Брукс Хелен. Нечаянная любовь

   Они летели первым классом, и при других обстоятельствах Рия наслаждалась бы полетом, но сейчас ее осаждали беспокойные мысли. У нее даже пересохло во рту, а ладони стали влажными.
   Если уж Димитриос кажется мне сумасшедшим, то кто же тогда я сама? тоскливо подумала она, искоса поглядев на спящего спутника. Едва они взлетели, он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и его огромное тело обмякло. Но теперь, к своему удивлению, Рия обнаружила, что голубые глаза Димитриоса задумчиво смотрят на ее лицо. Сердце у нее забилось.
   — Вам это не надоело?
   — Что именно? — не поняла она.
   — Да строить из себя обиженную с табличкой «Не беспокоить» на шее.
   Она растерялась, однако ответила твердым голосом:
   — Не понимаю, о чем вы. — И прямо посмотрела ему в глаза.
   — Я ожидал встретить энергичную амазонку, которая не преминет воспользоваться либо шармом, либо женской хитростью, чтобы настоять на своем. А вместо этого нахожу равнодушную снежную королеву. — Он задумчиво покачал темноволосой головой. — Хитрая тактика. Видимо, я поторопился с выводами.
   Рия, нервничая, все-таки выдержала его взгляд — кого-кого, а Поппи он раскусил. Именно так она бы себя и повела. Надо держать ухо востро: этот супермен к тому же очень проницателен.
   Она отвела глаза от его всевидящего взгляда.
   — Я не несу ответственности за ваши выводы, — пробормотала она. — Мне кажется, вы просто тиран, для которого ночью все кошки серы.
   — Не совсем так. — В его басовитом голосе впервые послышались нотки сдерживаемого смеха. — Я тоже пытаюсь быть гибким, но это не так-то просто.
   Стюардесса поставила перед Рией высокий фужер, в котором позвякивал лед. Разговор прервался, Рия с улыбкой поблагодарила, но аккуратно подведенные глаза блондинки, не скрывая животной страсти, смотрели на смуглокожего мужчину, сидевшего подле Рии.
   — Вы что-нибудь хотите, сэр?
   Явно заигрывает, с раздражением подумала Рия, но на Димитриоса блондинка не произвела никакого впечатления.
   — Нет, спасибо.
   Он улыбнулся стюардессе, не замечая ее, и опять откинулся в кресле и закрыл глаза. Теперь в его чертах не было обычной холодной суровости, и она разглядела темные от усталости круги под глазами. Сколько ему лет? рассеянно подумала она. Тридцать — тридцать пять. Больше его точеному лицу и крупному мускулистому телу дать было невозможно.
   — Я подарю вам фотографию с автографом, если хотите. — Спокойный, с едва заметной издевкой голос заставил ее вздрогнуть. Глаза у него были по-прежнему закрыты. — Но я вас понимаю — настоящий мужчина ныне редкость.
   — Да вы просто…
   Он хмыкнул, видя, что она не может найти подходящих слов. — Не продолжайте, я и так все понял. Вы все еще бледны. Почему бы вам не вздремнуть?
   — Как только захочу, я это непременно сделаю, — по-детски запальчиво ответила она. Он насмешливо фыркнул, и ей стало совсем тошно.
   Она откинулась в кресле, но упрямо не закрывала глаз, хотя и была бы рада поспать. Голова у нее болела, и вообще она чувствовала себя совершенно разбитой. Переутомление. Может, это вообще мой последний полет? мрачно подумала она. События развивались с поразительной быстротой, и теперь она была слишком измучена, чтобы уснуть.
   — У вас есть родственники?
   Голос у него был мягкий, как бы приглашающий к разговору, и она, поддавшись его теплоте, чуть было не покачала отрицательно головой. Ее родители и младший братик погибли в страшной автокатастрофе, когда ей было семь лет. Она осталась совсем одна, и брат отца, овдовевший за два года до этого, взял ее к себе в дом, надеясь, что она станет хорошей подругой для его избалованной дочери.
   — Отец у меня в Эссексе, а в Лондоне — кузина.
   Она ненавидела ложь, и потому сейчас ее голос слегка дрожал. Так дело не пойдет. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы взять себя в руки.
   — А, да. Никое говорил мне что-то про вашего отца. — Голос у него был осуждающий. — Вы, видимо, с ним не в ладах. Слишком уж властный, так ведь?
   — Пожалуй. — И она украдкой посмотрела на него.
   — Бедняга, — холодно пробормотал Димитриос.
   — Вы его совсем не знаете, так что придержите ваше мнение при себе, резко сказала она, вспомнив холодное, бесстрастное лицо дядюшки Джона. Ее он терпел, не более того, а с Поппи обращался порой даже жестоко, отвергая ее гипертрофированную потребность нравиться.
   — Но я знаю вас, и этого уже достаточно, — тихо заметил Димитриос, и в голосе его опять зазвенела сталь. — Не сомневаюсь, что вы легко сможете оправдать любую беспринципность, но когда окончательно запутываетесь, то бежите к папочке. Разве я не прав?
   — Все совсем не так, — запротестовала она, хотя и понимала, что относительно Поппи он отчасти прав. — Вы уверены? — досадливо спросил он. — Тогда убедите меня.
   С отчаянием взглянув в насмешливое лицо, Рия отвернулась.
   — Какой смысл? — пробормотала она. — Вы не поверите ни одному моему слову.
   — Как вы проницательны!
   Она возмущенно уставилась на него.
   — Я знал бесчисленное множество женщин, похожих на вас, дорогая, сказал он насмешливо. — Избалованы с детства. Вы далеко не единственная такая.
   Щеки ее зарделись, но она сдержалась и ничего не сказала, чтобы не выдать себя. Она вспомнила, как была рада Поппи, когда впервые увидела ее у себя дома. Между двумя совершенно непохожими девочками почти сразу же установилось полное взаимопонимание. Каждая искала в подруге то, в чем сама испытывала недостаток. Они были предоставлены самим себе в этом старинном неухоженном доме, но вдвоем не страшно и не скучно, и они были довольны. По большей части они носились по округе, посещая школу лишь в случае крайней необходимости.
   Почтенные деревенские жители привыкли видеть вместе этих маленьких девочек. Одна — тихоня с длинными платиновыми локонами, вторая — озорная, как беспризорница, с переливающимися медными кудрями и насмешливыми карими глазами. Их можно было встретить в любое время дня и ночи на сладко пахнущих аллеях и лугах…
   Рия улыбнулась своим воспоминаниям, и у смотревшего на нее Димитриоса перехватило дыхание.
   — Чему вы так улыбаетесь? — хрипло спросил он. — Вспомнили еще одного дурака, которого вам удалось обвести вокруг пальца?
   Ее удивила горечь, с которой он это произнес, — она не знала, что от детских воспоминаний лицо ее стало на удивление мягким и привлекательным.
   — Впрочем, мне-то что? — спохватился он. — Просто ваша хитрость обескураживает меня. Зачем я трачу на вас время?
   Оскорбление было настолько неожиданным, что она даже потеряла дар речи и съежилась. Он бросил на нее уничтожающий взгляд и опять закрыл глаза. Постепенно тело его расслабилось, и по его ровному дыханию она поняла, что он уснул.
   Рия сидела не двигаясь. Каждый мускул ее ныл, а в затылке чувствовалась тупая боль. Так плохо и одиноко ей еще никогда не было. Неожиданно горячие слезы потекли из-под ее плотно сжатых век, и она захлюпала носом. Ну и влипла же я! Какой ужас! — подумала она и уткнулась лицом в спинку кресла.
   Неожиданно перед ее носом появился огромный накрахмаленный белый платок. Димитриос осторожно повернул ее к себе лицом и неторопливо промокнул слезы.
   — Assimenios, assimenios, — пробормотал он мягко. — Ну зачем же плакать?
   Рия глубоко вздохнула, безуспешно пытаясь сдержать слезы, и через мгновенье он привлек ее голову к себе на грудь.
   Несмотря на унижение, она вдруг почувствовала себя очень уютно и безмятежно.
   — Успокойся, малышка, закрой свои опасно красивые глазки.
   Он произнес эти слова почти неслышно, и в них ей опять почудился едва сдерживаемый смех, но на этот раз ей было все равно. Она, как зачарованная, прислушивалась к ритмичному биению его сердца, наслаждаясь исходившей от него силой и нежностью.
   — Бедный ребенок, совсем измучилась…
   Голос его звучал необычайно успокаивающе, а от пиджака исходил терпкий запах одеколона и сигар. Ей вдруг неодолимо захотелось расстегнуть его рубашку и прижаться щекой к жестким черным волосам на груди. Она невольно содрогнулась и резко отстранилась, ругая себя на чем свет стоит. Щеки ее горели, она едва сдерживала дрожь. Если он и заметил ее волнение, то не подал виду — откинулся на спинку и закрыл глаза, совершенно спокойный.
   — Ну и штучка, — пробормотал он. — А я все думал, на сколько же вас хватит с этой игрой в снежную королеву?
   Да он просто издевается! Он прекрасно понял, какую имеет над ней власть, и вот теперь жестоко смеется над ней.
   — Я вас ненавижу! — сквозь зубы процедила она, сжимая руки в кулаки.
   — Почему? Не потому ли, что я запросто разгадываю все ваши хитрости?
   — Он не открывал глаз, и его профиль казался высеченным из гранита. —Поверь мне, маленькая вероломная сирена, ты еще просто не доросла до взрослых игр. Что ж, пробуй на собственный страх и риск свои трюки на мне.
   Она гордо откинула голову, но молчала, боясь выдать себя, хотя ей было очень больно оттого, что он плохо о ней думает. Только благодаря диаметрально противоположным характерам они с Поппи дружат столько лет. Ураган, который всегда приносила с собой Поппи, наполнял размеренную, замкнутую жизнь Рии радостью и страстью, которых ей так не хватало.
   — На сколько дней вас отпустили?
   Он опять говорил спокойно, словно желая поболтать. Изменчив, как хамелеон!
   — Сколько будет нужно, — коротко ответила она, не в состоянии говорить так же спокойно.
   — Да ну! У вас хорошие отношения с боссом.
   — Что вы хотите этим сказать? — насторожилась она.
   Димитриос открыл глаза.
   — А что вы так переполошились? Совесть нечиста?
   Он пытливо на нее посмотрел, и щеки ее порозовели.
   — Он мой друг, вот и все, — холодно ответила она. — Просто друг. Она не будет обсуждать Джулиана с этим бесчувственным монстром. Когда Джулиан Брэнд брал ее на работу в качестве помощницы в свой небольшой, но процветающий бизнес, он покупал кота в мешке. Из всех претендентов, среди которых были люди значительно более квалифицированные и опытные, чем она, выбрал именно Рию, заметив блеск горячей надежды в ее глазах. Он знал, что на подиуме она чувствует себя не в своей тарелке. В манекенщицы Рия пошла за компанию с Поппи (они работали на конкурента Джулиана) и каждый раз тихо умирала под светом юпитеров от врожденной застенчивости.
   — Три месяца, дорогая, — улыбнулся ей в тот день Джулиан. Этот женоподобный человек был блестящим фотографом и умным бизнесменом. — У тебя три месяца, ты должна показать, на что способна. Иначе я брошу тебя назад, на съедение волкам!
   Он редко ошибался, не ошибся и на сей раз. По окончании трех месяцев он повысил ей зарплату вдвое, благословляя интуицию, подсказавшую ему остановить свой выбор на ней. В первые полгода она работала по шестнадцать часов в сутки и не пожалела ни об одной минуте. И очень скоро стала просто незаменимой. Там, где ей не хватало опыта, она компенсировала работоспособностью. Теперь же, по прошествии двух лет, дом моделей Брэнда пользовался отличной репутацией — его ценили как за качество работы, так и за надежность.
   — Один из тех «друзей», с которыми вы так часто танцуете целые ночи напролет? — ворвался в ее воспоминания бас Димитриоса.
   — Вполне возможно, — усмехнулась она, представив Джулиана танцующим всю ночь с женщиной. Время от времени она ужинала в ресторане со своим боссом и его другом Келвином, но в основном все вечера посвящала работе и частенько засиживалась до рассвета. Ей это даже нравилось. Романы были не в ее духе. Ни одному мужчине еще не удалось заставить ее кровь кипеть, и она даже стала подозревать, что Поппи права, когда говорит, что она фригидна. Но теперь, познакомившись с этим греком, она была уверена в обратном.
   — Не думал, что такая молоденькая девушка может позволить себе снимать квартиру в Лондоне. — Димитриос поменял угол атаки. — Квартплата, видимо, просто разорительна.
   — Я не плачу никакой квартплаты, — сказала Рия. — Это моя квартира.
   Он резко выпрямился, перестав притворяться, что отдыхает.
   — Так-так-так… А я-то боялся, что поставил вас в затруднительное положение на работе. — Под его взглядом кровь застыла у нее в жилах. — А Никое знал о вашем… бизнесе?
   — Нет у меня никакого бизнеса, — невыразительно ответила она, опуская глаза. — Если уж вам так хочется знать, то деньги, на которые я ее купила, были мне завещаны, хотя я и не понимаю, почему должна вам все это объяснять.
   — Объяснять? — прошипел он, и она чуть не подпрыгнула. — Не оскорбляйте мои мыслительные способности, мисс Квинтон. Моему племяннику такое объяснение вполне могло бы показаться правдоподобным, но я не наивный юноша, которого можно обвести вокруг пальца. С тех пор как умер отец Никоса, он находится под моей опекой. И мне бы не хотелось, чтоб он связывался с…
   — С кем, с кем? — спросила Рия, так же рассерженно, как и он. Если бы они были не в самолете на высоте нескольких тысяч футов и не в окружении многих людей, он бы наверняка ее ударил.
   — Я не сомневаюсь, что вы не хуже меня знаете, как называется эта профессия.
   Его слова разорвали воздух, точно удар хлыстом.
   Рия вся сжалась, — не зная, как быть. Не может же она объяснить ему, что дядюшка купил ей квартиру на деньги, которые удалось выручить за имение ее отца и которые находились под его попечительством до тех пор, пока она не достигла совершеннолетия! Она смотрела на него молча, лихорадочно размышляя. Он же с презрением отвернулся, плотно сжав губы.
   — Невероятно, просто невероятно, — горько пробормотал он, приподнимаясь в кресле. — За таким прекрасным фасадом — и вдруг такая грязь. Я ошибся, вы уже вполне доросли до взрослых игр. — Он поднялся и направился было к выходу из салона, но вдруг вернулся и наклонился над ней. —Там, в Лондоне, вы заставили меня почувствовать себя развратником. В следующий раз вам это не удастся. Вы получите именно то, к чему привыкли, так что будьте поосторожней. Я не мальчик, которого можно водить за нос.
   В его безжалостных глазах горели дьявольские огоньки, и Рия съежилась, а сердце у нее ушло в пятки.
   Греческий аэропорт оказался маленьким, грязным и чрезвычайно душным. Влажный воздух, облепивший ее со всех сторон, едва они вышли на улицу, вонял маслом и дымом. Рия, как во сне, с трудом спустилась по крутой лестнице. Перед глазами у нее все плыло, и она дрожала, хотя после их последней стычки Димитриос вернулся в свое кресло окруженный сильным запахом виски и не произнес больше ни слова.
   — Садитесь.
   Она с опаской забралась в блестящий белый «феррари», припаркованный у дверей аэропорта. Черная обивка пахла натуральной кожей. Когда он запустил двигатель, Рия осторожно глянула в его напряженное лицо.
   — Нам далеко ехать?
   — Ровно столько, сколько нужно.
   Он не собирался идти на примирение.
   Небо почти сразу потемнело, превратившись в черное бархатное одеяло, на котором мерцали мириады маленьких звездочек, спокойных и мирных. Но внутри автомобиля атмосфера была грозовая. Проехав несколько миль по шоссе, Димитриос двинул свою мощную приземистую машину в сторону холмов, и они какое-то время упорно поднимались по узкой неровной дороге. Наконец он остановился на небольшой автомобильной стоянке и со вздохом откинулся на спинку сиденья, не снимая рук с рулевого колеса в кожаной оплетке. Рия бросила на него осторожный взгляд.
   — Не смотрите на меня так, будто я сейчас проглочу вас живьем, — сказал он густым басом, и уголок его рта угрожающе дернулся. — Мне просто показалось, что вы хотите выпить.
   Он открыл дверцу и помог ей выбраться из машины, слегка дотронувшись до ее руки. От этого прикосновения у нее тут же побежали мурашки по коже, напоминая ей, что надо быть начеку. Небольшой дворик был совершенно пуст, если не считать малюсенькой разукрашенной голубятни и нескольких расставленных тут и там деревянных столов и скамей. Здесь было не так жарко. Димитриос вошел в арку и через несколько секунд появился с двумя высокими фужерами, в которых плавало много всяких фруктов и позвякивали кусочки льда.
   — Как вы себя чувствуете?
   Живые голубые глаза разом поглотили ее бледное лицо.
   — Не знаю, — ответила она тупо, желая только одного — положить раскалывающуюся голову на деревянный стол и уснуть, вдыхая ароматный воздух. Он осторожно сел, стараясь не дотрагиваться до нее, и вытянул ноги под резным столом. Она неуверенно на него посмотрела.
   — Вы боитесь меня. Почему? — медленно спросил Димитриос, перехватив ее взгляд. — Разговор в самолете? — Сильные твердые губы искривились в усмешке. — Сейчас, немного подумав, я решил, что, наверное, был излишне суров. Я не знаю, да и не хочу знать, где вы взяли деньги на квартиру, добавил он после секундного колебания и поднял руку, не давая ей возможности вставить хоть слово. — Как бы то ни было, я не думаю, что вы принадлежите к женщинам с плохой репутацией, так что давайте на этом закончим.
   — А почему вы вдруг поняли, что я не… та, о ком вы говорили? — поинтересовалась Рия, твердо глядя ему в глаза.
   — Скажем так, я знал немало женщин и вполне могу распознать куртизанку, — сухо объяснил Димитриос. — А вы явно к ним не относитесь.
   Рия покраснела, вспомнив, как испугалась, когда он так беспардонно приставал к ней еще в ее квартире.
   — Да и этого они делать не умеют, — мягко пробормотал он, слегка поглаживая пальцем ее раскрасневшуюся щеку.
   От этого легкого прикосновения ее предательское тело вдруг содрогнулось, и она резко отстранилась. Он фыркнул.
   — Oreos, oreos, — прошептал он медленно, рассматривая каждую черточку ее лица, и маленький дворик вдруг стал тревожно интимным.
   — Что означает ваше «oreos»? — спросила Рия, делая вид, что с ней все в порядке, и нервно отпивая глоток коктейля, — надо было как-то нарушить эту атмосферу интимности.
   — Oreos? Ну-ну, дорогая, я уверен, что вы уже слышали это слово, спокойно сказал Димитриос. И что-то вдруг изменилось. — Не поверю, чтобы Никое не говорил вам, как вы красивы и как манят эти мягкие серые глаза, а затем вдруг скрываются за ресницами, как за ширмой, и доводят человека до безумия. Как ваши губки…
   — Прекратите, — умоляюще произнесла она дрожащим голосом. — Пожалуйста, Диметриос!
   — Надо же, вы впервые назвали меня по имени, — мягко сказал он, как бы обволакивая ее лаской слов. — Не так уж трудно, а?
   Его смуглое лицо казалось особенно красивым в полумраке южного дворика, белые зубы поблескивали в улыбке.
   Она резко поднялась, нечаянно толкнув свой стакан — он упал на пол, покрытый брусчаткой, и с резким звоном разбился на тысячу мелких осколков. — Ой, извините! — воскликнула она, прижимаясь к побеленной стене таверны, еще хранившей дневной жар.
   Димитриос спокойно подобрал ноги и встал, не сводя с нее насмешливых голубых глаз.
   — Что это вы так заторопились, моя маленькая голубка? — вкрадчиво спросил он, приподняв ее подбородок так, что она вынуждена была посмотреть ему в лицо. Другой рукой он придерживал ее за спину. — Мне казалось, что вам доставляет удовольствие слышать, как вы нравитесь мужчинам, как запросто вы можете завоевать их бедные сердца.
   Он говорил, а рука его неумолимо привлекала ее все ближе и ближе. В конце концов она оказалась прижатой к нему всем телом, чувствуя дурманящий запах его кожи.
   — Или вы испытываете отвращение ко мне?
   Она была как в тисках между стеной таверны и его мощным телом, и стоило ей пошевелиться, как объятие становилось еще теснее.
   — Вы полны противоречий. Это что, часть игры? А эта застенчивая наивность — продуманный способ держать мужчину в напряжении? Должен вам заметить, что вы стоите на краю пропасти, но именно это меня и привлекает. Очень привлекает, — добавил он, проводя пальцем по ее подрагивающим губам.
   — Пожалуйста, отпустите меня, — судорожно прошептала она, чувствуя, как кровь приливает к ее животу и ее заполняет такая нега, о которой раньше она и понятия не имела. Он глянул на нее сверху вниз, этот загадочный иностранец, и она вдруг почувствовала, что и в нем зарождается страсть, и у него перехватило дыхание.
   Он медленно наклонился и ласково дотронулся губами до ее шеи и мочки уха. Легкая дрожь возбуждения прокатилась по ее телу, и каждая клеточка наполнилась жизнью. Она отчаянно пыталась удержать в руках свои чувства, подавляя в себе страсть, грозящую испепелить ее.
   — Не надо, — слабо прошептала она, а сама инстинктивно прижалась к его телу.
   Его руки гладили ее по спине именно там, где ей этого хотелось, притягивая и притягивая ее к себе в мягком ритме и постепенно преодолевая сопротивление. Он прижался к ее губам в глубоком обжигающем поцелуе, вытягивая из нее душу, и она приглушенно застонала. Боль в голове стала тупой, и Рия потеряла всякую способность думать. Она беспомощно дрожала в его руках, и все чувства в ней были обострены до крайности.
   Она не сразу сообразила, что он отпустил ее и лишь слегка поддерживает ее дрожащее тело. Он поднял голову, насмешливо прищурив глаза.
   — Ммм, очень даже, — мягко сказал он, отступая на шаг и опуская руки вдоль тела, — но, пожалуй, опасно. — Он внимательно изучал ее, не выдавая ни одной своей мысли. — Бедняжка Никое!
   Она тупо смотрела на него, слишком потрясенная, чтобы говорить, как бы со стороны видя, насколько хорошо он себя контролирует, — и это тогда, когда она сама едва держится на ногах!
   — Хитрая маленькая распутница, — сказал он так, будто разговаривал с самим собой, не замечая ее. — Снежная королева тает и заставляет тебя думать, что все это только для тебя. Что ж, умно, приходится признать. Он и не подозревал, что эти произнесенные полушепотом слова вызвали в ней нестерпимую боль. Неужели он решил, что она ведет себя так с любым мужчиной? Когда эта мысль пробилась сквозь дурман, она всмотрелась в его глаза и разглядела там только лед, только циничное презрение. Он считал, что разгадал ее.
   Она подошла к нему так тихо, что застала его врасплох. От пощечины, в которую она вложила всю свою силу, голова его резко дернулась. На какое-то мгновенье ей показалось, что время остановилось и звук пощечины все еще вибрирует в напоенном ароматами воздухе. На него было просто смешно смотреть — такое у него было обескураженное выражение лица, но когда красный отпечаток от ее руки проступил у него на коже, она вдруг осознала, что натворила. Он был взбешен, и ей захотелось бежать как можно дальше от ненависти, загоревшейся в его глазах. Но она заставила себя стоять на месте, мужественно сжимая руки в кулаки и держась прямо, как тростинка.
   — Все? — спросил он сквозь сжатые зубы, и она вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной и ужасно одинокой.
   — Вы это заслужили, — страстно произнесла она, и глаза ее наполнились слезами.
   — Вы так думаете? — В его голосе прозвучало искреннее удивление, смешанное с неприкрытой злостью.
   Он подошел к ней, взял ту руку, которой она нанесла ему пощечину, и раскрыл ее длинные пальцы на своей ладони. Затем медленно поднес к губам и поцеловал каждый пальчик, не сводя глаз с ее побелевшего лица.
   Она смотрела на него молча, широко раскрытыми глазами, напуганная силой, исходившей от его ласки.
   На его губах играла легкая суровая улыбка.
   — Если вам когда-нибудь взбредет в голову повторить это маленькое представление, я сделаю так, что вы пожалеете о том, что родились на этот свет.
   От его бесстрастного голоса ей стало жутко. Она отдернула руку с легким испуганным возгласом:
   — Я вас ненавижу!
   — Вы мне уже говорили об этом. — Неожиданно его ледяные глаза засветились едва сдерживаемым гневом и еще чем-то таким, чего Рия не могла определить. — Что ж, прекрасно, продолжайте в том же духе.
   Димитриос отвернулся и ушел в таверну. Однако уже через несколько секунд грубо схватил ее за руку и потащил к машине. Почти силой затолкал ее внутрь и захлопнул дверцу.
   — Сидите тихо и не говорите ни слова. У меня нет желания с вами разговаривать, у меня нет желания на вас смотреть, — сказал он, садясь за руль. Греческий акцент вдруг снова появился у него.
   Остаток пути они проделали в оглушительном молчании. Рия чувствовала себя совершенно разбитой. За последние сорок восемь часов она почти не спала, а тут еще эта стычка с Димитриосом и мучительные переживания за Поппи… От всего этого тело у нее ныло, голова была как в огне.
   Она сидела, съежившись, на своем сиденье до тех пор, пока Димитриос не свернул с основной дороги. Вскоре они миновали большие открытые ворота и по узкой, покрытой гравием дорожке подъехали к заасфальтированной площадке, за которой смутно проступали контуры Огромного белого дома. Как в тумане, она видела огни, осветившие автомобиль каким-то розовым светом, и темные фигуры, приближающиеся к ним, но когда попыталась выбраться из машины, дрожащие ноги подкосились и она погрузилась во тьму.
   — Ну ладно, хватит представлений, — раздался у нее в ушах грубый голос Димитриоса, тянувшего ее за руку, но она не могла говорить, то теряя сознание, то приходя в себя, и в голове у нее мелькали обрывки каких-то видений.
   Ей послышался женский голос, громко отдававший приказания на непонятном языке, потом почудилось, что к ее горящему лбу притронулась чья-то ласковая рука, потом ее куда-то понесли. Яркий свет давил на закрытые глаза, но очень скоро она оказалась в прохладной темноте. Шум и суета стихли, и ей было спокойно, как в мягком коконе.
   Рия проснулась в большой светлой солнечной комнате. Ее разбудил лай, как ей показалось, сотни собак, раздававшийся где-то внизу. Легкий теплый ветерок шевелил прозрачную занавеску, а через огромное распахнутое окно в комнату текли пьянящие летние запахи. Она сонно повернула голову, с удивлением рассматривая странную комнату, и в голове у нее был какой-то сумбур.