Страница:
Не менее вольготно чувствовал себя в Берлине и советский военно-морской атташе контр-адмирал Михаил Воронцов. По крайней мере не менее вольготно, чем его коллега в Москве капитан 1-го ранга фон Баумбах.
Немецкие моряки не забывали, чем они обязаны Советскому Союзу, который укрыл в своих портах их самые ценные транспортные суда, обеспечил военно-морской базой на Кольском полуострове, дал возможность пользоваться Северным морским путем и уже второй год обеспечивает немецкий флот всеми необходимыми материалами.
Воронцов представлялся гроссадмиралу Редеру, выслушав воспоминания главкома ВМС Германии о том, как он в 1913 году на боевом корабле ходил с визитом в Петербург по случаю трехсотлетия дома Романовых. Воронцов вежливо улыбнулся в ответ, ибо обсуждать подобные темы, как годовщина царствования Романовых, он не был уполномочен, да и тема была для советского офицера весьма скользкой и небезопасной.
Получаемая Воронцовым информация однозначно указывала, что весь немецкий флот сражается против Англии в Северном море и в Атлантике. Имеются планы выделения сил в Средиземном море, но пока фактически ничего не удается. Слишком мало сил.
В середине марта 1941 года Воронцов получил приглашение начальника главного штаба германского флота адмирала Шнивинда прибыть к нему. Подобное приглашение было весьма необычным в протоколе отношений военно-морских атташе с командованием военно-морских сил страны пребывания. Воронцов доложил об этом Деканозову и в Москву. Ответ был простой: раз пригласили – надо идти. Не сам ведь напросился?
Сказав несколько слов о плодотворном сотрудничестве советского и немецкого флотов, имевшем место в прошедшие полтора года, адмирал Шнивинд признался, что немецкий флот снова нуждается в экстренной советской помощи и очень надеется ее получить. Речь идет, пояснил он, о предстоящей высадке в Англию, которую фюрер намерен осуществить летом.
Но Германия столкнулась с проблемой. Это острая нехватка транспортных судов для перевозки и снабжения высадившихся войск. В прошлом году все было рассчитано как положено, но за это время англичанам удалось уничтожить некоторое количество наших транспортов. Не может ли СССР одолжить Германии два-три десятка сухогрузов, которых не хватает для переброски второго эшелона десанта? При перевозке второго эшелона десанта риск будет уже практически минимальным, но само собой разумеется, что германское правительство возместит Советскому Союзу все убытки и компенсирует все потери, включая амортизационные.
– Суда будут действовать под нашими флагами? – спросил ошеломленный Воронцов.
– Никогда! – заверил Шнивинд. – Возможно, придется оставить на борту некоторых ваших специалистов, главным образом из персонала машинно-котельных служб, чтобы не тратить времени на обучение наших моряков. Названия будут замазаны и выставлены бортовые номера. Если разразится какой-либо скандал, мы просто скажем, что купили эти суда у вас. Но если мы заявим об этой покупке сейчас, это насторожит англичан и будет иметь самые негативные последствия во многих аспектах, которые вы понимаете, и мне не хочется тратить время на их объяснение. Все это тактически делается достаточно просто. Если Москва согласится нам помочь, то просто те торговые корабли, которые постоянно приходят в наши порты, получат приказ оставаться там до особого распоряжения.
Адмирал Воронцов заверил, что немедленно поставит свое руководство в известность о просьбе командования немецкого флота.
Только 15 марта пришли более-менее приятные новости. Первой приятной новостью было то, что транспорты с танками для Роммеля, воспользовавшись густым туманом, господствовавшим в центральной части Средиземного моря в это время года, проскользнули в Триполи.
Затем пришло сообщение с линкоров адмирала Лютьенса. Они обнаружили несколько союзных транспортов, отставших из-за шторма от своих конвоев, и с наслаждением перетопили их артиллерийским огнем. Бурное море не дало возможности предпринять что-либо для спасения команд расстрелянных судов.
Подобно шакалам, не смеющим напасть на стадо, охраняемое пастухами, но легко расправляющимся с отставшими и отбившимися от стада домашними животными, линкоры Лютьенса, спустившись далее на юг, уничтожили еще несколько транспортов, но были отогнаны подошедшим английским линкором «Родней».
А до этого, за первые две недели марта, все поступающие новости были отвратительными, пугающими и просто трагическими.
4 марта в Берхтесгаден к Гитлеру тайно прибыл югославский регент принц Павел. Гитлер заявил прямо: либо Югославия вступает в Ось, либо пусть пеняет на себя. Принц был бледен, заикался, крутил, вертел, но в итоге устно пообещал в ближайшем будущем подписать пакт и был отпущен в Белград, где королевский совет и Генштаб в лице генерала Симовича закатили принцу скандал.
В тот же день пришло сообщение об очередной наглой вылазке англичан, высадивших десантно-диверсионную группу вблизи Нарвика. Все произошло настолько внезапно, что десанту не успели оказать никакого сопротивления. Перебив немецкую охрану порта, десантники взорвали и сожгли здания заводов по производству ценнейших сортов технического масла, нефтеочистительный завод и оборудование рыбного терминала. Было потоплено несколько немецких и норвежских грузовых судов, взято в плен около 300 человек и вывезено в Англию более 400 норвежских и польских рабочих, которых принудительно заставляли работать на этих заводах.
8 марта пришло удручающее известие, которого ждали со дня на день, в душе надеясь, что этого никогда не произойдет. Верхняя палата конгресса США одобрила закон о «ленд-лизе». Это событие сопровождалось новой, еще более воинственной речью Рузвельта. «Все страны, которые борются с нацизмом или вступят в борьбу с ним, получат от США все необходимое, чтобы эта борьба победоносно завершилась».
А 11 марта пришло страшное известие, потрясшее и Гитлера, и всю Германию.
Фактически в одном бою, при попытке атаковать очередной английский конвой, погибли сразу три наиболее прославленных подводных аса: Гюнтер Прин, который некогда влепил англичанам звонкую пощечину, прорвавшись в Скапа-Флоу и утопив линкор «Ройал Оук»; Иохим Шепке и Отто Кречмер. Правда, позднее выяснилось, что Кречмер не погиб, а был взят в плен англичанами, но от этого легче не становилось. Все трое были кавалерами рыцарского креста, причем двоим – Прину и Шепке фюрер вручал эти кресты лично.
Гитлер долго сидел молча, положив голову на руки. Слезы текли из его глаз.
Ответом были опустошительные налеты на Плимут, Клайдсайд и Марсейсайд, в которых Люфтваффе потерял 16 машин. Новые молодые лица в траурных рамках заулыбались с газетных страниц.
Кроме всего прочего, друг дуче, который клялся, что вскоре перейдет в контрнаступление в Албании, 9 марта попытался это сделать и снова был разгромлен греками.
Окончательно разочаровавшись в итальянцах, Гитлер все более и более думал об японцах. Он ни на секунду не забывал, что, нападая на СССР, он оставляет у себя в тылу Англию и Соединенные Штаты, которые, без сомненья, раздавят его, если он замешкается в России. Если поступить наоборот – действительно рискнуть и вторгнуться в Англию (хоть на плотах), то его тут же раздавит Сталин, который только этого и ждет.
Мысль, подчиненная инстинкту спасения, лихорадочно искала выхода.
А если его врагов удалось бы поставить в два огня? Если бы Япония открыла второй фронт, хотя бы против Англии и Америки, а еще лучше – и против Сталина.
Риббентроп в беседах с генералом Осима, уже не стесняясь, советовал: «Вы должны немедленно захватить Сингапур!»
«Но мы не воюем с Англией», – вежливо кланялся японский генерал.
В Берлине со дня на день ожидали приезда японского министра иностранных дел Мацуока, с которым и решено было обсудить вопросы открытия второго фронта против всех нынешних и потенциальных противников «нового порядка в Европе и в мире».
К приезду Мацуока Гитлер подписал «Директиву № 24», которая имела подзаголовок «О взаимодействии с Японией». В директиве говорилось:
«1. Целью взаимодействия, основанной на „Пакте трех держав“, должно стать побуждение Японии как можно быстрее открыть военные действия на Дальнем Востоке.
Параллельно осуществляемый план «Барбаросса» создаст особо благоприятные политические и военные условия для этого.
2. В подготовке такого взаимодействия наиболее важным является усиление боевой мощи Японии всеми средствами.
Для выполнения этой задачи главнокомандующие всеми видами вооруженных сил Германии должны быстро и в полном объеме удовлетворять все требования Японии об информации, связанной с немецким опытом войны, а также с вопросами экономической и технической помощи…
При этом следует руководствоваться следующими принципами:
а. Общая стратегическая цель должна быть представлена как быстрое завоевание Англии, с тем чтобы предотвратить вступление Америки в войну…
в. Огромные успехи, достигнутые Германией в войне против судоходства, должны стимулировать использование мощных японских морских сил для решения подобной задачи…
г. Положения «Пакта трех держав» относительно стратегического сырья предполагают, что Япония должна сама захватить богатые сырьем территории, необходимые для ведения войны…
д. Захват Сингапура – ключевой позиции Англии на Дальнем Востоке – явится решительным успехом комбинированной стратегии трех держав…»
17 марта пришло сообщение от советского посла в Вашингтоне Уманского о том, что он был вызван к заместителю государственного секретаря Самнеру Уэллесу, где его ознакомили с документами плана «Барбаросса», добытых в Берлине Сэмом Вудсом. Американцы были настолько любезны, что даже предоставили фотокопии добытых Вудсом материалов.
Сталин приказал вызвать Уманского в Москву и, на первый раз, объяснить ему провокационную суть англо-американской политики, направленной на разжигание недоверия и враждебности между СССР и Германией.
К этому времени советский военный атташе в Берлине генерал-майор Тупиков через свою агентуру тоже добыл фрагментарные материалы, говорившие о том же, что и материалы Вудса.
И, наконец, из Швейцарии продолжали поступать данные Росслера – дополнительные материалы и сопутствующие разработки к плану «Барбаросса». Хотя Росслер как источник считался совершенно ненадежным, а точнее, провокационным, специально созданным для распространения английской дезинформации, его сообщения тем не менее читали внимательно и принимали к сведению.
20 марта Сталин собрал специальное совещание для еще одного обсуждения накопившейся информации, прямо противоположной по содержанию и направленности.
На совещании присутствовали Тимошенко, Жуков, Шапошников, Берия и Молотов, а для доклада были вызваны: начальник ГРУ генерал Голиков и начальник Управления Внешней Разведки новорожденного НКГБ (бывший ИНО НКВД) генерал Фитин и его новый начальник Меркулов.
Голиков зачитал добытый его людьми и проверенный подполковником Новобранцем документ, где говорилось:
«Из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие:
Вариант № 3 по данным на февраль 1941 года: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта – в направлении Москвы, и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба – в направлении Киева. Начало наступления на СССР – ориентировочно 20 мая».
По сообщению генерала Тупикова (от 14 марта), завербованный им немецкий майор дословно сказал следующее: «Мы полностью изменяем наш план. Мы направляемся на восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть».
Майор считал, что нападение на СССР произойдет где-то между 15 мая и 15 июня.
Говорили и о сообщении Зорге от 5 марта. Он якобы видел телеграмму Риббентропа немецкому послу в Токио генералу Отто, где сообщалось, что нападение на СССР произойдет в середине июня.
При упоминании о Зорге в глазах вождя появилось тоскливое выражение. Неужели нельзя прекратить действия этого разоблаченного провокатора? Сделайте что-нибудь: арестуйте семью, информируйте, наконец, японцев. Слова вождя были приняты к сведению.
Взявший слово генерал Фитин доложил, что в распоряжении разведки НКГБ имеется запись разговора, имевшего место между нашим полпредом товарищем Деканозовым и Вальтером Шелленбергом, возглавляющим внешнюю разведку в системе СС-СД. Разговор произошел на одном из приемов, куда товарищ Деканозов был приглашен не как полпред СССР, а как ветеран НКВД-ВЧК. На приеме царила непринужденная, товарищеская атмосфера, подогретая шампанским и ликерами. Воспользовавшись моментом, Деканозов прямо спросил у Шелленберга о слухах, которые ходят о каком-то плане «Барбаросса», якобы составленном для нападения на СССР. Шелленберг рассмеялся, сказал несколько лестных слов о советской разведке и признался, что такой план действительно существует. Более того, он составлен его службой даже без консультации с военными. При вторжении в Англию очень важен фактор внезапности. Пусть англичане думают, что мы изменили свои планы, и немного расслабятся. Мы уже подкинули этот план американцам, поскольку уверены, что они информируют англичан. Затем он погрозил Деканозову пальцем и заметил: мы тоже кое-что знаем о вашей операции «Гром», но не относимся к этому серьезно.
Так и сказал «Гром» (дер Доннер), а не «Гроза» (дас Гевиттер), хотя в немецком языке эти понятия часто путаются.
Сталин окидывает грозным взглядом Берия, Меркулова и Фитина: «Когда прекратится это безобразие? Выясните наконец, откуда идет утечка информации?»
Чекисты ежатся под взглядом великого вождя. Берия, выручая всех, спокойно говорит: «Я ведь вам уже докладывал, товарищ Сталин, откуда идет утечка. А вы не санкционируете предложенные мною мероприятия». Утечка идет из Управления ВВС, о чем уже докладывали многие, включая резидента НКВД в Германии Кудрявцева.
Сталин жестом руки приказал Берия замолчать и предложил товарищам вернуться к обсуждаемому вопросу, хотя все, услышав о подготовке органами какого-то мероприятия, связанного с прекращением «утечки», почувствовали себя не очень уютно, поскольку все были допущены к информации об операции «Гроза». «Мероприятия» могли коснуться и любого из них.
Далее были анализированы:
Донесение военно-морского атташе в Берлине адмирала Воронцова о просьбе немцев предоставить в их распоряжение советские торговые суда для перевозки второго эшелона десанта.
Новое хозяйственное соглашение с СССР до осени 1942 года, без соблюдения которого немцы будут просто не в состоянии вести войну.
Наличие на границе с СССР слишком малых сил для наступления.
Отсутствие в пограничных с СССР районах развернутых фронтовых штабов и наличие таковых в северной Франции и Норвегии.
Лейтмотивом совещания была уверенность, что бросаться с такими хилыми силами на многомиллионную армию, перенасыщенную боевой техникой, не решится и псих.
А если и бросится, то тоже не беда. Мы его тут же и прихлопнем «малой кровью на его территории». А «его территория» это уже вся Европа.
Сталин тоже улыбнулся. Ему нравился искренний оптимизм военных и чекистов.
Итог совещанию подвел генерал Голиков, зачитавший следующее резюме:
«1. Можно считать совершенно достоверными намерения немцев осуществить вторжение на Британские острова не позднее лета сего года. К этому времени должна быть закончена подготовка к проведению в жизнь намеченных партией и правительством политических и военных мероприятий.
2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и… германской разведки».
После этого совещания во все звенья, подчиненные прямо или косвенно советским разведывательным службам, полетела шифрованная директива:
«ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НА БЛИЗКОЕ НАЧАЛО ВОЙНЫ, ДОЛЖНЫ РАССМАТРИВАТЬСЯ КАК ФАЛЬШИВКИ, ПРОИСХОДЯЩИЕ ИЗ БРИТАНСКИХ ИЛИ ДАЖЕ ГЕРМАНСКИХ ИСТОЧНИКОВ».
23 марта 1941 года в Москву, проездом, прибыл Министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуока. Мацуока направлялся в Берлин и Рим, но сделал остановку в Москве. Министру были оказаны высшие почести, и прямо с вокзала его повезли в Кремль, где он был принят Сталиным.
Столь великой чести давно никто не удостаивался.
Сталин принял японского министра очень радушно.
«Мы оба – азияты, – объявил он посланцу страны Восходящего Солнца, – Советский Союз ошибочно считается европейской страной. Мало кто понимает, что Россия – это такая же азиатская страна, как и Япония». Мацуока не остался в долгу. Будучи потомком знатнейшей в Японии могучей феодальной фамилии, он не моргнув глазом признался Сталину в том, что «по духу он убежденный коммунист».
Затем Мацуока стал убеждать Сталина, что японцы борются в Китае вовсе не с китайцами, а с англосаксонским либерализмом, который представляет большую опасность для Японии, поскольку все японцы «в душе коммунисты» [77].
Постепенно разговор, как и положено на Востоке, перешел в деловое русло. Поговорили о возможном заключении договора о ненападении и нейтралитете и ликвидации японских концессий на северном Сахалине. Торговались долго, в соответствии с древними традициями азиатских базаров, и Сталин жестами показал Мацуока, что тот – бессердечное существо – просто душит его. Показал, взяв себя руками за горло.
Мацуока пообещал решить все вопросы после возвращения из Берлина, когда он, по пути на родину, снова заедет в Москву. Он рассчитывает это сделать примерно 8 апреля.
Сталин поинтересовался, что думают японцы делать с английскими и голландскими колониями в юго-восточной Азии, которые остались фактически бесхозными после крушения далеких метрополий.
О сокрушении Англии уже говорили так, как будто это уже произошло. Мацуока отметил, что это вопрос «очень сложный и деликатный». Он знает, что Советский Союз уже вел переговоры с Гитлером по поводу дальнейшей судьбы «обанкротившегося британского поместья» и претендует на район Персидского залива. Япония ничего не имеет против этого, но нужно твердо и точно решить, что достанется Японии, а что – СССР. Тут речь идет главным образом об Индии, поскольку западнее этого района Япония никаких интересов не имеет.
Зная, что большая часть его слов будет наверняка пересказана Гитлеру, Сталин сделал вид, что полностью разделяет взгляды японского министра.
К сожалению, отметил Мацуока, он не может не обратить внимание господина Сталина на совершенно неконструктивную, провокационную и просто оскорбительную позицию, которую заняли поджигатели войны в Вашингтоне по отношению к Германии и Японии. Особенно к Японии. Они грозят нам торговыми санкциями, обещают задушить нашу экономику, заморозить наши активы, пожаловался Мацуока. Сейчас вся Япония возмущена очередной американской провокацией. Рузвельт приказал своему флоту постоянно оставаться на Гавайских островах, чтобы, по его словам, играть роль револьвера в руках полицейского и остановить Японию, вставшую на путь разбоя. Какое право имеет Америка объявлять какие-то страны преступными, а себя считать блюстителем порядка?
Мацуока признался, что столь откровенная подготовка Америки к войне против его страны, очень волнует японское правительство. Но, добавил он, никто не сомневается, что американцы способны наковать горы кораблей, самолетов и прочего оружия, но кто будет воевать этим оружием? Он, Мацуока, сильно сомневается, чтобы американцы были на это способны.
Сталин оживился. Примерно то же самое говорили ему и его аналитики. Америка готова поставлять оружие в любом количестве, чтобы воевать чужими руками. Но воевать сама изнурительную, современную, кровавую войну – совершенно неспособна. Неспособна – благодаря сильному общественному мнению и демократии.
Кроме того, не унимался обиженный Мацуока, нам тоже есть чем удивить этих янки, если они полезут воевать.
Сталин знал, о чем говорил японец. Советская разведка давно уже сообщала о строительстве в Японии каких-то сверхмощных линейных кораблей, аналога которым не было ни у Соединенных Штатов и ни у кого в мире. Огромный японский флот мог без страха ждать любых провокаций Америки.
Разволновавшись, Мацуока признался Сталину, что ненавидит демократию, которая разлагает народ, заставляя его подчиняться собственным прихотям, а не выполнению национальной задачи, поставленной вождями.
Говоря дипломатическим языком, был достигнут полный «консенсус». На следующий день в Наркоминделе был дан большой прием в честь японского министра, а наутро Мацуока отбыл в Берлин, весьма растроганный тем сердечным приемом, который ему был оказан в Москве.
26 марта адмирал Лютьенс вылетел в Берлин на доклад к адмиралу Редеру. Четыре дня назад, 22 марта, пробившись через чудовищный десятибалльный шторм, Лютьенс привел «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в Брест.
Правда, Брест был плохим убежищем. Не успели корабли войти в порт, как над базой появился английский разведчик, сделавший несколько кругов и явно ведущий аэрофотосъемку. Все с тревогой ожидали воздушного налета англичан, но, к счастью, погода становилась все хуже и хуже. Брест скрылся под сплошным покровом свинцовых туч, мокрого снега, стелющегося над гаванью под порывами ледяного ветра.
Лютьенс застал главкома в несколько возбужденном состоянии. Редер недавно вернулся из Мераны, где совещался с главнокомандующим итальянским флотом адмиралом Риккарди. Впрочем, это было не совещание, а очередная попытка вывести мощный итальянский флот из состояния паралича. В Берлин и Рим, сообщил Редер, прибывает японский министр иностранных дел Мацуока. Это важнейшее событие, которое, возможно, присоединит военные усилия Японии к усилиям Германии и Италии в борьбе против Англии. Очень важно сейчас открытие против Англии второго фронта на Дальнем Востоке и захвата Сингапура. Япония же специфическая морская держава. Наибольшее впечатление на них могут оказать победы на море, что и побудит их к активным действиям. Просто необходимо, чтобы во время пребывания Мацуока в Берлине и Риме пришло известие если не о победе, то о каком-нибудь успехе итальянского флота в Средиземном море.
Доводы были очень убедительными, а последующая затем директива Муссолини, которому также не хотелось рассказывать японскому гостю об одних поражениях, побудило итальянское командование организовать набег в район Крита на морские коммуникации англичан.
Лютьенс доложил Редеру о результатах своего трехмесячного рейда, находя их неудовлетворительными.
Это только начало, успокоил Редер. По приказу фюрера штаб флота подготовил проект приказа о новой операции надводных кораблей, которую вновь предстоит вести в бой адмиралу Лютьенсу. Но на этот раз в состав эскадры войдет новейший линкор «Бисмарк», находящийся сейчас в Готенгафене. Вместе с тяжелым крейсером «Принц Ойген» линкор прорвется в Атлантику через Датский пролив, где и соединится с вышедшими из Бреста «Шарнхорстом» и «Гнейзенау». Начало операции намечено на следующий период новолуния, который будет в апреле. Позднее к эскадре Лютьенса присоединится и второй линкор этого типа – «Тирпиц». Господству англичан на море будет положен конец, а Атлантика окажется полностью закрытой для их судоходства.
Пока моряки готовились к новым боям под традиционным лозунгом «Боже, покарай Англию!», Гитлер, готовясь к приему в Берлине японского министра, приготовил маленький сюрприз. Этим сюрпризом было присоединение Югославии к странам Оси.
25 марта премьер-министр Югославии Цветкович и министр иностранных дел Маркович тайно прибыли в Вену. Для этого министрам пришлось выехать из Белграда в совершенно другом направлении, сойти на пригородной станции и пересесть на поезд, идущий в Вену. Там они при полном отсутствии прессы и даже собственного посла в Германии подписали протокол о присоединении Югославии к Тройственному Союзу.
Это было первым из того, о чем Риббентроп с радостью сообщил Мацуока по его прибытии в Берлин.
В отличие от приема, оказанного ему в Москве, где японского министра сразу же повезли к Сталину, в Берлине ему пришлось до встречи с Гитлером выслушать длинную, сбивчивую речь Риббентропа в Имперском министерстве иностранных дел.
Основное достоинство японцев – умение слушать не перебивая, давая быстрыми поклонами понять говорящему, насколько им нравится услышанное. Что они при этом действительно думают, понять по их лицам с застывшими улыбками совершенно невозможно.
Это раздражало Риббентропа, а потому речь получилась путаной, временами переходящей в чисто митинговую агитацию.
Немецкие моряки не забывали, чем они обязаны Советскому Союзу, который укрыл в своих портах их самые ценные транспортные суда, обеспечил военно-морской базой на Кольском полуострове, дал возможность пользоваться Северным морским путем и уже второй год обеспечивает немецкий флот всеми необходимыми материалами.
Воронцов представлялся гроссадмиралу Редеру, выслушав воспоминания главкома ВМС Германии о том, как он в 1913 году на боевом корабле ходил с визитом в Петербург по случаю трехсотлетия дома Романовых. Воронцов вежливо улыбнулся в ответ, ибо обсуждать подобные темы, как годовщина царствования Романовых, он не был уполномочен, да и тема была для советского офицера весьма скользкой и небезопасной.
Получаемая Воронцовым информация однозначно указывала, что весь немецкий флот сражается против Англии в Северном море и в Атлантике. Имеются планы выделения сил в Средиземном море, но пока фактически ничего не удается. Слишком мало сил.
В середине марта 1941 года Воронцов получил приглашение начальника главного штаба германского флота адмирала Шнивинда прибыть к нему. Подобное приглашение было весьма необычным в протоколе отношений военно-морских атташе с командованием военно-морских сил страны пребывания. Воронцов доложил об этом Деканозову и в Москву. Ответ был простой: раз пригласили – надо идти. Не сам ведь напросился?
Сказав несколько слов о плодотворном сотрудничестве советского и немецкого флотов, имевшем место в прошедшие полтора года, адмирал Шнивинд признался, что немецкий флот снова нуждается в экстренной советской помощи и очень надеется ее получить. Речь идет, пояснил он, о предстоящей высадке в Англию, которую фюрер намерен осуществить летом.
Но Германия столкнулась с проблемой. Это острая нехватка транспортных судов для перевозки и снабжения высадившихся войск. В прошлом году все было рассчитано как положено, но за это время англичанам удалось уничтожить некоторое количество наших транспортов. Не может ли СССР одолжить Германии два-три десятка сухогрузов, которых не хватает для переброски второго эшелона десанта? При перевозке второго эшелона десанта риск будет уже практически минимальным, но само собой разумеется, что германское правительство возместит Советскому Союзу все убытки и компенсирует все потери, включая амортизационные.
– Суда будут действовать под нашими флагами? – спросил ошеломленный Воронцов.
– Никогда! – заверил Шнивинд. – Возможно, придется оставить на борту некоторых ваших специалистов, главным образом из персонала машинно-котельных служб, чтобы не тратить времени на обучение наших моряков. Названия будут замазаны и выставлены бортовые номера. Если разразится какой-либо скандал, мы просто скажем, что купили эти суда у вас. Но если мы заявим об этой покупке сейчас, это насторожит англичан и будет иметь самые негативные последствия во многих аспектах, которые вы понимаете, и мне не хочется тратить время на их объяснение. Все это тактически делается достаточно просто. Если Москва согласится нам помочь, то просто те торговые корабли, которые постоянно приходят в наши порты, получат приказ оставаться там до особого распоряжения.
Адмирал Воронцов заверил, что немедленно поставит свое руководство в известность о просьбе командования немецкого флота.
Только 15 марта пришли более-менее приятные новости. Первой приятной новостью было то, что транспорты с танками для Роммеля, воспользовавшись густым туманом, господствовавшим в центральной части Средиземного моря в это время года, проскользнули в Триполи.
Затем пришло сообщение с линкоров адмирала Лютьенса. Они обнаружили несколько союзных транспортов, отставших из-за шторма от своих конвоев, и с наслаждением перетопили их артиллерийским огнем. Бурное море не дало возможности предпринять что-либо для спасения команд расстрелянных судов.
Подобно шакалам, не смеющим напасть на стадо, охраняемое пастухами, но легко расправляющимся с отставшими и отбившимися от стада домашними животными, линкоры Лютьенса, спустившись далее на юг, уничтожили еще несколько транспортов, но были отогнаны подошедшим английским линкором «Родней».
А до этого, за первые две недели марта, все поступающие новости были отвратительными, пугающими и просто трагическими.
4 марта в Берхтесгаден к Гитлеру тайно прибыл югославский регент принц Павел. Гитлер заявил прямо: либо Югославия вступает в Ось, либо пусть пеняет на себя. Принц был бледен, заикался, крутил, вертел, но в итоге устно пообещал в ближайшем будущем подписать пакт и был отпущен в Белград, где королевский совет и Генштаб в лице генерала Симовича закатили принцу скандал.
В тот же день пришло сообщение об очередной наглой вылазке англичан, высадивших десантно-диверсионную группу вблизи Нарвика. Все произошло настолько внезапно, что десанту не успели оказать никакого сопротивления. Перебив немецкую охрану порта, десантники взорвали и сожгли здания заводов по производству ценнейших сортов технического масла, нефтеочистительный завод и оборудование рыбного терминала. Было потоплено несколько немецких и норвежских грузовых судов, взято в плен около 300 человек и вывезено в Англию более 400 норвежских и польских рабочих, которых принудительно заставляли работать на этих заводах.
8 марта пришло удручающее известие, которого ждали со дня на день, в душе надеясь, что этого никогда не произойдет. Верхняя палата конгресса США одобрила закон о «ленд-лизе». Это событие сопровождалось новой, еще более воинственной речью Рузвельта. «Все страны, которые борются с нацизмом или вступят в борьбу с ним, получат от США все необходимое, чтобы эта борьба победоносно завершилась».
А 11 марта пришло страшное известие, потрясшее и Гитлера, и всю Германию.
Фактически в одном бою, при попытке атаковать очередной английский конвой, погибли сразу три наиболее прославленных подводных аса: Гюнтер Прин, который некогда влепил англичанам звонкую пощечину, прорвавшись в Скапа-Флоу и утопив линкор «Ройал Оук»; Иохим Шепке и Отто Кречмер. Правда, позднее выяснилось, что Кречмер не погиб, а был взят в плен англичанами, но от этого легче не становилось. Все трое были кавалерами рыцарского креста, причем двоим – Прину и Шепке фюрер вручал эти кресты лично.
Гитлер долго сидел молча, положив голову на руки. Слезы текли из его глаз.
Ответом были опустошительные налеты на Плимут, Клайдсайд и Марсейсайд, в которых Люфтваффе потерял 16 машин. Новые молодые лица в траурных рамках заулыбались с газетных страниц.
Кроме всего прочего, друг дуче, который клялся, что вскоре перейдет в контрнаступление в Албании, 9 марта попытался это сделать и снова был разгромлен греками.
Окончательно разочаровавшись в итальянцах, Гитлер все более и более думал об японцах. Он ни на секунду не забывал, что, нападая на СССР, он оставляет у себя в тылу Англию и Соединенные Штаты, которые, без сомненья, раздавят его, если он замешкается в России. Если поступить наоборот – действительно рискнуть и вторгнуться в Англию (хоть на плотах), то его тут же раздавит Сталин, который только этого и ждет.
Мысль, подчиненная инстинкту спасения, лихорадочно искала выхода.
А если его врагов удалось бы поставить в два огня? Если бы Япония открыла второй фронт, хотя бы против Англии и Америки, а еще лучше – и против Сталина.
Риббентроп в беседах с генералом Осима, уже не стесняясь, советовал: «Вы должны немедленно захватить Сингапур!»
«Но мы не воюем с Англией», – вежливо кланялся японский генерал.
В Берлине со дня на день ожидали приезда японского министра иностранных дел Мацуока, с которым и решено было обсудить вопросы открытия второго фронта против всех нынешних и потенциальных противников «нового порядка в Европе и в мире».
К приезду Мацуока Гитлер подписал «Директиву № 24», которая имела подзаголовок «О взаимодействии с Японией». В директиве говорилось:
«1. Целью взаимодействия, основанной на „Пакте трех держав“, должно стать побуждение Японии как можно быстрее открыть военные действия на Дальнем Востоке.
Параллельно осуществляемый план «Барбаросса» создаст особо благоприятные политические и военные условия для этого.
2. В подготовке такого взаимодействия наиболее важным является усиление боевой мощи Японии всеми средствами.
Для выполнения этой задачи главнокомандующие всеми видами вооруженных сил Германии должны быстро и в полном объеме удовлетворять все требования Японии об информации, связанной с немецким опытом войны, а также с вопросами экономической и технической помощи…
При этом следует руководствоваться следующими принципами:
а. Общая стратегическая цель должна быть представлена как быстрое завоевание Англии, с тем чтобы предотвратить вступление Америки в войну…
в. Огромные успехи, достигнутые Германией в войне против судоходства, должны стимулировать использование мощных японских морских сил для решения подобной задачи…
г. Положения «Пакта трех держав» относительно стратегического сырья предполагают, что Япония должна сама захватить богатые сырьем территории, необходимые для ведения войны…
д. Захват Сингапура – ключевой позиции Англии на Дальнем Востоке – явится решительным успехом комбинированной стратегии трех держав…»
17 марта пришло сообщение от советского посла в Вашингтоне Уманского о том, что он был вызван к заместителю государственного секретаря Самнеру Уэллесу, где его ознакомили с документами плана «Барбаросса», добытых в Берлине Сэмом Вудсом. Американцы были настолько любезны, что даже предоставили фотокопии добытых Вудсом материалов.
Сталин приказал вызвать Уманского в Москву и, на первый раз, объяснить ему провокационную суть англо-американской политики, направленной на разжигание недоверия и враждебности между СССР и Германией.
К этому времени советский военный атташе в Берлине генерал-майор Тупиков через свою агентуру тоже добыл фрагментарные материалы, говорившие о том же, что и материалы Вудса.
И, наконец, из Швейцарии продолжали поступать данные Росслера – дополнительные материалы и сопутствующие разработки к плану «Барбаросса». Хотя Росслер как источник считался совершенно ненадежным, а точнее, провокационным, специально созданным для распространения английской дезинформации, его сообщения тем не менее читали внимательно и принимали к сведению.
20 марта Сталин собрал специальное совещание для еще одного обсуждения накопившейся информации, прямо противоположной по содержанию и направленности.
На совещании присутствовали Тимошенко, Жуков, Шапошников, Берия и Молотов, а для доклада были вызваны: начальник ГРУ генерал Голиков и начальник Управления Внешней Разведки новорожденного НКГБ (бывший ИНО НКВД) генерал Фитин и его новый начальник Меркулов.
Голиков зачитал добытый его людьми и проверенный подполковником Новобранцем документ, где говорилось:
«Из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие:
Вариант № 3 по данным на февраль 1941 года: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта – в направлении Москвы, и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба – в направлении Киева. Начало наступления на СССР – ориентировочно 20 мая».
По сообщению генерала Тупикова (от 14 марта), завербованный им немецкий майор дословно сказал следующее: «Мы полностью изменяем наш план. Мы направляемся на восток, на СССР. Мы заберем у СССР хлеб, уголь, нефть».
Майор считал, что нападение на СССР произойдет где-то между 15 мая и 15 июня.
Говорили и о сообщении Зорге от 5 марта. Он якобы видел телеграмму Риббентропа немецкому послу в Токио генералу Отто, где сообщалось, что нападение на СССР произойдет в середине июня.
При упоминании о Зорге в глазах вождя появилось тоскливое выражение. Неужели нельзя прекратить действия этого разоблаченного провокатора? Сделайте что-нибудь: арестуйте семью, информируйте, наконец, японцев. Слова вождя были приняты к сведению.
Взявший слово генерал Фитин доложил, что в распоряжении разведки НКГБ имеется запись разговора, имевшего место между нашим полпредом товарищем Деканозовым и Вальтером Шелленбергом, возглавляющим внешнюю разведку в системе СС-СД. Разговор произошел на одном из приемов, куда товарищ Деканозов был приглашен не как полпред СССР, а как ветеран НКВД-ВЧК. На приеме царила непринужденная, товарищеская атмосфера, подогретая шампанским и ликерами. Воспользовавшись моментом, Деканозов прямо спросил у Шелленберга о слухах, которые ходят о каком-то плане «Барбаросса», якобы составленном для нападения на СССР. Шелленберг рассмеялся, сказал несколько лестных слов о советской разведке и признался, что такой план действительно существует. Более того, он составлен его службой даже без консультации с военными. При вторжении в Англию очень важен фактор внезапности. Пусть англичане думают, что мы изменили свои планы, и немного расслабятся. Мы уже подкинули этот план американцам, поскольку уверены, что они информируют англичан. Затем он погрозил Деканозову пальцем и заметил: мы тоже кое-что знаем о вашей операции «Гром», но не относимся к этому серьезно.
Так и сказал «Гром» (дер Доннер), а не «Гроза» (дас Гевиттер), хотя в немецком языке эти понятия часто путаются.
Сталин окидывает грозным взглядом Берия, Меркулова и Фитина: «Когда прекратится это безобразие? Выясните наконец, откуда идет утечка информации?»
Чекисты ежатся под взглядом великого вождя. Берия, выручая всех, спокойно говорит: «Я ведь вам уже докладывал, товарищ Сталин, откуда идет утечка. А вы не санкционируете предложенные мною мероприятия». Утечка идет из Управления ВВС, о чем уже докладывали многие, включая резидента НКВД в Германии Кудрявцева.
Сталин жестом руки приказал Берия замолчать и предложил товарищам вернуться к обсуждаемому вопросу, хотя все, услышав о подготовке органами какого-то мероприятия, связанного с прекращением «утечки», почувствовали себя не очень уютно, поскольку все были допущены к информации об операции «Гроза». «Мероприятия» могли коснуться и любого из них.
Далее были анализированы:
Донесение военно-морского атташе в Берлине адмирала Воронцова о просьбе немцев предоставить в их распоряжение советские торговые суда для перевозки второго эшелона десанта.
Новое хозяйственное соглашение с СССР до осени 1942 года, без соблюдения которого немцы будут просто не в состоянии вести войну.
Наличие на границе с СССР слишком малых сил для наступления.
Отсутствие в пограничных с СССР районах развернутых фронтовых штабов и наличие таковых в северной Франции и Норвегии.
Лейтмотивом совещания была уверенность, что бросаться с такими хилыми силами на многомиллионную армию, перенасыщенную боевой техникой, не решится и псих.
А если и бросится, то тоже не беда. Мы его тут же и прихлопнем «малой кровью на его территории». А «его территория» это уже вся Европа.
Сталин тоже улыбнулся. Ему нравился искренний оптимизм военных и чекистов.
Итог совещанию подвел генерал Голиков, зачитавший следующее резюме:
«1. Можно считать совершенно достоверными намерения немцев осуществить вторжение на Британские острова не позднее лета сего года. К этому времени должна быть закончена подготовка к проведению в жизнь намеченных партией и правительством политических и военных мероприятий.
2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и… германской разведки».
После этого совещания во все звенья, подчиненные прямо или косвенно советским разведывательным службам, полетела шифрованная директива:
«ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НА БЛИЗКОЕ НАЧАЛО ВОЙНЫ, ДОЛЖНЫ РАССМАТРИВАТЬСЯ КАК ФАЛЬШИВКИ, ПРОИСХОДЯЩИЕ ИЗ БРИТАНСКИХ ИЛИ ДАЖЕ ГЕРМАНСКИХ ИСТОЧНИКОВ».
23 марта 1941 года в Москву, проездом, прибыл Министр иностранных дел Японии Иосуке Мацуока. Мацуока направлялся в Берлин и Рим, но сделал остановку в Москве. Министру были оказаны высшие почести, и прямо с вокзала его повезли в Кремль, где он был принят Сталиным.
Столь великой чести давно никто не удостаивался.
Сталин принял японского министра очень радушно.
«Мы оба – азияты, – объявил он посланцу страны Восходящего Солнца, – Советский Союз ошибочно считается европейской страной. Мало кто понимает, что Россия – это такая же азиатская страна, как и Япония». Мацуока не остался в долгу. Будучи потомком знатнейшей в Японии могучей феодальной фамилии, он не моргнув глазом признался Сталину в том, что «по духу он убежденный коммунист».
Затем Мацуока стал убеждать Сталина, что японцы борются в Китае вовсе не с китайцами, а с англосаксонским либерализмом, который представляет большую опасность для Японии, поскольку все японцы «в душе коммунисты» [77].
Постепенно разговор, как и положено на Востоке, перешел в деловое русло. Поговорили о возможном заключении договора о ненападении и нейтралитете и ликвидации японских концессий на северном Сахалине. Торговались долго, в соответствии с древними традициями азиатских базаров, и Сталин жестами показал Мацуока, что тот – бессердечное существо – просто душит его. Показал, взяв себя руками за горло.
Мацуока пообещал решить все вопросы после возвращения из Берлина, когда он, по пути на родину, снова заедет в Москву. Он рассчитывает это сделать примерно 8 апреля.
Сталин поинтересовался, что думают японцы делать с английскими и голландскими колониями в юго-восточной Азии, которые остались фактически бесхозными после крушения далеких метрополий.
О сокрушении Англии уже говорили так, как будто это уже произошло. Мацуока отметил, что это вопрос «очень сложный и деликатный». Он знает, что Советский Союз уже вел переговоры с Гитлером по поводу дальнейшей судьбы «обанкротившегося британского поместья» и претендует на район Персидского залива. Япония ничего не имеет против этого, но нужно твердо и точно решить, что достанется Японии, а что – СССР. Тут речь идет главным образом об Индии, поскольку западнее этого района Япония никаких интересов не имеет.
Зная, что большая часть его слов будет наверняка пересказана Гитлеру, Сталин сделал вид, что полностью разделяет взгляды японского министра.
К сожалению, отметил Мацуока, он не может не обратить внимание господина Сталина на совершенно неконструктивную, провокационную и просто оскорбительную позицию, которую заняли поджигатели войны в Вашингтоне по отношению к Германии и Японии. Особенно к Японии. Они грозят нам торговыми санкциями, обещают задушить нашу экономику, заморозить наши активы, пожаловался Мацуока. Сейчас вся Япония возмущена очередной американской провокацией. Рузвельт приказал своему флоту постоянно оставаться на Гавайских островах, чтобы, по его словам, играть роль револьвера в руках полицейского и остановить Японию, вставшую на путь разбоя. Какое право имеет Америка объявлять какие-то страны преступными, а себя считать блюстителем порядка?
Мацуока признался, что столь откровенная подготовка Америки к войне против его страны, очень волнует японское правительство. Но, добавил он, никто не сомневается, что американцы способны наковать горы кораблей, самолетов и прочего оружия, но кто будет воевать этим оружием? Он, Мацуока, сильно сомневается, чтобы американцы были на это способны.
Сталин оживился. Примерно то же самое говорили ему и его аналитики. Америка готова поставлять оружие в любом количестве, чтобы воевать чужими руками. Но воевать сама изнурительную, современную, кровавую войну – совершенно неспособна. Неспособна – благодаря сильному общественному мнению и демократии.
Кроме того, не унимался обиженный Мацуока, нам тоже есть чем удивить этих янки, если они полезут воевать.
Сталин знал, о чем говорил японец. Советская разведка давно уже сообщала о строительстве в Японии каких-то сверхмощных линейных кораблей, аналога которым не было ни у Соединенных Штатов и ни у кого в мире. Огромный японский флот мог без страха ждать любых провокаций Америки.
Разволновавшись, Мацуока признался Сталину, что ненавидит демократию, которая разлагает народ, заставляя его подчиняться собственным прихотям, а не выполнению национальной задачи, поставленной вождями.
Говоря дипломатическим языком, был достигнут полный «консенсус». На следующий день в Наркоминделе был дан большой прием в честь японского министра, а наутро Мацуока отбыл в Берлин, весьма растроганный тем сердечным приемом, который ему был оказан в Москве.
26 марта адмирал Лютьенс вылетел в Берлин на доклад к адмиралу Редеру. Четыре дня назад, 22 марта, пробившись через чудовищный десятибалльный шторм, Лютьенс привел «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в Брест.
Правда, Брест был плохим убежищем. Не успели корабли войти в порт, как над базой появился английский разведчик, сделавший несколько кругов и явно ведущий аэрофотосъемку. Все с тревогой ожидали воздушного налета англичан, но, к счастью, погода становилась все хуже и хуже. Брест скрылся под сплошным покровом свинцовых туч, мокрого снега, стелющегося над гаванью под порывами ледяного ветра.
Лютьенс застал главкома в несколько возбужденном состоянии. Редер недавно вернулся из Мераны, где совещался с главнокомандующим итальянским флотом адмиралом Риккарди. Впрочем, это было не совещание, а очередная попытка вывести мощный итальянский флот из состояния паралича. В Берлин и Рим, сообщил Редер, прибывает японский министр иностранных дел Мацуока. Это важнейшее событие, которое, возможно, присоединит военные усилия Японии к усилиям Германии и Италии в борьбе против Англии. Очень важно сейчас открытие против Англии второго фронта на Дальнем Востоке и захвата Сингапура. Япония же специфическая морская держава. Наибольшее впечатление на них могут оказать победы на море, что и побудит их к активным действиям. Просто необходимо, чтобы во время пребывания Мацуока в Берлине и Риме пришло известие если не о победе, то о каком-нибудь успехе итальянского флота в Средиземном море.
Доводы были очень убедительными, а последующая затем директива Муссолини, которому также не хотелось рассказывать японскому гостю об одних поражениях, побудило итальянское командование организовать набег в район Крита на морские коммуникации англичан.
Лютьенс доложил Редеру о результатах своего трехмесячного рейда, находя их неудовлетворительными.
Это только начало, успокоил Редер. По приказу фюрера штаб флота подготовил проект приказа о новой операции надводных кораблей, которую вновь предстоит вести в бой адмиралу Лютьенсу. Но на этот раз в состав эскадры войдет новейший линкор «Бисмарк», находящийся сейчас в Готенгафене. Вместе с тяжелым крейсером «Принц Ойген» линкор прорвется в Атлантику через Датский пролив, где и соединится с вышедшими из Бреста «Шарнхорстом» и «Гнейзенау». Начало операции намечено на следующий период новолуния, который будет в апреле. Позднее к эскадре Лютьенса присоединится и второй линкор этого типа – «Тирпиц». Господству англичан на море будет положен конец, а Атлантика окажется полностью закрытой для их судоходства.
Пока моряки готовились к новым боям под традиционным лозунгом «Боже, покарай Англию!», Гитлер, готовясь к приему в Берлине японского министра, приготовил маленький сюрприз. Этим сюрпризом было присоединение Югославии к странам Оси.
25 марта премьер-министр Югославии Цветкович и министр иностранных дел Маркович тайно прибыли в Вену. Для этого министрам пришлось выехать из Белграда в совершенно другом направлении, сойти на пригородной станции и пересесть на поезд, идущий в Вену. Там они при полном отсутствии прессы и даже собственного посла в Германии подписали протокол о присоединении Югославии к Тройственному Союзу.
Это было первым из того, о чем Риббентроп с радостью сообщил Мацуока по его прибытии в Берлин.
В отличие от приема, оказанного ему в Москве, где японского министра сразу же повезли к Сталину, в Берлине ему пришлось до встречи с Гитлером выслушать длинную, сбивчивую речь Риббентропа в Имперском министерстве иностранных дел.
Основное достоинство японцев – умение слушать не перебивая, давая быстрыми поклонами понять говорящему, насколько им нравится услышанное. Что они при этом действительно думают, понять по их лицам с застывшими улыбками совершенно невозможно.
Это раздражало Риббентропа, а потому речь получилась путаной, временами переходящей в чисто митинговую агитацию.