даны были нам нашими патронами поа, но специальные кольца, дарованные навязчивыми оайли.
Кольца силы. Кольца решительности и могучего эго. Если бы у нас несколько мгновений назад были эти кольца, они заставили бы нас двигаться так быстро, что мы смогли бы помочь друзьям в схватке.
Но тогда, если правдивы старинные сказания, эти кольца прежде всего помешали бы нам вообще иметь друзей.
Погладьте воск. Проследите образы, застывшие в его жирных каплях.
Картины жестокости и ужаса.
Вот лежит Блур, портретист, дымящаяся руина, прикрывающая его драгоценную камеру.
Видим ли мы поблизости скользкий след умирающего существа? Симбионта, выползшего из лица и лба мертвого ротена, которого звали Ро-пул? А в начале следа угловатое заостренное лицо, гуманоидное, но совсем не такое, каким мы его считали. Менее харизматическое. Менее обаятельное и женственное, чем нас заставляли верить.
Если Блур умер за то, что увидел это, не прокляты ли теперь все наши органы зрения?
Вот кричит Ро-кенн, приказывая Ранну, звездному человеку-слуге, вызвать свирепый небесный экипаж из его далекого полета, даже если это означает “нарушить” нечто, именуемое “радиомолчанием”.
Вот снова кричит Ро-кенн, приказывая своим слугам-демонам, своим роботам, все расчистить: “никто не должен оставаться, чтобы рассказать об этом”.
Он имеет в виду нас. Всех свидетелей этого внезапного откровения. Всех тех, кто знает тайну проклятия Блура.
Выше, выше поднимаются ужасные машины, готовя нам страшную участь. Из их брюха вырываются языки холодного пламени, врезаются в ошеломленное множество, превращая его в бегущую, кричащую толпу. Четвероногие уры высоко подпрыгивают, крича в панике. Куэны прижимаются к земле, пытаясь зарыться, уйти от лучей, которые разрезают хитин легко как плоть. Люди и хуны бросаются на землю, а бедные г'кеки изо всех сил вертят колеса, пытаясь попятиться.
Мы, треки, те, что еще остались на Поляне после недель незаметного ухода, преимущественно стоим на месте, там, где нас это застало, испуская многосложные запахи горя, издавая влажное зловоние страха, когда лучи разрезают наши торы, выпуская богатую жидкость и воспламеняя груды.
Но смотрите! Погладьте еще раз слои образов, мои кольца. Видите одетых в темное? Тех, кто устремляется к ужасу, а не от него. Наши зрительные пятна мало что различают, даже при дневном свете, потому что одеяние этих вновь появившихся позволяет им сливаться, оставаться незамеченными. Тем не менее мы/я замечаем приземистые фигуры квуэнов. Квуэны мчатся, и на спинах у них сидят люди. А еще дальше – урское войско. Раздается гулкий звук, который редко кому приходилось слышать, – звук смертоносного хунского гнева. Из середины этих неожиданных пришельцев поднимаются какие-то трубы, и, когда летающие демоны обращают на них свой убийственный гнев, эти трубы безжалостно разрезают их.
Есть место…
Оно здесь, в нашем сердечнике, где воск фиксирует только рев – вспышку – и перегрузку жгучих остаточных изображений, а потом…
Теперь перед нами то, что последовало.
Угли – там, куда на оскверненную почву Джиджо упали роботы, разбившиеся и превратившиеся в мусор.
Три небесных повелителя – ошеломленные тем, что превратились в пленников, лишенных своих богоподобных орудий.
Поле битвы – усеянное оплакиваемыми мертвыми. Так много мертвых.
Импровизированный госпиталь – где еще больше раненых корчатся и кричат от боли.
Вот по крайней мере что-то такое, что мы можем сделать в реальном времени. Наверно, помощь старого аптекаря в отставке здесь пригодится.
Согласны, мои кольца?
Удивительное единогласие. Оно делает более легкой ту непривычную поспешность, с которой я бросаюсь на помощь.
Битва была короткой, кровавой и тактически решающей, не правда ли, мои кольца?
И стратегически напрасной. Короткий промежуток огня и ужаса, который заставил мои/наши многоцветные кольца радоваться/печалиться тому, что мы треки.
Печалиться, потому что эта груда колец казалась такой бесполезной, такой беспомощной по сравнению со стремительными действиями других существ, которых воинственная ярость так быстро вовлекает в кризис. Восковые образы не могут с такой скоростью создаваться в нашем сердечнике – они на целые дуры отстают от событий.
Печалиться, потому что мы не могли помочь, а могли только наблюдать и быть свидетелями того, что происходило.
И все же мы и радовались, не правда ли, мои кольца? Радовались, потому что насилие не заполнило нашу центральную полость обжигающим ужасом. Не заполнило до тех пор, когда все уже было кончено, оставив мертвецов, как дымящиеся уголья, разбросанных по земле. Это благословение, верно, мои кольца? Для нас “ужас” редко бывает непосредственным опытом – только воспоминанием.
Но так было не всегда. Существа, которыми мы были когда-то, когда летали меж звездами, наводя ужас на Пять Галактик, совершенно иные. В те дни подобные нам существа носили еще яркие сверкающие кольца. Не только те, которые даны были нам нашими патронами поа, но специальные кольца, дарованные навязчивыми оайли.
Кольца силы. Кольца решительности и могучего эго. Если бы у нас несколько мгновений назад были эти кольца, они заставили бы нас двигаться так быстро, что мы смогли бы помочь друзьям в схватке.
Но тогда, если правдивы старинные сказания, эти кольца прежде всего помешали бы нам вообще иметь друзей.
Погладьте воск. Проследите образы, застывшие в его жирных каплях.
Картины жестокости и ужаса.
Вот лежит Блур, портретист, дымящаяся руина, прикрывающая его драгоценную камеру.
Видим ли мы поблизости скользкий след умирающего существа? Симбионта, выползшего из лица и лба мертвого ротена, которого звали Ро-пул? А в начале следа угловатое заостренное лицо, гуманоидное, но совсем не такое, каким мы его считали. Менее харизматическое. Менее обаятельное и женственное, чем нас заставляли верить.
Если Блур умер за то, что увидел это, не прокляты ли теперь все наши органы зрения?
Вот кричит Ро-кенн, приказывая Ранну, звездному человеку-слуге, вызвать свирепый небесный экипаж из его далекого полета, даже если это означает “нарушить” нечто, именуемое “радиомолчанием”.
Вот снова кричит Ро-кенн, приказывая своим слугам-демонам, своим роботам, все расчистить: “никто не должен оставаться, чтобы рассказать об этом”.
Он имеет в виду нас. Всех свидетелей этого внезапного откровения. Всех тех, кто знает тайну проклятия Блура.
Выше, выше поднимаются ужасные машины, готовя нам страшную участь. Из их брюха вырываются языки холодного пламени, врезаются в ошеломленное множество, превращая его в бегущую, кричащую толпу. Четвероногие уры высоко подпрыгивают, крича в панике. Куэны прижимаются к земле, пытаясь зарыться, уйти от лучей, которые разрезают хитин легко как плоть. Люди и хуны бросаются на землю, а бедные г'кеки изо всех сил вертят колеса, пытаясь попятиться.
Мы, треки, те, что еще остались на Поляне после недель незаметного ухода, преимущественно стоим на месте, там, где нас это застало, испуская многосложные запахи горя, издавая влажное зловоние страха, когда лучи разрезают наши торы, выпуская богатую жидкость и воспламеняя груды.
Но смотрите! Погладьте еще раз слои образов, мои кольца. Видите одетых в темное? Тех, кто устремляется к ужасу, а не от него. Наши зрительные пятна мало что различают, даже при дневном свете, потому что одеяние этих вновь появившихся позволяет им сливаться, оставаться незамеченными. Тем не менее мы/я замечаем приземистые фигуры квуэнов. Квуэны мчатся, и на спинах у них сидят люди. А еще дальше – урское войско. Раздается гулкий звук, который редко кому приходилось слышать, – звук смертоносного хунского гнева. Из середины этих неожиданных пришельцев поднимаются какие-то трубы, и, когда летающие демоны обращают на них свой убийственный гнев, эти трубы безжалостно разрезают их.
Есть место…
Оно здесь, в нашем сердечнике, где воск фиксирует только рев – вспышку – и перегрузку жгучих остаточных изображений, а потом…
Теперь перед нами то, что последовало.
Угли – там, куда на оскверненную почву Джиджо упали роботы, разбившиеся и превратившиеся в мусор.
Три небесных повелителя – ошеломленные тем, что превратились в пленников, лишенных своих богоподобных орудий.
Поле битвы – усеянное оплакиваемыми мертвыми. Так много мертвых.
Импровизированный госпиталь – где еще больше раненых корчатся и кричат от боли.
Вот по крайней мере что-то такое, что мы можем сделать в реальном времени. Наверно, помощь старого аптекаря в отставке здесь пригодится.
Согласны, мои кольца?
Удивительное единогласие. Оно делает более легкой ту непривычную поспешность, с которой я бросаюсь на помощь.
Сара
Трудный маршрут не уменьшил напряжения между двумя группами повстанцев. Раскрашенные воины Ур-Качу и одетые в тусклое охотники Дединджера настороженно поглядывали друг на друга, ели отдельно под покровом выцветшей и заплатанной ткани и никогда не оставляли оружие. В каждой группе спали по очереди, не больше шести одновременно, а остальные в это время сторожили. Сара понимала, что этот союз не продержится и дура после того, как перестанут действовать общие интересы.
А что, если они столкнутся? На таком небольшом пространстве не будет ни маневров, ни стратегии – только сцепившиеся, рубящие друг друга фигуры.
Сара вспомнила иллюстрацию с фронтисписа книги Хауф-Хутау “История урско-землянских войн”. Эта книга – одна из самых популярных из тех, что вышли после Великой Печати. Мелким шрифтом великий историк поясняет, что скопировал эту сцену из книги по истории искусства еще времен
“Обители”. В той книге воспроизводился скульптурный фриз, некогда окружавший Парфенон в Древней Греции. Знаменитый рельеф изображал длинный ряд могучих фигур, схватившихся в смертельной битве, – обнаженные люди сражаются с яростными чудовищами, полулюдьми-полулошадьми, которые встают на дыбы, лягаются и бьются насмерть. Согласно мифу, сражение началось во время праздника мира и привело к уничтожению всей расы кентавров.
Конечно, у уров нет почти ничего общего с кентаврами, за исключением четырех ног и двух рук. Но фриз производит такое жуткое впечатление, так действует на нервы, что он стал чрезвычайно популярен в эпоху войн и поддерживал мужество и решимость у обеих воюющих сторон. Саре совсем не хотелось, чтобы перед ней ожила эта кровавая сцена.
Из остальных пленников, захваченных в оазисе Уриутта, молодой Джома уже затих, как погасшая свеча, закутался в одеяло и крепко спал. Незнакомец в стороне неторопливо ел кукурузную кашу, часто откладывая ложку, чтобы извлечь из дульцимера несколько негромких нот или просто совершить ритуал пересчитывания струн. Казалось, для него числа подобны музыке – окно к прошлому, к тому, кем он был когда-то. Числа и музыка сохранили ему верность, в отличие от утраченного владения речью.
Взрывник Курт сидел со своим блокнотом, иногда заглядывая в небольшие книги, с которыми никогда не расставался и никому не показывал – держал либо в сумке, либо во внутреннем кармане. Когда какой-нибудь ур или человек проходили рядом, Курт прикрывал свою работу, но как будто не возражал, если Прити, принеся ему еду, оставалась рядом. Приняв свое лучшее выражение типа “я-только-тупое-животное”, Прити какое-то время делала вид, что ищет в шерсти насекомых. Но вскоре маленькая самка шимпанзе уже заглядывала через плечо взрывника, потирая подбородок, обнажая зубы в улыбке молчаливого и радостного интереса.
А что, если они столкнутся? На таком небольшом пространстве не будет ни маневров, ни стратегии – только сцепившиеся, рубящие друг друга фигуры.
Сара вспомнила иллюстрацию с фронтисписа книги Хауф-Хутау “История урско-землянских войн”. Эта книга – одна из самых популярных из тех, что вышли после Великой Печати. Мелким шрифтом великий историк поясняет, что скопировал эту сцену из книги по истории искусства еще времен
“Обители”. В той книге воспроизводился скульптурный фриз, некогда окружавший Парфенон в Древней Греции. Знаменитый рельеф изображал длинный ряд могучих фигур, схватившихся в смертельной битве, – обнаженные люди сражаются с яростными чудовищами, полулюдьми-полулошадьми, которые встают на дыбы, лягаются и бьются насмерть. Согласно мифу, сражение началось во время праздника мира и привело к уничтожению всей расы кентавров.
Конечно, у уров нет почти ничего общего с кентаврами, за исключением четырех ног и двух рук. Но фриз производит такое жуткое впечатление, так действует на нервы, что он стал чрезвычайно популярен в эпоху войн и поддерживал мужество и решимость у обеих воюющих сторон. Саре совсем не хотелось, чтобы перед ней ожила эта кровавая сцена.
Из остальных пленников, захваченных в оазисе Уриутта, молодой Джома уже затих, как погасшая свеча, закутался в одеяло и крепко спал. Незнакомец в стороне неторопливо ел кукурузную кашу, часто откладывая ложку, чтобы извлечь из дульцимера несколько негромких нот или просто совершить ритуал пересчитывания струн. Казалось, для него числа подобны музыке – окно к прошлому, к тому, кем он был когда-то. Числа и музыка сохранили ему верность, в отличие от утраченного владения речью.
Взрывник Курт сидел со своим блокнотом, иногда заглядывая в небольшие книги, с которыми никогда не расставался и никому не показывал – держал либо в сумке, либо во внутреннем кармане. Когда какой-нибудь ур или человек проходили рядом, Курт прикрывал свою работу, но как будто не возражал, если Прити, принеся ему еду, оставалась рядом. Приняв свое лучшее выражение типа “я-только-тупое-животное”, Прити какое-то время делала вид, что ищет в шерсти насекомых. Но вскоре маленькая самка шимпанзе уже заглядывала через плечо взрывника, потирая подбородок, обнажая зубы в улыбке молчаливого и радостного интереса.