Страница:
Уловив растерянность Риббентропа, Молотов решил, что самое время перейти в наступление и дать немцам понять, ради чего, собственно, Сталин согласился втянуть себя в переговоры.
«При разграничении сфер влияния на довольно долгий период времени необходима точность, – жестко и резко заявил глава советского правительства, – поэтому я и прошу информировать меня о мнении составителей Пакта или, по крайней мере, о мнении Германского правительства на этот счет. Особая тщательность необходима при разграничении сфер влияния Германии и России». Молотов делает паузу, и в голосе его прорезается металл, как в выступлениях на Верховном Совете, когда речь шла о врагах народа. «Установление этих сфер влияния в прошлом году, – продолжает он, – было частичным решением, которое, за исключением финского вопроса, чье детальное обсуждение я намерен сделать позднее, выглядит устарелым и бессмысленным в свете недавних событий и обстоятельств».
От столь неожиданного поворота беседы Риббентроп на мгновение потерял дар речи. Если все ранее согласованные сферы влияния Молотов находит «устарелыми и бессмысленными», то какие новые условия поставит Сталин Германии, зажатой, как между молотом и наковальней, между удавкой английской морской блокады и русским паровым катком?
Нервно взглянув на часы, Риббентроп предлагает прервать беседу, чтобы подготовиться к беседе с фюрером. Молотов соглашается с ним, заметив, что неплохо бы сейчас позавтракать и слегка отдохнуть с дороги.
После отъезда Риббентропа Молотов и Деканозов завтракают. У Молотова, как и у всех смертных, есть свои слабости: он пуще смерти боится микробов, поэтому вся посуда и столовые приборы, которыми пользуется предсовнаркома, предварительно прожариваются под давлением в автоклаве, сопровождающем Молотова повсюду, кроме поездок на дачу Сталина, где по этой причине он испытывает величайшие муки…
За завтраком, отпивая маленькими глотками кипяченое молоко, Молотов и Деканозов обсуждают заявление Риббентропа. Вроде все ясно: в Европу не суйтесь, с Турцией, если хотите, то ведите переговоры, но непременно с участием нас и итальянцев. Если же хотите урвать свой кусок, то пробивайтесь через Иран и Афганистан к Персидскому заливу, прибирая на ходу и другие куски разваливающейся Британской империи. Вот так вот…
Сразу после завтрака Молотов и Деканозов в сопровождении экспертов и переводчиков отправились в имперскую канцелярию. Вереница черных лимузинов, эскортируемая мотоциклетами, выехала на Шарлотенбургское шоссе и свернула на Вильгельмштрассе.
Сбавив скорость, машины въехали во внутренний двор новой имперской канцелярии, здание которой проектировали вместе Гитлер и его любимец Альберт Шпеер, сделав его какой-то смесью готики, классики и легендарных пещер древних тевтонов. Орлы со свастикой в лапах, нависший над колоннами гладкий портик, с которого тяжело свисали бархатные полотнища советского и германского флагов, застывшие фигуры часовых в серо-зеленых шлемах – все это создавало зловещее впечатление тайного храма черного язычества, воскресшего под неожиданными лозунгами пролетарской солидарности и национальной исключительности, но сохранившего основу своей религиозно-мистической идеологии – неудержимую страсть к массовым человеческим жертвоприношениям, приносимым под аккомпанемент никому не понятных заклинаний.
Это, ставшее хрестоматийным заявление Гитлера было, в сущности, лишь более откровенной реакцией пламенного призыва Ленина на III съезде комсомола в октябре 1920 года: «Наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата!».
Жалкий берлинский плагиатор не умел выражаться столь элегантно, он все называл своими словами, приводя весь мир в шоковое состояние. Его поняли правильно, но и слушавшие Ленина на III съезде тоже были не дураками – всякий обман, насилие и любое злодеяние объявляются допустимыми, если они совершаются в «интересах классовой борьбы пролетариата». И самым способным учеником вождя мирового пролетариата стал, разумеется, Сталин.
К моменту описываемых событий ни Сталин, ни Гитлер уже не строили никаких иллюзий относительно друг друга и пошли на переговоры с единственной целью выиграть время до оптимального момента, когда удастся нанести по оппоненту такой сокрушительный удар, после которого тот уже не поднимется.
Короткая торжественная церемония во дворе имперской канцелярии завершилась, и кавалькада черных «мерседесов», сопровождаемая мотоциклистами в стальных шлемах, помчалась к отелю «Бельвю», где Гитлер назначил прием советской делегации. Высокие, украшенные бронзовым литьем двери старинного дворца прусских королей открылись, пропуская Молотова и его свиту.
Сопровождаемые статс-секретарем Отто Майснером посланцы Сталина прошли анфиладу тускло освещенных залов, стены которых были увешаны старинными картинами в тяжелых рамах, средневековым оружием и доспехами. Драгоценная обивка стен, высокие потолки с художественной лепкой, золоченые люстры, легкая мебель эпохи Людовика XVI плохо сочетались с черными мундирами эсэсовцев, которые стояли вдоль стен с поднятыми в нацистском приветствии руками.
В зале, примыкающем к кабинету Гитлера, остались коротать время за прохладительными напитками в обществе офицеров охраны эксперты советской делегации. К дверям кабинета фюрера направились только Молотов и Деканозов с группой переводчиков. Два белокурых эсэсовца гигантского роста, щелкнув каблуками, распахнули высокие, уходящие почти под потолок двери. Став спиной к косяку и подняв правую руку, они как бы образовали живую арку, под которой Молотов и его свита прошли в кабинет Гитлера – огромное помещение с высокими окнами и гобеленами на стенах.
Справа от входа стояли изящный круглый стол, диван и несколько мягких кресел. В противоположном конце возвышался громадный полировочный письменный стол, за которым сидел фюрер в своем полувоенном френче с портупеей и белой рубашке с галстуком. В углу на подставке из черного дерева стоял гигантский глобус.
С какой-то смущенной улыбкой Гитлер вышел из-за стола и пошел навстречу вошедшим, по привычке подняв руку в партийном приветствии. Поздоровавшись с каждым, Гитлер сказал, что рад приветствовать советскую делегацию, осведомился о здоровье Сталина и жестом хозяина предложил расположиться в мягких креслах вокруг круглого стола. В этот момент в противоположном углу из-за драпировки появились Риббентроп, личный переводчик Гитлера Шмидт и советник германского посольства в Москве Хильгер, имеющий задание англичан разузнать, о чем будут переговоры, кучу заданий от НКВД, включая составление подробного плана гитлеровского кабинета, и задание от родного гестапо пресекать попытки не в меру болтливого Риббентропа сказать что-нибудь лишнее. Молотов и Деканозов со своими переводчиками Павловым и Бережковым уселись в мягкие кресла. Переговоры начались…
Начал, естественно, Гитлер, заявив, что главной темой текущих переговоров, как ему кажется, является следующее: в жизни народов довольно трудно намечать ход событий на долгое время вперед. За возникающие конфликты зачастую ответственны личные факторы. Он, тем не менее, считает, что необходимо попытаться навести порядок в развитии народов, причем по возможности на долгое время, чтобы избежать трений и предотвратить, насколько это в человеческих силах, конфликты.
Россия и Германия, – это две великие нации, которые по самой природе вещей не будут иметь причин для столкновения интересов, если каждая нация поймет, что другой стороне требуются некоторые жизненно необходимые вещи, без которых ее существование невозможно. Кроме того, системы управления в обеих странах не заинтересованы в войне как таковой, но нуждаются в мире больше, чем в войне, для того, чтобы провести в жизнь свою внутреннюю программу.
Гитлер говорит сбивчиво, нагромождая фразы друг на друга. Переводчики с трудом формируют русский текст. Сделав паузу в этом потоке общих фраз, Гитлер бросает взгляд на Молотова. Тот, кивнув головой, заверяет, что полностью согласен с высказанными Гитлером соображениями.
Ситуация, в которой происходит сегодняшняя беседа, характеризуется тем фактором, что Германия, в отличие от Советской России, находится в состоянии войны. Многое из того, что пришлось делать в ходе войны, было продиктовано именно ее ходом и не могло быть предсказано заранее. В общем же не только Германия, но и Россия получила немалую выгоду. Для будущих отношений обеих стран успех первого года политического сотрудничества крайне важен.
Гитлер замолкает, ожидая реплики Молотова. Тот отмечает, что все сказанное фюрером совершенно правильно.
Возможно, продолжает свою мысль Гитлер, что ни один из двух народов не удовлетворил своих желаний на сто процентов. В политической жизни, однако, даже 20-25 процентов реализованных требований – уже большое дело. Сотрудничая, обе страны всегда будут получать хоть какие-то выгоды. Вражда же их выгодна только третьим странам.
Гитлер вопросительно смотрит на Молотова. Тот снова кивает головой, сказав, что соображения фюрера абсолютно правильны и будут подтверждены историей и что они особенно применимы к настоящей ситуации. Исходя из этих мыслей, отмечает Гитлер, он еще раз трезво обдумал вопрос о германо-русском сотрудничестве в момент, когда военные операции фактически закончились.
Гитлер смотрит на Молотова, но тот молчит, всем своим видом давая понять, что последняя фраза фюрера об окончании войны нуждается в разъяснении.
Конечно, имеются некоторые осложнения, соглашается Гитлер с немым вопросом Молотова, которые вынуждают Германию время от времени отвечать на некоторые события военными действиями. В настоящее время против Англии ведутся боевые действия, пока только на море и в воздухе, интенсивность которых ограничена погодой. Ответные мероприятия Англии смехотворны. Русские могут собственными глазами удостовериться, что утверждения о разрушении Берлина являются выдумкой. Как только улучшится погода, Германия будет в состоянии нанести сильный и окончательный удар по Англии.
Таким образом, в данный момент цель Германии состоит в том, чтобы не только провести военные приготовления к этому окончательному бою, но и попытаться внести ясность в политические вопросы, которые будут иметь значение во время сокрушения Англии и после него. При этом он пришел к следующим заключениям:
Во-первых, Германия не стремится получить военную помощь от России.
Во-вторых, из-за неимоверного расширения театра военных действий Германия была вынуждена, с целью противостояния Англии, вторгнуться в отдаленные от Германии территории, в которых она в общем не была заинтересована ни политически, ни экономически.
Возможно, господин Молотов заметил, что в ряде случаев происходили отклонения от тех первоначальных границ сфер влияния, которые были согласованы между Сталиным и министром иностранных дел. В некоторых случаях он – фюрер – не готов был идти на уступки, но понимал, что желательно найти компромиссное решение как, например, в случае с Литвой. Однако в ходе войны Германия столкнулась с проблемами, которые нельзя было предвидеть в начале войны, но которые крайне важны с точки зрения военных операций.
Теперь важно обдумать вопрос о том, как, оставив в стороне сиюминутные соображения, обрисовать в общих чертах сотрудничество между Германией и Россией и какое направление в будущем примет развитие германо-русских отношений. В этом деле для Германии важны следующие пункты:
Первое – необходимость жизненного пространства. Во время войны Германия приобрела такие огромные пространства, что ей потребуется 100 лет, чтобы использовать их полностью.
Второе – необходима некоторая колониальная экспансия в Северной Африке.
Третье – Германия нуждается в определенном сырье, поставки которого она должна гарантировать себе при любых обстоятельствах.
И четвертое – она не может допустить создания враждебными государствами военно-воздушных и военно-морских баз в определенных районах.
Интересы России при этом ни в коем случае не будут затронуты. Российская империя может развиваться без малейшего ущерба германским интересам.
Постоянно кивающий головой Молотов при последних словах Гитлера, нарушая протокол, заметил, что все сказанное фюрером совершенно верно.
Смущенно улыбнувшись на это замечание Молотова, Гитлер продолжал: если обе страны придут к пониманию этого факта, они смогут наладить взаимовыгодное сотрудничество и избавить себя от осложнений, трений и беспокойства. Совершенно очевидно, что Германия и Россия никогда не объединятся в единое государство. Они обе могут сами построить свое будущее, если при этом будут учитывать интересы другой стороны. У Германии нет интересов в Азии, кроме общих экономических и торговых.
Что же касается Европы, то тут есть несколько точек соприкосновения между интересами Германии, России и Италии. У каждой из этих стран есть понятное желание иметь выход в открытое море. Германия хочет выйти к Северному морю. Италия хочет уничтожить «засов», поставленный на Гибралтаре, а Россия стремится к океану. Вопрос состоит в том, насколько велики шансы этих трех держав действительно получить свободный доступ к океану без того, чтобы конфликтовать по этому поводу друг с другом.
Однако пока длится воина с Англией, не могут быть сделаны шаги, хоть в чем-то противоречащие целям окончания войны с Великобританией. В других местах также возникают аналогичные проблемы, которые, правда, важны только в течение войны. Так, у Германии не было никаких политических интересов на Балканах, но в настоящее время она вынуждена активизировать там свою деятельность, чтобы обеспечить себя определенным сырьем. Причиной тому – исключительно военные интересы. По аналогичным причинам Германии невыносима сама мысль о том, что Англия может получить плацдармы в Греции для строительства военно-воздушных и военно-морских баз. Рейх обязан предотвратить это при любых обстоятельствах.
Германия предпочла бы кончить войну еще в прошлом году и демобилизовать свою армию, чтобы возобновить мирную работу, так как с экономической точки зрения любая война является плохим бизнесом.
Бесшумно появились вышколенные официанты и принесли кофе в роскошных чашках мейссенского фарфора. Воспользовавшись паузой, Молотов вновь изъявил свое полное согласие с мнением фюрера, что достижение цели с помощью военных мер обходится намного дороже, чем с помощью мирных средств. Ему было с чем сравнивать. «Мирная» оккупация Прибалтики и Бессарабии, включая транспортные расходы по депортации в Сибирь примерно трети местного населения, обошлась в десять раз дешевле захвата Карельского перешейка…
Не притронувшись к кофе, Гитлер продолжал, повторив, что в нынешней ситуации Германия из-за военных действий вынуждена была активизироваться в районах, в которых она не заинтересована политически, но в которых…
Отхлебнув кофе, Молотов поймал себя на мысли, что уже не совсем воспринимает этот лабиринт общих рассуждений Гитлера. Постарались и переводчики, громоздя друг на друга русские подчинительные союзы: который, которые… Придется внимательнее прочесть стенограмму.
«Кроме всего этого, – продолжал плести свои кружева Гитлер, – существует проблема Америки. В настоящее время Соединенные Штаты ведут империалистическую политику. Они помогают Англии, в лучшем случае, для того чтобы продолжить собственное перевооружение и, приобретя базы, усилить свою военную мощь. В отдаленном будущем предстоит решить вопрос о тесном сотрудничестве тех стран, интересы которых будут затронуты расширением сферы влияния этой англосаксонской державы, которая стоит на фундаменте куда более прочном, чем Англия. Впрочем, это не тот вопрос, который предстоит решать в ближайшем будущем, во всяком случае, не в 1945 году. Только в 1970 или в 1980 году, самое раннее, эта англосаксонская держава сможет угрожать свободе других народов…»
Гитлер взглянул на Молотова, но ничего, кроме утомленности, на лице наркома не обнаружил и понял, что пора наконец перейти ближе к советско-германским отношениям.
«Я вполне понимаю, – с ноткой доверительности сообщил фюрер, – старание России получить незамерзающие порты с безопасным выходом в открытое море. Возможно, как Россия, так и Германия не достигли всего того, что они планировали достичь, однако успехи обеих сторон были, тем не менее, велики. Если непредвзятым взглядом окинуть еще нерешенные проблемы, ясно, что серьезные успехи могут быть достигнуты обоими партерами и в будущем. Что же касается Балкан, то Германия будет с помощью военной силы противостоять любым попыткам Англии получить плацдарм в Салониках. Германия все еще хранит в памяти неприятные воспоминания о Салоникском фронте первой мировой войны…»
«Почему Салоники представляют такую опасность?» – впервые позволил себе прервать фюрера Молотов.
«Из-за близости к румынским нефтяным промыслам, – ответил Гитлер. – Их Германия намерена защищать при любых обстоятельствах. Однако, как только восторжествует мир, германские войска немедленно покинут Румынию».
Гитлер замолчал и сделал глоток уже остывшего кофе, давая понять, что теперь он хочет послушать Молотова.
Молотов отметил, что заявления фюрера касались общих вопросов и что в целом он готов принять эти соображения.
«Перед моим отъездом из Москвы, – подчеркнул Молотов, – Сталин дал мне точные инструкции, и все, что я собираюсь сейчас сказать, совпадает со взглядами Сталина. Я полностью согласен с мнением фюрера о том, что оба партнера извлекли значительные выгоды из германо-русского соглашения. Германия получила безопасный тыл: общеизвестно, что это имело большое значение для хода событий в течение года войны. Вместе с тем, Германия получила существенные экономические выгоды в Польше. Благодаря обмену Литвы на Люблинское воеводство были предотвращены какие-либо трения между Россией и Германией. Германо-русское соглашение от прошлого года можно, таким образом, считать выполненным во всех пунктах, кроме одного, а именно Финляндии».
Голос Молотова начинает звучать раздраженно: «Финский вопрос до сих нор остается нерешенным. И потому я прошу фюрера ответить: сохраняют ли силу пункты германо-русского соглашения относительно Финляндии? С точки зрения советского правительства, никаких изменений здесь не произошло.
Теперь о Тройственном пакте. Что означает «новый порядок» в Европе и Азии и какая роль будет отведена в нем СССР? Эти вопросы необходимо обсудить во время берлинских бесед и предполагаемого визита в Москву Имперского министра иностранных дел, на что русские определенно рассчитывают. Кроме того, следует уточнить вопросы о русских интересах на Балканах и в Черном море, касающиеся Болгарии, Румынии и Турции. Советское правительство интересуется «новым порядком» в Европе и хотело бы иметь представление о границах так называемого «великого Восточно-азиатского пространства».
Молотов замолчал, переводя дух. На его лбу выступила испарина. По лицу Гитлера было видно, что он удивлен и весьма раздражен таким потоком вопросов и претензий.
Хорошо знавший своего фюрера Риббентроп испугался, что Гитлер сейчас закатит Молотову одну из своих истерик. Но Гитлер сдержался и спокойно ответил, что Тройственный пакт имел целью урегулирование состояния дел в Европе в соответствии с естественными интересами европейских стран, и во исполнение этого Германия теперь обращается к Советскому Союзу, чтобы он мог высказать свое мнение относительно интересующих его районов. Без содействия Советской России соглашение во всех случаях не может быть достигнуто. Это относится не только к Европе, но и к Азии, где сама Россия будет участвовать в определении великого Восточно-азиатского пространства и заявит о своих притязаниях. Задача Германии сводится здесь к посредничеству. Россия ни в коем случае не будет поставлена перед свершившимся фактом. Когда он, Гитлер, предпринимал попытку создания вышеупомянутой коалиции держав, самым трудным вопросом, который предстояло решить, были не германо-русские отношения, а вопрос…
Молотов с трудом слушал общие рассуждения, его голова тяжелела, и только последняя фраза Гитлера о необходимости изгнания Соединенных Штатов из всех частей света была настолько искренней, что советский нарком, не меньше самого фюрера ненавидевший этот оплот мирового империализма, с готовностью закивал головой, заявив, что полностью согласен с заявлениями фюрера относительно роли Америки в будущем мире.
«Кроме того, – заявил он, – участие России в Тройственном пакте представляется в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия будет являться партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях. Но сначала необходимо более точно установить цели и значение Пакта, особенно в связи с определением „великого Восточно-азиатского пространства“.
Вместо ответа Гитлер взглянул на часы и, сославшись на возможность воздушной тревоги, предложил перенести переговоры на следующий день. Молотов, уставший от длинных и сбивчивых монологов фюрера, согласился. Гитлер, как всегда застенчиво улыбаясь, пожелал советской делегации хорошо провести время в Берлине. Молотов напомнил, что вечером в советском посольстве будет большой прием, и пригласил Гитлера. Фюрер поблагодарил наркома и сказал, что, если позволит время, постарается прийти….
Гитлер на прием не пришел, но зато в роскошный особняк советского посольства на Унтер-ден-Линден пришли оба его заместителя – Гесс и Геринг.
С началом военных действий Гитлер обнародовал официальное заявление, что в случае, если с ним, Гитлером, что-либо случится, фюрером Германии становится Рудольф Гесс.
Высокий, худощавый, с мрачным выражением аскетически бледного лица, с возбужденными глазами фанатика, Гесс с некоторым испугом смотрел на банкетный стол в виде огромной буквы «П», украшенный яркими гвоздиками и старинным серебром. (По случаю приема на стол был выставлен богатейший сервиз на 500 персон, сохранившийся в посольстве еще с царских времен.)
В отличие от Гесса, даже на прием явившегося в скромной партийной гимнастерке и портупее, рейхсмаршал Геринг чувствовал себя в средневековой роскоши советского посольства весьма непринужденно. В шитом серебром мундире рейхсмаршала (это звание было присвоено персонально ему одному), украшенном многочисленными звездами и орденами, грузная фигура Геринга ярко выделялась на фоне коричневых и черных френчей приглашенных партийных функционеров и строгих костюмов советского дипломатического персонала. Фигура была настолько яркой, что ей уже много лет интересовались разведки почти всех стран, играя на пристрастии Геринга к роскоши, красивым женщинам и кокаину. Мало кто знал тогда (да и сегодня тоже), что родная сестра рейхсмаршала была завербована через Коминтерн советской разведкой. Бывший ас первой мировой войны, числившийся еще с тех времен военным преступником, Геринг постоянно играл, а может быть, и был на самом деле (никто не знает, где кончается игра и начинается сущность) «рубахой-парнем» до такой степени, что даже вызвал улыбку на лице Молотова, что само но себе было немалым достижением.
Сообщив по секрету главе советского правительства, что ему, Герингу, будет поручено командовать парадом победы в Лондоне, поскольку именно его лихие пилоты поставили (или поставят в самом ближайшем будущем) Англию на колени, рейхсмаршал пригласил Молотова присутствовать на параде. Молотов поинтересовался, на какое число ему заказывать билет в Лондон.
«На 15 июля!» – без тени сомнения в голосе ответил Геринг.
Но особенно ему понравился новый советский посол Владимир Деканозов, что было очень кстати, поскольку Деканозов имел специальное задание от НКВД понравиться именно Герингу.
Рядом они выглядели очень комично: огромный толстый рейхсмаршал, сверкающий звездами мундира и бриллиантами на пальцах, и маленький, худенький Деканозов в черном костюмчике тройке, купленном в «Детском Мире», как острили его подчиненные. Рейхсмаршал, правда, не пригласил Деканозова на парад победы в Лондон, но зато пригласил его в свое поместье в Карин-холле «поохотиться и прекрасно провести время».
Ходили слухи, что по своему поместью Геринг разгуливает в тоге римских императоров с золотым лавровым венком на голове. Деканозов набрался наглости и решил проверить этот слух. Геринг расхохотался и, похлопав малыша-посла по плечу, сказал: «В моем доме вы увидите вещи и поинтереснее, чем какой-то золотой венок».
Заулыбался и Гесс, когда его спросили, может ли он подтвердить сведения советской разведки о том, что он, Гесс, мастерски играет на аккордеоне. Появился и аккордеон. Гесс смущенно взял его в руки и, будучи, как и Геринг, летчиком-ветераном первой мировой войны, заиграл печальную мелодию, известную каждому немецкому солдату: «Их хатте айне камераде…»
Печальная, и вместе с тем полная оптимизма музыка произвела впечатление на советских слушателей. (После войны она появится в СССР как песня «О красном барабанщике».)
В этот момент в искреннем веселье банкета решили принять посильное участие англичане. Взвыли сирены воздушной тревоги, задрожали зеркальные стекла окон от грохота зениток, давая понять специалистам, что система ночного ПВО столицы Рейха находится в эмбриональном состоянии, так как сирены взвыли, когда бомбардировщики были уже над городом. Геринг был явно смущен и быстро уехал. (Позднее Черчилль скажет Сталину: «Мы знали о пребывании господина Молотова в Берлине и решили таким образом напомнить о том, что мы еще живы».)
«При разграничении сфер влияния на довольно долгий период времени необходима точность, – жестко и резко заявил глава советского правительства, – поэтому я и прошу информировать меня о мнении составителей Пакта или, по крайней мере, о мнении Германского правительства на этот счет. Особая тщательность необходима при разграничении сфер влияния Германии и России». Молотов делает паузу, и в голосе его прорезается металл, как в выступлениях на Верховном Совете, когда речь шла о врагах народа. «Установление этих сфер влияния в прошлом году, – продолжает он, – было частичным решением, которое, за исключением финского вопроса, чье детальное обсуждение я намерен сделать позднее, выглядит устарелым и бессмысленным в свете недавних событий и обстоятельств».
От столь неожиданного поворота беседы Риббентроп на мгновение потерял дар речи. Если все ранее согласованные сферы влияния Молотов находит «устарелыми и бессмысленными», то какие новые условия поставит Сталин Германии, зажатой, как между молотом и наковальней, между удавкой английской морской блокады и русским паровым катком?
Нервно взглянув на часы, Риббентроп предлагает прервать беседу, чтобы подготовиться к беседе с фюрером. Молотов соглашается с ним, заметив, что неплохо бы сейчас позавтракать и слегка отдохнуть с дороги.
После отъезда Риббентропа Молотов и Деканозов завтракают. У Молотова, как и у всех смертных, есть свои слабости: он пуще смерти боится микробов, поэтому вся посуда и столовые приборы, которыми пользуется предсовнаркома, предварительно прожариваются под давлением в автоклаве, сопровождающем Молотова повсюду, кроме поездок на дачу Сталина, где по этой причине он испытывает величайшие муки…
За завтраком, отпивая маленькими глотками кипяченое молоко, Молотов и Деканозов обсуждают заявление Риббентропа. Вроде все ясно: в Европу не суйтесь, с Турцией, если хотите, то ведите переговоры, но непременно с участием нас и итальянцев. Если же хотите урвать свой кусок, то пробивайтесь через Иран и Афганистан к Персидскому заливу, прибирая на ходу и другие куски разваливающейся Британской империи. Вот так вот…
Сразу после завтрака Молотов и Деканозов в сопровождении экспертов и переводчиков отправились в имперскую канцелярию. Вереница черных лимузинов, эскортируемая мотоциклетами, выехала на Шарлотенбургское шоссе и свернула на Вильгельмштрассе.
Сбавив скорость, машины въехали во внутренний двор новой имперской канцелярии, здание которой проектировали вместе Гитлер и его любимец Альберт Шпеер, сделав его какой-то смесью готики, классики и легендарных пещер древних тевтонов. Орлы со свастикой в лапах, нависший над колоннами гладкий портик, с которого тяжело свисали бархатные полотнища советского и германского флагов, застывшие фигуры часовых в серо-зеленых шлемах – все это создавало зловещее впечатление тайного храма черного язычества, воскресшего под неожиданными лозунгами пролетарской солидарности и национальной исключительности, но сохранившего основу своей религиозно-мистической идеологии – неудержимую страсть к массовым человеческим жертвоприношениям, приносимым под аккомпанемент никому не понятных заклинаний.
Это, ставшее хрестоматийным заявление Гитлера было, в сущности, лишь более откровенной реакцией пламенного призыва Ленина на III съезде комсомола в октябре 1920 года: «Наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата!».
Жалкий берлинский плагиатор не умел выражаться столь элегантно, он все называл своими словами, приводя весь мир в шоковое состояние. Его поняли правильно, но и слушавшие Ленина на III съезде тоже были не дураками – всякий обман, насилие и любое злодеяние объявляются допустимыми, если они совершаются в «интересах классовой борьбы пролетариата». И самым способным учеником вождя мирового пролетариата стал, разумеется, Сталин.
К моменту описываемых событий ни Сталин, ни Гитлер уже не строили никаких иллюзий относительно друг друга и пошли на переговоры с единственной целью выиграть время до оптимального момента, когда удастся нанести по оппоненту такой сокрушительный удар, после которого тот уже не поднимется.
Короткая торжественная церемония во дворе имперской канцелярии завершилась, и кавалькада черных «мерседесов», сопровождаемая мотоциклистами в стальных шлемах, помчалась к отелю «Бельвю», где Гитлер назначил прием советской делегации. Высокие, украшенные бронзовым литьем двери старинного дворца прусских королей открылись, пропуская Молотова и его свиту.
Сопровождаемые статс-секретарем Отто Майснером посланцы Сталина прошли анфиладу тускло освещенных залов, стены которых были увешаны старинными картинами в тяжелых рамах, средневековым оружием и доспехами. Драгоценная обивка стен, высокие потолки с художественной лепкой, золоченые люстры, легкая мебель эпохи Людовика XVI плохо сочетались с черными мундирами эсэсовцев, которые стояли вдоль стен с поднятыми в нацистском приветствии руками.
В зале, примыкающем к кабинету Гитлера, остались коротать время за прохладительными напитками в обществе офицеров охраны эксперты советской делегации. К дверям кабинета фюрера направились только Молотов и Деканозов с группой переводчиков. Два белокурых эсэсовца гигантского роста, щелкнув каблуками, распахнули высокие, уходящие почти под потолок двери. Став спиной к косяку и подняв правую руку, они как бы образовали живую арку, под которой Молотов и его свита прошли в кабинет Гитлера – огромное помещение с высокими окнами и гобеленами на стенах.
Справа от входа стояли изящный круглый стол, диван и несколько мягких кресел. В противоположном конце возвышался громадный полировочный письменный стол, за которым сидел фюрер в своем полувоенном френче с портупеей и белой рубашке с галстуком. В углу на подставке из черного дерева стоял гигантский глобус.
С какой-то смущенной улыбкой Гитлер вышел из-за стола и пошел навстречу вошедшим, по привычке подняв руку в партийном приветствии. Поздоровавшись с каждым, Гитлер сказал, что рад приветствовать советскую делегацию, осведомился о здоровье Сталина и жестом хозяина предложил расположиться в мягких креслах вокруг круглого стола. В этот момент в противоположном углу из-за драпировки появились Риббентроп, личный переводчик Гитлера Шмидт и советник германского посольства в Москве Хильгер, имеющий задание англичан разузнать, о чем будут переговоры, кучу заданий от НКВД, включая составление подробного плана гитлеровского кабинета, и задание от родного гестапо пресекать попытки не в меру болтливого Риббентропа сказать что-нибудь лишнее. Молотов и Деканозов со своими переводчиками Павловым и Бережковым уселись в мягкие кресла. Переговоры начались…
Начал, естественно, Гитлер, заявив, что главной темой текущих переговоров, как ему кажется, является следующее: в жизни народов довольно трудно намечать ход событий на долгое время вперед. За возникающие конфликты зачастую ответственны личные факторы. Он, тем не менее, считает, что необходимо попытаться навести порядок в развитии народов, причем по возможности на долгое время, чтобы избежать трений и предотвратить, насколько это в человеческих силах, конфликты.
Россия и Германия, – это две великие нации, которые по самой природе вещей не будут иметь причин для столкновения интересов, если каждая нация поймет, что другой стороне требуются некоторые жизненно необходимые вещи, без которых ее существование невозможно. Кроме того, системы управления в обеих странах не заинтересованы в войне как таковой, но нуждаются в мире больше, чем в войне, для того, чтобы провести в жизнь свою внутреннюю программу.
Гитлер говорит сбивчиво, нагромождая фразы друг на друга. Переводчики с трудом формируют русский текст. Сделав паузу в этом потоке общих фраз, Гитлер бросает взгляд на Молотова. Тот, кивнув головой, заверяет, что полностью согласен с высказанными Гитлером соображениями.
Ситуация, в которой происходит сегодняшняя беседа, характеризуется тем фактором, что Германия, в отличие от Советской России, находится в состоянии войны. Многое из того, что пришлось делать в ходе войны, было продиктовано именно ее ходом и не могло быть предсказано заранее. В общем же не только Германия, но и Россия получила немалую выгоду. Для будущих отношений обеих стран успех первого года политического сотрудничества крайне важен.
Гитлер замолкает, ожидая реплики Молотова. Тот отмечает, что все сказанное фюрером совершенно правильно.
Возможно, продолжает свою мысль Гитлер, что ни один из двух народов не удовлетворил своих желаний на сто процентов. В политической жизни, однако, даже 20-25 процентов реализованных требований – уже большое дело. Сотрудничая, обе страны всегда будут получать хоть какие-то выгоды. Вражда же их выгодна только третьим странам.
Гитлер вопросительно смотрит на Молотова. Тот снова кивает головой, сказав, что соображения фюрера абсолютно правильны и будут подтверждены историей и что они особенно применимы к настоящей ситуации. Исходя из этих мыслей, отмечает Гитлер, он еще раз трезво обдумал вопрос о германо-русском сотрудничестве в момент, когда военные операции фактически закончились.
Гитлер смотрит на Молотова, но тот молчит, всем своим видом давая понять, что последняя фраза фюрера об окончании войны нуждается в разъяснении.
Конечно, имеются некоторые осложнения, соглашается Гитлер с немым вопросом Молотова, которые вынуждают Германию время от времени отвечать на некоторые события военными действиями. В настоящее время против Англии ведутся боевые действия, пока только на море и в воздухе, интенсивность которых ограничена погодой. Ответные мероприятия Англии смехотворны. Русские могут собственными глазами удостовериться, что утверждения о разрушении Берлина являются выдумкой. Как только улучшится погода, Германия будет в состоянии нанести сильный и окончательный удар по Англии.
Таким образом, в данный момент цель Германии состоит в том, чтобы не только провести военные приготовления к этому окончательному бою, но и попытаться внести ясность в политические вопросы, которые будут иметь значение во время сокрушения Англии и после него. При этом он пришел к следующим заключениям:
Во-первых, Германия не стремится получить военную помощь от России.
Во-вторых, из-за неимоверного расширения театра военных действий Германия была вынуждена, с целью противостояния Англии, вторгнуться в отдаленные от Германии территории, в которых она в общем не была заинтересована ни политически, ни экономически.
Возможно, господин Молотов заметил, что в ряде случаев происходили отклонения от тех первоначальных границ сфер влияния, которые были согласованы между Сталиным и министром иностранных дел. В некоторых случаях он – фюрер – не готов был идти на уступки, но понимал, что желательно найти компромиссное решение как, например, в случае с Литвой. Однако в ходе войны Германия столкнулась с проблемами, которые нельзя было предвидеть в начале войны, но которые крайне важны с точки зрения военных операций.
Теперь важно обдумать вопрос о том, как, оставив в стороне сиюминутные соображения, обрисовать в общих чертах сотрудничество между Германией и Россией и какое направление в будущем примет развитие германо-русских отношений. В этом деле для Германии важны следующие пункты:
Первое – необходимость жизненного пространства. Во время войны Германия приобрела такие огромные пространства, что ей потребуется 100 лет, чтобы использовать их полностью.
Второе – необходима некоторая колониальная экспансия в Северной Африке.
Третье – Германия нуждается в определенном сырье, поставки которого она должна гарантировать себе при любых обстоятельствах.
И четвертое – она не может допустить создания враждебными государствами военно-воздушных и военно-морских баз в определенных районах.
Интересы России при этом ни в коем случае не будут затронуты. Российская империя может развиваться без малейшего ущерба германским интересам.
Постоянно кивающий головой Молотов при последних словах Гитлера, нарушая протокол, заметил, что все сказанное фюрером совершенно верно.
Смущенно улыбнувшись на это замечание Молотова, Гитлер продолжал: если обе страны придут к пониманию этого факта, они смогут наладить взаимовыгодное сотрудничество и избавить себя от осложнений, трений и беспокойства. Совершенно очевидно, что Германия и Россия никогда не объединятся в единое государство. Они обе могут сами построить свое будущее, если при этом будут учитывать интересы другой стороны. У Германии нет интересов в Азии, кроме общих экономических и торговых.
Что же касается Европы, то тут есть несколько точек соприкосновения между интересами Германии, России и Италии. У каждой из этих стран есть понятное желание иметь выход в открытое море. Германия хочет выйти к Северному морю. Италия хочет уничтожить «засов», поставленный на Гибралтаре, а Россия стремится к океану. Вопрос состоит в том, насколько велики шансы этих трех держав действительно получить свободный доступ к океану без того, чтобы конфликтовать по этому поводу друг с другом.
Однако пока длится воина с Англией, не могут быть сделаны шаги, хоть в чем-то противоречащие целям окончания войны с Великобританией. В других местах также возникают аналогичные проблемы, которые, правда, важны только в течение войны. Так, у Германии не было никаких политических интересов на Балканах, но в настоящее время она вынуждена активизировать там свою деятельность, чтобы обеспечить себя определенным сырьем. Причиной тому – исключительно военные интересы. По аналогичным причинам Германии невыносима сама мысль о том, что Англия может получить плацдармы в Греции для строительства военно-воздушных и военно-морских баз. Рейх обязан предотвратить это при любых обстоятельствах.
Германия предпочла бы кончить войну еще в прошлом году и демобилизовать свою армию, чтобы возобновить мирную работу, так как с экономической точки зрения любая война является плохим бизнесом.
Бесшумно появились вышколенные официанты и принесли кофе в роскошных чашках мейссенского фарфора. Воспользовавшись паузой, Молотов вновь изъявил свое полное согласие с мнением фюрера, что достижение цели с помощью военных мер обходится намного дороже, чем с помощью мирных средств. Ему было с чем сравнивать. «Мирная» оккупация Прибалтики и Бессарабии, включая транспортные расходы по депортации в Сибирь примерно трети местного населения, обошлась в десять раз дешевле захвата Карельского перешейка…
Не притронувшись к кофе, Гитлер продолжал, повторив, что в нынешней ситуации Германия из-за военных действий вынуждена была активизироваться в районах, в которых она не заинтересована политически, но в которых…
Отхлебнув кофе, Молотов поймал себя на мысли, что уже не совсем воспринимает этот лабиринт общих рассуждений Гитлера. Постарались и переводчики, громоздя друг на друга русские подчинительные союзы: который, которые… Придется внимательнее прочесть стенограмму.
«Кроме всего этого, – продолжал плести свои кружева Гитлер, – существует проблема Америки. В настоящее время Соединенные Штаты ведут империалистическую политику. Они помогают Англии, в лучшем случае, для того чтобы продолжить собственное перевооружение и, приобретя базы, усилить свою военную мощь. В отдаленном будущем предстоит решить вопрос о тесном сотрудничестве тех стран, интересы которых будут затронуты расширением сферы влияния этой англосаксонской державы, которая стоит на фундаменте куда более прочном, чем Англия. Впрочем, это не тот вопрос, который предстоит решать в ближайшем будущем, во всяком случае, не в 1945 году. Только в 1970 или в 1980 году, самое раннее, эта англосаксонская держава сможет угрожать свободе других народов…»
Гитлер взглянул на Молотова, но ничего, кроме утомленности, на лице наркома не обнаружил и понял, что пора наконец перейти ближе к советско-германским отношениям.
«Я вполне понимаю, – с ноткой доверительности сообщил фюрер, – старание России получить незамерзающие порты с безопасным выходом в открытое море. Возможно, как Россия, так и Германия не достигли всего того, что они планировали достичь, однако успехи обеих сторон были, тем не менее, велики. Если непредвзятым взглядом окинуть еще нерешенные проблемы, ясно, что серьезные успехи могут быть достигнуты обоими партерами и в будущем. Что же касается Балкан, то Германия будет с помощью военной силы противостоять любым попыткам Англии получить плацдарм в Салониках. Германия все еще хранит в памяти неприятные воспоминания о Салоникском фронте первой мировой войны…»
«Почему Салоники представляют такую опасность?» – впервые позволил себе прервать фюрера Молотов.
«Из-за близости к румынским нефтяным промыслам, – ответил Гитлер. – Их Германия намерена защищать при любых обстоятельствах. Однако, как только восторжествует мир, германские войска немедленно покинут Румынию».
Гитлер замолчал и сделал глоток уже остывшего кофе, давая понять, что теперь он хочет послушать Молотова.
Молотов отметил, что заявления фюрера касались общих вопросов и что в целом он готов принять эти соображения.
«Перед моим отъездом из Москвы, – подчеркнул Молотов, – Сталин дал мне точные инструкции, и все, что я собираюсь сейчас сказать, совпадает со взглядами Сталина. Я полностью согласен с мнением фюрера о том, что оба партнера извлекли значительные выгоды из германо-русского соглашения. Германия получила безопасный тыл: общеизвестно, что это имело большое значение для хода событий в течение года войны. Вместе с тем, Германия получила существенные экономические выгоды в Польше. Благодаря обмену Литвы на Люблинское воеводство были предотвращены какие-либо трения между Россией и Германией. Германо-русское соглашение от прошлого года можно, таким образом, считать выполненным во всех пунктах, кроме одного, а именно Финляндии».
Голос Молотова начинает звучать раздраженно: «Финский вопрос до сих нор остается нерешенным. И потому я прошу фюрера ответить: сохраняют ли силу пункты германо-русского соглашения относительно Финляндии? С точки зрения советского правительства, никаких изменений здесь не произошло.
Теперь о Тройственном пакте. Что означает «новый порядок» в Европе и Азии и какая роль будет отведена в нем СССР? Эти вопросы необходимо обсудить во время берлинских бесед и предполагаемого визита в Москву Имперского министра иностранных дел, на что русские определенно рассчитывают. Кроме того, следует уточнить вопросы о русских интересах на Балканах и в Черном море, касающиеся Болгарии, Румынии и Турции. Советское правительство интересуется «новым порядком» в Европе и хотело бы иметь представление о границах так называемого «великого Восточно-азиатского пространства».
Молотов замолчал, переводя дух. На его лбу выступила испарина. По лицу Гитлера было видно, что он удивлен и весьма раздражен таким потоком вопросов и претензий.
Хорошо знавший своего фюрера Риббентроп испугался, что Гитлер сейчас закатит Молотову одну из своих истерик. Но Гитлер сдержался и спокойно ответил, что Тройственный пакт имел целью урегулирование состояния дел в Европе в соответствии с естественными интересами европейских стран, и во исполнение этого Германия теперь обращается к Советскому Союзу, чтобы он мог высказать свое мнение относительно интересующих его районов. Без содействия Советской России соглашение во всех случаях не может быть достигнуто. Это относится не только к Европе, но и к Азии, где сама Россия будет участвовать в определении великого Восточно-азиатского пространства и заявит о своих притязаниях. Задача Германии сводится здесь к посредничеству. Россия ни в коем случае не будет поставлена перед свершившимся фактом. Когда он, Гитлер, предпринимал попытку создания вышеупомянутой коалиции держав, самым трудным вопросом, который предстояло решить, были не германо-русские отношения, а вопрос…
Молотов с трудом слушал общие рассуждения, его голова тяжелела, и только последняя фраза Гитлера о необходимости изгнания Соединенных Штатов из всех частей света была настолько искренней, что советский нарком, не меньше самого фюрера ненавидевший этот оплот мирового империализма, с готовностью закивал головой, заявив, что полностью согласен с заявлениями фюрера относительно роли Америки в будущем мире.
«Кроме того, – заявил он, – участие России в Тройственном пакте представляется в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия будет являться партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях. Но сначала необходимо более точно установить цели и значение Пакта, особенно в связи с определением „великого Восточно-азиатского пространства“.
Вместо ответа Гитлер взглянул на часы и, сославшись на возможность воздушной тревоги, предложил перенести переговоры на следующий день. Молотов, уставший от длинных и сбивчивых монологов фюрера, согласился. Гитлер, как всегда застенчиво улыбаясь, пожелал советской делегации хорошо провести время в Берлине. Молотов напомнил, что вечером в советском посольстве будет большой прием, и пригласил Гитлера. Фюрер поблагодарил наркома и сказал, что, если позволит время, постарается прийти….
Гитлер на прием не пришел, но зато в роскошный особняк советского посольства на Унтер-ден-Линден пришли оба его заместителя – Гесс и Геринг.
С началом военных действий Гитлер обнародовал официальное заявление, что в случае, если с ним, Гитлером, что-либо случится, фюрером Германии становится Рудольф Гесс.
Высокий, худощавый, с мрачным выражением аскетически бледного лица, с возбужденными глазами фанатика, Гесс с некоторым испугом смотрел на банкетный стол в виде огромной буквы «П», украшенный яркими гвоздиками и старинным серебром. (По случаю приема на стол был выставлен богатейший сервиз на 500 персон, сохранившийся в посольстве еще с царских времен.)
В отличие от Гесса, даже на прием явившегося в скромной партийной гимнастерке и портупее, рейхсмаршал Геринг чувствовал себя в средневековой роскоши советского посольства весьма непринужденно. В шитом серебром мундире рейхсмаршала (это звание было присвоено персонально ему одному), украшенном многочисленными звездами и орденами, грузная фигура Геринга ярко выделялась на фоне коричневых и черных френчей приглашенных партийных функционеров и строгих костюмов советского дипломатического персонала. Фигура была настолько яркой, что ей уже много лет интересовались разведки почти всех стран, играя на пристрастии Геринга к роскоши, красивым женщинам и кокаину. Мало кто знал тогда (да и сегодня тоже), что родная сестра рейхсмаршала была завербована через Коминтерн советской разведкой. Бывший ас первой мировой войны, числившийся еще с тех времен военным преступником, Геринг постоянно играл, а может быть, и был на самом деле (никто не знает, где кончается игра и начинается сущность) «рубахой-парнем» до такой степени, что даже вызвал улыбку на лице Молотова, что само но себе было немалым достижением.
Сообщив по секрету главе советского правительства, что ему, Герингу, будет поручено командовать парадом победы в Лондоне, поскольку именно его лихие пилоты поставили (или поставят в самом ближайшем будущем) Англию на колени, рейхсмаршал пригласил Молотова присутствовать на параде. Молотов поинтересовался, на какое число ему заказывать билет в Лондон.
«На 15 июля!» – без тени сомнения в голосе ответил Геринг.
Но особенно ему понравился новый советский посол Владимир Деканозов, что было очень кстати, поскольку Деканозов имел специальное задание от НКВД понравиться именно Герингу.
Рядом они выглядели очень комично: огромный толстый рейхсмаршал, сверкающий звездами мундира и бриллиантами на пальцах, и маленький, худенький Деканозов в черном костюмчике тройке, купленном в «Детском Мире», как острили его подчиненные. Рейхсмаршал, правда, не пригласил Деканозова на парад победы в Лондон, но зато пригласил его в свое поместье в Карин-холле «поохотиться и прекрасно провести время».
Ходили слухи, что по своему поместью Геринг разгуливает в тоге римских императоров с золотым лавровым венком на голове. Деканозов набрался наглости и решил проверить этот слух. Геринг расхохотался и, похлопав малыша-посла по плечу, сказал: «В моем доме вы увидите вещи и поинтереснее, чем какой-то золотой венок».
Заулыбался и Гесс, когда его спросили, может ли он подтвердить сведения советской разведки о том, что он, Гесс, мастерски играет на аккордеоне. Появился и аккордеон. Гесс смущенно взял его в руки и, будучи, как и Геринг, летчиком-ветераном первой мировой войны, заиграл печальную мелодию, известную каждому немецкому солдату: «Их хатте айне камераде…»
Печальная, и вместе с тем полная оптимизма музыка произвела впечатление на советских слушателей. (После войны она появится в СССР как песня «О красном барабанщике».)
В этот момент в искреннем веселье банкета решили принять посильное участие англичане. Взвыли сирены воздушной тревоги, задрожали зеркальные стекла окон от грохота зениток, давая понять специалистам, что система ночного ПВО столицы Рейха находится в эмбриональном состоянии, так как сирены взвыли, когда бомбардировщики были уже над городом. Геринг был явно смущен и быстро уехал. (Позднее Черчилль скажет Сталину: «Мы знали о пребывании господина Молотова в Берлине и решили таким образом напомнить о том, что мы еще живы».)