— Ты, маленькая лгунья, обманщица!
   Когда шторм разразился, он оказался настолько ужасен, что все тут же вскочили на ноги, кроме той, из-за кого он возник. Димитриос был точно сам дьявол, явившийся из преисподней: глаза его сверкали такой яростью, что, казалось, извергали огонь, вокруг рта образовались глубокие складки. Он пересек комнату и встал, возвышаясь как башня над ее согбенной фигуркой. Руки его были сжаты в кулаки.
   — Как ты посмела обманывать меня? — прорычал он глубоким гортанным голосом. — Все это время, с самого первого момента, только ложь и обман. — Прости, — прошептала Рия, застыв от ужаса и не отваживаясь поднять на него глаза. Кристина протиснулась между ними.
   — Такое предательство — и только «прости»?! — Слова были похожи на пули, на первые крупные капли проливного дождя.
   И вот уже ливень едких обвинений обрушился на ее голову. Димитриос перешел на греческий, но смысл его речи был ясен и так.
   — Никогда еще не приходилось мне просить кого бы то ни было из моих гостей оставить этот дом, но тебе я говорю: ты улетишь первым же самолетом.
   Это прозвучало как приговор. Он сказал все.
   Наконец Рия подняла на него влажные глаза и в его взгляде увидела столько ненависти, что кровь застыла у нее в жилах. Почему она не рассказала ему все раньше? Почему она такая трусиха? То, что все выяснилось при свидетелях, что его застали врасплох, вдвойне усилило обиду. Хуже не придумаешь…
   Еще раз одарив ее взглядом, полным презрения, он повернулся к Никосу, который обнимал Поппи за талию. Их юные лица были бледны и полны ужаса. — А вас двоих я завтра жду у себя в кабинете в девять ноль-ноль, прорычал Димитриос сквозь зубы — Вам придется кое-что мне объяснить, и чем быстрее — тем лучше.
   Когда он с каменным лицом вышел из комнаты, Кристина издала душераздирающий вопль и бросилась вслед за ним, обливаясь слезами.
   Поднявшись к себе в комнату, Рия присела на край кровати и, застыв, как кусок льда, уставилась на свое бледное отражение в зеркале. Боль, которую она сейчас испытывала, была сродни той, что постигла ее много лет назад, когда молодая женщина из полиции, ласково заглядывая ей в глаза, сообщила, что вся ее семья исчезла с лица земли в один миг. Тогда Рия все спрашивала и переспрашивала ее и в конце концов вынуждена была поверить в то, что они действительно все погибли в столкновении с машиной, за рулем которой сидел пьяный водитель. Тогда она поклялась себе, что никого никогда не будет любить так, как любила их, я сделает все, чтобы никто никогда не причинил ей такую же боль. И ей это удавалось довольно хорошо. Но вот однажды большой черноволосый смуглый человек грубо повалил ту башню из слоновой кости, возвести которую ей стоило такого труда.
   — Я ненавижу его, — заявила она большеглазому привидению в зеркале, я действительно его ненавижу.
   Но врать себе бессмысленно: она любила его всем сердцем и не представляла, как вернуться к обычной жизни и что делать, чтобы не рассыпаться на тысячи мелких осколков. Содрогнувшись, как от озноба, хотя ночь была теплой, она спрятала лицо в дрожащих руках, не в силах смотреть на свое странное отражение. Не переставая горько упрекать себя то в одном, то в другом, она довела себя до полного изнеможения и наконец, свернувшись калачиком, улеглась в постель, чувствуя себя маленьким зверенышем, который уже больше не может бежать от преследователей.
   — Рия, Рия, открой! — разбудили ее настойчивые крики Поппи.
   С удивлением она увидела, что уже утро. И сразу целый поток ужасных воспоминаний вчерашнего дня навалился на нее. Она содрогнулась всем телом. С трудом поднялась и, спотыкаясь, подошла к двери. Как ей хватило сил запереться?
   Поппи держала поднос, на котором дымился кофе и лежало несколько тостов с маслом.
   — Выглядишь ты ужасно, — весело заметила кузина, входя в комнату и решительно ставя поднос на столик.
   Сердце у Рии екнуло — на подносе стояли две чашки. Видимо, предстоял сердечный разговор и прямые вопросы, а у нее просто не хватит сил. Такт и сдержанность никогда не были сильной стороной характера ее кузины.
   — Что здесь произошло? — начала Поппи, верная себе. — Никое говорит, что никогда еще не видел своего дядю таким. Обычно он сам мистер Лед, но ты, кажется, здорово его достала.
   — Поппи, прошу тебя…
   Беззаботность кузины сильно действовала ей на нервы. Даже самый толстокожий человек давно бы уже понял, что дело не в простом недоразумении. Поппи задумчиво посмотрела в ее бледное лицо, и озорные огоньки потухли в карих глазах.
   — Не может быть, Рия! Не могла же ты в него влюбиться! — воскликнула она обеспокоено. — Ты! Снежная королева!
   — Я уже сказала, забудь об этом.
   Но Поппи не унималась.
   — Ну, ты и выбрала орешек для своих молочных зубок! Да он глотает женщин на закуску. Никое говорит, что они сами липнут к нему, точно мухи, а он всегда…
   — Еще одно слово — и, ей Богу, Поппи, я тебя ударю! — Она говорила настолько серьезно, что Поппи пришлось получше всмотреться в ее горящее лицо, и тогда она впервые в жизни увидела во взгляде подруги обиду и даже неприязнь. — Почему ты считаешь себя вправе врываться в любое время и болтать все, что хочешь? — бушевала Рия. — Когда ты наконец поймешь: то, что ты делаешь и говоришь, может причинять людям боль? Сильную боль! Я влипла во всю эту историю только из-за тебя. Так что, будь добра, оставь меня в покое, если все, что ты можешь предложить, — это сплетни и насмешки.
   — Я и не… — начала было Поппи, но Рия высказалась еще не до конца.
   — За последние несколько дней мне задавали вопросы о таких вещах, о которых я и понятия не имею. Меня обвиняли в таком, о чем я и думать не хочу. Димитриос с первого мгновения поставил под вопрос мою порядочность. А с твоей помощью он только укрепился в плохом мнении о женщинах. — Я не просила, чтобы ты выдавала себя за меня, — хмуро возразила Поппи, гордо отбрасывая волосы назад.
   — Не беспокойся. С сегодняшнего дня ты сама по себе, — сердито отрезала Рия, и взгляд ее затуманился. Она и забыла, насколько эгоцентрична ее красивая кузина.
   — Пожалуйста, Рия, не надо со мной ссориться, — начала Поппи, быстро, как всегда, изменив тактику. — Мне очень, очень жаль, что я доставила тебе столько хлопот, я же тебя так люблю! Я знаю, ты сделала все это для меня, и я тебе благодарна, честное слово!
   Рия посмотрела на нее устало, не в силах противостоять мольбе в ласковых карих глазах. Поппи и дядя — ее единственные родственники, и она им обязана всем.
   Заметив перемену, Поппи схватила ее за руку и потащила на маленький балкончик. Когда на ее каштаново-рыжие волосы упали лучи солнца, то вокруг головы образовалась сверкающая аура.
   — Давай присядем, и я тебе все объясню, пока мы завтракаем, — ласково заманивала она. — Мне необходима твоя поддержка, ведь скоро надо идти к Димитриосу.
   Рия полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Было еще очень рано, и золотистая дымка окутывала сад, смазывая контуры. В воздухе стоял приятный запах свежего хлеба, который Роза жарила на кухне к завтраку, аромат только что сваренного кофе щекотал ноздри. И жизнь вдруг показалась не такой уж безнадежной. Все, что она сделала, она сделала ради Поппи. Когда у него будет время подумать, он наверняка ее поймет, и даже если не простит, то, по крайней мере, оценит. Спина у нее невольно выпрямилась, и она подняла голову. Как бы то ни было, дело сделано. Все мячи теперь на его половине. Больше ей не придется ни лгать, ни притворяться.
   — Ты давно знаешь Никоса? — поплотнее запахивая махровый халат, спросила она у кузины, когда они сели на балкончике. Утро только-только нарождалось, и воздух был еще довольно прохладный.
   — Тыщу лет! — воскликнула Поппи и, заметив, что Рия подняла брови, смущенно рассмеялась. — Четыре месяца — для меня это целая вечность. Ты же меня знаешь.
   — И еще как, — с чувством заметила Рия, все еще сердясь. Она не собиралась так быстро капитулировать.
   — Он приехал в Англию по делам Димитриоса, — продолжала Поппи, жуя тост. У Рии не было аппетита, но она с удовольствием выпила горячий сладкий кофе. — И я сразу поняла, что он совершенно особенный. Честное слово! — добавила она, заметив недоверие в глазах Рии.
   — Ну, если так, из-за чего весь сыр-бор? — спросила Рия, сбитая с толку.
   Впервые Поппи не смогла поднять на нее глаз. Быстро и грациозно поднявшись — привычка, приобретенная на работе, — подошла к перилам балкончика и, перегнувшись через них, посмотрела на сад, как бы бросая Рии вызов. — Тебе это не понравится, — предупредила она вызывающе.
   Сердце у Рии заныло. Что еще натворила эта бедовая девчонка?
   — У нас будет ребенок.
   Рия ждала чего угодно, только не этого. Услышав возглас удивления, Поппи повернулась к ней, как разъяренная тигрица.
   — Только не надо нравоучений! Нам и так сегодня предстоит "приятный” разговор с нашим господином и повелителем!
   В голове у Рии все смешалось. Однако, поразмыслив, она признала, что нельзя было исключить и подобного оборота событий.
   — Это получилось случайно, — жалко промямлила Поппи. — Надо было быть поосторожней, а Никое совсем еще ребенок.
   — Был, — сухо поправила ее Рия.
   — Но он действительно не такой, как все, — серьезно настаивала Поппи.
   — С ним так легко и хорошо! Он заставил меня почувствовать… ой, я не могу тебе объяснить, это просто фантастика!
   Щеки у Рии слегка порозовели. Как могла она в чем-то обвинять свою кузину, если одного легкого прикосновения Димитриоса было достаточно, чтобы заставить ее забыть обо всем на свете? А если бы он ее любил, как Никое Поппи, разве смогла бы она ему в чем-нибудь отказать?
   Она вздохнула с болью и тоской.
   — А почему ты сбежала от него?
   Поппи уныло облокотилась о перила.
   — Я знаю, это глупо. Но когда я поняла, что беременна, у меня был шок, я просто с ума сошла на неделю или на две. Мне казалось, что я ко всему этому не готова. Никое поторопил меня с обручением, и где-то в глубине души я надеялась, что в любой момент смогу дать обратный ход. Но ребенок! — Голос у нее задрожал. — Мне просто надо было обдумать все в одиночестве, прежде чем кому-то что-то говорить, даже Никосу.
   — То есть ты не сказала ему о ребенке? — спросила Рия, потрясенная.
   — Нет, — медленно подтвердила Поппи. — Я просто сказала ему, что все кончено. Одна из моих подруг разрешила мне пожить у нее, и я там спряталась. Когда же я решила сохранить ребенка, то тут же позвонила Никосу, и он мгновенно примчался в Англию. — Лицо ее озарилось. — Он был так растроган, что даже трудно в это поверить. Я его действительно люблю, Рия.
   — Ой ли? — Голос Рии звучал резко. — Ты уверена, Поппи? Нельзя играть жизнью других людей. Через несколько месяцев тебе придется считаться не только с собой и Никосом, но и с очень маленьким человечком, который будет полностью от тебя зависеть. Если ты недостаточно любишь Никоса, чтобы прожить с ним всю жизнь, никакие деньги не сделают твоего ребенка счастливым. Уж лучше взять кого-нибудь на воспитание. Ты должна быть уверена.
   — Я уверена, — угрюмо заявила Поппи, покраснев до корней волос.
   — Что ж, тогда вам обоим — и тебе, и Никосу — придется очень много потрудиться над вашими отношениями. Не ждите молочных рек в кисельных берегах. Их культура очень отличается от нашей, и он не готов к английскому образу жизни. Вам обоим придется подстраиваться друг под друга.
   — Очень умно!
   Обе девушки вздрогнули и повернулись к двери, из которой раздался этот строгий голос. Димитриос с непроницаемым лицом вошел в комнату. Стоило ему сесть на один из маленьких стульчиков, вытянув вперед ноги и откинувшись на спинку, как балкон сразу же стал малюсеньким. Ворот его рубашки был расстегнут, на лоб спадало несколько черных локонов, еще влажных от утреннего душа.
   — Насколько я понимаю, ты настраиваешь свою кузину остаться здесь? Прищурившись, он быстро оглядел их обеих, и сердце Рии бешено заколотилось. Он был так далек от нее, так жесток, так непохож на того человека, с которым она вчера провела целый день…
   — Ошибаешься.
   Она посмотрела ему прямо в глаза, не думая о том, что в бледном утреннем свете ее спутанные волосы, серебристыми каскадами спадающие на худенькие плечи, и лицо без косметики делают ее похожей на привидение.
   — А то мне показалось… — Стальные глаза блеснули.
   — Ничего странного. Тот, кто подслушивает чужие разговоры, не может рассчитывать на полноту повествования. — Ей самой стало жутко от своей дерзости. Краем глаза она видела, как изменилось лицо Поппи — от неприкрытого восхищения до полного испуга.
   — Да ну?! — зло воскликнул он, поднимаясь с маленького стульчика и не сводя с нее хищного взгляда. — Не вам давать мне уроки морали!
   Он резко обернулся к Поппи, отчего та даже подскочила на месте.
   — Вниз, сейчас же! — приказал он. — Никое уже у меня в кабинете. Жди меня там же.
   Поппи с облегчением вышла, даже не взглянув на Рию.
   — Что касается тебя, — продолжал он тихо, — то ты дождешься моего возвращения. На сей раз, маленькая обманщица, готовься ответить на все мои вопросы, и даже богам не дано нам помешать.
   Она с наслаждением смотрела на него, хотя обстоятельства вовсе к тому не располагали. В его властности было что-то настолько притягательное, что она просто не могла противиться. Если бы он, как обещал, отправил ее назад, в Англию, не повидав ее, она промучилась бы целый день и еще кошмарную ночь… От этой мысли ей стало не по себе.
   Он повернулся, но, проходя мимо нее, задержался на секунду и дотронулся пальцем до лиловых кругов под ее глазами.
   — "Какой клубок сплетаем мы, решив солгать впервые…”
   Голос прозвучал холодно и насмешливо, но прикосновение было необычайно нежным, а голубые глаза — бездонными.
   Рия помыла голову и приняла ароматную ванну, смывая с себя напряжение. Надев белое платье и слегка подкрасив глаза, распустила волосы по плечам, давая им просохнуть. Солнце выкатилось на середину неба, точно раскаленный белый шар, и вмиг покончило с мягкой утренней прохладой.
   Она сидела на балконе, ожидая его возвращения, но думая только о том, как бы отыскать Кристину и все ей объяснить. Однако не тронулась с места, боясь, что Димитриос не застанет ее. Из сада поднимался сильный запах цветов. Вдоль стены стояли горшки с геранью, и ярко-красные цветы переливались в солнечном свете. Маленький разноцветный жучок бесцельно взбирался по керамическому горшку, а затем, раскрыв прозрачные крылья, взлетел к солнцу.
   — Вот счастливчик, — пробормотала она. — Просто может взять и улететь.
   Через несколько минут она почувствовала, что Димитриос вошел в комнату, хотя он, как всегда, двигался бесшумно, точно леопард.
   — Почему ты живешь одна в такой квартире?
   Вопрос застал ее врасплох, и она тупо уставилась на него, не в состоянии собраться с мыслями. Она готовилась к более серьезному разговору, к циничным насмешкам, но этот спокойный тон выбил ее из колеи.
   — Ты смотришь на меня так, будто насмерть перепугана. — Он говорил спокойно, но в голосе его уже стали появляться нотки раздражения. — Ну? Ты не ответила.
   — Я думаю, мне просто хотелось чего-то, что было бы моим, — "сказала наконец Рия слегка дрожащим голосом. — От родителей остались деньги, так что финансовых затруднений не было, и дядя, мой опекун, решил, что это хорошее вложение капитала.
   — Поппи объяснила мне все обстоятельства, — спокойно сказал Димитриос. — Прошу прощения за поспешные выводы относительно квартиры, но ты тоже должна понять, как это выглядело в моих глазах. Насколько я понимаю, с твоим боссом у тебя просто деловые отношения? — продолжил он допрос, вглядываясь в каждую черточку ее лица.
   — У нас хорошие отношения, и это все, — не вдаваясь в подробности, ответила она с прохладцей в голосе.
   — Он твой друг? — поинтересовался Димитриос.
   — Он мой работодатель, и мы давно работаем вместе. — Она посмотрела на него с вызовом. — Он всегда был честен со мной.
   — Славный Джулиан, — вкрадчиво произнес Димитриос. — Но я бы не сказал, что он осыпал тебя золотом. Вся жизнь на работе, и никаких социальных благ. Неужели тебе действительно нравится такое существование?
   — Насколько я понимаю, ты цитируешь Поппи? — вопросом на вопрос ответила Рия, впервые за все утро по-настоящему рассердившись. — Если я не бросаюсь на шею первому встречному только ради того, чтобы получше жить, то это еще не означает, что я урод. Мне нравится моя работа, как ни странно. Она, конечно, не ослепительна и не подошла бы девяти из десяти девушек, но мне она доставляет удовольствие. Я много езжу, много вижу, встречаюсь с интересными людьми. А это все, что мне нужно.
   Или все, что мне было нужно, поправила она себя мысленно, глядя прямо в его холодные глаза и безразличное лицо.
   — Тогда ты можешь считать себя удачливой. — Его задушевный тон охладил ее пыл. — Мало кто сегодня доволен своей судьбой.
   — Я думала, мы будем говорить о Никосе и Поппи, — быстро вставила Рия, испугавшись, что не сможет скрыть своих мыслей от этого компьютеризированного мозга.
   — С чего ты взяла?
   — Это то, что имеет значение. — Голос ее зазвучал устало. — Именно из-за их истории и заварилась вся эта каша.
   — А, понятно. Так вот о чем речь. — В его лице появилось что-то новое, чего она не поняла, и это напугало ее. — А что мне делать? Поздравить их? Похвалить за хорошее поведение?
   — Конечно, нет! — резко ответила Рия, задетая за живое его издевкой.
   — Они повели себя глупо. Но мне казалось, что ты лучше, чем кто-либо, сможешь понять, насколько просто ошибиться в юности.
   Она допустила серьезную ошибку. Задумчивое выражение исчезло с его лица, и он навис над ней, точно ястреб. Схватив ее за тонкие запястья, он резко и грубо заставил ее встать.
   — Кто это тебе наплел? — угрожающе спросил он, и глаза его яростно заблестели. — Ты ничего в этом не смыслишь! Что может знать о жизни и любви такая неопытная девчонка? Ведь ты живешь & какой-то башне из слоновой кости, где есть только белое и черное. Настоящий мир вовсе не такой!
   — Не рассказывай мне сказки про настоящий мир! — Он задел ее за живое, и голос ее даже сорвался. — Я достаточно хорошо знаю реальный мир, чтобы ненавидеть его! Мир, в котором пьяница может прикончить в один миг троих людей и преспокойненько выйти из тюрьмы уже через три месяца! — У нее перехватило дыхание. — По месяцу за жизнь! — Она говорила все громче и громче и ничего не могла с собой поделать. Она так долго молчала, что теперь должна была выговориться. — Но я все-таки еще верю в добро, а это много больше, чем то, на что способен ты! Мир, может быть, болен, но люди все же могут над ним подняться, им только нужен шанс. Сколько раз я могла сдаться и стать таким же циником, как и ты, но я не сдалась. Я предпочла приспособиться к обстоятельствам по-своему. Прощать непросто, я знаю, но я также знаю, что если человек только и думает что о разрушении, то в конце концов разрушится сам. На каждого дурного человека есть добрая сотня хороших…
   Она замолчала, пораженная блеском его глаз, прикованных к ее взволнованному лицу и полыхающим глазам.
   — Так ты считаешь, что все знаешь?
   Слова были острыми, как нож.
   — Нет, — сказала она устало, поняв, что стена непробиваема. — Я уже сказала, каждый из нас приспосабливается к обстоятельствам по-своему.
   — В таком случае сделай одолжение и занимайся своими собственными делами, — холодно заметил он, — и попридержи свои теории при себе. Мои мысли — это мое дело. Но одной из них я все-таки с тобой поделюсь: мне кажется, что этот новый имидж не совсем тебе подходит. О чем вы там договорились с этой сладкой конфеткой, — он кивнул в сторону лестницы, — я не знаю, но не думайте, что вам удастся еще раз обвести меня вокруг пальца.
   — Меня здесь не будет, и я не смогу водить тебя за нос, разве не так?
   — упавшим голосом сказала Рия, отворачиваясь и глядя на далекие холмы. —Я оставлю тебя в покое при первой же возможности.
   Если бы в этот момент она посмотрела на него, то заметила бы тень, скользнувшую по его лицу, и напрягшиеся губы.
   — Может, Хочешь что-то от меня на память? — задумчиво спросил он и, прежде чем она догадалась о его намерениях, развернул ее к себе и прижался к ее губам в горячем, ослепляющем поцелуе. Знакомый запах его одеколона ударил ей в нос. Она сопротивлялась, напрягая все мышцы, но понимала, что борется прежде всего с собой.
   — Ты не можешь Оттолкнуть меня, — пробормотал он, отпустив на секунду ее губы. — Что бы ты обо мне ни думала, ты хочешь меня — не так ли?
   — Это было утверждением, а не вопросом. Он с силой прижал ее к себе, и она стала таять. Кровь застучала у нее в висках.
   — Не надо! Оставь меня, — возмущенно зашептала она, но, почувствовав его губы на шее, на мочке уха, на закрытых веках, поняла, что проиграла. Когда он вновь припал к ее губам, она слегка застонала, и по телу ее пробежала дрожь. Его нарастающее желание передалось и ей, колени у нее задрожали, и, боясь потерять равновесие, она ухватилась за его широкую спину. Наслаждаясь сладким вкусом ее губ, он осторожно направлял ее в спальню.
   Он перегнул ее в талии так, что она упала на мягкую кровать вместе с ним. Покрывая ее лицо обжигающими поцелуями, он гладил ее дрожащее тело, обращаясь с ней, как опытный музыкант со скрипкой.
   Под его волшебными руками и губами она изгибалась, вскрикивая и задыхаясь от новых и новых обжигающих ощущений. Вдруг он замер, и в его прищуренных глазах, скользивших по ее телу в измятой одежде, появилось вопросительное выражение.
   — Ты все еще хочешь уехать? — прошептал он в ее мягкие волосы, не прекращая ласкать ее. — Неужели ты думаешь, что кто-то другой может доставить тебе столько же удовольствия!
   Рия содрогнулась от страсти. Единственной реальностью были его руки и губы. Жжение внутри все нарастало и нарастало, становилось учительным, и она бессознательно мотала головой из стороны в сторону.
   Он опять припал к ее губам, и у нее перехватило дыхание. Ей казалось, что разгоревшийся внутри огонь вот-вот сожжет ее дотла, и когда он прижал ее к своему большому телу, она все повторяла и повторяла его имя, ища его губы.
   Он слегка приподнялся на локте, и она даже застонала, гладя на него ничего не видящими глазами.
   — Рия! — нежно прошептал он. — Мне надо знать. Я действительно буду первым? — Слова его с трудом пробивались сквозь поглотивший ее водоворот чувств. — Ответь мне: я буду первым?
   Он настаивал, и она в оцепенении кивнула, чувствуя только свою ослепительную любовь к нему.
   — Но разве могу я быть в этом уверен?
   Он произнес эти слова как человек, ненавидящий самого себя, и, чертыхнувшись вполголоса, поднялся со смятой постели. Глубоко вздохнув, с кошачьей грацией он вышел на балкон.
   Рия застыла, не веря, что он бросил ее, но когда трезвый рассудок вернулся к ней, принеся с собой и отчаяние, она резко села на кровати и дрожащими руками поправила платье.
   Какое холодное издевательство! Она вспомнила его вопросы, заданные шепотом, и сердце у нее остановилось. Он просто хотел убедиться, правду ли говорила Поппи о ее образе жизни и о том, что у нее не было мужчин. Но почему он не захотел получить главное доказательство? Щеки ее горели. Она понимала, что не смогла бы вовремя остановиться, в его руках она была как воск.
   А может, она настолько неопытна, что представляет для него слишком легкую добычу, которой и гордиться-то нельзя по-настоящему? Какие мысли были в его холодной голове? Она посмотрела на темный силуэт за гонким тюлем и почувствовала себя настолько униженной, что ей хотелось лишь одного — чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Он взял ее безропотную любовь и растоптал башмаками. Если он хотел наказать ее за обман, то добился такого успеха, какой не снился ей даже в кошмарном сне. Она оказалась настолько слабой, что сама зарядила ружье, из которого ее расстреляли.

Глава 6

   Рии понадобилось все ее мужество, чтобы пересечь комнату и выйти к Димитриосу на балкон. Она была уверена, что выражение его лица будет презрительным и победоносным, но когда она с высоко поднятой головой и горящим лицом раздвинула занавески, то вдруг перехватила столь необычный для него — полный замешательства — взгляд. Димитриос быстро отвернулся. — Извини, — пробормотал он. — Это не было запланировано…
   — Я не верю тебе, — сказала они срывающимся от боли голосом.
   Подумать только, всего пару минут назад она чуть не отдалась этому грубому, жестокому человеку, который ненавидит ее всей душой! Да она, наверное, сошла с ума! Она не узнавала себя и опасалась, что стоит ему до нее дотронуться, как все повторится сначала.
   — А что, ты думаешь, это было? — Он проницательно на нее посмотрел. Какая-никакая месть за твою ложь.
   — Рия зашлась краской, выдав себя с головой.
   — Он нетерпеливо махнул рукой.
   — Мне остается только сожалеть о том, что ты так плохо обо мне думаешь. Но, как бы тебе это ни показалось странным, сегодня я хотел познакомиться с тобой поближе. Теперь-то я понимаю, что все это бессмысленно, — горько сказал он. — Что касается Поппи, тут у меня нет выбора, придется принимать ее в свою семью, и я подумал, что, если мы расстанемся, не совсем разругавшись, нам будет легче в будущем. А это… — он кивнул в сторону спальни, — было злосчастной ошибкой.