Страница:
– Эй, Ланьер. Я что-то не догоняю... Тобой, что, баба командует? – спросил Васильев.
– Она – майор. А я всего лишь лейтенант. Субординация.
– Когда трахаетесь, она сверху?
– У нас чисто деловые отношения, – соврал Виктор.
– Не заливай. Неужто ни разу?.. Нет? – У Васильева брови поползли вверх. – Ни хрена себе. Откуда же она?
– Из Валгаллы.
Васильев присвистнул.
В тот день они сумели миновать перевал и, как планировала Ли, свернули на дорогу к метеостанции. После развилки путь был не тот, что прежде, – не дорога, а скорее тропа. Грузовые платформы то и дело застревали. А поторопиться стоило: теперь за ними могли охотиться уже две команды – из Валгаллы и из промзоны.
– Кто страшнее? – спросил Ланьер.
В ответ майор Бернхард только пожала плечами.
Ехать ночью по этим местам никто не решался. Пришлось остановиться и заночевать. Отыскали две просторные пещеры. Пещеры в Лысых горах попадались на каждом шагу. Гай и Руд утверждали наперебой, что здесь непременно должны водиться гномы. Но гномов никто еще не встречал. В расщелинах жили пещерные крысы. Их пришлось выкуривать термопатронами. Оставался лишь гнилостный запах крысиной норы. Мерзкий запах, не дававший уснуть. Капитан Васильев жег костер, курил (Ли снабдила его сигаретами) и рассказывал глухим монотонным голосом:
– У нас было много раненых. Из-за этого мы отстали и нас отрезали от остальных. Эти ребята, они хорошо организованы. Крутые ребята в серо-голубом. У каждого серебряный значок на груди в виде орла. Мы даже не сопротивлялись. Видели – они не мары. Поначалу решили, что это «милитари». Переоделись в зимнюю форму, то есть подготовились к закрытию врат. У меня была надежда – договоримся с парнями. Про «милитари» говорят разное, ребята там серьезные, но не звери же. А они отобрали человек пять, в том числе одного лейтенанта. Остальных согнали в какой-то сарай. Мы жили там два дня. Пили конденсат из «Дольфинов», жрали пищевые таблетки. Нам дали несколько ведер под параши. Выпускали только двоих – выносить ведра с дерьмом. Потом пришли охранники из промзоны. Нас продали им. Я сам видел, как они ведут торг... а лейтенант мой, гад продажный, он был уже в серо-голубом. И орел на груди блестел. Мерзавец, попался бы, я б его собственными руками задушил.
Потом было путешествие в промзону. Тех, кто не был ранен, гнали вперед. Раненых куда-то увезли.
«В мортал, – подумал Виктор. – Тем, кто сумел выздороветь без серьезной медицинской помощи, повезло – остались жить, отправились на работы. А тем, кто умер, может быть, повезло еще больше».
Промзона. Когда Васильев увидел сложенную из каменных блоков ограду и металлические ворота, у него подкосились ноги. По верху шла колючая проволока пол напряжением. Сторожевые вышки стояли через каждые пятьсот метров. А над воротами красовался лозунг...
– «Каждому – свое»? – предположил Виктор.
– «Труд облагораживает», – хмыкнул майор.
Их провели внутрь и сразу отправили мыться. Васильев. кое-что помнил из истории. Как только он услышал про мытье, волосы у него на теле встали дыбом. Он думал – это все, конец. Правда, он не мог понять, зачем это понадобилось обитателям Дикого мира. Но ведь никто так и не понял до конца, зачем это понадобилось в мире цивилизованном?
Однако тут никакого подвоха не было. Была настоящая баня. С горячей водой, едким жидким мылом, парилкой и обливанием мерзким раствором, от которого все тело саднило, а пуще всего кожа, где только что выбрили волосы – на голове, под мышками, на лобке. Выдали серые рубахи и кальсоны из грубой ткани – нижнее белье. Потом ватную стеганую одежду, уже верхнюю, одну пару ботинок. Накормили баландой и отправили в барак для новичков.
– Постараюсь описать барак кратко, – пообещал Васильев.
Итак...
Огромное холодное помещение, единственная лампочка у двери. Два ряда нар. На нижних спать холоднее, на верхних – теплее. На нарах – тощие матрацы со штампами Красного креста (такие поставляют для госпиталей), подушки и одеяла тоже госпитальные, белья не полагалось. От матрацев воняло дезинфекцией. От этого запаха першило в горле и слезились глаза. Дежурные топили печь непрерывно. Она раскраснелась от жара. Васильев лег на нижние нары, накрылся тощим одеялом. Он не мог представить, как доживет до завтра. Как вообще переживет все это. Он понимал, что врата уже закрылись, что на ту сторону ему не успеть. Но все в нем рвалось и протестовало, вопило: «Нет! Нет! Нет!»
Надо было усмирить себя, заглушить этот крик, иначе ему конец, иначе он сгинет в этом бараке в первые же дни. Майор был реалистом и сразу же понял, что здесь он задержится надолго. Но он не мог смириться. Во всяком случае, в ту первую ночь. Он просыпался каждые десять минут, вскакивал, садился на нарах, потом опять ложился и засыпал. И вдруг во время очередного пробуждения услышал, как кто-то молится. Он перекрестился. Потом вспомнил, что у них отобрали все, даже крестики и амулеты, не говоря о кольцах и медальонах. Они были отныне равны – люди в серых балахонах, лишенные знаков различия. Значит, надо было быть первым (хотя бы первым из новичков) и получить хоть что-то. Выбиться, выделиться, встать над другими. Он поднялся, тронул дремлющего у печи дежурного за плечо:
– Иди поспи. Я буду подбрасывать дрова. Все равно не уснуть.
– Хорошо. Пару часиков. – Дежурный тут же завалился на нары и уснул до рассвета.
Утром сказал:
– Сегодня будешь раздавать хлеб в столовой. Смотри – не проморгай теплое место.
Оказалось, в эту ночь дежурил префект барака.
Так началось существование майора Васильева в промзоне.
– И что это значит? Откуда взялась эта промзона, которая сильно смахивает на концлагерь? – спросил Виктор, залезая в спальник вместе с Ли.
– А ты думаешь, как здешний мир существует? Только за счет того, что привозят с той стороны? Вот смех. Здесь производится все: обувь, одежда, металл и немало оружия. Шахты работают круглосуточно. Кстати, твоему знакомцу повезло, что его не отправили в шахты. Там можно продержаться одну зиму – не дольше. Кто-то должен все это обслуживать. Валгалла поставляет ресурсы.
– А если точнее? – Виктор уже и сам догадался – каким образом. Но ему хотелось, чтобы Ли это выговорила, произнесла. Как признание если не своей вины, то вины Валгаллы.
– Во время эвакуации мы окружаем целые соединения и берем в плен, потом сортируем людей, отбираем тех, кто будет воевать за нас, остальных продаем промзоне. Промзона платит хорошо – нужными нам товарами. Или деньгами.
Виктор отметил про себя, что она без всякой оговорки говорила про Валгаллу «мы» и «нас». Но вслух он не стал ничего говорить, лишь переспросил:
– Деньгами?
– Золотом и серебром. Драгоценные металлы на этой стороне в ходу. Впрочем, серебро дешево. Так что Валгалла предпочитает золото. Валгалла чеканит монету. И твой двойник герцог тоже ее чеканит. Еще не встречал динарии с его профилем?
Обычная работорговля – только и всего. Любой рывок человечество начинает именно с нее – с работорговли. Война – это тоже промышленное производство, где сырьем служат люди, она их перерабатывает, перемалывает, одни становятся отходами, другие – топливом в огромном агрегате. И сырье никогда не иссякает, каждый год все новые и новые добровольцы являются в Дикий мир, чтобы пополнить бараки промзоны.
Минуту или две Виктор молчал, потрясенный гениальной простотой решения.
– Помнится, один мальчик в детстве любил военные игры, – выговорил он наконец, – а когда вырос, он построил очень похожие лагеря, где вновь прибывшим тоже предлагали помыться. И этого мальчика звали Шикльгрубер.
– Гитлер. Твое презрение ничего не объясняет.
– А тех, кого вы отбираете на службу, что вы с ними делаете? Проверяете, на что они годны, в бою? Заставляете штурмовать крепость? – спросил Ланьер у майора из Валгаллы.
– Что? – не поняла поначалу Ли. – Штурмовать крепость? Кто такую ерунду тебе сказал? Нет, конечно, мы их натаскиваем, обучаем.
– Но я сам видел штурм!
– Как ты не понимаешь: на крепость нападают слабаки, пацаны – те, кто не пригоден для Валгаллы и за кого промзона дает гроши. Чтобы в первые дни, когда улов отставших самый большой, Валгалла могла получить максимум материала, чтобы крепость нам не мешала. Поэтому вам достаются единицы, которых вы «спасаете». А нам – сотни и тысячи, которых мы продаём. Уяснил наконец? Мы берем всех – и здоровых, и раненых, и больных. Попорченный материал завозим в мортал. Легкораненые поправляются, тяжелые умирают.
– Не слишком гуманно, – заметил Ланьер.
– А зачем они пришли в этот мир? За гуманизмом?
– Пленных не отпускают из промзоны, так ведь? Это пожизненное заключение. За что?
– Таковы здешние правила игры. Конечно, они мало похожи на те, что сочиняются в Вечном мире генералами «синих» или «красных». Но Дикий мир – суровый мир. Здесь трудно выжить.
– Но почему для этого надо становиться зверьми? Почему все хотят, чтобы человек не имел права уйти с войны?..
– Хочешь, чтобы я ответила?
– Нет, – Виктор помолчал, затем выдохнул: – Этот мир никогда не отпустит нас.
– С чего ты взял? – Ему послышалась фальшь в ее голосе.
– Интуиция подсказывает.
МИР
«Повелитель ветров» летел быстрее ветра. Хотя сто двадцать узлов – не самая большая скорость для такого корабля.
На самом деле «Повелитель ветров» не был кораблем в прежнем понимании этого слова. Его нельзя было назвать и амфибией. Он прошивал пространство – воздух, воду, и даже препятствия рассекал, не задерживаясь ни на миг. Металлический сигарообразный корпус, два генератора в кормовой части и четыре дюзы создавали «эффект прорыва» – «Повелитель» мчался как бы в коконе, в пустоте – все, что осталось снаружи, его не касалось и не тревожило. Ветер не был страшен ему, ни один ураган не мог его сбить с курса. Ну, разве что торнадо заглотнет его в свое чрево – но и тогда он лишь немного изменит курс. Сквозь горный массив «Повелитель» тоже не мог пролететь, а вот стену дома, забор, отдельно стоящую скалу – прошивал запросто. Пока «Повелители» летали только над океаном и морями – на высоте, достаточной, чтобы не задевать корабли на волнах, и в то же время не поднимались высоко, чтобы не мешать традиционной авиации.
Скорость стала падать. Сто узлов, девяносто, восемьдесят... Никто из пассажиров не ощущал, что корабль тормозит. Тридцать, двадцать... Локатор обшаривал пространство. Ни одного корабля в радиусе пятидесяти миль. Поль Ланьер следил за голограммой, но видел пока только небо и волны. Локатор не мог обнаружить то, что они искали.
– Как мы найдем врата? – спросил Вязьков у Ланьера.
Страж номер два управлял «Повелителем», Поль стоял рядом.
– Мы знаем, что сейчас врата открыты на вход, – отвечал герцог. – Твоя задача – вписаться. Ведь врат как таковых здесь нет. Есть точка перехода. Ищи темный смерч над водой. Он стоит неподвижно, не перемещаясь. Смерч будет виден только сегодня, в день, когда врата открываются. Черный столб – это и есть врата.
– А что мы должны увидеть на голограмме? – спросил Вязьков.
– Ничего, – ответил герцог. – Придется положиться на визуальный контроль. У тебя хорошее зрение?
– Не жалуюсь. Коррекция стоила мне десять тысяч евродоллов, – похвастался страж.
– Тогда смотри в оба.
Вязьков перевел носовую часть кабины в режим видимости, «Повелитель» опустился и завис почти над самыми волнами.
– Самый малый вперед, – приказал Ланьер.
Женька разместилась в адаптивном кресле – последнем из шести, что были в кабине «Повелителя». Удобная мягкая обивка, перед каждым креслом – свой голографический экран.
Полковник сел рядом, протянул Женьке стаканчик с кофе:
– Хочешь?
– Не хочу, – огрызнулась Женька, но стаканчик взяла.
– Скоро мы минуем врата и очутимся в Диком мире. Не боишься?
– А чего мне бояться? С Ланьером я ничего не боюсь. Черт, рука чешется... – Она принялась отчаянно драть ногтями кожу. – По-моему, этот Вязьков – урод. Я ему не френдю. А ты?
– Разве внешность в глазах женщины имеет такое большое значение? Наоборот, говорят, что красота...
– При чем здесь внешность? Нос, к примеру, или задница? Я про другое спикаю. Какой-то от него смрад идёт. Подлянкой смердит. Заберем «Повелителя», а самого выкинем посреди океана на плотике. Надо сгрузить эту идейку Полю, она ему точно понравится, – хихикнула Женька.
– Вот они! – крикнул в этот момент Поль. – Я вижу врата.
Почти прямо по курсу над волнами поднимался темный вертикальный столб.
Вязьков прибавил скорость и двинулся к цели.
– Детка, я за ним буду строго следить! – пообещал полковник Скотт.
– Уследишь за ним, как же! Он сделает огромную кучу, и никто не заметит. Он же настоящий манки. Я таким не френдю... Нет, что за шит, а? – Женька поднесла руку ко рту. Отдернула.
– Что с тобой? – забеспокоился сидящий впереди рен.
– Мутит. Вот, шит, меня ж не укачивало никогда!
– Странно. У «Повелителя» такой ровный ход, – засомневался полковник.
– Держи! – Сироткин протянул внучке гигиенический пакет.
Женька отдернула от лица руку. Ладонь сделалась красной. Из носа струйкой бежала кровь. Женька вскочила. Но тут же вновь осела в кресло. Лицо ее мгновенно побелело. Она сделала один судорожный вдох, другой. И вдруг перестала дышать.
– Жене плохо! – закричал рен. Он прижал пальцы к шее девушки. Пульса не было. – Слышите?! Я говорю: нет пульса!
– Что? – Вязьков обернулся. Увидел бессильно обмякшее, залитое кровью лицо девушки. – Надо прекратить переход... назад! – Он потянулся к значку реверса на управляющей голограмме, но Поль перехватил его руку.
– Не получится! Мы уже в зоне перехода. Дашь реверс – нам всем крышка.
– Но она может умереть! – Вязьков кусал губы. На лице его появилось жалкое затравленное выражение.
– Вперед! – прорычал Ланьер.
В следующий миг «Повелитель» выскочил на другую сторону. Он уже не мчался над водой, а скользил по льду замерзшего озера. Снежная пыль окутывала его облаком. И солнечные лучи, искрясь в ледяных осколках, образовывали десятки крошечных радуг.
– Теперь реверс! – закричал Поль.
«Повелитель » легко затормозил и замер на льду. Продолговатое озеро лежало посреди небольшой долины. Со всех сторон ее окружали горы. Пики поднимались почти отвесно. Сейчас они сияли в лучах солнца.
– Что с ней? – Поль мгновенно очутился возле последнего ряда кресел.
Рен держал внучку на руках, полковник придерживал на руке девушки манжету с физраствором.
– Пульс сейчас появился. Но она без сознания, – сказал полковник. – Похоже, вы чуть не убили нашу девочку.
– Что за ерунда! – воскликнул Поль. – Еще никто не умирал во время перехода через врата. Иногда память теряли, другие впадали в кому – но это те, кто подшил себе микрочип. Я же каждого спросил об этом по дороге в Веракрус. Помните? Все сказали, что имплантантов нет.
– У нее вживленный в ухо плеер, – напомнил рен.
– Это мелочь. Я говорю про микрочипы другого класса – их надо срочно извлечь, если имеются. Придется просканировать ее мозг. На борту есть сканер. Я могу это сделать.
– Не стоит терять время, – сказал Вязьков очень тихо.
– Что? – Рен глянул на стража с изумлением.
– Я знаю, где у нее под кожей вживлен микрочип. Вот! – Он коснулся Женькиной руки повыше локтя. – Вот здесь! – указал на покрасневшую кожу.
– Черт! Это же жучок! Ну от тебя и смердит, парень! – Полковник глянул на Вязькова так, будто выстрелил в упор.
– Надо срочно извлечь эту штуку! – объявил Поль.
Он кинулся к боковой стене, сорвал аптечку.
– Держите ее крепко. Сейчас я выну «подсадку».
– Разве ты врач, Поль? – удивился Сироткин.
– В Диком мире всем приходит лекарить. Держите ее руку, я сказал – времени у нас в обрез.
– Я не позволю! Вы же дилетант! – Полковник ухватил Поля за руку. Сил у него было еще немало, несмотря на преклонный возраст.
– Оставьте его, полковник! – сказал очень тихо рен. – У нас в самом деле нет времени на препирательства. Лучше держите Женьку покрепче. Доставай чип! – приказал он Полю.
Герцог кивнул, давая понять, что оценил мужество старика. Он сделал надрез на плече, облил рану спреем.
– Не вижу ничего, кровь заливает. Ага! Вот! – Поль извлек из-под кожи белую горошину. – Сейчас я заклею ранку, и все будет хорошо.
– Поль! Нас встречают! – закричал Вязьков.
– Кто?! – отозвался герцог, прилаживая пластырь на руку Женьке.
– Какие-то летуны. Похоже – вертолеты.
Ланьер метнулся в рубку, опять же – мгновенно. Перевалив через сверкающие снегом вершины, к ним летели две вертушки. Держались друг за другом.
– Похоже – это «милитари». Черт! Жаль, у нас нет в наличие пары-тройки ракет. Не догадались прихватить.
– На «Повелителе» нет оружия, – напомнил Вязьков.
– Не волнуйся, этот корабль сам – оружие. Я просто пойду на таран.
– Ты – сумасшедший.
– Никто и не сомневается в этом. Пусти-ка меня!
– Ты не умеешь управлять кораблем!
– Уже научился!
Ланьер вышвырнул Вязькова из кресла и занял его место. Положил ладонь на приборную панель жестом хозяина, будто всю жизнь просидел в кресле первого пилота.
– Привет, ребята, пора сказать друг другу «бонжур»!
Вязьков не успел подняться, а «Повелитель ветров » вздрогнул всем корпусом и рванулся вперед, окутанный облаком серебристой пыли, при этом он быстро набирал высоту.
Вязькова отшвырнуло к стене.
– Они нас расстреляют! – мрачно предрек полковник.
Он приник к иллюминатору и наблюдал за сближением.
– Ерунда! – отозвался Поль с легкомыслием двадцатилетнего юноши. – Во-первых, даже ракетой «Повелителя» не возьмешь, а во-вторых, им нужно захватить наш кораблик целым. А вот и мы! – воскликнул герцог, совершая безумный вираж и проходя как нож сквозь масло через хвост вертолета.
Его кабина уцелела, но, лишенный стабилизирующего винта, вертолет тут же потерял управление и завертелся, уходя вниз по спирали.
– Они разобьются? – спросил Вязьков.
Он был очень бледен. Он наконец сумел добраться до кресла второго пилота и теперь сидел в нем, обмякнув, и тупо смотрел на падающий вертолет.
– Отстрелят лопасти и катапультируются, – бросил Поль, развернул «Повелителя» и устремился на вторую вертушку.
Вторая машина «милитари» не хотела сдаваться без боя и выпустила две ракеты – одну за другой.
– Ах, вот как! – Поль рассмеялся и вновь развернул «Повелителя».
Ракеты тут же устремились за ним. Еще один вираж. Теперь Поль вел свой корабль прямиком на вертолет. Две ракеты следовали за ним, оставляя в морозном воздухе пушистые шлейфы сгоревшего топлива.
– Держитесь! Сейчас тряхнет! – предупредил Поль.
Он снес хвостовую часть вертолета, а две ракеты, что гончими мчались следом, врезались в кабину потерявшей управление вертушки. Фонтан огненных осколков расцвел в холодном декабрьском небе.
– Ах, черт! – В возгласе Скотта послышался восторг. Но он тут же нахмурился: – Разве мы не могли не убивать тех людей в кабине?
– Это зона войны, полковник. «Милитари» захотели повоевать. Я ответил – только и всего.
– А что будет с этими людьми? – Полковник указал на купола трех парашютов, что были уже у самой поверхности замерзшего озера.
Поль мельком глянул вниз.
– Я дам им шанс. Если они выберутся, то выживут. Но я сомневаюсь, что им удастся выйти из этой долины. Хотя... возможно, они сослужат нам хорошую службу.
– Но мы могли бы их подобрать. Взять в плен, – промямлил Вязьков.
– Кого? «Милитари»? Взять в плен троих «милитари»? – Поль расхохотался. – Какими силами? Ну, допустим, я бы мог справиться с одним из них. А кто захватит еще двоих? Ты с полковником? Нет, я не могу рисковать. Но они, если постараются, спасутся.
– Как?
– Думаю, за нами через врата непременно увяжется хвост. Стражи вышлют небольшой катер с людьми. Так вот, если эти трое сумеют у вновь прибывших отбить их снаряжение и припасы, то останутся живы.
– Вы стравливаете их, как пауков в банке! – возмутился полковник.
– Они сами хотели подраться. Я просто предлагаю им другого противника.
ВОЙНА
Виктор проснулся утром и понял, что остался в одиночестве. В спальнике – один. И в палатке – тоже один. Он почувствовал это отчетливо, едва открыл глаза. Спешно выполз из спальника – термопатрон уже почти не грел, и даже сквозь слой текстопласта пробивался холод.
Не сразу попав в рукава, Виктор напялил куртку и выбрался наружу. Так и есть – никого. Грузовая платформа, на которой они ехали три последних дня, исчезла. То есть уехала. Судя по тому, что уже начало заносить следы, – часа два назад как минимум. Снежок сыпался мелкий, едва приметно вспыхивали кристаллики льда на солнце.
Виктор оглядывал покинутый лагерь, и губы сами собой бормотали одно-единственное слово: «Предатели».
Зачем? Почему? Они ушли осторожно, тайком. Он вернулся в палатку, принялся осматривать вещи. Упаковки таблеток, консервы ему оставили, а вот оружие забрали. Почему Ли и остальные ушли? То ли передумали идти на метеостанцию, то ли... Что ушли сами, а не по чужой воле, – тут сомнений не было: никаких чужих следов, свидетельств борьбы, набега – ничего. Да Виктор бы услышал. Впрочем, как убрались его спутники, не услышал. А ведь он чутко спал всегда. Теперь голова, как чужая, тяжелая, казалось, вот-вот шея отломится. И во рту привкус мерзкий. Таблетка! Он вспомнил, что вечером жевал пищевую таблетку, и она показалась какой-то странной. Таблетку ему дала Ли. Сказала – в этой белой горошине дневная норма витаминов, потому и вкус такой неприятный. Снотворное? Догадался? Ну, молодец! Значит, она запланировала бегство еще с вечера. И комбат Вася, и его дружки-работяги – тоже. Но почему он ничего не почувствовал? Где его всегдашняя интуиция? Где призраки мортала, наконец? Во второй раз они его подвели.
– Ну и черт с ними! – выругался Ланьер вслух.
Как бы то ни было, а до станции он дойдет в одиночку. К вечеру будет на месте, если бросит спальник и палатку и пойдет налегке и не собьется с дороги. Вчера вечером они долго обсуждали маршрут – дорога сильно петляла, сбиться не составляло труда. Виктор понимал, что рискует: если он не успеет до темноты к станции, ночевать будет негде. Но ежели тащить на себе палатку и спальник, тогда точно придется устраивать еще одну ночевку. Этого ему не хотелось. Нет уж, стоит рискнуть и уложиться в один дневной переход.
Хорошо, если ясная погода сохранится до вечера. А вдруг начнется метель?
«Вот и отлично, спрошу у погодников – не предвидится ли снежной бури», – усмехнулся Ланьер.
Он взял с собой консервы, таблетки, «Дольфин» – согласно карте, предстояло топать через мортал. После кратких раздумий Виктор прихватил с собой несколько термопатронов и люминофор. Он никогда не был настолько безрассуден, чтобы поставить на одну карту все. Если не доберется до станции (шанс такой есть, всегда есть шанс, что выйдет подлянка), наломает лапника, укроется где-нибудь под поваленным стволом, и два термопатрона согреют его ночью.
Палатку, спальник и те вещи, что не брал с собой (котелок, к примеру), он спрятал под камнем, сверху накидал веток, потом присыпал снегом, но так, чтобы можно было найти. Неведомо, что впереди. Может, даст он круг по лесу и вернется сюда к вечеру. Одно его утешало: если Бурлаков или кто другой не предупредил – значит, серьезной опасности не было. Он уже почти доверял своим призрачным советчикам. На той стороне ему будет их не хватать.
Та сторона?
Виктор усмехнулся. А есть ли та сторона?
Помнится, деревенский сумасшедший очень в этом сомневался. Сумасшедший? Ой ли? Что-то кольнуло – отгадка была где-то рядом. Виктор замер. Э, нет, так не пойдет! Вперед! Думать будем по дороге.
Виктор шагал, настроение было, в общем-то, неплохое. Предательство попутчиков уже почти не злило: да и смешно было требовать от них верности – тайный агент да кучка бывших рабов, разве они клялись ему в дружбе? Счастье, что они не прирезали его во сне, да ещё оставили термопатроны и консервы. Виктор был снисходителен к себе и другим, а попытки себя или других переделать считал занятием малоперспективным и к тому же неинтересным.
Как там ребята в крепости? Борис? Димаш? Каланжо? После смерти Бурлакова им наверняка не сладко.
Вдруг вспомнился разговор с Каланжо. Разговор шел о вратах, о том, что они очищают. Когда возвращаешься в Вечный мир, ты забываешь о смерти, о боли. Но здесь, в мире войны, до мельчайших подробностей помнишь свою прежнюю жизнь. А что, если те, другие врата, работают наоборот? Проходишь через них и уже не веришь, что существует мир, где нельзя убивать, где ненависть и враждебность считаются недопустимыми чувствами. Приносишь отсюда, из Дикости, в Вечный мир и ненависть, и злобу, усиленные многократно, и жажду смерти. Эрос умирает, остается Танатос. Ты ненавидишь тот мир – он чужой. Ты жаждешь уничтожить всех и каждого. Ну конечно! Конечно! Вот почему императору так важны те, вторые врата. Император говорил, что проход через первые подобен кастрации, а проходя вторые, ничего не теряешь, все остается при тебе – ненависть, злоба и пролитая кровь. Но если так, то возвращение в Дикий мир через вторые врата ведет к тому, что Вечный мир тут же забывается. Становится призрачным, ненастоящим. Морок. Ложь...
– Она – майор. А я всего лишь лейтенант. Субординация.
– Когда трахаетесь, она сверху?
– У нас чисто деловые отношения, – соврал Виктор.
– Не заливай. Неужто ни разу?.. Нет? – У Васильева брови поползли вверх. – Ни хрена себе. Откуда же она?
– Из Валгаллы.
Васильев присвистнул.
3
В тот день они сумели миновать перевал и, как планировала Ли, свернули на дорогу к метеостанции. После развилки путь был не тот, что прежде, – не дорога, а скорее тропа. Грузовые платформы то и дело застревали. А поторопиться стоило: теперь за ними могли охотиться уже две команды – из Валгаллы и из промзоны.
– Кто страшнее? – спросил Ланьер.
В ответ майор Бернхард только пожала плечами.
Ехать ночью по этим местам никто не решался. Пришлось остановиться и заночевать. Отыскали две просторные пещеры. Пещеры в Лысых горах попадались на каждом шагу. Гай и Руд утверждали наперебой, что здесь непременно должны водиться гномы. Но гномов никто еще не встречал. В расщелинах жили пещерные крысы. Их пришлось выкуривать термопатронами. Оставался лишь гнилостный запах крысиной норы. Мерзкий запах, не дававший уснуть. Капитан Васильев жег костер, курил (Ли снабдила его сигаретами) и рассказывал глухим монотонным голосом:
– У нас было много раненых. Из-за этого мы отстали и нас отрезали от остальных. Эти ребята, они хорошо организованы. Крутые ребята в серо-голубом. У каждого серебряный значок на груди в виде орла. Мы даже не сопротивлялись. Видели – они не мары. Поначалу решили, что это «милитари». Переоделись в зимнюю форму, то есть подготовились к закрытию врат. У меня была надежда – договоримся с парнями. Про «милитари» говорят разное, ребята там серьезные, но не звери же. А они отобрали человек пять, в том числе одного лейтенанта. Остальных согнали в какой-то сарай. Мы жили там два дня. Пили конденсат из «Дольфинов», жрали пищевые таблетки. Нам дали несколько ведер под параши. Выпускали только двоих – выносить ведра с дерьмом. Потом пришли охранники из промзоны. Нас продали им. Я сам видел, как они ведут торг... а лейтенант мой, гад продажный, он был уже в серо-голубом. И орел на груди блестел. Мерзавец, попался бы, я б его собственными руками задушил.
Потом было путешествие в промзону. Тех, кто не был ранен, гнали вперед. Раненых куда-то увезли.
«В мортал, – подумал Виктор. – Тем, кто сумел выздороветь без серьезной медицинской помощи, повезло – остались жить, отправились на работы. А тем, кто умер, может быть, повезло еще больше».
Промзона. Когда Васильев увидел сложенную из каменных блоков ограду и металлические ворота, у него подкосились ноги. По верху шла колючая проволока пол напряжением. Сторожевые вышки стояли через каждые пятьсот метров. А над воротами красовался лозунг...
– «Каждому – свое»? – предположил Виктор.
– «Труд облагораживает», – хмыкнул майор.
Их провели внутрь и сразу отправили мыться. Васильев. кое-что помнил из истории. Как только он услышал про мытье, волосы у него на теле встали дыбом. Он думал – это все, конец. Правда, он не мог понять, зачем это понадобилось обитателям Дикого мира. Но ведь никто так и не понял до конца, зачем это понадобилось в мире цивилизованном?
Однако тут никакого подвоха не было. Была настоящая баня. С горячей водой, едким жидким мылом, парилкой и обливанием мерзким раствором, от которого все тело саднило, а пуще всего кожа, где только что выбрили волосы – на голове, под мышками, на лобке. Выдали серые рубахи и кальсоны из грубой ткани – нижнее белье. Потом ватную стеганую одежду, уже верхнюю, одну пару ботинок. Накормили баландой и отправили в барак для новичков.
– Постараюсь описать барак кратко, – пообещал Васильев.
Итак...
Огромное холодное помещение, единственная лампочка у двери. Два ряда нар. На нижних спать холоднее, на верхних – теплее. На нарах – тощие матрацы со штампами Красного креста (такие поставляют для госпиталей), подушки и одеяла тоже госпитальные, белья не полагалось. От матрацев воняло дезинфекцией. От этого запаха першило в горле и слезились глаза. Дежурные топили печь непрерывно. Она раскраснелась от жара. Васильев лег на нижние нары, накрылся тощим одеялом. Он не мог представить, как доживет до завтра. Как вообще переживет все это. Он понимал, что врата уже закрылись, что на ту сторону ему не успеть. Но все в нем рвалось и протестовало, вопило: «Нет! Нет! Нет!»
Надо было усмирить себя, заглушить этот крик, иначе ему конец, иначе он сгинет в этом бараке в первые же дни. Майор был реалистом и сразу же понял, что здесь он задержится надолго. Но он не мог смириться. Во всяком случае, в ту первую ночь. Он просыпался каждые десять минут, вскакивал, садился на нарах, потом опять ложился и засыпал. И вдруг во время очередного пробуждения услышал, как кто-то молится. Он перекрестился. Потом вспомнил, что у них отобрали все, даже крестики и амулеты, не говоря о кольцах и медальонах. Они были отныне равны – люди в серых балахонах, лишенные знаков различия. Значит, надо было быть первым (хотя бы первым из новичков) и получить хоть что-то. Выбиться, выделиться, встать над другими. Он поднялся, тронул дремлющего у печи дежурного за плечо:
– Иди поспи. Я буду подбрасывать дрова. Все равно не уснуть.
– Хорошо. Пару часиков. – Дежурный тут же завалился на нары и уснул до рассвета.
Утром сказал:
– Сегодня будешь раздавать хлеб в столовой. Смотри – не проморгай теплое место.
Оказалось, в эту ночь дежурил префект барака.
Так началось существование майора Васильева в промзоне.
4
– И что это значит? Откуда взялась эта промзона, которая сильно смахивает на концлагерь? – спросил Виктор, залезая в спальник вместе с Ли.
– А ты думаешь, как здешний мир существует? Только за счет того, что привозят с той стороны? Вот смех. Здесь производится все: обувь, одежда, металл и немало оружия. Шахты работают круглосуточно. Кстати, твоему знакомцу повезло, что его не отправили в шахты. Там можно продержаться одну зиму – не дольше. Кто-то должен все это обслуживать. Валгалла поставляет ресурсы.
– А если точнее? – Виктор уже и сам догадался – каким образом. Но ему хотелось, чтобы Ли это выговорила, произнесла. Как признание если не своей вины, то вины Валгаллы.
– Во время эвакуации мы окружаем целые соединения и берем в плен, потом сортируем людей, отбираем тех, кто будет воевать за нас, остальных продаем промзоне. Промзона платит хорошо – нужными нам товарами. Или деньгами.
Виктор отметил про себя, что она без всякой оговорки говорила про Валгаллу «мы» и «нас». Но вслух он не стал ничего говорить, лишь переспросил:
– Деньгами?
– Золотом и серебром. Драгоценные металлы на этой стороне в ходу. Впрочем, серебро дешево. Так что Валгалла предпочитает золото. Валгалла чеканит монету. И твой двойник герцог тоже ее чеканит. Еще не встречал динарии с его профилем?
Обычная работорговля – только и всего. Любой рывок человечество начинает именно с нее – с работорговли. Война – это тоже промышленное производство, где сырьем служат люди, она их перерабатывает, перемалывает, одни становятся отходами, другие – топливом в огромном агрегате. И сырье никогда не иссякает, каждый год все новые и новые добровольцы являются в Дикий мир, чтобы пополнить бараки промзоны.
Минуту или две Виктор молчал, потрясенный гениальной простотой решения.
– Помнится, один мальчик в детстве любил военные игры, – выговорил он наконец, – а когда вырос, он построил очень похожие лагеря, где вновь прибывшим тоже предлагали помыться. И этого мальчика звали Шикльгрубер.
– Гитлер. Твое презрение ничего не объясняет.
– А тех, кого вы отбираете на службу, что вы с ними делаете? Проверяете, на что они годны, в бою? Заставляете штурмовать крепость? – спросил Ланьер у майора из Валгаллы.
– Что? – не поняла поначалу Ли. – Штурмовать крепость? Кто такую ерунду тебе сказал? Нет, конечно, мы их натаскиваем, обучаем.
– Но я сам видел штурм!
– Как ты не понимаешь: на крепость нападают слабаки, пацаны – те, кто не пригоден для Валгаллы и за кого промзона дает гроши. Чтобы в первые дни, когда улов отставших самый большой, Валгалла могла получить максимум материала, чтобы крепость нам не мешала. Поэтому вам достаются единицы, которых вы «спасаете». А нам – сотни и тысячи, которых мы продаём. Уяснил наконец? Мы берем всех – и здоровых, и раненых, и больных. Попорченный материал завозим в мортал. Легкораненые поправляются, тяжелые умирают.
– Не слишком гуманно, – заметил Ланьер.
– А зачем они пришли в этот мир? За гуманизмом?
– Пленных не отпускают из промзоны, так ведь? Это пожизненное заключение. За что?
– Таковы здешние правила игры. Конечно, они мало похожи на те, что сочиняются в Вечном мире генералами «синих» или «красных». Но Дикий мир – суровый мир. Здесь трудно выжить.
– Но почему для этого надо становиться зверьми? Почему все хотят, чтобы человек не имел права уйти с войны?..
– Хочешь, чтобы я ответила?
– Нет, – Виктор помолчал, затем выдохнул: – Этот мир никогда не отпустит нас.
– С чего ты взял? – Ему послышалась фальшь в ее голосе.
– Интуиция подсказывает.
МИР
Глава 18
1
«Повелитель ветров» летел быстрее ветра. Хотя сто двадцать узлов – не самая большая скорость для такого корабля.
На самом деле «Повелитель ветров» не был кораблем в прежнем понимании этого слова. Его нельзя было назвать и амфибией. Он прошивал пространство – воздух, воду, и даже препятствия рассекал, не задерживаясь ни на миг. Металлический сигарообразный корпус, два генератора в кормовой части и четыре дюзы создавали «эффект прорыва» – «Повелитель» мчался как бы в коконе, в пустоте – все, что осталось снаружи, его не касалось и не тревожило. Ветер не был страшен ему, ни один ураган не мог его сбить с курса. Ну, разве что торнадо заглотнет его в свое чрево – но и тогда он лишь немного изменит курс. Сквозь горный массив «Повелитель» тоже не мог пролететь, а вот стену дома, забор, отдельно стоящую скалу – прошивал запросто. Пока «Повелители» летали только над океаном и морями – на высоте, достаточной, чтобы не задевать корабли на волнах, и в то же время не поднимались высоко, чтобы не мешать традиционной авиации.
Скорость стала падать. Сто узлов, девяносто, восемьдесят... Никто из пассажиров не ощущал, что корабль тормозит. Тридцать, двадцать... Локатор обшаривал пространство. Ни одного корабля в радиусе пятидесяти миль. Поль Ланьер следил за голограммой, но видел пока только небо и волны. Локатор не мог обнаружить то, что они искали.
– Как мы найдем врата? – спросил Вязьков у Ланьера.
Страж номер два управлял «Повелителем», Поль стоял рядом.
– Мы знаем, что сейчас врата открыты на вход, – отвечал герцог. – Твоя задача – вписаться. Ведь врат как таковых здесь нет. Есть точка перехода. Ищи темный смерч над водой. Он стоит неподвижно, не перемещаясь. Смерч будет виден только сегодня, в день, когда врата открываются. Черный столб – это и есть врата.
– А что мы должны увидеть на голограмме? – спросил Вязьков.
– Ничего, – ответил герцог. – Придется положиться на визуальный контроль. У тебя хорошее зрение?
– Не жалуюсь. Коррекция стоила мне десять тысяч евродоллов, – похвастался страж.
– Тогда смотри в оба.
Вязьков перевел носовую часть кабины в режим видимости, «Повелитель» опустился и завис почти над самыми волнами.
– Самый малый вперед, – приказал Ланьер.
2
Женька разместилась в адаптивном кресле – последнем из шести, что были в кабине «Повелителя». Удобная мягкая обивка, перед каждым креслом – свой голографический экран.
Полковник сел рядом, протянул Женьке стаканчик с кофе:
– Хочешь?
– Не хочу, – огрызнулась Женька, но стаканчик взяла.
– Скоро мы минуем врата и очутимся в Диком мире. Не боишься?
– А чего мне бояться? С Ланьером я ничего не боюсь. Черт, рука чешется... – Она принялась отчаянно драть ногтями кожу. – По-моему, этот Вязьков – урод. Я ему не френдю. А ты?
– Разве внешность в глазах женщины имеет такое большое значение? Наоборот, говорят, что красота...
– При чем здесь внешность? Нос, к примеру, или задница? Я про другое спикаю. Какой-то от него смрад идёт. Подлянкой смердит. Заберем «Повелителя», а самого выкинем посреди океана на плотике. Надо сгрузить эту идейку Полю, она ему точно понравится, – хихикнула Женька.
– Вот они! – крикнул в этот момент Поль. – Я вижу врата.
Почти прямо по курсу над волнами поднимался темный вертикальный столб.
Вязьков прибавил скорость и двинулся к цели.
– Детка, я за ним буду строго следить! – пообещал полковник Скотт.
– Уследишь за ним, как же! Он сделает огромную кучу, и никто не заметит. Он же настоящий манки. Я таким не френдю... Нет, что за шит, а? – Женька поднесла руку ко рту. Отдернула.
– Что с тобой? – забеспокоился сидящий впереди рен.
– Мутит. Вот, шит, меня ж не укачивало никогда!
– Странно. У «Повелителя» такой ровный ход, – засомневался полковник.
– Держи! – Сироткин протянул внучке гигиенический пакет.
Женька отдернула от лица руку. Ладонь сделалась красной. Из носа струйкой бежала кровь. Женька вскочила. Но тут же вновь осела в кресло. Лицо ее мгновенно побелело. Она сделала один судорожный вдох, другой. И вдруг перестала дышать.
– Жене плохо! – закричал рен. Он прижал пальцы к шее девушки. Пульса не было. – Слышите?! Я говорю: нет пульса!
– Что? – Вязьков обернулся. Увидел бессильно обмякшее, залитое кровью лицо девушки. – Надо прекратить переход... назад! – Он потянулся к значку реверса на управляющей голограмме, но Поль перехватил его руку.
– Не получится! Мы уже в зоне перехода. Дашь реверс – нам всем крышка.
– Но она может умереть! – Вязьков кусал губы. На лице его появилось жалкое затравленное выражение.
– Вперед! – прорычал Ланьер.
В следующий миг «Повелитель» выскочил на другую сторону. Он уже не мчался над водой, а скользил по льду замерзшего озера. Снежная пыль окутывала его облаком. И солнечные лучи, искрясь в ледяных осколках, образовывали десятки крошечных радуг.
– Теперь реверс! – закричал Поль.
«Повелитель » легко затормозил и замер на льду. Продолговатое озеро лежало посреди небольшой долины. Со всех сторон ее окружали горы. Пики поднимались почти отвесно. Сейчас они сияли в лучах солнца.
3
– Что с ней? – Поль мгновенно очутился возле последнего ряда кресел.
Рен держал внучку на руках, полковник придерживал на руке девушки манжету с физраствором.
– Пульс сейчас появился. Но она без сознания, – сказал полковник. – Похоже, вы чуть не убили нашу девочку.
– Что за ерунда! – воскликнул Поль. – Еще никто не умирал во время перехода через врата. Иногда память теряли, другие впадали в кому – но это те, кто подшил себе микрочип. Я же каждого спросил об этом по дороге в Веракрус. Помните? Все сказали, что имплантантов нет.
– У нее вживленный в ухо плеер, – напомнил рен.
– Это мелочь. Я говорю про микрочипы другого класса – их надо срочно извлечь, если имеются. Придется просканировать ее мозг. На борту есть сканер. Я могу это сделать.
– Не стоит терять время, – сказал Вязьков очень тихо.
– Что? – Рен глянул на стража с изумлением.
– Я знаю, где у нее под кожей вживлен микрочип. Вот! – Он коснулся Женькиной руки повыше локтя. – Вот здесь! – указал на покрасневшую кожу.
– Черт! Это же жучок! Ну от тебя и смердит, парень! – Полковник глянул на Вязькова так, будто выстрелил в упор.
– Надо срочно извлечь эту штуку! – объявил Поль.
Он кинулся к боковой стене, сорвал аптечку.
– Держите ее крепко. Сейчас я выну «подсадку».
– Разве ты врач, Поль? – удивился Сироткин.
– В Диком мире всем приходит лекарить. Держите ее руку, я сказал – времени у нас в обрез.
– Я не позволю! Вы же дилетант! – Полковник ухватил Поля за руку. Сил у него было еще немало, несмотря на преклонный возраст.
– Оставьте его, полковник! – сказал очень тихо рен. – У нас в самом деле нет времени на препирательства. Лучше держите Женьку покрепче. Доставай чип! – приказал он Полю.
Герцог кивнул, давая понять, что оценил мужество старика. Он сделал надрез на плече, облил рану спреем.
– Не вижу ничего, кровь заливает. Ага! Вот! – Поль извлек из-под кожи белую горошину. – Сейчас я заклею ранку, и все будет хорошо.
– Поль! Нас встречают! – закричал Вязьков.
– Кто?! – отозвался герцог, прилаживая пластырь на руку Женьке.
– Какие-то летуны. Похоже – вертолеты.
Ланьер метнулся в рубку, опять же – мгновенно. Перевалив через сверкающие снегом вершины, к ним летели две вертушки. Держались друг за другом.
– Похоже – это «милитари». Черт! Жаль, у нас нет в наличие пары-тройки ракет. Не догадались прихватить.
– На «Повелителе» нет оружия, – напомнил Вязьков.
– Не волнуйся, этот корабль сам – оружие. Я просто пойду на таран.
– Ты – сумасшедший.
– Никто и не сомневается в этом. Пусти-ка меня!
– Ты не умеешь управлять кораблем!
– Уже научился!
Ланьер вышвырнул Вязькова из кресла и занял его место. Положил ладонь на приборную панель жестом хозяина, будто всю жизнь просидел в кресле первого пилота.
– Привет, ребята, пора сказать друг другу «бонжур»!
Вязьков не успел подняться, а «Повелитель ветров » вздрогнул всем корпусом и рванулся вперед, окутанный облаком серебристой пыли, при этом он быстро набирал высоту.
Вязькова отшвырнуло к стене.
– Они нас расстреляют! – мрачно предрек полковник.
Он приник к иллюминатору и наблюдал за сближением.
– Ерунда! – отозвался Поль с легкомыслием двадцатилетнего юноши. – Во-первых, даже ракетой «Повелителя» не возьмешь, а во-вторых, им нужно захватить наш кораблик целым. А вот и мы! – воскликнул герцог, совершая безумный вираж и проходя как нож сквозь масло через хвост вертолета.
Его кабина уцелела, но, лишенный стабилизирующего винта, вертолет тут же потерял управление и завертелся, уходя вниз по спирали.
– Они разобьются? – спросил Вязьков.
Он был очень бледен. Он наконец сумел добраться до кресла второго пилота и теперь сидел в нем, обмякнув, и тупо смотрел на падающий вертолет.
– Отстрелят лопасти и катапультируются, – бросил Поль, развернул «Повелителя» и устремился на вторую вертушку.
Вторая машина «милитари» не хотела сдаваться без боя и выпустила две ракеты – одну за другой.
– Ах, вот как! – Поль рассмеялся и вновь развернул «Повелителя».
Ракеты тут же устремились за ним. Еще один вираж. Теперь Поль вел свой корабль прямиком на вертолет. Две ракеты следовали за ним, оставляя в морозном воздухе пушистые шлейфы сгоревшего топлива.
– Держитесь! Сейчас тряхнет! – предупредил Поль.
Он снес хвостовую часть вертолета, а две ракеты, что гончими мчались следом, врезались в кабину потерявшей управление вертушки. Фонтан огненных осколков расцвел в холодном декабрьском небе.
– Ах, черт! – В возгласе Скотта послышался восторг. Но он тут же нахмурился: – Разве мы не могли не убивать тех людей в кабине?
– Это зона войны, полковник. «Милитари» захотели повоевать. Я ответил – только и всего.
– А что будет с этими людьми? – Полковник указал на купола трех парашютов, что были уже у самой поверхности замерзшего озера.
Поль мельком глянул вниз.
– Я дам им шанс. Если они выберутся, то выживут. Но я сомневаюсь, что им удастся выйти из этой долины. Хотя... возможно, они сослужат нам хорошую службу.
– Но мы могли бы их подобрать. Взять в плен, – промямлил Вязьков.
– Кого? «Милитари»? Взять в плен троих «милитари»? – Поль расхохотался. – Какими силами? Ну, допустим, я бы мог справиться с одним из них. А кто захватит еще двоих? Ты с полковником? Нет, я не могу рисковать. Но они, если постараются, спасутся.
– Как?
– Думаю, за нами через врата непременно увяжется хвост. Стражи вышлют небольшой катер с людьми. Так вот, если эти трое сумеют у вновь прибывших отбить их снаряжение и припасы, то останутся живы.
– Вы стравливаете их, как пауков в банке! – возмутился полковник.
– Они сами хотели подраться. Я просто предлагаю им другого противника.
ВОЙНА
Глава 19
1
Виктор проснулся утром и понял, что остался в одиночестве. В спальнике – один. И в палатке – тоже один. Он почувствовал это отчетливо, едва открыл глаза. Спешно выполз из спальника – термопатрон уже почти не грел, и даже сквозь слой текстопласта пробивался холод.
Не сразу попав в рукава, Виктор напялил куртку и выбрался наружу. Так и есть – никого. Грузовая платформа, на которой они ехали три последних дня, исчезла. То есть уехала. Судя по тому, что уже начало заносить следы, – часа два назад как минимум. Снежок сыпался мелкий, едва приметно вспыхивали кристаллики льда на солнце.
Виктор оглядывал покинутый лагерь, и губы сами собой бормотали одно-единственное слово: «Предатели».
Зачем? Почему? Они ушли осторожно, тайком. Он вернулся в палатку, принялся осматривать вещи. Упаковки таблеток, консервы ему оставили, а вот оружие забрали. Почему Ли и остальные ушли? То ли передумали идти на метеостанцию, то ли... Что ушли сами, а не по чужой воле, – тут сомнений не было: никаких чужих следов, свидетельств борьбы, набега – ничего. Да Виктор бы услышал. Впрочем, как убрались его спутники, не услышал. А ведь он чутко спал всегда. Теперь голова, как чужая, тяжелая, казалось, вот-вот шея отломится. И во рту привкус мерзкий. Таблетка! Он вспомнил, что вечером жевал пищевую таблетку, и она показалась какой-то странной. Таблетку ему дала Ли. Сказала – в этой белой горошине дневная норма витаминов, потому и вкус такой неприятный. Снотворное? Догадался? Ну, молодец! Значит, она запланировала бегство еще с вечера. И комбат Вася, и его дружки-работяги – тоже. Но почему он ничего не почувствовал? Где его всегдашняя интуиция? Где призраки мортала, наконец? Во второй раз они его подвели.
– Ну и черт с ними! – выругался Ланьер вслух.
Как бы то ни было, а до станции он дойдет в одиночку. К вечеру будет на месте, если бросит спальник и палатку и пойдет налегке и не собьется с дороги. Вчера вечером они долго обсуждали маршрут – дорога сильно петляла, сбиться не составляло труда. Виктор понимал, что рискует: если он не успеет до темноты к станции, ночевать будет негде. Но ежели тащить на себе палатку и спальник, тогда точно придется устраивать еще одну ночевку. Этого ему не хотелось. Нет уж, стоит рискнуть и уложиться в один дневной переход.
Хорошо, если ясная погода сохранится до вечера. А вдруг начнется метель?
«Вот и отлично, спрошу у погодников – не предвидится ли снежной бури», – усмехнулся Ланьер.
Он взял с собой консервы, таблетки, «Дольфин» – согласно карте, предстояло топать через мортал. После кратких раздумий Виктор прихватил с собой несколько термопатронов и люминофор. Он никогда не был настолько безрассуден, чтобы поставить на одну карту все. Если не доберется до станции (шанс такой есть, всегда есть шанс, что выйдет подлянка), наломает лапника, укроется где-нибудь под поваленным стволом, и два термопатрона согреют его ночью.
Палатку, спальник и те вещи, что не брал с собой (котелок, к примеру), он спрятал под камнем, сверху накидал веток, потом присыпал снегом, но так, чтобы можно было найти. Неведомо, что впереди. Может, даст он круг по лесу и вернется сюда к вечеру. Одно его утешало: если Бурлаков или кто другой не предупредил – значит, серьезной опасности не было. Он уже почти доверял своим призрачным советчикам. На той стороне ему будет их не хватать.
Та сторона?
Виктор усмехнулся. А есть ли та сторона?
Помнится, деревенский сумасшедший очень в этом сомневался. Сумасшедший? Ой ли? Что-то кольнуло – отгадка была где-то рядом. Виктор замер. Э, нет, так не пойдет! Вперед! Думать будем по дороге.
2
Виктор шагал, настроение было, в общем-то, неплохое. Предательство попутчиков уже почти не злило: да и смешно было требовать от них верности – тайный агент да кучка бывших рабов, разве они клялись ему в дружбе? Счастье, что они не прирезали его во сне, да ещё оставили термопатроны и консервы. Виктор был снисходителен к себе и другим, а попытки себя или других переделать считал занятием малоперспективным и к тому же неинтересным.
Как там ребята в крепости? Борис? Димаш? Каланжо? После смерти Бурлакова им наверняка не сладко.
Вдруг вспомнился разговор с Каланжо. Разговор шел о вратах, о том, что они очищают. Когда возвращаешься в Вечный мир, ты забываешь о смерти, о боли. Но здесь, в мире войны, до мельчайших подробностей помнишь свою прежнюю жизнь. А что, если те, другие врата, работают наоборот? Проходишь через них и уже не веришь, что существует мир, где нельзя убивать, где ненависть и враждебность считаются недопустимыми чувствами. Приносишь отсюда, из Дикости, в Вечный мир и ненависть, и злобу, усиленные многократно, и жажду смерти. Эрос умирает, остается Танатос. Ты ненавидишь тот мир – он чужой. Ты жаждешь уничтожить всех и каждого. Ну конечно! Конечно! Вот почему императору так важны те, вторые врата. Император говорил, что проход через первые подобен кастрации, а проходя вторые, ничего не теряешь, все остается при тебе – ненависть, злоба и пролитая кровь. Но если так, то возвращение в Дикий мир через вторые врата ведет к тому, что Вечный мир тут же забывается. Становится призрачным, ненастоящим. Морок. Ложь...