Страница:
2
Поль тронул что-то на панели управления, и окна тут же перешли в прозрачный режим. Женька разглядела залитые синеватым искусственным светом своды пещеры. Похоже, здесь был настоящий ангар. К своему изумлению Женька разглядела стоящий невдалеке вертолет.
– А что мы тут делаем? Это стоянка? Твое жилище? – Женька приникла к иллюминатору. – Тут классно!
Ей почудилось, что она видит какие-то тени внизу, но они тут же исчезли.
– Нам понадобится небольшой ремонт после перехода, – судя по неопределенности ответа, Поль не желал посвящать ее в свои планы. – Здесь у меня ремонтные мастерские и небольшое тайное жилище в скалах. Идем, я покажу тебе твои комнаты.
Женька повиновалась. Ей нравилось повиноваться Полю. Рядом с ним ей было совсем не страшно в этом новом незнакомом мире. Даже после того, как она чуть не умерла. Она просто не успела испугаться. Герцог ее спас, как она и ожидала. И спасет снова, много-много раз! У нее замирало сердце – немного по-детски. Она представляла себя рядом с ним маленькой девочкой, а он казался ей высоким, сильным и могучим, хотя внешне был не так уж высок и уж тем более не выглядел силачом.
– Вперед! – завопила она, прыжком попыталась перемахнуть через кресло, но не рассчитала силы, поскользнулась и растянулась в проходе.
– Женя, что с тобой? – изумился рен, он нес ей поднос, накрытый белым колпаком, и Женька едва не сбила его с ног. Но рен устоял, только стаканчик с кофе упал с подноса. Но Поль успел его подхватить. Крышка не дала жидкости пролиться.
– Ескьюз, ескьюз, всем ескьюз, – принялась извиняться Женька, выхватила из рук Поля стаканчик и открыла крышку. Запахло настоящим кофе. – Всем большой-пребольшой фэнк. Я смешная герла, да? – У нее кружилась голова, но она не хотела говорить об этом деду.
– Куда ты собралась? – спросил рен. – Ты на ногах не стоишь!
– Поль обещал показать наши шикарные покои. А бутеры у тебя с чем?
– С холодной ветчиной.
– Давай сюда! Поль... то есть герцог, ты богато живешь? – спросила Женька с набитым ртом. – То есть роскошно?
– Тебе понравится.
3
Казалось, без герцога ни одно дело не могло здесь делаться. Его не было – жизнь замерла в пещерах. Вернулся – сонное царство мигом ожило, и все закрутилось, завертелось, в печах весело потрескивали поленья, в мастерских ожили станки и приборы, послышался лязг металла.
Один из коридоров вел на кухню и в просторный холл. Туда уже носили подносы с закусками и бутылки вина.
– Может, сразу в столовую? – спросила Женька.
– Сначала покажу твою комнату.
Они свернули в боковой коридор. На стенах тлели желтоватым светом лампы. С одной стороны шла глухая стена, с другой через равные промежутки – двери.
Одну их таких дверей за номером двадцать два Поль распахнул перед гостьей. Крошечная комнатушка, где помещались только кровать и солидный дубовый сундук, вместо окна – забранное решеткой вентиляционное отверстие.
– Шит! Неужели тут можно поселиться? – Женька оглядывала свое жилье и глазам своим не верила.
– Дикий мир велик, здесь можно найти местечко и получше, – шепнул ей на ухо Поль. – А пока тебе придется довольствоваться этим казематом. Спальня для гостей. Могу заверить – кровать удобная.
Женька плюхнулась на кровать. В самом деле, мягко. А перина – так просто прелесть. Жаркая и легкая.
– Гагачий пух, – сказал Поль.
– А у тебя спальня что, такая же шикарная? – спросила Женька.
– Там двуспальная кровать, – отозвался герцог.
– А можно мне в твою постель? – Женька вскочила, прижалась к нему, обхватила руками за шею. – Я тебя лавлю. И не важно – герцог ты или портальщик. Мне плевать.
– Женечка, милая, я – повелитель Дикого мира. – На правах победителя и повелителя он обнял ее за талию.
– Шутишь?
– Когда речь идет о власти, шутить не стоит.
– И я, гостья повелителя, буду жить в этой норе?
– Временно. Это самая безопасная комната в здешней пещерке.
– Почему не купил обстановку для нового особняка в нашем мире? Или у тебя не было евриков? Попросил бы у деда в долг. Он бы дал. Он не жадный.
– Честно отвечаю: я на ту сторону ходил за оружием.
– Что? Не андестендю.
– Я ходил на ту сторону за современным оружием. Потому что лучшее в мире оружие делают тихие невозмутимые люди, которые пьют кофе по утрам и трясутся за свой чистенький уютный домик. Они очень спокойно и обстоятельно рассуждают о том, сколько тысяч или миллионов убьет их новое изобретение.
– Только за этим? Серьезно? А как же любовь? А я? – Она растерялась.
– Я точно не знаю.
– Что не знаешь? – Она отстранилась. – Что ты не знаешь такого? Как трахаться? Или как сказать мне, что ты женат?
– Я стараюсь тебе понравиться. Получается?
Она наморщила носик:
– Не очень. Мне нравится, когда ты скромный, стеснительный и краснеешь.
– Тогда я больше не буду стараться. Пусть все выйдет само собой. Естественно.
– Ага, я должна естественно залечь к тебе в койку. А как же герцогиня? Ей придется немножко подвинуться? Почему ты не сказал, что женат?
– Это формальность. Поцеловать ее – все равно что приложиться губами к мертвому дереву в мортальной ловушке.
– Дурно говорить так даже о бывшей жене.
– Папа! – окликнул герцога детский голосок из темноты. – Мы приехали!
Из узкого каменного коридора выступил человечек. То ли ребенок, то ли гном в зеленом костюмчике.
– Раф?! А почему вы здесь? – изумился Поль. Одной рукой он все еще обнимал Женьку за талию и не торопился отпускать. – Почему не в замке?
– Я же сказал: мы с мамой приехали. А почему ты не явился в замок?
– Где мама?
– В библиотеке. Тебя ждет.
– Скажи ей: я сейчас приду.
Раф, однако, не торопился выполнять поручение. Он смерил Женьку взглядом и спросил:
– Это что, очередная ролевичка?
– Малыш мне не френдит, – фыркнула Женька. – Может, надрать ему уши?
– Только попробуй! – Раф надменно откинул голову назад и на всякий случай отступил. – И не называй меня малышом!
– А вот и попробую! – Похоже, Женька уже собиралась привести угрозу в исполнение.
Поль ее остановил:
– Будь с этим молодым человеком поосторожнее – он известный провокатор. Увидимся за обедом.
Он поцеловал Женьку в щеку и вышел в коридор. Раф поджидал его.
– Она хорошенькая, куда красивее, чем все другие твои герлы, – заявил Раф. – А как она в постели? Ничего?
– По-моему, тебе рано вести такие разговоры.
– Мне двадцать три года. Или ты забыл? А сколько этой герле лет?
– Семнадцать, кажется, – Поль только теперь сообразил, что не знает, сколько ей лет.
– Мама будет в экстазе.
– Ну что ж, повидаемся с герцогиней, – пробормотал Поль.
– Ты можешь сказать, что привез девчонку для меня.
– Раф!
– А почему нет? Как ее зовут?
– Евгения. Женя.
– Женя? Мне нравится имя. Ты пользуешься правом первой ночи – я знаю! Но мою Женю ты не получишь.
– Раф!
Мальчишка повернулся и кинулся бежать по коридору.
«Женя! Женя!» – заметалось стиснутое камнем эхо.
4
Герцог отвел рену и полковнику самую большую спальню – здесь разместились не только две кровати, но и сундуки, и стол, и даже умывальник в уголке за занавеской. Было и окошко, оно выходило, правда, не наружу, а в большую пещеру, где днем и ночью горел свет. Под окошком и на стене висели упаковки термопатронов, так что в комнате было тепло и уютно.
Полковник, однако, морщился, оглядывая это новое жилище.
– Что случилось, полковник? – спросил рен. – Вам здесь не нравится?
– Мне все не нравится! – отозвался Скотт. – И прежде всего – амбиции герцога.
– А по-моему, все идет отлично. Они доставили через врата детали «Немезиды», которые захватили на старой базе, оставив охране муляжи. Теперь его люди собирают корпус в мастерских. Похоже, у него тут неплохой сборочный цех. Надо полагать, с помощью «Немы» он собирается уничтожить Валгаллу.
– Но как это можно сделать?
– Потом объясню! Тихо! – шикнул рен, видя, что дверь в их спальню открывает Женька. – При ней ни слова.
Девчонка заглянула перед обедом к старикам, чтобы разложить их вещи и навести порядок.
– Деда, как тебе здесь? Улетно, правда? – спрашивали Женька, встряхивая пуховую перину.
– Средневековье, – буркнул полковник.
– А как тебе герцог? Ты ему френдишь? – не унималась она. Мрачный вид полковника заставлял ее еще больше восторгаться. Глаза у нее так и горели.
– Вижу, что он тебе нравится, – заметил рен, однако без всякой иронии, с улыбкой.
– А ты что, его не лавлишь? – запальчиво выкрикнула Женька.
– Он – опасный человек.
– Ну да, он – дикарь. К тому же женатый.
– Я не о том. – Рен помолчал. – Он боится мира на той стороне, потому что слишком много времени провел здесь. Думаю, Поль хотел бы вернуться к той, прежней жизни, в отличие от Бурлакова. Но с каждым годом страх перед покинутым миром в нем только рос. Он боялся, что не сможет приспособиться, что будет там никем, тогда как здесь он – царь и почти бог. Так что при всей его кажущейся силе внутри него сидит слабый и испуганный мальчишка.
– Ну и что? – с вызовом отвечала Женька. – От этого я лавлю его еще больше. Говорят, в Диком мире распространено многоженство. Почему бы мне не сделаться его второй женой?
ИНТЕРМЕДИЯ
ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ
Герцог два года не появлялся в крепости. Нет, он не ссорился с Бурлаковым, хотя им случалось поговорить всерьез и о многом. Не препирались, не упрекали. Просто не встречались. Но пришло письмо, вернее, записка – Раф прискакал на пони и доставил.
«Приезжай в замок. Я жду. Срочно. Герцог».
Значит, решение принято. Решение все изменить. Они часто говорили об этом лет пять или шесть назад: «Надо все менять! – повторял как заклинание Поль Ланьер. – Или мы погибнем».
Менять? Но Бурлаков ничего не хотел менять. Ему нравилась та жизнь, которую он вел. Крепость и люди, которые приходили каждый год осенью, а весной уходили, В этом было что-то от прежней его профессии, от учительствования. Встречать, брать под крыло, напутствовать, объяснять, что и как, а потом отпускать в Большой мир. А самому всегда оставаться в стенах школы-крепости с теми немногими, кто готов был с ним разделить нелегкий и скудный хлеб. Он собирался так продолжать, ничего не меняя, до самой смерти, обретая и провожая учеников, упиваясь каждой новой встречей, окрыляясь надеждой, пытаясь в каждом рассмотреть, на что тот способен и зачем прошел врата. И понимать, что никогда не доведется узнать – ошибался он или был прав, и что же вышло из каждого спасенного после ухода из крепости и возвращения в Вечный мир.
«Ты слишком доверяешь этим людям, – остерегал старшего товарища Ланьер. – Наступит день, и среди спасенных твоих появится Иуда».
«Я сумею его распознать», – улыбался в ответ Бурлаков.
«Не имеет значения. Он все равно предаст».
Все эти долгие разговоры с герцогом Бурлаков вспоминал, поднимаясь по узкой тропе верхом на смирной лошадке. Справа от тропинки скалы поднимались почти отвесно. Унылый и одновременно величественный пейзаж – вокруг крутые серые склоны, лишь кое-где можно было различить бледные зеленые мазки чахлой растительности, а за ними грядой вставали сверкающие снегами вершины.
Приходилось либо идти пешком к перевалу, либо ехать верхом: ни один транспорт, ни один даже самый современный вездеход не мог проехать по этой тропе. Герцогу нравилось прятаться среди безжизненных холодных скал, и это не удивляло Бурлакова. Ланьер обожал такие укрытия – подобных нор у него было несколько. Бурлаков знал, что где-то в Недоступных горах Ланьер в огромной пещере создал что-то вроде мини-завода, там же расположил и свой монетный двор. Герцог чеканил золотую монету, называл ее динарием, золото это имело хождения в Диком мире. Как-то герцогиня сказала Бурлакову, что Ланьер собирал монеты и ссыпал в огромный сундук в тайнике.
Замок герцога оседлал перевал. Со стен тропинка простреливалась по обе стороны. Впрочем, замок – название условное. Скорее уж клетушка, сторожка. Эти слова куда больше подходили к одному из обиталищ Ланьера. Скалы вздымались часовыми с двух сторон ущелья – голые, темные, почти черные. Уступ на одной скале слегка расширили, из обломков сложили стены и два одноэтажных домика и башню внутри, вырубили в скале просторное хранилище для припасов и оружия. Это убежище громко именовалось замком. На другой стороне перевала устроили сторожку. Там постоянно кто-то находился: наблюдал за окрестностями. Около сторожки имелась конюшня. Здесь Бурлакову пришлось оставить лошадь: дальше в замок вела вырубленная в скале лестница, по которой мог идти лишь один человек.
«Какая-то чертова литературщина...» – бормотал Бурлаков, карабкаясь все вверх и вверх, и, находя ногой ступеньку, каждый раз сомневался, что сможет на ней удержаться.
Вместо перил к скале крепился карабинами металлический трос. В случае опасности его вытянут наверх, оставив врагу лишь вбитые в скалы крюки. Такова лестница для людей. Грузы снизу поднимают лебедкой.
– Литературщина, – повторил Бурлаков, когда перед ним отворилась стальная дверь в стене.
Небольшой или лучше сказать – крошечный двор, сложенные из камня постройки. Домики с толстыми стенами, узкими оконцами, в случае опасности их можно закрыть стальными ставнями. В случае большой опасности вообще можно уйти в складские пещеры и там отсидеться или удрать и выйти далеко от замка через потайной ход. Башня, торчащая острым зубом, была выше домиков раз в пять или шесть. Ее возвели на отдельном уступе, так что к ней вели сначала наружные ступени, и только потом, уже поднявшись над крышами домиков, можно было попасть внутрь, чтобы подниматься дальше по винтовой лестнице.
– Я здесь! – крикнул герцог, появляясь на пороге башни. – Поднимайся сюда!
– Что, еще выше? – Бурлаков с тоской глянул наверх, прикидывая высоту подъема.
– Зато нам здесь никто не помешает!
– Это уж точно, – вздохнул генерал.
Наверху в башне у герцога было что-то вроде кабинета: стол, два удобных кресла, изрядный запас спиртного – от легких вин до чистейшего спирта, аптечка, книги, и – что выглядело вполне естественно – крупнокалиберный пулемет, черное рыло которого глядело через бойницу на перевал. У стены в ряд стояли винтовки и гранатометы.
– Присаживайся, – герцог указал на плетеное кресло, прикрытое волчьей шкурой. Герцог любил охоту. Бурлаков носил ружье лишь на всякий случай.
Не спрашивая, что гость будет пить, Поль налил Бурлакову в стопку водки. Себе в пузатый фужер – коньяк.
– За победу! – поднял тост.
У герцога горели глаза, как у мальчишки, который нашел в ящике комода припрятанный отцом пистолет.
– Победу над кем? Или над чем? – поинтересовался Бурлаков. Веселость герцога ему решительно не нравилась.
– Над императором Валгаллы.
– Разве мы с ним воюем? – Бурлаков так и не выпил. Отодвинул стопку. – Насколько я помню, у нас с императором договор о ненападении и разграничении территорий.
– Плевать на все договоры. Через год Валгаллы не станет – и конец игре. – Герцог смаковал коньяк и, кажется, не заметил, что старый друг не стал пить. – Они опасны. Я сотни раз говорил тебе: бойся! Этот мир должен принадлежать нам. Но пока мы щелкали клювами, император и его прихвостни набрали силу.
– Император – это всего лишь слово, миф, не более. Его Валгалла что-то вроде моей крепости. Только у него прячутся не раненые, а больные, страдающие в большей или меньшей приступами ненависти...
– Территории у них гораздо больше, – перебил Поль.
– Зато людей в крепости бывает примерно столько же.
– Ты преувеличиваешь. И потом, твои ребята всегда уходят весной и летом. А из Валгаллы не уходит никто.
– Все равно, император – лишь мелкий феодал, присвоивший себе громкий титул.
– Говорю: он набирает силу с каждым годом. Да что там с каждым годом – с каждым часом. Скоро он станет настолько сильным, что его будет не уничтожить. А сейчас еще можно.
– Ты нашел способ?
– Да.
Бурлаков не стал спрашивать, что планирует герцог. Сейчас речь не о том.
– Мне тоже не нравится Валгалла. Но это еще не повод, чтобы начинать террор.
– Знаешь, сколько у императора сейчас народу? Нет? Пятьдесят тысяч. У них полно оружия, арсеналы набиты под завязку. С такими силами император может диктовать законы по эту сторону врат, а скоро – и всем на другой стороне.
– Но пока не может? – уточнил Бурлаков.
Похоже, вопрос герцога несколько уязвил.
– Пока нет. Но это – вопрос времени. Как только император станет достаточно силен, он заставит мир на той стороне подчиниться. Никто не может вынести испытания силой. Может быть, отдельному человеку это иногда удается – одному из ста тысяч, к примеру. Но не организации, не стране, и уж тем более – не честолюбцам, занятым политикой. Как только кто-то становится сильнее, он заставляет окружающих подчиниться, принять его правила игры. Хорошо, если эти правила не особенно обременительны, а уступки не слишком велики. Тогда ты не замечаешь своего подчиненного положения. Или можешь сделать вид, что не замечаешь. Но тимократия, идеалы которой – беспрекословное подчинение и дисциплина, а цель – кровавая война, вряд ли позволит кому-то даже дышать не в такт своим устремлениям.
– Все это так, но у нас с ними договор! – напомнил Бурлаков. – Ты лично ездил подписывать.
– Ха, договор! Хорошо, если мы успеем прикончить их раньше, чем они захватят твою крепость.
– Ты преувеличиваешь зло, исходящее из Валгаллы.
– Категория зла тут не при чем. Оставь метафизику в покое. У них могут быть самые высокие побуждения, самые лучшие, самые замечательные. Дело в силе. Если они будут сильны, то начнут принуждать. Уж не знаю, что лучше, – когда тебя принуждают к добру или к злу. Если убьют твоих друзей, чтобы ты стал лучше, – тебе это понравится? Так что речь идет о силе. И о том, хочу я подчиняться этой силе или нет. А я не хочу!
– Ты так уверен в своей правоте... – Бурлаков с сомнением покачал головой.
– Григорий Иванович, друг мой! Вспомни: кто за десять лет до той, настоящей, войны предполагал, что она начнется? Не спорю, кое-кто предостерегал и предупреждал, но разве их слушали? Вспомни все эти рассуждения в газетах! Что писали? Что бормотали на ТВ? «Нам не нужна война. Мы только что пережили конфликт с исламской цивилизацией... Мерд! Друзья-китайцы! Вот у кого стоит учиться! Древняя цивилизация не способна на зло!» Ненавижу игру в слова. Когда рядом стоят два дома: один – пустующий и обветшалый особняк, а другой – многоэтажка, набитая народом, только вопрос времени, когда в особняк переселятся многочисленные соседи. Тем более что полиции нет, и порядок навести некому. Сначала в особняк будут наведываться мародеры и выносить все, что приглянется. А потом, не встречая сопротивления, они просто-напросто поселятся в нем. Ну... Разве не так?
– Все так.
– Тогда почему эта мысль не приходила никому в голову? То есть приходила, но ее считали чисто умозрительной концепцией. Все стыдливо молчали. Боялись спровоцировать, обидеть? А потом гром грянул. Так?
– Примерно. За исключением одного: конфликт был четко спланирован.
– Именно! Я к тому и веду речь. Потому что все расчеты показывали: в тот момент еще можно было победить, а два десятилетия спустя – уже невозможно. Эршелл был изобретен за несколько лет до настоящей войны, но проект положили под сукно, и все выглядело так, будто идет драка за углеводородное сырье. Одна провокация следовала за другой, подножки порой выходили неуклюжие. Но цель была поставлена: начать войну немедленно, или завтра мы ее проиграем. Причем все должно было выглядеть так, что мы защищаемся, а востюги нападают.
Бурлаков улыбнулся:
– Смотрю, зимой ты не терял времени даром и читал книги, привезенные из-за врат.
– Ты тоже читал их, Григорий Иванович. А если так, почему ты не согласен со мной теперь, когда я толкую: Валгалла опасна. Это ружье, которое уже сняли со стены, и оно непременно выстрелит.
– Ты знаком с нынешним императором Валгаллы.
– Но не знаю, кто придет за ним.
– Следуя твоей логике, всех сильных надо уничтожать?
– Примерно так. Может быть, потому люди и ненавидят сильных. А маленькие страны боятся огромных держав, пусть даже их лидеры улыбаются в тридцать два зуба. Они-то знают, что при первой возможности эти зубы вцепятся им в горло.
– Ну хорошо, допустим, ты прав, – Бурлаков нехотя уступил. – Но как ты собираешься уничтожить Валгаллу? Сколько человек в твоем распоряжении? Пять? Десять?
– Гораздо больше.
– Хорошо, пятьдесят или даже пятьсот против пятидесяти тысяч. Тебе не смешно?!
Герцог помолчал. Улыбнулся.
– Все-таки я советую тебе сначала выпить. А потом я расскажу, что планирую.
«Пусть он ошибается...» – мысленно пожелал Бурлаков и выпил водку залпом.
– Нам давно уже трудно говорить друг с другом, – заметил Поль. – Но я попробую. Потому что речь идет не только о нас с тобой, но еще о крепости и замке. Да и обо всем Диком мире. А заодно и о том, завратном. – Поль сделал паузу. – Я нашел вторые врата.
Бурлаков не вскочил, не закричал от изумления. Он так и остался сидеть, вертя стопку в руках. Внешне он остался совершенно спокоен.
– Давно ходят по Дикому миру слухи, что вторые врата существуют... Так это не выдумка? Они в самом деле есть?
– В зоне Недоступности вторая зона перехода. Сюда, к нам, проход открыт зимой, а на ту сторону, надо полагать, можно попасть летом.
– Как ты это обнаружил?
– Случайно. Обследовал Недоступные горы в декабре и вдруг увидел яхту. Она появилась буквально ниоткуда, расколола еще непрочный лед и встала. На палубе метались загорелые люди в майках и шортах. Трое мужчин и женщина. Они были в ужасе, ничего не понимали. Я дошел до них по льду. Лишь после того, как яхтсмены вылакали весь мой коньяк из фляги, мне удалось им что-то втолковать. Дикий мир? Но как они здесь очутились? Еще полчаса назад они плыли по теплым водам Саргассова моря. Я попытался завести заглохший мотор, но толку от этого не было никакого – ледокол из легкой яхты получился никудышный. Вскоре кораблик окончательно вмерз в воды озера. Я оставил незадачливым путешественникам почти все свои вещи и припасы, обустроил, как мог, а сам поспешил в замок, чтобы организовать спасательную экспедицию. Но когда я вернулся, на яхте уже никого не было. Мои путешественники ушли! Я кинулся по следу этих дурачков и... Знаешь, куда меня привели следы?
– Попытаюсь угадать? К зоне мортала?
– Именно.
– Они вошли в мортал?
– Нет. Не успели. Попали в снежный буран и все погибли.
– Всего лишь временная отсрочка. Рано или поздно кто-то придет с той стороны. Кто-то обнаружит, что люди пропадают в определенной точке пространства.
– С той стороны приходят каждую зиму. Но в Недоступных горах никто не выживает без посторонней помощи. Исчезновения в Вечном мире никого не удивят. Потому что на той стороне зона перехода... угадай с трех раз где?
Бурлаков улыбнулся:
– В Бермудском треугольнике?
– Как ты догадался? А впрочем... я же подсказал тебе, учитель! Замечательно! Ты не разучился разгадывать загадки. Ну, теперь ты понял, что все пропажи спишут на давнюю аномалию.
– Почему бы нам не сообщить наблюдателям, что существуют вторые врата? Чтобы их взяли под контроль?
– Отдать стражам всю власть? – возмутился Поль. – Как же! Я похож на идиота? Я сам собираюсь их контролировать. На ту сторону можно беспрепятственно провезти золото и камни. А с той стороны – любое оружие.
– Теперь понимаю: ты хочешь стать заурядным контрабандистом.
– Золото, пушки – все это не самоцель. Я хочу одним ударом уничтожить Валгаллу. И для этого мне нужно оружие, которое можно провезти только через те, вторые врата.
– О Господи, Поль! Для тебя это стало идеей фикс. Послушай, не могу сказать, что комфортно, но вполне сносно уже много лет мы сосуществуем с ними. Мне не нравится то, что они делают, но у них свои задачи, у нас – свои.
– О, да! У нас разные задачи! – издевательским тоном передразнил герцог. – Мы спасаем людей, они наращивают военную мощь. Хочу напомнить тебе, что просто так, ради одной платонической любви к оружию, это не делается.
– Тебя не поймут, Поль!
– Кто не поймет?
– Вечный мир.
– А мне это и не нужно. Я провезу через вторые врата «Немезиду» и уничтожу Валгаллу. Простой и изящный план.
– С помощью «Немы» уничтожишь Валгаллу? – удивился Бурлаков. – Как ты это сделаешь? У них там что, внутри ядерный реактор?
– Механизма тебе лучше не знать.
– Ну хорошо, – Бурлаков уже понял, что спорить бесполезно, и возражал скорее по инерции. – Их место тут же займут другие.
– Мы займем, потому что будем сильнее, особенно если сохраним контроль над вратами. Этот мир не создан для альтруистов. Крепость – это исключение, а не правило. Этот мир порожден агрессией и злобой. Ты живешь вопреки его законам.
– А ты, как я вижу, давно приобрел волчью хватку. – Бурлаков сокрушенно покачал головой. – Посмотри, как ты говоришь. В твоем голосе звучит ненависть.
– Это страх. Мой голос звенит от страха. Мне страшно! Страшно! За себя, за мою жену и ребенка, за мой замок. И за твою крепость – тоже. Они уничтожат все. Они не позволят нам существовать. Не потому что они такие злые, такие звери, а потому что такова их особенность. А теперь ответь: будешь мне помогать?
«Приезжай в замок. Я жду. Срочно. Герцог».
Значит, решение принято. Решение все изменить. Они часто говорили об этом лет пять или шесть назад: «Надо все менять! – повторял как заклинание Поль Ланьер. – Или мы погибнем».
Менять? Но Бурлаков ничего не хотел менять. Ему нравилась та жизнь, которую он вел. Крепость и люди, которые приходили каждый год осенью, а весной уходили, В этом было что-то от прежней его профессии, от учительствования. Встречать, брать под крыло, напутствовать, объяснять, что и как, а потом отпускать в Большой мир. А самому всегда оставаться в стенах школы-крепости с теми немногими, кто готов был с ним разделить нелегкий и скудный хлеб. Он собирался так продолжать, ничего не меняя, до самой смерти, обретая и провожая учеников, упиваясь каждой новой встречей, окрыляясь надеждой, пытаясь в каждом рассмотреть, на что тот способен и зачем прошел врата. И понимать, что никогда не доведется узнать – ошибался он или был прав, и что же вышло из каждого спасенного после ухода из крепости и возвращения в Вечный мир.
«Ты слишком доверяешь этим людям, – остерегал старшего товарища Ланьер. – Наступит день, и среди спасенных твоих появится Иуда».
«Я сумею его распознать», – улыбался в ответ Бурлаков.
«Не имеет значения. Он все равно предаст».
Все эти долгие разговоры с герцогом Бурлаков вспоминал, поднимаясь по узкой тропе верхом на смирной лошадке. Справа от тропинки скалы поднимались почти отвесно. Унылый и одновременно величественный пейзаж – вокруг крутые серые склоны, лишь кое-где можно было различить бледные зеленые мазки чахлой растительности, а за ними грядой вставали сверкающие снегами вершины.
Приходилось либо идти пешком к перевалу, либо ехать верхом: ни один транспорт, ни один даже самый современный вездеход не мог проехать по этой тропе. Герцогу нравилось прятаться среди безжизненных холодных скал, и это не удивляло Бурлакова. Ланьер обожал такие укрытия – подобных нор у него было несколько. Бурлаков знал, что где-то в Недоступных горах Ланьер в огромной пещере создал что-то вроде мини-завода, там же расположил и свой монетный двор. Герцог чеканил золотую монету, называл ее динарием, золото это имело хождения в Диком мире. Как-то герцогиня сказала Бурлакову, что Ланьер собирал монеты и ссыпал в огромный сундук в тайнике.
Замок герцога оседлал перевал. Со стен тропинка простреливалась по обе стороны. Впрочем, замок – название условное. Скорее уж клетушка, сторожка. Эти слова куда больше подходили к одному из обиталищ Ланьера. Скалы вздымались часовыми с двух сторон ущелья – голые, темные, почти черные. Уступ на одной скале слегка расширили, из обломков сложили стены и два одноэтажных домика и башню внутри, вырубили в скале просторное хранилище для припасов и оружия. Это убежище громко именовалось замком. На другой стороне перевала устроили сторожку. Там постоянно кто-то находился: наблюдал за окрестностями. Около сторожки имелась конюшня. Здесь Бурлакову пришлось оставить лошадь: дальше в замок вела вырубленная в скале лестница, по которой мог идти лишь один человек.
«Какая-то чертова литературщина...» – бормотал Бурлаков, карабкаясь все вверх и вверх, и, находя ногой ступеньку, каждый раз сомневался, что сможет на ней удержаться.
Вместо перил к скале крепился карабинами металлический трос. В случае опасности его вытянут наверх, оставив врагу лишь вбитые в скалы крюки. Такова лестница для людей. Грузы снизу поднимают лебедкой.
– Литературщина, – повторил Бурлаков, когда перед ним отворилась стальная дверь в стене.
Небольшой или лучше сказать – крошечный двор, сложенные из камня постройки. Домики с толстыми стенами, узкими оконцами, в случае опасности их можно закрыть стальными ставнями. В случае большой опасности вообще можно уйти в складские пещеры и там отсидеться или удрать и выйти далеко от замка через потайной ход. Башня, торчащая острым зубом, была выше домиков раз в пять или шесть. Ее возвели на отдельном уступе, так что к ней вели сначала наружные ступени, и только потом, уже поднявшись над крышами домиков, можно было попасть внутрь, чтобы подниматься дальше по винтовой лестнице.
– Я здесь! – крикнул герцог, появляясь на пороге башни. – Поднимайся сюда!
– Что, еще выше? – Бурлаков с тоской глянул наверх, прикидывая высоту подъема.
– Зато нам здесь никто не помешает!
– Это уж точно, – вздохнул генерал.
Наверху в башне у герцога было что-то вроде кабинета: стол, два удобных кресла, изрядный запас спиртного – от легких вин до чистейшего спирта, аптечка, книги, и – что выглядело вполне естественно – крупнокалиберный пулемет, черное рыло которого глядело через бойницу на перевал. У стены в ряд стояли винтовки и гранатометы.
– Присаживайся, – герцог указал на плетеное кресло, прикрытое волчьей шкурой. Герцог любил охоту. Бурлаков носил ружье лишь на всякий случай.
Не спрашивая, что гость будет пить, Поль налил Бурлакову в стопку водки. Себе в пузатый фужер – коньяк.
– За победу! – поднял тост.
У герцога горели глаза, как у мальчишки, который нашел в ящике комода припрятанный отцом пистолет.
– Победу над кем? Или над чем? – поинтересовался Бурлаков. Веселость герцога ему решительно не нравилась.
– Над императором Валгаллы.
– Разве мы с ним воюем? – Бурлаков так и не выпил. Отодвинул стопку. – Насколько я помню, у нас с императором договор о ненападении и разграничении территорий.
– Плевать на все договоры. Через год Валгаллы не станет – и конец игре. – Герцог смаковал коньяк и, кажется, не заметил, что старый друг не стал пить. – Они опасны. Я сотни раз говорил тебе: бойся! Этот мир должен принадлежать нам. Но пока мы щелкали клювами, император и его прихвостни набрали силу.
– Император – это всего лишь слово, миф, не более. Его Валгалла что-то вроде моей крепости. Только у него прячутся не раненые, а больные, страдающие в большей или меньшей приступами ненависти...
– Территории у них гораздо больше, – перебил Поль.
– Зато людей в крепости бывает примерно столько же.
– Ты преувеличиваешь. И потом, твои ребята всегда уходят весной и летом. А из Валгаллы не уходит никто.
– Все равно, император – лишь мелкий феодал, присвоивший себе громкий титул.
– Говорю: он набирает силу с каждым годом. Да что там с каждым годом – с каждым часом. Скоро он станет настолько сильным, что его будет не уничтожить. А сейчас еще можно.
– Ты нашел способ?
– Да.
Бурлаков не стал спрашивать, что планирует герцог. Сейчас речь не о том.
– Мне тоже не нравится Валгалла. Но это еще не повод, чтобы начинать террор.
– Знаешь, сколько у императора сейчас народу? Нет? Пятьдесят тысяч. У них полно оружия, арсеналы набиты под завязку. С такими силами император может диктовать законы по эту сторону врат, а скоро – и всем на другой стороне.
– Но пока не может? – уточнил Бурлаков.
Похоже, вопрос герцога несколько уязвил.
– Пока нет. Но это – вопрос времени. Как только император станет достаточно силен, он заставит мир на той стороне подчиниться. Никто не может вынести испытания силой. Может быть, отдельному человеку это иногда удается – одному из ста тысяч, к примеру. Но не организации, не стране, и уж тем более – не честолюбцам, занятым политикой. Как только кто-то становится сильнее, он заставляет окружающих подчиниться, принять его правила игры. Хорошо, если эти правила не особенно обременительны, а уступки не слишком велики. Тогда ты не замечаешь своего подчиненного положения. Или можешь сделать вид, что не замечаешь. Но тимократия, идеалы которой – беспрекословное подчинение и дисциплина, а цель – кровавая война, вряд ли позволит кому-то даже дышать не в такт своим устремлениям.
– Все это так, но у нас с ними договор! – напомнил Бурлаков. – Ты лично ездил подписывать.
– Ха, договор! Хорошо, если мы успеем прикончить их раньше, чем они захватят твою крепость.
– Ты преувеличиваешь зло, исходящее из Валгаллы.
– Категория зла тут не при чем. Оставь метафизику в покое. У них могут быть самые высокие побуждения, самые лучшие, самые замечательные. Дело в силе. Если они будут сильны, то начнут принуждать. Уж не знаю, что лучше, – когда тебя принуждают к добру или к злу. Если убьют твоих друзей, чтобы ты стал лучше, – тебе это понравится? Так что речь идет о силе. И о том, хочу я подчиняться этой силе или нет. А я не хочу!
– Ты так уверен в своей правоте... – Бурлаков с сомнением покачал головой.
– Григорий Иванович, друг мой! Вспомни: кто за десять лет до той, настоящей, войны предполагал, что она начнется? Не спорю, кое-кто предостерегал и предупреждал, но разве их слушали? Вспомни все эти рассуждения в газетах! Что писали? Что бормотали на ТВ? «Нам не нужна война. Мы только что пережили конфликт с исламской цивилизацией... Мерд! Друзья-китайцы! Вот у кого стоит учиться! Древняя цивилизация не способна на зло!» Ненавижу игру в слова. Когда рядом стоят два дома: один – пустующий и обветшалый особняк, а другой – многоэтажка, набитая народом, только вопрос времени, когда в особняк переселятся многочисленные соседи. Тем более что полиции нет, и порядок навести некому. Сначала в особняк будут наведываться мародеры и выносить все, что приглянется. А потом, не встречая сопротивления, они просто-напросто поселятся в нем. Ну... Разве не так?
– Все так.
– Тогда почему эта мысль не приходила никому в голову? То есть приходила, но ее считали чисто умозрительной концепцией. Все стыдливо молчали. Боялись спровоцировать, обидеть? А потом гром грянул. Так?
– Примерно. За исключением одного: конфликт был четко спланирован.
– Именно! Я к тому и веду речь. Потому что все расчеты показывали: в тот момент еще можно было победить, а два десятилетия спустя – уже невозможно. Эршелл был изобретен за несколько лет до настоящей войны, но проект положили под сукно, и все выглядело так, будто идет драка за углеводородное сырье. Одна провокация следовала за другой, подножки порой выходили неуклюжие. Но цель была поставлена: начать войну немедленно, или завтра мы ее проиграем. Причем все должно было выглядеть так, что мы защищаемся, а востюги нападают.
Бурлаков улыбнулся:
– Смотрю, зимой ты не терял времени даром и читал книги, привезенные из-за врат.
– Ты тоже читал их, Григорий Иванович. А если так, почему ты не согласен со мной теперь, когда я толкую: Валгалла опасна. Это ружье, которое уже сняли со стены, и оно непременно выстрелит.
– Ты знаком с нынешним императором Валгаллы.
– Но не знаю, кто придет за ним.
– Следуя твоей логике, всех сильных надо уничтожать?
– Примерно так. Может быть, потому люди и ненавидят сильных. А маленькие страны боятся огромных держав, пусть даже их лидеры улыбаются в тридцать два зуба. Они-то знают, что при первой возможности эти зубы вцепятся им в горло.
– Ну хорошо, допустим, ты прав, – Бурлаков нехотя уступил. – Но как ты собираешься уничтожить Валгаллу? Сколько человек в твоем распоряжении? Пять? Десять?
– Гораздо больше.
– Хорошо, пятьдесят или даже пятьсот против пятидесяти тысяч. Тебе не смешно?!
Герцог помолчал. Улыбнулся.
– Все-таки я советую тебе сначала выпить. А потом я расскажу, что планирую.
«Пусть он ошибается...» – мысленно пожелал Бурлаков и выпил водку залпом.
– Нам давно уже трудно говорить друг с другом, – заметил Поль. – Но я попробую. Потому что речь идет не только о нас с тобой, но еще о крепости и замке. Да и обо всем Диком мире. А заодно и о том, завратном. – Поль сделал паузу. – Я нашел вторые врата.
Бурлаков не вскочил, не закричал от изумления. Он так и остался сидеть, вертя стопку в руках. Внешне он остался совершенно спокоен.
– Давно ходят по Дикому миру слухи, что вторые врата существуют... Так это не выдумка? Они в самом деле есть?
– В зоне Недоступности вторая зона перехода. Сюда, к нам, проход открыт зимой, а на ту сторону, надо полагать, можно попасть летом.
– Как ты это обнаружил?
– Случайно. Обследовал Недоступные горы в декабре и вдруг увидел яхту. Она появилась буквально ниоткуда, расколола еще непрочный лед и встала. На палубе метались загорелые люди в майках и шортах. Трое мужчин и женщина. Они были в ужасе, ничего не понимали. Я дошел до них по льду. Лишь после того, как яхтсмены вылакали весь мой коньяк из фляги, мне удалось им что-то втолковать. Дикий мир? Но как они здесь очутились? Еще полчаса назад они плыли по теплым водам Саргассова моря. Я попытался завести заглохший мотор, но толку от этого не было никакого – ледокол из легкой яхты получился никудышный. Вскоре кораблик окончательно вмерз в воды озера. Я оставил незадачливым путешественникам почти все свои вещи и припасы, обустроил, как мог, а сам поспешил в замок, чтобы организовать спасательную экспедицию. Но когда я вернулся, на яхте уже никого не было. Мои путешественники ушли! Я кинулся по следу этих дурачков и... Знаешь, куда меня привели следы?
– Попытаюсь угадать? К зоне мортала?
– Именно.
– Они вошли в мортал?
– Нет. Не успели. Попали в снежный буран и все погибли.
– Всего лишь временная отсрочка. Рано или поздно кто-то придет с той стороны. Кто-то обнаружит, что люди пропадают в определенной точке пространства.
– С той стороны приходят каждую зиму. Но в Недоступных горах никто не выживает без посторонней помощи. Исчезновения в Вечном мире никого не удивят. Потому что на той стороне зона перехода... угадай с трех раз где?
Бурлаков улыбнулся:
– В Бермудском треугольнике?
– Как ты догадался? А впрочем... я же подсказал тебе, учитель! Замечательно! Ты не разучился разгадывать загадки. Ну, теперь ты понял, что все пропажи спишут на давнюю аномалию.
– Почему бы нам не сообщить наблюдателям, что существуют вторые врата? Чтобы их взяли под контроль?
– Отдать стражам всю власть? – возмутился Поль. – Как же! Я похож на идиота? Я сам собираюсь их контролировать. На ту сторону можно беспрепятственно провезти золото и камни. А с той стороны – любое оружие.
– Теперь понимаю: ты хочешь стать заурядным контрабандистом.
– Золото, пушки – все это не самоцель. Я хочу одним ударом уничтожить Валгаллу. И для этого мне нужно оружие, которое можно провезти только через те, вторые врата.
– О Господи, Поль! Для тебя это стало идеей фикс. Послушай, не могу сказать, что комфортно, но вполне сносно уже много лет мы сосуществуем с ними. Мне не нравится то, что они делают, но у них свои задачи, у нас – свои.
– О, да! У нас разные задачи! – издевательским тоном передразнил герцог. – Мы спасаем людей, они наращивают военную мощь. Хочу напомнить тебе, что просто так, ради одной платонической любви к оружию, это не делается.
– Тебя не поймут, Поль!
– Кто не поймет?
– Вечный мир.
– А мне это и не нужно. Я провезу через вторые врата «Немезиду» и уничтожу Валгаллу. Простой и изящный план.
– С помощью «Немы» уничтожишь Валгаллу? – удивился Бурлаков. – Как ты это сделаешь? У них там что, внутри ядерный реактор?
– Механизма тебе лучше не знать.
– Ну хорошо, – Бурлаков уже понял, что спорить бесполезно, и возражал скорее по инерции. – Их место тут же займут другие.
– Мы займем, потому что будем сильнее, особенно если сохраним контроль над вратами. Этот мир не создан для альтруистов. Крепость – это исключение, а не правило. Этот мир порожден агрессией и злобой. Ты живешь вопреки его законам.
– А ты, как я вижу, давно приобрел волчью хватку. – Бурлаков сокрушенно покачал головой. – Посмотри, как ты говоришь. В твоем голосе звучит ненависть.
– Это страх. Мой голос звенит от страха. Мне страшно! Страшно! За себя, за мою жену и ребенка, за мой замок. И за твою крепость – тоже. Они уничтожат все. Они не позволят нам существовать. Не потому что они такие злые, такие звери, а потому что такова их особенность. А теперь ответь: будешь мне помогать?