Он отыскал ножницы, вскрыл верхний пакет и, вывалив содержимое в кювету, принялся рассматривать его с некоторым беспокойством. Может, следует измельчить образец для лучшего проникновения питательного раствора? Нет, пока рано, в замороженном состоянии это может разрушить клеточную структуру. Пусть сначала оттает.
   Движимый растущей тревогой, Этан перешел к изучению остальных Пакетов. Странно, странно… Было здесь нечто глянцевитое и круглое, по размеру раз в шесть крупнее обычных яичников. Другое нечто, отвратительного вида, походило на кусок фермерского сыра. Заподозрив неладное, Этан пересчитал пакеты. Тридцать восемь. А эти здоровенные на самом дне? Как-то раз, во время службы в армии, он вызвался в наряд помогать мясникам — его уже тогда занимала сравнительная анатомия. Догадка громом поразила его.
   — Да ведь это… — выдохнул он сквозь зубы, — да ведь это коровьи яичники!
   Осмотр был весьма тщательным и продолжался до самого вечера. Когда он закончился, лаборатория выглядела так, словно здесь упражнялась в препарировании целая орава студентов-зоологов. Зато теперь все стало совершенно ясно.
   В кабинет заведующего он вломился без стука, сжимая кулаки и пытаясь хоть как-то восстановить дыхание.
   Деброучес как раз одевался, собираясь уходить; в его глазах играл отсвет от голограммы — покидая кабинет, он выключал ее в самую последнюю очередь.
   — Боже мой, Этан, что случилось?!
   — Хлам, мусор, отбросы! Сувениры от патологоанатома! Четверть всего — сплошные метастазы, половина атрофирована, и пять коровьих яичников, черт бы их побрал! И вся эта мерзость абсолютно мертва!
   — Что?! — Деброучес схватился за сердце. — Ты все разморозил по правилам? Ты не…
   — Пойдите посмотрите. Просто посмотрите, — прошипел Этан и, уже повернувшись, бросил через плечо: — Не знаю, сколько Совет Населения заплатил за это дерьмо, но нас здорово облапошили!


2


   — Возможно, — с надеждой сказал старший делегат от Лас-Сэндеса, — это просто какое-то недоразумение. Может, они решили, что материал предназначается для студентов-медиков…
   Совет Населения был в полном сборе. Сидя на экстренном совещании, Этан гадал, зачем Роучи привел его сюда. В качестве свидетеля-эксперта? В другое время пышность обстановки привела бы его в священный трепет: роскошный мягкий ковер, длинный стол из драгоценного дерева, великолепный вид на столицу и суровые, бородатые лица старейшин, отражавшиеся в полированной поверхности. Но сейчас он был так зол, что едва замечал и стол, и самих старейшин.
   — Все равно это не объясняет, почему там было тридцать восемь единиц, если на коробке значилось пятьдесят! — перебил он докладчика. — И потом, эти проклятые коровьи яичники! Они что, думают, мы здесь минотавров разводим?
   — А наша коробка вообще была пустой, — задумчиво вставил младший делегат от Делиры.
   — Тьфу! — вскипел Этан. — Это же явное надувательство! Тут не может быть речи ни об ошибке, ни…
   Недовольным жестом Деброучес приказал ему сесть. Этан подчинился.
   — Не иначе как злостный саботаж! — все же закончил он свою мысль на ухо шефу.
   — Позже, — пообещал Деброучес. — Позже мы к этому еще вернемся.
   Председатель зачитал официальные уведомления от всех девяти Центров, положил их на стол и вздохнул.
   — Какого дьявола мы выбрали именно этих поставщиков? — спросил он. Вопрос, конечно, был чисто риторическим.
   — У них были самые низкие цены, — буркнул председатель комиссии по делам поставок. Положив голову на руки, он гипнотизировал стакан воды, в котором, шипя, растворялись две таблетки болеутоляющего.
   — И вы посмели измерить будущее Эйтоса самой низкой ценой?! — взорвался кто-то из делегатов.
   — Вы же все до единого согласились, или не помните? — ответил главный снабженец, выйдя из оцепенения. — Даже сами настаивали на этом варианте, когда выяснилось, что другие дадут нам за те же деньги только тридцать единиц. Пятьдесят разных культур для каждого Центра — да вы все чуть не описались от радости, насколько мне помнится!
   — Господа, господа, давайте не будем отвлекаться, — вмешался председатель. — У нас нет времени на поиски правых и виноватых. Необходимо срочно принять решение. Через четыре дня почтовый корабль покидает орбиту, и если мы ни до чего не додумаемся, придется ждать еще год.
   — Пора бы нам обзавестись собственным кораблем, — заметил еще один делегат. — Сколько можно полагаться на чью-то милость и зависеть от их графика!
   — Да военные уже сколько лет просят о том же! — сказал другой.
   — Ну, и какой из Репродукционных Центров мы заложим, чтобы обзавестись собственной флотилией? — саркастически поинтересовался третий.
   — Оборона и мы — две самые большие статьи бюджета после сельского хозяйства, которое кормит наших детей. И вы хотите встать и заявить людям, что детский рацион придется урезать наполовину, чтобы подарить этим шутам гору игрушек, абсолютно ничего не дающих экономике?
   — Пока не дающих, — упрямо пробормотал первый.
   — Не говоря уже о технологиях, которые нам приходится импортировать. А что, скажите на милость, мы можем продать? Все наши излишки уходят на…
   — Значит, пусть корабли сами себя окупают! Если бы мы их имели, то смогли бы что-нибудь продавать и зарабатывать достаточно галактической валюты, чтобы…
   — Расширение контактов с этой извращенной цивилизацией в корне противоречит замыслу Отцов-Основателей, — возразил четвертый делегат. — Они избрали эту планету вдали от всех магистралей именно для того, чтобы оградить нас от соблазнов…
   Председатель резко постучал по столу.
   — Оставьте эти дебаты Генеральному Совету, господа. Сегодня мы собрались, чтобы обсудить конкретную проблему, и причем в спешном порядке.
   Его раздраженный тон не располагал к дальнейшим спорам. Все деловито выпрямились и зашуршали бумагами.
   Молчание нарушил младший делегат от Барки, подталкиваемый своим начальником.
   — Я думаю, — откашлявшись, начал он, — можно решить эту проблему, не прибегая к посторонней помощи. Мы могли бы вырастить собственные культуры.
   — Так в том-то и дело, что наши культуры больше не растут! — прервал его другой.
   — Нет, нет, это я и сам прекрасно понимаю! — загорячился представитель Барки, такой же завштатом, как и Деброучес. — Я хотел сказать… — он еще раз откашлялся, — что надо вырастить женские эмбрионы. Их даже не требуется выдерживать весь цикл, можно просто использовать для яйцеклеточного материала и все начать заново.
   За столом снова воцарилось молчание, на сей раз негодующее. Председатель скривится так, будто съел ломтик недозрелого лимона. Делегат от Барки поспешил сесть.
   — Мы еще не в таком отчаянном положении, — наконец произнес председатель. — Хотя, наверное, хорошо, что вы заговорили о том, о чем остальные тоже рано или поздно подумали бы.
   — Это совсем не обязательно предавать огласке, — воспрял духом молодой вольнодумец.
   — Надо полагать, — сухо согласился председатель. — Ваше предложение принято к сведению, и в протоколе на этот пункт будет наложен гриф секретности. И все же я должен заметить, что данное предложение не решает важнейшей проблемы, уже несколько лет стоящей перед Советом и Эйтосом: поддержание генетического разнообразия. На нашем поколении его недостаток еще не сказался, но все мы знаем, к чему он может привести впоследствии…
   — Голос председателя смягчился. — Мы не имеем права закрывать глаза на эту проблему и ставить под удар будущее наших внуков.
   Эта благоразумная речь понравилась всем. Приободрился даже делегат от Барки.
   — Нам могла бы помочь иммиграция, — подключился очередной делегат, который одну неделю в году выполнял обязанности главы Департамента Иммиграции и Натурализации Эйтоса. — Если бы дела шли получше…
   — А сколько иммигрантов прибыло на этом корабле? — спросил его визави.
   — Трое.
   — Черт! Что, всегда так мало?
   — Нет, в позапрошлом году было только двое. А два года назад — и вовсе ни одного. — Завиммиграцией вздохнул. — По идее, беженцы должны были бы просто осаждать нас. Может, Отцы-Основатели слегка перестарались, выбирая самую отдаленную планету? Иногда мне кажется, что о нас вообще никто не знает.
   — А может, информацию о нас утаивают эти… ну, сами знаете, кто.
   — А вдруг тех, кто пытается к нам попасть, заворачивают на станции Клайн? — предположил Деброучес. — И только некоторым дают просочиться?
   — Похоже на то, — согласился завиммиграцией. — Эти, что к нам прибывают, малость… как бы сказать?.. со странностями.
   — Ничего удивительного, если вспомнить, что все они — продукты… э… травматического генезиса. В этом нет их вины.
   Председатель снова постучал по столу.
   — Обсудим это после. Пока что мы сошлись на одном: необходимы инопланетные поставки тканевых культур…
   Этан, из которого вышел еще не весь пар, разразился речью.
   — Господа! Неужели вы опять хотите связаться с этими живодерами?!
   Деброучес дернул его за пиджак и усадил на место.
   — …из более надежного источника, — закончил председатель и как-то странно посмотрел на Этана — не сердито, но с такой непонятной улыбкой, словно за ней что-то скрывалось. — Вы согласны со мной, господа делегаты?
   По залу пробежал одобрительный ропот.
   — Большинством голосов решение принято. Думаю, вы также согласитесь не повторять дважды одних и тех же ошибок: больше никаких котов в мешке. Следовательно, сейчас мы должны выбрать агента по закупкам. Прошу вас, доктор Деброучес.
   Деброучес встал.
   — Благодарю вас, господин председатель. Я обдумал этот вопрос. Разумеется, для того, чтобы правильно оценить, выбрать, упаковать и оттранспортировать культуры, наш агент должен превосходно разбираться во всей технической стороне дела. Среди нас таких немного, и это облегчает задачу. Затем, это должен быть человек с безупречной репутацией — не только потому, что него руках окажется почти вея валюта, которую Эйтос собрал в этом году…
   — Вся валюта, — тихо поправил его председатель. — Генеральный Совет одобрил это сегодня утром.
   Деброучес кивнул.
   — …но и потому, что он должен будет с честью противостоять всем тем соблазнам, — Деброучес нахмурился, — которые могут ему встретиться!
   Женщинам, конечно, и тому, что они творят с мужчинами! Неужто Роучи сам набивается в добровольцы? — подумал Этан. Разумеется, всю биологическую кухню он знает как свои пять пальцев. Этан был восхищен отвагой начальника, хотя подобный апломб и граничил с бахвальством. Может, так и надо, чтобы подстегнуть себя? И все же ему не позавидуешь. Для Деброучеса целый год не видеть своих сыновей, в которых он души не чает…
   — Также это должен быть человек, свободный от семейных уз, дабы забота о детях не легла чрезмерным бременем на плечи его партнера, — продолжал Деброучес.
   Все бородачи важно закивали.
   — И, наконец, это должен быть человек с такой энергией и убеждениями, чтобы ни одно препятствие, поставленное судьбой… или э-э… кем бы то ни было, не смогло сбить его с верного пути. — Рука Деброучеса твердо опустилась на плечо Этана; председатель, уже ничего не скрывая, улыбался во весь рот.
   Слова поздравлений и сочувствия, приготовленные для шефа, застряли у Этана в горле. На языке вертелась теперь лишь одна короткая фраза: «Ну, Роучи, я тебе это еще припомню!»
   — Итак, господа, я предлагаю доктора Эркхарта! — Деброучес сел и с отеческой улыбкой добавил, обращаясь к Этану: — Вот теперь можешь встать и высказаться.

 
   Молчание в автомобиле, уносившем их назад к Севарину, было долгим и тягостным. Первым, чуть взволнованно, заговорил Деброучес:
   — Так ты можешь подтвердить, что справишься с этим заданием?
   Этан ответил не сразу.
   — Вы все подстроили, — наконец проворчал он. — Состряпали все заранее вместе с председателем.
   — Что поделаешь? Пришлось. Я думал, ты слишком скромен, чтобы выдвигать свою кандидатуру.
   — Скромен. Черта с два! Просто решили, что из-за угла меня легче будет пристукнуть!
   — Я уверен, что ты наиболее подходящая кандидатура. А без моей подсказки, один Бог-Отец знает, кого бы выбрала комиссия. Может, этого идиота Фрэнклина из Барки. Ты хотел бы, чтобы будущее Эйтоса зависело от него?
   — Нет! — поневоле согласился Этан и вдруг выпалил: — Да! Справлюсь! И чтобы духу его здесь не было!
   Деброучес усмехнулся. В рассеянном свете, исходившем от пульта управления, сверкнули его белые зубы.
   — И потом, подумай о соцкредитах, которые ты на этом заработаешь! Три сына и сбережения, которые при обычном положении вещей ты скопил бы только лет через десять, — и всего лишь за год. По-моему, это должно тебя вдохновить.
   Этан вдруг с необычайной ясностью представил свой стол, а на нем — голограмму, наполненную жизнью и весельем. И, конечно, пони и солнце, и долгие каникулы под парусами… Споря с волнами и ветром, как учил его отец… И гам, шум, кутерьма в большом доме, звенящем новыми голосами… Но вслух он только мрачно заметил:
   — Если у меня получится, и если я вернусь. В, любом случае соцкредитов у меня и так хватает уже на полтора сына. Хотя это, конечно, ни черта не значит, пока они не раскошелятся на то, чтобы признать моего семейного партнера.
   — Уж извини меня за откровенность, но именно такие люди, как твой молочный брат, заставляют государство так осторожничать с выделением дотаций, — сказал Деброучес. — Очаровательный молодой человек, но даже ты должен признать его абсолютную безответственность.
   — Он просто еще молод, — неуверенно возразил Этан. — Ему нужно время, чтобы остепениться.
   — Чепуха! Он, кажется, всего на три года младше тебя? Никогда он не остепенится, пока будет сидеть у тебя на шее. Нашел бы ты себе лучше семейного партнера с сертификатом, а не дожидался, когда он появится у Яноса.
   — Давайте оставим в покое мою личную жизнь, ладно? — огрызнулся задетый за живое Этан и, не удержавшись, добавил: — Которую эта командировка, между прочим, разрушит окончательно! Спасибо вам за это огромное!
   Сгорбившись на пассажирском сиденье, он уставился в ветровое стекло. Машина стрелой летела сквозь ночь.
   — Могло быть и хуже, — сказал Деброучес. — Мы вполне могли припомнить твою армейскую специальность, оформить командировку по военному ведомству и послать тебя с жалованьем санитара. К счастью, ты правильно оценил ситуацию.
   — Я не думал, что вы блефуете.
   — А мы и не блефовали. — Деброучес вздохнул и добавил уже серьезнее:
   — Мы выбрали тебя не случайно. Этан. В Севарине не так-то просто будет найти тебе замену…

 
   Деброучес высадил Этана у дома, окруженного деревьями, и, напомнив, что в Центр следует явиться рано утром, умчался за город. Этан вяло помахал ему вслед. Четыре дня… Два — чтобы помочь старшему ассистенту разобраться в новых обязанностях, один — на утряску личных дел (может, составить завещание?) и еще один — на инструктаж Совета Населения в столице. А затем пожалуйте в космопорт. И за что только этот кошмар свалился на его голову?
   Подходя к двери, он наткнулся на электромобиль Яноса, брошенный как попало между контейнерами с мукой. Как ни восхищало Этана то великолепное равнодушие, с которым его брат-идеалист относился к благам материальным, он не стал бы возражать, если б Янос научился беречь свои вещи, но об этом приходилось только мечтать.
   Янос был сыном семейного партнера отца Этана. Их отцы растили сыновей вместе, так же, как и занимались бизнесом — экспериментальной и чрезвычайно прибыльной рыбной фермой в Южной Провинции. Все жизни в этой семье давно уже неразделимо слились в один безупречный сплав, и между братьями, родными и молочными, не делалось никаких различий. Этан, старший, эрудит, средоточие честолюбивых отцовских надежд; Стив и Станислав, появившиеся на свет с разницей в неделю из той же культуры, что и партнер их отца; Янос, остроумный и живой, как ртуть; малыш Брет, прирожденный музыкант… Семья Этана. Он скучал по ней до боли: в армии, во время учебы и даже в Севарине, на своей новой работе, которая была слишком хороша, чтобы от нее отказаться.
   Когда Янос последовал за ним в Севарин, с восторгом сменив фермерскую жизнь на городскую, Этан был очень доволен. Ничего, что это мешало его первым шагам в новом обществе. Несмотря на успешную карьеру, Этан был весьма застенчив и, втайне презирая холостяцкие пирушки, обрадовался поводу увильнуть от них. С Яносом они вновь возвратились к той сексуальной близости, которая напоминала обоим о беззаботных годах отрочества. И сейчас Этану хотелось окунуться в этот покой, чтобы забыть о страхе, который он пытался скрыть от Деброучеса под маской иронии.
   В доме было темно и непривычно тихо. Этан быстро прошел по комнатам, заглянул в гараж…
   Его флайер исчез! Модель, всего две недели назад изготовленная по спецзаказу, купленная на первые сбережения, долго и старательно выкраивавшиеся из жалованья. В сердцах он выругался, но вдруг вспомнил, что сам же собирался дать Яносу опробовать машину, когда пройдет очарование новизны. Слишком мало времени, чтобы ссориться из-за пустяков…
   Этан вернулся в дом, намереваясь лечь и как следует выспаться. Но нет, слишком мало времени! Он проверил комм. Никаких сообщений. Ну, разумеется, ведь Янос собирался быть дома раньше него, это он точно помнил. Он попытался связаться с коммом флайера. Ответа не последовало. Немного поразмыслив, Этан улыбнулся, вошел в городскую сеть и набрал код. Маяк был одной из маленьких радостей этой модели-люкс, а вот и сама машина, припаркованная всего-навсего в паре километров от дома, в Сквере Основателей. Значит, Янос развлекается неподалеку? Ладно, гори синим пламенем все домашние привычки! Сегодня Этан присоединится к брату, ни слова не скажет о флайере и сразит наповал своим великодушием…
   Ночной ветер играл его темными волосами и бодрил прохладой; на дребезжащем электромобиле Этан подъезжал к Скверу Основателей. Вдруг ужас пронзил его до самого сердца — он увидел желтые мигалки аварийных машин. О нет, Бог-Отец, только не это! Если «скорая помощь» оказалась рядом с Яносом, зачем же непременно думать, что между ними есть какая-то связь…
   Так. Это не «скорая» и не городской патруль, а всего лишь пара гаражных тягачей. Этан немного расслабился. Но на что же так зачарованно таращится эта толпа? Он притормозил около группы шелестящих дубов и всмотрелся в густую крону, куда были обращены взоры зевак и белые лучи прожекторов.
   Там, наверху, красовался его флайер, припаркованный к верхушке двадцатиметрового дуба.
   Нет! Разбитый о верхушку этого проклятого дуба! Лопасти сломаны вдребезги, неубранные крылья покорежены, дверцы висят над землей, открывая зияющее нутро, и… Этана едва не хватил удар, когда он увидел спасательные ремни, болтавшиеся под кабиной. Налетел порыв ветра, ветви зловеще заскрипели, и толпа благоразумно расступилась. Этан кинулся осматривать мостовую. Ни кровинки…
   — Эй, сударь, отошли бы вы лучше в сторону!
   — Там мой флайер, — сказал Этан. — На этом чертовом дереве!
   Он сам не узнал свой голос. С трудом оторвав взгляд от немыслимого зрелища, Этан подскочил к рабочему гаража и схватил его за куртку.
   — Парень, водитель флайера — где он?
   — Водитель? Да его уж несколько часов, как забрали.
   — В Центральную больницу?
   — Да не-ет. Чего ему там делать? Это его приятель голову расшиб, так того домой отправили на «неотложке». А водитель, так тот песни горланил. В участке сейчас, наверно.
   — Ах, сук…
   — Вы владелец этого транспортного средства? — к Этану подошел мужчина в форме городского департамента озеленения.
   — Да, я. Доктор Этан Эркхарт.
   — Вы отдаете себе отчет, — продолжал представитель департамента, доставая квитанцию на штраф, — что этому дереву почти двести лет? Оно посажено самими Основателями, его историческая ценность огромна. А теперь оно расколото пополам!..
   — Я ее зацепил, Фред! — донесся крик сверху.
   — Давай, спускайся!
   — …несете ответственность за ущерб…
   Слова чиновника заглушил треск ломающихся ветвей, дружный вздох толпы и высокий нарастающий вой — антигравитационное устройство выбило из фазы.
   — Ах черт! — раздался вопль с верхушки дуба. Зрители в панике разбежались.
   Флайер грохнулся носом вниз на гранитную мостовую. Сверкающе-алый корпус покрылся трещинами. В наступившей после грохота тишине Этан мог ясно различить деликатное попискивание дорогого электронного механизма, но и тот вскоре заглох.

 
   Шаги гулко раздавались по коридору полицейского участка. Когда открылась дверь, Янос вздрогнул и обернулся.
   — А, Этан, — жалобно сказал он. — У меня сегодня кошмарный день! Ты… ты нашел свой флайер?
   — Нашел.
   — С ним все в порядке, оставь это мне. Я вызвал команду из гаража.
   Бородатый сержант полиции, сидевший за барьером, фыркнул, едва сдерживая смех.
   — Может, он там, на дубе, парочку детских велосипедов высидит?
   — Флайер уже внизу, — коротко сказал Этан. — И штраф за дерево я уже заплатил.
   — За дерево?
   — Да, за ущерб.
   — Надо же…
   — Ну и как же было дело? — спросил Этан. — Почему ты в него врезался?
   — Да все эти птицы проклятые… — объяснил Янос.
   — Конечно, птицы! Заставили тебя пойти на снижение, да?
   Янос натянуто засмеялся. Все севаринские птицы были потомками мутировавших цыплят, удравших еще от первых поселенцев и впоследствии одичавших. На кур они уже нисколько не походили, а мелкость и худоба даже позволяли заподозрить в них некий новый вид, но летунами все-таки оставались неважными, В городе птиц считали чем-то вроде неизбежного зла. Украдкой взглянув на сержанта, Этан с облегчением отметил на его лице полное отсутствие озабоченности за судьбу пернатых. Платить штраф еще и за птиц, это было бы слишком…
   — Ну-у… понимаешь, — сказал Янос, — мы подумали, почему бы нам их не попугать? И, значит, подлетаем, а их там целая туча, крылышками хлоп-хлоп… А мы на них, как пикирующий бомбардировщик, бац! — Янос замахал руками, изображая геройскую атаку звездолета.
   За все двести лет своей истории Эйтос ни разу ни с кем не воевал. Этан задержал дыхание и сосчитал до десяти. Слишком мало времени…
   — А для поднятия боевого духа ты решил сперва выпить. Можно поинтересоваться, с кем?
   — С Ником. — Янос втянул голову в плечи, ожидая неминуемого взрыва.
   — Понятно… Надо полагать, это он додумался воевать с птицами?
   Ник был приятелем Яноса и предводителем всех их эскапад. В минуты дурного настроения Этан не раз подумывал, ограничиваются ли отношения неразлучной парочки чисто дружескими рамками… Но теперь было не время выяснять это Взрыва не последовали, и весьма удивленный Янос расправил плечи.
   Достав бумажник. Этан вежливо обратился к полицейскому:
   — Сколько нужно, чтобы избавить вас от этой грозы пернатых?
   — Ну, если вы хотите сразу оплатить дальнейшие расходы по ремонту флайера…
   Этан отрицательно покачал головой.
   — На вечернем заседании суда с ним уже разобрались, — сказал офицер.
   — Он свободен.
   — Как? — обрадовался Этан. — И никаких штрафов? Даже за…
   — Нет, штрафы, разумеется, были. — И сержант стал перечислять: — За вождение в нетрезвом состоянии, за угрозу общественной безопасности, за ущерб городскому имуществу. Еще оплата спасательных команд…
   — Тебе что, дали выходное пособие? — спросил Этан, быстро прикинув итог и сравнив его с той суммой, которая была на счету брата.
   — Ну-у… не совсем, — уклончиво отозвался герой-воздухоплаватель. — Ладно, поехали домой. У меня голова раскалывается.
   Сержант выписал квитанцию, и Янос, не глядя, нацарапал внизу свое имя.

 
   Шум электромобиля был хорошим предлогом, чтобы уклониться от разговора по пути домой, но Янос просчитался, поскольку Этан за это время пересмотрел свои арифметические выкладки.
   — Где же ты взял деньги? — спросил он, закрывая входную дверь и мимоходом глянув на таймер в прихожей. Рабочий день начинался через три часа.
   — Не переживай, — сказал Янос, заталкивая ботинки под кушетку, и, направляясь на кухню, добавил: — На этот раз не из твоего кармана.
   — Тогда из чьего же? Надеюсь, ты не Одалживал у Ника? — не отставал Этан, следуя за ним.
   — Ну, ты скажешь! Конечно, нет. Он сам в долгах по уши. — Янос вытащил из буфета банку пива, надкусил рефрижираторную трубку и с наслаждением потянул. — Для поправки головы первое дело! Хочешь? — с хитрой улыбочкой спросил он, беззастенчиво провоцируя Этана на длинную антиалкогольную лекцию. И снова просчитался…
   — Ага, — сказал Этан.
   Янос изумленно вскинул брови и передал ему пиво. С банкой в руке Этан плюхнулся на стул.
   — Итак, штрафы, Янос.
   Янос затравленно посмотрел на дверь, явно мечтая куда-нибудь улизнуть.
   — Их вычли из моих соцкредитов, понятное дело…
   — О Боже! — простонал Этан. — С тех пор как ты вернулся из армии, ты катишься все ниже и ниже… В твоем возрасте у любого хватает кредитов на статус партнера, даже без подработок!
   Желание взять Яноса за шиворот и стукнуть головой об стенку он преодолел лишь потому, что нежелание вставать оказалось сильнее.